Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Про любовь:: - Смешная любовь. Глава 19.Смешная любовь. Глава 19.Автор: s.ermoloff Сергей ЕрмоловСмешная любовь роман о любви 19 Я видел широко открытые глаза Наташи, но заглянуть в них не мог. Она смотрела прямо на меня, но не хотела замечать. Она была права только потому, что я чувствовал себя виноватым. Не понимаю, как можно разочароваться в любимой. Но я знал: презрения долго не выдержу. Мне не следовало искать в наших отношениях повод для обиды. Но я не мог не чувствовать, что Наташа обижает меня. Я не могу объяснить, почему терпел унижающее отношение к себе. Искренность мужчины всегда глупа. Мы продолжали молчать. Что мне следовало сказать? Из моей любви исчезла легкость и естественность. Наташа изменяла меня. Я не умею быть сильнее любимой. - Ты не знаешь реальной жизни, — сказала она. - Я не ребенок, — я не мог согласиться, что не знаю реальной жизни. - Дело не в годах, детка, а в опыте, — она была разочарована. Она всегда была немного разочарована. Каждый человек может ошибиться. Мое воображение всегда делает женщину сложнее, чем она есть в действительности. Наташа смотрела на меня, а я на нее. Я ощущал силу ее взгляда. «Нет, ее невозможно убедить», подумал я. Во время отступить – это еще не поражение. - Ты для меня – один из многих, — Наташа избавляла меня от самоуверенности. – Мне никогда не было хорошо с тобой. Другие мужчины, я знаю, чувствовали меня иначе. - Ты обо всем забыла? - Почти обо всем. - Я не смогу забыть. Я сказал Наташе правду. У меня это получается лучше обмана. Я начинал сомневаться, что любим. Эта мысль делала меня несчастным. Рядом с Наташей был мальчик. Мне никогда не повзрослеть. Я выдумывал много ненужного о себе. Я не понимал происходящее с нами. Иногда мне казалось, что я хочу понять в Наташе то, что лишено смысла. - Женщина может найти повод для разочарования в любом мужчине, — она смотрела на меня, как на клоуна. Она была обязана так посмотреть. Наташа смеялась надо мной. Я все еще слышу ее смех. - Ты права. С тобой я веду себя, как клоун. Я очень несчастен. Это очень смешно, — я радовал ее признаниями, которым не мог обрадоваться сам. Я утешал себя: я ждал этого. Я чувствовал себя одиноким рядом с любимой женщиной. Меня можно пожалеть. В любви мы пришли к тому, что следили за каждым шагом друг друга. - Женщины чаще мужчин ошибаются в любви, — она смотрела мне прямо в глаза. - Не верю ни одному слову. Но продолжай, — я не хотел, чтобы Наташе удалось убедить меня. - Сделаем вид, что ты этого не говорил? Меня унижает твоя глупость. Я выглядел смешным. Приходилось врать для того, чтобы Наташа мне поверила. - Не пытайся думать, — попросила она. – К тебе невозможно относиться всерьез. Ты перестал быть для меня человеком, а превратился в какой-то предмет, в какую-то вещь. Ты помнишь, как я вывернула тебе палец и сделала тебе больно? - Да. - Я сделала это для того, чтобы проверить, действительно ли ты умеешь чувствовать. - Да, я умею чувствовать. Ты мне делала очень больно. - Обычно женщина старается не упустить ни одну из возможностей, чтобы унизить мужчину. Иногда мне нравится ненавидеть Наташу. - Ты честнее меня, — признался я и чуть не добавил: «и сильнее», но удержался. Мне не хотелось подтверждать ее превосходство. - Ты знаешь, почему я тебя люблю? - Ты меня не любишь. - Каждая женщина может выдумать любовь в себе. Ты не понимаешь о чем я говорю? - Не надо объяснений. Я не хочу их слушать. Не сейчас. Не все сразу, — я старался не смотреть на нее все то время, что говорил. Я сначала не мог понять смысл сказанных ею слов – они показались мне просто шуткой. Любовь вынуждает меня быть глупее, чем я глуп в действительности. Не могу в точности сказать, что произошло с моим лицом – то ли оно побелело, то ли слова Наташи были настолько сильными, что на нем вообще ничего не отразилось. Я не знал, смеяться мне или плакать. Я был не в силах произнести даже слово. Я позволял Наташе обманывать меня. У каждой женщины