Сердце Великомученицы Каталины.

Автор: Yodli Сумерки нехотя опускались на пыльный городок Пьяченце. Цветы закрывали бутоны и птицы боязливо прятались в оливковых ветвях. На террасе, залитой вечерним солнцем, протекала оживленная беседа. Вели ее два немолодых человека: один — сухощавый в длинной черной сутане и второй — седовласый мужчина в шелковом халате. Третий, невысокий горбун, незаметно сновал промеж них. Разговор, начавшийся мягко, словно журчание горного ручья, постепенно перерос в бурную реку, несущую камни и грозился низвергнуться водопадом на седые головы собеседников.

-Святой отец, — нервно говорил мужчина в расшитом халате, — не Вы ли обещали совсем недавно призреть мою тещу? И, заметьте, падре, это не первое обещание. Я жду уже который год!
-Терпение — та добродетель, которой питает нас Господь, — Сухощавый сложил руки на груди и возвел к небесам прозрачные глаза. — Потерпите еще годик, господин мэр. Один недолгий год и Ваша теща уйдет в небытие! А сейчас нам нужен кузнец.
-Кузнец?!
-Да, именно кузнец. Как его там...?
-Кузнец Йонас?
-Он самый — алхимик и негодяй! Наша святая церковь не может более терпеть его безумных выходок.
-Но он же не сделал ничего плохого.
-А нам донесли, что сделал! Известно ли Вам, господин мэр, что кузнец Йонас много лет прожил в поганых землях и там овладел бесовским искусством слияния металлов? Знали ли Вы, что многие годы этот еретик и маг пытался соперничать с нашим Творцом? Не известно?! Не знали?!

Слюна брызнула из разгневанного падре на лицо мэра, но тот не осмелился утереться. Притих и потупил взгляд. Горбун азартно закивал большой головой.Тем временем святой отец, подобрав полы сутаны, взобрался на растрескавшиеся ступени костела и продолжил обличительную речь:
-А Святая инквизиция видит все злодеяния горожан, господин мэр! Святая Инквизиция знает обо всех нечистых помыслах паствы! Буду краток, -взяв себя в руки продолжил уже безразличным тоном падре, -нам нужен кузнец Йонас. И побыстрей — День Святой Каталины наступит послезавтра и к тому времени у меня уже должна быть готова обличительная речь. Кузнеца, как обычно, утопим в пруду...
-А теща, — с тихой надеждой протянул мэр.
-А тещу сожжем на костре как ведьму. Но не сейчас. Позже: на следующий год снова будет городской праздник.

Мэр растроенно плюнул на цветок лилии. Утопление кузнеца не входило в его планы: во первых — Йонас не закончил кованные ворота в ратушу, во вторых — мэр как раз хотел заказать себе парадную шпагу из дамасской стали, а в третьих… черт подери, снова придется подковывать лошадей у этих грязных бродяг-цыган. Но, спорить со святым отцом не хотелось — тот был на взводе и зол. Совсем недавно в Ватикане появилась вакансия кардинала и теперь падре готов был на все, лишь бы занять это кресло. И соперников у него было предостаточно: стоило глянуть за стены города — на горизонте, в соседней Абано-Терме регулярно поднимался в небеса столб черного дыма. Это монах Фероццио нещадно жег еретиков и колдунов. И с каждым сожженным поганцем он все ближе приближался к кардинальскому креслу… Тяжело вздохнув, мэр поцеловал суховатую руку священника и удалился прочь.

