Отчаянный марафон

Автор: Мороков Евгений МНЕ ВСЕГДА НЕ ПО СЕБЕ В ОДИНОЧЕСТВЕ; ИНОГДА БЫВАЕТ ХОРОШО, А ПО СЕБЕ — НИ РАЗУ.
«ЖЕНЩИНЫ»
ЧАРЛЬЗ БУКОВСКИ


Дорога домой

Мы зашли в кафе на набережной. С трудом нашли свободный стол на четверых и
присели. Меню нам никто не принёс, поэтому мы позаимствовали его у соседнего столика.
Славик, как единственный трезвый человек, побежал по горячему, я с Ариной выискивал
знакомые слова, связанные с алкоголем. Через три минуты подошла официантка Ольга. Ей
шёл третий десяток, полагаю ей около двадцати пяти. Время осознания серости жизни,
разбитых надежд и пустоты на дороге. Маленькая, худенькая блондинка с измученными
круглыми голубыми глазами раскидывала подносы по столам, словно пиццмейкер
раскидывает заготовки пиццы в печь. Оливкового цвета кожа означала, что карьера началась
с самого первого дня сезона. Это также можно заметить по изношенным балеткам на
варикозных ногах. Ничто так не убивает молодость, как бессмысленная физическая работа.
Мы с Ариной заказали бутылку коньяка «Коктебель», литр морса, салаты и нарезку. Славик
взял себе пасту, салат и молочный коктейль. Официантка выпустила шариковую ручку из рук,
прямо в фартук и убежала. Мы сидели на летней веранде, наблюдая за колоннами людей,
движущихся в неизвестном направлении. Суета царила повсюду. Разодетые в супергероев,
молодые парни развлекали детей, опустошая кошельки их родителей, благодаря одной
фотографии за двести рублей. Пожилые женщины предлагали Крымские сувениры в виде
расписных камней, массивных ракушек, мелких магнитиков и местных трав. Юные девушки
торговали более ходовым товаром. Они закидали свои столы дешевыми игрушками,
мыльными пузырями, электронными браслетами и яркими футболками. Деньги переходили
из рук в руки. Для кого-то отдых, для кого-то кропотливая работа.
- Рин, ты взяла себе сегодня выходной? – Мы выпили уже по две рюмки коньяка. Арина,
родная сестра Славика, сидела напротив меня вместе со своим старшим братом. Ему
двадцать три, она на два года его младше. Брат и сестра, похожие лишь тем, что у обоих
маленькие острые подбородки, черные, как уголь в сырой печки глаза, и не по сезону
загорелая кожа. Арина работала в одном из десятков заведений, раскинутых вдоль моря.
Каждый из них походил на предыдущий. Летняя шоу программа, полуголые танцовщицы у
входа, востребованная музыка и завышенные цены в баре. Это был её третий сезон у песков
города Феодосии. Она приезжала сюда в середине мая, и возвращалась обратно домой в
начале октября. Из-за бумажек, в которых мы все так нуждаемся, приходится идти на жертвы.
Она приносила себя в жертву, проводя прохладные, соленые ночи в тухлом спортзале, где
стояли десятки двухъярусных железных кроватей. Спортзал брали в аренду на весь сезон,
чтобы разместить там сотрудников четырех заведений. Никто не следил за условиями
человеческого существования. Люди всего лишь единицы, они рабочая сила. Если тебе не
нравились ободранные потолки, прогнившие доски под ногами или грязные окна, через
которые каждое утро пробиваются яркие лучи, показывая всю мерзость твоего
существования, то проваливай к черту. Это знали все, поэтому многие приезжали сюда,
отрабатывали один сезон, иногда и половину и сбегали сломя голову. Работа официанта одна
из самых гнилых работ, но не смотря на все унижение, а в курортных городках это именно
унижение, ибо приезжие чувствуют себя властелинами этого мира, размахивая своими
купюрами, швыряя грязной посудой, обливая колючими матами изнемогающих и без того
униженных людей, они всё равно просыпаются и спешат на работу. У всех ребят своя
история, свои причины, из-за которых приходится терпеть. Арина держалась лишь потому,
что надо платить за учебу, помогать матери с младшей трехлетней сестрой, откладывать
деньги, ведь зима не за горами, а в дождливую зябкую зиму работы нет. Мы все к чему-то или
кому-то привязаны, а тот, кто кричит о свободе, является самым настоящим эгоистом или
лжецом.
- Да, наконец-то выбила. Я в том месяце вообще ни одного выходного не брала, так они и
сейчас не хотели мне давать. – Она перевела взгляд с тарелки, где оставались остатки салата,
на меня. Я только сейчас заметил, как много косметики на молодом лице. Щеки, ресницы,
брови, губы были покрыты тонким слоем иллюзии. Каштановые локоны прилегли на её
смуглые плечи. Платье и каблуки отдавали ей роль настоящей отдыхающей, приехавшей из
хмурой столицы, или любого крупного города. Сегодня ей нужно позабыться, расслабиться,
стать такой, как все приезжие, познать настоящий отдых.
- Вы собираетесь смотреть на бутылку? Может всё-таки начнёте пить, как вы умеете. –
Славик проглотил половину еды и четверть молочного коктейля. Он не пил уже три года.
Причиной тому является здоровье, которое его, в последнее время, как он говорит, подводит.
Я бы не смог бросить пить только потому, что в этом нет смысла. Как и нет смысла в том,
чтобы пить ежедневно. Везде должен существовать баланс, грань понимания того, зачем ты
это делаешь. Многие сетуют на серьезный вред здоровью, на умственное развитие, раннюю
смерть. На планете в сутки, умирает сто пятьдесят тысяч человек, эта цифра
приблизительна, но всё же, если брать её за основу, то процент смерти от алкоголя не
появится и в первой тройке лидеров. Я скорее умру на пассажирском сидении такси,
преспокойно разговаривая по телефону, нежели под столом, рядом с пустой бутылкой. Я
никогда не понимал алкашей с протянутой рукой и пропитой гордостью. Алкоголь не
является целью, как таковой, не является причиной чего-либо. Люди сами придают ему
некий смысл, находят в нём то, чего, по их мнению, им так не хватает.
- Пора бы уже и вторую заказать. – Через двадцать минут бутылка подошла к концу. Мы
заказали ещё двести грамм коньяка, сока и мороженного. Куранты пробили полночь. Новый
день начинает набирать обороты. Уже сегодня я встречусь с Соней. Мы не виделись неделю,
неделю моего захудалого отпуска. Мы были здесь полгода назад. Февраль открывал небесный
кран, умывая пыльную набережную после ещё одного тяжелого сезона. Улицы стояли
пустые, море одиноко играло с песком на берегу, как обиженный ребенок, который строит
свои фигуры из податливого песка в квадратной песочнице. Мы молча бродили по шумному
берегу и, кажется, понимали не только друг друга, а понимали весь мир, хоть он и
существовал только лишь в этом месте, в этот час. Невозможно представить, что где-то там,
за волнами, есть кто-то ещё, где-то там нет песка, обточенных камней, парящих чаек и
множества уток. Неужели есть люди, не влюбленные в синеву морских глубин. Не видевшие
растекающейся луны вдоль самого побережья. Мы просто кормили птиц под слабым дождём.
Улыбались, жуя корку хлеба, рвали батон на две части, выгребали весь мякиш и делили его с
прожорливыми чайками или трусливыми утками. Этого хватало, чтобы чувствовать себя
счастливыми. Есть мы, море, песок, чайки, хлеб и больше ничего. Идеально.
Мы расплатились и вышли. Славик поймал лихача на трехколесном велосипеде,
который за сто рублей усадил нас на пятнадцать минут в тесную коляску, сделал два круга
вдоль набережной со скоростью уставшего ишака, а после выбросил у ближайшего магазина.
Мы купили бутылку «Инкерман», пришли к самому морю, поселившись на уже остывших,
обточенных камнях. Славик достал ключи, протолкнул пробку внутрь бутылки и мы начали
пить. Волны гудели неподалеку от нас, несколько гордых чаек расхаживали по берегу.
Впереди черное море, манящее и пугающее, по обе стороны отдыхающие, они пришли
полюбоваться красотой природы и распить алкоголь в окружении таких же как они. Парочки,
семьи, компании – все прикованы к театру воды и ветра. Это делает нас ближе. Мы все одни,
но, безусловно, остаёмся вместе.
Мы зашли в первый попавшийся бар. Оценили обстановку, контингент, движение,
музыку и вышли, в надежде найти что-то более стоящее. Спустя двадцать минут, я стоял за
стойкой в ожидании джина и банки спрайта. Заведение пестрило американской атрибутикой.
Фото звездных актеров, певцов, спортсменов смотрели на тебя со всех сторон. Бейсбольные
биты, шлемы, танцопол в виде баскетбольной площадки, а на втором этаже американский
автомобиль 70-ых годов, и столики с диванами в форме кузовов заокеанских машин. Мне
принесли заказ, я вскрыл банку, подставил рокс, смешал один к двум. Славик с Ариной
вытанцовывали под иностранную музыку, а я наслаждался алкоголем сидя на круглом
кожаном стуле. Моё внимание привлек один столик у стены. Паренек лет двадцати, может
чуть старше, в джинсовой рубашке с коротким рукавом, забитыми руками, русыми волосами
и стеклянными глазами, разливал водку в пустые рюмки, протягивая одну за другой своим
невозмутимым товарищам. Было видно, что он находится в другой весовой категории в
сравнении со своими приятелями. «С Днём Рождения!» - его голос победил музыку, добежал
до соседних столиков, где, видимо, проходил тот самый день рождения, и вернулся обратно, с
двумя улыбками незнакомых девушек. Залп - рюмки пустые. С ним делили столик ещё две
девушки, блондинка с брюнеткой и два парня, один бледный худой с рыжими волосами,
второй загорелый блондин. Пока его товарищи вели оживленный диалог, он заряжал оружие.
К ним подошла блондинка, сидевшая за соседним столиком. Её каблуки говорили о
неустойчивости тела, алкоголь пагубно влияет на координацию движений. Рюмки уже в
руках, секунда, и сосуды опустились на стол. Соседка что-то произнесла, парни начали
производить обыск своих карманов. Блондину, в зеленой принтовой футболке, с круглыми
голубыми глазами, повезло больше, он предоставил даме свою зажигалку. Она подкурила,
сделала одну затяжку, затем схватила главного героя за рубашку, прильнула к его губам,
завоевав территорию без единой потери. Зажигалка всё также находилась в руках блондина,
он стоял опешив, даже не понимая что находится почти вплотную к ним. Два пьяных тела
бессмысленно наслаждались друг другом, не замечая пронзающие их взгляды, которых с
каждой секундой становилось всё больше. Люди в большинстве случаев наблюдатели, а не
герои, и это всех устраивает. Я допил джин со спрайтом, расплатился, затем отправился на
баскетбольную площадку, посмотреть, на что ещё способно моё тело.
Мне хватает около получаса, после надо делать небольшой перерыв. Духота и запах
потных безымянных тел начинает душить, встаёт комом в горле. Я вышел из бара, оставив
своих друзей в этой консервной банке. Соленый запах ветра притягивал к морю. Почему бы и
нет? Спустился по бетонным ступенькам, разулся, чувствуя легкое щекотание под ложечкой.
Ноги погружались в острые песчинки. Я достал телефон и набрал Соне.
- Эй, привет. Я тебя разбудил?
- Привет. Да, мы уже легли спать. – Мягкий сонный голос с хрипотцой доносился из
телефона.
- Прости, мне просто надо было тебя услышать. – Волны набегали, покоряя новые
территории. Я почувствовал, как джинсовая ткань прилипает к коже. Ещё одна волна, я
топчусь на месте, собирая пену вокруг себя.
- Ничего страшного. Сколько ты там выпил? Ты не забыл, что завтра у тебя тяжелая дорога? –
Она сейчас лежит в кровати, под легким одеялом, на мягкой подушке, в моей серой футболке
и разговаривает со мной.
- Ещё не так много, как хотелось бы. Скоро мы уже двинемся домой. А завтра, точнее уже
сегодня в шесть утра, я буду радоваться приближению нашей встречи. Как долетела? – Я
стоял уже по колено в воде.
- Долетела хорошо. Меня встретили папа с мамой. Они сразу же начали спрашивать: «А где
Максим? Когда он приедет? Как он будет добираться?». В общем, мы все ждем тебя,
приезжай к нам быстрее.
