ЫМ. Умер.Ловушка.Зачем?(часть 1)

Автор: Феля Он так и не понял, когда это произошло. Увидел синее небо за решёткой окна, чуть подрагивающие занавески, почувствовал еле заметный запах гари (запах города, в котором он жил), и сразу же понял, что уже не спит. До этого момента, кажется, он видел всё то же самое, но ещё не понимал, не сознавал, что не спит. Так ведь бывает – правда? – смотришь на окружающие тебя вещи, но не задумываешься о том, - смотришь ли ты именно на них или сквозь них, есть ли они сами по себе, без твоего личного видения их, или они могут существовать только лишь на данный момент, именно в этой обстановке, именно в этом сне? И всегда теряется момент, когда сон плавно перетекает в реальность, когда видишь всё те же вещи вполне осознанными и даже вполне уместными сейчас, в этом месте. Бывает ведь так!?
Виталий понял, что бывает, но облегчения это ему не принесло.
Виталий проснулся, и ему было плохо.
Виталию было очень плохо.
В синее небо за решёткой и за подрагивающими занавесками внезапно врезался шпиль старой сталинской высотки. По шпилю лазили муравьиные фигурки людей, - ну да, конечно, реставрация знаменитой «Башни». 25 этажей советского чудо-небоскрёба внезапно превратились для Виталия в маленькую игрушечную башенку. Ту самую, которую он смастерил пятилетним мальчонкой из конструктора. А ведь хотел смастерить самолётик, - а получилась башенка, даже шпиль Виталик зачем-то присобачил. В инструкции «башенка-самолётик» почему-то называлась универсальным механическим реактивным самолётом, но механики в ней, конечно же, никакой не было. Как же давно это было, и вот теперь башенка снова возвратилась к нему, она пришла к нему из детства, чтобы напомнить Виталию: я – башенка – как была маленькая, так и осталась ребёнком, а ты вон уже какой большой. Большой и взрослый. Но – вопрошала башенка – ты ведь, так же как и ребёнком, Виталий, ты же снова поиграешь со мной, будешь со мной дружить?
- Нееееееееет! – простонал Виталий и опять проснулся.
Проснулся, чтобы почувствовать как же ему всё-таки плохо.
Всё то же синее небо, чуть подрагивающие от ветра занавески, всё то же бесконечное лето за окном. И башня.
Совсем неожиданно Виталий понял, что проснулся-то он не дома, не в своей квартире. Не в своей квартире, не в своей комнате, не в своей постели … не в своём уме?!? Стоп! Так, вспомнить:
«Доктор неспешно зажёг спичкой свою трофейную трубку и строго посмотрел на Павлушку. Причмокнул губами и сказал:
- Так ты, стало быть, дочь его? Плохо, очень плохо. Так он, стало быть, умер-с… Да-с, умер-с, стало быть…».
Виталий вспомнил почти всё. Всё, что было вчера вечером. И он понял, почему ему сегодня было так плохо. Виталий твёрдо решил завязать. Потому что настанет день, когда он реально проснётся не в своём уме, а значит точно не в своей постели, не в своей комнате, не в своей квартире. Виталина память, однако, упорно не хотела воспроизводить тот момент, как он всё-таки оказался в незнакомой квартире.
Виталий повернул голову набок. И не увидел ничего кроме плакатов. Все они были разноцветными вариантами современной политической пропаганды. Улыбающиеся лица молодых людей навели Виталия на мысль, что, только вступив в партию «Бредущие с нами», можно стать очень счастливым. Так же беззаботно улыбаться, обнажая белоснежные зубы, так же нежно обнимать красивых девушек, всегда быть стильно одетым и смотреть только вперёд. Улыбчивый дяденька - центральная фигура всех плакатов - стальным блеском серых глаз был гарантом райской жизни русской молодёжи. Виталий вздохнул, и под плакатами не увидел ничего кроме стопок аккуратно уложенных вплотную к стене книг. В дальнем углу комнаты на стуле лежал миниатюрный камелотовский рюкзачок. Всё. Больше в комнате (не считая кровати, приютившей Виталия) ничего не было. Странная комната…
Прикрыв глаза, Виталий снова посмотрел на окно, и в его груди неожиданно похолодело. Секунда, и он понял в чём дело. Руки…их у Виталия не было. Нет, - были, но они совершенно не чувствовались. Руки, неестественно раскинутые по сторонам, онемели до бесчувственности…
Виталий зажмурился и вдохнул немного воздуха в ожидании страшного, того, о чём он узнает прямо сейчас. Надо повернуть голову, надо посмотреть на те страшные обрубки, которые остались от его конечностей, - да осталось ли там вообще что-то?
«Доктор тоскливо посмотрел на Маргариту Николаевну. Швырнул жёлтые цветы на стол, покосившийся от старости, снял пенсне и протёр его. Неестественно кашлянув, он неуверенно сказал:
- Значит-с, будем-с ампутировать. Да-с…хм-м…только ампутировать…иначе нельзя-с никак…
Маргарита Николаевна без всякого выражения курила папироску».
Из глаз Виталия текли слёзы. Он не плакал, слёзы текли самопроизвольно, оставляя на лице блестящие дорожки. Он так и не решался посмотреть в сторону, узнать всю правду, которая – в глубине его души зрела эта уверенность – была вовсе не страшной. Пытался вспомнить вчерашний вечер, но не мог, давился слезами и проклинал тот день, когда он впервые открыл заветную дверь, претворяющую БОЛЬ. День, когда он впервые умер.
[ А, впрочем, мы все давно уже умерли и сами не заметили этого, уверенные до сих пор в том, что родились для жизни. Даже дверь не даёт полного осознания смерти, наоборот, уверяет в правильности выбранного пути. Мы все в одной общей ловушке, и не дверь, а только Небесные врата дают нам понимание всего]
Виталий резко открыл глаза и повернул голову. Но прежде, чем увидеть!, Виталий погрузился в бездонную пропасть бессознательного.