*
Утром следующего дня, когда жгучее итальянское солнце слегка позолотило верхушки костела, помятый кузнец уже стоял перед святым отцом. Руки мастера Йонаса были крепко связаны за спиной, а из носа сочилась кровь. Вероятно верующие горожане растерзали бы его и раньше, но церковный этикет требовал соблюдения всех экзекуционных процедур. Да и топить в озере уже мертвого алхимика никому не было интересно.
-Кузнец Йонас, сын каменотеса Хоргена? — осведомился падре и принял из рук горбуна метрическую запись. Удобно расположившись на бархатном стуле, он приступил к беседе, последней в жизни кузнеца. — Алхимик и маг?
К удивлению собравшихся кузнец утвердительно кивнул головой. «Это хорошо, — решил падре. — меньше будет возни с бумагами. А то в прошлый раз, когда сжигали рыжую цветочницу, столько крику было. Лучше б ее потихому удавили в оранжерее.» Перед глазами священника предстала провинившаяся цветочница, молодая рыжая девица с пышной грудью. Все мужчины, с ее появлением в городе, вдруг резко заинтересовались разведением расстений. Простаивали часами напролет у лотков с фиалками и вели с ней долгие разговоры о тонкостях выращивания гладиолусов. И, если бы не своевременное вмешательство бдительных прихожанок собора Великомученцы Каталины, неизвестно чем закончилась бы вся эта разнузданная флористика. Рыжую девицу в ближайший праздник благополучно сожгли и пепел высыпали на цветочные клумбы.
-И ты, презренный еретик, так спокойно это утверждаешь!?! Ты не отрицаешь того, что преступил грань простого смертного и замахнулся на величие Творца? Ты постиг дьяволово искусство извлечения золота из свинца, сатанинские методы спекания различных металлов, бесовские способы выдавливания монет! Ты признаешь свою вину!?!
Кузнец пожал плечами. Публика недовольно зароптала.
-Ты грешен! А следовательно, -святой отец встал в полный рост и возвысил голос, — именем Святой Инквизиции церковный суд приговаривает тебя, кузнец Йонас, сын каменотеса Хоргена, к долгой и мучительной смерти посредством утопления в городском пруду. Казнь будет публична и состоится завтра утром в День Успения Великомученицы Каталины. Амен!

Свидетели восторженно закричали. Кузнец потерся ухом о плечо и слегка ухмыльнулся. Затем наклонился к горбуну, стоявшему рядом и прошептал в огромную голову некие слова. Тот округлил глаза и протиснулся к падре, гордо восседавшему на стуле. Что то тихо ему сказал.
-Последнее слово? Наедине?- удивился священник. Это было странно. Обычно оглашение приговора сопровождалось меткими плевками и проклятиями осужденных, приступами эпилепсии и судорожными рыданиями, но последнего слова еще никто не требовал. Даже тот, хитрый русский шаман с Охотского моря, четвертованый пять лет назад, не смог сказать в свое оправдание ничего путного. На что же надеется этот малообразованный дикий кузнец?

Святой отец подал знак рукой и возмущенные горожане удалились из зала заседаний. Особо недовольных горбун подталкивал под зад коленом. Оставшись наедине с падре, кузнец повел свою речь:
-Святой отец, я понимаю Ваше рвение к службе господней, — кузнец шмыгнул разбитым носом. — а также рвение к кардинальскому креслу… однако, сожги Вы затра хоть дюжину алхимиков и массонов, не приблизитесь к цели ни на шаг.
-Это почему же? -искренне удивился падре.
-По той простой причине, что соседний город Абано-Терме раза в четыре крупнее нашей маленькой Пьяченцы. И, следовательно, Ваш заклятый друг и соперник, аббат Фероццио, на следующий же день казнит вчетверо больше еретиков, звездочетов и волхвов. И вновь будет на шаг впереди Вас.
-Хм… и что же, кузнец? Ты можешь мне предложить нечто взамен?
-Чудо.
-Не понял...
-Я хочу Вам, святой отец, предложить чудо. Господне знамение, которое затмит надолго инквизиторские потуги монаха Фероццио. И навернет в лоно вашей церкви всех ранее заблудших овец. Клянусь своей матерью, это будет удивительное, невообразимое, сногсшибательное Чудо.
-Ну-ну… наподобие того, что недавно обнаружили в Палермо? -усмехнулся недоверчиво падре. — Скелет поверженного дракона, умело сложенный из старых верблюжьих костей? Такого чуда мне не надо.
-Что Вы, святой отец, молва о Чуде, которое произойдет здесь в Пьяченце, моментально достигнет самого Ватикана. Обещаю Вам небывалый успех, падре… К тому же, Вы ничем не рискуете: закройте меня на ночь в темнице и поутру, если Чуда не произойдет, утопите меня в городском пруду, словно бродячего пса.