- Я постараюсь. Надо было сегодня выезжать.
- Да всё нормально, тебе надо было побыть дома. Расскажи, как прошла неделя твоего
отпуска? – Мы говорили, пока у меня не закончились деньги на телефоне. Вернувшись в бар,
отправил ей сообщение с телефона Славика. Заказал ещё джина со спрайтом и продолжил
свой вечер на кожаном стуле.
За столиком остались сидеть три героя: блондинка с брюнеткой и рыжий парень.
Блондинка всем своим телом приникла к рыжему парню. Он выпятил грудь, балансируя её
голову на своём левом плече, а правой рукой заставлял танцевать стакан на деревянной
площадке. Брюнетка, в изумрудном приталенном платье ниже колен, уже начинала засыпать.
Её волосы разбежались по груди и плечам, она перестала контролировать их. Отпитый
стакан, скорее всего это был «Лонг Айленд», покрылся гусиной кожей, отдавая весь холод
пространству вокруг себя. Пустая бутылка водки, пять рюмок и растаявший лёд, плавающий в
железной посудине. Они, как пробитая шлюпка в открытом море при полном штиле, сидели
и погружались всё глубже и глубже. Арина подошла с коктейлем в руке, протянула его мне.
- Будешь? - она протянула мне бокал. – Угощайся, это за счет заведения. – Ровные зубы
показались из-под алых губ.
- Кто успел? – Я сделал несколько больших глотков, неплохая смесь, украшенная долькой
лайма.
- Да мужик какой-то. Рассказал мне о своих приключениях, заказал коктейль, чтобы не так
скучно было его слушать. А это, поверь мне, было очень скучно.
- Но коктейль неплохой.
- Нет. Мне хватит. – Она отдала мне стакан, пробежалась трезвым взглядом по своему телу,
ухмыльнулась и повиляла к сцене. В левой руке у меня находился джин, в правой коктейль с
долькой лайма, моя задница прибита к стулу, уши привыкли к музыке, а глаза к духоте. Да,
черт возьми, всё хорошо. Шлюпка покачнулась, блондинка выдала картбланш из алкоголя,
запивки и кусков еды прямо на стол. Брюнетка проснулась, подорвалась с места, выпятив
глаза, не веря в происходящее. Главное действие переместилось под стол. Мелкие куски еды
плавали по столу, часть белокурых волос оказалась на столе, в то время как искореженное
лицо спряталось под ним. Рвотные позывы не прекращались, её спина напрягалась, лицо
стало пурпурным. Раз, ещё раз, вот он последний позыв. Огромная слюна повисла над
кафелем. Она сплюнула, подняла голову, мокрые волосы с крошками блевотины упали ей на
бордовую блузку. Рыжий подхватил раненую даму и как истинный кавалер повёл её в
дамскую комнату. Его рука уцепилась за талию этой дамочки, а рот трещал над ухом, он
походил на мерзкого рыжего овода. Наблюдая за этим спектаклем, у меня закончился
коктейль. Славик с Ариной танцевали под диджейским пультом. Люди теснили друг друга,
прижимаясь своими спинами к незнакомцам, но никого это не смущало. Я пробрался к
своим товарищам, пританцовывая на ходу. Славик схватил меня за плечи, потряс немного,
будто бы моё тело сломанный радиоприемник. Он настроил нужную волну, пора вливаться в
танец. С обеих сторон диджейского пульта, находились небольшие танцплощадки, обычно
там выступали танцовщицы, их можно вычислить по дешевым вульгарным нарядам. Сегодня
там кружили все кому не лень. В какой-то момент меня туда понесло.
- Ты куда? – Славик закричал мне в правое ухо. Неприятное чувство. Я указал ему на
небольшую сцену. Он ещё что-то кричал мне вслед, но я уже не слышал его. Короткие шорты,
топик и длинные черные волосы издевались над этой сценой. Столько движений, столько
энергии, а всё впустую. Вот, она сделала небольшой перерыв.
- Девушка. Девушка! – Косметическая маска вопросительно посмотрела на меня. – Вы здесь
работаете? – вопрос, возникший в голове три секунды назад. - Нет, а что? – Она ехидно
улыбнулась и обернулась в мою сторону. Музыка зажгла её, взгляд ещё держался на мне,
правда тело находилось в ритме танца.
- Черт, да я просто потанцевать хотел.
- Я могу подвинуться. – Она сделала небольшой шаг в сторону.
- Нет, спасибо. – Лучше бы эта дамочка работала здесь. Через пятнадцать минут мы вышли из
бара, уставшие и голодные отправились домой. Спёртый воздух ударил по нашим соленым от
моря лицам. В съемных квартирах редко открывали окна на проветривание. Рина пошла в
душ, а я открыл бутылку вина, достал гранённый стакан, сполоснул, налил белого сухого
вина, сделала добрый глоток, усевшись поудобней на деревянном стуле. Славик включил
газовую плиту, проснулось жужжащее пламя, железный чайник с рисунком алого кизила
начал кипятить воду. Кружка, заварка, две ложки сахара с горкой, его жилистые руки
работают словно часы. Кухня вмещала в себя хрипящий холодильник, деревянный
разваливающиеся полки над газовой плитой, круглый стол с тремя стульями, пожелтевшую
микроволновую печь и разную мелкую дребедень на стенах, вроде сувенирных масок, никому
не нужных картин, календарей и другого барахла. - Ты готов от нас свалить? – Славик мешал
сахар металлической ложкой, каждый новый круг разбивал стенки керамической кружки.
Это действовало на нервы, я отпил немного вина из стакана.
- Да, потрачу ещё один год и снова приеду. – Я был готов выехать прямо сейчас, но мой катер
отправлялся через пять часов.
- А я потрачу его здесь.
- Чем планируешь заняться?
- Не знаю. Пора бы найти работу. Я уже три месяца безработный. – В свои двадцать четыре,
Славик успел сменить ни одну, ни две и даже не три работы. Он нигде не задерживался
больше чем на полгода.
- И куда думаешь?
- Не знаю. Но точно не барменом или официантом. Устал я от этой работы. «Принеси и
подай» - меня уже разрывает от этого всего. Ты же знаешь, не могу я прислуживать, не могу
прогибаться под начальство. – Его глаза ещё
горели пламенем свободы, в сердце ещё стучала гордость, а амбиции выпячивали грудь. Всё
это хорошо, но только нет внутри него идеи. Амбиции – это прекрасно, но если за ними не
стоит ничего, тогда они начинают разъедать тебя. Они не дадут тебе смириться с этим
миром, но и покорить его не помогут.
- Может всё-таки стоит засунуть это гребаное «не могу» в задницу и начинать работать?
Дружище, никто не забирает тебя в рабство, никто не лезет тебе в голову. Всё, что ты должен
сделать - это отработать чёртову смену и продолжать жить. Что поделать? Такова эта жизнь,
у нас существует нужда, и никто кроме нас её не прокормит. Конечно, я иногда думаю
послать всё куда подальше, но я не могу этого сделать. Мой счет в банке не имеет огромное
количество нулей.
- Очень жаль, что счета в банке не позволяют нам забить на всё. – Он улыбнулся, отпил чай,
открыл шоколадный батончик и начал пережевывать его, при этом, не забывая тихонько
чавкать.
- Да, жаль. Хотя порой мне кажется, если бы я не нуждался в деньгах, то перестал бы
мыслить. Перестал бы вообще что-либо делать. Достаток слепит и разрушает разум. Если всё
хорошо, зачем тогда о чем-то думать? – Арина вышла из ванной комнаты, окинув нас
брезгливым взглядом.
- Вы спать не собираетесь? – её голос звучал грубо, но справедливо, ибо время не
останавливалось.
- Уже идём. – Сказав это, я достал пачку сигарет, открыл балкон, подкурил, кинув своё тело
на отбеленную стенку дома. Славик не вышел ко мне, он отправился сразу в кровать.
Сигарета тлела, а голова оставалась пустой. Пальцы стучали по деревянной ручке на балконе.
Раз, два, три…раз, два, три…Я совсем потерялся. Осталось ли это место моим домом? У
меня здесь никого нет, кроме нескольких друзей и квартиры, в которую я даже не могу
попасть. Каждый раз проезжая мимо родных улиц, воспоминания смываются. Остается
цемент, земля, деревья, люди и пустота. Вся магия дворов уходит, ты снова и снова
приезжаешь в чужие места. Они тебе знакомы, только уже совсем иначе. Ты начинаешь
копаться в себе, думаешь, что найдешь эту нить, всё образуется, но нет. Люди вокруг
встречались тебе десятки раз в детстве, ты чувствовал себя частью коллектива, частью
организма. А сейчас кто ты? Кто я? Чужак без истинной цели, без настоящего дома, без
ясности в голове. Алкоголь начал отпускать, всё тело обмякло, будто бы я попал под ливень.
Оставалось спать несколько часов или того меньше. Я попытался забросить окурок в урну,
стоявшую у подъезда – ничего не вышло. Зашел в кухню, допил вино в стакане, посмотрел на
мрачные, тусклые обои по всей квартире и на меня нахлынула тоска, вперемешку с
отвращением. Какое убогое место, эта старая кляча берет с нас в два раза больше. Да ну её к
черту. Осталось совсем немного до катера, а там уже и Соню увижу. Быстрее бы вернуться в
порт, мой корабль давно уже сбился с пути. Сумка повисла на плече, на улице стояла
приятная свежесть, дворы пустовали, а набережная разродилась людьми в оранжевых робах.
Они очищают город после вчерашней ночи, чтобы отдыхающие не чувствовали себя
свиньями. Каждую ночь набережная поддается насилию со стороны приезжих. Это можно
заметить с первыми лучами солнца: разбитые бутылки, салфетки, пакеты, еда, пачки от
сигарет, бычки, презервативы и кучу остального дерьма. Да, когда основная масса
отдыхающих проснется – люди в оранжевой робе уже сделают своё дело. Никто ничего не
заметит. Словно так и надо. И это не изменится до тех пор, пока «приезжими» не станут
люди в оранжевой робе. Я постучал в окошко. Ответа не последовало. Присмотрелся, внутри
никого нет. Часы выдавали без пятнадцати семь. Может быть касса работает с семи. Достал
пачку сигарет из заднего кармана. Выглядела она не лучше меня, но главное – это то, что
внутри. Внутри четыре помятых сигареты, фильтры которых забиты табаком. Не густо,
учитывая то, что не прошло и суток, как она была куплена. Одну всё-таки можно выкурить.
Несколько птиц перебирали своими лапами по асфальту, засыпанному песком, в поисках
еды. Кто-то отдался утренней пробежке вдоль парка, где лет пятнадцать назад я скакал на
горках, ел мороженное, запивая его ледяной газировкой, под упреки матери, будто бы ангина
непременно застанет меня. Солнце гладило спящее море, как мать гладит родного сына по
утрам, одновременно пытаясь разбудить его и насладиться чистым, безмятежным лицом.
Крохотные волны качались из стороны в сторону, словно качели у одинокого двора. Запах
утреннего моря не давал уснуть, соленый, ещё немного прохладный ветер щекотал кожу,
казалось, впереди мир, настоящий и искренний, такой, как нам всем обещают. Пять минут
восьмого, организовалась небольшая очередь возле кассы. Я пристроился позади мамаши с
двумя чемоданами и неугомонной маленькой девочкой, лет пяти-семи. Эта белобрысая
загорелая девочка всё кружила и кружила вокруг своей матери, словно земля вокруг солнца.
