Кошкин сын

Автор: Никита Ларин Случалось ли вам наблюдать за тем, как происходит чудо живорождения у кошек?
Мне только раз удалось стать косвенным свидетелем появления на свет детёныша этого изящного и независимого существа из семейства Felidae. Называю я своё свидетельство косвенным по той причине, что я не мог непосредственно присутствовать при событии, описание коего здесь будет изложено, но чувствовал вступление с ним в некую мистическую и загадочную связь, словно оно происходило где-то на периферии моего сознания и апперцепции. Вслед за любимым мною Бодлером я могу сказать, что ещё в детстве ощутил посредствам сего акта два противоречивых чувства: ужас жизни и упоение жизнью. Поэтому с того самого времени и навсегда прибавление кошачьих стало для меня энигматическим символом, внушающим трепет и одновременно с тем некий благоговейный восторг. Откуда они берутся, зачем? Что-то излишнее, избыток, к которому долго трудно привыкнуть.
Я прекрасно помню, как это было. Мне было пять лет, до школы оставалось ещё далеко, но семена разумности и сознательности уже дали свои всходы, достаточные для того, чтобы принести свои первые плоды в деле воспитания одушевлённого существа.
Стоял один из последних тёплых августовских дней, когда лёгкий свет и тлеющее тепло растекаются по пространству, словно на пейзажах импрессионистов. Три самых вкусных народных праздника приходятся на этот месяц, он так и дышит ядрёной яблочной плотью, греет глаза ореховой охрой и убаюкивает медовым голосом, поющим сумеречную летнюю колыбельную.
Я радостно вбежал в квартиру из залитого солнцем подъезда в тот час, называемый по-китайски часом обезьяны. Радость моя проистекала из двух взаимосвязанных источников: приехал отец с шабашки и привёз мне какой-то подарок, о чём я ещё узнал на улице. «Иди, смотри, какую тебе папа пищалку привёз», - сказала мне мама. И я с порога направился прямиком в детскую. «Да, не туда, в туалете она заперта», - рассмеялась мама.
Моя радость сменилась разочарованием. Я верил и ждал, что отец привезёт мне железную дорогу с паравозиками, станциями и поездами, - предел моих мечтаний в то время. Хотя почему только в то, я до сих пор о ней мечтаю. Вместо железной дороги с паравозиками, станциями и поездами на меня смотрел жалобно пищащий маленький чёрный пушистый свёрток с круглыми жёлтыми пуговицами глазищ.
Отношения со свёртком у меня как-то сразу не заладились…
До того момента, косвенным свидетелем которого я стал. После него я не мог уже быть прежним; прежними не мог остаться весь уклад жизни домочадцев. Их было четверо: я, мама, папа и прабабушка, называемая мною Бабой Няней.
Роль повитухи выполняла моя тётя Наташа, как говориться, съевшая собаку в этом деле.
Мне тогда не дали выйти из моей комнаты и посмотреть на то, как всё свершалось. Мал-де ещё для таких знаний об изнанке жизни. Но я слышал, слышал эти провокационные шорохи за стеной, заговорщицкие голоса, переходящие с шёпота на экспрессивную полубрань, хождения и хлопанье дверьми, вновь хождения, крики и возгласы радости и облегчения. Родительница Deo volenete разрешилась от бремени.
Это был мой первый опыт прикосновения к новой, неизведанной и непонятной стороне, брошенной мне как куски свежего мяса голодному хищнику в вольер.
- Ну, теперь можешь выйти и посмотреть, - пригласила ласковым голосом мама.
- Что? – отозвался я.
- Через плечо, - усмехнулся отец. – Как неживое обратилось в живое. Засим я вас покидаю в вашем бабьем царстве, ибо имею срочные дела с мужиками, двумя бутылками политуры и пивом для коктейльной вечеринки.
- Не забудь надеть свое маленькое чёрное коктейльное платье, - сыронизировала мама.
Всё внимание после отцовского ухода было целиком сосредоточено на новорожденном.
- Повезло вам, что шерсти на нём совсем нет. На голове только, и борода рыжая с усами премиленько растёт. Мороки с этой шерстью не оберёшься, по шесть раз на дню приходится пол мыть и ковёр пылесосить после моего, сибирского, - начала умиляться тётя Наташа.
- Высоченный-то какой и здоровенный. Пудовки на три-четыре вытянет. Будет теперь с кем Даньке играть. И на ногах, на двух-то стоит вона как, - эта реплика принадлежала Бабе Няне. Данька – это я.
- Мам, а можно мне кошку погладить, - эта фраза закреплена за мной.
- Нельзя, пусть пока в себя придёт. Не мешай ей доедать плаценту, - строго осадила меня мама.
- Нимьлла малал атхубшиту алйэху атучьлам йах хулид лутдум, - произнёс новорожденный котёнок.
В восемнадцать лет, сходив с девушкой Валей в кино на фильм Мэла Гибсона «Страсти Христовы», Данила (я) придёт к выводу, что речь котёнка очень напоминала древнеарамейский язык.
- На двух ногах, без перьев и даже с плоскими ногтями. Если не был кошкиным сыном, попадал бы под платоновское определение человека, - сказал отец, почему-то быстро вернувшийся.
- Яшиб ним насап аллэ анюьсинл налаат алув нивяйах налкуш нанха пад аначэй, - кому принадлежала эта фраза, догадаться не составляет труда.
- Как мы его назовём? Мам, как? – задался я насущным вопросом.
- Назовите его красивым японским именем Накадаши, оно принесёт в ваш дом уют и сладость домашней выпечки, - посоветовала тётя Наташа.
- Нйэбох нал хюшув анамю нанакнусд амхал ал ах араб ба яйамшибд аначйэ, - отреагировал на это предложение пока ещё безымянный котёнок.
- Нет, мы назовём его традиционным в нашей семье кошачьим именем Бафомет, - поставил точку в споре отец.
- Хуняьвос евен хутучьлам етет хуммиш хаддактин яйамшибд нувва, - котёнку это имя явно пришлось по душе.
Мы с ним сильно подружились и стали постоянно вместе зависать.
Он научил меня читать. Мои первые книжки, прочитанные вместе с котёнком Бафометом: «Словарь по психоанализу» Ж. Лапланша и Ж. – Б. Понталиса, «Рождение психоаналитика: от Месмера к Фрейду» Л. Шертока и Р. Де Соссюра, «По ту сторону принципа удовольствия» З. Фрейда, «Liber Novus» К. Г. Юнга и «Пятьдесят оттенков серого» Э. Л. Джеймс.
Научив меня читать, котёнок Бафомет исчез. Родители, и даже Баба Няня утверждали, что его и вовсе никогда не было, а он мне приснился.
Но если бы он мне приснился, как он мог тогда мне подарить нательный крест из чёрного мрамора? Во сне бы это символизировало крестную ношу, что я буду нести всю жизнь, и я не стал бы его принимать. Но я принял, значит, это свидетельствует в пользу того, что он мне не приснился. И его пустая шкура, висящая у меня в платяном шкафу, тоже свидетельствует об этом.
В этой истории всё является правдой, кроме разве того, что мне подарили не кошку, как может первоначально показаться, а кота по имени Кузя, прожившего у нас без малого пятнадцать лет.
В заключении отмечу, что чудесное явление котёнка и всё связанное с ним, стало одной из интенций, побудивших меня взяться за писательское ремесло, определив основную навязчивую тему моего творчества – дети, кошки и роды, покрытые соусом из психоанализа и религиозных переживаний.