Помни (часть 3)

Автор: akimov_sasha «”Я” вызывает у меня смех, это великий комик, вот почему народный смех часто бывает началом пожара. «Я» - невероятно претенциозно. Оно не знает даже, что с ним случится через десять минут, но трагически принимает себя всерьез, строит из себя Гамлета, рассуждает, требует ответов от вечности и даже имеет довольно странную дерзость писать произведения Шекспира».
(«Ночь будет спокойной» Ромен Гари)

Пронеслись на велосипедах по Приморскому шоссе среди уныло стоящих в пробке тачек. Приехали в Сестрорецкий курорт. Нас человек тридцать. Развели костерок, готовим шашлыки.
Я не очень компанейский человек, большие шумные сборища людей меня раздражают. Особенно мне неприятны субкультуры и их тусовки. Но среди безбашенных велосипедистов, мне почему-то комфортно. Я даже могу использовать местоимение «мы».
Мы ощущаем сопричастность к группе, чувствуем себя элитой, а остальных слабаками. Трековый велосипед на улицах города – это опасно, диковинно и сексуально.
Мы бунтари. В нашем, как и в любом бунте присутствует наивность. Каждый по-своему стремится пойти против правил, сбежать от обывательского бытия. И все равно это приводит к появлению правил и трендов уже внутри бунтующего сообщества. Меня это забавляет. Так глупо, когда всё подряд пытаются облагородить философией. Велосипед – это просто велосипед. Главное, чтобы тебе было по кайфу, когда ты едешь на нем. А вся эта болтовня о стиле и моде – похожа на жидкий понос. Вонючий и бесполезный. Локринг, слопинг, оверлап, ратио, каденс, месслайф – всего лишь заимствованные словечки, попытка через кальку сделать на уродливой российской почве так, как уже сделано на западе, смехотворное подражание.
Пьем брусничную наливку из горла, передаем бутылку, закусываем шашлыком. На зубах хрустит песок. Делимся рассказами о своих травмах. У всех куча переломов самых разных костей. Титановые пластины в ключицах и черепах. Ребята меряются ляжками. Хвастают, сколько зеркал заднего вида сбили. Показывают новые татуировки.

Больше месяца я успешно скрывался от Лизы. Она звала меня погулять или выпить, но я ловко уклонялся от встреч. У нее летние каникулы. Несколько раз в неделю она занимается с репетитором. Все остальное время сидит дома и смотрит молодежные сериалы или мультики. Частенько вечерами напивается или накуривается до беспамятства на квартирах у друзей или в убогих барах. Ей это кажется приключениями. Меня подобное времяпрепровождение не впечатляет уже многие годы.
Лиза позвонила, не может двух слов связать, но очевидно ей нужна помощь. Нехотя сажусь на велосипед, приезжаю в Озерки. Застываю у ее подъезда, забыл какая квартира, случайно позвонил соседям. Поднимаюсь на лифте, выхожу на четвертом этаже, Лиза открывает дверь. Опухшее лицо, мешки под глазами, сами глаза красные и совершают спонтанные резкие саккады, зрачки расширенные. У нее ярко синие волосы, еще короче, чем были. Я принес немного покушать, проходим на кухню. В квартире плохо пахнет, будто что-то сгнило. Мусорное ведро переполнено, вокруг него на полу валяются пакеты и бутылки. В раковине гора грязной посуды, покрытой кусочками одеревеневшей пищи. На столе стоит несколько чашек, все заляпанные; посередине блюдце, в котором плавают пепел и окурки. Кот сидит на подоконнике и смотрит выжидающе, оказывается Лиза не кормила его несколько дней, потому что пропила все деньги, что оставила ей мама. Лиза рассказывает чепуху про то, как плохо себя вела какая-то девочка, а она дала ей по башке. Я практически не слушаю ее, иду в ванную. Там на полу кошачье говно. Переступаю и принимаюсь мыть руки, на батарее сушатся трусы. Наконец, Лиза рассказывает причину своего немного дерганого поведения и бессвязной болтовни. Ее угостили амфетаминами. Она до этого не употребляла их, а щедрые идиоты явно переборщили с дозировкой. Лиза курит, много говорит, спонтанно начинает плакать или смеяться. Я покормил ее, помыл пару стаканов и дал ей попить воды. Спрашиваю, когда примерно приняла наркотики, чтобы прикинуть, скоро ли ее отпустит. Кладу руку ей на грудь и слышу, как сильно колотится сердечко. Понимаю, что ее нужно уложить спать. Нахожу в холодильнике Корвалол, капаю в стакан с водой 50 капель, велю ей выпить – фенобарбитал должен оказать седативное действие. Затем веду ее в кровать. В ее комнате беспорядок, поэтому идем в комнату ее матери. Там прямо на полу разбросаны грязные тарелки и бутылки. Двуспальная кровать не застелена, на голом матраце громадное коричневое пятно, Девочка поясняет, что это мамаша кофе пролила когда-то. Лиза ложится в трусиках и маечке под одеяло, я хочу уйти, но она снова плачет и просит остаться с ней. Не могу бросить ее в таком состоянии, раздеваюсь до трусов и укладываюсь рядом. В комнате жуткая духота, но мы накрываемся одеялом. Обнимаю несмышленыша, она прижимается ко мне, кладет голову мне на плечо. Еще час она болтает без умолку, но, к счастью, затихает. Из ее рта вытекают слюни мне на грудь. Альтруизм – это вовсе не безвозмездная помощь, на самом деле он всегда вознаграждается. Когда мы помогаем кому-то, участки мозга ответственные за вознаграждение активируются и мы получаем приятную дозу эндорфинов. Мне уже хорошо. Девочка тихонько сопит и изредка вздрагивает. Я трогаю ее ягодицы, просовываю руку ей между ног, у нее в трусах прокладка, спешно убираю оттуда клешни, пока не изгваздался. Лучше насладится ее прекрасными грудями. От нее пахнет потом, в воздухе витает кошачья шерсть. Пока лапаю ее, во мне пробуждается проклятое нежное чувство, мне хочется окружить ее заботой, спасти, уберечь, жалеть.