Через наушники пробивался её детский писклявый голос, как через очки пробиваются
утренние лучи. Мне не спрятаться ни от того, ни от другого. Я купил билет и отправился к
воротам, где стояла команда местных пограничников. Меня всегда забавляло это, ведь мы
находимся на территории России, о каких проверках можно говорить. Открыл сумку, прошел
металлоискатель, показал паспорт с билетом – пропустили. На площадке стояли старые
катера, лодки, яхты. Их имена покрылись ржавчиной, поломанные лопасти моторов повисли,
словно засохшие ветки старого дерева. Стекла побиты, а салона давно уже нет. Отголоски
прошлого, ничего больше. Капитан пригласил всех на корабль, одна обезумевшая женщина
дала резкий старт, капитан вместе со своей командой ринулся останавливать её: «Женщина,
подожди! Первым на корабль поднимается мужчина! Женщина, женщина!». Наконец-то её
обуздали, и мы спокойно смогли подняться на катер. Через двадцать минут врубили кино,
предложили пройти в бар, но я оставил всё это, в попытках уйти в сон. Проснулся с ужасной
головной болью, что-то внутри моего черепа сгнило, и язва разносилось с молниеносной
скоростью. Вдобавок, к горлу подкатывали рвотные позывы. Старые советские
короткометражки начинали сводить с ума. Какого черта? Пойду, попробую блевануть. Когда
ещё представится возможность опорожнить свой желудок с помощью ротового отверстия
прямо на катере? Катер качало из стороны в сторону, половина команды отсиживалась у
бара, их лица не выдавали и толики радости, скука пробивалась отовсюду. Я кивнул головой
в знак приветствия, добрался до туалета, стоявшего в самом конце катера, в хвосте качка ещё
сильнее. Нет, блевать мне перехотелось, холодная вода сделала своё дело. Уходить просто
так, тоже не хотелось, спустив по-маленькому, несколько раз при этом промахнувшись
(всему виной качка), вернувшись на своё законное место, таким являлось любое свободное
место, я залип на экран телевизора, пытаясь отвлечься от тяжелых ударов похмелья. Не
смотря на то, что экран выдавал разные короткометражки, смотрелись они все одинаково. Я
повернулся к окну, кресла хоть и были новыми, удобству это никак не способствовало.
Серебряное море играло своими бликами на солнце, где-то там, возможно берег, но сейчас
его нет. Неподалеку от катера я заметил дельфинов преследующих нас. Они словно
неугомонные дети, которым нужно внимание взрослых. Выпрыгивая из воды, дельфины
доставляли окружающим людям удовольствие. Все достали свои камеры, щёлк-щёлк, никто
не наслаждается, всем только бы сделать несколько снимков, чтобы потом навсегда забыть
их в памяти своих телефонов.
После катера с его лёгкой тряской и спасательным кондиционером, твёрдая
поверхность горячего асфальта была непривычной. Жара не давала о себе забывать. Я
впервые попал в Анапу, абсолютно не зная города, я просто брёл вперёд. Поднялся к
набережной, пошел вдоль неё, пропуская мимо себя лавки с сувенирами, сладкую вату,
пустые захудалые кафе, аттракционы – всё это напоминало любой другой курортный городок
нашей страны. Надо бы найти автовокзал, поэтому, стоит держать путь в центр города,
подальше от набережной с беззаботными отдыхающими. Спустя двадцать минут скитаний, я
нашел указатель, который привел меня на автовокзал городских маршруток. Там мне указал
путь один из водителей, он высоко держал свою запеченную обглоданную руку, показывая
маршрут. Свет резал мне глаза, я плохо понимал его, но всё-таки поблагодарил. Пожал сухую
рабочую руку, посмотрев при этом в его черные глаза. Короткие курчавые волосы, цвет
которых изначально являлся кофейным, давно заразился чумой седины, глубокие морщины
под глазами, густые брови и пышные усы – прощай, незнакомец. Коробки из домов захватили
город. Стена, за ней ещё одна, ничего не менялось. Черная майка горела на влажном теле.
Жажда начинала изводить меня.
Автовокзал напоминал собачью будку, семь касс и толпы людей, повсюду очереди,
даже за минеральной водой очередь. Маленькое окошко с потрепанными деревянными
рамками не спешило отпускать людей. Женщина, сидевшая по ту сторону окна, не
прикладывала никаких усилий, чтобы хоть как-то разобраться с очередью. У неё свой
рабочий график, а на остальное плевать.
- Здравствуйте, а до Сочи автобусы ходят? – Я старался как можно четче произнести фразу.
- Что? – её недовольный вид не воодушевлял. Я повторил фразу.
- Завтра, в девять пятнадцать. – Она харкнула в меня этими словами, разбившими мои
надежды убраться из этого проклятого города.
- Ну, а может с пересадками? Или проходные? – Я цеплялся за ниточки.
- Не знаю, можете до Туапсе доехать или до Новороссийска. Возможно там будет вариант. –
Она говорила с безразличным видом, пожевывая желтое яблоко сорта «Голден». Когда что-то
для одного человека является крайне важным, для другого не будет стоить ничего. Так было
всегда, так и всегда будет.
- До Новороссийска. – Я положил билет в кошелек, отошел к камере хранения, которая
закрылась на обед, сел на сумку и набрал Соне. Конечно она расстроилась новостям, ведь
часы отпуска проходят, а мы так и не встретились. Поезда, самолеты, автобусы – всё против
меня. Оставалось сдаться и ждать посадки на автобус до Новороссийска. Три часа, три
изматывающих часа. Я опустил голову на колени, макушка пеклась от небесной конфорки.
Гул людей, как порывы ветра – существовали, но не касались меня. Я закурил сигарету,
местные водители суетились в толпе людей, выкрикивая «Тебе куда ехать? А? Ну куда ты
едешь? Билет уже взял?» вот только никто из них не ехал в Сочи. Открылась дверь камеры
хранения, люди начали врываться толпой, ломая хромую дверь, очереди уже не
существовало, пыль поднималась к их лицам, обезумевшие глаза и вечный спор кто всё-таки
первый. Единственные, кто не суетился на этой дискотеке – семья азиатской внешности. Они
спокойно стояли, пропуская одного за другим. Темноволосый худощавый отец, видимо
смирился с происходящим, стараясь отвести взгляд от дверей. Возле него стояла его
женщина с густыми медными волосами, она опиралась на забитый красный чемодан, а он
стоял рядом, придерживая жилистой левой рукой своего малолетнего сына. Никто и не
думал их пропускать. Если ты не даешь людям четко понять чего ты хочешь, то ты этого
никогда не получишь. Градусы на улице повышались, если бы воздух стал алкоголем, то мы
бы уже давно спились. Я встал, закинув на плечо сумку.
- Вы в камеру хранения? – Азиат утвердительно качнул головой.
- Так а чего не заходите?
- Очередь – он посмотрел на меня таким взглядом, будто бы я чего-то не понимал.
- Ясно. Тогда я за вами. - Вышло несколько людей, и я начал вваливаться в это злополучное
место, зазывая азиатов. Они верили в некие мифические правила, отмахивались от меня
своими мелкими ручонками, доказывая мою неправоту, но в итоге всё-таки сдались.
Я оставил сумку, радуясь свободе. Захотелось снова закурить. В измятой пачке
оставалось две штуки, надо бы купить новую. Мне всегда доставляло удовольствие курить
последние сигареты в расквашенной пачке и курить первую сигарету в новенькой
запечатанной упаковке. Снимать пленку, вырывать фольгу, выбирать сигарету, а затем
вытягивать её, чувствуя братское сопротивление коллег по цеху. Магазин находился внутри
автовокзала. Я прошел никому ненужные рамки, пропищал, да и плевать. Сделано ведь для
галочки. После того, как я заказал бутылку лимонада и пачку сигарет, показав при этом
паспорт - продавщица отпустила меня. Забавная вещь, когда ты сначала заказываешь
сигареты или алкоголь, кассиры редко спрашивают паспорт, а если изначально
проговариваешь мелкую дребедень, не спеша подходя к никотину либо алкоголю, то человек
настораживается, взгляд и тон меняются, вот тут то непременно нужен паспорт.
Я читал расписание на стене: Анапа – Туапсе, Новороссийск, Краснодар, Ялта,
Симферополь, Геленджик, Кисловодск, Порт Кавказ, Темрюк, Сухум, Ставрополь. О, Сухум,
моя любимая Абхазия. Автобус отходит в половину шестого. Он обязательно должен пройти
через Сочи. Так и вышло, отстояв адскую очередь, уже в другую кассу, я взял билет до Сочи
на автобус, который идет в Сухум. На вопрос «Почему до этого мне говорили, что автобусов
нет?» кассирша лишь пожала плечами. Да и хрен с ними, билет на руках.
Я зашел перекусить в одну из сотен однообразных кафешек. Картошка, мясо, салат и
стакан светлого пива – этим я хотел забить свой желудок. В полупустом зале пыль оседала
повсюду. Кафе в ясный день напоминало квартиру какой-нибудь покойной бабули. Вроде бы,
когда-то здесь и происходило движение, существовала жизнь, но не сегодня. Две светленькие
миниатюрные официантки лениво разносили заказы, их сонные уставшие лица добавляли
свою нотку грусти в это место. Пиво пошло слишком хорошо, несколько глотков унесли
половину сокровища. Проблема состояла в пище, картошка с мясом – кислая дрянь, салат –
пресный. Не став рисковать, закинув в себя салат с остатками пива, я свалил из этого места.
Водитель маршрутки несколько раз повторил, что бесплатный проезд остался в
Советском союзе, и если ты не из того далекого времени, то будь любезен заплати. Мы
проезжали рынки, мелкие улицы со скромными домами, два небольших торговых центра,
затем пошли санатории со своими огромными территориями, они выстраивались в ряд,
красуясь своей государственной поддержкой, а старики выпрыгивали и запрыгивали в салон,
их дряблая кожа успела загореть на солнце, теперь она выглядела как овсяное печенье. Они
радовались отдыху, вспоминали забытое время, жаловались на боли в спине и ногах, как ни
странно, но они жили в отличие от многих из нас. Водитель объявил конечную остановку.
Выйдя посреди трех-четырех этажный отелей, я побрёл вперёд. Зашел в минимаркет,
последнее достроенное здание на этой улице, дальше недостроенные дома, голые земли,
дорога в никуда. Два шоколадных батончика, бутылка негазированной минералки, несколько
минут в прохладе – это место можно смело назвать землёй обетованной. Я перешёл дорогу и
поплёлся назад. Рюкзак натирал плечи, футболка прилипла к спине. Мысль о том, чтобы
проникнуть за забор одного из отелей, нырнуть в бассейн, радуясь хлорированной воде, не
покидала меня до самого пляжа. Чтобы попасть на самый длинный песочный пляж в Европе,
надо преодолеть преграды в виде аниматоров, лавок с сувенирами, дешевых восковых фигур,
винных бочек, где за сотку тебе нальют литр спирта разбавленного с сиропом, дешевых
ресторанчиков, небольшой рынок и кучу мелких забав, завлекающих полуголых туристов.
Небольшая деревянная брусчатка привела меня к краю земли, дальше только море. Я разулся,
коснулся горячего песка своими грубыми ступнями, пальцы проваливались в песочные горы,
ускорив шаг, добравшись до воды, мне открылся поганый вид прекрасного моря. Люди, как
скот были загнаны в воду, ни одного свободного метра, полуголые тела насиловали
помутневшую воду. Уставшие волны накатывали на берег, они словно хотели избавиться от
прилипших к ним насекомых. Люди расставили лежаки вдоль всего пляжа, закинули на них
свои тушки и жарились, словно стейки на гриле, под весенним солнцем. Кто-то завлекал
народ морскими прогулками, но те отдавались в руки лени и алкоголя. Разливное пиво и
вино каждый сезон покупалось ведрами. Пить, загорать и ничего не делать – это отдых
нашего времени.
Я вернулся к забитому рыночку, сел на лавку у скверного фонтана, люди бросали
монеты в это мраморное ведро, загадывая желания, а я соскребал песок с левой ноги.
Молодые парни завлекали мамаш к своим прилавкам, чтобы те выложили немного денег за
морские угощения, они флиртовали с их кошельками, а те краснели от горячих слов молодых
самцов. - Дамы и Господа! Не проходите мимо! Невероятный 7D кинотеатр ждёт именно вас.
Ощутите на себе магию кино. Только сегодня! Только сейчас… - Смуглый высокий парень в
авиаторах всё говорил и говорил. Завлекая отдыхающих на двадцатиминутное разочарование.
- Да закроешь ты когда-нибудь рот? Или нет? Это ведь невыносимо. – Бабуля, сидевшая
напротив кинотеатра, за прилавком с чурчхелой и прочей ерундой, уже багровела от злости.
– Ты уже достал, я сколько раз тебя просила закрыть свою пэльку, а ты всё никак не
перестанешь. – Видимо он прилично достал бедную пожилую женщину, что она простирает
руки к небу, взывая к молнии и грому. Парень, видимо, ожидал этого выпада и не растерялся.
