День Победы

Автор: Денис Любич Для Степана Васильевича Шарова это всегда был самый обычный день. В войне он, конечно же, участвовал и даже медаль получил, но было это так давно, что почти потеряло для деда Степана всякое значение. Его воинские подвиги и вовсе бы для него сейчас ничего не значили, если бы за них не полагалось прибавки к пенсии. А лишние две-три тысячи в месяц – это для старика немало. Жалел только дед Степан, что не искалечили его на войне – так бы прибавка к пенсии была ещё больше. Но, как назло, все пули прошли мимо, а медаль он получил не за качество, так сказать, а за количество – медали же, как известно, дают либо тем, кто в бою был ранен, либо тем, кто больше всего врагов перебил. Дед Степан стрелял метко. Немцев он переубивал несчётное количество, чем в молодости очень гордился. Говорил, что убил бы и больше, да патронов всё время не хватало. Говорил, дали б больше патронов, больше бы убил. Но с тех пор как в семьдесят четвёртом году его из квартиры в центре переселили в квартирку на окраине, Степан стал всё больше о Боге задумываться, и своих военных подвигов чуть ли не застыдился. Стал говорить Степан, что как-то это нечеловечно – людей убивать, пусть даже они и немцы. Даже медаль он свою перестал показывать, а раньше – как гости какие или как с родственниками выпьет хорошенько, так достаёт из шкафа медаль и даёт всем ею полюбоваться. А с тех пор как переехал – словно в землю эту медаль зарыл. Родственники никак не могли в толк взять, чего это с ним случилась такая перемена, а потом поняли, что всему виной церковь, на которую окнами выходила квартира, в которой теперь жил Степан. Каждое утро Степан выходил курить и видел эту самую церковь с балкона, слышал, как колокола в ней бьют, и, видимо, эти колокола совсем его с ума свели, раз он, выходя из дома, креститься начал и подвигами своими военными гордиться перестал.

Так как-то и завелось, что никто в семье Степана Васильевича 9 мая не праздновал, а если и праздновали, то без него, хоть и был он в семье – главный ветеран. Иногда на 9 мая родственники к нему заглядывали, дарили какой-нибудь тортик да бутылку водки. Но тортиков дед не ел, а водку он и без праздника каждый день пил.

Поэтому дед Степан очень удивился, когда в 12 часов дня к нему пожаловали его правнуки – Лиза и Петя. Лизе было 19 лет, училась она в РГСУ и всей своей внешностью напоминала мышь – вся она была маленькая и серенькая, волосы на голове у неё были чёрненькие и жиденькие, из-за чего она никогда их не распускала и всегда завязывала в пучок или хвост, который так и хотелось назвать крысиным. Большие и выпученные глаза её всё время казались насторожёнными и напуганными, а тонкие, стянутые губы придавали её лицу вечно недовольное выражение. Пете было 23, он уже год как закончил РГГУ и никак не мог никуда устроиться переводчиком. Уже год как Петя попросту бездельничал. В этом плане Лиза и Петя являлись полной противоположностью друг другу. Лиза была самой настоящей активисткой – она состояла в молодёжной партии и в нескольких благотворительных организациях. Она помогала раково-больным детям и бездомным собакам и в невероятных количествах сдавала кровь. Она каждый раз жертвовала столько крови, что сразу же теряла сознание. Её приводили в чувство нашатырём и выносили на улицу, чтобы она не пугала других сдающих кровь молодых людей.

За два месяца до девятого мая она услышала об организации “Спасибо деду за победу”, которая помогала ветеранам Великой Отечественной Войны. Ну, как помогала? Эта организация устраивала концерты в честь ветеранов, продавала футболки и воздушные шарики с патриотическими надписями, выпускала собственную марку патриотического коньяка “Мой дед – ветеран” - в общем, занималась тем, чем и должна заниматься настоящая благотворительная организация. Узнав об этой организации и о её славной деятельности, Лиза сразу же в неё вступила. Она делала все, что должны делать настоящие волонтёры. Продавала футболки, носилась по ВВЦ и призывала людей сдать деньги на благотворительность в обмен на замечательные шарики, а если люди отказывались внести пожертвования или же вносили слишком мало, то поносила таких бессердечных людей самыми едкими словами, чтобы им стало стыдно. Лиза также ездила за город с отрядом ребят-поисковиков, которые искали по всей России потерянные письма погибших в Великой Отечественной Войне солдат. Письма эти в праздничный день должны были вслух зачитать на Арбате звёзды российской рок-сцены. Всё шло прекрасно (Лиза даже получила медаль почётного волонтёра), когда 8 мая на планёрке ей и другим членам благотворительной организации дали задание привести на празднование по одному ветерану от каждого. Один незадачливый волонтёр по имени Никита, который очень хотел выслужиться, но никак не мог переплюнуть Лизу в стремлении творить добро, спросил:

- А это должен быть обязательно ветеран Великой Отечественной Войны? Или же можно привести любого?

