Холодный, белый, безумный (7-9)

Автор: дервиш махмуд 7
-Ну, Максимка, собирайся. За грибами идём,- объявил торжественно дед, когда вернулся из гастронома.

-Ура! Ура!- закричал, подпрыгивая на месте, Максимка, отрок восьми годов, белый, прыткий и шустрый.

Баба Фима им в корзинку обед собрала – бутерброды да морс в термосе, холодный. Внуку надели выходную красную кепку на голову, дед облачился в клетчатый, тоже вполне нарядный пиджак.

И они пошли в лес за грибами. Дед и внук. Старый и малый, оба шебутные и весёлые, дед к тому же поддатый с утра.
И шли они через поле. Дед не спешил, шагал обстоятельно, внимательно глядя по сторонам и себе под ноги, напевая вполголоса красноармейскую песню. Максимка же, наоборот, не шёл, а скакал вокруг деда, как обезьяна. И шагали они мимо коровьих черепов и полусгнивших каркасов автомобилей, мимо древних татарских курганов, мимо столбов электролиний.

Над ними синело небо. По небу катился жёлтый огненный шар, и летали неслышно самолёты. А может, это и не самолёты были, а ангелы. Грибники пересекли поле и вошли в лес. Жара сменилась прохладой, яркий свет – приятной для глаз тенью. Дед и внук пошли медленнее. Максимка сразу же нашёл гриб – увы, пока несъедобный, о чём сообщил дед, осмотрев находку брезгливо через очки. Гриб был безжалостно растоптан Максимкиной кроссовкой.

-Эй грибы, грибочки! Где вы, родимые?- кричал Максимка, углубляясь в заросли.

-Особливо не кричи, малой!- предостерёг дед.- Грибная охота, она тоже тишину любит. Ты думаешь, грибы безухие?

-А что, ухие?

-Ухие, Максимка, да ещё какие. Точнее сказать, ушлые. Громких криков не любят, сразу под землю прячутся. И ещё: негодные грибы не ломай. Тебе они ник чему, а заяц или птичка какая-тетерев, сожрут за милую душу. А ты их пропитания лишаешь.

-Понял, деда Вася! Больше не буду!

Белобрысый Максимка склонился вдруг над кустом, что-то заметив.
-Ой, дед, а это что за зверь?
-Ну-ка,- дед подошёл рассмотреть.- Ага, так это и есть богомол, про которого я тебе давеча рассказывал. Страшный зверь, но полезный. Ты его не тронь. Он и цапнуть может.

Зелёное, похожее на инопланетного пришельца существо величиной с палец взрослого человека неподвижно сидело на ветке и глазами-шариками очень даже осмысленно блестело.

-Страашный!- восхищённо проговорил Максимка.- Богомол!
-Этот ещё маленький. Вот на юге они бывают до двадцати сантиметров в длину.
-А до метра бывают?
-Угу,- кивнул дед и стал закуривать папиросу.
-А до пяти метров?
-Бывают, наверное. Только это уже богомол будет, а…кандибобер какой-то.

Максимка самозабвенно захохотал, услышав смешное слово, и даже упал от смеха на траву, дрыгая ногами.

-Ну, ладно, ладно, хорошо баловАться. Пошли дальше,- дед Вася схватил внука за ворот рубахи и поставил на ноги.

И они пошли дальше. Некоторое время шли молча, а потом Максимка опять нашёл гриб, на этот раз настоящий, плотный да налитой, совсем не червивый, с прилипшим листком на шляпке.

-Вот это дельный гриб!- одобрил дед, выпуская изо рта струю густого табачного дыма.- Подберёзовик. В корзину его.- И старик бережно положил первый гриб в глубокое лукошко.

Часа через два лукошко было заполнено на две трети. Дед и внук решили сделать на поляне привал. Максимка не устал, но проголодался. Старик расстелил на траве газету с портретом бровастого, обаятельно улыбающегося генерального секретаря. Достал припасы. Путники сели на траву. Стрекотали насекомые, пели птички – мир и покой царили в природе. И в душах мальца и старика тоже царила полная идиллия. Хорошо им было в лесу – и вообще, на этой прекрасной планете.

Максимка, покосившись на портрет, взял бутерброд и так хватил его молодыми зубами, что чуть палец себе не откусил. И жуя, спросил:
-Дед, а что такое,- и он стал по буквам читать из газетного заголовка,- «цэ-кэ-кэ-пэ-сэ-сэ»?