- Женщина, вы чего такая нервная? Может быть, вам стоит сходить на увлекательный сеанс в
7D кинотеатр? Там вы сможете испытать новые чувства и выплеснуть всё, что в вас
накопилось. – Он улыбнулся и добавил – для вас мы сделаем скидку. – Когда я возвращался
на остановку, их баталии ещё продолжались. Купив шоколадное мороженное, я радовался той
мысли, что могу себе позволить такую мелочь. С детства, сладости ассоциируются у меня с
праздником. Не то, чтобы в моём детстве не хватало сладостей, дело в том, что когда они
появлялись, то я уплетал их за считанные минуты. В моём доме не стояла ваза с конфетами,
в холодильнике не валялись глазированные сырки, йогурты и бананы. Я представлял, как
вырасту, заработаю деньги и скуплю все сладости в магазине. Время прошло, деньги
появились, но они уходили на пиво, вино, виски и сигареты. Хотя иногда так хочется чего-
нибудь сладкого.
В маршрутке стоял кондиционер, поэтому поездка до автовокзала выдалась
великолепной. Я давно уже не бывал в неизвестном городе один. Последние два года, куда
бы, мне не захотелось податься, со мной всегда находилась Соня. Мы бродили по загадочным
улицам, забегали в первые попавшиеся кафе, посещали скучные музеи, блуждали дворами,
замерзали, а потом прыгали в любую маршрутку, чтобы только согреться. Это был мой
первый отпуск без неё, надеюсь и последний. Что-то связало нас, произошел симбиоз и
теперь отдых без неё стал невозможен. Многие вещи теперь стали невозможны без этого
человека, живущего внутри меня. Это нечто невообразимое, когда вы понимаете друг друга
без пустых слов. Когда ты видишь в реке уток и улыбаешься, радуясь их приходу, ведь они
стали родными только потому, что их любит родной тебе человек. Над морем нависли чайки,
и в голове играет знакомый голос, такой эмоциональный со срывами на звонкий и дерзкий
смех, чем-то напоминающий смех упрямых мальчишек уверенных в себе. Единое целое – это
когда ты открываешь рюкзак и отдаешь все тайны другому человеку, взамен он отдаёт тебе
свои, и тогда, у вас ничего не остается, что вы бы могли назвать своим, у вас все общее.
Автобус опоздал на сорок минут. Все это время страх держал меня за горло. Никакой
информацией кассиры не располагали, они не знали к какой платформе подъедет автобус,
когда он будет, будет ли он вообще. Я закинул сумку, наслаждаясь придорожным воздухом,
подкурил сигарету и встал рядом с этой старенькой потрепанной банкой. На билете не
указано место, водитель сказал, чтобы я запрыгивал на любое свободное, а дальше как
пойдет. Последние ряды оставались свободны, это меня устраивало. Моими соседями
оказались рабочие мужики, распивающие пиво в двухлитровых бутылках, отрыжка
вперемешку со смехом не утихала первые два часа, оставалось только смириться.
В Новороссийске мы простояли пятнадцать минут. Группа из пяти человек
направилась в платный туалет, пятнадцать рублей оказались у престарелой дамы в руке,
проход открылся, вонь поднялась. Придорожные туалеты всегда оставались загаженными,
сколько не плати. Я спустил нужду в общий писсуар, длинною примерно в два метра, моча
стекала ручейком прямо вниз, как дождь с крыш. Купил пачку сигарет, шаурму и газировку,
несколько хороших укусов, пару глотков ледяной воды, а на десерт хорошая сигаретка,
заставившая меня почувствовать наслаждение, возрадоваться жизни. Солнце раскидывало
своё последнее золото на бескрайние степи нашей страны. Ветер давал подзатыльники,
подгоняя меня к автобусу. Усевшись на своё место, ничего не оставалось делать, как смотреть
в окно, где мужик прощался со своей семьёй.
Редкие русые волосы с проседью, качались под хлесткими ударами ветра.
Замызганные шорты, майка, тапки с кусочками застывшего цемента, жилистые поджаренные
руки, глубокие морщины, прятавшие скромные слезы разлуки и тоскующая улыбка с
полупустой челюстью. Его крепкая женщина, цыганской внешности, обнимала уставшее
тело, скрывая любимого от посторонних глаз, рядом стояла такого же крупного
телосложения дочь, с маленьким ребенком на руках. Ещё одна из сотен семей, которая
находится в разлуке, чтобы держаться наплаву. Рабочие места постоянно где-то появляются,
вот только никто о них не слышит, всем приходится крутиться в одиночку, надрывать спины,
отравлять легкие, спать по три-четыре часа, забыть о социальном пакете, верить только
своим рукам и глазам. Никаких грёз, цветных снов, оплачиваемого отпуска, подарка на
Новый год и дачи загородом. Есть только ты и твоя семья, либо ты остаешься мужчиной до
конца, ломая свою жизнь, либо сбегаешь с позором за плечами, иллюзией свободы. Они
зашли в автобус, выбрав места передо мной, шторка окна убрана, горечь слез с тусклой
улыбкой в окне и за ним. Двигатель заработал, колёса закрутились. Мужик, грязной левой
рукой протирал глаза, а правой изо всех сил махал, пока не исчез из виду.
До Джубги дорога выдалась спокойной, мужики посапывали, апельсиновое солнце
погружалось в воду, а я непрерывно смотрел в окно. Деревья изумрудным платьем
превосходно сели на голую почву. Одиночество природы всегда завораживает глаз. Снова
пятнадцатиминутная остановка в Джубге. Туалет, сигарета, забежал в автобус, оказался не
мой. Толпа полукругом повисла у входа, я протолкнулся к дверям, прыгнул на своё место, в
ожидании коллег по несчастью. Толпа завалилась, не оставив ни одного свободного места,
рядом со мной поселился парень с длиннющими ногами, рюкзак повис на коленках, ноги
согнуты, подушки нет, наушников нет – поездка не из лучших. Я набрал Соне, её голос
успокаивал, как водопад Учан-Су на горе Ай-Петри. Она говорила, что ждет меня. Такой
родной и близкий голос играл в трубке. Совсем скоро я буду дома, буду с ней. Она готовила
ужин, рассказывая о том, как прошел её день. Спина начинала ныть, ноги затекать, от духоты
мне хотелось сорвать кожу на себе. Голос в телефоне доставал меня из этой духовке, я как
слепой ребенок полз ему навстречу. Соня нарезает салат, слушая на громкой связи мои
нелепые истории, её голос превращается в смех, похожий на детские качели, вверх-вниз,
вверх-вниз, такой звонкий и приятный.
Свет в салоне выключили, правой рукой вытер пот с лица, рюкзак спустил к ногам,
надо попытаться уснуть. Дорога пошла серпантином, она убаюкивала наши тела. Кажется,
будто все люди в салоне горели одной идеей, как бы уснуть. Пробираясь сквозь туман дрёма,
навстречу безрассудному отдыху, взорвалась бомба. Маленький курчавый ребенок, сидевший
у здоровой мамаши на руках, разразился воплем. Все вокруг насторожились, ожидая, когда
закончится эта вспышка. Прошло полчаса, в полутьме видно негодующие лица пассажиров.
Мой сосед врубил музыку, наушники спасали его от внешнего мира, он закрыл глаза и
покинул наш клуб. Прошло ещё минут десять, кто-то не выдержал:
- Женщина, дайте ему, наконец, соску. Пусть успокоится. – Мужчина явно не скрывал своего
гнева и презрения. Он чувствовал себя героем, ведь все терпеливо молчали, а он высказался.
- Молодой человек, пожалуйста, не учите меня. Я уже все перепробовала. – Её фигура
мелькала в темноте, она делала небольшие шаги, укачивая малыша. В её голосе также
присутствовал гнев, правда ещё и смущение. Она не могла справиться с ребенком. Он кричал
и кричал, женщина чувствовала каменные взгляды людей, знала, что окружающие думают в
эту минуту, только вот изменить ничего не могла.
После выпада мужика, все невольно начали позволять высказывать себе под нос своё
недовольство, это происходило невзначай, мимолетом, самому себе, а слышали все:
«Господи, ну, сколько можно», «Да когда же это прекратиться», «Бедный ребенок, с такой
мамашей», «Понарожают, а справиться не могут». Первый час я искренне сочувствовал
женщине, не смотря на то, что крики звучали у меня под носом. Трудно прочувствовать
человека, держащего пять-семь килограмм живого веса на протяжении часа, а то и больше. Я
слышал её тяжелое дыхание, не видел, но чувствовал, как пот покрывает женское тело, руки
начинает сводить, а от духоты кружится голова. Старшая дочь постоянно копалась в
бездонной сумке, подавая игрушки, соски, еду, фонарик, она хотела помочь, и помогла, взяв
ребенка на некоторое время в свои здоровые, не совсем крепкие юношеские руки. Возможно,
проблема в отсутствии свет. Может быть, он боится темноты. Все маленькие дети боятся
темноты, особенно в незнакомых им местах. Несколько раз попытался донести эту мысль с
места, чувство неловкости останавливало позыв, горло сжималось, звук сухим кашлем
застревал на пути к свободе. Да пошло оно всё. Я толкнул соседа, он убрал свои лыжные
палки, освобождая путь, надо уладить вопрос со светом.
- Женщина, извините – она посмотрела на меня злостным взглядом, принимая вызов –
может быть, он боится темноты? – сказав это, как можно мягче, я посмотрел ей в глаза, давая
понять – я не враг. Как только она это уяснила, весь её боевой дух опал, как опадают по
осени листья, под хлыстом могучего ветра. Плечи упали вниз, голова склонилась на левый
бок, в глазах переливались слезы, она устала.
- Не знаю, молодой человек, правда, не знаю. – Моя рука коснулась её плеча, жар,
исходивший от тела, насторожил меня. Не знаю зачем, наверно, я хотел помочь, но не знал,
как это сделать.
- Я спрошу у водителя, можно ли включить свет. – Впереди голос малыша казался сносным.
Небольшой писк, жужжание мухи, не более. Зависть проурчала где-то в области желудка.
- Простите, нельзя ли включить свет в салоне? Там просто ребенок плачет. – Водитель,
сидевший за рулем, не обратил на меня внимания, его напарник повернул ко мне свою
огромную морду. Несколько мелких шрамов красовались на его лице - воспоминания из
детства.
- Какой ещё свет? Тебе жить надоело? – Он оскалился, показывая свои желтые зубы. Мешки
под глазами, морщинистая толстая шея, крупные пальцы на руках, с грязью под ногтями. Он
душил меня взглядом, трудно не поддаться этому, только выхода не оставалось, я всё равно
стоял на месте.
- Там ребенок плачет, возможно, он боится темноты. – Кабан встал на ноги, сидение
автоматические захлопнулось, словно капкан. Его лицо багровело, он собирался уже открыть
свою пасть, чтобы сожрать меня на ужин.
- Парень – вдруг заговорил водитель – Пойми, если мы включим свет, то дороги совсем не
будет видно, а гнать по серпантину в слепую, чистое самоубийство. Придется вам смириться.
– Боров молча сел.
- Всё ясно, я понял. Это ведь был только вопрос. – Ноги понесли меня обратно, за спиной
горечь поражения, правда, не так обидно, ведь водителей оказался прав.
- Понял он, всё понял. – Безумный напарник оставил за собой последнее слово. Я извинился
перед женщиной, она виновато улыбнулась, сказав неловкое «спасибо», это смутило меня.
Сел в неудобное кресло, закрыл глаза, в надежде вздремнуть. На черном экране летали
цветные круги, голова трещала, голос малыша, как острые иглы, которые вбивают молотком
в череп, разрывали мой мозг. Я чувствовал, как во мне зарождается ненависть к этому
ребенку, к его матери, сестре, автобусу, водителям. Часть меня ненавидела этого монстра из
ада, его огромную мамашу, бесполезную сестру, они не могли справиться с ним, никто не
мог справиться с ним. Словно сам сатана давал ему силы, так громко и безостановочно
давалась ему истерика. Другая часть меня понимала, насколько тяжело этим людям, их вина
косвенная, мучения настигли их тело и разум раньше, чем можно подумать. Всё это
постоянно крутилось в голове, ненависть и смирение боролись за престол в измученной
голове. Если бы «Божественную комедию» писали в наше время, то этот автобус,
непременно бы отхватил себе один из кругов ада.
Мы подъезжали к Лазаревскому, по расписанию через минут сорок наша поездка
должна подойти к концу. Задержка в несколько часов произошла из-за пробки в Туапсе. Нам
не разрешили даже выйти покурить, сбросили балласт из нескольких человек и в путь.