Вовсе не смущенный этим вопросом координатор благотворительной группы ответил:

- Любого – нельзя. Хотя бы ветерана труда. Да и то – с натяжкой.

За приведённого ветерана каждому обещали налить бесплатную чашку безалкогольного глинтвейна. Лиза безалкогольный глинтвейн очень любила, поэтому решила во что бы то ни стало привести на праздник ветерана, и притом н а с т о я щ е г о. В тот же вечер Лиза за ужином объявила родителям:

- Мама, папа, нам дали задание привести на праздник 9 мая настоящего ветерана. Вы не знаете никого, кого я бы могла привести?
- Лиза, как же так! Ты что, забыла, что твой прадед, дед Степан, - герой Великой Отечественной войны?
- Правда?! – воскликнула Лиза, - Мой прадед – н а с т о я щ и й ветеран?!
- Самый что ни на есть настоящий! Да ещё и герой! – отвечал гордившийся своим дедом отец.

“За героя можно и два глинтвейна выпросить!” – подумала Лиза и уже представила, с какой завистью будут смотреть на неё другие волонтёры, на неё, откопавшую настоящего ветерана.

В праздник Лиза проснулась ни свет ни заря. Солнце празднично светило в окно – в город пришёл настоящий май, который забыл заглянуть к москвичам на майские праздники, но не мог пропустить День Победы. Лиза одела свою лучшую, коричневую юбку и свой любимый белоснежный сарафан. В такой одежде она была похожа на советскую школьницу. Чтобы подчеркнуть это сходство, Лиза не затянула волосы в свой обычный крысиный хвостик, а завязала их в две торчащие в разные стороны косички. В таком подчёркнуто невинном, школьном виде Лиза хотела одна явиться к деду, подарить ему какой-нибудь тортик и прямо с утра повести его на праздник. Но тут мама, проснувшаяся от Лизиного мельтешения, не вставая с кровати, спросила:

- Лизанька, ты куда?
- Как куда? – удивлённо спросила Лиза, - К деду!
- Одна? Как же так? Это нехорошо. Ты должна взять с собой Петю.

Петя в это время спал самым глубоким сном в своей комнате. Петя был совсем не активистом. Можно даже сказать, Петя был антиактивистом. В школе он считался двоечником, в университете – панком, а на самом деле Петя был просто обычный парень с обычными подростковыми увлечениями – он не любил политику, он любил музыку; он не любил учиться, он любил играть на гитаре; он не любил сидеть на лекциях и на заседаниях молодёжных организаций, он любил гулять; он не любил ходить на митинги, он любил ходить в кино - в общем, Петя был совершенно здоровый, н о р м а л ь н ы й молодой человек, каких в наше время почти не осталось. Петя никогда не строил из себя взрослого, как любит делать современная молодёжь. Напротив, он хотел как можно дольше оставаться ребёнком. Родители хотели отдать его на юридический факультет, Петя хотел поступить во ВГИК на кинорежиссёра, в итоге родители и Петя нашли компромисс – Петя поступил на переводчика. Родители думали, что это по окончанию обучения обеспечит Петю работой, но выпустившись, Петя так и не смог никуда устроиться. Каждую неделю он ездил по собеседованиям, и каждый раз получал отказ. Родители думали, что университет хотя бы одарил его знаниями, а Петя и не думал признаваться им в том, что, на самом деле, даже любимые песни он переводит только со словарём. Но такое положение вещей его вполне устраивало. Родители видели, что Петя действительно старается сделать всё возможное, и то, что у него ничего не получалось, позволяло ему жить в доме родителей на правах узаконенного бездельника. Лиза втайне ненавидела Петю за его вопиющую незаинтересованность в политической жизни страны. Она видела, что Петя не патриот и не оппозиционер, и она не понимала, как можно жить и не примыкать к какому-либо движению. Она считала, что это удел самых глупых, самых ленивых, самых пропащих людей. Если бы Лиза пришла к власти (а об этом она, как и все активистки, втайне мечтала), Петя был бы первый из тех, кого бы она расстреляла. Ну, или, по крайней мере, сослала в Сибирь. Поэтому нетрудно представить себе, как возмущена была Лиза тем, что этим утром мама так бесцеремонно навязала ей в спутники Петю.