-Цэ-ка-ка-пэ-эс-эс, -поправил дед,- это, внук, Центральный Комитет Коммунистической Партии Советского Союза, другими словами – главный штаб, в котором начальник и генерал есть Леонид Ильич Брежнев.

-Ааа,- понимающе протянул Максимка и тут же в его голове возник новый вопрос.- Деда, а Брежнев никогда не умрёт?

Дед посмеялся в усы.

-Да как не умрёт, Максим. Умрёт, куда денется. Как и все люди.
-А он разве обычный человек?
-Обычный, Максимка, хоть и самый человечный из всех.
- А почему ему учёные врачи лекарства не дадут для бессмертия? Ведь без Леонида Ильича нам всем, бабушка говорила, каюк придёт.
-Дак не изобрели ещё таких лекарств,- вздохнул дед, медленно и осторожно жуя искусственными зубами – морщины на лице ходили ходуном.
-А изобретут?
-Это обязательно. Вековая мечта человечества. Летать мы уже научились? Научились. На Марсе побывали? Побывали. Остался только эликсир бессмертия. Ну и вечный хлеб.
-А что такое «вечный хлеб»?
-Ну, это чтоб голода не было. Неиссякаемый источник продовольствия.
-Ааа.

И вдруг что-то зашуршало в кустах. Грибники обернулись на источник звука. Из леса на поляну вышел человек – высокого роста, со злым нездешним лицом и в широкополой шляпе. В руке у человека был замысловатый аппарат с вращательной ручкой, экранчиком и антеннами, торчащими во все стороны, как иглы у дикобраза. Не говоря ни слова, незнакомец направил аппарат на деда Василия и Максимку. Аппарат угрожающе загудел, и внутри него сверкнула молния. Дед подался вперёд, загораживая своим телом внука.

-Но-но, мил человек!- угрожающе произнёс мужчина в шляпе и, сделав мерзкое выражение на сухом безжизненном лице, какую-то кнопочку на своём устройстве тыцнул.

8
В коридоре вагона было сумрачно, тихо и как-то нехорошо – мягко, уютно, бархатно, но, ей-богу, очень нехорошо. Лампы горели через одну тусклым красноватым светом и вдобавок мерцали, как будто нервничали.

Неподвижный вагон напоминал современный вариант египетской усыпальницы, гробницу для «очень важных персон». Пассажиры, если таковые вообще наличествовали, сидели по своим номерам, и только в самом тёмном углу на прежнем своём месте у окна стоял контр-адмирал и глядел, как и в прошлый раз, в заоконную темень. Я дошёл до купе проводников и заглянул в приоткрытую дверь – в комнатке никого не было, и на столе лежала на мятой газете сухая рыба лещ и стоял подстаканник без стакана. Что-то этот натюрморт да обозначал, какая-то в нём таилась загадка, отгадывать которую у меня не было ни времени, ни умственных ресурсов.

В безмолвии и неподвижности вагона было что-то очень тревожное; такая тревога бывает, когда в страшном сне приближаешься к двери, за которой – ты это прекрасно знаешь, но уйти прочь не можешь, ибо другого пути нет – тебя ждёт не спасение, а следующий уровень кошмара.

Как-то вдруг однозначно скверно стало у меня на душе, когда я, покинув купе, вышел в открытый космос. Почему?- спросил себя я.
«Аннушка!- сразу пришёл ответ. – В ней причина разлада. Не надо было нам набрасываться друг на друга. Интрига путешествия убита, дальше – отрезвление, охлаждение и тупик».

Тут я почувствовал на себе чей-то взгляд и обернулся: контр-адмирал внимательно глядел на меня из дальней темноты, как птица-сыч. Я решительно зашагал к моряку, но на полпути споткнулся о ковёр и едва не упал.

-Скажите, сударь!- закричал я, поднимаясь с колена – поза была слишком пафосной, а голос почему-то предательски дрожал. – Почему стоим? Что случилось?

Контр-адмирал подождал, пока я подойду, затем оглядел с головы до ног, оценивая, потом лишь ответил.

-Не имею ни малейшего понятия. Стоим – значит так надо. И потом, без остановки нет движения. Это ещё Альберт Эйнштейн подметил.
-Ну так-то да, только…- что сказать ещё, я не знал.
-Вы кофе хотите?- помог мне морской человек.
-Нет, спасибо. Впрочем, да, хочу!
-Тогда пройдёмте в мою каюту.