- I love ушко. Только твоё ушко, любимый, - прошептала она, в порыве страсти покусывая мочку его уха.

Руки, конечно же, были. Побелевшие запястья были накрепко стянуты толстой веревкой, которая в свою очередь обвязывала тонкие прутья решётки в изголовье кровати. Виталий дернулся, и почувствовал резкую боль в плечах. Крепкая верёвка, ничего не скажешь.
Виталий расслабился. Волевым усилием поборол нервную дрожь, готовую схватить его в любую секунду, весь внутренне подобрался и … начал думать! Верёвка … перерезать … нож… Нужен какой-нибудь острый предмет… Мультяшка … освободился от веревки натирая её о какую-то железяку… Мгновенный взгляд на спинку кровати, - нет трение здесь не поможет, да и верёвка толстоватенькая; к тому же, - то мультик… Зубами перегрызть! Нет, до неё не то, что зубами … а если подтянуться всем туловищем, ноги-то свободные?
Вот тут-то и взяла Виталия дрожь, первый признак надвигающейся БОЛИ. Колбасило целую вечность, и это была кошмарная Вечность. В глазах – сотни пляшущих звёздочек, зубная дробь трещала в ушах сотнями колотушек, тело дёргалось в конвульсиях. Плечевые суставы словно выворачивало наизнанку, подёргивающиеся ноги ныли тупейшей болью. Виталий захлёбывался в соплях, поту и хрен ещё знает в чём. Поток сладостной истомы внезапно подхватил Виталия и понёс вдаль…

- Love ушко, - пронеслось в голове и эхом раскатилось в пустоте. – Только твоё… Лав!

