Яйца Шпенглера

Автор: Братья Ливер Борщ
Накидаться коктейлями и орать по закоулкам паскудные песни? Сходить в клуб «3,14ZZZYes!» и под грохот рейва погрязнуть в очередном кислотном трипе? Или напичкать айфон картинками и мелодиями посвежее? Ещё – купить, заказать через Интернет, а то и просто напиздить в бутике каких-нибудь дизайнерских шмоток. Варианты, варианты, варианты… Все они в равной степени – тщета и скука, что очевидно. Впрочем, оставим стереотипы о приземлённости и скудоумии жителей планеты. Это лишь отрыжка общественного сознания и не более. Есть – да, есть! – гармонично развитые индивиды, которые отшвыривают к хуям мишуру модных развлечений и находят отраду в простоте и естественности.
Стэн как раз из таких. 24-летний блондин с лицом викинга, подавшегося в программисты: своеобразный микс брутальности и инфантилизма. Рост – 188 см., вес – 54 кг.: с точки зрения антропометрии, практически идеальные характеристики, что бы там не поквакивали из своих углов недобитые культуристы, милитарюги и колбасные магнаты. Неженат. Источник дохода – родители.
…Комнату ласково подсвечивает сияние монитора. Из угла источает свои миазмы горка носков. Стэн заряжает в поисковик фразу «Поебацца безплатно и без ригистрации». Волнующий момент загрузки страницы и вот уже на экране раскладывается пасьянс JPEG-файлов — фотографии виртуальных партнёров. Просто цветник! Каждый посетитель обречён найти себе пару для сказочной поёбки. Здесь девушки Бонда, парни Бонда, прима Большого театра Эльвира Глуховская, поп-идол Митя Нолан и даже страстный грузин Заза. В конце концов, юноша останавливает выбор на порно-звезде Николь Дюрекс (90-60-90, 177 см., 41 кг.).
Стэн достаёт из шкафа чудо техники: продолговатый предмет, опутанный проводами, будто лианами. Снимает шорты, прячет девайс между ног, предварительно размотав три провода, на концах которых закреплены электроды. Два — аккуратно подцепить к вискам, и один — на спину. Конечно, врубить стереосистему. Вот так, пиздато! Можно начинать.
Дыхание становится прерывистым, пальцы подрагивают. Стэн щёлкает по ссылке «ВЫЕБАТЬ» рядом с фотографией избранницы. Как обычно, следует взрыв непередаваемых ощущений. Пизда мисс Дюрекс оказывается довольно разъезженной, виртуальный член вторгается в неё дерзко как зонд гинеколога. Картинка на экране приходит в движение: развратная сучка начинает ворочаться, закатывать глаза от наслаждения, из динамиков брызжут её стоны и чувственные всхлипы. Стэн дышит всё тяжелее: он мечтает дать ей на клык, но это, равно как фистинг, римминг и прочие сладкие забавы, является привилегией зарегистрированных пользователей.
Внезапно дверь в комнату приоткрывается, в образовавшийся проём вплывает лицо матери, а заодно и густые ароматы съестного. Мать, менеджер по персоналу в сети салонов мобильной связи, с теплом и заботой смотрит на бьющегося в экстатических конвульсиях Стэна:
— Сынок, нажми на паузу, а? Я борщ приготовила. Правда, он, сука, дорогой щас стал в магазине – 500 юаней за пакетик. Но ничо, купила. Я его кипятком уже залила, пойдём, покушаешь, пока свеженький. А поебаться всегда успеешь, дурное дело нехитрое.
— Иду, мам, сейчас иду, — хрипит Стэн, зажмурившись и истекая потом. Действительно, придётся прервать процесс. Никто не умеет заваривать борщ лучше мамы, это без базара. А электронный оргазм можно испытать чуточку позже. Стэн нацеливает курсор на прямоугольник с двумя вертикальными полосками, и Николь Дюрекс, порнозвезда из Лас-Вегаса, оцепеневает как замороженная. Отлично! А теперь — борщ!

