`О ранних годах Уинстона Черчилля

Автор: Илья Волгов

Человеку неуютно пребывать в статусе должника. Даже у родителей и родины. Рассмотрим редкий случай, когда вы действительно оказываетесь должны всей культурной цивилизации.
На секунду представим, как в идущем навстречу вы узнаёте человека, сказавшего, что Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль "нудно пишет" или "у него холодный язык". Ваши действия? У меня есть номера телефонов людей, которые на этом месте предпочли бы подробно обсудить на повышенных тонах язык каждой из родственниц автора опрометчивой фразы. Сам я, конечно, не из них. Вы не должны – обязаны разбить тростью монокль на голове несчастного, тем самым спровоцировав дуэль на огромных тупых ятаганах. И победить. Несомненно, любой ценой.

Обвинять сэра Черчилля в отстранённости от повествования – это как продавать тюбетейки с капота золотого "Лексуса" в Западном Бирюлёве. Это даже опаснее, чем сказать вслух: "Рэя Чарльза считают гением только из-за цвета кожи и отсутствия зрения".

Кажется, и в «Маятнике Фуко» звучало распространённое мнение о бездарности авторов мемуаров. Мне довелось прочитать единственное художественное произведение Уинстона Черчилля, опубликованное в 1900 году без нескольких месяцев молодым членом Палаты общин. На этом основании считаю себя вправе рекомендовать желающим ознакомиться с инфантильным текстом «Савролы» отказаться от этой идеи, и обратиться именно к мемуарам. Нобелевский комитет в иные моменты удачно формулирует обоснование награды за литературную деятельность. В 1953 году оно прозвучало следующим образом: "За высокое мастерство произведений исторического и биографического характера, а также за блестящее ораторское искусство, с помощью которого отстаивались высшие человеческие ценности". В это сложно поверить, но и до сих пор у некоторых людей жизнь складывается интереснее художественного вымысла или вечерних новостей!

Черчилль добился недостижимых успехов, и память об их масштабах по-прежнему свежа. Многих из тех, кого нынче принято именовать "гуманитариями", новейшая история увлекает куда сильнее иных прекрасных наук. Этот факт играет на руку трудам WSC. Стальной человек в цилиндре, ностальгируя на исходе шестого десятка, рассказывает, к примеру, о Второй англо-бурской войне с таким запальным воодушевлением, что вспыхивает восторженное желание пережить её. Желательно, плечом к плечу подобным юному Уинстону товарищем, чей обаятельный образ романтичного троечника, авантюрного выдумщика и будущего героя планеты обезоруживает. Захватывающий рассказ вместе с тем подан размеренно, удобными главами по 10-15 страниц. Попросту не выходит взять в толк, чем может не понравиться подобный стиль читателю, решившему обратить своё внимание к творчеству этой личности…

Впредь я буду выступать открыто против любого, кто против остроумной писанины Черчилля! Таких людей следует принудить носить особые значки отличия. В виде соски, скажем, или шутовского колпака. Две скрещенные женские гаметы – тоже весьма наглядно.

Здесь вспомнилось, как не столь давно одна юная особа поделилась своим мнением касательно «Поэтики». Еле продрав глаза в этой Москве, я навестил холодильник, после чего увидел в мониторе: "Аристотель жуткая зануда... Толстой хотя бы иногда дает читателю глоток свежей информации…" Я бы не хотел, чтобы мои или, не дай Бог, ваши дети увидели вышеприведённые слова. Основательно оценив риски и сочтя их ничтожными, я развернул очередное сражение с неквалифицированным источником грязной клеветы. Силы подкреплялись водкой под брусничный морс; поздний завтрак был доукомплектован малосольными огурцами. У меня почти получилось свалить непреподъёмность «Поэтики» и прочие сложности восприятия на родство Великого Древнегрека с агентами Сириуса, но тут, словно гром над прибайкальским погостом, раздалось: "Ты видишь в моих словах то, что хочешь видеть. Мне не нравится говорить с тобой". Я не выдержал такт, оказавшись разделанным на девятнадцать ровных сочащихся частей. Это шокировало серьёзнее слов "следует предпочитать невозможное вероятное возможному, но маловероятному". И что произошло с этой барышней, спросите вы? Ничего интересного, полагаю. Ничего такого, что происходит со старательными потребителями искусств, скажем, в Гусь- Хрустальном. В городе, где жители столицы могут позволить себе забыть, какая у них походка и заново рождаться каждые двадцать четыре минуты... Но оставим лирику клеймённым, симпатичной милочке и гусям – они не умеют читать. Вы же, если добрались до этих строк, - возможно, умеете.

