Любовь к детям

Автор: Дубровский -Опять за свое?-разъяренный отец схватил мальберт и с размаху расколотил его об стену-Что бы чапухой своей только после сделанных уроков занималась, ясно!?
Маша ответила согласным молчанием и села за письменный стол. На ее глазах забоестели бесшумные, покорные слезы, которые капали на расчерченный в линейку листок. Девочка аккуратно написала «Упражнение № 158» и принялась переносить на бумагу тривиальную историю о походе мальчика Вовы в лес за грибами. Маше 14 лет. С самого детства она мечтала стать художницей. Но родители видели ее будущее абсолютно другим. Как и учителя. Как и все, кто окружал ее всю жизнь. Но Маша не сдавалась и старалась находить хоть какое-то время для занятий живописью.
Дописав занудное упражнение по русскому языку, девочка с грустью посмотрела на сломанный мальберт. Потом, обртатив свои глаза к потолку, она долго глядела в верхний предел своей маленькой комнаты, изучала замысловатые узоры из потрескавшейся поблеки и линий стыков бетонных плит. От размышлений девочку отвлек раскатистый голос матери:
-Маша, ты чего не занимаешься? Мы же из тебя человека сделать хотим! А ты все в облаках летаешь. Ты все задания сделала?
-Да-тихо пробормотала девочка.
-Ладно. Посмотрим, как твое усердие завтра отразится в дневнике-недоверительно хмыкнула мать и хлопнула дверью, покинув комнату.
Маша долго еще смотрела по сторонам, думала о том, каково это: стоять, немного увязнув песке на берегу океана и чувствовать странный симбиоз палящего солнца над собой и прохлады воды у ног.
В какой-то момент она поняла, что больше не может оставаться в этом доме, что создана для другого. Маша взяла с собой альбом и цветные карандаши. Незаметно пробравшись в прихожию, она бесшумно повернула ключ и покинула свою квартиру.
Ледяной дождь слепил ее глаза, заливая их полумерзлой водой. Она толком не понимала, куда и зачем идет. Вдруг чьи то руки сжали ее шею. Она почуствовала легкое бархатное прикосновение шелкового платка к своему носу.
Маша очнулась в подвале. Перед ней стоял мужчина и с ухмылкой следил за ее пробуждением.
-Привет-произнес он-Ты теперь будешь жить здесь. Не пугайся. Это временно.
Голова Маши была словно в тумане. Ей было трудно дышать и она не стала отвечать собеседнику. Благо, держать язык за зубами ее учили с самого детства.
Прошла неделя с момента заточения. Маша постоянно слышала какие-то крики и шумы, доносящиеся из-за двери подвала. Девочку это пугало. Синяк под левым глазом все еще болел. Пару дней назад она спросила, не может ли она уйти, за что тот самый парень, который был первым и единственным для нее человеком здесь, хорошенько ударил ее ногой по лицу и, прижав к стене за горло, прошипел «Нет».
Дверь открылась и на пороге вновь появился он.
-Да. Я вас понял-говорил знакомый ей мужчина-Что б напуагана была значит? Да вы что, обижаете. Будет сделано.
Он схватил Машу за волосы и потащил вверх по лестнице. Девочка ревела от боли. Ее коленки постоянно бились об ступени. Наверху перед Машей предстала небольшая комната. Но спутник не оставил ее здесь, а с силой толкнул в небольшую дверцу в неком подобии сторожевой будки в углу.
Маша не понимала, сколько прошло времени, когда знакомый ей мужчина вывел в центр комнаты девочку ее возраста. На ней было белоснежное короткое платье и гетры до колен. Девочка вертела головой и осмтривала помещение.
Вдруг Маша вздрогнула. Она услышала знакомый голос. Она не верила своим ушам. Все ближе и ближе звучала речь ее родителей. Девочка была вне себя от счастья, когда в комнате и впрямь появились они: ее любимые папа и мама. Теперь она верила им. Она должна быть похожей на своих прородителей. Ведь они хорошие люди. Они не бросили ее. Маша в нетерпении застучала по стеклу в небольшом окне будки. Жаль, девочка не понимала, что стекло было особым и позволяло видеть только изнутри. Снаружи оно выглядело как обычная черная панель.
-Кто там еще?-спросил ее отец у молодого человека.
-Да это для следующих. Они пуганных любят.
-Извращенцы-подытожил машин папа.
Затем он подошел к девчушке, стоящей в комнате.
-Ах, хороша-промурлыкал отец, тиская ее тело.
После этого он приблизился к стоящему рядом столику и взял что- то с него. Маша увидела, как в руках ее отца заблестело нечто напоминающее маленький нож. Девочка посередине комнаты дрожала как осиновый лист на холодном ветру. Машина мать резкими движениями стягивала с нее платье.
-Кстати Сань, представляешь-обратился отец к молодому человеку-наша то мерзавка сбежала куда-то. Вот и делай для них потом что-нибудь. Всю жизнь были примером образцовых родителей. А она вот так.
-Да уж. Твари они все неблагодарные-отвечал парень.
А потом отец Маши схватил девчушку и швырнул на пол. Очень долго что-то делал, лежа на ней. Маша так и не поняла, чем они занимаются. По ее щекам лились слезы. Ее трясло, у девочки почти началась истерика. Машина мама в это время обнажилась до гола и, схватив со стола какую-то черную резиновую штуку, вставила ее в свою промежность. Маша не могла поверить, что это ее родители. Когда отец слез с девчушки, машина мать взяла кнут и долго лупила ее по спине. Когда на теле девочки не осталось ничего, кроме рубцов и крови, к ней подбежал отец и, задрав девичью голову к верху, перерезал ей горло, напевая «Доблесть древнего народа, Возродившаяся вновь, Здравствуй, гордая Свобода, Здравствуй, эллинов любовь!».
Девочка, немного подергавшись в предсмертных конвульсиях, затихла навсегда. Отец с улыбкой на лице вытер окровавленные руки помятым и испачканным белоснежным платьем. Маша, сползшая по стенке в угол, тихо и бесшумно плакала. Дрожь пробирала все ее тело. Присутсвующие покинули комнату в молчании. Одеваясь, отец Маши еще долго ругал свою дочь, постоянно приговаривая «собаке собачья дорога».
Машу убили хорошие люди. У них была репутация благонравных гражадан и замечательных родителей. Маша была до ужаса напугана. Заказ клиентов был исполнен в лучшем виде. Для достижения этого родители Маши, сами того не ведая, приложили определенные усилия. По пути домой Машины убийцы еще очень долго обсуждали, не попробовать ли им массовые казни и групповые изнасилования. Смеркалось. Закат багровым оттенком разливался по молчаливым, равнодушным небесам.