СОЛДАТСКИЕ ПРИКОЛЫ или мемуары старшего сержанта войск ПВО Часть 3

Автор: Сергей Маслобоев 11.НА НОВОЕ МЕСТО ЖИТЕЛЬСТВА.
Уже второй раз за недолгую службу меня покупали. Закончился курс молодого бойца, и в карантин слетелись почти все офицеры полка выбирать себе пополнение. Карантин согнали в ленинскую комнату. Первым вышел тот самый высокий капитан, который купил нас два месяца назад.
-Я – заместитель командира РТЦН, капитан Татеев,-
представился он.
-А что такое РТЦН?-
встрял Андрюха. Милёшкин, сидевший впереди, грозно обернулся. Андрюха затих, пригнув голову.
-РТЦН – это радиотехнический центр наведения,-
раздельно проговорил капитан.
-Вот этого пухленького я беру. Там будет время объяснить ему всё подробнее,-
указал он на Андрюху.
-товарищ капитан, рядовой Маслов, разрешите обратиться?-
вскочил я. Милёшкин опять грозно обернулся. Я сделал просительное лицо.
Он улыбнулся, подошёл к капитану и что-то шепнул ему на ухо. Заместитель командира
РТЦН неторопливо двинулся прямо на меня. Не доходя шаг, он остановился и протянул мне под нос огромный кулак:
-П-а-нял, рядовой Маслов.
-Так точно, товарищ капитан,-
вытянулся я, сжав зубы. Стоящие и сидящие в ленинской комнате офицеры громко засмеялись.
-Меня зовут Александр Фёдорович,-
покрутил он кулаком.
-Как Керенского,-
сквозь зубы процедил я.
-Бойкий паренёк. Беру,-
под общий хохот опустил он кулак.
Как я понял, Татеев имел первое право выбора. Он уже заканчивал, когда вскочил мой друг-даргинец. Миша, путая русские слова со своими, забыв, как надо обращаться по уставу, пытался что-то объяснить. Помог Милёшкин, и Курбанов, улыбаясь, сел, глядя на меня.
Потом начали распределять солдат по батареям, но Татеев, не дождавшись окончания, вывел своих и построил в коридоре:
-Милёшкин, пусть забирают барахло и гони всех в подразделение. Там разберёмся.
РТЦН так и назывался: первое подразделение полка. Были ещё первая и вторая батареи. Они вместе назывались дивизионом. Большинство из карантина попали туда. Мы же, тридцать человек, обвешавшись шинелями и неся парадные мундиры на вешалках, шагали по военному городку за Милёшкиным.

12.ЗА ПРАВО БЫТЬ ЧЕЛОВЕКОМ.
Жизнь круто изменилась. Я уже говорил, что в войсковом приёмнике старослужащих солдат мы почти не видели. Как бы не было трудно, все мы были одного призыва. Всё доставалось поровну. В подразделении каждый сразу же ощутил всю бесправность своего положения. Если днём, вливаясь в общий поток повседневных дел, мы терялись в серой солдатской массе, то вечером, когда офицеры расходились по домам, наступал полнейший беспредел.
Пожалуй, этот период моей солдатской жизни достался особенно тяжело. Уже через неделю мы с Андрюхой, прижатые к забору за задней стеной казармы, стояли у той черты, за которой жизнь может запросто перейти в абсолютное свинство.
-Брось камень,-
повернулся ко мне Андрей. Ставший вдруг спокойным его голос напугал меня больше, чем угрозы обступивших нас ублюдков.
-Мы пойдём в дизбат, но половину из вас сейчас унесут в морг,-
он шагнул вперёд. И толпа отступила. Нет, это не значит, что нас оставили в покое. Жизнь
не стала легче. Началась изнурительная, часто никому не нужная работа на износ.
Из наряда сразу же приходилось заступать в следующий. В четыре утра вернувшись с кухни, уже в семь, после общего подъёма, нужно было драить полы. Задача состояла в том, чтобы не сломаться. А это происходило сплошь и рядом. Проснувшийся среди ночи дед мог разбудить спящего на соседней койке молодого и поехать на нём в туалет. Мог, надев на него ошейник с поводком, сделанным из ботиночного шнурка, неторопливо шлёпая тапочками, прийти в курилку и, привязав свою «лошадку» к дверной ручке, весело беседовать с корешами.
