оправдание всему на свете

Автор: саша беларус Оправдание всему на свете

«Хотел написать про любовь и смерть, получилось — про говно и алкоголизм». Начинающий автор


Отец Джимми Рефлойда никогда не бил свою жену. Он мог позволить себе долго, громко и раздражённо говорить о недостатках матери Джима в её присутствии, спровоцировавших какой-либо проступок этой женщины, но не бил никогда. Учитывая, что папа Рефлойда весьма своеобразный человек, а мама очень терпеливая, и вроде бы это достаточные условия для побоев в семье, отец никогда не бил мать. То, что Джимми существовал, а также у него существовала сестра, свидетельствовало о том, что его отцу были известны более эффективные способы физического воздействия на супругу. Но сам Рефлойд, на основании наблюдений за самой известной ему парой, делал вывод, что даже если слегка толкнуть из-за злобы женщину, то произойдёт что-то ужасное (не только с ним, а вообще). Поэтому тоже не бил.
Хотя, наверное, иногда стоило. Он чуть было не выговорил нараспев строку из обожаемой ей певицы Земфиры «я тебя ненавижу». Афоризм подразумевает, что пением и оплеухой можно было бы добиться большего понимания, чем просто одним пением. Но не последовало ни слов, ни действия. Считается, что такое поведение характерно для народа, на котором специализируется автор: в послестрессовом состоянии, вызванном несправедливостью, не только ничего не предпринимать, но ещё и промолчать. О том, что Джимина подруга натворила рассказывать не стоит — смысл текста всё равно в другом будет.
Рефлойду позвонил отец и попросил съездить на Радуницу в ареал обитания (и захоронения) его предков. Родитель рассчитывал на сына, потому что обстоятельства сложились так, что младшему из них в это время будет немного проще отпроситься с работы. Пробежала мысль: «ах, как бы отлично было, если б он с мамкой взял отпуск и они поехали в эту залупу вдвоем, а я, используя длинные выходные, пиздато провёл время в их квартире». При таком порядке событий, вероятно, представилась бы возможность изменить владелице балеток, в которые Джимми заглянул, когда обувался в прихожей. Подобно её коту, у него возникло желание отомстить хозяйке за обиду, нагадив в них. Разумеется, Рефлойд воздержался от этого. Часто стуча подошвами кроссовок по ступеням, Джимми спускался к выходу из подъезда на улицу и думал, как отказать отцу в его просьбе.
Папа рисковал, и не в первый раз. Надежда, что сын возьмётся за ум, странно влияла на него — стоило Рефлойду некоторое время не попить спиртного (в рассматриваемом случае — два дня), как отец сразу же считал его снова надёжным парнем, которого можно задействовать в решении более или менее важных вопросов.
Джим вышел из подъезда, нащупал в кармане брелок и нажал одну из кнопок на нём. Центральный замок принадлежащего ему автомобиля отреагировал. Пока управлял машиной, думал, что его старая самоходная повозка немецкого производства вряд ли годится для предполагаемого автопробега. И тут же догадался, что отец предложит свою, не более новую и так же немецкую, но в гораздо лучшем техническом состоянии, так как папа Рефлойда — автолюбитель.
Ему опять вспомнилось про подругу и недавний конфликт. Джим, без сомнений, был старый развратник. В свои 23 он состоял в близких отношениях с 19-летней девушкой, но, нельзя не заметить, эмоционально развитой не по годам. Так, даже в произошедшем только что выплеске взаимного непонимания, она была значительно мощней Джимми. Несмотря на то, что Джим уже умел читать по слогам, когда эта девушка только родилась, она очень бодро выстраивала свою защиту, хотя была кругом виновата. Защита была лучшей из известных — нападение. В момент, когда Рефлойд начал припоминать, не забудет ли он чего-нибудь в гостях, если убежит прямо сейчас, она уже договорилась до того, что Джим является типичным представителем своего знака зодиака, со всеми предусмотренными астрологами особенностями характера, оттого и усложняется их общение. Скорпиону Джиму обряды на православном кладбище казались более естественными, чем гороскоп. Кроме того, продолжительное автомобильное путешествие не совместимо с пьянством, к которому вновь появились предпосылки. Рефлойд представил себя трезвым, ведущим чисто вымытую, избавленную от ржавчины и всячески подготовленную к долгой дороге папину машину. Конечно же, отец заправит её за свой счёт и ещё канистру с собой даст, а мама сделает бутербродов.
На пороге родительского дома Джимми Рефлойд стоял на всё согласный.
- Документы на машину внутри не оставляй, а то домой пешком пойдёш, — поучал отец.
- Думаешь из-за праздника билет на поезд совсем сложно взять будет? — развеселился Джим.
- Так. Давай серьёзно. Я выкинул на всякий случай заднюю сидуху, там канистра, и ещё может памятник придётся везти — уже год по Игорю, — сказал отец, который был поверхностно знаком с похоронной обрядностью христиан. Он полагал, что менять крест на памятник через двенадцать месяцев после смерти верующим людям завещано как минимум в Писании, а не попросту подсказывал тысячелетний опыт: потревоженному рытвиной грунту лучше дать время на оседание перед установлением многокилаграммового монумента, иначе тот провалится вскоре на каких-нибудь полметра в землю.
- Роман же сказал, что повязе… — влезла мать.
- Отстань ты от Романа, они сами разобраться между собой не могут, грызутся постоянно… И ещё одно: грошы на всякие расходы...
- Да ладно, цветков искусственных купить и у меня найдётся, — Рефлойд иронизировал, хотя был уверен, что для такого рода мероприятия отец последнее способен разменять.
- Ты не кривляйся, а слушай: за всё, что надо — плати, ты же знаешь, ничего лишнего у них нет, но на водку не давай. В бардачке две бутылки лежит — если надо будет на кладбище кому дать, или так что… — после этих слов отца Рефлойд опасливо посмотрел на мать.
- Сам ж только гляди не напейся, — просто сказала мама.
Когда заботливый родитель вышел осмотреть, как уже было сказано, не самую современную машину в последний раз перед большой дорогой, мать принесла пакет и вручила его Рефлойду.
- На… Тут батька табе собрал кое-что. Что кому передать подписано. Ён созванивался — они знают.
- Мне бы номеров телефонов тамошних живых родственников переписать, а то нету ничьих. К кому ехать, где встречать… — подсказал Джим.
- А, точно, блин! Як это мы проморгали? Паехау бы… Щас батька вернется — перапишешь у него. Добра, что сам вспомнил.
- Считаю, что всегда смог бы набрать кого-то из вас, если бы мы сейчас об этом забыли, — шутливо сказал сын матери.
Отец поленился надиктовать номера телефонов и отдал матери мобильный, чтобы она переписала их на бумагу для Джима. Потом поведал о том, как отрегулировал тормоза, и что теперь они нормальные, а не проваливаются, тугие; поменял рулевой ремень, который, как Джим помнил, скрипел, если вывернуть колесо до отказа. Посоветовал отзваниваться раз в день. Мама наговорила кучу информации, которой не хочется захламлять повествование. В основном, указывала последовательность употребления в пищу скоропортящихся продуктов, подготовленных для Джимми Рефлойда. В конце было:
- С Богом! Смотри аккуратно там.
Ещё мама вручила Рефлойду какой-то римо-католический образок, и пояснила: «Хоть ты и не веришь — хай буде.» Джим взял его: «Да всё я верю. Дзякую.»
Рефлойд оставил ключи и документы от своей машинки на столе в кухне, проверил, при нём ли USB-накопитель с подборкой музыки, схватил собранные родителями вещи и пошел заводиться, чтобы пересечь свою Родину по диагонали.
Путь до столицы хорошо известен и неоднократно проделывался Джимми. Привычные глазу, защищённому тёмными очками, виды западной части страны не отвлекали, ехать было легко — шоссе относительно свободно, солнце ещё не начало сильно припекать. Асфальтовое покрытие было почти идеальным, без выбоин и латок, разве что, с небольшой колейностью. По сторонам ухоженные поля сменяли свободные от мусора леса и лесопосадки. Участники дорожного движения ехали быстро и с уважением к другим, обгонять приходилось только некоторых дальнобойщиков. В такой обстановке, Рефлойд сделал потише музыку и стал вслух рассуждать о своей личной жизни.