Аскариды
Санёк чешет жопу. Стоять неудобно – надо сесть. Сидеть тоже неудобно, пока не взгромоздишь ноги на стол. Но даже это не позволит полностью расслабиться, если в одной руке не будет банки «Ягуара» или «Страйка», а в другой – пульта от телевизора. Когда же все условия соблюдены, Санёк чувствует себя халифом.
В окрестных домах вспыхивают светляки окон. Над кварталом тушей нависает заброшенный небоскрёб. Санёк зевает и потягивается так искренне, что кресло под ним издаёт сдавленный стон. На Саньке треники с коленями-пузырями, майка, шлёпанцы. Наряжаться не для кого – два дня назад сожительница умотала к маме, исходя праведным гневом, проклятьями и соплями.
Санёк чешет жопу. Отхлёбывает из банки и нажимает кнопку на пульте. Чёрная пасть экрана ощеривается картинкой одного из спутниковых каналов. Так, что там у нас? Угу, ясно, «Биг-Мак-Марафон». Прямой эфир, как всегда. Сидя за столом перед камерами и гипнотизируя телеаудиторию сосредоточенным видом, толстяк пожирает гамбургеры на скорость. В верхнем углу пульсирует отсчёт времени – если верить ему, шоу продолжается уже 2ч. 36 мин. Рядом счётчик фиксирует текущий показатель – 114 гамбургеров. Лицо толстяка обильно перемазано кетчупом, щёки раздуты так, будто за ними припрятаны два бильярдных шара.
— ААААА, красава, — Санёк чешет жопу. Одобрительно гогочет. – Вот ёбте… Это… Бля… Умеет же. Это тебе бля не хуй собачий бля. ЫЫЫ.
На отметке «124» жирдяй сгибается и звучно блюёт в бадейку с логотипом спонсора трансляции – сети ресторанов быстрого питания «HAWKa». Под громогласное одобрение зрителей в студии, героя выворачивает на протяжении ещё 37 минут. После чего ведущий растягивает губы-пончики в жирной улыбке, благодарит публику за внимание и прощается до новых встреч в эфире.
— И чо, всё? Ссссука, — Санёк разочарован как ребёнок, которого раздразнили конфетой, а после вероломно оставили без сладкого. Он выплёвывает в ладонь жвачку и швыряет её в направлении телевизора. Обслюнявленный колобок повисает на экране. Та-ак, переключаем канал. Здесь что? Не спиздеть, кажется, новости:
«Вчера на центральной площади полицейские задержали группу подозрительных лиц, — женщина в пиджаке и с прилепившейся ко лбу жвачкой забуривается в Санька взглядом, полным тревоги и напряжения. – Группа из шести человек привлекла внимание блюстителей правопорядка своим вызывающе интеллигентным видом. Задержанные попытались оказать сопротивление, цитируя древнекитайских мыслителей и главы из конституции, после чего их доставили в РОВД. При задержании были изъяты удостоверения профессоров вуза, экземпляры журнала «Вопросы философии» и книга некоего Освальда Шпенглера «Закат Европы». Сейчас сотрудники правоохранительных органов занимаются уточнением личностей задержанных».
Лицо дикторши внезапно озаряется плакатным дружелюбием:
«Смотрите далее в нашей программе: 8-летняя школьница выиграла судебный процесс у собственной матери. Руководитель партии «Пацанский союз» Костян Облеухов на встрече с представителями СМИ ответил на предъявы избирателей и сделал несколько чётких заявлений. Четверть века под софитами: легендарная группа «Красные Сиськи» празднует юбилей. И на сцене областного драматического театра состоялась долгожданная премьера спектакля «Братва, не стреляйте друг в друга» по пьесе драматурга Мишани Кольщика. Не переключайтесь, камрады, будет интересно».