Мне нисколько было не жаль этих сломавшихся молодых парней. Кроме брезгливости я не испытывал к ним никаких чувств. И жизнь подтвердила мою правоту. Не прошло и года, как именно они, приняв эстафету, стали проделывать подобные вещи, напрочь забыв, в каком дерьме купались сами.
Тогда с дедовщиной особо не боролись. Теперь другое дело. Складывается такое впечатление, что в армии кроме этого больше и проблем-то нет. Создано множество комитетов, в которых мамы защищают своих обиженных детей. Вот этих женщин мне действительно жалко. Да только об этом раньше думать надо было. Если к восемнадцати годам в человеке нет нравственного стержня, то, как его не защищай, ему всё равно, всегда и везде будет плохо. И физическая сила здесь не имеет никакого значения. Я видел, как маленький, тщедушный паренёк вдруг распрямлял спину, и ничто на свете не могло его согнуть. И тут же здоровый и сильный превращался в полное ничтожество. А главное, следовало бы задуматься: откуда берутся эти деды? Они же не прилетают с другой планеты? Они, как раз и вырастают из самых униженных и обиженных.
Уже на гражданке, когда кто-нибудь, вспоминая службу, рассказывал о том, как он там разбирался с молодыми, я всегда начинал расспрашивать о его первом годе солдатской жизни. Человек моментально замолкал. По опыту знаю, кто выстоял в первые, самые трудные месяцы, никогда не будет унижать слабого. А крутыми дедами, как раз и становятся те, кто лизал сапоги, и за кого заступались мамы из комитетов.

13.НЕСЕНИЕ КАРАУЛЬНОЙ СЛУЖБЫ ЕСТЬ ВЫПОЛНЕНИЕ БОЕВОЙ ЗАДАЧИ.
-Пост номер один – Захидов, Векуа, Курбанов. Пост номер два – Баранов, Галоян, Маслов. Начальник караула – старший сержант Милёшкин. Разводящий – сержант
Чулков,-
На вечерней поверке старшина зачитывал караул на завтра.
Первый караул! Это потом всё наскучит и надоест. А сейчас было интересно. Стирали хэбешки. Гладились. Чистили оружие. Готовились тщательно. Милёшкин придирался ко всему безжалостно. Зато вечером на полковом разводе дежурному по части придраться было не к чему.
С караулкой я был уже знаком. Здесь провёл ночь перед тем, как меня отправили на губу. Но теперь я не был узником.
Милёшкин увёл первую смену на посты. Вторая смена отправилась на кухню за ужином и дополнительным пайком. Да, в карауле положен доппаёк – кусок белого хлеба и два куска сахара. Мелочь, но очень приятная мелочь. А чай заваривать союзники умели изумительно. И теперь вспоминаю этот белый хлеб и сахар. Ничего более вкусного мне
с тех пор есть не приходилось.
-Третья смена! Получать оружие! Выходи строиться!-
Милёшкин уже стоял в коридоре с карабином в руках. Вышли из караулки.
-Справа по одному заряжай!-
старший сержант, щёлкнув затвором, отошёл в сторону, проследил, как это сделали мы, и равнодушно махнул рукой:
-За мной шагом марш.
Пост номер один. Знамя полка. Сменив часового, Милёшкин поболтал с дежурным по штабу, пока мы ждали на улице. Затем двинулись к складам. Долго проверяли печати на дверях. И вот, забравшись на вышку, я проводил взглядом удаляющуюся смену.
Летний вечер. Ни ветринки. Жаль, покурить нельзя. Милёшкин, прежде чем разводить на посты, выгреб всё из карманов. Ладно, и без курева хорошо! С вышки вся часть, как на ладони.
За всю службу я первый раз остался один. Даже как-то непривычно. Два часа один.
А служить ещё почти два года. Бр-р-р, от таких мыслей тронуться можно. Первый караул. В раздумьях время летело быстро. Это потом оно потянется ожиданием бесконечных минут до смены.