Юная женщина, с которой виделся совсем недавно Джим, в этом году наверняка исправит оплошность прошлого лета, и поступит в колледж или университет, уедет из райцентра по этой же дороге, по которой сейчас двигался герой рассказа. Кроме того, оправдывать их такую длительную романтическую связь на данный момент было уже нечем. Из-за того, что Джимми Рефлойд пил до последнего времени, что называется, не просыхая, он мало следил за собой. Порой даже стеснялся снять штаны перед этой девушкой, так как редко мылся, и запах из обтягивающих ноги джинсов доносился нехороший. Понятно, что это стало затруднять половое партнёрство. Уже двое суток Рефлойд свежел, приводил себя в порядок. Заглянув в зеркало заднего вида, Джим оценил всё ещё слегка копчёный цвет своего лица на «удовлетворительно». Самочувствие улучшилось (нормализовалось потоотделение, обмен веществ, уменьшилась печень), разумеется, правила личной гигиены также были соблюдены. Чем именно занималась девушка, пока Джим пьянствовал, мы условились не интересоваться.
Джимми — худой парень усреднённой внешности — обладал чувством юмора и приемлемым для своих лет доходом. Но, в отличие от других ребят его возраста со схожими параметрами, у него были трудности с тем, чтобы заиметь постоянную подругу. Причиной, наверное, являлось то, что Рефлойд всегда воспринимал девушек с вызовом, с готовностью к конфронтации, а не как кого-то, кто способен стать единомышленником. После завязывания нового знакомства, Рефлойд занимался чем угодно — пьянками, зарабатыванием денег, сексом с другими людьми, — но только не произведением базового благоприятного впечатления на приглянувшуюся девушку.
Обойдя мегаполис по кольцевой автодороге, Рефлойд остановился на выезде, с той стороны, где распологается станция метро с названием города, в котором Джим в следующий раз планировал размять ноги. Опрометчиво понадеявшись на такое стремительное развитие событий, Джим даже не потрудился сейчас зайти куда-нибудь в туалет, чтобы потом не останавливаться. И, конечно же, совершенно не учёл того, что на католическом западе, по которому он двигался до этого, поток автомобилей, выезжающих на магистрали в посвещённые православной традиции выходные, был очевидно меньший, чем ожидался при дальнейшем продвижении на восток.
Рефлойд копошился в плетёной корзине с продовольствием в поисках чего-то особенного. Очистив цветную скорлупу с яйца, он протёр салфеткой магазинный огурец, налил на тост майонеза, прижал домашним сыром. Поочерёдно откусывая, он отметил, что дорожная еда от его матери много достойнее того, что он поедал уже много дней в гостях или приобретал в точках общественного питания. А кола, которой он запил свой ленч, — самое безвредное, что он в последнее время употреблял из жидкостей. Пока был в городе, перевёл автомобильную магнитолу в режим радио, чтобы узнать прогноз погоды в той местности, которую собирался проезжать. Собственная недальновидность чуть-чуть расстроила Джима (чтобы не слушать плохую музыку и глупую рекламу для получения новостей, с собой следовало взять какое-либо устройство для доступа в интернет), но, в целом, он был доволен. Потянулся, улыбнулся и подумал о возможных попутчиках. Таким образом, если бы барышни, которая голосовала на могилёвской трассе под знаком с перечёркнутым названием нашей столицы, не было в реальности, Рефлойд бы с радостью её придумал.

После того, как растаял снег и установилась приятная погода, иногородние студентки предпочитали тратить свои сильно ограниченные финансы на сезонное подновление гардероба, а не на проезд в электричках и автобусах до родных мест. По-видимому, пассажирка Джимми Рефлойда была опытной автостопщицей и простояла на обочине недолго. Ей нужно было в главный город соседней области, и Рефлойду, для начала, туда же. Но, как станет вам потом ясно, только потому, что по-другому дольше ехать и там дорога более разваленная.
Рефлойд убавил звук магнитолы, тем самым предлагая разговор. То, что путешествует она так не впервые, подтвердилось: представившись, быстро рассказала, где учится и что в тубусе и на ноутбуке — провальная, по её мнению, дипломная работа, которую она едет переделывать домой, так как в столице не может себя заставить. Упомянула большое количество соблазнов большого города, приглашений в компании для совместного времяпрепровождения, залипание, как выразилась девушка, в социальных сетях.
- А там не будешь залипать? — поинтересовался Джим.
- Там у меня интернет медленный, — улыбнулась она и посмотрела на Рефлойда, и, в это же время, на своё отражение в его солнцезащитных очках. Джим был вынужден вернуть свой взгляд на дорогу, поэтому окончательно убедиться, что она хорошо выглядит, девушке пришлось в боковом зеркале.
Джимми смекнул, что она его ровесница или на год младше — примерно в таком возрасте заканчивают вуз на дневном отделении. Так же заострил внимание на том, что она, по-видимому, сама иногда водит машину. Рефлойд и его попутчица сидели в минивэне, и девушка несколько раз рефлексивно упирала кедом в коврик в поисках педали тормоза, сидя на пассажирском сидении, когда Джимми подкатывался под впереди едущий автомобиль поближе. У транспортного средства, к которому она привыкла, наверняка, куда менее отвесный капот. А ещё, девушка жевала резинку. В салоне, после того, как она подсела, появилось что-то напоминающее вчерашний перегар. Рефлойд чувствовал перегар, когда не пил сам. Ну что ж, возможно, из-за того, что сегодня она автостопщица, а не водительница, по дороге пробираться будет хоть немного проще — многочисленные машины создавали малоподвижные колоны, становилось душно и Джим опустил стекло ниже.
Подозревая в девушке автомобилистку, Рефлойд предположил, что она заметила номер региона на номерах, и сразу назвал свой населённый пункт.
- Сколько уже едешь?
- С остановкой — два с половиной часа.
- Я думала, это дальше.
- у нас небольшая страна.
- Это точно.
Джимми Рефлойд чувствовал, что попутчица чаще посматривает на него, чем кругом. Вокруг тянулись разнообразные автомобили, из них кривлялись детишки, часто дышали собаки, всем было жарко. Первые микроДТП начали встречаться на пути. Внутри большинства машин можно было заметить венки, пластмассовые цветы и прочую ритуальную утварь. Такое не каждый день увидишь, но девушка никак это не комментировала.
Она была одета во всё белое, и очень демократично: кеды со звездой, короткие джинсовые шорты на каким-то образом подзагоревших уже ногах; поло популярного производителя подчёркивало красивый бюст; на коротких, кажется, красных волосах она по-христиански повязала бандану с распространённой текстурой. Верхняя часть её туловища напоминала лучезарно улыбающийся сьцяг нацыянальнага адраджэньня. В Рефлойде не было ничего, за что бы могло зацепиться её зрение — чёрная байка (очень маленький логотип был изображён на левой части груди, и заметить его она не могла), синие джинсы без видимых знаков отличия, и только обувь характерного типа выдавала в нём псевдодемократа, но врядли это могло быть ей видно с той точки обзора. Щетина была всего лишь двух- или трёхдневной, волосы коротко острижены, юношеские рубцы от дырок на мочках ушей едва ли различимы, густо и разноцветно татуированную кожу скрывали длинные рукава байки.
«Что она выпаливает?» — мудрил Джимми Рефлойд. «Сходу подтвердила, что у нас маленькая страна, может имела ввиду, что встречались где-нибудь? Ну, хуй знает. Она интересная и красивая, я б запомнил. Или по синьке, как всегда… Скорее всего, на неё тоже весна влияет.» Голосом спросил:
- Музыка не раздражает? — Джим сделал на два нажатия кнопки громче.
- Не, нормально, — широко улыбнулась девушка и ещё раз посмотрела в Джима. Рефлойд успокоился — она, видимо, впервые слышит Патти Смит, и вполне может оказаться вменяемой. Автор написал, что герой успокоился, но, на самом деле, чувство сильной симпатии к привлекательной девушке, которая дружелюбно сидит рядом, сложно назвать полным спокойствием. Он взглянул на ту часть панели, где притаился бардачок, потом на попутчицу, и отогнал эти мысли… Вспомнить сейчас о своём гетеросексуализме используя алкоголь черевато тем, что его клан не дождётся материальной (или какой там требуется) помощи на праздник. Джимми Рефлойд не хотел им портить настроение в торжественный день поминания мертвецов.