Святой отец почесал голову, укрытую жиденькими волосками. Кузнец был прав: тягаться с аббатом Фероццио уже не было сил. У того паства была значительно больше и фанатичней. Чего только стоило добровольное признание сразу шестнадцати девственниц в прелюбодействии с Сатаной… Черный дым над Абано-Терме не рассеивался две недели, вызывая у падре приступы религиозного бессилия и банальной зависти. В запыленной Пьяченце таких грешниц днем с огнем не найдешь. Никто, никто кроме мэра не хотел излить свои тайны в ухо провинциального инквизитора. Да и тот изливал грехи не свои, а тещины.

-Хорошо, — ответил поразмыслив священник. -Пусть будет чудо… И что же тебе для этого нужно?
-Всего лишь малость, падре, -кузнец внимательно глядел в прозрачные глаза священника. — Кое какие инструменты из моей мастерской и икона Святой Великомученицы Каталины. А также побольше горячего чая с сахаром.
-Ты с ума сошел, негодяй! -вскочил со стула инквизитор. — Икона с сердцем Святой Каталины?!
-Она самая… впрочем, если Вы не хотите...

Святой отец призадумался. Доверить какую либо иную икону этому еретику было уже большим риском, а эту… с образом самой покровительницы Пьяченцы? К тому же, образ был украшен огромным, небывалых размеров рубином — драгоценным камнем весом в сто шестьдесят карат и стоимостью не менее сорока тысяч золотых дукатов. Кроваво-красный кабошон, укрепленный у Святой Каталины вместо сердца уже долгие десятилетия нес трепет и благоговение в души провинциальной паствы… Хотя, с другой стороны, кузнец будет на ночь закрыт в темнице под надежным замком. А горбун будет его охранять. И, если что либо случится с иконой, кузнец будет растерзан толпой не успев вымолвить ни слова.

-Хорошо. — Священник щелкнул пальцами в воздухе и рядом появился горбун. — Отведи преступника в камеру. И принеси ему, все, что он пожелает. Только крепко, очень крепко запри дверь.
«В конце-концов, -решил он, -при любом исходе дела хуже уже не станет. А небольшой скандал, если такой и случится, сейчас для церкви будет только полезен.»

*
У маленькой двери карцера уже который час стояли два согбенных человека. Скрючившись в три погибели, падре и горбун неотрывно наблюдали через дверную щель за неподвижной спиной кузнеца. Тот никуда не торопился. Водрузив на дубовом столе канделябры со свечами, мастер заварил себе большую чашку зеленого чая и поставил рядом вазочку, доверху наполненную сахарными кусками. Положил перед собой икону с ликом Святой Каталины и долго ее рассматривал.
-Чего он там мусолит? — бурчал горбун. — Не видно ни хрена, ишь, плечи отрастил, дармоед.
-Тихо, ты! — шикал на него святой отец. -Чего разбухтелся? Смотри, сейчас начнется дьяволово представление.
Однако, ничего не происходило. Из за широкой спины лишь показывались крепкие руки. Трепетало пламя свечей. Потянувшись за сахаром, кузнец отправлял в себя добрую порцию сладкого чая и продолжал медитировать над иконой.
-Тьфу ты, дрянь! -разочарованно махнул рукой падре. -Так и знал, что обманет! Завтра утопим, мерзавца… как шелудивую собаку.

*
Кузнец крепко спал, когда тяжелая дверь в камеру отворилась. Он не слышал, как в карцер пробрался горбун и не видел его перекошенного лица.
-Ну, и что же? -недоумевал святой отец, разглядывая икону. Его разочарованию не было границ. Лик Святой Каталины не изменился ни на йоту. — Какого дьявола этот алхимик всю ночь проторчал над иконой! Хорошо, хоть камень не испортил, подлец!

