Мемуары, или Как проебать жизнь 5

Автор: Все события реальны
Московское позднее

Кто ходит в гости по утрам,
Тот поступает мудро!
(Винни)


Ну, здравствуй, почти девятьсотлетняя шлюха-Москва! Здравствуй снова, город паразит, высасывающий соки из чуждой тебе страны – России. Сколько наколесил я в прошлом по твоим улицам, когда еще даже третьего кольца не было – не пересчитать километража. Да и на хуй не надо. Так, ностальжи немножко.
Чо приехал? А вам-то, не похуй?
Да к тетке я приехал. Сестра моей покойной мамы живет в Марьино. И, несмотря на то, что у меня с ней идейные, политические, моральные и гендерные различия – я считаю себя обязанным раз в пятилетку появляться у нее. Хотя бы для того, чтобы чисто попиздеть – интеллектуальные-то различия у нас минимальные. Генетика, еби ее маковку! Но речь не о моей московской родне.
Прозаики, геть со шляху, бля! Речь пойдет о высокой поэзии, как системе мировосприятия пиздеца и пособия по выживанию в условиях, когда упомянутое действие антагонистично устремлениям выживающего.
Ни хуя себе, завернул… сам с себя охуеваю. Ланно!
Короче, решил я визит к тетке совместить с чтением собственных стихов в одной забегаловке. Театральный особняк называется, на Библиотечной. Такой, весьма странный подвальчик недалеко от Римской\Площади Ильича. Я как-то раньше там появлялся, но был за рулем, и нажраться там по-настоящему, понятное дело, не получалось. А сейчас вот сижу на железном заборчике, без машины, с пивом, и кайфую. Сука, надо ж было столько лет проебать в этой Москве! А по тропинке навстречу мне пиздует…
Нет, вы ща, точняк, заподозрите меня в написании мыльных опер! Ибо – так не бывает! Но вот именно в этот момент, навстречу мне, мирно кукующему на трубчатом железном заборчике, пиздует сто сорок килограммов моей старой знакомой – Марты! Ебись ты провались! Мы же с ней вместе во второй половине девяностых комнату снимали на Соколе, потом на Пражской. Не меньше полгода я ее поёбывал, получается. Ну, о тех временах надо писать отдельное эссэ, а на сегодня в наличии имеем: опизденевшего меня, Марту, влачащую свои телеса на встречу с кем-то «охуенно нужным для продвижения творчества» - я ж ее повадки наизусть выучил! - и какого-то длинного и тощего хлыща, послушно киляющего в такт ее заднице. Зрение у Марты хуевенькое. Проходят мимо меня. Я им так с заборчика и кукую:
- Ну, привет, Мэри!
Думаю, кроме меня, ее так никто не называл. Потому как только за удержание равновесия ей точно, можно было присвоить звание матери героини. Ну, правильно. Дура ебанутая. Мама дала ей при рождении прекрасное имя – Ольга, так нет, эта проблядь сменила его в паспорте на коровью кличку «Марта». Видимо, по той причине, что панически боялась всех акведуков и мостов. Без пизды, однажды в Перово предпочла переползать через рельсы прямо под пешеходным мостиком. Впрочем, что я про нее все – плохо. Баба-то она, так, ничего. За меня держалась, с папой-мамой знакомила. Но имя Марта по отношению к человеку – я и до сих пор выговорить не могу.
Еще до дефолта ее мама и папа снимали квартиру в Теплом стане, а мы с Мартой – на Пражской. На какие деньги? Бюджет у нас был разный – у меня свой, у нее с родителями – свой. Причем, пожрать - считалось нужным за мой. Ну, если за себя – то я днем катался на Москвичке-каблучке по заказам диспетчеров, ночью – бомбил на старенькой Вольво, а Марта сдавала двухкомнатную квартирку родителей в Кривоарбатском переулке. Первая такая хрущевка, сразу, как с Арбата поворачивать. Понятно, что ее и мои доходы были несоизмеримы. На день рождения она подарила мне рыжую чау-чау – Эржи. Становиться альфонсом – не входило в мои планы, поэтому я через месяц уебал Марте по роже за то, что она, по пути на дачу, на заправке, дала денег только на пять литров бензина. Я уехал с Пражской и снял комнату на Валдайском проезде, а вот собаченцию забрать не успел. Эх…