Рычаг переключения передач уже больше часа знал только первое и нейтральное положение. Рефлойд думал о том, что, если траффик не рассосётся скоро, то такой нерациональный расход горючего вынудит его совершать дозаправку. Прикинув, 80-й или 92-й бензин в канистре, он решил, что в такой путь отец снабдил сына топливом с более высоким октановым числом (при поездках на короткие расстояния они заливали в стареньких немцев ворованный 80-й бензин или коктейль из 80-го и 92-го). Поить машину отца хорошими напитками Рефлойду было жалко, и он начал подыскивать указатель на автозаправочную станцию, чтобы заправиться подешевле, а канистру присвоить. Но автомобили, по мере отдаления от столицы, мало-помалу начали съезжать с трассы на смежные дороги. Рефлойд вздохнул с облегчением и быстро, три раза перегазовав, разогнался. Воздух из полуоткрытых окон обдал попутчиков. Обратив ещё раз внимание на бензодатчик, он отложил проблему топлива для машины на потом, и задумался о горючем в бардачке. Что это за водка? Обычная? Или папаша решил произвести впечатление на нищебродствующих родственников? А может, сувенирная, выпущенная заводом нашей области, какой у них не сыщешь? Или, вообще, непьющий отец Джима мог опять перепутать, и купить какую-нибудь отвратительную прозрачную настойку непотребной крепости в красивой бутылке вместо водки...
Девушка по-прежнему смотрела на него. Ему сделалось стыдно за свои мысли и образ жизни. «Добра, что в акулярах, а то ебальник, наверное, совсем блаженный стал, как про бухло вспомнил,» — пробежало у Джима. И тут же ещё раз уверился в том, насколько важны очки — почувствовал, как минимально прослезился из-за того, что стало жалко себя. Хотя, не будь очков, можно было бы обвинить в этом ветер, задуваемый в салон.
Джимми Рефлойд предложил сделать санитарную остановку. Девушка отказалась, зачем-то пояснив, что облегчилась там, где он её подобрал. (Рефлойд у себя в голове допустил, что перегар мог быть и не вчерашним.) А Джиму, с выражением гида, предложила потерпеть до населённого пункта, стоящего на реке Березина. До него, если верить указателю, осталось совсем ничего. В этом городке есть, как она выразилась, культовый кафетерий. После сказанного, она улыбнулась водителю. У Джима была корзина с провиантом — это девушка видела, когда соломянное изделие уступило место ей на переднем сидении. Она имела в виду, скорее всего, что в кафетерии есть уборная. А впрочем, раньше Джимми часто заходил в кафе с барышнями, будучи сытым. Рефлойда приглашали туда посидеть вместе подруги, когда он ещё сильно не пил.
Но это не было предложением такого рода — его попутчица осталась подле машины и, спросив огня, закурила. Когда Рефлойд передавал ей с давних пор завалявшуюся в кармане обшивки двери зажигалку, они приятно дотронулись друг до друга.
В культовом кафетерии, который оказался местным рестораном, Джим подошёл к бару и поздоровался с толстой женщиной, у которой и осведомился, где здесь туалет. Она сделала указывающий жест. Джимми прогулялся вдоль стойки и завернул, но барменша с лишним весом пояснила, что ему нужно обойти здание, а не стойку. На улице, за этим заведением, было то, что риэлторы, при восхвалении загородной недвижимости, называют альпийским туалетом. В этом строении — типичном деревянном толчке, который почернел из-за того, что его забыли покрасить — Рефлойд справил свою нужду. Поскольку сооружение относилось к бару, пьяные или безответственные люди посещали его крайне неаккуратно. По этой причине, Джим пошаркал ногами по весенней траве и отошел немножко проветриться на свозняке между ближайшими домами, чтобы не тянуть с собой запах в автомобиль, внутри которого сидела красивая девушка. Пока освежался, вспомнил, как, однажды, проделывая этот же маршрут в качестве пассажира, ему, пьяному, очень захотелось. Водитель долго не мог перестроиться в крайнюю полосу для съезда на обочину и остановки, так как на протяжении нескольких километров велись работы по расширению дороги, и всё было отгорожено бетонными блоками. Ремонт шоссе вынудил микроавтобус ехать медленно, и у Рефлойда было достаточно времени, чтобы многое осознать в страдании и покаяться в таком большом количестве выпитого пива. После этого случая Джимми узнал, что допился до проблем с почками — его лицо сильно распухло, отек полностью сошёл только через трое суток. Выводов, приобретя такой опыт, он не сделал.
Пренебрегу удачным продолжением для этого рассказа, и напишу не о том, что красавица спланировала и осуществила угон недорогого автомобиля, а то, что, когда Джимми Рефлойд вернулся, она сидела в машине с раскрытой дверью, и, вытянув чудесные ноги наружу, разговаривала по телефону. Для того, чтобы позволить завершить ей телефонный разговор на своё усмотрение, Джимми немного постоял там, где не слышал её слов, но был ей виден. Когда он подошёл, попутчица улыбнулась так обворажительно, что Рефлойд тоже показал свои зубы.
Они пристегнулись и поехали. Девушка, как выяснилось, уже давно восторгалась туалетом культового кафетерия, и смешно делилась отрепетированными впечатлениями о нём с собеседником, пользуясь этой своей архитектурной терминологией.
Досталось также, по мнению практически выпускницы архфака, и безвкусным крестьянским хатам с двухскатной «славянской», как она выразилась, крышей. Эти постройки попутчики могли наблюдать вдоль трассы республиканского значения, поэтому все фасады были обшиты сайдингом, полисадники обкошены, заборы окрашены и так далее. Неэстетичными, вероятно, девушка считала шиферные высокие скаты, поставленные под острым углом, образующие громадный, равный срубу, фронтон с маленькой форточкой. Было очевидно, что традиционному восточноевропейскому сельскому зодчеству будущая специалистка предпочитала что-то вроде открытых, с плоской крышей, бунгало Флориды и островов Карибского бассейна, либо комфортабельных двухэтажных коттеджей Старого Света из современных строительных материалов. Рефлойду стало понятно, что заинтересовавшая его в данный момент девушка настолько же архитектор, насколько та, которую он оставил в родном городке — дизайнер. Красотки могли созидать лишь на уровне «красиво-некрасиво, оригинально или »ой, сейчас такое каждый второй делает". Рефлойд не стал занудствовать, рассказывая о том, что сооружение таких крыш обоснованно в данной местности тяжёлым снежным грузом, способным проломить кров иной формы в зимний период, а высокие потолки очень неэкономны для небогатого обитателя с точки зрения отопления помещений. Джимми уже в приципе вышел из возраста критического отношения к миру, и больше не говорил людям неприятных вещей при первой же встрече. Тем более откровенно симпатизировавших ему. Поэтому он просто что-то ещё разок схохмил про туалеты, и молодые люди снова встретились взглядами, улыбая губы.
Они смеялись и рассуждали на сортирную тему аж до самых Бялыничей, то есть намного дольше, чем автор вас вынудил читать в этом повествовании, которое совершенно о другом. Шутить с попутчицей Рефлойду очень понравилось, но потом, к сожалению, пришлось стать повнимательней — чем дальше ехали на восток, тем тяжелее становилась дорога. Традиционно, в период праздников привалы сотрудников госавтоинспекции виднеются повсюду, поэтому необходимо было следить за знаками. Местность Джиму не была так хорошо знакома, как его пассажирке, и скоростной режим при движении по этой дороге у него, естественно, также не был отработан.
Красная лампочка, сигнализирующая о низком уровне поплавка в бензобаке, всё ещё не загоралась, но Джим стал продлевать время, которое девушка смотрит на него и улыбается, и добавил топлива, сделав ещё одну остановку.
Через час они расстались немножко влюблённые. Она попросила высадить себя в самом центре, когда заметила, что Релфойд плохо ориентируется в её городе. Тогда у него было сильное желание похмелить её, и так далее, если только Джимины догадки верны, она, возможно и согласилась бы. Но Рефлойд снова вспомнил о своей миссии на эти выходные, связанной с воздержанием от спиртного. В сети эта девушка использовала вымышленное имя, и, вместо собственных фото, вылаживала просто чем-то понравившиеся изображения, поэтому Рефлойд не смог найти её аккаунтов впоследствии. «У нас всё-таки большая страна, — по мотивам похожего случая подумал как-то Джимми Рефлойд, — неоправданно большая».
