Загадака Романа Сенчина

Автор: bjakinist. (Сенчин Р. Чего вы хотите?: Повести. — М.: ЭКСМО, 2013. — 384 с. — (Современный разночинец. Проза Романа Сенчина)

Последняя (кажется) книга Романа Сенчина укрепила меня в том, что у этого автора есть своя загадка. К ранней прозе Сенчина я относился несколько э-э… вскользь. Безнадега, которая там нагнеталась, заставляла меня вспоминать бородатый анекдот о Штирлице: «Штирлиц кормил немецких детей украдкой. От украдки немецкие дети пухли и дохли». Но уже в его «Елтышевых» я почувствовал: что-то тут не так — кормит, а не дохнут! В том смысле, что сага о современном семействе господ Головлевых в отличие от щедринской меня не прибила и показалась подспудно (украдкой все ж таки?..) полной свежего лесного дачного воздуха.

Он какой-то нечахоточный стал, этот Сенчин. Не потому даже, что свет в конце туннеля узрел, а что-то тут другое…

Книжка состоит из трех повестей, концептуально связанных.

Первая повесть — «Зима» — это, собственно, еще позавчерашний Сенчин, с каким-то посапывающим смаком повествующий о глубочайшей депрессии нашей провинции, разоренной ураганами 90-х. Правда, провинция описывается почти чужая и к тому же курортная — кажется, Евпатория (или Феодосия?..), этакий крымский медвежий угол, оживающий только летом. Но в повести царит зимнее бесприютье и спячка курортного город(к)а. Главный герой безработный 30-с лишком летний обыватель кружит по городу, бодрыми физическими движениями разбавляя лирический тупичок. Или, как говорит его постоянная любовница местная официантка: «Я здесь старею». Тема, настолько изъезженная нашими классиками, что тянет поперек каждой страницы написать жирным фломастером: «В Москву, в Москву!»

Но знаете ли, что самое интересное? Несколько раз произносимая в лоб «тоска» повисает в воздухе и читателю не передается. Дисциплинированно начав читать книгу с самого начала, я подумал, финаля повесть: «А это всё потому, что подлинную тоску испытывают по какому-то идеалу. Здесь идеала нет — только скука серой жизни. И трудно поверить, что герои в самом деле способны подняться к чему-то «иному». Они везде, куда бы отсюда ни съехали и куда б ни вписались, будут чувствовать себя угрюмыми себе же скучными провинциалами».

То есть, нет ни драмы, ни тем паче трагедии: перед нами просто основательно проработанное в деталях бытописание.

Следующая повесть «Чего вы хотите?» — не лучший, мне кажется, текст на сегодня у Сенчина, хотя задумка смелая, острая. Он дает портрет собственной семьи сквозь призму восприятия ее дочерью Дашей. 14-летняя девочка разрывается между застольными спорами взрослых и комментами Интернета по всем вопросам. На дворе — московская жаркая и морозная зима 11/12 гг., демонстрации на Болотной, всякие там акции белоленточников, которые мы, москвичи, кажется, уже подзабыли, призрак свободы, даже и революции…

Прирожденный скептик, Сенчин, кажется, тогда готов был поверить в возможность перемен. Во всяком случае, открыв книги отца, Даша пугается: неужели этот безнадежно мрачный человек — ее папа, а эти мстительно депрессушные тексты — «сама жизнь»? Такова и есть взрослая «селяви», в которую вот-вот она вступит, как в лужу или аж в топь?.. То есть, налицо самокритика автора и некий порыв в пересмотр уже наработанного.

Но повесть чересчур, на мой вкус, тороплива, поверхностна. Ни глубокой психологии еще полуребенка, ни ярких картин, ни таких же ярких чтоб мыслей… Личное «В Москву!» осуществилось, но жизнь осталась очень какой-то ненадежной, зыбкой, — вот главное ощущение от повести. Правда, здесь автор выходит на новый круг проблем, захватывающий уже бытие страны. По кухне Сенчиных витают надежды и неуверенность в завтрашнем дне, но главное все-таки — страхи. Страх перед таджиками-киргизами (сказывается опыт почти беженцев обоих родителей из вставшей с колен Тувы). Страх перед кавказцами (но их лишь горные козлы не боятся). Страх перед будущим, в которое Россия съезжает, точно в кювет, и где ее схрумкают если не Штаты, то Китай… И некуда податься бедному хрустьянину…

«Не так как-то всё устроено. И ничего удивительного, что мы вымираем. Да. Каждый ожидает от окружающих зла, все друг другу потенциальные враги. И главное, какая-то усталость от людей — изо всех усталость так и прет: оставьте в покое, не лезьте, не тараторьте, дайте побыть одному». Господствующая система гробит страну, но если Удальцовых и слева и справа будут сотни, ее можно сломать (в смысле — систему), — считает папа. «А потом?» — хотелось спросить Даше, но она молча ткнула свой стакан с соком в общий чок». А значит, и общий чок той белоленточной зимы самому автору-папе не особенно убедителен…

«Чего вы хотите?» — истерично кричит взрослым на демонстрации Даша. Вопрос открытый, хотя очевидно, что тогда — как и всегда — хочется покоя, уверенности в завтрашнем дне и чтобы «система» не слишком уж беспардонно хамила смирному обывателю. Тогда это, казалось, было почти возможно. Теперь я улыбаюсь этому как полузабытому воспоминанию юности…

Конечно, Сенчин — не «Чехов сегодня», как его поспешили утвердить критики. Не потому что не гений, а потому что совершенно другой по замесу таланта. Постсоветский человек, староинтеллигентских полутонов он чужд в принципе (хотя и хорош, легок его язык). Он не мечтатель, а созидатель потенциальный, и именно потому, что созидать не дают, он злится.

Об этом — заключительная повесть книги «Полоса», странный микс из яркого бытописания а ля «Елтышевы» и прямой журналистики. Ее герой, бывший начальник аэропорта в вымирающем северном городке, упорно чистит взлетную полосу, выполняя свой долг, и однажды его смешное, нелепое упорство спасает многие жизни. Герой едет в Москву, задает вопрос о плачевной судьбе малой авиации (и подспудно — всей третьей, деревенско-поселковой России) самому Путину. Получает обтекаемый душевный ответ и добрый взгляд (что так приятно всегда, исторически…) и ждет — изменений. «А они будут, конечно, — жизнь-то движется… Изменения будут. В одну из двух сторон».

Собственно, «изменения» уже грянули, тщательно просчитанные, но где-то все ж таки и лихие. И в этом смысле почти публицистическая книжка новых повестей Р. Сенчина уже устарела.

Нет, не устарела именно как градусник, который измерил температуру на наших кухнях, в наших мозгах. Температура повышенная, но еще далеко не жар. Холодная крымско-укрская примочка пригасила ее, но…

Все же я пока оптимист, потому в том чисел, что этот нынешний «Чехов» Сенчин такой жилистый и выдирает себя из собственной депрессухи… Это «знак»!

29.09.2014