преувеличенное мнение о своих возможностях. Некоторые люди думают, что говорить о любви – значит любить. Я старался, чтобы она не заметила моего состояния. Я не мог ожидать, что меня испугают ее слова о любви. Противоречия естественны в каждом человеке. - Тобой руководят только тщеславие и зависть, — я объяснял Наташе все не так, как объяснял себе. - Я не хочу притворяться. - Мне трудно. - Наверное. - Помоги мне. - Зачем? Иногда она переставала быть похожей на себя. Мы не понимали друг друга. Казалось, что она говорит не обо мне. Но сложные отношения с любимой лучше, чем совсем никаких отношений. - Не шути так, — я не хотел замечать в Наташе то, что мне не нравилось. Моя любовь к ней не зависела от ее слов. Я не страдал. Я просто ничего не понимал. Я не знаю, что мешает людям понимать друг друга. - Каждая женщина ждет от мужчины признание, что он боится с ней расстаться, — сказала Наташа. - Рядом с тобой я очень много узнаю о своей беспомощности. - Глупый. Ты совсем не знаешь, что такое много. - Как ты думаешь, ты когда-нибудь сможешь полюбить меня? - Может быть, смогу. Не хочу давать никаких обещаний. - Боишься обещаний? Слов? Мой голос дрожал. Но отступать было поздно. Ссора так ссора. Я смотрел на нее, на эту упрямую. Мне показалось, что я впервые смотрю ей в лицо. Я позволил Наташе обидеть меня. Не нужно признаваться во всем, что знаешь о любимой женщине. Я не хочу ненавидеть сильнее, чем люблю. - Не прикасайся ко мне, — ей нравилось быть жестокой. – Оставь меня в покое. Разве это сложно? - Когда ты так говоришь, я начинаю думать, что мы совсем не знаем друг друга, — мне нравилось ощущать себя обиженным Наташей. Из нас двоих обманывал я, и она могла догадаться, почему я это делал. Я не люблю себя злого. - Миленький, не глупи. - Я отказываюсь тебя понимать. - Не кричи, пожалуйста, — перебила Наташа. Глупо, я и не думал кричать. - Не притворяйся дурачком. Ты отлично понимаешь, что я имею в виду, — ее слова удивили меня. – Как тебе удается быть счастливым? - Мы совсем не похожи. - Ни один мужчина не может обрадовать женщину больше, чем самого себя. Я не только не спорил. Я даже не возражал. Ни одно мое возражение не смогло бы убедить Наташу. Я лишь хотел объяснить, что я ей не враг. Моя любовь вынуждала меня совершать глупые поступки. Она лишила меня уверенности. Этот разговор был нужен мне. Но человек не способен говорить правду, рассказывая о себе. Мне очень сложно. В саморазоблачении нет ничего приятного. Я вынужден не замечать того, что я знаю. Убедить другого человека так же сложно, как убедить самого себя. Я не был уверен, что смогу найти решение возникшей проблемы. Каждый мужчина защищается от женщины по-своему. - Иногда мы смотрим на жизнь одними глазами, — я унижался перед Наташей. - Ты умеешь разозлить. - Я думаю также о тебе. Мы злились друг на друга. Это было мучительно. Что она ждала от меня? На какой ответ рассчитывала? Я не умел понимать ее и это пугало. Я почувствовал себя лишним с Наташей. Мои возражения казались мне глупыми. Из меня выходила вся моя глупость. Я позволял ей выйти наружу. Когда это было сделано, я успокоился. Я часто говорил правду любимой женщине даже тогда, когда было бы правильнее соврать. Я попытался изобразить улыбку. Наташа заставляла меня ненавидеть самого себя. Но я не умею злиться на себя. Мне предстоит преодолеть еще одно разочарование в жизни. Я взрослею. Я ни о чем не хотел спрашивать Наташу. Я был уверен, что знаю все возможные ответы. Ей нравилось видеть меня виноватым. Мне нужно было успокоиться. Наташа не сделала меня понятнее. Я старался не выглядеть неловким, но она чувствовала мою неуверенность. Я уступал ей и думал, что это глупо. Это и было глупо. Я не хотел бояться Наташу. И все же боялся. Она видела мой страх. Мне нравилось воображать себя сильным. Я никогда не был сильным. Она сильнее меня. Я это знаю. И мне это нравилось. Меня радует откровенность моих признаний. Я не обязан быть осторожным и робким. Следует знать свое место в