По ряду причин, на которые не буду отвлекаться в этом сюжете, Джим не особо любил город, на одной из площадей которого в описываемый момент находился. Его мнение не изменилось и в этот визит. Быстро поел припасов из корзины, допил колу и отправился в магазин за чем-то ещё, что разрешено пить, когда едешь за рулём. С литром хлебного кваса в пластиковой бутылке, он присел на скамейку около металлической скульптуры, изображающей звездочёта. Облака наконец-то припрятали нагревающее всё кругом солнце, и погода стала идеальной. Идеальной для того, чтобы Рефлойд нечаянно заснул прямо на этой лавке. Пробудился, когда уже начало темнеть и потёк дождь, а потом даже стукнул гром где-то. «Ого, блять», — сразу Рефлойд был несколько дезориентирован. А когда понял где он и почему, продолжил мысль: «так можно и день мёртвых родственников проспать. Или концерт »ляписов" — сам себя подколол Джим, когда по пути к машине ему попалась на глаза растяжка с названием ансамбля, который собирался в ближайшее время выступить в этом областном центре. На парковке его обставили с обеих сторон, притом к водительской двери прижались так близко, что кому-то даже пришлось их зеркала послаживать. «Ёбаны днепртрансмаш...» — прошептал Джим. Тупить было некогда (дождь крепчал, а люк был на треть раскрыт), поэтому Джимми нажал на брелок и полез через багажник — сзади сидений не было, и это облегчило задачу. Рефлойд затянул отверстие в крыше, включил двигатель, дворники, фары и, выбрав музыку поэнергичней (Motorhead), стал выбираться из неприятного города приятной девочки, которая для этого текста мне больше не понадобиться. Добавлю лишь: когда город, через который протекает Днепр, оказался за спиной Рефлойда, он очутился на полностью сухом асфальте. Обернулся из окна и увидел утопающую в дожде и молниях окраину ненавистного населённого пункта. «В конце концов, армагеддон опустился на этот город,» — злорадствовал Джим. «И дьявол возьмёт деву в белых одеждах». Тут Рефлойд, конечно, позавидовал дьяволу.
На сегодня путешествие подходило к концу, встреча с одноплеменниками ожидала его через часа два. Там, вроде бы, и заночевать предписывалось. Джимми Рефлойд немного подумал о том, что его не разбудили милиционеры для проверки документов, когда он спал на лавке, потому, что за тёмными очками не было видно закрытых глаз, а поза его не выдавала. Ещё раз отметив важность солнцезащитных очков в дополнении своего внешнего образа и образа жизни, он снял их и положил на приборную панель. Приближалось время суток, в которое они неуместны.

Близость к вступлению в должность чрезвычайного и уполномоченного посла своей семьи на востоке республики заставила Рефлойда созвониться с отцом. Подняла мама и порекомендовала набрать номер отца, предоставленный другим сотовым оператором, но так быстро разговор не окончился, как и всякая телефонная беседа с матерью.
- Дык а чаго ты так долго? Много машин на трассе? Тебя уже ждут там все, батька созванивауся с ними.
- С кем именно, «с ними»?
Мать назвала Джимми тётю Марину, которая, как ему стало только что известно, недавно поселилась в городе грозы, который Джим уже проехал. Он сообщил маме об этом, и она, заметив, что так оно, возможно, и лучше, предложила проследовать на полторы сотни километров дальше, к деду (туда, куда Джимми Рефлойд предполагал отправиться изначально).
- Слухай, а ци иде у вас там дождь, у нас-то нема, но по прогнозу передавали.
- Кратковременный. Пярун даже немного позлился на православных за то, что спиздили языческий праздник, — зачем-то сматерился Джимми, который так и не дождался прогноза погоды по радио в начале дня.
- Ну-у-у… — выдохнула мать, — перезвони батьку на други номер, он что-то тебе ещё сказать хотел.
- Роману лучше позвоню. Они с жёнкой в хате деда живут?
- Да, они тоже тебя ждут.
- Хорошо. Спокойной вам ночи.
- А табе удачно доехать. А! Подожди! Ты усё поел, что я ложила?..
Но Рефлойд уже сбросил, и сразу же, чтобы было «занято», если мать или отец станут перезванивать, набрал двоюродного брата Романа. У него он уточнил кое-какие моменты, связанные с транспортными развязками на пути, о которых подзабыл. Сообщил, через сколько приблизительно доедет.
Дед, такой же наполовину парализованный, как и сразу после инсульта, когда его в последний раз видел Джимми, спал, и будить его не стали, хоть он и просил об этом, если кто-то из родни ночью приедет. С Романом попили чаю со сладким печеньем, поговорили о графике предстоящего дня. Когда Джим выторговал себе наименьшее участие в завтрашних мероприятиях, кузены перешли на общие темы. Вопроса, откуда у его брата взялась такая превосходная мускулатура, Рефлойд предусмотрительно не задал в начале, так как подозревал в нём спортсмена. И действительно, двоюродный брат регулярно в своей речи клеймил позором пьяниц или просто несерьёзных парней. Его родитель умер, выпивая, и это могло озлобить родственника на алкоголь, но Рефлойд заметил, что дело тут скорей в его собственном пристрастии к силовому спорту. До Романа не дошли известия о том, что Джим и сам всерьёз бывает на стакане. Вместо того, чтобы сказать кузену немножко правды о себе, Джим принял решение не выставлять здесь на обозрение даже части рисунков, изображённых на своём теле. Когда выказал стремление поспать, выждал, пока беременная жена Романа выйдет из комнаты, в которой ему застелила, и лишь затем обнажился до майки.
Утром Рефлойд проснулся почему-то с головной болью, такой, какая у него происходит с похмелья, а читатель в курсе, что намедни Джимми был исключительно трезв. Одевшись и сполоснув лицо, он подошёл к машине и достал из автомобильной аптечки блистер слегка обезболивающих таблеток, скушал две. Роман окликнул его призывом на завтрак, на котором Джим без аппетита принял блюда, состряпанные женой брата. Вежливо отказался от полуфабрикатных куриных котлет, сославшись на какой-то выдуманный католический пост. После того, как снова пришлось угоститься сладким чаем, Джимми Рефлойда ожидала аудиенция у деда. Очень низкий голос лежавшего на кровати седого старика с выбритым лицом поприветствовал Джима:
- Э-эх! Ну здравствуй, унук!
- Доброе утро, — отозвался внук. Приветствие мужчин было устным, так как пожать руку деду в последний раз удавалось несколько лет назад, до того, как с ним случился удар.
- Как сам? Как сестра? С папкой твоим говорил по телефону вчера… Как тётка Алла, как дед с бабой твои?
- Сестра впорядке, тётя Алла тоже… Дед Казик в норме вроде бы… Если честно, давно их не видел всех.
- Ну ты даёшь! Не видел! — дед был глуховат, говорил очень раскатисто, и слышно было во всех комнатах. Следующую реплику он произнёс потише:
- Роман вот тутка, с женой, глядят за старым… ещё не похоронили, а уже ремонт затеяли.
Рефлойд улыбнулся. Он много раз слышал об этом бестактном сожительстве молодой семьи его брата и немощного человека с целью заполучить в собственность огромный и очень хорошо построенный дом. Далее дед озвучил список обязательных для выполнения заданий на Радуницу, с подробным описанием мест, которые нужно посетить, и соплеменников, которых нужно встретить/помянуть (он иногда забывал, кто умер, а кто ещё нет). Эти наставления Джимми Рефлойд пропустил мимо внимания, так как с братом вчера уже утвердил программу действий на праздник, и она была намного скромнее. При выходе из комнаты деда, Рефлойд прихватил с собой пустую тарелку, ложку и стакан с тумбочки (его кто-то покормил, но почему-то не забрали прибор и посуду). Наверно, Джим этим хотел как-то показать предку, что помощь может и не основываться на выгоде: ему от деда кроме рукопожатия ничего никогда не нужно было.
Пакет с гостинцами от западных родственников жена Романа разобрала самостоятельно. Какие предметы, и для кого они были укутаны в коричневую упаковочную бумагу, Джимми не видел.
На местном кладбище присутствовали двоюродные братья Роман и Джим Рефлойд, так же из потомков парализованного деда была кузина Рефлойда Снежана с матерью. Позже подошла ещё мать Романа. Двоюродные ровесники Джимми здесь закопали отцов — меньших братьев его папы. Ещё в одной могиле лежала бабка Ольга, и имелось место для деда. Свежая мраморная плита с портретом прижимала надгробие дяди Игоря (двоюродный брат Роман сам всё сделал), сзади торчал отшатнувшийся шестиконечный крест с полотенцем.