Я как зачарованный проследовал за ним в купе, где, как и в коридоре, было темно и пахло почему-то аптекой.

-Присаживайтесь.

Я глянул на диван, на котором лежали в беспорядке разнокалиберные свёртки и коробки (с контрабандой, почему-то подумал я) и сел в кресло.

-Извините,- не удержался от вопроса,- а вы кто по званию будете – часом, не контр-адмирал?
-Да, получил это звание буквально месяц назад. А вы что, разбираетесь в морских знаках отличия?
-Ничуть. Это у меня озарение случилось.

Тем временем он уже сварил кофе в маленькой походной кофеварке и протянул мне чашечку.
-Коньяка добавить?- спросил меня.
-Да, конечно. Немного.

Он добавил. Сделали по глотку.
-Петерсен, Иван Ильич,- представился моряк согласно человеческому ритуалу.
Я назвал себя (зачем-то вымышленным именем) и спросил, тоже следуя закону вежливости:
-Отдыхать едете?

-Напротив, уже отдохнул,- он бодро посмотрел на меня, при этом – да, он был весьма похож на отдохнувшую сову.

-Что ж,- проговорил я,- поздравляю.

-Пасибо, пасибо. Теперь ждут меня великие дела! – торжественно возвестил офицер.- Назначен капитаном на новое судно. Крейсер «Навуходоносор». Водоизмещение 20 тысяч тонн.

-Черноморский флот?

Моряк удивлённо приподнял бровь:
-Никак нет. Тихоокеанский. Первого числа в Индонезию пойдём, давненько я там не был, давненько,- взор его на секунду затуманился, погрузившись в пучину воспоминаний.

- Через Босфор пойдёте?- вернул я его в настоящее: что-то было не так с географией в нашей беседе.

-Зачем через Босфор? Через Японское море, как все нормальные люди.

-Погодите… — тут смутное, но страшное подозрение посетило меня.- Вот вы сейчас, в данный момент куда едете?

-Домой, во Владивосток, собственно.
-Как это?
-Что как?
-Ну поезд-то в Кисловодск идёт!
-Ошибаетесь, молодой человек. В другую совсем сторону.
-Этого не может быть!- вытаращил глаза и выронил даже чашку, как в плохом театре. -Вы меня разыгрываете!

-Это вы меня разыгрываете, юноша,- контр-адмирал, глядя мне в глаза, улыбался улыбкой честного человека. -Вот мой билет, взгляните.

Я взглянул. Чёрным по белому там был указан пункт прибытия – Владивосток.

-Но у меня тоже есть билет! -я сунулся в карман халата.- Тьфу ты чёрт, он у…у жены, в сумочке.

Тут я вспомнил, что видел билет только издали в Аннушкиных руках, а какой там был обозначен конечный пункт, мне и неведомо. И вообще – что я здесь делаю, в этом поезде, как я попал сюда и что всё это значит?

-Погодите! – я схватил моряка за плечо и потряс. – Я сейчас всё выясню!

-Молодой человек! – закричал он мне вслед, но я только отмахнулся рукою.

Я бросился в наше купе, вбежал с безумными глазами, готовый кричать, но Аннушки на месте не было. Стукнул в туалетную дверь, но ответом мне была тишина. Я бессмысленно заметался по купе, открывая шкафчики и заглядывая в углы. Где же она? Ни кимоно, ни курточки её не видно. Наверное, вышла на свежий воздух. И зачем-то прихватила с собой свою сумочку.

Я сбросил халат, надел штаны, куртку, ботинки и шапку, замахнул пятьдесят грамм водки со стола и побежал. На всякий случай снова заглянул по пути в купе проводников – там по-прежнему никого не было, зато заработал висящий на стене телевизионный экран – по нему показывали беззвучно падающий снег, и в углу мигала надпись «нет сигнала». Я выскочил в тамбур. Открытая вагонная дверь поскрипывала на зимнем ветру. Я выглянул из проёма. Какой-то полустанок, что ли. Платформа, по крайней мере, присутствовала. Правда, ни одной живой души не наблюдалось в округе. Небольшое здание чуть в стороне, вокзал-не вокзал. Тускло светилось лишь одно окошко. И никого, совсем никого вокруг. Даже собак не было. Спрыгнуть вниз? Такая добавочная лесенка, которую проводники обычно выдвигают на стоянках, в данный момент не была активирована. Значит, стоянки здесь быть не должно. Но тогда почему открыта дверь? Я всё же решился спуститься на твердь земную. Постою, покурю, подышу воздухом.