— Ну и хули тут — «интересно»… — Санёк чешет жопу и залпом выплёскивает в себя полбанки «Ягуара». – Пиздоболы сука нахуй…Твари ебучие…
Но всё-таки, бля, телек…Это как глазок, в который можно не только наблюдать причудливые мирки, но и менять их когда и как захочется. Вот копошатся на стройке какие-то смуглые люди в робах. На их харях грязь, в глазах пустота, а в движениях сосредоточенность. Убожество, здесь смотреть явно не на что. Вот плотоядно хохочут амбалы в белых халатах – кажется, это молодёжный сериал «Проктологи». Уставившись в экран, Санёк чувствует себя Богом – он может подсматривать, оценивать, посмеиваться над дымящимися страстями, а если захочет, одним нажатием кнопки отправит все эти миры в небытие. Впрочем, при желании можно вернуть их на место – легко.
Сегодня что-то игра в Бога остопиздела на удивление быстро. Санёк выключает телевизор и чешет жопу. Сбегать за «Ягуаром»? Ну какой к хуям «Ягуар» — во всех карманах вместе взятых осталось десять рублей. Значит, следует копаться в себе – думать о жизни, искать ключ к двери, за которой таится смысл бытия. Санёк закрывает глаза, чтобы лучше сосредоточиться. В темноте маячат радужные кляксы.
— Жопа чешется, — размышляет Санёк. – А хули она это?.. Нет, ну ёбаный в рот… Ээээээ… Хотя, так-то ваще-то похуй. Пиздец, блять-ебать…. ЫЫЫЫ.
…Обмякнув, тело Санька расплывается по креслу. Пульт выскальзывает из ослабевшей руки и падает на ковёр рядом с опустошёнными алюминиевыми банками. Санёк видит сон: вращающееся чрево бетономешалки под завязку набито гамбургерами. Он, Санёк, с пластикой утопающего барахтается внутри, чешет жопу и одновременно трахает ведущую теленовостей. На лбу женщины белеет комок жвачки.

Звери внутри
«Jedem das Seine», как справедливо начертали на вратах концлагеря мудрецы древности. Быдланам – кабак, скатерть в крошках, пепельницы с горками мусора и вонючее суррогатное пойло. Менеджерам среднего звена, юристам и коммерсам – заведение поприличнее, вискарь и бильярдный стол. Ну а ценителям изящного – коньяк в театральном буфете или в баре галереи живописи.
Посреди холла в центре современного искусства «ЗЖБИ №5» толпится публика. Полнотелые искусствоведы прихлёбывают из фляжек, надувают физиономии высокомерием. Переговариваются о чём-то между собой, стараясь добавить своим словам увесистости изощрённой жестикуляцией. Между колоннами шныряет похожий на бомжа коротышка в очках, растянутой красной кофте и с седой всклокоченной бородёнкой. Это редактор газеты «А хули?!» — оплота контркультуры, бессовестно теснимого со всех сторон реакционными изданиями. По привычке притаившись за углом здания, покуривают мальчики-неформалы и девочки-неформалки. Отличить первых от вторых – задача посильная не для всякого.
О причинах ажиотажа разливаются афиши, расклеенные по городу. Только сегодня и уже никогда больше – художник-постмодернист Тимур Шатбо осчастливит поклонников исключительной акцией под названием «Звери внутри». Шедевр современной живописи ворвётся из небытия в реальность прямо на глазах у публики. «Посредством Картин этого Мастера говорят Боги», — уверяет выпущенный организаторами пресс-релиз. И какие могут быть в том сомнения?!
Сам художник – предмет воздыханий девиц из художественного училища им. Артёма Лоскутова. Знаменитость. Талант. Да хули там — гений! Няшка с дипломами международных конкурсов и с ключами от «Бентли». Мечта!
В зале, где намечается действо, висит напитанный тайной полумрак. Пахнет духами и почему-то имбирными пряниками. На одной из стен закреплён внушительный по размеру кусок холста – это арена, которую прямо сейчас буйно расцветит дар живописца. Помещение переполнено. Как всегда и бывает на подобных выставках, пьяных довольно много, но до рукоприкладства пока не доходит.