У Джимми не было детей, и он также не мог вспомнить, чтобы кто-то всерьёз пугал его задержкой. Поэтому он сильно не задумывался, зачем, уже долгое время откровенно предсмертному деду, похоронившему своих младших детей раньше, чем жену, были так нужны богоугодные деяния в тот вторник.
Рефлойд взял из рук тётки листок, на котором были написаны воцерковлённые имена усопших за оградкой. На первый взгляд он был удивительно похож на перечень живых людей и их номеров телефонов, который составила мать Джимми перед его отъездом. Этот лист он отнёс помощнику протопопа, пока тот размахивал кадилом, выговаривая всё, что пологается, на соседнем участке. Сунув купюру в барсетку, которую батюшка выставил раскрытой на застеленной тканью скамье, Рефлойд присмотрелся к окружающим, чтобы выяснить, с какого на какое плечо верно перекладывать перста, когда крестишься на византийский манер. Подготовленный, он вернулся к своим, где через несколько минут прозвучало «Боже, упокой раба божьего Игоря, Виктора и так далее». В границах оградки, до сих пор раздражаемый утренней головной болью Джимми, очень отличался от остальных. Представители восточной ветки этого рода были ниже его ростом и плотнее телом, имели совсем светлые волосы. Дрыщавый тёмно-русый Джим почувствовал себя хуже, когда появилась подвыпившая мать Романа и принесла бутылку креплёного вина, которую тут же принялась пить. Кузен Джима заметно смутился. Рефлойд, чуть пошатываясь, и стараясь не смотреть по сторонам, отправился к машине, чтобы принести еду, наготовленную женой двоюродного брата и тёткой, а также несколько бутылок виноградного вина разного цвета. После появления жены одного из покойников, он решил водку из бардачка не доставать. Мужчины управляли автомашинами, потому вино досталось женщинам. Рефлойд умело применил штопор, после чего вышел за пределы оградки: бульканье красного и белого напитков, разливаемого по пластиковым стаканам, напрягало слух Джимми. Солнце разгоралось, и он ещё раз открыл машину, чтобы взять свои очки.
Поднять защищённые глаза стало легче. Природа устроила так, что глаза можно зажмурить, а уши без помощи рук не закроешь. И Джимми, стоя около кладбищенских мусорных контейнеров, подслушал хрип и плач двух пожилых дам на близко от него расположенных могилках. Они имели в виду не то, что пришло бы в голову, скажем, одной его 19-летней знакомой, если бы она их услыхала. Возрастные женщины надорванным голосом причитали, отчётливо произнося «Максимка» и «Кирюшка». Но на плитах за оградкой были выгравированы другие имена. Матери проклинали здешние названия смесей на основе метилового спирта, в результате отравления которыми, видимо, и оказались под землёй тела двух мужчин с одинаковой фамилией. 42-х и 20-и лет от роду, как по-быстрому сосчитал Джим.
Он слонялся по многолюдному кладбищу и самочувствие его ухудшалось. Наблюдая, как население, на основании кем-то выдуманного обычая, поедает пищу и выпивает прямо с накрытых скатертью могил, Рефлойд осознал необходимость столов и табуреток, находящихся почти в каждой оградке на погостах западной части страны. Он сделал вывод, что на этой территории молодые люди часто спешат прилечь рядом со стариками, оттого место в рамках сваренной однажды оградки расходуется более рационально — для трупов, а не для всяких там лавочек, и без которых можно употребить.
Джимми Рефлойд заметил трёх милиционеров, патрулирующих это общественное место. «В другое время — это довольно спокойный квадрат», — он пропробовал острить сам с собой, чтобы собрать себя из странной размазанной массы в одного твёрдого Джима. Его могли принять за пьяного, коих повсюду становилось всё больше. Из-за этого он опять прошёл к своим и схватился за чугунные окрашенные завитки, которые ещё при жизни сгибал и сваривал обладатель новопоявившегося памятника (покойный сварщик дядя Игорь — отец Снежаны). От родственников повеяло алкоголем, Рефлойд вспотел, и немало бы отдал за то, чтобы стянуть с себя байку.
Джим отсчитал деньги за памятник, надгробие и товары из ассортимента похоронной лавки, вручил их двоюродному брату. Это была подводка к тому, чтобы сейчас же продолжить путь, и глотнуть свежего воздуха из раскрытой форточки ускоряющегося автомобиля.
Никто его не держал. Он подышал парами алкоголя, который источали его пассажиры — Снежана с матерью. Выпили они немного, но, скорее всего, слегка пролили на одежду, и обоняние Рефлойда чуяло неперегаревший, живой спирт. Тёмное стекло очков не позволяло ему полюбоваться на размер своих зрачков в зеркале — Джим ощущал себя близоруким, когда фокусировался на номерном знаке впереди едущего авто. Номера машин, окружающих воспалённого водителя, принадлежали к различным регионам его страны, а так же близлежащих государств. Иногда мелькали даже резиденты Европейского союза, чьи предки лежат в этой земле, или той, которая простирается дальше на восток. Но всего этого отчётливо разглядеть Джим уже не мог...
Его состояние было очень рассеянным. Когда Рефлойд высаживал тётку и кузину возле их жилища, это состояние помешало каким-либо образом воспротивиться тому, чтобы в его корзине с пайком оказались мясные харчи, недоеденные на кладбище (Джимми не потреблял мясо и рыбу). Ранее Рефлойд задумал тайно выделить деньги на развлечения и внешний вид своей сестре, у которой вследствие алкоголизма погиб отец. Она не была привлекательной, и врядли ей достовалось это бесплатно. Но мутное мировосприятие не позволило ему продумать более хитрую комбинацию: он просто сунул деньги в карман её лежащей на сиденье ветровки. Из-за нерасторопности больного Джима при исполнении этого манёвра, мать ни в чём не виновной Снежаны всё заметила, повелела дочери вернуть и не позориться.
Джимми опустил ручник и скатился, не заводя мотор, с холма, на котором стоял дом этих родственников. Контролируемое инертное движение автомобиля прекратилось на обочине в 15 метрах от моста через реку. Там-то Джимми Рефлойд и заглянул в бардачок. Выхватил угловатую бутылку, открутил, и подождал, пока наполнится рот, так как в горлышке имелся дозатор. Через секунду ему стало ясно, что отец всё-таки напутал: это был отечественный джин. На передней этикетке создатели напечатали название, процент содержания спирта и смазанное изображение какого-то деревца, а не разновидность напитка. Это и ввело в заблуждение его трезвенного родителя. Отвратительный хвойный привкус заставил дёргаться Джимин кадык, но Рефлойд не выпустил из себя содержимое. Квас закончился, и он потянулся за подтухшей водой под сиденье, которая в этом автомобиле использовалась исключительно в технических нуждах. Потягивая воду, он обратил внимание на вторую ёмкость — водку в подарочной бутылке. Из неё Рефлойд отхлебнул не запивая. Затем положил затылок на подголовник, оттянул люк полностью и, подобно протестанту, поблагодарил за спасение не мамину иконку, а яркое майское небо.

Он снял байку и вышел из машины к реке. Сощурился, пробуя разглядеть буквы, из которых состояла надпись, наколотая у него на руке, потом расслаблено посмотрел вдаль. Несколько раз повторил это упражнение. Зрение понемногу восстанавливалось.
«Ну и чё, блять, теперь делать?» — задался вопросом Джимми и улыбнулся. Номер отца он вызвал не для того, чтобы проконсультироваться, как поступают в подобных ситуациях, а во избежание входящего звонка от него в менее подходящий для этого момент.
- Короче, я выезжаю с того кладбища, где твои браты, на Хотимское...
- Я знаю. Мне Роман ужо сказал, что вы так с ним решили. Ты добра помнишь, как туды ехать?
- Мне напомнили. Доберусь. Потом по Чернобыльским проедусь, если ещё светло будет...
- Напомнили — значит хорошо. Обязательно позвони, када границу переезжать будешь...
- Ага. За ночь, думаю, домой приеду.
- Не нада в ночь! Не спавшы, такая дорога! Ты не знаешь, что это такое! Хер з им с бензином, воротишься назад и у тётки или у деда переночуешь!
- Ладно. Посмотрим.
- Не посмотрим, а так и сделай. Я тебе говорю.