Жестяная банка начала сбрасывать скорость, затем остановилась и прошипела, как вода на
раскалённой сковороде, видимо устали все. Теплый вечерний воздух бил по лицу, головная
боль не проходила, поэтому радости свежему воздуху не было. Женщины пошли в туалет
придорожного мотеля, а мужики поплелись в лес, никто не хотел платить пятнадцать рублей.
Соня ожидала меня в течение часа, она уже нарядилась и от скуки пила вино.
- Макс, я могу уснуть. Ты меня простишь? – она чувствовала себя виноватой, но в час ночи
виновных нет.
- Да всё нормально. Мы приедем часа через полтора-два, какой смысл ждать. - Мне казалось
у меня жар, я весь горел.
- Я постараюсь не уснуть, честно-честно. – Я представил, как она говорит эти слова, с
детским выражением на лице. Это всегда меня забавляло. – Но на всякий случай скину тебе
номер такси и адрес. – Через несколько минут пришло сообщение. В первых рядах оказалось
свободное местечко, радуясь такой удаче, прыгнул в него и устремил взгляд вперёд, на дорогу,
ведь впереди меня сидел безумный боров. Автобус зарычал, люди запрыгнули в салон,
рассыпаясь, кто куда. Женщина подошла ко мне, взглядом дав понять, на чьей территории
находится мой зад. Покорно встав, я зашагал в клетку с тиграми. На пути попадалось
несколько свободных мест, только они предназначены не для меня. Я из последних сил
улыбнулся мамаше и в отчаянии упал на сидение. Мы двинулись с места, «Такси, ну пусть
будет такси» - промелькнуло в голове,без разницы, только бы добраться до Сочи.
Передо мной мелькали сны, кажется, я смотрел в окно, видел множество огней
пробегавших за ним, и видел людей, скрывающихся у меня в голове, поле, море, доме. Крутой
поворот и остановка. Протёр лицо сальными руками. Да, чёрт возьми, я приехал. Закинув
рюкзак за плечи, схватив сумку из багажного отсека, ноги понесли моё тело подальше от
этих колёс, окон, фар, кузова, мамаши с ребенком и дочерью, водителей, неудобных кресел и
духоты. Соня стояла у светофора, возле Макдональдса. Нас разделяли четыре полосы,
красный свет и сорок три секунды. Она улыбалась и кричала мне «Максим, Максим, ты
приехал, ты здесь! Ура, товарищи!». Как хорошо, что в три часа ночи все сидят дома. Морское
белоснежное платье в полоску, подчеркивавшее её фигуру, говорило о любви к волнам и
штилю, она навсегда останется ребенком моря. Светлые волосы не касались плеч,
виноградной лозой курчавились вокруг круглого загорелого лица. Улыбка всё такая же
искренняя, как у детей, не познавших горечи обид. Она махала своими коротенькими
ручками, пританцовывая при этом. Вино всегда придавало ей сил. Загорелся зеленый, она
побежала мне навстречу, мы встретились на дороге. Я обнял её изо всех сил, а она меня.
Соня радовалась моему приезду, а я своему спасению. Запах кожи, вкус губ, её тело и голос –
делали меня счастливым.
- Ну, наконец-то ты приехал. – Я посмотрел в её сияющие глаза и улыбнулся.
- Да, наконец-то. – Мы отправились к машине, где нас уже ждали. Я видел всего один раз
Оскара с Ангелиной, поэтому чувствовал себя немного неловко, но когда мы подошли к
автомобилю, все изменилось. Я рассчитывал на рукопожатие и кроткое «Привет», но они
обняли меня, словно мы давние друзья, повстречавшиеся спустя долгое время. Так
непривычно встречать таких людей во время постоянной замкнутости окружающих.
- Вы всегда так встречаетесь? – Ангелина посмотрела на меня, указав взглядом на дорогу.
- Нет, только когда не видимся больше суток. – Я закинул сумку с рюкзаком в багажник,
прыгнул в просторный кожаный салон с кондиционером, музыкой и любимой девушкой,
чувствуя прилив энергии. По пути Ангелина задавала уйму вопросов, я попытался ответить
на первые два, но она постоянно перебивала меня своими новыми вопросами или
рассказами. Мы переглянулись с Соней, ухмыльнулись и окунулись в открывающиеся виды
за окном. Эстакада шла вдоль побережья, море переливалось вечерними красками, казалось
до нас доходит шум прибоя, так близко оно находилось. Пальмы украшали город, никогда в
жизни мне не доводилось видеть столько пальм, они восхваляли своими зелеными острыми
листьями этот рай на земле. Неоновые фигурки, расставленные по всему городу, напоминали
о прошлогодней олимпиаде. Я обнял покрепче Соню, чувствуя, как в мою голову стучится
сон.
- Ждём вас на завтрак – Ангелина посмотрела на наши уставшие лица. Мы уже стояли у
подъезда, сумка ломала плечо, рюкзак издевался над спиной. – Нет, давайте лучше
пообедаем вместе. Я знаю одно хорошее местечко, там грузинская кухня, вам понравится,
обещаю. – Оскар несколько раз посигналил, выезжая со двора, мы провели их взглядом.
Мы открыли панорамное окно на кухне, включили кондиционер, выпили
полбутылки вина, наслаждаясь ночным видами города. Луна постелила дорожку на
скучающем море, казалось до неё можно достать рукой, до моря можно достать рукой.
- Завтра ты увидишь, как выглядит море с семнадцатого этажа, увидишь весь город. Отсюда
открывается прекрасный вид. Идём я тебе кое-что покажу. – Мы отправились в комнату,
минуя высокие стулья, стеклянный стол, огромный холодильник – всё в этой квартире
оказалось мне непривычным. Я словно вступил на другую ступень, где мне не по себе. Здесь
всё идеально, ни одна крошка не должна изгадить итальянский кафель.
- Ангелина предлагала спать на диване, они ещё не успели купить кровать, у них дома стоял
матрас, я забрала его и постелила нам на полу. – Огромный диван занимал почти половину
комнаты, в правом верхнем углу лежал стандартный двухместный матрас, с двумя
подушками, легким одеялом и бутылкой воды на всякий случай.
- Идеально. – Я поцеловал её и отправился в душ. Чистая вода, сдирала старую кожу, я словно
сбрасывал с себя костюм сегодняшнего дня. Катер, Анапа, Автобус – всё надо смыть очень
тщательно. Маленькие песчинки на ногах, напоминали грязную морскую воду. К черту это
всё, к чёрту этот день. Я вышел из душа с ощущением потери веса в несколько килограмм.
Соня повернулась к стене, встречая свой сон. Тяжелый денек выдался для нас обоих. Я
прижал её к себе, чувствуя ни с чем несравнимый запах её тела. Да, я был счастлив несмотря
ни на что. Здесь и сейчас. Она поцеловала мою руку и крепко обняла. Как жаль, ведь счастье
настолько мимолетно, что о нём забываешь на следующий день. Я уставился в стенку,
стараясь не уснуть, а насладиться моментом, но это оказалось невозможным, сон забрал
меня без шанса на сопротивление.


Электричка

Шесть сорок три, электричка снова опаздывает. Люди собирались в группы, сохраняя,
как им казалось, драгоценное тепло. Перчатки остались дома, потрескавшиеся фаланги
пальцев, замерзали в карманах осеннего пальто. Ветер мастерски резал лицо, снег забегал
под пазуху, как муравьи под футболку, в теплый ясный летний день. Декабрь вступил в силу,
оставалось только мириться с погодными условиями, обременяя себя слоями одежды. Мне
никогда не нравился такой расклад, поэтому половину зимы, старался носить пальто. Дома
ещё спали под остатками темной ночи. Фонари скучно освещали пути, им плевать на
окружающих их мир, они делали свою работу, как многие из нас, стоящие на этой
платформе. Люди лишь делают вид, словно они живут, а сами забивают на всё вокруг, ища
личную выгоду, способ выжить, обеспечить семью достатком, забивая на принципы,
амбиции, мораль, интересуясь лишь деньгам и общественным мнением.
Забитый тамбур, не давал возможности сделать какое-либо движение. Плечом к
плечу, нога к ноге, лицом к затылку – такое приветствие, каждое утро встречало меня. Пять
дней в неделю, полные вагоны направляются в центр столицы. Мелкие, невзрачные тела,
разбегаются кто куда, преследуя лишь цель наживы. Зимой, в этом огромном городе, среди
миллионов людей, трудно найти по-настоящему живого человека. Все уходят в себя, уделяя
внимание музыке в наушниках, буквам в электронных книгах, перепискам в телефонах.
Электричка оставляла мрачные станции позади, словно гончий пёс, желающий вернуться
домой, спешила она в Москву. Спустя время, когда электричка прошла половину пути, у
людей появилась возможность свободно двигаться, прижаться к стене тамбура. Звуки музыки
обрывками проскальзывали в тамбур. Я узнал песню. Молодая семья, которая день за днем
ходит по вагонам, исполняя одну и ту же песню на протяжении полугода. Они таскают с
собой ещё двоих детей, одна собирает деньги, бегая с пакетом между сидений, другой
томится у матери на груди. Они берут с собой комбик, гоняя один и тот же минус по кругу.
Меня либо начнёт тошнить от этой песни, либо выучу её наизусть и стану им подпевать. Я
всегда поддерживал самобытное творчество, но это не являлось таковым. Я бы назвал это
вымогательством. Одна единственная песня звучит из этой маленькой колонки, насилуя
каждого сидящего в вагоне. Люди кидают мелочь только из жалости к этой семейке. Так
нельзя. Нельзя гонять одну сопливую песню на протяжении такого количества времени,
нельзя подключать детей в эту мошенническую схему. Детям сложно отказать, все это
прекрасно понимают. От злости я почувствовал, как мне становится жарко, они допевали эту
чертову композицию, а я хотел биться головой об стену. В конце каждого выступления они
предлагают компакт диски со своими песнями, флешку, прочую хрень. Вопрос, мучивший
меня всё это время, сидел до сих пор во мне. Если у них есть свой компакт диск с песнями,
то почему они поют только одну сраную песню.
Маленькая девочка с пакетом, зашла в тамбур, открыла железную дверь между
вагонами и шмыгнула туда, за ней её рок коллектив. Оставалось проехать ещё три станции,
ноги гудели, меня клонило в сон. За окном полумрак, город только просыпался, а люди в
машинах уже успели создать пробки. Снег прилипал к стеклу, превращался в капли, затем
скользил вниз, напоминая дождевых червей. Стрелки на часах падали на пятнадцать минут
восьмого, скорее всего, снова опоздаю на работу. Две электрички по утрам, слишком тяжелое
испытание для меня. Внутри, печки работают на максимум, горло пересыхает, как забытый
небесами горный водоём. Воротник пальто начинает натирать шею, от этого никак не
избавиться. Прислоняюсь лицом к стеклу, такая приятная прохлада, жаль её не передать
всему телу.
Первые глотки воздуха ободрили меня, забрав с углекислым газом легкое
головокружение. Я перешел на Ярославский вокзал, занял очередь в кассу, пробивая мелочь
по карманам. Кассирша протянула мне билет и три рубля сдачи, я искал табло с расписанием
электричек и увидел, как два мужика натаптывают круги в центре площади. «Отвали, да
отвали ты от меня» - кричала жертва в темно-синих спортивных штанах, кроссовках
«Аdidas» и бело-синей куртке «Boscо». Он убегал от местного бомжа, торчащего здесь
сутками, зарабатывая на жизнь протягиванием руки. В этом ему способствовала его наглость
и упёртость. Картина выглядела довольно забавно: приличный мужик, убегающий задним
ходом от пьяного бомжа, а тот пытается достать его своими боковыми. Люди невольно
замыкали круг, наслаждаясь комедией, кто-то крикнул «Да влепи ему правый хук, да он
рухнет, чего ты с ним играешься». Удар, затем ещё один – бомж словно ничего не
почувствовал, он даже не сбавил темп. До отправления электрички оставалось две минуты.
Оставил это шоу, прошел через турникет, окруженный бездомными и сонными охранниками,
те в свою очередь прятали вторые подбородки в вороте бездонных курток. В тамбуре
последнего вагона уже толпились торгаши с телегами и забитыми сумками. Головы людей,
как поплавки в бесшумной реке, раскинуты по всему периметру. Я сел на свободную лавочку,
оббитую потрескавшейся тканью, напоминающую свиную кожу. Тепло, из печки под лавкой,
заставило меня расстегнуть пуговицы пальто и приникнуть к окну. Поезд тронулся, началась
жизнь внутри этого маленького мира. Торгаши выстроились в очередь, каждый ждал своего
выхода в этом убогом представлении.