- Мама, зачем мне Петя? – сквозь зубы прошипела Лиза.
- Петя твой брат и дедушкин правнук. Дедушке будет приятно.

Лиза поняла, что спорить с мамой бесполезно, хотя появление Пети и рушило все её планы – если ей дадут второй бесплатный глинтвейн, то его непременно отберёт Петя. Взбешённая, Лиза пошла будить Петю. Она растолкала его и накричала на него: “Просыпайся скорее! Из-за тебя я опять всюду опоздаю”.

- Куда ты опоздаешь? – хриплым, непроснувшимся голосом отвечал ей Петя.
- Всюду. К деду, на ВВЦ.
- А я зачем?

Тут из другой комнаты послышался голос мамы:

- Петя, просыпайся и иди с Лизой поздравлять дедушку!

Петя сразу же опомнился. Он вспомнил, что действительно вчера обещал маме пойти и поздравить в День Победы деда Степана. Петя действительно любил старика и заглянул бы к нему и без напоминания, если бы не знал, что дед к Дню Победы питал тайную неприязнь. Петя часто заходил к нему в непраздничные дни, покупал ему бутылочку водки и закуску, и вместе с дедом они замечательно проводили время, слушая пластинки на дедушкином виниловом проигрывателе. Но так как Пете было нечем заняться, то он подумал, почему бы и сегодня не зайти к деду и не поздравить его, пусть и с не самым любимым праздником.

Петя медленно поднялся с постели, натянул на себя домашние вещи и вяло поплёлся в туалет.

- Можно побыстрее? – кричала на него Лиза. – Я спешу!
- Знаешь, я в твоём возрасте тоже спешил. Так вот, поверь мне – закончишь институт и поймёшь, что спешить некуда, – отвечал ей Петя со спокойствием взрослого человека.

Петя умылся и побрёл на кухню. На кухне он заварил себе кофе и пошёл к себе в комнату, чтобы включить какой-нибудь музыкальный альбом и под звуки приятной, мягкой, специально подобранной утренней музыки выпить первую за день чашку кофе. Лиза была вне себя от злости. Она раздражённо расхаживала по квартире и злобно фыркала, наблюдая за тем, как Петя делает свои неторопливые движения. Наконец, Петя допил кофе, переоделся и объявил Лизе, что он готов.

- Ну наконец-то, - буркнула Лиза, надела коричневые, под цвет юбке, балетки и вышла на улицу. Петя надел свои любимые, уже затёртые до дыр кеды и вышел вслед за ней.

Лиза и Петя поехали за дедом на другой конец Москвы – они жили на Юго-Западной, дед же жил недалеко от ВДНХ. В автобусе Лиза что-то вспомнила и с досады хлопнула себя по лбу.

- Что такое, Лиза? Ты что-то забыла?
- Забыыыла! Забыыла! – чуть ли не выла Лиза.
- Что? Телефон, ключи?
- Хуже! Я забыла дома ГЕОРГИЕВСКУЮ ЛЕНТОЧКУ!

И в самом деле, для Лизы, самой лучшей волонтёрки в её благотворительном отряде, это было непростительным упущением. Как же, как же она могла её забыть? Что она за волонтёр, что она за патриот, если к её сарафану не будет приколота георгиевская ленточка? Как же без ленточки она выкажет своё уважение к ветеранам войны?

Лиза ехала и чуть ли не плакала от досады. Для неё было настоящей пыткой ехать в автобусе вместе с счастливыми, спешащими на праздник пассажирами, чьи сумки, рубашки, кеды и даже скейтборды были украшены этим замечательным символом победы. Она ехала и знала, что её собственная георгиевская ленточка, которую ей дал сам координатор благотворительного отряда, пылится у неё дома в этот знаменательный день, и эта мысль сводила её с ума.