У ворот послышались шаги.
-Стой! Кто идёт?-
вскинул я карабин.
-Идёт разводящий со сменой.
-Разводящий ко мне. Остальные на месте,-
я спустился с вышки. Подошёл Чулков:
-Ну, как дела, воин?
-Всё нормально, товарищ сержант,-
взял я карабин к ноге. Опять долго проверяли печати на дверях складов. Караулка встретила теплом и запахом оружейного масла.
После следующей смены Милёшкин раз двадцать обошёл караулку, цокая своими подкованными сапогами. Наконец, старший сержант остался доволен качеством уборки помещения:
-Можете отдыхать.
Мы с Мишей стали устраиваться на топчанах в комнате отдыхающей смены.
-А почему без шинелей?-
вошёл Чулков.
-Тепло же, товарищ сержант,-
вопросительно уставились мы на него.
-Эх, салаги!-
улыбнулся разводящий и, сняв с вешалки, бросил нам шинели. Услугу мы оценили скоро.
Не успели притушить свет, как вся комната заходила ходуном от топота десятков маленьких ножек. Полчища крыс ещё раньше людей оценили прелести уюта караульного помещения. Но солдат – удивительное существо, которое привыкает ко всему моментально. Намотав шинель на голову и оставив только маленькую щель, чтобы можно было дышать, я сквозь сон, словно издали, ощущал, как по мне кто-то прыгает.
-Товарищ старший сержант, а почему бы сюда кошку не принести?-
собираясь на пост, спросил я Милёшкина.
-Приносили. Они её сразу съели,-
устало отмахнулся он.
Пост. Караулка. За первым караулом был второй. Потом третий. После пятого я перестал их считать.
Устраиваясь на топчане, тело сладостно ныло от предвкушения пусть и недолгого,
но такого желанного сна.
-Караул, в ружьё!-
резкий голос оборвал все надежды на отдых. Схватив карабин из пирамиды, я вогнал обойму в коробку, выскакивая в коридор. В тишине глубокой ночи издалека отчётливо слышались одиночные выстрелы.
-В офицерском городке! Понял! Есть, товарищ майор!-
Милёшкин кричал в трубку полевого телефона, соединяющего караулку с дежурным по части.
-Чулков! Остаёшься за меня. Усилить охрану караульного помещения. Маслов, Курбанов за мной!-
выскочил он на улицу, на ходу заряжая карабин. Мы бросились на звук выстрелов, не разбирая дороги.
У офицерского общежития около полуразрушенного фонтана в свете фонарей плакала растрёпанная женщина. Из-под наскоро наброшенного халата выглядывала ночная рубашка.
-Что случилось?-
тяжело дыша, подбежал к ней Милёшкин.
-Негодяй! Напился. Я ему говорю успокойся, а он за ружьё,-
слёзы душили её, мешая говорить. Послышался топот, и из соседней аллеи выскочил лейтенант Пращук. За ним бежали солдаты. Все почему-то были без оружия.
-Товарищ лейтенант, прапорщик Поперечный…,-
начал докладывать Милёшкин, но в этот момент грохнул выстрел. Над головой неприятно зашипело.
-Ложись!-
Все попадали в рассыпную и замерли. Стреляли из окна первого этажа.
-Милёшкин! Надо брать штурмом,-
откуда-то из-за фонтана кричал лейтенант:
-Приготовиться к атаке!
Никто не пошевелился.
-Коля! Ты меня слышишь? Это – я, Юра Милёшкин,-
подал голос старший сержант:
-Коля! Кончай дурковать. Пацанов побьёшь.
-Врёшь! Не возьмёшь!-
из окна послышался пьяный рёв и опять грохнул выстрел.
-Сержант! Поднимайте людей в атаку,-
не унимался за фонтаном лейтенант.
-Этот литюха меня достанет,-
сопя, подполз ко мне Милёшкин:
-Ну, как воин дышишь?
-А почему шипит? Пули же свистеть должны?-
спросил я, прячась за поребриком аллеи.