Лирическое отступление о Мэри – окончено. Сообщила она мне, что у Эржи были щенки – круче ее самой, и упиздовала на встречу с основателем стихиры. Пусть будет ей счастье и польза практичная в знакомствах – по одной невъебенности на каждый ее килограмм.
Вечер. В театральном особняке смеркается, бля. Сам великий владелец стихиры Дима Кравчук наливает по рюмке шампанского только что излившим со сцены в группу страждущих свою рифмованную душевную боль поэтцам. Тушит эмоции, типа. Пожарник ебаный. Мы с Димкой Красновым, погоняло «Артис», в каморке пьем водку, запивая пивом. Потом что-то в мире изменилось…
Сижу за рулем «Нивы», рядом Димка. Страшно тянет на блядки, но поэток ебать не хочется – те, и раздевшись, свою рукопись из клешней не выпускают, самоудовлетворяются, а только раком – несколько однобокий секас получается. Хуже, чем фею ебать, ага. У той крылья мнутся – потом не избавиться от суки, а у поэток – рот вечно занят. Недоработка какая-то, со стороны матери-природы.
Хозяин «Нивы» заподозрил неладное, выдернул, сука, ключи из замка зажигания. Придется пиздовать в Марьино на метро. Артис слился, не напарник, бля. Я пьяноват, но как-то не особо эффектно. Ну и хуй с ним. Блядь, даже пива с собой в метро не возьму – знаю я подземных ментов. Хоть и паспорт с билетами на поезд в кармане, но они россиян по нюху вычисляют. Не москвичи мы.
Метро благополучно плюется мною в Марьино. Поздний вечер. Новочеркасский бульвар – весь в цвету. Только высаженные каштаны – с гулькин хуй ростом. Ясно дело, тяжело деревцам жить в этой местности. Тут знаете, что было тридцать лет назад? Я знаю. И чувствую ветерок из Капотни. Вот она, теткина двадцатидвухэтажка светится, переливается. И на всех соседних домах по пятнадцатому этажу панели светлее общего фона – ну, охуенный дизайн, чо.
Спальный район. Раскладушка в потном чреве Москвы. Очистные сооружения под пруды замаскировали, даже караси живут. Такие же, усеченные экологией. Идти в теткин трехкомнатный уют совсем не желается – клетка, бля. Моральная. Комфортная вполне достаточно, но даже не золотая. Мещанство, короче, в лучшем его проявлении. А я трезвею непозволительно. И ебаться хочу.
Вот, в этом доме людям весело… Смех, ор.. бля! А я чо? Я чо, рыжий? А ну-ка?
Дергаю дверь подъезда как можно резче – магнитные замки частенько не держат рывок. А хуй мне на всю рожу! Ладно. Смотрим клавиши – четыре из них стерты, начинаем подбирать. Две минуты – и подъезд открыт! Спасибо вам, хулиганы, не разбившие лампочку в фонаре напротив!
Запоминаю комбинацию, перепроверяюсь, и возвращаюсь на бульвар, к палаткам. Беру две бутылки водки по ноль-семь, и через пару минут я уже в искомом подъезде. Шум из-за двери все притягательнее.
Расстегиваю пиджак, галстучек наружу.. . по бутылке водки в каждой руке.. кнопка звонка…
«Ой, здравствуйте, я что заблудился?»
Водка – это универсальный ключ. Кто в здравом уме выпнет на порог идущую в руки жидкую халяву с градусами? Ну, проверку – конечно устроят. Так я к этому готов. Я со Свердловска сегодня приехал, бля, к другу.. вот паспорт, вот билеты. За водкой пошел, и заблудился.. .
Смотрят, вертят в руках билеты и верят. А хули ж не верить? Все ж правда! Почти.
«Да ладно. Друг типа, там уже в хлам. Мож выпьем, раз я к вам попал?»