В гуще зрителей топчутся Алиса и Ростислав. «Обожаю альтернативное искусство», — виртуально признаётся миру Алиса со своей страницы в социальной сети. Ростислав, до знакомства с Алисой обожавший текилу, казино и японские тачки, ныне, по необходимости, тоже кипит страстью к альтернативному искусству. В ожидании начала перфоманса, они тискают друг друга и в пол голоса ведут обычные для влюблённых беседы:
— Ну давай поебёмся, — протяжно гундосит Ростислав. – Сейчас. Здесь. Помнишь, как тогда на фестивале кельтской музыки? Я тогда кончил 17 раз. Даже хуй натёр.
— Отвали, а, — ломается Алиса. – Чо как маленький? Мы ещё не видели, что здесь твориться будет. А вдруг он хуйню какую-нибудь нарисует, тогда что? Ты что хочешь ебаться где попало? Приличия-то надо соблюдать, не дикие же. Не вкуриваешь, что, если мы сделаем, как ты хочешь, значит, мы выразим ему и его творчеству своё полное одобрение? Как это, кто такое сказал?! Так принято считать, если чо. А то, блять, так бы все и еблись на фоне унылого говна, высранного бездарностями и всякими задротами. Да, у тебя, милый, я смотрю, совсем нет ни вкуса, ни чувства прекрасного. Боже мой, с кем я связалась!
Ростислав недовольно сопит и, пялясь по сторонам, елозит рукой в кармане джинсов. Воистину, хуй проссышь в мутных обычаях этих знатоков актуального искусства. Запреты, нормы, условности… Но уж вздрочнуть-то в своё удовольствие ему никто помешать не в силах!
Когда в зал прыжком хищника врывается сам Тимур Шатбо, его встречает мощный шквал визга поклонниц, который кажется, непременно должен согнуть культового художника пополам и отбросить обратно к двери. Однако же этого не происходит. Живописец по традиции приветствует публику рукой с оттопыренным средним пальцем, после чего принимается за дело. Творец вооружён: не кистью и палитрой, но оружием по сравнению с которым традиционный арсенал художника выглядит набором трубочек для плевания горошинами. Тимур выносит с собой объёмный сосуд – нечто среднее между тазом и кастрюлей. В кулаке гений сжимает шпатель. Зрители отталкивают друг друга локтями и сочно матерятся: видеть, видеть, видеть всё в мельчайших подробностях.
Художник приспускает штаны до колен, и, чуть присев, столбенеет в позе горнолыжника на спуске. Поросшие волосами ягодицы нависают над принесённой ёмкостью. Поклонницы шумно приветствуют акт опорожнения кишечника кумира. Подтеревшись, Шатбо хватает шпатель и начинает широкими мазками наносить фекалии на полотно. Через пятнадцать минут пол под ногами шамана живописи облеплен говёнными катышками, а на холсте зловонно буреет детище Гения. Полосы, зигзаги, дорожки, закручивающиеся в петли – всё это образует сложную композицию, в хитросплетениях которой, всякий увидит то, что нашепчет ему собственное воображение.
Зрители, булькая, захлёбываются экстазом – только, что на их глазах свершилась революция в искусстве.
— Какая полисемантичность, какая чёткость линий, — восхищаются критики и богемные тусовщики. – И вот как только он добивается такого богатства спектра?!
— Тимурчик, лапочка, я хочу от тебя ребёнка! – взвизгивают, тряся телесами, девицы из училища им. Артёма Лоскутова.
— Польтцер! Польтцер! Леу! – грохоча хохотом шизофреника, выгавкивает редактор газеты «А хули?». Но все его попытки с помощью эпатажа перетянуть на себя хоть краешек внимания публики, сегодня обречены на фиаско.
Сплетясь в пышущий животной энергией ком, барахтаются на полу Алиса и Ростислав.
И хотя здание галереи клокочет лавой восторга, есть здесь, как это ни странно, и те, кто искренне равнодушен к происходящему. За стеной смуглые люди перетаскивают ящики с плиткой. Иноземный говор резок как суховей, треплющий саксаулы в пустыне. Робы плиточников забрызганы цементным раствором.