Дверь в учительскую была приоткрыта.
Почему-то очень хотелось пить, но Виталий знал, что сейчас ему нельзя. Никакой воды в течение ближайших двух часов. Иначе эта чёртова школа взорвётся прямо вместе со всеми её жителями.
Неожиданно дверь помутнела. А когда вновь приобрела чёткие очертания, оказалось, что она так далеко, как никогда раньше. Виталий догадывался, что эти два километра (а именно столько требовалось пройти, чтобы добраться до двери) так просто ему не дадутся. Во-первых, идти следовало по узким коридорам лабиринта; во-вторых, лабиринт, наверняка, был забит кровожадными монстрами, вынырнувшими из последнего голливудского master-triller.
- I`ll be back, уроды, - сказал сам себе Виталий и вытащил из рюкзака хороший меч дамасской стали. Рубанул им в воздухе, довольно улыбнулся и вспомнил про руки.
От запястий до локтей мелким убористым шрифтом скакали иероглифы, которые постепенно вырисовывались в слова: «Взываю к силам Сатаны – для торжества добра, в борьбе жестокой мне не жалко, - Адамова ребра». Традиционный обряд посвящения в Легион Хоббитов требовал крови, и Виталий мягко провёл клинком по ладоне; брызнула кровь. Новообращённый в воины был готов к бою!
Уродливая морда вампира появилась сверху. Виталий раскроил череп врага с первого же удара. Один шаг вперёд. Из сумрака коридора выскользнуло нечто. Инопланетянин, кажется. Меч со свистом рассёк воздух над его головой (это можно назвать головой???) чудища.
- Don`t stop, trip-hop, - пропищало нечто, растворяясь в воздухе.
Don`t stop trip-hop don`t stop trip-hop dont`t stop trip-hop
Мощные басы дискотеки колотили по ушам, и Виталий старался дёргаться в такт музыке. Жизнь – в движении: вокруг него танцевали все знакомые. Виталий не знал, кто именно был рядом, но одно чувство защищённости от бед всего мира подсказывало, что рядом были не просто знакомые, - друзья. Клубы подсвеченного светомузыкой никотина, запах смешанного с алкоголем пота и don`t stop trip-hop don`t stop trip-hop…
Виталий полностью отдался подхватившему его течению музыки, хоть и устал, но продолжал танцевать. Ноги двигались помимо его воли, в руках внезапно появилась бутылочка пива, из которой он понемногу отхлёбывал. Виталий вспомнил о Юле, - она наверняка сейчас в баре, пьёт свой любимый тоник. Басы танцпола её всегда раздражали, и большую часть дискотечного времени она проводила именно за стойкой бара.
Под действием алкоголя, непрекращающегося движения Виталий совсем потерял чувство времени. И он не мог сказать, когда у него появилось чувство беспокойства, вряд ли он осознанно заметил, что оно вообще появилось. В одно мгновение он просто понял, что ему надо делать!
Вырвавшись из танцующей толпы, Виталий закурил. Жадно сделал несколько затяжек и огляделся. Беспокойно-цветные лучи лазеров метались по беснующейся под музыку молодёжи, изредка выхватывая из полутьмы бессмысленные лица отдельных её представителей. Так и не увидев никого из своих знакомых, он начал протискиваться по направлению к бару.
- Куда, сука, прёшь! – натолкнулся он вдруг на кислотного вида толстовку. Долго задерживаться не стоило, поэтому, ткнув наугад (туда, где по расчётам должно было быть лицо обладателя толстовки) кулаком, Виталий стал протискиваться дальше. Почти сразу же за его спиной возник шум начинающейся бучи, но Виталия это уже не интересовало…

Всё то же синее небо за решёткой, поддёргивающиеся занавески, и чёрная унылая тоска, сжимающая сердце Виталия нехорошими предчувствиями. Решётчатое лето, казалось, смеётся над ним, да и, в общем-то, над всеми этими ползущими по нескончаемому шпилю жизни людьми. Невидимый, но сияющий всеми цветами радуги кто-то негромко (и насмешливо) шепнул:
- В ловушке… В love ушке.
Виталий уже догадывался. Боялся подумать. Одно ему оставалось непонятным: ЗАЧЕМ?
«Взяв окровавленный топор, доктор стал приближаться к больному. Украдкой взглянул на Маргариту Николаевну. Та всё так же безучастно курила папироску.
В её холодных, ничего не выражающих глазах, внезапно промелькнуло молнией – з а ч е м ?».