Горбун вертелся рядом, лез под руку священника, пытался разглядеть подвох кузнеца. Но икона была неизменна, словно никогда и не снималась с алтаря.
-Значит так, — озвучил святой отец программу городских празднеств. — С утра — вынос иконы. Обход вокруг костела и короткий молебен. Затем торжественное утопление кузнеца и ...
-Вчера двух гадалок изловили, — потер довольно руки горбун. — Специально к празднику, святой отец. Цыганки бродячие… шатались под городскими стенами.
… и сожжение двух еретичек-гадалок. — заключил падре. -Ворожба, равно как и алхимия является страшным грехом и сатанинским наваждением! Затем праздничная трапеза и вечерняя служба. Сбор добровольных пожертвований, само собой, на каждом этапе. Кстати, что там наш кузнец? Поди трясется от страха?
-Спит он, Ваше Преосвященство.
-Вот поганец! Спит! Жить ему осталось каких то пару часов, а он спит. Небывалая наглость!
*

Росписи городского костела были раскрашены сиянием разноцветного солнца. Пробиваясь через библейских святых, витражных героев и рисованных мученников, лучи его скользили по головам прихожан и проливали свой свет на благодатный лик покровительницы Пьяченцы — Великомученицы Каталины. Бордовое ее сердце в этот праздничный день сияло как никогда ярко. Рубин источал неземной свет… Уже отпели утреннюю службу и теперь, причастившись из сухощавых рук падре, каждый считал своим долгом поставить восковую свечу у ног Святой Каталины.

-Все готово для утопления кузнеца, — услужливо доложил горбун, протиснувшись через плотные ряды паствы. — Он проснулся и ждет. Народ собрался у озера.
-Прекрасно, — ответил святой отец. — Пойди и приведи этого грязного алхимика. Не забудь прихватить пару холщовых мешков и...
Но закончить мысль святой отец не смог. От алтаря, прямо из под лика Святой Каталины вдруг раздался истеричный женский крик и толпа, охнув, отпрянула назад.
-Она плачет! — кричал женский голос, — у нее рыдает сердце!
Все кинулись теперь к иконе. Опрокинув серебрянные чаши, падре пробовал пролезть туда же, но не мог: толпа, словно обезумев, ринулась к лику Святой Каталины. Люди топтали друг друга. Начался хаос — кто то в панике, решив, что начался пожар, бежал к выходу. Иные, напротив, пытались пробиться к иконе. Плакали дети, кричали старухи… Приглядевшись к алтарю, святой отец увидел, что кузнец не соврал — чудо произошло. Каменное сердце Великомученницы Каталины, доселе холодное, теперь плакало кровавыми слезами. Икона мироточила.

Мороз побежал по телу падре. И в тоже время он испытал небывалое наслаждение. Теперь он утрет нос высокомерному аббату Фероццио. Пусть тот сожжет хоть половину Абано-Терме: случившееся здесь чудо превыше любых инквизиторских казней.
-Это знак! -рычала толпа. — Святая Каталина дает знак о милосердии! Нужно немедленно отпустить всех осужденных. Свободу кузнецу!
Горбун вопросительно глянул на падре. Тот сделал благодетельственный жест и, исполненный триумфа, произнес:
-Чудо, поразительное чудо, свидетелями которого сегодня Вы стали, ниспосланно нам свыше Божественным провидением как знак любви к ближнему! Все праздничные экзекуции сегодня отменяются. И да пребудет с Вами Господь. Амен!

Горбун побежал отпирать замки карцера. Паства ликовала. В церковную казну щедрым дождем посыпались золотые дукаты.
*

Ближе к вечеру, когда поутихли страсти, святой отец и горбун сидели на крыльце старого костела. Восковые свечи, догорающие у лика Святой Каталины, разносили по окрестностям приторный аромат гари. Падре блаженно улыбался. Восторженные возгласы горожан, доносившиеся с разных концов запыленной Пьяченцы, падали словно капли бальзама на ранимую душу инквизитора.

