Твердая работа

Автор: Sparky-Uno* Смена экипажа была в Питере. Приняли дела от постоянного экипажа. Подписали акты. Как водится, выпили по рюмке и расстались до весны. Бело все вокруг. Им, в этот раз, выпало зимой отгулы и отпуска на колючий ветер кидать, а мы – предвкушая летний отпуск, впряглись в зимнюю работу. Какие-то четыре месяца и мы, уйдем отдыхать в лето, в растаявшее мороженое, в теплый дождь, в радугу, в выездные шашлыки и в грядки с морковкой. Ерунда ведь. Сто двадцать суток. Уже скоро. Рукой подать. Хотя, глядя на монолитный лед за бортом, неизбежное лето казалось чем-то сугубо фантастическим.
Вышли из Питера, назначением на финскую Сайму, двоюродную сестру нашей родной Вуоксы. Но, родство вовсе не означало дружеских объятий и ледовая обстановка лишний раз подтверждала это. Ледовые карты и рекомендации ледоколов, предписывали следовать ближе к финским берегам, но, капитан наш, Михаил Алексеевич, рассудил по-своему и, используя отжимной ветер от берега, пошел ближе к Березовым островам, держась своих вод. Молодой совсем мужик, едва сороковник стукнуло, но, он успел поработать на Севморпути, старпомом на ледоколе, в зимних мореходах обосновался окончательно и, вполне обладал опытом для принятия самостоятельных решений.
Ледок за бортом слабенький, отжало его ветром, смолотило волнишкой, особых трудов для нашего судна, построенного знающими финскими ребятами – проход под островами не представлял. В те годы, добрых три четверти советского флота, обладающего хорошим ледовым классом, было построено финскими корабелами. Эти ребята знали толк в хорошей финской зиме и строили суда по высшему разряду ледовой проходимости. Поэтому, пока, грызли мы твердую воду небрежно и не особо напрягаясь. Ближе к Выборгу, обстановка начала меняться не в лучшую сторону. Торосы, сплоченность ледовых полей, — все сильнее и сильнее, мешали вольготному плаванию. Ночь. Нули. Второй штурман заступил на вахту. Условия тяжелые, капитан на мостике, в машинном отделении — вахта усилена старшим механиком.
На экране радара появилась группа судов. Вроде и делать им там нечего, а стоят как лошадки в конюшне. Никакого движения — собой не обозначая. Подошли к ним ближе. Осмотрелись. Голландцы, немцы, итальянец. Всего семь — восемь пароходов. Понадеялись они на свои силы и на то, что погода дала им шанс пройти без ледокольного сопровождения. Которое, как вы понимаете, весьма дорогое удовольствие. Но, зимняя погода переменчива, как настроение второклашки и подперло импортных ребятишек между островами, как пробкой бутылку. Глубины небольшие и им ждать помощи со стороны мелкосидящего ледокола – можно недели. Вроде как – не наше это дело. Все у голландце-немцев в полном порядке, помощи не просят, припасов в достатке – кури бамбук и считай зарплату. Но, погода может подбросить сюрпризы в виде навального на острова ветра и тогда, тишина и спокойствие мгновенно перерастут в аврал. Да и положа руку на сердце, стоят они аккурат на нашем судовом ходу, никак не помогая нашему продвижению к Сайме.
Капитан принимает решение помочь морякам. А заодно и самим, пробиться к цели.
-«Катарина», это «Ладога». Мы сейчас у вас по левому борту пройдем. Готовьте машины к работе.
-«Ладога», это «Катарина», понял вас. Работаю полным вперед.
«Ладога» наша, как голодный зверь, вгрызается в сплоченно-торосистое поле льда. Крупная дрожь по всему корпусу судна. Хороший лед. Злой. Держит. Лбом в нас упирается. Такой попробуй, купи за рупь двадцать. Полный вперед. Скорость падает. Как будто плывем в сгущенке. Все. Уперлись как в бетон. Стоп-машины.
-«Катарина», работайте назад. Я отхожу.
«Семеныч! Давай дружок на бак. И дистанцию до судов мне постоянно докладывай». Боцман мелко трусит на нос. Обосновался там. Холодно. Прячется от ветра в тулуп.
«На связи, Михаил Алексеевич. До «Кати» полста метров». Добро. Отошли назад, сколько смогли. Присели. Разбег. Вперед. Полный ход.
-«Катарина», работайте вперед.
-«Йес, мастер, фул спид».
Еще тридцать метров отвоевали сообща. Уперлись. Назад. Разбег. Чуть дальше, чем были, продвинулись снова. Час ночи.
-«Катарина» — вперед, вперед.
-«Ладога – стэди соу».
