Маленькое солнце.

Автор: hemof «Хромосферные вспышки (солнечные вспышки), внезапные (5-10мин) местные увеличения яркости хромосферы, сопровождающиеся выделением до 10 в 25ой степени – 10 в 26ой степени Дж энергии (в виде энергии рентгеновского, оптич. и радиизлучений и кинетич. энергии ускоренных частиц солнечной плазмы)».
Энциклопедический словарь

Совершенно темно, и в этой темноте слышатся неясные голоса. Какие-то далёкие неразборчивые звуки. Он пытается выбраться из темноты, но всё время натыкается на плотные сгустки чёрного киселя. Чернота местами настолько плотная, что он вязнет в ней, движения замедляются, и всё труднее становится дышать.
Его разбудил сильный стук в дверь. Соня полежал ещё некоторое время, щурясь от яркого солнечного света, льющегося внутрь сторожки через окно, затем встал и неспеша пошёл открывать.
У двери стоял тракторист Сизинин Лёша.
- Солдат спит – служба идёт! – радостно гаркнул он с порога. – Ну, как дежурство? Без проблем?
Соня нехотя отмахнулся рукой. Какие могут быть проблемы в ночной тишине заброшенного места? Он вышел на улицу и уселся на большое, положенное на шлакоблоки вместо лавочки бревно. Уже совсем по-летнему припекало ласковое солнышко. Постепенно оранжерея наполнялась гомоном голосов, собирающихся рабочих.
Соня перебросил свитер через плечо, поднялся с бревна и расслабленно пошёл на выход.
- Валера! – окликнула его кладовщица. – Там тебя друг какой-то спрашивает, возле хозяйственных ворот.
Соня послал ей воздушный поцелуй.
У хозяйственных ворот нетерпеливо прохаживался Хорёк.
- Здорово, брат, — радостно подскочил он к Соне. – А я сам заходить не стал, а то тут работяги уже тасуются. Я бабе одной сказал, чтобы тебя позвала.
Соня молча слушал. Он обратил внимание на стоящий сразу за воротами синий «Форд».
- Слышь, Вий тебя видеть хочет. Он сейчас всех пацанов собирает; дела будут идти по крупному.
Они вышли за ворота. В «Форде» за рулём сидел щупленький рыжий паренёк. Соня видел его впервые.
- Сейчас в Александровск съездим, там много нашей братвы будет.
- Я не из его братвы.
- Кончай ты. – Хорёк открыл дверцу в машине. – Вий меня специально за тобой послал. Поехали, прокатимся. Если чё, мы тебя и обратно привезём. Полчаса туда – полчаса назад. Что от тебя, убудет что ли?
Соня сел в машину на заднее сиденье. Хорёк весело хлопнул по плечу рыжего водителя:
- Поехали, Социк. Давай с ветерком. Люблю скорость, — сказал он, оборачиваясь к Соне.
Социк лихо развернулся, обогнул оранжерею со стороны оврага и, выехав на асфальт, резко рванул вперёд, оставляя позади машины дымящийся след поднятой пыли.
Хорёк достал из бардачка кассету и вставил в магнитофон.
- «Сектор газа» нравится? – спросил он, обращаясь к Соне.
- Всё равно. – Соня откинулся затылком на мягкое сидение и закрыл глаза.
«Форд» мчался вперёд, слегка вибрируя от внутренней силы двигателя.

«Водку я налил в стакан и спросил,
И стакан, гранённый, мне отвечал.
Сколько жил и сколько в жизни ты своей потерял
Этого никогда я не знал.
Сколько жил и сколько в жизни ты своей потерял
Не задумывался я и не знал».

Соня повернул вправо-влево шею, последнее время там сидела тупая боль, как будто кто-то постоянно давит на шею скрученным полотенцем.
Хорёк ловко зарядил коноплёй косяк, постукивая им о ноготь большого пальца.
- Драп курнёшь? – крикнул он Соне, стараясь переорать музыку.
Соня отрицательно покачал головой.
- Тебе не дам, — с улыбкой сказал Хорёк водителю, — а то хрен доедем.
Рыжий что-то пробурчал в ответ. Его слова потонули в звуках музыки, вылетающей из динамиков.
Хорёк «взорвал косяк», сразу наполнив салон автомобиля вползающим в лёгкие кумарным дымом.
Соня приоткрыл со своей стороны окошко. Ветер прохладной струёй прошёлся по лицу.

«В жизни я встречал друзей и врагов,
В жизни много всего перевидал.
Солнце тело моё жгло, ветер волосы трепал,
Но я жизни смысла так и не узнал.
Солнце тело моё жгло, ветер волосы трепал,
Но я жизни смысла так и не узнал.