- Хорошо.
На этом Джимми Рефлойд завершил разговор.
Он постоял на берегу, чтобы дождаться, пока спирт разойдётся по его организму. Река, с которой подувало прохладой, никак не называлась. Ребёнок Джим когда-то спрашивал у деда, что это за водоём (река была весьма широкой), а тот отвечал, что «это просто речка, которая здесь всегда текла; раньше был малый такой ручей, а потом ему, прорабу, пришлось ажно два моста через неё перекидывать». Она всего несколько километров длинной, оттого и не удостоилась имени собственного, а её полноводность объясняется проведёнными в этих местах мелиорационными процедурами — достижениями седьмой и восьмой пятилеток.
На другой стороне реки без названия жители окрестных домов жгли мусор со своих дворов, и похоже, что совсем недавно. Дотлевающие костры ещё дымились над водой. Джим подметил, что там, откуда он приехал, прибрались и сожгли всё лишнее месяц назад, сразу же после польского Вяликадня, когда сошёл снег, и не дожидались предписанных властью общереспубликанских субботников.
Алкоголь окончательно привёл Рефлойда в норму, и он решил подумать о чём-то менее отвлечённом. Перед сеансом связи с отцом был поставлен сложнейший вопрос, который сам на себя не ответит. Рефлойд, направляя все доступные ему резервы мозга на разрешение своей проблемы, постановил: нужно зажевать и продолжать ехать под водкой. Обоснование такого решения приведено ниже.
В этой сельской, чрезвычайно отчуждённой местности, где, за редкими исключениями, нет молодёжи, ничтожна вероятность стать пьяным убийцей детей на дороге. О взрослых людях региона, через который предстояло проехать, Джимми Рефлойд был не высокого мнения — уж слишком они не любят забирать с собой мусор после посиделок «на природе». Уж слишком много земли они «оставили в этом году отдыхать». Всё это становилось очевидным для Рефлойда, когда он останавливал машину на обочине для того, чтобы покинуть частичку себя этим местам, немного отойдя от дороги.
Другая угроза неадекватному водителю — министерство внутренних дел — нивелируется общеизвестным восточным взяточничеством. На этой мысли Джимми вернулся в автомобиль, отыскал в карманах деньги, выбрал иностранные и завернул края одной из американских банкнот так, чтобы оставался только лик президента. В таком виде он засунул её в файлик с карточкой — правами на вождение. Он сделал это специальным образом: лицо на купюре закрывало его фото. Когда офицер пожелает убедиться в сходстве портрета на карточке и оригинала, ему придётся собственноручно вынимать валюту, а это, как мы знаем, совершенно другая история. Если коварный сотрудник предложит Джиму самому это сделать, сумму целесообразно увеличить.
Последний аспект — собственная безопасность — Джима волновал несильно в принципе, кроме того, двигаться предстояло через отселённые постчернобыльские районы, где вообще создать неудобства своим стилем езды кому-либо сложновато. После того, как все факторы были проанализированы, Джим направился к следующему кладбищу, сосредоточенный лишь на том, чтобы вновь не потревожить бардачок и хранящиеся в нём сосуды.
Спустя час Рефлойд приехал. Движение транспортных средств в этот день было настолько интенсивным, что на кое-каких перекрёстках появились регулировщики. Джимми к такому темпу езды уже почти привык, но по-прежнему докучала жара, и он почувствовал облегчение в тени старого клёна, украшавшего этот погост недалеко от могилы брата его деда и ещё каких-то людей со знакомыми фамилиями. Старшие из них родились в 19-м веке. В те далёкие времена рождению человека, так же, как и сейчас, предшествовал акт соития. Но тогда, по версии постмодернистов, Бог был ещё жив. Этот факт, в совокупности с отсутствием прогрессирующего капитализма, подразумевал только одну мотивацию к совокуплению — любовь. А любовь, если кто-то не понял, зачем автор так озаглавил текст, — это оправдание всему на свете. Влюблённые (читайте: оправданные) люди, чьи имена остались лишь на гранитных плитах да в памяти седых родственников, бегали по этой земле в актуальной на то время одежде, потом останавливались и снимали её, ложились вместе, чтобы потом было кому ухаживать за их могилами.
Охладившись, Джимми Рефлойд вышел из-под кроны дерева на солнцепёк и стал «ухаживать за их могилами». На этом кладбище, как и на всех православных погостах в этот день, Радуница шла полным ходом. Джим попросил немного ветоши и воды у христиан из соседней оградки и отёр от продуктов птичьей жизнедеятельности памятники и надгробия влажной тряпкой. Тщательной прополкой заниматься не стал, а повырывал только самую наглую сорную траву, которая уже успела пробиться между кафельных плиток (ими несколько лет назад кто-то из родни услал землю кругом этих могилок). Рефлойд совал в керамзит, которым был посыпан грунт внутри надгробий, пластмассовые цветы и заметил, что один из постаментов расколола небольшая трещина. Это повреждение могло угрожать целостности всей надстройки могилы, кажется, прадеда Джимми. Рефлойд огляделся и быстро выяснил причину: корневая система недавно упоминавшегося клёна существенно деформировала ближайшие к дереву мемориальные комплексы, и теперь подбирается к этому. Джимми не имел не только никаких средств механизации для спиливания дерева, но и морального права на это. У него были только профессиональные навыки древопиления, которыми он, между прочим, не гордился. Поэтому единственное, что Джим смог предпринять, это усилием всех своих 72-х килограммов попытаться выровнять покосившийся памятник. Он опасно качнулся, и Джимми Рефлойд оставил эту затею.
Джим достал из машины зажигалку, соломенную корзину, в которую как-то незаметно для нашего лирического героя тут же перекочевали и бутыли из бардачка. Пока шёл назад, начали проявляться и другие симптомы алкоголического психоза. Начавшая снова увядать острота зрения стала тревожить сознание Джима: то одетая в легинсы телесного цвета девчонка покажется голой ниже пояса, то рационалистический разум раздражится, заметив старика, который стоит напротив памятника с собственным портретом. Речь идёт не о зеркальном отображении на полированной мраморной поверхности, а о так называемой общей плите для супругов, перед которым симметрично должны расположиться два захоронения. В описанном случае душа жены уже покинула тело, засыпанное и обозначенное надгробием. На плите с её стороны было стилизованное под графику фото женщины с двумя датами под ним, а справа от него — таким же образом выполненное изображение мужчины, под которым указан только день рождения. Вторая дата смерти и непосредственно могила отсутствовала по причине, о которой читатель уже догадался.
Зажигая огонь в лампадках, Рефлойд даже не вспомнил о последней, кто пользовался этим «крикетом». А подумал совершенно о другом: фермент алкогольдегидрогеназы, всё ещё вырабатываемый его печенью, уже расщепил дозу спирта, которую он принял. Джим пробовал вытеснить угрожающую очередным срывом мысль другой: «ну, блять, а как насчёт выложить немного продуктов на могилки? Вроде ж делают так все...» Джимми Рефлойд повертел головой, чтобы увидеть, какие порции принято оставлять усопшим, но вскоре прекратил вглядываться: подле памятников кое-где стояли рюмки с водкой, накрытые ломтем хлеба. Джима передёрнуло. Мяса, от которого он хотел избавиться, на могилах видно не было, а вид подготовленного к употреблению напитка доставлял Джимми беспокойство. Он вытряс из пакета крылышки и окорочка, колбаску и нарезанное дольками сало в высокую траву между оградок. Кладбищенские собаки однозначно нуждались в разнообразии рациона — не нужно быть особенно прозорливым, чтобы предположить, что поедали они в этот день преимущественно одни вареные яйца и сдобу.
Идея о том, что мертвецы, так же, как и она — убеждённые вегетарианцы, абсолютно точно бы понравилась 19-летней грубиянке, которая сейчас была на расстоянии порядка полтысячи километров от Рефлойда. Тут Джимми почувствовал себя ещё хуже. Он схватил водку и вспомнил, что у него нет не то что рюмок, но даже пластиковых стаканчиков, чтобы расставить их по могилкам. Точнее, Джимми Рефлойд об этом и не забывал, а бутылку он взял, чтобы жарко поцеловать её в открытое горлышко. Автору думается, что, если бы Джим хоть вполовину так же страстно пресмыкался к губам бывших девушек, то, они, возможно, значительно меньше вредили бы его репутации и кошельку. Да и вообще, сомнительно, что становились бы бывшими и неоправданными. Но это лишь мнение автора, которое он никому не навязывает.