-А ведь кузнец был прав, -довольно говорил священник. — Чудо, то самое невообразимое чудо, произошло как раз вовремя. Теперь, когда о плачущем сердце Святой Каталины прознают в Ватикане, мне прямая дорога в кресло кардинала.

Он радостно потер сморщенные руки. Горбун довольно кивал огромной головой. И вдруг, подняв кверху нос, словно собака, стал принюхиваться к вечернему воздуху.
-Послушайте, падре, -сказал осторожно горбун. — Вы не чувствуете? Как будто пахнет горелым. Вы не оставили чайник на огне? Жженым сахаром воняет.
-Ну так иди и глянь, лентяй, — толкнул священник горбуна в бок.Тот нехотя поднялся и направился внутрь костела. Через минуту оттуда раздался дикий крик. Это орал горбун.
-Что такое? Что случилось?!- бежал к нему, путаясь в сутане, святой отец. Горбун застыл перед алтарем и, трясясь всем телом, указывал скрюченным пальцем на икону. Инквизитор перевел взгляд на лик Святой Каталины и остолбенел: вместо огромного рубинового кабошона весом в сто шестьдесят карат и стоимостью в сорок тысяч золотых дукатов, он увидел большую кровоточащую рану. Камня не было. Из отверствия, где совсем недавно находилось плачущее сердце, сочилась ярко красная дурнопахнущая суспензия. Не помня себя, словно в бреду, падре макнул палец в липкую массу. Она была горячая. Лизнул палец и почувствовал горечь жженого сахара.

-Мерзавец! Алхимик! Негодяй!!! — дико кричал святой отец. Рядом отчаянно подвывал горбун. Дело было ясное как божий день — драгоценный камень кузнец украл, подменив его фальшивкой, сделанной из подкрашенного сахара. Нагревшись у алтарных свечей, сахар медленно расплавился и сердце Каталины потекло кровавыми слезами. — А еще этот неверный клялся своей матерью!
Кресло кардинала вновь уплыло в невообразимую даль.
*

Спустя пару месяцев, когда уже отшумели страсти и скандал с пропажей драгоценного рубина улегся, падре получил сообщение из Ватикана. Его принес испуганный горбун. Дважды прочитав текст, инквизитор свернул послание в трубочку и сунул за пояс сутаны.
-Нужно ехать в столицу. -сказал он горбуну. — Нас приглашают на участие в святой трапезе. Там же состоится представление нового кардинала. И не удивлюсь, если это будет аббат Фероццио.
Горбун развел руками и отправился запрягать лошадей.
*

По большому круглому залу, словно грачи по полю, расхаживали святые отцы со всех римских провинций. Вот, волоча за собой полы сутаны, прошествовал отец Хиероним — самый отзывчивый инквизитор флорентийских земель. Прежде чем привести приговор в исполнение, он всегда испрашивал жертву, какую казнь она предпочитает: сожжение на костре, повешение на рее, утопление в пруду или четвертование. А затем долго заботился о женах казненных… Не менее мягкосердечен был и монах Джузеппе: прежде чем зачитать обвинительный приговор, он долгие часы беседовал наедине с грешницами. Да так душевно, что уже наутро блудницы сами умоляли о скорой казни.

Падре, в сопровождении горбуна и мера города, пафосно расхаживал по залу. Присутствие на церемонии возведения кардинала немного льстило святому отцу — не каждый день его приглашали в Ватикан. Однако, самым приятным для нашего падре оказалось появление аббата Фероццио. Тот обиженно ступал по роскошным коврам в ожидании нового кардинала и явно нервничал.
-Неужели? — с еле скрываемым злорадством обратился к нему падре, — Неужели Вы, милый Фероццио, не удосужились занять кресло кардинала?
-Что Вы, падре, — не меннее язвительно отвечал ему аббат. — Я лелеял надежду, что именно Вы займете эту должность… правда, после необыкновенного чуда с жженым сахарным сердцем...