Дым от сигарет мне резал глаза,
Мои внутренности спирт обжигал.
Много в жизни я любил, много в жизни презирал,
Но я жизни всё равно не узнал.
Много в жизни я любил, много в жизни презирал,
Но я жизни всё равно не узнал.

Не искал покоя я, видит Бог.
И не раз я покидал родной дом.
Выбирал я пред собой сто путей и сто дорог,
Но конкретной выбрать так и не смог.
Выбирал я пред собой сто путей и сто дорог,
Но конкретной выбрать так и не смог».

Мельтешением мгновений проскакивали за окном телеграфные столбы и отдельные постройки. И лишь только утреннее солнце, как привязанный воздушный шарик, следовало за машиной. Соня временами поглядывал на него и сразу же отводил взгляд. Солнце напоминало ему о жгучей жаре, которая заставляет кипеть кровь во взбухших венах, жара плюёт тебе в морду и застилает глаза.
Хорёк сильно закашлялся, хапнув от жадности больше положенного. Его маленькие глазки на покрасневшем лице уже светились нервозной лихорадкой изнутри.
- На, добей, — Он протянул Соне оставшуюся часть папиросы.
Красный огонёк на кончике папиросы тлел пламенеющим светлячком. Соня молча смотрел в окно, видя лишь пробегающую мимо дорогу. Ему не хотелось не то, что разговаривать, не было желания даже поворачивать голову.
- Как хочешь. – Хорёк сделал ещё пару хапок и выбросил «пятку» в приоткрытое окно. – Кто не курит и не пьёт, тот здоровеньким помрёт.

«Выйду я на перекрёсток дорог.
Я свободный воздух грудью вдохну.
Я смахну с лица, рукой, огорчения слезу,
Буду ждать свою счастливую весну.
Я смахну с лица, рукой, огорчения слезу,
Буду ждать свою счастливую весну».