DJ Dostoevsky
— Слышь, Эд, а чо ваще за тело этот Раскольников? Какого хера сегодня дресс-код такой ебанутый? – Макс заказывает бокал абсента и вальяжно усаживается на табурет около стойки. Нужно подавить дискомфорт и постараться не забывать, что прикид, вытащенный из ящика с тряпьём, пылью и реликвиями детства – это всего лишь часть игры. Плащ в заплатках, шляпа, стоптанные ботинки из кожзаменителя на фоне хай-тек интерьеров клуба «ЭдеМ» смотрятся дико, чужеродно.
— Не знаю, я под низ нормальное одел, — Эд оттягивает ворот свитера в ромбик. Из-под рубища проглядывает белоснежная сорочка. – Потом, как ясно станет чо почём, рваньё скину. А так вообще я без понятия, чего они там мутят.
…В чём фишка сегодняшней шоу-программы – знать пока не положено. Умалчивают об этом даже буклеты, стопки которых размётаны по столам при входе. Благоухающая парфюмом бумага, шаловливо скачущие лиловые буквы: «ТЕМАТИЧЕСКАЯ ВЕЧЕРИНКА «RASKOLNIKOV PARTY». «ПРЕСТУПЛЕНИЕ» БЕЗ НАКАЗАНИЯ». Как обычно. «ЭдеМ» позиционирует себя в качестве клуба для людей с интеллектом.
В баре относительно тихо, можно разговаривать. Хотя и сюда через прозрачную дверь дотягиваются с танцпола хвосты лазерных лучей, в грохоте басов полощутся арэнбишные стенания. Макс заедает лаймом второй абсент, когда его айфон начинает эпилептически вибрировать. Разговор длится всего секунд десять, но, похоже, сообщено нечто важное. Лицо Макса корёжит улыбка, заряженная торжеством и предвкушением:
— Наиль подъехал. Марки подвёз. У тебя бабло с собой есть?
… Угарное волшебство. Кислотный рай. Путешествие из духоты и смрада пьяной ночи прямиком в Нирвану. Когда стрелки часов вдруг оплывают, медленно стекая по циферблату. И вихри огней неясной природы подхватывают твоё сознание, унося в миры, цвета которых могут оглушить яркостью, а звуки – смачно влепить под дых. Вспышки света выдёргивают из мрака странные пустоши, где бродят сказки-шатуны и размеренно стучит колотушкой Вечность. Но вот уже кто-то со всей силы молотит тебя по голове и щекам. Очнувшись, ты понимаешь, что обосрался и лежишь, икая, в озерке собственной блевотины. Вот так жизнь крошит иллюзии, снова тыкая тебя мордой в миску с баландой повседневности…
Бесчувственное тело Макса выносят на носилках санитары скорой. Бренчат словами – «интоксикация», «асфиксия», «торчок поганый, вас таких уебанов туча, а у нас на вызовы выезжать некому». А виной всему глупая максова блажь запивать ЛСД водкой. Но ничего, выкарабкается. Не впервой.
Человек в свитере с ромбиками бесцельно слоняется по зданию клуба. Ему кажется, что он в лабиринте, в катакомбах, и непременно должен найти выход. Охранники уже накидались, поэтому не реагируют на него, а лишь добродушно гыгыкают вслед. Неожиданно для самого себя Эд вплывает в пространство, озарённое хищным сиянием ультрафиолетовых светил. Он с интересом прогуливается меж столиков со снедью и бухниной, в душе бурлит восторг первооткрывателя. Чуть поодаль Эд замечает сцену, подходит ближе и, не мешкая, на неё влезает. Именно тогда как-то сразу обрушивается ясность: помещение, где он находится, заполнено шумными, претенциозно разодетыми людьми. На сцене тоже кроме самого Эда, явно есть кто-то ещё. Прямо посередине желтеют лепёшки лиц. Эд, пошатываясь, приближается к этим людям, и, наконец, может их разглядеть в деталях.