Чай, кофе, батончики, чипсы, стеклорез, отвертки, ножи, открытки, игрушки, книги,
футболки – всё это блуждало по вагонам в поиске свободных денег. За шесть месяцев
постоянной езды в электричках, я понял, что самый ходовой товар – это детские игрушки.
Бабули раскидывали уши, доставали кошельки, в поисках заначки, задавали один-два
вопроса, затем прощались с купюрами, оставляя у себя дешевую китайскую безделушку. Они
спасали всю эту систему своей щедростью, любовью к внукам, желанием их обрадовать.
Я и не заметил, как успел уснуть. Волна горячего воздуха прибила меня, унесла
далеко от крикливых чаек и бакланов. Открыв глаза, не мог понять какая станция передо
мной. Жалкие попытки увидеть знакомый торговый центр, автобусную остановку, светофор –
хоть что-нибудь. Двери закрылись, поезд набирал обороты. В окне напротив, появился
торговый центр, ожидающий моего прихода, на светофоре горел красный свет, а люди
забивались в автобусы. «Чёрт, как так?» - с этой мыслью я выбежал в тамбур. За окном
играла метель, покрывая пустые улицы снежными зернами. Белоснежные облака прятали
уставшее солнце, давая ему возможность ещё немного подремать. Мы пролетели станцию
«Строитель» даже не сбавив ход. Следующая оказалась «Челюскинская», но что-то мне
подсказывало, что её мы также пролетим, как и прошлую. В тамбуре открылась дверь,
высокий худощавый мужик с двумя огромными сумками пробивался в вагон.
- Извините, молодой человек, вы не знаете какая следующая остановка? – Он посмотрел на
меня с высоты птичьего полета, обдумывая односложный ответ. Черная шапка прятала его
волосы и лоб, оставляя небритое лицо с большими впалыми глазами и редкими бровями.
- Пушкино. – Он отвел взгляд, вскрыл двери, в надежде лишиться через несколько минут
тяжкого груза на плечах. Мне ничего не оставалось делать, как смириться и ждать.
Небольшие перроны на мелких станциях, держали при себе несколько человек. Я
представил, как им тяжело стоять под ударами колючего ветра, и обрадовался плюсовой
температуре в закрытом ящике.
Бездушные турникеты пропускали только по билетам, рядом стояли охранники,
контролируя бесперебойную работу техники. Я попытался объяснить одному из хранителей
порядка произошедшую ситуацию. Он слушал и кивал головой, затем указал на автомат по
продаже билетов. Все опираются на правила и законы, лишая себя человечности.
Восемьдесят три рубля стоил билет. Я слышал, как металлическая свинья хрустит
потрепанной соткой. Через несколько секунд он выблевал билет, оставив себе сдачу.
- Эй, ваш ублюдский автомат не отдал сдачу! – Охранник отлип от рации, устремив на меня
взгляд.
- Я ему сотку дал, а он решил оставить всё себе. Решите эту проблему.
- Сейчас механик подойдёт. – Времени совсем не оставалось.
- Да к черту вашего механика. – Пройдя через турникеты, я начал искать расписание, чтобы
попасть в Мытищи. Электричка отходила через шесть минут. Снова купив билет, я вышел на
платформу. Двери открылись, поезд следует со всеми остановками, следующая остановка
«Мамонтовская».
Часы выдавали девять сорок пять, я опоздал на сорок пять минут, да и плевать по
большому счету. Главное успел приехать до открытия магазина. Выкурив сигарету, под
свежие воспоминания небольшого приключения, я обрадовался. Не знаю почему, просто
захотелось, а такое бывает слишком редко. Сегодня удача со мной.
После потерянных девяти часов моей жизни, меня ожидала встреча со старыми
знакомыми. Особого желания встречаться с ребятами с прошлой работы не было, но
присутствовало желание выпить. На светофоре горел красный, ещё пятнадцать секунд. Люди
толпились у перехода, пытаясь занять выгодную позицию. Безногий мужик сидел в
инвалидной коляске у входа в вокзал. На обрубках его ног, лежала картонная коробка, внутри
неё томилась горсть монет. На ступеньках суетились молодые парни, предлагая
качественные окна и двери. На улице метель, а они предлагают заменить окна. Один
подошел ко мне, протягивая брошюру. Он прятался в дешевом костюме и удлиненном пальто,
шарф, как анаконда душил шею, а на ногах держались поношенные ботинки. Кожа на
пальцах начинала трескаться от холода, в одной руке у него торчала ручка, в другой –
планшет. Я отказался от его предложения, как можно тактичней, правда, его настойчивость
начинала меня раздражать.
- Молодой человек, вы взгляните на цены. – Повторял он.
- Нет, спасибо.
- Это невероятные цены, такие предложения только у нас.
- Здорово. – Я уже купил билет и сбегал к турникетам.
- Замерим бесплатно, на установку сделаем скидку. – Он старался не отлипать от меня. Вот
только смысла в этом абсолютно не существовало. Ведь у меня нет квартиры. Хотя, надо
ведь с чего-то начинать, почему бы и не с двери. – Возьмите хоть брошюру. – Его глаза
выдавали полное отчаяние. - Спасибо. – Я преодолел турникет, спустился к платформе,
выкинул брошюру в урну и запрыгнул в вагон.
Почти все места были заняты большими, маленькими, старыми задницами людей.
Отыскав свободный пластиковый край, я присел рядом с бабулей, укутанной в три одеяла.
Она походила на деревянную бочку с ромом. Напротив, сидела женщина с ребенком, который
с самого начала пути, говорил, как сильно хочет в туалет. К нам подсел седоватый мужчина, в
круглых очках с огромными линзами в потертой старой оправе.
- Уважаемые пассажиры, прошу всего одну минуточку внимания. – Представление началось.
– Я предлагаю вам познакомиться с великими поэтами и писателями былых времён.
Предлагаю вам несравненные Рубаи Омара Хайям, лирику Анны Ахматовой,
проникновенность Марины Цветаевой. – Одной рукой торгаш жестикулировал, а другой
жонглировал небольшими книгами, доставая их из сумки. – А вот, всеми любимый Антон
Павлович Чехов, со своим сборником рассказов. Ранние работы Александра Сергеевича
Пушкина . – Он словно не говорил, а пел. Так близки ему строчки из книг. – Всё это и многое
другое, из моей личной библиотеки. Спрашивайте, не стесняйтесь, поговорим, обсудим, а по
возможности, можете и приобрести. – Он повторял фамилии своих героев, передвигаясь по
вагону. Каждый шаг печалил мужчину, нынче литература не в моде. Другое дело, если бы он
пирожки толкал, такие, чтобы пожирней, да посочней, это наш народ обожает. После
творческой личности, на сцену вышла крупная женщина в камуфляжной плащ-палатке.
Поставленный суровый голос добегал до последних рядов. Она наводила ужас и интерес
одновременно. Сидевшая рядом со мной бочка, достала кошелек и ожидала встречи с
продавщицей.
- Женщина, а можно взглянуть поближе на плащ. – Я оказался меж двух огней.
- Да, конечно. Вот на мне сейчас плащ-палатка. – Сумка упала мне на ногу.
- А можно потрогать? – Соседка прикрепила очки, став экспертом в вопросах плащ-палаток.
-Трогайте на здоровье. Стопроцентный нейлон. Под дождем не промокает, ветер не
пропускает. – Морщинистые руки приступили к работе. – В магазине отдают по тысяче
рублей, я же предлагаю по шестьсот. – Она предлагала кусок синтетической ткани за
чертовых шесть соток, когда закупочная цена у них не превышает и сотни.
- А стирать её можно?
- Конечно. В машиночку закинете, на пол часика поставите, всё отстирается. Я ношу этот
плащ уже второй год. Как видите, отлично держит цвет, не рвётся. За качество отвечаю. –
Плащу не перевалило и за неделю. Упаковочные складки не успели выпрямиться. Но кому
какое до этого дело. Шесть соток исчезли из кошелька. Бабуля счастлива покупке, продавец
счастлив обману. Дальше выступил алкаш, с просьбой о мелочи на водку. Он ставил на свою
искренность, и кто-то этому поддался. За ним, жуткая монашка, распевающая молитвы,
цыганские дети с аккордеоном резали слух.
Оставалась всего три станции, когда зашел парень с гитарой и дешевенькой
колонкой. Он спокойно настраивал гитару, подключил её к усилителю, поправил каплю,
свисавшую с правого уха, выглядело всё гармонично, словно это неотъемлемая часть шоу.
Пальцы левой руки взяли несколько аккордов, для проверки звука. Правой рукой поправил
прядь волос, метавшуюся по высокому чистому лбу. Клетчатая рубашка застегнута на все
пуговицы, дырявые джинсы и браслет на руке делали своё дело. Правая нога начала набивать
ритм, руки приступили к делу. Комбик выдавал песню Elvis Presley «Tutti Frutti» и все
человечество будто проснулось. Даже старики растянулись в улыбке, взгляды посыпались на
музыканта. Малыш, сидевший напротив меня, сделал своё грязное дело в пустую литровую
бутылку минералки и теперь вытанцовывал возле бдительной мамаши, следившей за
бутылкой у её ног.
- Спасибо большое. – Сказал гитарист после того, как его заслуги отметили
рукоплесканием. – Если кому-нибудь будет интересно моё творчество, вы можете найти мою
группу в интернете под названием «Мрачные щи». – Публика встретила данную новость
легкими смешками.
- А почему «Мрачные щи»? – спросил кто-то из толпы.
- Вы посмотрите вокруг, с какими лицами все сидят. – Не долго думая, ответил парень.
В семь часов вечера, я стоял на Комсомольской, у входа в метро. Мир покрылся
вечерними красками, небо превратилось в манную кашу, которая осыпала землю своими
зернами уже целые сутки. Широкие спины пробивались в метро, создавая некую мясорубку,
где куски свежего мяса превращаются в фарш. Телефон завибрировал в кармане, достать его
оказалось слишком трудно, для этого мне пришлось встать около мусорного бочка, куда
непременно кто-то скидывал окурки. Один пропущенный от Сони. Пальцы дубели, надо бы
скорее спуститься в метро.
- Алло, привет. Ты где? – Музыка на заднем плане губила всю красоту её голоса.
- Собираюсь спускаться в метро.
- Через сколько будешь?
- Полчаса.
- Хорошо, мы тебя ждём. Я заняла тебе место. Будешь сидеть рядом со мной?
- А у меня есть выбор?
- Нет конечно. – Она засмеялась, так по-детски, так чисто. – Всё я тебя жду. Целую.
- И я тебя целую. – Я положил телефон в карман, в голове звучал её смех, в глазах играла её
улыбка. Смех – это единственное, что не меняется с возрастом. Единственное, что остается у
нас с малых лет.
Две станции до Чистых прудов, сопровождались ядовитой вонью бездомного,
отдыхающего в левом углу вагона. Люди теснились, пытались продвинуться в правую
сторону, оставляя левый угол пустым. Изгой общества, один среди сотен людей. Никто не
борется с грязью, все сторонятся её. Мне захотелось сесть напротив него, посмотреть на
других со стороны, но что-то внутри меня боролось с этим желанием. Возможно, это страх
перед остальными, или отвращение к этому мужчине. Я выл от нерешимости, от ужаса перед
самим собой. Мне хотелось утереть нос людям, презиравшим другого человека. Никакого
равенства, нигде и никогда не существовало. Иллюзия, пелена, созданная, чтобы удержать
народ от бессмысленных бунтов в своём сердце. Двери открылись, станция «Чистые пруды»,
а я так и не решился.
Газ в зажигалке закончился, поэтому мне пришлось просить огня у прохожих.
Около метро это сделать не так просто, как казалось на первый взгляд. Все куда-то спешили,
что-то слушали, с кем-то говорили. Я не успевал озвучивать просьбу, а голова уже двигалась
по горизонтали. В итоге огонь одолжил патрульный, с условием, что моя тушка будет
находиться на расстоянии десяти метров от входа в метро.