- Их, наверное, будут раздавать около метро, - утешал Лизу Петя.
- Наверное! Что за идиотское слово "наверное"! Такие вещи нужно знать ТОЧНО, а точно – ничего знать нельзя, - отвечала ему Лиза.
- Да точно тебе говорю, раздают около метро ленточки!
- Ни черта не точно! Это только ты так думаешь, а ты всегда всё путаешь!
- Ну где-нибудь же их точно раздают!
- Где-нибудь! Опять эти сомнения, опять эта патетика! Где-нибудь! Засунь своё где-нибудь, знаешь, куда? Ленточка нужна мне сейчас! И это будет позор, если я явлюсь к деду без ленточки.
- Да плевать деду на эту ленточку!
- Плевать?! – от ярости Лиза даже покраснела, - Плевать?! Да как ты смеешь такое говорить? Про героя-то войны? Как ты смеешь говорить, что ему ПЛЕВАТЬ НА ЛЕНТОЧКУ?! Да знаешь ты, что за такие вещи можно сесть в ТЮРЬМУ!
- За что?
- За оскорбление ветеранов и георгиевской ленты!
- Да как же я оскорбил деда тем, что выразил его собственные мысли, и как же я оскорбил ленточку тем, что сказал, что деду совершенно безразлично, носишь ты эту ленточку или нет?
- Слово "безразлично" не может стоять в одном предложении вместе с георгиевской ленточкой.
- А, понял. После слова "ветеран" не может идти глагол "плевать".
- Именно!
- То есть, ветераны не плюют?
- Может быть, и плюют, но говорить об этом совершенно ни к чему.
- Хорошо, не буду… Не знал, что за такое уже и в тюрьму сажают.
- Сажают, и ещё как! И правильно делают!
- Ещё бы, правильно!

Тут Лизу осенила гениальная идея. Прямо перед ней в автобусе сидела женщина лет тридцати, у которой георгиевской ленточкой были повязаны длинные чёрные волосы. Лиза увидела, что толстые волосы женщины были стянуты крепкой резинкой, а ленточкой была повязана всего лишь одна прядь. Лиза достала ножницы из своей сумочки, в которой, как в любой женской сумочке, помещался целый склад нужных и не очень нужных вещей. Достав ножницы, Лица очень ловко и осторожно срезала прядь с удивительно красивой причёски женщины и положила Пете в карман, чтобы даже если кто и заметил кражу, то обвинил бы во всём её брата, а не её. Но женщина ничего не заметила и вышла на следующей же остановке без ленточки и с испорченной причёской. Тогда Лиза с гордостью извлекла прядь с ленточкой из Петиного кармана; развязала ленточку; брезгливо поморщившись, выбросила в форточку прядь красивых, чёрных, как смоль, волос и повязала ленточкой свои, жидкие, редкие волосы, на которых эта ленточка смотрелась жалкой, грязной тряпочкой, а вовсе не знаменем победы. Но теперь, с ленточкой в волосах, Лиза чувствовала себя полноценной патриоткой.

Перед тем как идти к деду, Лиза и Петя зашли в магазин купить ему подарков. Лиза говорила, что деду нужно купить цветы и коробку конфет, Петя же утверждал, что деду лучше купить водку и закуску.

- Опять ты за своё, Петя! Говорю же тебе, за такое в тюрьму сесть можно!
- За что?
- За то, что ты ветерана считаешь каким-то алкашом!
- Почему же алкашом? Дед любит выпить водки! И что с того?
- С того, что пить водку – плохо.
- Ты ещё и деда будешь учить.
- Я не верю, что герой войны может пить. Это всё ты про него выдумал. Герой – он на то и герой, что водку не пьёт!

В итоге Лиза настояла на своём, и на все деньги, которые были у неё в кошельке, купила дедушке самый дорогой букет цветов и коробку своих любимых шоколадных конфет, руководствуясь принципом "подари другому то, что хотел бы получить в подарок сам".

В полдень Лиза и Петя уже звонили дедушке в дверь. Дедушка, не ждавший гостей и привыкший не праздновать девятое мая, был очень удивлён, когда увидел своих правнуков на пороге своей квартиры в такую рань. Ещё больше он был удивлён тем, что Петя вместо привычных водки и закуски сегодня в руках держал букет роскошных хризантем. Дед Степан вопросительно посмотрел на Петю, Петя уже было хотел перед ним извиниться, как Лиза на весь коридор заорала:

- С ДНЁМ ПОБЕДЫ, ДЕДУШКА! СПАСИБО ТЕБЕ ЗА ТО, ЧТО ПОДАРИЛ НАМ ЖИЗНЬ! СПАСИБО ТЕБЕ ЗА ТО, ЧТО ПОДАРИЛ НАМ СВОБОДУ! СПАСИБО ТЕБЕ ЗА ВСЁ, ЗА ВСЁ, ЗА ВСЁ!

После чего пихнула Петю локтём и прошипела:

- Вручай цветы.

Петя молча поклонился деду и протянул ему букет. Дед Степан недоверчиво взял букет из рук правнука. Лиза всунула ему в руки коробку конфет и гордо промаршировала в квартиру.