Через минуту Рефлойд почувствовал облегчение. Он сбросил всё, включая грязные тряпки и пустую пластиковую бутылку, в корзину, мысленно попрощался с каждым из родственников за оградкой.
Рефлойд съел яблоко в машине и вырулил на асфальтовую дорогу, разогнался, но тут же притормозил — непредсказуемо катился по обочине, заезжая на проезжую часть, по всему заметно, пьяный велосипедист. Набирая скорость, снова Рефлойд наконец-то собрался с мыслями и вынес себе приговор: ехать нужно домой. Соображая, в какой стороне запад, он снова сбросил скорость и свернул на полосу разгона, чтобы не мешать другим автомобилям. Если бы кто-то из гаеров наблюдал за транспортным средством, движущимся так припадочно, то он бы непременно остановил его и попросил дунуть водителя в трубку алкотестера. Но, на счастье Джимми, милиционеров из ГАИ на этом участке пути не было.
Стараясь, чтобы его состояние больше не отражалось на вождении, Рефлойд показал левый поворот, вернулся во вторую полосу и положил стрелку спидометра на 90. Ехал он по направлению к следующему кладбищу, но посещать его Джим уже не собирался — лень было менять сим-карту, отвечать на звонки почти незнакомых людей, в конце концов, просто не хотелось в другую страну, пусть даже и с прозрачной границей. Развернуться не позволяла двойная сплошная, и было решено следовать прямо до деревушек, на которые харкнул радиоактивной слюной Чернобыльский ветер в 1987-м, а потом как-нибудь съехать на Бобруйск, тем самым минуя город, где его вчера разбудил дождь.

Раздался телефонный звонок, на который Джимми Рефлойд не ответил. Затем ещё один, последовала целая серия звонков. Он взглянул на дисплей. На нём несколько секунд было написано «вас выклікае МАМА», после чего сразу: «у вас 26 прапушчаных выклікаў». Родители набирали его поочерёдно, когда он был ещё на кладбище и не взял с собой мобильную трубку. Зачем? Узнать почему всё ещё не активна российская сим-карта? Может что-то случилось за последние три часа с сынулей-путешественником? В отличие от приборной панели машинки Джима, на том месте, где у этого производителя авто обычно находится тахометр, в минивэне отца были часы. Он сверил их показания со временем на телефоне, готовясь отключить его вовсе, но передумал. Джимми просто убрал звук и переложил аппарат на сиденье, немного амортизирующую его беспрестанную вибрацию. Он сделал это не из жалости к родителям, которые сильно бы разволновались, если бы он стал недоступным для связи вообще, а потому что надеялся увидеть в списке пропущенных ещё кое-кого. И скоро увидел. Правда, в виде сообщения: «Джимми, пожалуйста, подними!» Рефлойд просмотрел список неотвеченных звонков. Часть из них исходила от подруги из начала этого текста.
Джим призадумался. Он обычно старался не допускать знакомства подружек со своими родителями, это, как правило, происходило независимо от него (в отделении милиции, например). Вся внешняя составляющая эмоциональных особенностей Рефлойда как личности заключалась в неизменном стремлении как-нибудь исчезнуть, прикрываясь интоксикацией. Среди людей, мнением которых он дорожил, это уже стало поводом для юмора. Молодёжь часто в комичной и извращённой форме описывала эти исчезновения, выставляя Рефлойда психически неуравновешенным искателем жести либо поталогически зависимым от препаратов и алкоголя мудаком. Чтобы не преувеличивать собственную значимость в глазах общественности, нагоняя излишнюю таинственность, важно было поведать хотя бы этой подружке о своём состоянии и местонахождении.
- Алё, ну привет!
- Привет, — ответила девушка.
- Тут просто батьки названивают, так я не брал трубку, — натянуто оправдался Рефлойд.
- А чё они названивают? Ты трезвый сейчас?
Джиму стало попроще разговаривать после этой фразы, которая подтвердила ему, параноику, что она не заодно с его родителями:
- Да еду тут на шаране, бухла подъевши, по Чернобыльской зоне. Тебе, когда с утремана карты таро раскидывала, не выпадала, случаем, долгая дорога для суженного, завершающаяся казённым домом? — Джимми размял на привычных к сленгу ушах свой давно молчавший рот типичной подколкой про девичий мистицизм.
- Остряк. Ты за рулём?
- К сожалению, да.
- Даже боюсь спросить, как это вышло...
- Радуница! По кладбищам катаюсь! — громко выговорил Джим, так как характерные щелчки постоянно сигнализировали о параллельных входящих звонках.
- А. Понятно. Смотри там аккуратно. Может, поспи, протрезвей. Права же заберут.
- Мне опять заёб какой-то зашёл — ничего не поделаешь, — парировал Рефлойд.
- Тебе звоню сказать, что они походу почитали моё резюме, глянули портфолио… В общем, берут на работу.
«Ага, и как раз в эти дни, на праздники, с тобой связались, чтобы сообщить об этом», — мелькнуло у Джима, но голосом было:
- Я, конечно, рад за тебя, но ты же вроде поступать собиралась...
- Меня в армию не забирают, — пошутила она. — Можно и на следующий год. Или одно другому не мешает. Посмотрю, как там получаться будет.
- Ну что ж… Удачи тебе тогда.
- Спасибо. Ты понимаешь, что это значит?
- То, что у меня слишком маленький хуй, чтобы доставать от того места, где трудоустроен я, до столицы, в которой будешь работать ты. Мы не сможем пороться.
- Мы расходимся...
- Я далбоёб, а не дурак. Всё понял.
- Прощай...
- Давай. Может ещё когда увидимся.
Телефон в руке Джимми Рефлойда сменила бутылка с водкой, а стопа прижала к полу педаль подачи топлива. Громкая музыка, тёмные очки на лице татуированного водителя, попивающего сорокаградусный напиток за рулём, скорость выше 120-ти километров в час — это атрибуты рок-звезды, летящей по американскому хайвэю. Относительно безнаказанно собрать их все одновременно стало возможно в этой стране благодаря тому, что, во время телефонного разговора, Рефлойд уже свернул с главной дороги. Он оказался там, где почти никто не собирает грибы и ягоды в непроходимых лесах, а окна жилищ заколочены накрест. Дорожное покрытие было в отвратительном состоянии, и после того, как заторможенная алкоголем реакция не позволила Рефлойду пропустить между колёс один из ухабов, отсутствующих на хайвэях сша, его основательно встряхнуло. Он был вынужден существенно снизить скорость.
Начало темнеть. Джимми Рефлойд снял очки, надел байку, стиснул переносицу пальцами и устало проговорил: «Вот, блять, я и заблудился, нахуй!» Он зажёг фары и засунул водку в бардачок, остановился и вышел из автомобиля. Тишину нарушали только звуки вечерней фауны. Искать того, у кого можно спросить в какой стороне трасса на Бобруйск, Рефлойду сейчас хотелось ещё меньше, чем оставаться спать в машине до утра, и завтра трезвым разбираться в сложившейся ситуации. Он старался услышать двигатели, услышать большую дорогу, на которой есть дорожные указатели. «Где-то за этим полем… За теми кустами может… Надо протянуть немного дальше и повернуть направо...» Большинство людей, наверное, не мыслят бегущей строкой, но автору недостаёт литературного таланта, чтобы описать сложнейшую систему визуальных образов, граничащих с интуицией, возникшую в сознании Джима, и подтолкнувшую его к принятию, как окажется, верного решения.
Первый знак, попавшийся ему за последние несколько часов, был даже не STOP, а просто «уступи дорогу». Но обрадованный Джим остановился, хотя до слепящей фарами «Скании» было ещё далеко. Он снова вышел и долил отцовскую канистру в бак. Следующую заправку он рассчитывал сделать глубокой ночью, где-нибудь на подъезде к столичной области. Так оно и вышло: выпивший Рефлойд отлично прогнозировал события, он выучил свой мозг работать в этом свойственном ему состоянии очень продуктивно. Но нельзя так же положительно оценить его способность к нетрезвому вождению: опыт управления авто у Джимми Рефлойда был в принципе намного беднее, чем пьяной адаптации к среде. Поэтому, когда он снова отважился развить скорость чуть за 100, чтобы не насиловать мотор на пятой передаче, то о днище машины громко ударило что-то, чего он не заметил на асфальте.