В зале прошелестел тихий смех. Все уже знали об удивительном конфузе со Святой Каталиной. Падре разозлился, но овладев собой, решил сменить тему:
-Так кто же, если не секрет, займет такую высокую должность?
-Ходят слухи, что это какой то выскочка-испанец. Прибыл к нам из кастильских земель и купил себе это место за баснословные деньги. Говорят, что он богат и жесток. Притом, суров настолько, что его побаиваются даже римские инквизиторы.

Резная дверь неожиданно распахнулась и в зал твердой походкой вошел новый кардинал. Все разом склонили головы и вперили глаза в пол. Лишь святой отец остался неподвижен. Он увидел кардинала и окаменел — это был кузнец. Высокий, в ярко красной сутане и с кардинальской шапочкой на голове, оборотень-алхимик вальяжно расположился в позолоченном кресле. Играя изумрудами в перстнях, пуская солнечные блики на витражи и лики святых, он приветствовал всех собравшихся такой речью:
-Я рад видеть Вас, слуги Господа, сегодня здесь, в стенах величественного собора — обители нашего Творца и колыбели благих помыслов.

Все облегченно вздохнули. Кардинал оказался не так суров, как они предполагали. Лишь падре был близок к обмороку и, если бы не горбун, поддерживающий его сзади, уже рухнул бы на ковры.
-Однако, -продолжал кардинал с испанским акцентом. — До меня дошли вести, что не все должным образом несут божью службу! Что некоторые чудеса, преподносимые пастве, являются лишь дешевым вымыслом и трюком! А фокусы с плачущем сердцем Святой Каталины — неловкой попыткой замыливания глаз верующим.

Присутствующие разом обернулись к святому отцу из Пьяченцы и его горбуну. Мэр испуганно отодвинулся от падре. Тот тяжело дышал, хватал воздух открытым ртом и, суда по глазам, пытался выстроить в голове некую мыслительную конструкцию.
-Что это? — продолжил изворотливый кузнец, обращаясь к онемевшему святому отцу.- Попытка провести инквизицию вокруг пальца или обыкновенное старческое слабоумие? Я слыхал, падре, что от итальянского солнца у Вас совсем размякли мозги.

-Самозванец! Шарлатан! -дико завопил вдруг священник, тыча пальцем в кардинала. -Чародей и алхимик! Я невиновен! У меня есть доказательства — это он украл камень и сделал сахарное сердце! У меня есть свидетели — это хитрый кузнец Йонас, сын каменотеса Хоргена!

В зале захихикали. Багровый падре обернулся к горбуну. Тот спрятался за мраморным изваянием Девы Марии в надежде остаться незамеченным. Мэра поблизости не оказалось. Тот уже внимательно разглядывал камин в другом конце зала. Присутствующие насторожились и вытянули шеи к горбуну.
-Скажи, горбун, — обратился к нему кардинал. — Узнаешь ли ты во мне шарлатана и алхимика? Но не юли! Если солжешь — будешь утоплен в городском пруду в одном мешке с падре. Скажешь правду — будешь назначен настоятелем костела Святой Великомученицы Каталины в Пьяченце.

Глаза горбуна забегали, словно мыши по амбару.

-Что Вы, Ваше Преосвященство! — изрек наконец горбун. — Старик свихнулся… Какой кузнец? Какой алхимик? Не было никого и в помине. Спросите любого плотника или винодела в Пьяченце и получите ответ: наш падре — подозрительный фанатик. Ему везде мерещатся враги… Да вот, господин мэр подтвердит!

Мэр на секунду оторвался от изучения каннелюров на готических колонах и утвердительно кивнул головой.
Кардинал покинул кресло и неспеша подошел к посеревшему святому отцу. Наклонился к его уху и прошептал:
-Я обещал Вам удивительное чудо, падре и вот оно — получайте. Ведь я поклялся собственной матерью. Помните?

Бесчувственный священник рухнул на цветастые ковры. После праздничной трапезы его, как еретика и обезумевшего клеветника, именем святой инквизиции утопили в городском озере. Горбун вскоре стал настоятелем церкви, а тещу мэра в следующий же праздник… впрочем, догадайтесь сами.
Yodli.