- Внучата, как хорошо, что вы пришли! – говорил дед, закрывая за ними дверь. - Жаль, мне нечем вас угостить!
- А нас и не надо угощать, дедушка! – ответила Лиза. - Мы спешим. Нам на праздник надо.
- Что ж, раз спешите, так я вас задерживать не стану, - огорчённо говорил дед, который, на самом деле, уже соскучился по своему правнучку, хоть и видел его только на прошлой неделе. - Раз надо ехать, то езжайте.
- Что значит “езжайте”? Ты тоже на праздник едешь, дедушка! – деловито сказала Лиза. Она уже успела отобрать у деда цветы и коробку конфет; для цветов она сразу же нашла вазу, залила в вазу воду, поставила в вазу цветы и теперь ногтями пыталась открыть коробку конфет. Наконец, ей это удалось, коробка открылась, и Лиза сразу же взяла в горсть четыре шоколадных конфетки.
- Я? – удивился дед, - Куда это я еду? Я уже лет сто как никуда не выезжал!
- Ехать недалеко, дедушка, - пояснил Петя, - на ВДНХ. Совсем близко.
- ВДНХ! – усмехнулся дед, - Был я там лет пятнадцать назад! Ух… Молодёжь там одна гуляла, палаточки всякие, магазинчики, музыка отовсюду играет, шум, гам… Нет, не для меня это место, а для молодёжи.
- Шутишь, дедушка! – улыбалась Лиза испачканным в шоколаде ртом, - Какие палаточки, какие магазинчики, какая молодёжь! Так там пятнадцать лет назад было! А сейчас – всё по-другому. Сейчас всё ц и в и л и з о в а н н о. Сейчас тебе там понравится.
- А куда ж они это всё убрали? – спрашивал дед.
- Убрали туда, куда и следует всё это убрать – выкинули на помойку! Сейчас там от этого мусора всё очистили. Сегодня ВДНХ – предмет гордости нашего города! – патриотично вскинув подбородок, говорила Лиза, распихивая шоколадные конфеты по карманам юбки.
- Хорошо, если так. Эх, внучики! В какую-то афёру вы меня втягиваете! Ну да ладно.

Лиза распихала всё, что могла по карманам юбки, и продолжила поглощать свои любимые шоколадные конфетки. В итоге в коробке у дедушки осталось не больше трёх конфет. Деду было совершенно их не жалко, сладкое он всё равно не любил.

Лиза, Петя и дед Степан вместе вышли из дома в половину первого. Лиза была очень удивлена тем, что дед Степан не надел своей военной формы, и тем, что у деда не было георгиевской ленточки. “Ну ладно, - подумала Лиза, - он герой войны. Он сам по себе - ходячая георгиевская ленточка!” Петя и Лиза приехали на ВДНХ в час дня. Первое, что удивило деда – это невероятная чистота парка.

- Как здесь чисто! Прямо как при Сталине! - говорил дед Степан и восторженно смотрел по сторонам: на замечательные павильоны и многочисленные палаточки с кукурузой, мороженным и сладкой ватой. Чистота в парке и правда была невероятная. Ни пятнышка, ни лужицы на вылизанной, словно плацдарм, площади. От праздничного настроения парк словно светился. На лицах прохожих отражалось счастье и гордость за славное прошлое нашей страны. По всему парку были расклеены плакаты с патриотическими надписями-благодарностями: “Спасибо деду за победу”; “Спасибо за жизнь”; “Спасибо за свободу” – ни одну из которых не забыла Лиза, когда поздравляла деда Степана. По стилизованным под старину или и вправду старым приёмникам, вмонтированным в колонны, расставленные вдоль главных аллей, играла военно-патриотическая музыка - как старая, написанная в годы Советского Союза, так и новая, сочинённая современными композиторами, но ничуть не уступающая неувядающей классике в военном патриотизме. Дед, не любивший праздник Победы, неожиданно для себя почувствовал себя невероятно счастливым оттого, что и он был причастен к этому замечательному празднику. От таково неожиданно приподнятого настроения у деда разыгрался аппетит, и он решил отведать что-нибудь из гостинцев, которые так аппетитно выставлялись вдоль праздничной аллеи.

- Эх, вспомню-ка я молодость! – сказал дед, - Возьму-ка я себе вафельный рожок. Зубов-то у меня уже давно нет, так я его потихоньку, языком – ням-ням.
Подошёл дед к стилизованному под 50-е лотку и попросил себе мороженого.
- Сто рублей, - любезно ответила продавщица.
- Постойте, постойте, - возмутился дед, - как же так? Сегодня же девятое мая, я – ветеран, пришёл на праздник… Могу показать социальную карту…
- Сто рублей.