Пьем. Из кухни появляется собаченция породы боксер, явно молоденькая:
«Ой, какая ты красотуля!» - а боксеры и бульдожки крайне ревностно относятся к своему внешнему виду, они понимают, когда их дразнят, и, наоборот, расплываются в незаслуженной благодарности к людям, не обращающими внимания на их нос. Это правда, это такая психология у них, я давно приметил! Я вообще, собак люблю больше, чем людей.
Псинка вертит обрубком хвоста круче иного вентилятора и устраивается передними лапами на моих брюках. Да похуй мне, что костюм недёшев! Контакт дороже.
Рассказываю, что стихи в особняке читал сегодня. Все по честноку, правду, правду, и только правду! Чтоб не запутаться. О чем не надо говорить – умалчиваю, вот и все. Компания ржет, просят повторить стихи и для них. Да жалко что ли. Встаю на табуретку:

Героиновый лев

Пальцы опавшей листвой на кленовом столе
Слабо трепещут. Кого не калечит усталость?
Больше – не выдержать… Твой героиновый лев –
В общем-то, кот. А кошачьи… Им свойственна шалость.
Вот и мурлыкает. Искрой в широких зрачках
Воспламеняет такой осязаемый сумрак.
Сон – это слон на совсем комариных ногах,
Как у Дали… У него это, тоже, безумно!
Только масштабней. И, бренные чувства презрев,
Как заведенный, с извечной тоской автомата,
Мне улыбается твой героиновый лев,
Словно судьба… Или, с завтрашней дозой, расплата.

Все, пиздец, я – свой человек. Стараюсь пить поменьше.
Пара запозднившихся гостей уходит, хозяин уже давненько похрапывает в кресле. Перетаскиваем его вдвоем с хозяйкой на кровать, Укладываем. Как бы невзначай моя рука попадает на левое полужопие хозяйки, и я ловлю укоризненный взгляд – блядь, и правда! Пацан-то ихний , подросток прыщавый, еще не спит. Ладно.
Говорю, что мне с утра надо проснуться, и это тоже правда. В десять назначена встреча на Шаболовке, деятели от радио шансон стихи купить обещались. А с Марьино – эт еще ж добираться! Будильник на семь утра…
Хозяйка понимающе стелет мне на диване, я благодарно киваю головой, касаюсь подушки, и чувствую, что вырубаюсь с мыслью: «вот поблядовал-то..»
Утро явилось всплывающим окном в браузере – нежданное и хлёстское. Все не просто спят – дрыхнут. Перегар витает по всей хате. Чумная после недосыпа хозяйка ставит чайник на газовую плиту. В окне кухни – несмотря на то, что расстояние немалое, нагло топорщился шпиль Останкинской башни. Как мой хуй, наверное, только тоньше и острее. Я зашел в ванную комнату, нашел чужую зубную пасту, и, за неимением лучшего, выдавил белёсую колбаску на собственный указательный палец. Типа зубы почистить.
Тихо отворилась дверь, и в ванную вошла хозяйка, отсвечивая здоровенными коричневыми сосками сквозь махровую ткань халата. Я размышлял не более секунды – сдернул с себя трусы и выдавил полоску зубной пасты себе на стоящий член. Мы довольно долго чистили зубы…

Выпроваживая меня, хозяйка заставила выпить пару таблеток ношпы, чтоб, типа, голова не болела. Заботливая женщина. Сидя в кафе на шаболовке, я устал зачищать свой пиджак от шерсти их боксерши: ебаная псина решила переночевать на моей одежде в знак преданности.
На подписание контракта ни мой внешний, весьма помятый, вид, ни пиво с утра – не повлияли. Деньги получил, а вот песни на свои слова – так и не услышал. Что-то со слухом, наверное.