Просто так

Автор: Игорь Домнин Конец мая. И весь наш курс в предвкушении долгожданной свободы. Тридцать курсантских сердец трепещут переполненные томными трогательными чувствами: надеждой на скорое счастье, ожиданием нового, светлого, того, что так неразрывно связано с непостижимой, манящей женской тайной. Весна, очаровывает, завораживает, манит, как этот благоуханный вечный запах сирени, как цветение акации в институтском саду. Весна прочно обволокла сердца какими-то тайными вкрадчивыми чарами, обволокла наши души волнующей радостью, обещающей впереди множество новых встреч и исканий. И сердца наши как никогда наполнены каким-то новым еще непознанным ощущением близкого, возможного счастья. И, кажется, не знаешь, куда уже себя девать то от непомерно острого этого ощущения скорого счастья то от томительной муки ожидания.

Ах, как же хочется свободной новой жизни, вышедшей из привычных рамок строгого военного уклада. Свобода! Она стремительно и быстро наполнила до краев ожидающие сердца! Дождались! Скорей из суровых курсантских буден, на волю, к этому обвевающему теплом ветру, к еще не изнуряющему зноем ласковому солнцу, к шелковистой зелени трав, на просторы, под высокие навесы парковых аллей! И здесь неимоверно остро и живо, явственно ощущается благоуханный неповторимый аромат наших милых маленьких фиалок. Я, осторожно ползая на коленях рву цветы, стараясь не мять их, делаю небольшой изящный букетик, оборачиваю его продолговатыми влажными листьями, что бы подарить той, что медленно движется, будто плывет в воздухе, не касаясь земли ногами. Она высока, стройна и как мне кажется, неповторима в своем великолепном изяществе. Каждая черта ее молодого дышащего свежестью лица чиста, благородна и проста! Взгляд ее великолепных глаз добр, ясен и чувственен.
Я протягиваю ей сие скромное творение.
-Какие прелестные цветы! Как много и какие милые!

Сердце мое бурно бьется от волнения, она говорит ласково: «Спасибо! А это в честь чего?» «Просто так»- отвечаю я! Ее лицо освещается улыбкой и слегка краснеет. Юная фея приятно удивлена. Она протягивает мне маленькую теплую ладошку. Я слегка касаюсь ее губами, не спеша отнимать их. Что я еще знаю о ней, почти нечего, кроме того, что зовут ее Катенька. Она спрашивает мое имя, и тот час же оно звучит необыкновенной мелодией в ее устах. Говорим о пустяках. Она первая отпускает меня. Опять протягивает руку и томно произносит: «До свидания». И исчезает, тает за поворотом как сказка!
Да, да, да именно так она и сказала: до свидания! Не прощай, не пока, а именно до свидания! «До скорого свидания»- кричу я ей вслед! Она поворачивается, видно моя настойчивость делает свое дело! До завтра говорит она, в это же время и этом же месте выкрикивает, скрывшись за поворотом…

В сокровенный закатный час мне совершенно не спится! Я весь сгораю от нестерпимого ожидания едва открывшегося мне счастья. Горю каким-то до селе невиданным и незнакомым огнем предстоящей радости. Мечусь на скомканной простыне, как в беспамятстве повторяя лишь одно: Катенька, Катенька, Катенька…и в этом имени для меня гимн тому великому тайному, прекрасному, что в виде вечной красоты теперь заключено в ней!