Спрыгнув, я испытал приступ головокружения и чуть не упал. Я был всё-таки пьян, и очень. Строения и деревья, похожие на старушечьи кисти рук, поплыли вокруг меня, желая вращаться. Только невероятным усилием воли мне удалось остановить карусельный ход.

И тут откуда-то из-за моей спины появились люди. Молча так подкатили сзади и под руки взяли. Я-то думал, они меня поддержать хотят, видя, что человек потерял равновесие, и даже хотел поблагодарить доброхотов, но потом смотрю – тащат куда-то. Двое в форменных тулупах, угрюмые и огромные, как медведи.

-Мужики, вы чего?- промолвил я наконец, испытав приступ паники.- Куда это вы меня? Да пусти ты руку, эй, рыло! Я сам могу идти! Что происходит? Что вам нужно?

Бугаи, никак не реагируя на мои реплики, дотащили меня до здания вокзала, втолкнули внутрь. Деревянная дверь жалобно заскрипела и захлопнулась за нами, и мне показалось, что хлопок этот как бы провёл черту между тем миром, в котором я до сих пор пребывал и каким-то новым, в который шагнул сию минуту.

Внутри вокзала была полутьма, и никаких пассажиров и провожающих не присутствовало. Пустые коридоры и зальчики со скамейками. Буфетная стойка с абсолютно пустыми прилавками. Пустые же ларьки и кассы. Как будто все ушли на фронт. Мимо всего этого великолепия меня провели и доставили в отдельный кабинет, где было, в отличие от всех остальных помещений, светло и чисто.

В центре комнаты стоял массивный стол, за каким сидел толстый, коротко остриженный ментяра, капитан, похожий на какого-то анти-будду. Капитан повёл пальцем, и те двое, что меня привели, стали шарить по моим карманам. Вынули и положили на стол бумажник, паспорт, сигареты, початую бутылку бренди, телефон. Телефон вдруг зазвонил. «Жена»,- подумал я с удивившим меня самого спокойствием.

-Дадите поговорить?- спросил я толстого ублюдка.

Тот отрицательно помотал головой. Глухонемые подручные продолжали меня шмонать. Больше, впрочем, у меня ничего с собой и не было. Телефон всё трезвонил, потом замолк и начал мелко дрожать, принимая сообщения. Беспокоятся, родные-то, вздохнул я.

К этому моменту я уже интуитивно понял, как следует себя вести – не надо возмущаться, кричать, взывать к справедливости – это окончится только насилием со стороны превосходящих сил. Короче, нужно быть «кул», а не «хот». Спокойные люди вызывают невольное уважение. Буду говорить только тогда, когда спросят, а отвечать односложно – да, нет, не знаю. И не удивляться, ничему не удивляться.

За стеной вдруг что-то загудело и пришло в движение, пол кабинета мелко задрожал. «Мой поезд уходит,- догадался я,- во Владивосток, хе-хе».
Толстый капитан взглянул на меня, и в тухлом его взгляде отразилось что-то вроде недоумения – мол, почему это я не кричу, не рвусь обратно в вагон. Именно такой реакции он ожидал. Но я был твёрд. Морозный воздух сибирской равнины, вступив во взаимодействие с алкоголем в крови, превратил моё сознание в кристалл. Все мои страхи и волнения улетучились, и я был скорее даже воодушевлён, как будто самого начала знал, что путешествие на солнечный юго-запад окажется путешествием на мутно-мрачный северо-восток.

Что-то сдвинулось у меня в мозгу, какие-то доселе дремлющие силы пришли в движение. Происходящее представилось мне вдруг кем-то нарочно устроенным мне важнейшим в жизни экзаменом, окончательным испытанием воли, духа и интеллекта. Пришло время выяснить, кто я такой есть на этой земле и как далеко способен зайти. Лишь один вопрос хотелось мне задать сейчас, и я его задал, не выдержал.

-Скажите, а как называется это место?

Толстяк моргнул пару раз мёртвыми глазами:
-Станция Зима,- ответил он, роняя слова, как два заледеневших камня.