Пенсия к деду пришла в 20-х числах апреля, и уже от неё почти ничего не осталось. Как назло, неделю назад у него сломался телевизор, и пришлось все накопления, да ещё и последнюю пенсию потратить на покупку нового. Не было у деда Степана денег на мороженое.

Цена мороженого на ВВЦ была вовсе не так сильно завышена – всего на тридцать-сорок рублей дороже, чем в магазине. Но для получающего ничтожную пенсию деда такая разница была фатальной. Тем более, прогуливаясь по такому чистому и словно перенесённому в прошлое парку, дед забылся и посчитал, что раз здесь всё так по-коммунистически дружелюбно, то и цены тут должны быть соответствующие, такие, какими они были в советское время, когда мороженое себе мог позволить любой, даже самый нищий школьник.

- Нет у меня таких денег! А у вас, внучата?

Лиза и Петя потратили все деньги на покупку цветов и конфет, которые Лиза до сих пор жевала. У них осталось рублей двести, но это были деньги на обратный проезд.

- Нет, дедушка, у нас вообще денег нет. Мы всё на цветочки потратили, – не без досады отвечал Петя. Пети было обидно за деда, которому всегда дарят то, что ему совершенно не нужно.
- Эх, ну и ладно! Горло у меня всё равно слабое, - сказал дед, и пошли Лиза, Петя и дед Степан дальше.

Дед Степан шёл по ВДНХ и удивлялся. Он видел чудесные лотки с неведомой ему едой. Он то и дело задавал вопросы внучикам, и они подробно рассказывали ему о том, что такое вок, что такое фалафели, чем донатсы отличаются от пончиков и как готовится Бабл Ти. Дед Степан изумлялся всё больше, и ему до смерти хотелось попробовать хоть одно из этих удивительных лакомств, но если ему было не по карману мороженое, то о воке он мог и не мечтать – самая дешёвая лапша стоила в три раза дороже вафельного рожка.

- Знаете, - сказал своим внукам дед, - если здесь всё так дорого, то нет ничего удивительного в том, что здесь так чисто.
- Да, все деньги ВВЦ тратит на поддержание порядка, - с гордостью заявила Лиза так, будто это она была главой администрации парка.
- Да не в этом дело! – отвечал дед, - Тут порядок поддерживать – плёвое дело. Еда здесь стоит столько, что её никто никогда не будет покупать. А раз её никто не покупает, то значит никто и не ест. А раз никто не ест, то никто и не мусорит! Легко поддерживать чистоту там, где мусора нет и быть не может!

Лиза не очень поняла, о чём говорит дед Степан, и посчитала, что все его слова – не более чем причуды старика, очевидно, впадающего в маразм. Наконец, Петя, Лиза и Степан дошли до музыкальной сцены. На сцене пел народный ансамбль “Золотое зерно”. Дед музыкой остался доволен.

- Надо же! – сказал дед, - И музыка за эти годы совершенно не поменялась! Как будто я снова молодой! Как будто я снова в Советском Союзе! Только вот в Советском Союзе всё было не так дорого…

На сцену вышел плясун в рубахе-косоворотке и стал задорно отплясывать калинку под заливистое пение женского ансамбля.

- Ох, как отплясывает! И я в его годы плясал не хуже! – восхищался танцором дед и, мысленно пустившись в воспоминания, совсем позабыл о мороженом, воках и фалафелях, которые ему так и не удалось попробовать.

Лизин координатор увидел, что Лиза привела с собой настоящего ветерана. Координатор был мужчина лет тридцати, в светло-розовом поло и бежевой кепке. Он был загорелый и подтянутый и производил впечатление слишком здорового человека, не обременённого никакими жизненными заботами – такое здоровье умудряются сохранить только спортсмены, бездельники и лицемеры. Он подошёл, пожал Лизе руку, отдал деду честь и предложил каждому получить подарок от их организации. Лиза поняла, что двух порций глинтвейна ей никак не достанется. Втроём они подошли к павильону благотворительной организации, где им налили заветную рубиновую жидкость. Но, сделав один глоток, дед, поморщившись, сплюнул.