«Современник» выпускал людей с очередного спектакля. Яркие платья, дорогие
меха, собственные машины и ожидающие такси. Всё это выглядело броско на фоне
остальных человеческих тел, разодетых в скромные пальто, серые куртки, теплые шапки,
вязаные шарфы. Огни фонарей резали глаз, серая толпа невозмутимо переходила дорогу, и
двигалась в сторону общественного подземного транспорта. Ещё несколько минут назад,
спектакль объединял всё человечество, удерживая его одной игрой, музыкой, декорациями.
Но на выходе, всех встретила реальность жизни. Это одновременно прекрасно и печально,
когда толпа становится на одну ступень друг с другом, когда есть вещи, уравнивающие нас по
отношению к кому-либо. Сейчас это театр. Неважно, на каком ряду ты сидишь, плевать, во
что ты одет, набит ли у тебя кошелек, ожидает ли иномарка на выходе, главное – это то, что
вам дали. Игра актёров для людей, а не для отдельных личностей. Печально лишь
самомнение человека, поглощающего всё вокруг себя. Слишком многое слепит нам глаза,
чтобы понять, что все мы люди.
Я прошел новомодную библиотеку с панорамными окнами, таких библиотек
разместилось около семи по всей Москве. Просторные читальные залы, компьютеры, Wi-Fi,
большая книжная библиотека и место у окна, для самых стильных ребят современности.
Творчество в таких местах не рождается, оно копируется. Выставляется напоказ, как нечто
новое, тонкое и изощренное, подпитывая самооценку создателя. Так мы и становимся не
такими, как все, исключением, избранными, новаторами, а на самом деле являемся всё той
же кучкой дерьма, только с новым освежителем воздуха.
Навстречу мне двигалась девушка, неуверенные маленькие шаги, опущенная голова,
на которой повис капюшон с искусственным мехом, свет фар, проезжавшей машины,
ослепил глаза, я замедлил шаг.
- Привет, Максим. – Раздался мягкий, знакомый голос.
- Привет, Юль. – Неприглядная, скромная девушка двадцати пяти лет, являлась моим первым
менеджером. – А ты чего так рано уходишь?
- Меня муж ждёт, надо ехать. – Она улыбнулась, но радости никакой в её зеленых глазах не
появилось. Мы разошлись, как машины на автостраде. Юля уже восьмой год работала в
компании, успела за это время окончить университет, купить машину, квартиру и выйти
замуж. Для полного счастья не хватало декрета, который ждал её не за горами. Такие люди
всегда будут оставаться основой человечества. Если Бог и создавал нас, то кого-то он
создавал для жизни, а кого-то для безумия. Мы не можем быть все одинаковыми, как и не
можем быть разными. Правда, настоящих психопатов слишком мало, поэтому земля ещё не
горит.
Мы просиживали уже второй час в полупустом кафе. Азиатская кухня не привлекала
меня, поэтому второй бокал пива подходил к концу. Восемь человек находили общий язык
только на тему «работы», она связывала нас, как кровные узы неизвестных родственников.
Напротив меня сидел Кирилл со своей девушкой Сашей. Он жадно поглощал жареную рыбу,
отрывая кусок за куском, проталкивая еду темным разливным пивом. От алкоголя его
прямоугольное лицо покраснело, длинные русые волосы кололи глаза, поэтому тыльная
сторона кисти постоянно работала над решением данной проблемы, перекидывая челку на
правую часть лица. Изредка он поднимал голову, чтобы предложить белое мясо Саше, но она
решительно отказывалась. Густые, мелированные волосы закрывали грудь, бледная правая
рука держала бокал с красным полусладким вином. Вишневые губы, накрашеные ресницы и
маленькие зеленые глаза, искали укромное место. Она редко говорила в больших компаниях,
скорее ей нравилось общаться в тесном, замкнутом кругу близких друзей. Лицо её
покрылось слоем некой грусти, подобно пылинкам, опускающимся на предметы, одну
пылинку не видно, но если не уследить, появляется ковровое покрытие, которое с легкостью
можно уничтожить, только никому до этого нет дела.
По правую сторону сидела Лиля. Её образ напоминал чёрную вдову. Этот мрак
преобладал в одежде, в цвете волос и глаз, даже ногти покрылись черным цветом, отдавая
блеском благодаря стразам поверх лака. Дальше шёл первый официальный гей в нашей
компании - Андрей. Он напялил на себя костюм на двух пуговицах, черную рубашку, зализал
волосы и скинул килограммов десять с нашей последней встречи. Влюбленный в себя, он
редко заговаривал с нами, его отвлекал телефон, ставший ему подружкой или другом на этот
вечер. Слева сидела Аня с Артуром. Когда-то на одном из корпоративов они напились и
занялись животным сексом в одной из кабинок туалета. Её никак не отвлекало кольцо на
пальце, а он не стеснялся своих желаний. Аня проглатывала пиво бокалами, они
растворялись в добрых метр восемьдесят от земли, не давая никакого намека на опьянение.
Голубые глаза и тонкие губы находились во власти Артура. Он видел лицо, а я видел
взъерошенные медные волосы на затылке. Артур допивал третий стакан виски с колой. Его
крепкие руки не стеснялись обхватывать чужую талию. Трехдневная щетина, круглые черные
глаза, уже успели загореться, легкая ветреная ухмылка, выдавали его сущность.
Я огляделся вокруг. Здесь сидели финансисты, экономисты, журналисты, инженеры.
Всех объединяло отсутствие амбиций. Никто не знал, что делать с собственной жизнью. Лет
через пять, многие из нас будут томиться в спокойных семейных однообразных днях, радуясь
бытовым мелочам. Позабыв цели, планы и мечты. Такова наша участь, мы не выбираем её,
скорее это она выбирает нас, в тот момент, когда наши руки опускаются. Мы не замечаем,
как отпускаем прежних нас, нам кажется, мы взрослеем, старые идеи становятся глупыми,
детскими, невозможными. Система давно уже установила порядок жизни человека. Кто-то
следует её курсу: школа, университет, работа, семья, дети - считая такой порядок
правильным. Это нельзя назвать ошибкой, ведь это признанная обществом лестница, так
нужно, так нормально. Мы выбрасываем в урну, убираем в дальний ящик, прячем на чердаке
всё то, что росло вместе с нами все эти годы. Мы перестаём бороться, ведь это глупо. И
спустя некоторое время, садимся на табуретку, сделанную собственными руками, смотрим на
людей, пытающихся добиться, как мы полагаем, совсем ещё детских целей и улыбаемся.
Улыбаемся по-доброму, с ноткой опытного воина, ведь мы знаем, что это пройдёт. Однажды
и они придут туда, где мы уже успели обосноваться, к общепризнанной стабильности. Ну, а
если кто-то и добьется чего-то, мы спустим это на удачу, преследующую незаурядного
человека. Снова улыбнемся, только уже тоска заиграет в наших глазах, воспоминания
всплывут, как труп всплывает со дна, когда верёвка прогнивает, камень больше не держит
мертвое тело. Да, нам станет грустно. Но мы вспомним про табуретку, на которой сидим,
вспомним, что она наша и возрадуемся жизни, пытаясь позабыть всплывающее тело,
собственное тело.
Кто-то предложил поиграть в «мафию», я заказал себе ещё одно пиво, в предвкушении
скучной игры. Карты разошлись по рукам, первого слили Артура. Начались необоснованные
догадки.
- Это Максим, отвечаю, это точно он. – Кричал Кирилл, размахивая короткими руками.
- С чего ты решил? – его глаза горели, рубашка трещала по швам, а сам он не замолкал.
- Да, это ты. Посмотри, как он улыбается, а теперь и нервничает. – Забавы ради, я не стал
оправдываться. Мне никогда не нравилась эта игра.
- Ты уверен? – все остальные молчали, чувствуя себя истинными следователями, они
наблюдали за нами. В их светлых головах, как им казалось, существует стержень истины, но
на самом деле, они поддавались влиянию другого человека.
- Да. – После этого я замолчал, давая возможность Кириллу насладиться своей победой.
Лиля и Андрей попытались взглянуть на остальные лица, может быть у них получится найти
верное решение. Нет, верное решение ни к кому не пришло, все поддались доводам Кирилла,
который говорил и говорил. Два голоса против него, четыре против меня. «Мирный житель»-
вылетел из группы. Следующий вылетел Андрей, за ним Кирилл, и в итоге Аня оказалась
«Мафией». Вторая игра проходила с таким же успехом. В этот раз не проснулся Кирилл, и
тут его понесло. Главным аргументом являлась обида за прошлую игру. Я бы назвал это
слишком очевидной подставой, вот только остальные не хотели этого видеть.
- Как для мертвеца, ты слишком много говоришь. – Его ор разносился по всему залу, шея
покраснела, две пуговицы расстегнулись.
- Макс, это слишком очевидно. Я знаю – это ты. – Его уверенность придавала остальным сил.
Даже Соня поддалась, проголосовав против меня. Я кинул карту на стол, снова «Мирный
житель». Подвинул стул поближе к Соне, она оказалась «мафией» и выиграла игру. В третий
раз, я оказался «Мафией» и убрал Кирилла. Он в печали скинул карту «Шерифа» и заказал
себе ещё бокальчик темного пива. Ни у кого уже не было уверенности, что я «Мафия», один
за другим, все вылетали из игры. В итоге остался я и Саша. Соня с Лилей пошли курить,
новый бокал ледяного пива поставили рядом со мной.
Взяв пальто, вышел на улицу. Ледяной воздух взбадривал уставшее тело. Соня
стояла с Лилей у самого края здания. Она закуталась в удлиненный бордовый кардиган,
скрывающий белую облегающую блузку. Прямые волосы, цвета осенних золотистых листьев,
кружили над её плечами. Я подошел к ним, снял пальто, накинул его на маленькие плечи,
затянулся её сигаретой, доставая пачку из кармана. Соня посмотрела на меня таким
взглядом, словно мы не виделись несколько лет. Глаза, похожие на два каштановых ореха,
блестели среди уличных фонарей. Её цитрусовые духи, боролись с зимними вечерами, не
давая им отобрать надежду на то, что когда-нибудь наступит весна, а там и рукой подать до
лета.
- Ребят, представляете, я тут ходила с Андреем и его дружками в гей клуб. Это полный мрак.
– Мы переглянулись с Соней, она проявила серьезную заинтересованность к данному
рассказу. – Представляете, я взяла свою подругу, и мы отправились в этот клуб для педиков.
Нас с подругой не пропустили. Сказали, что вход стоит пятьсот рублей, а парням бесплатно.
– Фонтан эмоций бил ключом. Лиля любила менять интонацию и жестикулировать,
рассказывая свои истории. Я до конца так и не понял, где фальш, а где правда. – Ну, тусуемся
мы в этом клубе, отдали деньги за вход, чтобы посмотреть на настоящих педиков, а там
просто жесть! Я захожу в туалет, а они там повсюду сосутся, лапают друг друга. Фу, такая
мерзость. А ещё на меня так косо все смотрели, словно я не человек.
- Это очень интересно. Надо будет как-нибудь сходить. Да, Максим? – Она шлепнула меня по
заднице, отыгрывая до конца шутку.
- О, нет, спасибо. Я хочу сохранить девственность до конца своих дней. – Джинсовая рубашка
остыла под выстрелами зимнего ветра, меня начинало трясти.
- Так прикиньте, сидим мы за столиком, я спрашиваю одного из этих мальчиков «Как тебе
может не нравится такая грудь?», я показала на грудь подруги, а у неё добрая четверочка, он
только скривил рожу. Мать твою, даже меня её грудь возбуждает.
- Чего ты так паришься по этому поводу? – меня вся эта история не особо трогала. Мне не
было никакого дела до геев, лесбиянок, проституток, трансов и прочих неординарных
личностей. Каждый строит свой храм, и молиться в нём остальным необязательно.
- Да потому что скоро нормальных парней не останется. А мне ведь хочется замуж. Хочется
семью и всё такое. Господи, я сама себя не узнаю.
Мы зашли внутрь, где началась суета, кто-то просил счёт, собирался домой, Андрей
зазывал всех в кальянную. Оплатив счет, мы начали собираться домой. Соня хотела поехать
на метро, а затем на такси. Я же предлагал метро и электричку. Так было дешевле, а в моём
кармане оставались последние четыре сотки. По дороге к метро, мы разругались с Соней,
она ненавидела электрички, а я не видел смысла тратить деньги, если есть возможность
сэкономить. Двери вагонов открылись, мы разбежались в разные стороны. Она с ребятами в
сторону «Охотного ряда», я один на «Комсомольскую».