-Это – дробь,-
он вытер пот со лба:
-Значит так. Приготовься. Когда махну рукой, первым выстрелом высадишь форточку. Потом одиночными по раме. Да, чтобы шуму побольше. Сделаешь?
-Делов-то. Тут и тридцати метров не будет. Сделаю, сержант.
-Старший сержант!-
Милёшкин строго посмотрел на меня, сделав многозначительную паузу, и пополз вперёд.
Я разгрёб вокруг себя камешки, чтобы удобнее было упираться локтями, установил прицельную планку и, передёрнув затвор, дослал патрон в патронник.
-Товарищ старший сержант! Я вам приказываю! Поднимайте взвод,-
продолжал орать лейтенант, но на него никто не обращал внимания.
В пяти метрах впереди меня Милёшкин и Миша, обнявшись лёжа, долго о чём-то шептались. Потом отложили карабины и расползлись в разные стороны. Старший сержант обернулся и махнул рукой. Я прицелился и выстрелил в форточку. Стекло почему-то
не разбилось. Удивившись, но, особо не задумываясь над этим, я начал лепить патрон за патроном в раму. В промежутках между выстрелами слышался звон разлетающихся стёкол.
В тот же миг Милёшкин и Миша вскочили и бросились к окну. Добежав, они прижались к стене по обеим его сторонам. Я прекратил огонь. Навалилась томительная тишина. Вдруг, из-за подоконника высунулся ствол ружья, а за ним медленно стала подниматься голова. В то же мгновение Милёшкин ухватился за ружьё двумя руками и с силой рванул на себя. Миша за шиворот вытащил прапорщика наружу. Тот, перелетев через подоконник, шлёпнулся на землю, но тут же вскочил, пытаясь вырваться.
Да! Теперь и я поверил, что у Курбанова был чёрный пояс по карате. Такие удары не каждый выдержать сможет! Прапорщик беспомощно сполз по стене и затих.
-Не бейте его!-
бросилась вперёд женщина.
На следующий день на полковом разводе лейтенант Пращук получил благодарность
за отлично проведённую боевую операцию. И не удивительно. Ведь именно он докладывал командиру полка о происшествии. Про Милёшкина и Курбанова никто и не вспомнил.
-Хорошо хоть объяснительную за израсходованные патроны писать не надо,-
пробурчал старший сержант, сдавая после караула старшине карабин. А вот я нажил себе врага. Вечером в казарму ворвался зам по тылу.
-Покажите мне этого убийцу! Зарезал! Ну, где я теперь стёкла достану? А рама? Раму в решето! Ну, стрелял бы в стенку. То же мне снайпер выискался,-
орал на меня толстый майор, утирая носовым платком трясущиеся губы.

14.ГЕНЕРАЛЫ ПРИЕЗЖАЮТ И УЕЗЖАЮТ, А КУШАТЬ ХОЧЕТСЯ ВСЕГДА.
В тот день в караул собирались охотно. Завтра в часть должен был приехать генерал с проверкой. С утра весь полк стоял на ушах. Мыли, скребли, суетились. Выравнивали по натянутой верёвке газоны. Там, где трава и не росла-то никогда, укладывали принесённый на носилках дёрн, создавая зелёные лужайки. Получалось очень красиво. Самое милое дело было пересидеть эти торжества в карауле.
До обеда Милёшкин сводил нас в санчасть, где наш доктор долго надевал белый халат,
а потом, даже не взглянув ни на кого, подписал акт о состоянии здоровья караула.
На инструктаж построились после «сытного» обеда, затянув ремнями пустые желудки.
На этот раз науку выполнять боевую задачу преподавал заместитель командира РТЦН капитан Татеев. Он дотошно расспрашивал каждого о четырёх способах применения оружия, пока не дошла очередь до меня.
-Чего, снайпер, невесёлый такой?-
остановился он напротив.
-Товарищ капитан, всё равно не понимаю, как можно в живого человека стрелять?-
глянул я ему в лицо.
-Не можно, а нужно! И стрелять так, чтобы наповал. Легче доказывать свою правоту будет. Нет свидетелей – нет проблем. Ясно? И смотрите у меня, чтобы муха через пост пролететь не могла,-
обратился он уже ко всем.