- Это что такое? - возмутился дед.
- Как, что? – отвечала Лиза, почти что оскорблённая таким хамским обращением с её любимым напитком. - Это – глинтвейн.
- Вы бы ещё шнапс налили!
- А что не так?
- Да кто в такой праздник пьёт фашистский напиток! Даёшь водки, русской водки!
- Дедушка, - улыбаясь, изображая притворное спокойствие, отвечала Лиза, - водка – это алкоголь. А ВВЦ – территория без алкоголя.
- Фуу! Ну, значит, это не русская территория! И даже не немецкая… Даже немчура – и та пьёт.
- Дедушка, - цедила сквозь зубы Лиза, - ты же герой войны. Веди себя прилично!
- Герой войны, герой войны… А даже водки налить старику не можете! Эй ты, слышишь! – крикнул дед координатору, - Подойди-ка сюда.

Координатор, улыбаясь, подбежал к деду.

- Что-то не так? – услужливо спросил он. - В глинтвейне мало корицы?
- Да плевать я хотел на твою корицу! Я – ветеран войны, сегодня – мой праздник, а мне даже мороженого дать не могут бесплатного, ну да это ладно…

Координатор, казалось, не был согласен ни с одним упрёком деда и считал, что своей работой благотворительная организация и так делает для ветеранов войны достаточно. Мысленно он попрекал деда за неблагодарность – организация “Спасибо деду за победу” сделала столько полезных и действительно важных вещей, намного более важных, чем раздача бесплатного мороженого и разлитие водки. Такие люди, как дед, только разочаровывали координатора в людях – их примитивный материализм никак не сочетался с возвышенной благотворительной программой, направленной на духовное и патриотическое развитие всех её участников. Но всего этого координатор говорить не стал, а вместо этого придал лицу восковое выражение улыбчивой услужливости и ответил:

- Не всё же подарки. За что-то и платить надо.
- Так чем же мне платить?!
- Вы же ветеран. У вас есть пенсия.
- Щенок, ты знаешь, что это за мизер?
- Прошу вас удержаться от оскорблений.
- Ты меня ещё чего-то просишь! Что вы тут ветеранам разливаете? Дрянь какая-то! Нормальный мужик такую дрянь пить не будет!
- Так мы же не для мужиков разливаем глинтвейн, а для людей, для людей приличных, интеллигентных, - отвечал координатор тоном родителя, пытающегося объяснить глупому ребёнку очевидные вещи.
- Если бы нам на войне такую дрянь разливали, мы бы Москву на третий день сдали! – ответил дед Степан, которого до жути раздражало показушное спокойствие координатора. “Такое лицо кирпича просит”, - подумал про координатора дед.
- При всём уважении к вам, я не согласен с вашей исторической концепцией.
- Да плевал я на твою концепцию. Налей мне водки!
- ВВЦ – территория без алкоголя, - повторил Лизины слова координатор.
- Это я уже слышал. Эх, жалкие вы людишки!
- Жалкие людишки те, кто пропиваются настолько, что даже мороженого себе позволить не могут, - продолжая улыбаться, ответил деду Степану координатор и на этом хотел закончить разговор, но тут дед Степан не выдержал и выплеснул глинтвейн координатору в лицо. Сладкая, липкая жидкость потекла по приторно улыбающемуся лицу координатора на его светло-розовое поло. Не переставая улыбаться, он крикнул:

- ОХРАНА!

Откуда-то из-за кустов выбежало два крепких толстых мужичка в форме.

- Уведите этого… ветерана! Очевидно, он контуженный и представляет опасность для посетителей парка.

Охранники заломили деду Степану руки и повели к своей машине.

- Простите меня, я успокоился, больше не буду, - извинялся дед Степан, которому действительно стало стыдно за свою несдержанность.
- Пойдём, пойдём! – отвечали охранники.
- Отпустите его! Это же старик! Герой войны! Для таких, как он, и празднуется этот праздник! – кричал Петя, пытаясь остановить охрану.
- Да плевали мы на то, что он герой, раз он ведёт себя, как свинья. Наша задача – обеспечивать безопасность. А этот тип представляет опасность для общества, - отвечал один из охранников.
- Не герой ты, дед! – кричала Лиза вслед деду, которого уводили. – Ты, дед, жалкая пьянчужка! Для людей стараются, такой праздник организовывают, а из-за таких, как ты, всё всегда и рушится!

Дед ничего не отвечал на упрёки Лизы. Петя же не верил своим глазам. Он и представить себе не мог, что деда могут забрать в полицию. Не желая оставлять его одного, Петя крикнул:

- Если уж забираете его, то забирайте и меня. Я деда одного не оставлю!
- Да поехали, поехали, со всеми вами разберёмся! – отвечал охранник. Петя сел в машину охраны вместе с дедом. Машина тронулась, и Петя видел из окна, как Лиза извинялась перед своим координатором, по лицу которого продолжал стекать глинтвейн.