этом мире. Пора уже понять, на что я способен, а без чего могу и обойтись. Равнодушие женщины всегда похоже на презрение. Наташа смотрела на меня, как на капризного ребенка. Иногда в ее глазах появлялось выражение жалости. Это меня добило. Нашим отношениям мешал женский ум. Мои признания могут разочаровать любую женщину. Я думал о своих недостатках больше, чем следует. Злиться на самого себя бесполезно. Я отчетливо видел цвет ее глаз – больших, очень темных. Ее пухлые губы выглядели чуть надутыми. Она смеялась надо мной, а я не мог даже улыбнуться. Мне не следовало унижаться. Я не хотел говорить с Наташей о ее нелюбви. Она могла понять мои слова только как желание оправдаться. Моей любимой женщине были не нужны мои признания в любви. - Ты думаешь только о себе, — я не понимал того, что чувствовал. - Да, — ответила она. – Всегда. Каждая женщина знает, для чего ей необходим мужчина. - Ах так. - Да так. Да. Я отвернулся. Во мне возник страх, и я не знал, что ответить. Я был вынужден притворяться равнодушным. Не могу объяснить, что я чувствовал тогда и что чувствую сейчас. Я не хочу думать о своих страхах. Я не понимал Наташу. Для меня нет более навязчивого желания, чем желание понять свою любовь. Бояться любимую женщину унизительно. - Все женщины могут быть жестокими, — я не строил себе никаких иллюзий. – Но это не имеет значения для человека, который любит. - Ты мучаешься очень натурально. Но твое отчаяние закончится раньше, чем ты полюбишь опять, — Наташа старалась изменить меня. - Я презираю себя за то, что позволяю тебе меня утешать. - Как тебе это удается? - Что? - Делать все простое сложным. - Мне хочется пожалеть тебя. - Мужчина всегда торопится вообразить, что общается с женщиной глупее себя. Она говорила тихо и уверенно, и я был убежден, что она говорит то, что думает. Ее выбор был сделан. Я не мог сказать ничего, что имело бы для нее значение. В Наташе не было ничего, кроме эгоизма. Просить о любви унизительно. Мне не нужна женская жалость. Наташа явно совершала ошибку, а я даже не знал, как ее предостеречь. Она просто не понимала, что делает. Мне никогда не нравились женщины, вообразившие, что у них нет ни одного недостатка. Я хотел избавить себя от объяснений. В словах Наташи была жалость унижающая меня. Женские слова всегда ложь. Я не хочу сомневаться в этом. Я видел откровенно насмешливую улыбку. Она никогда не заблуждалась в отношении меня. Мое лицо – маска клоуна. Мне было трудно ее слушать, словно я не понимал отдельных слов. Я не понимал, что от меня хочет Наташа. Она вдруг прижалась ко мне и тихо попросила поцеловать ее. Притворство – естественное состояние женщины. Я всегда стараюсь избегать неясных ситуаций. Мне не нравится любить, обманывая. Не зная, прав я или нет. Чувствуя себя виноватым только потому, что я хочу быть единственным у любимой женщины. Очень сложно винить самого себя в своих неудачах. Почему вместо меня должен быть кто-то другой? Неужели так уж глупо любить лишь однажды? Жизнь меня ничему не учит. Теги:
1 Комментарии
#0 22:46 08-02-2013Настасья Сусликова
А потом я вспомнил все обиды на несчастную Наташу и ушел, забрав с собой все наши плетки с розовым пушком, страпон, наручники и ароматические свечи. больше безудержного желания к соседу дяде Гриши я не мог терпеть. Наташа развязала мне руки. Каждая женщина знает как подтолкнуть мужчину к решающему поступку. Наташу жизнь ничему не научила как и меня, поэтому я ушел в глубины голубой реки, унося за собой все страдания, причиненные мне когда-то любимой женщиной. Наташа, меня поймет. Она умная. Внимательная. Сильная. Сильная женщина... о как больно, осознавать, что больше она не коснется моего затвердевшего соска, не потреться гладкой кожей щеки, моего уставшего от жалких выяснений отношений, тела. Теперь я ухожу. Навсегда ухожу в мир суровой жизни и щетины дяди Гриши. .. Смешная любовь роман о любви 20. Мы нежились в лучах утреннего солнца. Это было чудесно, знать что снова в укромном уголке моего пылающего сердца зародилось нежнейшее чувство. Я лежал на груди дяди Гриши, всматривался в пейзаж, который мы вместе нарисовали со своим возлюбленным. Это была незамысловатая гора. -На что это похоже, зайка? - спросил дядя Гриша, тыча шершавым пальцем в картину. Колоритность всему происходящему придавали шелковые простыни в запахом цветущей сакуры, разброшенные лепестки роз... И дядя Гриша еще больше мне казался воплощением силы и нежности в одном лице. - Мне... Мне кажется это гора...