ППРЦ или Поезд Последнего Русского Царя

Автор: Сюрикен Смектоглазов Борис Гребенщиков как-то пропел:
Этот поезд в огне,
И нам некуда больше бежать.
Эта земля была нашей,
Пока мы не увязли в борьбе.
Она умрет, если будет ничьей.
Пора вернуть эту землю себе.
***

Я даже заплясал, но мне пришлось рассказать свою историю.
Ах уж эта история!
Обложившись книгами, я погряз в ней словно в болоте.
Наступил момент перенасыщения.
От переизбытка кофе и бессонных ночей начало лихорадить.
Кофеварка сломалась.
Приходилось варить кофе по-польски и плеваться от его остатков на донышке.
Приходилось жить вполне обычной жизнью, не подозревая о том, что она уже резко изменилась.

Убийца пришел ко мне ближе к вечеру в воскресенье.

В этот момент я сидел в своей квартире, стараясь не думать ни о чём, а он позвонил в дверь.

В его руках была 2-х литровая бутылка пива, и он сказал, что хочет со мной познакомиться.

Я сделал маленький глоток и понял: «в бутылке бултыхается яд!»

Я старался быть очень вежливым, но пальцы внезапно вцепились в глотку убийце, а рука вдавила его голову в стену так, что она ушла туда на несколько сантиметров вглубь.

И я шепнул ему на ушко:
«Убивая, вы делаете меня только сильнее!»

Но все же, ураганом мимо моих глаз пронеслась вежливая мысль, вдуваясь прямо в глаза непрошенному гостю:
«Замуровано чудовище, дабы почивать. Сказал бы ты, дядя, своим хозяевам, чтобы больше не рушили мой покой».

Может быть, он понял ход моей мысли правильно, поскольку след его простыл сам собой.
***

А на другой день ближе к вечеру моя девушка принесла мне газету.

В ней было написано, что на Лубянке взорвали здание.

«По крайней мере, – комментировал я за ужином, – они больше не будут писать: «ФСБ взрывает Россию!»

Но один вопрос так и крутился в голове, пока подушка не была готова переправить меня через черную реку в параллельный мир. Да и мысль была тупая, но все же: «а ведь России-то уже давно нет! Но когда это случилось? Когда?»

А потом наступил параллельный мир… (ногой на мою глотку)
***

Я парил между Москвой и Питером, а ответ на вопрос (из моего другого мира) летал в облаках.

И я задал ещё более тупой вопрос: «поведай, небо, кто же был последним русским царем?»

Сбоку подул ветер, погнавший меня в направлении Питера.

Он занес меня на Лазаревское кладбище.

Там на своей могиле отдыхал русский офицер некогда Семеновского полка, положив руку на ведрообразный головной убор.

Он выглядел как живой, а при моем появлении ещё больше ожил, начав шевелить губами, и понес околесицу:
Cказал, что сам был во всём виноват, потому что уснул на посту, когда к нему подошел последний русский царь; сказал, что увидел взгляд василиска, когда проснулся, и умер от разрыва сердца; сказал, что Россия, как и он, уснула, когда этого делать не следовало; сказал, что у России-Матушки, видимо, разорвалось сердце, когда, проснувшись, она увидела перед собой настоящего русского царя – своего последнего сына.

«Так кто же он?» — хотел я спросить у бронзового изваяния офицера, но оно безмолвствовало, будто никогда и не говорило вовсе – видимо, даже бронзовое сердце останавливается, вспоминая взгляд царя.
***

И ветер снова подхватил и понес меня в неизвестном направлении.

Подо мной возникла река Нева, отдающая холод моим костям, но потом она исчезла, и я очутился около Петропавловского Собора, из которого ко мне навстречу вышел последний русский царь.

Я ещё не знал имени, но сразу же распознал в нем царя, ибо он смотрел на мир взглядом василиска, заставляя мое сердце колотиться на полном пределе своем.

Он ничего не говорил, а я ничего не спрашивал, но только глазами на моих пятках чувствовал, что сейчас разыграется важная сцена.

И она действительно разыгралась.

Царь взглянул на небо, словно что-то вопрошая, а потом вернулся в собор. Там раздался ужасный грохот, а через минуту он опять вышел, таща одной рукой за ногу своего отпрыска, а в другой у царя была обычная палка.

Отпрыск тщетно старался упираться, вцепившись в асфальт ногтями, и кричал что-то невнятное:
- Николай I… Вы же царь… папа… не надо… я же коронованный Александр II… меня же все любят… но где же Ваши величественные манеры?
- Мои манеры умерли вместе с твоим троном, сынок, — ответил царь и со всего размаху ударил по его голове палкой так, что она вошла на пол сажени в землю вместе с головой. После этого, немного отдышавшись, он добавил: — видимость твоей головы нам больше не понадобится, так как ты давно потерял её, когда продал Россию врагам.

Прошло несколько минут в абсолютной тишине. В это время царь стоял и смотрел в небо, видимо раздумывая, что делать дальше, а его безголовый отпрыск стоял рядом с ним.