Боится. «Семеныч, как там?». «До «Кати» двадцать метров, дистанция уменьшается». Вперед. Назад. Разбег. Давим лед инерцией и массой. Вперед. Назад. «Катя» волнуется. Опасно сближаемся.
Вперед, вперед. Назад, назад. Замечаю, что когда работаем машинами вперед, я наваливаюсь телом на переборку, толкая ее от себя. А когда отходим, вцепляюсь в нее ногтями до боли и тяну на себя, тяну, тяну. Здоровенное поле льда подается и отрывается за нами следом. На всех застрявших судах включили наружное освещение. Прожектора сверлят лед. Все, как могут, помогают нам с «Катериной».
-«Ладога», это «Стэна», помогай вам Бог. Вы – хорошие моряки. Но! Про нас не забывайте».
Это сыр голландский прорезался. Рядышком с «Катей» стоит. Шапки дыма из трубы пускает. Всем своим видом показывает решимость достичь свободной воды.
-«Стэна», я «Ладога», вайтин фор».
Жди. Жди голландец. Будут тебе твои булочки с маком.
На мостике уже все забыли про то, что груз нас ждет, что рейсзадание жесткое по срокам и прибытию. Вперед. На лед. Назад. Вперед. Реверс. Назад. Поле льда отошло еще дальше. Три часа ночи по Москве. «Катарина» выскочила как намыленная. Дает длинный сигнал тифоном, еще один, еще, еще. Благодарит. Прощается. Мы ей вторим. Застрявшие суда приветствуют морскую взаимовыручку.
-«Ладога», это «Катарина». Мы благодарны вам. Бутылка «Белой лошади» при встрече на берегу».
Кой черт «Белая лошадь»??? Не до вас. Идите с миром.
-«Стэна»! Работайте вперед. Я подхожу к вам.
Разбег. Удар. Назад. Четыре утра. Смена вахты. Заступил старпом. Второй штурман не уходит отдыхать. Замечаю, что он, как и я, давит и тянет переборку. Помогаем с ним судну, как можем. Давай, «Ладога», давай. Капитан снял китель. Даже в темноте видно, что форменная рубаха облепила его тело влажной салфеткой. Вперед. Назад. Разбег, удар, откат. Разбег. Укус. Жуем лед. Сплевываем его через щеку.
-«Стэна»! Полный ход, полный!
И пошла «Сэна», пошла, мать ее! Следом за «Катей», пошла родимая. -«Ладога», благодарим вас, информируем нашего судовладельца…».
Да идите вы уже. Не до вас. У нас тут работы еще выше трубы.
-«Анна», «Иматра»! Полный ход, околеем вас с правого борта» .
Вперед. Назад. Пальцы толкают судно. Вперед.
-«Ладога», это «Иматра». Мы благодарны вам».
-«Иматра», «Анна», счастливого плавания».
«Ливорно», ну, ты чего, макарон объелся? Полный ход. Давай, давай дружище, рвись наружу, там вода жидкая, там ветер свежий, там твоя теплая Италия. Вперед. Назад. Лед обдирает борта, лущит краску как семечки, вдавливает обшивку в ребра шпангоутов. Рык, грохот, радуга в прожекторах. Вперед. Реверс. Назад. Восемь утра. Снова смена вахты. Никто не идет спать. Мы все здесь. Каждый, по десятой доли лошадиной силы, но, вкладываемся в мощь винтов. Как можем, тянем родную «Ладогу» взглядом, ногтями, шмыгаем носами, встаем на цыпочки. Вперед, назад. Вперед…это когда-то закончится, когда-то…реверс…назад. «Ливорно» — это последний из застрявших. И самый маленький, самый дохленький, и отдать ему должное, самый упорный. Кидается к нам навстречу, не боясь опасных сближений, верхним чутьем понимая минимальные зоны рисков. Вперед. Назад. «Ливорно» молчит в эфире. Молчим и мы. Нам говорить не о чем с ним. Мы с ним одно целое. Понимаем друг друга и без слов. Вперед. Реверс. Десять утра. Назад.
-«Ладога»! «Брависсимо! Грация!»,
… пошел, пошел, пошел ускоряясь. Все, выскочил. Да черт с тобой, макаронная твоя душа. По тону понятно, что случись такое с нами, ты бы нас зубами вытащил, пиццовая ты морда.
«Михаил Алексеевич, вы идите отдыхать, мы тут с третьим штурманом — как-то сами». Мастер, тяжело отвалил от машинного телеграфа. Довольный весь такой, глаз хоть и усталый, но, орлом смотрит. «Видали? Вот как мы их! Что-то я подустал малость, пойду, прикорну часок до Выборга. Чиф, я на звонке, если что». Ушел. Старпом, глядя в задающийся день на востоке, вообще, ни к кому не обращаясь…. «А почему? Да потому, что все моряки – братья! Ну…не родные – так двоюродные!».