На табурете в центре сцены восседает сгорбленная старуха. Она уныло шлёпает губами, то и дело, запуская палец в ноздрю, и смотрит на толпу зрителей безучастными коровьими глазами. Вокруг старухи мечется тип с микрофоном – шоумен, мачо танцполов и afterparty: сальная косичка, расстёгнутая ширинка, ужимки пидора-альфонса. И главное голос – разлитый по динамикам, он скрежещет как бензопила, жужжит наглостью и самодовольством. Внезапно взгляд Эда цепко впивается в лежащий на сцене топор… Словно тараканы, растревоженные светом, в голове оживают мысли.
Рукоять топора чуть шершавая, но от того, ещё более приятная на ощупь. Рядом беснуется и подначивает тип с микрофоном, в нетерпении горланят зрители. Эд заносит топор и, с неожиданной для самого себя хладнокровной мясницкой хваткой вонзает лезвие в голову старухи… Глупо всплеснув руками, жертва валится с табурета. Из её лба пробивается тревожно-красный родник. Одновременно зарядом выстреливают в зале вой и улюлюканья публики. Дикий гвалт шабаша.
— Нет, вы видели? – бесчинствует в колонках голос мохитового мачо. – Как мастерски он её расколол! Безпизды, это претендент номер один на то, чтобы получить почётное звание «Раскольников недели».
Эд купается в приветствиях публики, и ощущает себя победителем. «Не зря сходил! Оттопырился кульно. Даже денег не жалко. А Макс затупок, что свалил так рано. И чо приходил вообще? Всегда знал, что он зануда», — вернувшись к рассвету домой и забравшись под одеяло, Эд ещё оглушён раскатами эйфории. Но отходняк уже начинает хозяйничать в душе и желудке, вертеть мысли болезненным смерчем, накачивать голову тяжестью. Когда Эд проваливается в забытьё, его оплетает паутиной тягучий и липкий кошмар: какие-то смуглые люди в робах и голицах стягивают с Эда штаны, валят его на пол, намереваясь унизить как мужчину. Эд заходится визгом, хотя отчётливо понимает, что спасению взяться неоткуда. И, скосив глаза на своих мучителей, видит, что те уже наготове, а вместо хуёв у них дыбятся, грохоча, включённые перфораторы. «Помоги, Господи, ну ёб твою мать, ну помоги же аааааааааааааааа…», — верещит Эд, но низкие серые небеса тяжелы как подошва Бога. Один миг, и окурок вдавлен ещё глубже в грязь.

Game Over
Рождение, жизнь, смерть… Ничто не в силах остановить колесо Сансары. И нет трагичнее жребия, чем, мотая срок в этом мире, быть свидетелем заката некогда могучей культуры. Постигать красоту угасания и распада. Следить за тем, как исполнители главных ролей навсегда скрываются за кулисами, а реквизит, да и саму сцену растаскивают по частям мерзавцы из массовки. Как мечутся в агонии великие народы, вооружённые достижениями техники, благами цивилизации и свободой нравов. И как затрещинами изгоняют прежних гегемонов с арены варвары в засаленных робах, размахивающие кирками, баулами в полоску и паспортами Китайской народной республики.
Поток времени поглотит всё. На месте резиденций монархов останутся руины, заросли бурьяна и нанюхавшиеся клея подростки. Нет гордых эллинов – есть плюгавые хитрожопые греки, нация лавочников и таксистов. Нет римлян – где высились их дворцы, ныне чадят зловонием пиццерии и ломятся от посетителей публичные дома. О египтянах лучше умолчать вовсе. «Siс transit gloria mundi» — что, собственно, можем мы к этому добавить?
И когда рухнут Эйфелева башня и курс евро, когда навечно затихнет Биг-Бен, а Нидерланды сгинут в пасти океана – тогда, как гласят пророчества, на закате в небе над Цюрихом и Лозанной повиснет ужасающий исполин с трезубцем и огромными волосатыми яйцами. Он повернёт скрытый от наших взглядов рубильник, и материк намертво стиснет тьма.