Я понимающе кивнул.
Капитан бросил мне пачку сигарет – сжалился – и снова показал пальцами служакам, и те опять ловко и легко подхватили меня под руки и куда-то потащили. Мы миновали другие, совсем уже тёмные комнаты и коридоры, потом стали спускаться вниз, я пару раз больно ударил колено о какие-то препятствия на полу – металлические стулья, что ли. Мы долго шли зигзагами и наконец остановились. Меня втолкнули в низкую подвальную комнату, едва освещённую зачем-то выкрашенной в синюю краску лампой. Дверь захлопнулась, замок клацнул. Шаги провожатых утихли. Я сел на лежащий на полу топчан. Достал сигареты. Внутри пачки у меня имелась зажигалка. Я щёлкнул, вызывая пламя, и тут увидел, что нахожусь в камере не один. У дальней стены сидел в йогической позе «падмасана» голый по пояс человек. Со спокойной – на кончиках губ – улыбкой он поглядел на меня, как на родного, и произнёс приятным, с хрипотцой, голосом:
-Ну чего вылупился, дядя? Сигарету давай.

9
Мой сокамерник – мужик средних лет с круглой лысой головой – производил впечатление человека бывалого и такого, знаете ли, корневого, как говорят блюзмены. Будучи по сути своей наивным горожанином, я проникся к нему безграничным доверием и в подробностях, ничего не утаив, изложил ему свою историю. Человек, попросивший называть себя Чалдоном Ивановичем, внимательно выслушал мой рассказ, кивая понимающе головой и изредка отпуская короткие, но глубокомысленные комментарии, выдающие знатока людской природы.

Закончив, я спросил его:
-Так чего они хотят от меня, эти молчаливые люди в форме?

- Может твоих денег, а может и органов. Бизнес у них мрачный. Кто-то на тебя навёл. Может проводник. А может фифа твоя.

-Нет, это исключено. Аннушка – честная девушка.

— Много ты понимаешь в девушках… Почему она тебя повезла сюда, а не в Кисловодск? Сдаётся мне, что и она, и контр-адмирал твой, и проводник – одна шайка-лейка.

-Эх,- вздохнул я. -Жил я себе, не тужил, никого не трогал. А теперь нахожусь бог знает где, похищенный бандой оборотней. Вот никогда, никогда бы не подумал, что со мной может произойти нечто подобное.

-Никто не думает,- усмехнулся Чалдон Иванович.- А знаешь, сколько людей ежегодно пропадает без вести по всей России? Более семидесяти тысяч человек.

— Ни хера себе!

-А куда они пропадают, как ты думаешь?

Я никак не думал.

-Вот сюда и пропадают,- ответил Чалдон Иванович, тыча пальцем в пол,- на станцию Зима, к этим молчаливым ребятам.

-А ты как сам сюда угодил?

-Так же как и ты. Не в том месте и не в то время вышел из вагона покурить. Я видишь ли, художник и поэт, блаженный человек – что-то мне такое в здешнем пейзаже пригрезилось. Неделю уже, наверное, здесь сижу. Ехал я в город Киев за дядиным наследством. Ну, плохие люди прознали про мои дела. Однако получить им с меня барыш вряд ли получится. Страдания и смерть меня не страшат. Кроме того, что я поэт, я ещё и эзотерик, практикую «русское боевое дао», это – будешь знать – духовная дисциплина высшей ступени. Мне отсюда выйти – плёвое дело. Но пока не хочу. Мне здесь интересно. Очень отрезвляет. В жизненном смысле.

-Вон оно даже как,- только и смог сказать я на это.

Мы снова закурили — что ещё было делать.

-А мне поможешь выйти отсюда?- спросил я его с затаённой надеждой.- У меня это…семья и вообще…

Чалдон Иванович поджал губы и коротко кивнул головой – да, мол, помогу.

-Но нужно дождаться рассвета,- прибавил он,- а потом я тебя научу, что делать.

-Вместе и уйдём, а?

-Моё время ещё не пришло,- ответил Чалдон Иваныч,- а впрочем, посмотрим… А пока расскажи мне про свой большой город. Как сейчас там? Давно я там не был. Лет двадцать наверно.

-Да что там рассказывать. Люди сидят в своих бетонных ульях. Тратят честно заработанные деньги на разную чушь. В общем, находятся под глубоким гипнозом.