Выпрыгнул из самолета на лету. До земли еще километр падать. Дергаю кольцо, раскрывается парашют. Проверяю купол – все в норме. Любуюсь видом, кругом поля и леса, мелкие деревушки. На высоте пятьсот метров отключаю автомат запасного парашюта. Как-то очень быстро мне на встречу несется земная твердь, ветер сменил направление, поэтому я не успеваю потянуть за стропы и развернутся. Падаю боком, как мешок с говном. Вроде ничего не поломал, только головой ударился, но шлем смягчил удар. Спешно гашу купол, резко нижние стропы на себя. Сложил все оборудование в сумку и через высокую траву направился к взлетно-посадочной полосе. Служащие на квадроциклах подбирают неудачников. Один паренек забыл отключить запасной парашют и летел на двух, раскорячившись кверху жопой. Другой не погасил купол при посадке, поэтому его протащило по полю, и он ободрал всю рожу об траву. В этот же день слишком легковесную девочку унесло порывами ветра на ближайшую подстанцию, где она погибла от удара током.
У меня всего лишь растяжение связок шеи. Сделал рентген в травм-пункте, оказывается у меня срослись в один блок второй и третий шейные позвонки после прошлогодней аварии. Мне дали больничный на неделю и велели носить шейный фиксатор.
Я поехал в деревню к бабушке. Пока поправляюсь, нахожусь в полной изоляции от всех забот. Просто гуляю по лесу, собираю цветы, нахожу бобровые хатки на реке, барсучьи следы на песке, гнезда ласточек в крутых берегах. Вечерами читаю «Путь к великой цели» Сильвии Назар. А ночью мне снится она – Лиза. В этих снах нет ничего особенного, какие-то туманные ласки и размытые приятные ощущения.

В июле у моей Богини день рождения. Я узнал как у нее дела. После девятого класса она поступила в театральное училище. Нашла себе молоденького мальчика, которым вертит, как захочется. Уверен, что эти восторженные детские отношения не продляться долго. Я как будто хотел спросить у нее разрешения, чтобы она освободила меня от своей власти, позволила наслаждаться другой плотью. Я засомневался, кто из нас кому больше дал. Она меня научила любить, позволила мне самого себя узнать и принять. Надеюсь, и я ее научил чему-то хорошему.