Знакомство с «Ранними годами» – большое удовольствие, отказ от которого даже на небольшое время даётся очень непросто. Закрыв книгу, я, как самый объективный человек на континенте после Сергея Лаврова, сказал себе: "Да это лучшая биография, что мне доводилось держать в руках!" После этого я бережно достал с полки и с блаженной улыбкой на устах крепко обнял трёхтомник «Второй мировой войны» (Воениздат, 1991 ), который купил за полтора миллиарда рублей у чокнутых любителей настойки боярышника из Гольянова. Теперь точно буду читать в год 70-летия Великой Победы.

В моём представлении, это образовательная литература должна развлекать, но не развлекательная – образовывать. Упитанные тома политика, военного, журналиста и писателя Уинстона Черчилля ответят вашим высоким запросам, леди и джентльмены. И когда вы, любители истории, смиритесь с невозможностью осуществления маловероятного предприятия размозжить из револьвера лица товарищей Луиса Боты, придётся выбрать один из двух более-менее реальных вариантов. Как предрасположенные к доступному животные, но живые умом, мы, скорее всего, пройдём километры статей о тех войнах и событиях целой эпохи, портретом которой для многих является силуэт с сигарой. Второй вариант ощутимо затратнее, ведь курсы конного поло в этой стране стоят как запас не самых тяжёлых и качественных наркотиков на весь сезон Английской Премьер-лиги и бочонок чистого нитроглицерина в придачу.

В завершение своей затянувшейся вольной рецензии приведу несколько приглянувшихся мне объёмных цитат из этой, кстати, красивой и умело изданной на русском книги.

*******************
Когда одолевают напасти, не следует забывать, что они, быть может, уберегают вас от чего-то похуже, и какая-нибудь чудовищная ошибка порой приносит больше благ, чем самое разумное, по мнению многих, решение. Жизнь – штука целостная, и удача тоже; ни та, ни другая на части не разбирается.
Объявитесь же, молодые! Вы как никогда нужны, чтобы заполнить брешь в прореженном войной поколении. Ни часу нельзя терять. Вы должны занять место на переднем краю Жизни. Двадцать – двадцать пять лет! Возраст дерзаний! Не миритесь с положением вещей. «Ибо ваша земля, и что наполняет ее». Вступайте во владение наследием, берите на себя обязательства. Снова взметните славные знамена, двиньте их на новых врагов, подступающих к воинству людскому, и вы их сомнете. Не спешите сказать «Нет». Не миритесь с неудачей. Не соблазняйтесь личным успехом или признанием. Вы наделаете массу ошибок, но, оставаясь великодушными, честными и пылкими, вы не навредите миру, даже не причините ему сильной боли. Он для того и существует, чтобы его домогались и захватывали молодые. Только раз за разом покоряясь, мир живет и процветает.

Здесь мне следует признаться, что на протяжении всей моей жизни я постоянно вступал в конфронтацию попеременно то с одной, то с другой из правящих английских партий. В войнах и всякого рода разногласиях я всегда выступал за твердые, решительные действия до победного конца, но потом первым протягивал руку дружбы побежденному. Таким образом, я всегда выступал против пацифистов в периоды конфликтов и против джингоистов по достижении мира. Через много лет после событий в Южной Африке лорд Биркенхед процитировал мне латинское изречение, на мой взгляд, отлично выражающее мою позицию: «Parcere subjectis et debellare superbos». В великолепном переводе лорда оно звучит так: «Щади поверженного и сокруши гордеца». Своим непросвещенным умом я, кажется, додумался почти до того же. Римляне не раз предвосхищали многие из лучших моих идей, и я вынужден отдать им патент и в данном случае. И нигде эта мудрость не пригодилась нам более, чем в Южной Африке. Забвение ее приносило страдания, в то время как следование ей вело к победе.

…его превосходительство любезно пожелал выслушать мой взгляд на некоторые вопросы, я же, отдавая дань дивному гостеприимству, счел неприличным отмалчиваться. Теперь я уже забыл, в каких именно пунктах британско-индийских дел он ожидал моего совета, но помню, что разглагольствовал долго. Были минуты, когда губернатор явно порывался изложить свое мнение, но я из вежливости не позволял ему так себя утруждать, и он охотно закрывал рот.