Социк лихо проскакивал плавные изгибы дороги. В нём чувствовался водитель экстракласса.
Хорёк убавил громкость звука и снова полуобернулся к Соне:
- Слышь, а чё ты не бросишь свою сраную оранжерею? Вий тебя любит, как родного. Бросай, на фиг, эту дыру. Сколько тебе там платят? Наверное, и на пожрать толком не хватит? А с Вием жить можно.
Они пронеслись мимо ремонтируемого участка дороги. Люди в оранжевой униформе разбрасывали дымящийся асфальт.
- Прикинь, кто-то пашет, строит дороги к светлому будущему. – Хорёк громко заржал идиотским смехом. – А чё ты только… сторожишь?… Шёл бы ещё и асфальт класть… Ха-ха… Лишняя копейка была бы… в кармане! – От смеха Хорёк не мог связно разговаривать. Он, то и дело, вытирал слёзы, бегущие из глаз.
Соня пропускал его болтовню мимо ушей. Трёп обкуренного чувака, всё равно, что надоедливая болтовня местного радио – слова сыпятся, как горох из порванного мешка.
- Соня, держись нас, и у тебя всё будет на мази. – Хорёк потихоньку избавился от приступов смеха. – Мы скоро в городе самыми центровыми будем. Знаешь, как Вий с Мурзой разобрался? Он ему отрезал ухо при всех его кентах. И никто даже не пикнул. Я скажу тебе по секрету: у нас в городе есть ещё только один человек, который сможет, чё-то вякнуть против Вия, но мы и ему глотку заткнём. – Хорёк нервно почухал зудящий нос. – Так что не ссы, Соня, всё будет класс. Мы ещё покажем, кто чего стоит.
Соня устало вздохнул, облизывая языком горячие губы.
«Как упороть бы тебе в голову, чтоб ты заткнулся. Надоел, мудак».
Слева проплыла полуразрушенная водокачка. Уныло валялись на земле рассыпавшиеся кирпичи.
- Слышь, хочешь, покажу, где Ленку маньяк грохнул? – встрепенулся Хорёк. – Это тут рядом. А ну, Социк, сверни тут на грунтовку. Всё равно ещё рано. Пойдём, кости разомнём.
- Ты знаешь это место? – Соня, первый раз за всю дорогу, посмотрел на Хорька прямо.
- Знаю. Я с мусорами ездил. Меня тоже в ментовку вызывали по этому делу. Они всех блатных тягали, кто в этом баре ошивался.
Машина плавно подкатила к уходящей в чахлую лесную поросль узкой тропинке.
- А ну, тормозни здесь, — Хорёк на ходу приоткрыл дверь. – Жди нас здесь, — сказал он Социку. – Скоро придём.
Соня выбрался из машины и быстро зашагал за маячившей впереди спиной.
- Я с ними сам сюда напросился, — болтал Хорёк. – Легавые сюда несколько раз ездили, всё пытались концы вынюхать. Но вроде так всё на месте и осталось. Никто сейчас не будет какого-то дурачка искать. У мусоров сейчас своя мафия, они свои дела крутят, им на всяких ублюдков времени не хватает.
Тропинка огибала поросшие чахлым кустарником холмы.
- Жалко Ленку, — продолжал разглагольствовать Хорёк. – Такая баба была. Я бы этому пидару сам голову отрезал. Ну, трахни ты её, да, если неймётся. А на хрена убивать? Я её трупа не видел, но менты говорят, тихий ужас. Он её изнутри всю тесаком расковырял, разделал, как какую-то жабу. – Хорёк нервно хихикнул. – Хотя при чём здесь жаба?
Соня подумал, что если Хорёк сейчас снова засмеётся, он ему вышибет его обкуренные мозги.
- О, это здесь. – Хорёк указал на два причудливо растущих из одного ствола дерева. – Я вот по этому дереву запомнил. – Они прошли ещё метров двадцать в глубь лесочка. – Вот здесь, возле этих кустов. Прикинь, и место с тропинки просматривается; никого не боялся, падла.
Соня внимательно рассматривал кусты и траву, пытаясь представить себе её лежащее растерзанное тело. Мозг отказывался воспроизводить её в таком виде, она стояла у него перед глазами живая, с ласковой улыбкой на красивом лице.
- Менты говорят: это его не первое убийство, только до этого в основном мальчики были. Он от каждого себе по кусочку чего-нибудь отрезает. Прикинь, больной, сукин сын. – Хорёк сорвал с земли жёсткую травинку и поковырялся ею между зубов. – А у Ленки он волосы ножом срезал, под самый корень. Помнишь, какие у неё волосы классные были, светло-золотистые?
Соня прислонился головой к шершавому стволу дерева и стоял, отогнав от себя все мысли. Он стоял и смотрел прямо перед собой на уже подросшую траву и покрытые зелёными листиками кусты.
Хорёк, скучая, пнул подвернувшийся комочек сухой земли.
- Ну, чё, пойдём? – позвал он Соню. – Жалко бабу, но назад не вернёшь.
Соня посмотрел вокруг себя, словно бы запоминая это место, и вдруг почувствовал, как, что-то перещёлкнулось в его голове. Он внезапно почти полностью потерял зрение. Соня, подслеповато щурясь, водил вокруг себя глазами, видя лишь смутные тёмно-серые очертания застывших деревьев.
- Соня, ты чё? Тебе чего, хреново?
Голос Хорька едва доносился откуда-то из подземелья. Соня ещё раз повернул голову вправо, затем влево, пытаясь обрести хоть какие-то ориентиры, и вдруг яркая искорка маленьким жёлтым солнышком сверкнула в глубине его полуослепших глаз. Как маленькое солнце, настолько яркое, что Соня безошибочно двинулся к нему, не обращая внимания на отсутствие зрения. Маленький жёлтый маячок – посередине окружающего тёмно-серого моря.
- Что с тобой, блин?
Хорёк попытался взять его за руку, но Соня с силой оттолкнул его в сторону. Он подошёл к дереву, за которое зацепилось маленькое солнце. Соня чуть-чуть не дотягивался до него. Он вцепился в нижнюю ветку и, подтянувшись, схватил эту жёлтую точечку свободной рукой. Это был крестик, маленькая золотая серёжка в форме крестика, с миниатюрным распятым Иисусом. Она застряла в ложбинке между корявым стволом старого дерева и выходящей из него толстой веткой. Серёжку невозможно было заметить с земли, но Соня её видел. Он видел её своими полуослепшими мозгами, он даже рассмотрел глаза Иисуса, светящиеся жёлтым внутренним огнём.
- Ты чё, поехал, что ли, совсем?
Соня спрятал руку с зажатым крестиком в карман. К нему подошёл Хорёк, снова беря его за рукав.
- Что случилось? Ты сказать можешь что-нибудь?
- Всё нормально. Я иногда слепну временами. Ты отведи меня к машине. Скоро всё пройдёт.
Хорёк недоверчиво заглядывал ему в глаза.
- А на хрена ты на дерево полез?
- Не помню. – Соня покрутил пальцем у виска. – Провалы у меня. Ничего не помню.
Хорёк болезненно скривился, оглядывая Соню с головы до ног.
- Да, брат, недолго тебе уже, наверно, драться придётся.
Соня улыбнулся, пожимая плечами.
Когда они вышли к машине, у него уже почти всё нормализовалось. Цвета опять вернулись в его мир. Соня щурился от всё более ярко разгоравшегося солнца. А в кармане его пальцы жгло маленькое солнце с Иисусом на кресте.