- робко предложил я, боясь снова завлечь его в только что утихшие ролевые игры с красным дилдо. - Ну зайка, а разве горы бывают такие горбатые? - он улыбнулся, игриво провел тем же шершавым пальчиком от сосочка до пупка и закрыл блаженно глаза. И тут я понял. что гора бывает горбатой, а счастье бывает счастливым... Смешная любовь роман о любви 20. Мы нежились в лучах утреннего солнца. Это было чудесно, знать что снова в укромном уголке моего пылающего сердца зародилось нежнейшее чувство. Я лежал на груди дяди Гриши, всматривался в пейзаж, который мы вместе нарисовали со своим возлюбленным. Это была незамысловатая гора. -На что это похоже, зайка? - спросил дядя Гриша, тыча шершавым пальцем в картину. Колоритность всему происходящему придавали шелковые простыни в запахом цветущей сакуры, разброшенные лепестки роз... И дядя Гриша еще больше мне казался воплощением силы и нежности в одном лице. - Мне... Мне кажется это гора...- робко предложил я, боясь снова завлечь его в только что утихшие ролевые игры с красным дилдо. - Ну зайка, а разве горы бывают такие горбатые? - он улыбнулся, игриво провел тем же шершавым пальчиком от сосочка до пупка и закрыл блаженно глаза. И тут я понял. что гора бывает горбатой, а счастье бывает счастливым... Смешная любовь роман о любви 20. Мы нежились в лучах утреннего солнца. Это было чудесно, знать что снова в укромном уголке моего пылающего сердца зародилось нежнейшее чувство. Я лежал на груди дяди Гриши, всматривался в пейзаж, который мы вместе нарисовали со своим возлюбленным. Это была незамысловатая гора. -На что это похоже, зайка? - спросил дядя Гриша, тыча шершавым пальцем в картину. Колоритность всему происходящему придавали шелковые простыни в запахом цветущей сакуры, разброшенные лепестки роз... И дядя Гриша еще больше мне казался воплощением силы и нежности в одном лице. - Мне... Мне кажется это гора...- робко предложил я, боясь снова завлечь его в только что утихшие ролевые игры с красным дилдо. - Ну зайка, а разве горы бывают такие горбатые? - он улыбнулся, игриво провел тем же шершавым пальчиком от сосочка до пупка и закрыл блаженно глаза. И тут я понял. что гора бывает горбатой, а счастье бывает счастливым... Еше свежачок я взглядом тебя глажу,
скромность - источник бед, сказать не могу даже, коснуться, тем паче, - нет! А ты все равно злишься, фыркаешь, глядя вскользь - гордая ты, ишь ты... вот я по ноге вполз, но был щелчком сброшен с тонкой лодыжки, чтоб я ощущал, лежа кобылковый твой притоп.... Погладь меня по голове…
Хоть я тебя намного старше, устал я вечно быть на марше, как в сурик крашеный корвет. Ладошкой теплой проведи, поставь в макушке запятую, а то я сильно затоскую, страшась того, что впереди. И заржавею… но бежать, зажмурясь сердцем одноглазым, куда - я выпаду, как пазл из мира, где законна ржа.... Ты прости, что в подвыпитом виде
я тебя невзначайно обидел, не со зла, поверь, не со зла, не серчай на меня, козла. Непростительно я был грубым, ты в ответ лишь поджала губы, занавесила веки чадра… Слава богу, что ты так мудра. Хорошо, что не пилишь с утра ты за надежды свои и утраты, только утром на робкое «здрасссь…» подзатыльник отвесишь, смеясь.... На улице ноябрь, ртуть съежилась в зеро,
как съеживался член в холодной горной речке, кругом серым-бело, или белым-серо, ломай себе язык, как пятую конечность. Термометр листком прикрылся бы, но как - сдувает ветер лист и он не пригодится… А… помнишь горный сплав… на отмели каяк и камешек, прилипший к правой ягодице?... |