-Ха, дак это везде так. Не спят лишь единицы. Ты и сам ведь почти всё время пребываешь в состоянии глубокого сна. Это сейчас, ввиду чрезвычайных обстоятельств ненадолго и далеко не полностью пробудился. А как вернёшься к своим, как говорится, баранам, так снова заснёшь.

-Это да,- вздохнул я,- Гурджиев говорил истинную правду.

-Я сам себе Гурджиев,- гордо сказал Чалдон Иванович и вдруг проделал такую штуку – из положения сидя в лотосе и не разнимая сплетённых рук как-то так перевернулся и встал на голову. Постоял так минут пять и, ловко изогнувшись, вернулся в прежнее сидячее положение.

-Ну ты даёшь, Чалдон Иваныч! – только и смог проговорить я.

-Ещё не то могу. Но это всё фокусы. Главное дело – освобождение разума. Но с этой целью в сознании надо родиться. Она не может быть взятой извне,- и он с глубокомысленным видом прикрыл глаза, став похожим на мудрого индейца. Потом не выдержал, рассмеялся.

Захохотал и я.
-Не, ну а если серьёзно, Иваныч – вот ты сам лично достиг главной цели?

-Пока нет, но близок к ней как никто другой. Мне повезло, у меня был учитель из бурятских шаманов. Сейчас он уже на той стороне реки, так сказать. Но главное мне передал – пламя знания. Теперь оно, пламя то есть, всё время горит в моей голове… Но знаешь, эта местность – я имею в виду всю Россию, занимающую полконтинента – не особо располагает к погружению в глубинные медитации. Вечный снег и общая унылость природы способствует преобладанию сил энтропии в сознании всех существ. Такая вот карма-хуярма.

-Да, да, я совсем недавно думал об этом!

-Здесь даже сны у всех почти одинаковые. И знаешь почему?

-Никак нет.

-Потому что их вызывают вирусы одного и того же вида. Сознания людей сибирских равнин и средней полосы России поражены поголовно вирусом. И это не в переносном смысле, а в прямом. Люди заражаются этой, извини за выражение, поебенью через хлеб и другие продукты, даже через воду. От вируса никуда не деться. Но можно свести его пагубное действие к минимуму.

-Как же это сделать?

-Паразит поражает определённый участок коры головного мозга. Нужно блокировать этот участок, только и всего. Акупунктура, иглоукалывание, особые наркотические препараты, йога и цигун могут помочь подготовиться к основному удару.

-И каков будет основной удар?

Чалдон Иванович посмотрел на меня и чётко произнёс:
-Человек должен умереть.

-Как так умереть?

-В прямом смысле. Сдохнуть. Не до конца, но почти. Совершить самоубийство, но выжить. Тут, конечно, без мудрого наставника не обойтись. Необходимо, чтобы кто-то помог умирающему вернуться. Дело в том, мой городской глупый друг, что вирусы уходят из угасающего сознания, а точнее, погибают вместе с ним. И потом остаётся только следить за тем, чтобы они не вернулись. Строгая диета, определённый образ жизни. Мой учитель, например, вообще ничего не ел последние пятнадцать лет перед окончательным путешествием.

-Хмм,- недоверчиво усмехнулся, — это всё немного дико для меня звучит.

-Ничего. Ты спрашиваешь – я отвечаю. Не обязательно мне верить. Может быть, я сумасшедший.

Я с сомнением посмотрел на Чалдона Иваныча. Шарообразная голова, дико сверкающие глаза. Он был похож на кота, временно принявшего облик человека.

- Я тебе ещё не рассказал про снежного кандибобера, который все эти штуки с нами, русскими людьми, проделывает,- добавил загадочный дядя. — Вирусы человеческого сознания – лишь часть его эфирного тела.

«Точно больной»- подумал я.

-Сам больной,- сказал он, прочитав дословно мысли, чему я, кстати, даже и догадался удивиться. — Но ты не боись,- успокоил он меня,- выбраться-то я тебе помогу. Это без булды. No shit, как говорят американцы. А пока давай поспим немного. Через пару часов я тебя разбужу.

Чалдон Иванович, подавая пример, закрыл глаза, расслабил плечи и замолчал.

-Я, конечно, попробую,- пробормотал я, — не думаю, что мне удастся,- сказав это, я прилёг на топчан и в тот же миг выключился, как лампочка Ильича-Эдисона.