***

Петю и деда Степана высадили за территорией ВДНХ, где-то недалеко от метро Ботанический сад. Охранник пригрозил им, что если они сегодня ещё сунутся в парк, то он их точно сдаст в полицейский участок. Дед ответил, что в этот парк он и под дулом пистолета не войдёт, охранники ему поверили и, с чувством выполненного долга, уехали дальше блюсти безопасность праздничного ВВЦ. Дед и Петя расстроенно побрели к метро.

- Эх, Петя… Как-то давно у меня уже с этим праздником не ладится.
- Знаю, дед, знаю… Это не моя идея. Всё Лиза. Это она в этих организациях состоит.
- Да понимаю я, Петя… И подарки Лиза выбирала, а не ты, верно?
- Конечно же! Стал бы я тратиться на этот безвкусный дорогущий букет и покупать никому не нужные шоколадные конфеты.
- Ну, никому не нужные… Лиза их вон с каким аппетитом лопала!
- Это да! Пусть жрёт…
- Нельзя так про сестру, Петя.
- Да какая она мне сестра? И какая тебе внучка? Никто её в семье не понимает, не признаёт. Никогда у нас таких не было. Тоже мне – Павлик Морозов в юбке.
- Если придут трудные времена, то таких, как Лиза, стоит боятся.
- Трудные времена уже пришли, и я уже её боюсь.

День был в самом разгаре, но солнце уже клонилось к закату. Медленно угасающие тёплые лучи сообщали дороге, по которой шёл Петя и дед Степан, какую-то прощальную, одинокую грусть. Петя и дед Степан дошли до метро, доехали до ВДНХ, сели на автобус и доехали до дедушкиной квартиры. Церковные колокола пели свою печальную вечернюю песню. Войдя в квартиру, дед Степан признался Пете:

- Знаешь, Петь. У меня заначка есть. Как раз на бутылочку и закусочку хватит.

Петя улыбнулся. Дед дал ему деньги, и Петя радостный побежал в магазин. К водке Петя купил свежей колбаски и хорошего, острого сырка. Петя вернулся в квартиру, разложил гостинцы на журнальном столике в гостиной и спросил деда:

- Что сегодня будем слушать?
- Давай что-нибудь из тридцатых, - дед особенно был благодарен своему правнуку за то, что он ещё лет пять назад открыл ему джаз, который в советское время был запрещён, а сейчас – общедоступен, но никому не нужен.

Петя включил пластинку старого, инструментального джаза с мягким, приглушённым фортепьяно и нежным, вечерним саксофоном.

- Давай выпьем, внучик.
- За что? За победу? – усмехнулся Петя.
- Да, - серьёзно ответил дед. – За победу человека над государством.
- Хороший тост!

Дед и Петя выпили рюмки до дна и закусили колбаской, приправленной чесноком. Дед сразу же налил себе вторую рюмку и тут же её и опорожнил. Алкоголь почти сразу же ударил ему в голову, а когда дед пьянел, его всегда тянуло к пространным рассуждениям.

- Знаешь, внучик, почему я никогда не любил этот праздник – День Победы?
- Почему, дед?
- Потому что чья это победа, Петь? Кто победил в этой войне? Что, народ победил? Нет, внучик, победило г о с у д а р с т в о! Одно государство победило другое… А что мне, простому человеку, до этой победы? Мне это - только один большой грех на душу. Много, много грехов… Медаль мне ещё дали! За то что я больше немцев, чем другие, перестрелял! Ты знаешь, что я с медалью этой сделал? Знаешь? Да я её во дворе, рядом с церковным забором и закопал! Не хочу я у себя в доме это хранить… Ишь чего выдумали – медаль тому, кто больше немцев убьёт. Да ведь немцы – такие же в точности люди, как и мы! Кто фашисты были – немецкий народ? Нет, фашистским было государство! С о в е т с к и м - народ, думаешь, был? Нет, советским было государство. Стало государство капиталистическим, и народ сразу хоп! и тоже – сплошной капитализм, сплошной бизнес.
- А какое же сейчас государство, дедушка?
- Не знаю, внучик. Но народ сейчас - дрянь.

После этих слов дед наполнил рюмку себе и внуку, и оба они, молча и не закусывая, осушили рюмки до дна. Так праздновал День Победы герой Великой Отечественной Войны Степан Васильевич Шаров.