После развода в караулку ввалились шумно, сменив вторую батарею. Ночь прошла нормально. Удалось даже поспать пару часиков.
Утром, заступив на пост и забравшись на вышку, я с любопытством стал глазеть на плац, где выстроился весь полк. Встречали высокого гостя. К штабу подъехало несколько легковых машин. Из первой выбрался генерал. Наш командир полка подошёл к нему с докладом. Я всегда считал, что генералы все старые и толстые. А этот был не такой. Стройный и подтянутый он на целую голову возвышался над нашим полковником.
Тут же из генеральской машины выскочила маленькая, беленькая собачка и, виляя хвостиком, стала тереться ему о сапоги. Наш командир полка наклонился и погладил её.
Полк побатарейно маршировал на плацу. Потом генерала водили по подразделениям.
И везде собачка бегала за ним. Наконец, всё улеглось, и генеральская процессия зашла
в штаб. Смотреть больше было не на что. Стало скучно.
Через час опять наметилось какое-то движение. Между столовой и штабом забегали солдаты, таская кастрюли и подносы.
Вдруг, за спиной послышался топот. Я резко обернулся. От магазина со стороны
офицерского городка быстро шёл Татеев, неся в руках большую картонную коробку.
Из коробки торчали горлышки водочных бутылок. По-видимому, он направлялся к штабу, а обходить территорию поста было далеко. Капитан решительно направился напрямик.
-Стой! Стрелять буду,-
вскинул я карабин. Татеев остановился, устало поставил коробку на землю, вытер пот со лба и, сдвинув фуражку на затылок, вдруг заорал на меня:
-Я тебе так стрельну, что костей не соберёшь, служака хренов,-
схватил коробку и побежал прямо через пост.
Милёшкин резвился, как ребёнок, после смены слушая мой рассказ в караулке.
Вечером в полку что-то случилось. Когда мы вернулись, подразделение строилось перед казармой.
-Давай быстрее,-
торопил старшина, принимая оружие и патроны.
-Да, что стряслось-то?-
не выдержал Милёшкин.
-Шпиц у генерала пропал. Потерялся где-то. Будем лес вокруг части прочёсывать. Наш участок – за спорт площадкой. Бегом все на улицу,-
прикрикнул старшина.
Подразделение вывели за КПП и, построив в цепь, двинули в лес. Справа и слева шли цепи из солдат батарей. Через час хождения между деревьями цепи сломались. Солдаты, разбившись на кучки, собирали и ели чернику. У меня сбилась портянка. Пришлось присесть на пенёк переобуться. Пока возился, отстал от своих. Чтобы догнать, направился наперерез, вокруг маленького озерца. Через километр я внезапно остановился. Откуда-то потянуло дымком и чем-то очень аппетитным. Я пошёл на запах.
За молодыми ёлочками открылась полянка. Вокруг полупогасшего костра сидели несколько солдат. На расстеленной газете стояли начатые бутылки с вином, стаканы и лежали самодельные шампуры с нанизанными на них шашлыками. Аромат от них исходил потрясающий.
Это были союзники из первой батареи. Среди них двое моего призыва. Мы вместе тянули в карантине.
-Во! Лёха! Давай к нам,-
они весело загалдели. Я присел к костру и взял протянутый стакан. Тут же передо мной положили шампур, от одного запаха которого потекли слюни. Я выпил, потянулся за шампуром и … замер. За костром на двух вбитых в землю колышках аккуратно была натянута белая собачья шкура.
- 31 -
Вы чего, мужики? Собачку генеральскую того?-
оторопел я.
-Хороший собак. Быстро бегал. Кушай,-
заржали союзники. Шашлык есть мне что-то расхотелось.
-Ты где болтался?-
набросился на меня в казарме старшина.
-Заблудился, товарищ прапорщик,-
отвернулся я, стараясь не дышать в его сторону.
-Нашёл чего?
-Да куда там.
Генерал уехал. Командир полка неделю ходил чернее тучи. Но потом всё забылось.