Это был колпак, с такой же эмблемой, как и транспортное средство Рефлойда. Джим подробно не помнил, как выглядели колёса отцовского автомобиля, и обошёл по периметру минивэн — все диски были под колпаками, этот потерял кто-то другой.
Готовясь продолжить путь Джимми заметил, что некоторые встречные автомашины мерцают светом в режиме «ближний-дальний», кое-кто сигнализирует аварийкой, как несложно догадаться, о только что преодолённом препятствии в виде милицейского поста. Джим пристегнулся, приглушил музыку, поднял стёкла и, внимательно следя за скоростью, прокатился мимо сотрудников, которые выполняли свою работу, как водится, из-за деревьев. Ожидаемый пост, контролирующий движение на стороне дороги, по которой двигался Джимми Рефлойд, заставил себя ждать около пятидесяти километров (скорее всего, милиционеры уже другого, к примеру, Чечерского РОВД).
После Бобруйска Джим заехал на автозаправочную станцию и опустошил, наконец, бутылку водочки. Совсем расслабленный, он ехал периодически включая дворники: пошёл мелкий дождь. Угодившая под колёса пластмассовая деталь и последовавшая остановка, возможно, сохранила ему водительское удостоверение, но останавливаться при следующем наезде на постороннюю субстанцию, попавшуюся на пути, Рефлойд не стал. Фрагменты жирного, похоже, что лошадиного, кала, зычно раздавленные Джимми, вряд ли могли причинить механические повреждения автомобилю.
Он решил протестировать машину: разогнал её до 140 километров в час на мокром асфальте. Руля не било, папаша отлично поработал над управлением, тормоза тоже были отзывчивыми. При всех очевидных достоинствах, тип кузова этой машины — минивэн — отбивал всякое желание заиметь себе такой же в собственность. Семейный автомобиль для молодого человека вроде обручального кольца на пальце — вещь, абсолютно не располагающая к оправданию.
Сон свалил родителей Джима в третьем часу ночи, и его телефон перестал вибрировать. Он задумался о том, что его присутствие в восточной части страны было не так уж и необходимо: поделиться деньгами с родственниками, которые, мягко говоря, не скучали по Рефлойду, можно было и в отделении банка либо почты по месту жительства; а «уход за могилами» — это деятельность, в которой Джимми и не собирался преуспевать. Отец парня видимо просто желал подарить сыну ещё несколько трезвых дней, когда заметил, что тот пошёл якобы пошёл на поправку. Сюжетная линия этого рассказа удерживала читателя тем, что такое желание и не могло быть исполнено.
Вскоре Джим оказался на дороге, по которой двигался на восток в транспортном потоке верующих два дня назад. Ночью трасса была свободной, и менее часа он потратил на то, чтобы оказаться на МКАД. Осветительные столбы вдоль кольцевой постепенно гасли. «Скоро рассвет» — заключил Джимми Рефлойд. Ему хотелось спать, так же, как и выпить ещё. Если у читателя возникнут подозрения в том, что молодой человек способен так довести себя алкоголем к 23-м годам, то я поспешу его убедить, что автор существовал таким образом в 19, и умышленно, для правдоподобности, состарил героя, сделав его старым развратником.
Рефлойд заметил указатель, с названием одной из улиц большого города. На ней располагался офис, в который, если не врёт, должна через пару часов зайти девушка… Джим уже было показал поворот на съезд, но вовремя одумался и вернулся в среднюю полосу. Когда он говорил ей последние слова, перед тем как завершить вызов, то не рассчитывал на такую скорую встречу. Скорые после расставания встречи часто заканчиваются продолжительными оправданиями.
При таких дёрганых перестроениях пьяный водитель не посмотрел в зеркало, и услышал громкий звуковой сигнал позади. Всё обошлось, но испуг заставил Джимми Рефлойда вскрикнуть: «блять! Совсем голова не пашет! Надо бухнуть!» Но водка закончилась, а как поведёт себя джин во рту предсказать сложно. Принимать это лекарство лучше после полной остановки транспортного средства. Сила воли поможет герою сделать эту остановку на парковке возле родного дома через полтора часа.
Свернув на 121-м километре вильнюсской трассы (построенной к Олимпиаде-80, и оттого называемой местными жителями «олимпийской»), он прокатился через родную деревню с руинами замка тринадцатого века, где какой-то утренний прохожий поприветствовал рукой автомобиль, который вёз Рефлойда. Знакомый хозяина машины, видимо, предполагал, что внутри сидит Джимин отец. Так же подумали и попавшиеся на пути гаишники: милиционер отмахнулся жезлом и коснулся пальцами козырька фуражки, хотя Джим ехал с небольшим превышением по населённому пункту.
Достигнув своего районного центра, Рефлойд потушил фары, надел свои очки.
В своем дворе Джим выпустил со стоянки автомобиль соседа по лестничной клетке, который поздоровался, опять-таки, не понятно с кем именно, кивком головы, и занял его место. Как только поворотом ключа заглушил двигатель и хрустнул ручником, Рефлойд расстегнул ремень безопасности, одной рукой вынул флэшку из проигрывателя, а второй — джин из корзины. На выдохе одним махом проглотил треть объёма через дозатор, поперхнулся, и застыл: в подъезд входила после ранней прогулки с собакой его мать. Она не заметила минивэн. «О… Проснулись уже… Странно, что не начали трезвонить сразу же...» — на этой мысли трубка на сиденье снова начала дребезжать. Джимми выпил ещё, и заметил неподалёку свою машинку — она была запаркована, без сомнения, им самим — передом и кривовато. Отец ей не пользовался.
Рефлойд решил запихнуть наполовину пустую ёмкость в бардачок. Взял корзину, телефон, отворил магнитной таблеткой металлическую дверь и стал подниматься на последний этаж пятиэтажного дома своих родителей. Отец брился в прихожей, мать умывала пса в ванной...
- Ты чаго эта на телефон не отвечаешь? Где эта ты был? Где машина? Блять!!! Мама! Ты посмотри на яго: он же совсем пьяный! — вопил папа.
- И што? и пьяный ехау? — спросила из санузла мама.
- Блять, прибью щенка!!! — разъярённый отец выпрямил с ускорением руку в щёку сына, Рефлойд отскочил, уклонился, нанёс снизу в недобритый папанин подбородок. Началась драка. Питомец стал лаять, а жена оттягивать мужа. Жужжащая электробритва валялась на полу рядом с чудом уцелевшими очками Джима.
Отец Джимми Рефлойда никогда не бил свою жену. Не ударил и в этот раз. Он проста схватил её, визжащую, за руки и отставил в зал, закрыл дверью, приговаривая: «Лена, уйди!» В комнате она громко плакала, задавала Господу риторические вопросы. Замер половыми членами между отцом и сыном продолжался. Мать, по причине, и без объяснений понятной, была отлично осведомлена о размерах достоинств обоих своих мудаков. Через минуту, придя в себя, она выскочила из комнаты, и строго крикнула:
- Ну всё!!! Харэ!!! Пазабиваецися сечас!
Кто имел преимущество на момент окончания поединка сказать сложно. Рефлойд старался наносить удары в корпус, а не по лицу (папе же сейчас на работу нужно идти), но так же боялся угодить по почкам (они у отца больные). Кулак на Джима родитель опускал в полсилы, иначе были бы увечья.
- Губу, вон, рассёк, дай вытру; дабрывайся и иди на работу, хай праспицца — потом пагаворыш. А ты жрать что-нибудь будешь?
- Не, не хачу, спасибо… — на этом Джим пошёл спать, потому что этот день у него был выходным.
Пьяный — не голодный. Но вечером, когда Джимми проснулся, опохмелился бутылочкой пива, и решил поесть гречки, он пожалел, что не подкрепился сутра. Его скула подпухла, ушибленная челюсть причиняла боль при жевании. Пальцы были целы, не выбиты, и это главное, так как завтра — на работу.
На работе он выпил много водки с коллегами. Впрочем, тем летом Рефлойд вообще превзошёл сам себя по этому показателю. Середина августа была ознаменована тем, что он опять немножко получил по лицу от хулиганов, и, после непродолжительной отработки, предусмотренной трудовым законодательством республики, 31-го числа уставший от жизни Джимми Рефлойд уволился и уехал вместе со студентами в столицу. Ему нужно было срочно оправдаться, и, по возможности, оправдать всё на свете.