-Выше, выше кричит Катенька, выгибаясь вперед, присев, быстро выпрямившись вверх всей изящной тонкостью своего прекрасного тельца.
Кажется, мы и так взлетаем выше елей, все сильней раскачивая качели-лодочки в старом парке.
-Еще, еще, выше - не унимается раззадорившаяся Катенька.
Я чувствую как преодолевает она страх, пытаясь доказать мне обратное… чувствую как у нее замирает дух и становится прерывистей дыхание, когда она смотрит вниз. Раскачиваемся , рассекаемый воздух сильнее бьет в лицо.
-Я люблю тебя, Катенька- едва слышно говорю я, когда мы с силой взлетаем вверх…
Она, видимо лишь по губам понимает сказанное мной, с удивлением смотрит, не показалось ли ей, не привиделось ли?
-Я люблю тебя, Катенька - повторяю я, когда мы с той же силой падаем, вниз, чувствуя мгновенное облегчение. Она смотрит на меня. Я ли сказал те слова, и не послышалось ли ей это в дуновении ветра? Насытившись вдоволь дозой андреналина, медленно гуляем по парку. Она берет меня под руку, мучаясь видно одним единственным вопросом, я ли говорил те заветные слова, но совершенно не подает виду. Ведь это вопрос счастья, самолюбия, чести, самый важный вопрос на свете! Видимо загадка не дает ей покою.
-Знаешь, что,- говорит она, когда мы наматывая круги вновь проходим мимо злополучных лодочек,- а давай еще раз…
И вновь взлетаем, крепко держась за металлические поручни, сильней и сильней раскачиваясь. При самом сильном разлете, дождавшись, высшей точки я вновь полушепчу заветные слова:
-Я люблю тебя, Катенька! – испытывая облегченное избавление как от сброшенного тяжкого груза, накопившегося сладострастия. Она долго всматривается в мое лицо, пытаясь вслушаться в голос. На лице у нее написано лишь одно: « В чем же дело?» Ей нравится это катание, хотя она бледна и, по-видимому, уже устала от этих взлетов и падений вниз. Она пристально смотрит мне в лицо, внимательно следя за губами.

Я вижу, как мучается она и ждет тех слов, как прорастет в ней неуверенность в сказанном, когда провожаю ее до парадного. Непонимание остается непониманием.
Мы ходим в парк каждый день. И я вижу, как привыкает она к этим словам, так наверное привыкают к алкоголю или канабису. Да она жить без них уже не может. Кататься ей по прежнему страшно, но страх придает особый колорит моему шепоту о любви, шепоту, который по прежнему томит ее душу, оставаясь лишь догадкой.

Мы долго гуляем, плохо пытаясь не придавать случившемуся значения, продолжая играть в молчанку. И вот наступает самое чудное, романтическое, самое сладкое время-вечер! Стемнело. Едва пламенеет тихая заря. Гудят невидимые майские жуки, трещат вечные цикады. Я провожаю ее до дома, слегка обнимая за талию, влеку к себе. Отчего же вдруг так стеснилось дыхание, ее волосы ласкают мне щеку, пересохло во рту. Мне кажется, у нее на глазах выступили слезы. Какое чудо должно случиться в это мгновение? Выдержав паузу, говорю вполголоса:
-Я люблю тебя, Катенька! Она, молча, прячет глаза, отнимая губы когда, пытаюсь коснуться их своими.


Я иду укладываться. Лишь теперь сказав это чувствую прекрасную легкость, нет больше того тяжкого томления, нестерпимого ожидания, поглощающего огня. Языки пламени, которого грели нас своим теплом, когда продрогнув, еще прохладной майской ночью, грелись у костра. В свете пламени я смотрел на ее лицо, и как тогда в парке так же тихо сказал:
-Я люблю тебя Катенька!
И ветер, с силой дунув на пламя, почти погасил огонь. Она, лишь улыбнувшись мне, молча, подкидывала хворост, веткой разгребала угли, не давая ему угаснуть. А когда ветер дунул пуще, едва полностью не погасив огонь, то силой своего дуновения поддерживала его.

Она провожала меня пред отъездом в летние лагеря, прощаясь, я, произнес снова:
-Я люблю тебя Катенька! Она с улыбкой протянула мне руки радостная, счастливая и такая красивая!!!

С тех пор прошло много лет, и столько было пережито и увидено мной за эти годы. Но то, как мы когда-то катались на лодочках, и как дуновение ветра доносило до нее заветные слова не забыто. И хоть после многим и часто говорил я те три заветных слова для разных целей, но «я люблю тебя Катенька», теперь для меня самое счастливое самое прекрасное, трогательное до слез воспоминание. Только сейчас, с высоты прожитых лет уже непонятно зачем я говорил ей тогда эти слова, на что рассчитывал, перед, чем уповал?