Вот я валяюсь на грязном пляже в Озерках. Кругом какая-то подвыпившая гопота, дети, собаки, целлюлит и отвисшие сиськи. В разрисованных кабинках валяются использованные тампоны. Но рядом со мной на одеяле сидит Лиза. У нее опять волосы странного цвета, теперь фиолетовые. Она бледна как покойник. Всюду на ее теле просвечивают маленькие вены. Я рассказываю ей о том, что собираюсь написать книгу. Излагаю, какие несовершенства и несправедливости меня толкают на эту работу.
«Многие люди совершают ужасные вещи, не обязательно масштабные, чаще маленькие подлости или гадости. Страшно, что мы всегда можем придумать себе оправдание. Я же отказался от этого и принял себя со всеми грехами. Мною не движут никакие религиозные мотивы или желание выслужиться перед каким-то небесным пидарасом. Я сам в ответе перед собой за все. Когда кто-то подстрекает сделать что-то плохое, часто говорят: «Никто не узнает». Но я буду знать, если совершу подлость. Поэтому стараюсь быть честным. Сложнее всего не врать самому себе, чисто биологически сложно».
Лиза барабанит мне по животу и подтрунивает над тем, какой я шерстяной. На ней красивые трусики, похожие на те, что носят японские школьницы. Она говорит: «Может, пойдем уже окунемся, жопошник, ты заебал занудствовать». Отвечаю: «Ты же сама злилась, что я молчу рядом с тобой, так что дай хоть мысль закончить». И я продолжаю, действительно слегка монотонно.
«Пытаюсь соорудить аналитический механизм для выявления истин – своеобразный органон. Учусь выделять важное, отличать интересное от неинтересного. Полезное от бесполезного. Это позволяет наслаждаться жизнью и не забивать голову чепухой. Но я никогда не забываю о том, что наш мозг многое делает автоматически, не спрашивая разрешения. Например, мы не просто берем поступающую от органов чувств информацию и воспринимаем непосредственно. Нет. Каждая сенсорная система разбирает данные на составляющие, анализирует их, а затем собирает воедино согласно установленным правилам. И я не могу это контролировать. Это ограничение пугает. Это, по сути, предвзятость по умолчанию. Мир гораздо шире, богаче и ярче, чем мы способны воспринять.
А управляющее всем этим подсознательное, куда глубже и фундаментальнее разума. Оно появилось на самых ранних этапах эволюции и помогало нам выживать. Сознательное – лишь необязательная часть. Только люди обременены этим. Конечно, странно было бы постоянно думать о каждом вздохе, или о том, в каком мы положении в пространстве – мы были бы перегружены массивом информации. Только представь, как было бы удобно жить в мире без размышлений. Но мы прокляты разумом».
Она меня, похоже, не слушает. Да я и сам уже забыл, зачем завел эту речь. У Лизы зазвонил телефон - разбитый экран, умирающая зарядка – на связи ее отец, живущий в Москве. Лиза просит прислать ей денег, жалуется на мать, они разговаривают на повышенных тонах, вижу, как у девочки выступают слезы. Она кладет трубку и говорит, что я похож на ее отца. Всхлипывает носом и снова тащит меня в воду: «Пойдем купаться, старикашка».
После купания, мы сели на велосипеды и поехали ко мне. Лиза ужасающе отставала, поэтому приходилось ждать ее на каждом светофоре, а то потеряется. Мы заехали в супермаркет, где я купил шампанского.
У меня мы смотрим фильм про нью-йоркских курьеров «Срочная доставка» и пьем игристые вина. Затем я стелю белье на большую кровать. Укладываюсь. Лиза, отвернувшись, снимает лифчик и надевает мою майку. Забирается ко мне под одеяло.
Не могу уснуть. В голове настоящий симпозиум, столкновение множества мнений. Рациональные голоса шепчут: «Не смей к ней прикасаться, она глупый ребенок. Тебе это не нужно, будет мимолетно приятно, но все закончится плачевно». Иррациональные голоса немного истерично высказывают свое мнение: «У тебя ведь одна Богиня. Ты не имеешь права причащаться где-то еще. Поклоняться ты можешь только той красоте, иначе станешь еретиком и будешь отлучен». Но глухое к другим и не приемлющее плюрализма Либидо громогласно кричит: «Еби!»
Лиза скинула одеяло, даже ночью невыносимо жарко. Я наслаждаюсь тем, как торчат ее сосцы. Закатываю маечку, любуюсь совершенной грудью подростка. Касаюсь левого соска губами, языком, облизываю, посасываю. Ее пот слегка горький. Эти груди, самые красивые из тех, что я видел. Обычно равнодушный к вторичным половым признакам женщин, я восхищаюсь этими крохотными сисечками. Лиза проснулась и запускает пальцы в мои кудри, говорит, что я дурачок. Целуемся.
Ее маленькие пальчики обхватывают мой эрегированный член, и она неумело дрочит его. Не хочу, чтобы было продолжение; хочу, чтобы миг замер. Но остановиться не могу, вынужденный подчиняться низменным инстинктам. Я прошу ее, впустить меня в себя. Лиза снимает трусики. Трусь головкой о шерстку у нее на лобке и потихоньку вставляю. Позволяю себе попасть в эту ловушку, пути назад уже нет. До чего же легко юная женщина может уничтожить твое шаткое равновесие и заставить поступится правилами и принципами. Впрочем, оказавшись в ней, мой пенис отказывается в этом участвовать. Он скукоживается и выпадает из ее влагалища. На удивление, Лиза не потешается. Я поясняю, что такое уже случалось со мной дважды. Один раз, когда я перепил. Второй, когда я перенервничал. В данном случае - неслабая комбинация двух названных составляющих. Предлагаю бросить сейчас это гиблое дело и обещаю завтра устроить реванш.
С утра я фотографирую ее спящую. Теперь я хочу воспевать ее юность и красоту. Восстаю против мудрости, здравого смысла, логики и прочей подобной хуйни.