«Поехали!» – вдруг сказал он, и наша небольшая компания задефилировала в сторону Московского вокзала.

Питер в параллельном мире не подавал никаких признаков жизни, но царь гордой поступью ступал, и будто мертвые улицы воскрешал, словно в этом был какой-то особый знак.

Мне даже показалось, что сзади нас уже шла толпа людей, хотя стоило ли мне тогда обращать на такие мелочи внимания?

***
На вокзале стоял единственный поезд «Петербург-Москва» всего с одним вагоном.

Безголовый принц сразу же залез в него, а царь направился в паровоз (я пошел за ним).
Правда, перед тем, как залезть в локомотив, он остановился, окинул взглядом на прощание город – из его глаз в этот момент потекли слезы – и сам себе сказал: «лишь три ошибки роковые: огромного поэта погубил из-за любви к его жене, был втянут в крымскую войну, не разумея замысла врагов, и безголового на трон поставил».

Внутри локомотива Николай I взял лопату, накидал в уже горящую топку угля, потянул за рычаг и поезд тронулся. Он посмотрел назад взглядом василиска, и две двери разлетелись в щепки, открывая нам обзор на то, что происходило внутри единственного вагона, который уже успел набиться битком потомками царя и лицами царской и приближенной крови. Все они почему-то были голыми и сидели на очень грязном полу, поскольку там не было ничего, на чем можно было сидеть – вагон был пустой. Я обратил внимание, что между ними бегало очень много крыс.

Ближе всего к нам находился этот безголовый сын царя – принц Александр II, который в этот момент старательно цеплял себе на живот бомбу с часовым механизмом. Чуть дальше от него, где-то в середине вагона, стоял внук царя — принц Александр III, которому не нравилось сидеть голым в грязи среди крыс, и он пытался привстать, но его семья, цепляясь к нему за голову и руки, удерживала его внизу. А в самом дальнем углу хныкал правнук царя – маленький принц Николка II, который жался к стене и жалобно скулил папе (Александру III): «я не хочу быть царем и никогда не хотел!»

Поезд стремительно набирал обороты, и царь постоянно подбрасывал в топку угля, разгоняя его. На полпути до Москвы грянул взрыв – сработала часовая бомба на пузе безголового принца.

Сразу же раздались крики и вопли отчаяния, а крыша рухнула, угрожая похоронить всех и сразу. Но принц Александр III не растерялся, напротив – он преобразился в титана, встал на ноги и пытался удержать крышу на своих могучих плечах – она символизировала собой небо, которое пренепременно хотело упасть. От такого нечеловеческого напряжения позвоночник принца трещал по швам, а внутренние органы готовы были выпрыгивать наружу, словно змееныши чужих из живота. Ему пришлось бы просто окаменеть – и он так, кстати, и сделал, – чтобы не дать крыше выгона превратится в крышку большого гроба.

В это время, около хнычущего принца Николки, крутилась очень большая крыса, но когда я протер глаза, оказалось, что ошибся – это была маленькая немецкая принцесса, с коробкой спичек в руках. Николя перестал хныкать и начал играть с девочкой в довольно странную игру: «искромечущий хоровод среди разрухи» – назвал бы я её, пояснив: маленький мальчик резвился, бегая вокруг девочки посреди разрушенного вагона, а девочка громко смеялась и кидала в него подожженные спички. Самое интересное, что все остальные просто смотрели на эту игру, надеясь, что ничего страшного по Божьей милости не произойдет, хотя «Божья Милость» уже зависла над их головами большой крышкой для гроба. Тем временем игра в «хоровод» сменило свое название на «подожженные вагончики» — вагон объяло пламенем. Николка испугался, снова забился в угол и стал кричать уже каменному изваянию своего отца: «не хочу быть царем! Не хочу и никогда не хотел!» Не выдержав этого крика, изваяние Александра III рассыпалось в прах, подобно взорванному террористами сфинксу, и крыша рухнула на головы всех, кто там находился, похоронив даже крыс.

Царь все это время ни разу не оглянулся назад, поскольку знал эту историю много раз наизусть. Поезд, который он вел, был объят огнем и оставлял огненный след на пути «Петербург-Москва», поджигая собой всю необъятную Русь догорающим вагоном.
***

Когда я с царем вышел уже на Ленинградском вокзале, вся Москва превратилась в пепел.

«Опоздал! Огонь с поезда меня опять опередил!» — сказал в отчаянии царь небу, приседая к земле, и загреб своей рукой пепел погибшей империи.

«Смотри, — вдруг в первый раз за все время обратился он ко мне и показал, как пепел весело светится красными искорками, разлетаясь по ветру, — империя ещё тлеет».

Потом, он скрутил две самокрутки, и мы с ним затянулись, пуская дым в небо, которое отвечало нам голосом Бориса Гребенщикова:

«Но только пепел твоих сигарет — это пепел империй,
И это может случиться с тобой;
….
Слышишь, небо
Становится ближе;
С каждым днем.»

***
Потом раздался знакомый голос:
«Я смотрю этот фильм уже больше века каждый год подряд и не знаю, как разбить этот телевизор».

И я проснулся.