У автоматов стоял караул из двух бомжей. Я накормил железного монстра
полтинником, билет вылетел через несколько секунд. Посыпалась сдача из двадцати рублей.
-Уважаемый, извините. – Кислый запах, настоявшегося пота ударил мне в лицо.
- Берите сдачу. – Его грязная рука облизывала дно, собирая каждую монету, как дети
собирают пазлы. Несколько мужиков торчали на лавочках у фонтана, разливая водку в белые
стаканчики. Алкоголь грел их тела, но мороз лишал их пальцев на руках. Очень часто у
алкашей руки усыпаны язвами, гнилыми ранами. Ногти на руках чернеют и грубеют. Они
этого не замечают, или просто не хотят видеть. Мир лишил их чувств, оставив только ломку.
Электричка отправлялась через две минуты. Запрыгнув в последний вагон, где
воздух пропитан мочой и дерьмом - аромат, заставляющий тебя скривить лицо, я двинулся в
следующий вагон. Свободных лавок оставалась уйма, присев у окна, протянул ноги в надежде
найти удобную позу для получасового путешествия. Женщина объявила, что поезд
проследует без нескольких остановок, до которых мне не было дела, и мы тронулись.
Внутри меня скрипели качели. Тупой нож резал мои органы. Почему я пошел на
принцип? Почему не поехал на такси? Да плевать на деньги. Они являлись всего лишь
предлогом. Мы очень редко уступали друг другу в пустых мелочах, отравляющих наши
отношения. Мне захотелось выйти на следующей станции, вернуться обратно, остановить
поезд. Так это глупо и по-детски, отстаивать мелкие принципы, теряя хорошие вечера.
Пухлый, бородатый мужчина с гитарой на спине зашел в вагон. Маленькая тканевая
сумочка повисла у него на левом плече, ремешок натянут, гитара в руках. Пальцы
пробежались по струнам, он сыграл одну октаву, проверив свой инструмент. Обычно у
гитаристов вытянутые пальцы, с длинными ногтями на правой руке, но у него ничего такого
не наблюдалось. Пять сарделек с приплюснутыми ноготками, начали своё дело. Он играл
блюз, играл его хорошо. В живую редко когда удавалось такое увидеть, тем более бесплатно.
Единственный минус всего этого – язык, на котором он пел. Русский не укладывается в
голове, он чужой для музыки вечного одиночества и отчаяния. Он заходил на второй припев,
а я жалел, что этого не слышит Соня. Она обожает джаз и блюз, ещё больше она обожает
самородков, играющих настоящую музыку.
Компания, сидевшая впереди меня и хлеставшая пиво из жестяных банок, начала
рукоплескать, затем дамочка попросила сыграть "The Beatles". Они угостили его банкой, он
аккуратно поместил её в сумку, затем пошла игра, эта была песня «Oh, darling.» Вокал
давался ему тяжело, зато игра была превосходная. Я без сожаления кинул ему в сумку две
сотки, оставляя себе сотню, чтобы добраться завтра на работу. Мысль о завтрашнем дне
отравляла мозг, таким далеким был этот день, таким несуществующим, словно не мне
предстояло вставать в шесть утра и гнать на бессмысленную работу, а кому-то другому, тому,
кто мне об этом говорил, кто работает, а сегодня я не работаю. Безработный на сутки не
может оставаться безработным всегда.
Мы приближались к станции, где живёт Соня. Тоска и ненависть к себе проявлялись
всё больше. Фонари появлялись на горизонте, а я не знал, что делать. Выходить или нет, если
вообще в этом смысл? Двери открылись, надо выбегать, надо вставать, надо, но я этого не
сделал. Страх прибил тело к сидению. Печка душила спертым воздухом. Фонари исчезали из
виду, вместе с людьми, спускающимися в подземный переход. Наступило полное
одиночество среди людей. Телефон молчал. Набрать мне? А что сказать? Я идиот, не
понимаю, почему так поступил?! В кармане оставались сигареты. Да, определенно стоит
перекурить. В пачке оставалось шесть сигарет, я полез в карман в поисках зажигалки.
Открылась тамбурная дверь, я встретился взглядом с Соней. Волна потопила меня в радости.
Она стояла напротив меня. Она здесь, со мной, сейчас. Несколько секунд мы, молча,
смотрели друг на друга, затем на её лице заиграла улыбка, та самая улыбка, от которой
невозможно скрыться, которую невозможно подделать. Я обнял её изо всех сил, чувствуя, что
каждая клетка скучала по ней. По её улыбке, запаху, волосам, губам, рукам. В это мгновение
она была со мной, и я уже не представлял, как это быть без неё. Она засмеялась, пряча лицо
у меня на груди.
- Ты что, успел соскучиться?
- Ты не представляешь как. – В тамбуре воняло, как на помойке в жаркий летний день, но я
плевал на это. Она была рядом, а остальное всегда будет оставаться позади. Кто-то говорит,
что нельзя прикоснуться к счастью, что оно не материально, оно в голове, в сердце, но моё
счастье было здесь. Счастье в возможности обнять любимого человека, почувствовать его
запах, увидеть улыбку, прикоснуться к губам, взять за руку – это счастье и оно ближе, чем
нам кажется. – Ты только что пропустила одного очень интересного музыканта.
- Да? И что он играл? – Она не поднимала голову, её голос уходил в пол.
- Блюз, а затем битлов.
- Ого, ничего себе. И вправду жаль. – Она попыталась сделать несколько движений, вывести
меня на танец. Я рассмеялся.
- Не стоит жалеть. – Я подхватил ритм, мы задвигались в танце. Без музыки, без слов. Просто
дурачились, как обычно.


Рассвет

На вечернем пляже перестукивалась мелкая галька. Впереди горели огни
Геленджика, казалось до него можно добраться пешком по воде, ставшей шелковым ковром
под звездным небом. Позади, шумела современная музыка. Отовсюду доносились пьяные,
возбужденные, крики людей. Отдых, ничего не поделаешь. Только черное море было одиноко.
Оно не обращало внимания на бледных туристов, громкую музыку, яркие огни и пустые
бутылки, оставленные приезжими свиньями.
- За что теперь выпьем? – Егор разлил мутный коньяк в пластиковые стаканчики,
протянул мне. Его короткая загорелая рука заиграла у меня перед глазами. Я посмотрел на
него уже не трезвым взглядом и быстро отметил про себя квадратную форму лица, маленькие
зеленые глаза, скрытые за железными веками. Редкие брови аккуратно сходились на
переносице, они были почти незаметны. Короткие русые волосы выгорели за два с
половиной месяца огненного лета. Он оказался немного выше, немного больше меня. Когда
ходил, то горбатился, как-то скрючивался, словно потолок давил ему на шею. Младший брат,
с которым я никогда до этого дня не пил, вырос и теперь ему восемнадцать лет, а мне
двадцать один.
- Давай, за море. – Волны шипели у наших ног, мы не могли не чувствовать присутствие
живой воды, энергии, силы, чего-то другого, отдаленного и родного.
- Давай. – Бронзовый коньяк наполнил юные тела своим дубовым ароматом. Вторая бутылка
начинала расслаблять. Соленный теплый воздух подслушивал людские тайны. Он расхаживал
по пляжу, обнимая каждое живое существо. Он делал тебя своим в окружении сотен людей.
Коктебель каждое лето давал приют более десятка тысяч бездомным, скучающим
весь год по солнцу, пляжу, алкоголю и морю. Я провел не одну ночь на набережной
скромного, развратного поселка. Ночевал в съемных домах, железных будках, спортивных
залах, грязных столах, под звездами на мягких лысых камнях, которые в обед превращались в
накаленную плитку.
- Не пора ли нам выдвигаться? – Егор перевел взгляд на бутылку, последние слезы упали мне
в стакан.
- За ещё одно Крымское лето. – Я почувствовал горький привкус на губах. Начал встречать
силу притяжения, надо было встать на ноги. Ещё секунда, устоял. Помог встать младшему
брату. Две пустые бутылки, бумага от шоколада, пакет от соленых орехов – всё это мы
закинули в пакет, оставили его в первом мусорном бачке, преодолев семь
двадцатисантиметровых каменных ступенек.
Набережная напичкана людьми разных сортов. Их слишком много, все они вышли на
прогулку, пряча кошельки во внутренний карман. Никто не спешит заходить в цветные бары,
время только десять часов. Скупой засыпает после полудня. И тогда, тогда все столики будут
забиты, алкоголь будет распит, а музыка будет кружить головы, создавая общество из пьяных
зверей.
Люди останавливаются посмотреть, почему останавливаются другие люди. Перед
нами образовался круг, в центре уличные танцы. Полуголая девушка, рядом хмельной турист,
они танцуют. Он - ради веселья, смеха, она - пытается показать своё мастерство. Итог один –
они оба не попадают в такт музыке. Все хлопают, радуясь этому цирку. Девушка каждые
тридцать секунд переключает песню, только всё равно не попадает. Мне непонятно, как
такое вообще возможно. Монеты падают в потрепанную шапку, изредка купюры. Довольные
лица мелькают под вечерним небом. Я продолжаю стоять, отвращение накапливается в
желудке. Взгляд касается знакомого лица. Андрей, точно, он. Мой давний друг, приятель, а
затем просто знакомый. Прошло около двух лет как мы не виделись.
- Молодой человек, вы кого там высматриваете? – Вытянутая голова, широкие плечи, живот
колесом, длинные руки – всё это поворачивает в мою сторону. Два клыка вырываются
впереди всех зубов.
- Макс, дружище, вот это встреча! – он делает хлопок над головой. Мы обнимаемся, я
чувствую резкий запах пота, но не придаю этому значения. – Как жизнь? Как местный
коньяк? – надо было не обниматься.
- Коньяк прекрасно, я ещё лучше. А ты как? С кем прибыл сюда? – музыка глушила слова,
приходилось говорить четко и громко, мне это было не по душе.
- Я как сыр в масле – он пригладил левой рукой своё брюхо. – Санёк ещё где-то тут – глаза
мелкой рысью пробежались по головам – А, вон он. – Маленькая крепкая фигура подходила к
нам. Черная майка, короткие нейлоновые шорты, стрижка полубокс и крохотные черные
глаза.
- «Свои», смотри, «свои» – Андрей для чего-то взмахивал руками, создавая нелепую
атмосферу. Саша подошел к нам и протянул руку. Мышцы, как броня покрыли его тело.
- Да, вижу что «свои». – Ответил он. Ещё несколько пустых фраз и мы разошлись, в надежде
никогда не встретиться.
Мы направились в бар, стоявший на другом конце набережной. Сплошной коридор,
а с боков вывески, висевшие коршунами над людьми. Одни наблюдали за тобой, другие
тщетно молили заглянуть в их жилище. Симпатичные, накрашенные девушки раздавали
листовки, заставляя мужчин глазеть на их фигуры. Они мясо, на котором постоянно сидят
мухи. Блеск косметики, высокие каблуки, яркий цвет глаз, губ, накрашенные брови – это
убивает в них женственность. Они продукт потребления, причем многие их них уже
пропавшие. Если я скажу когда-нибудь об этом, то они будут прятаться за деньгами, нуждой,
работой – это в лучшем случае. Другой – меня просто пошлют куда подальше, дадут
пощечину, изобьют охранники. Я стараюсь не придавать этому никакого смысла. Выбирай
как жить, только не унывай – кто-то, когда-то сказал.
- Стой. Егор, остановись.
- Что случилось?
- Он закрыт. Бар закрыт. – Мы стояли напротив, смотрели в пустые стеклянные ворота. Там,
внутри, ещё стояли стулья, стойка, шест. Видна стенка, где приезжие оставляли свои
пожелания на рублевых купюрах. Надписи, те самые надписи, они всегда оставались, и
сейчас тут. Но никого нет. Огромный замок повис над жизнью этого заведения. Мне не
хотелось верить. В том году я оставлял там все свои деньги, смотрел на пьяных девчонок,
танцующих на стойках, пил коньяк, водку, самбуку, абсент, ром, виски и уйму коктейлей.
Отбивал «пять» бармену каждый раз, когда оставлял ему на чай, пел песни и танцевал, не
смотря на то, что заведение не превышало двенадцати квадратных метров.
- Это тот самый бар? – ехидно спросил он.
- Тот самый – теперь всё это выглядело уныло и скучно – мертво. Рядом стояли огромные
шумные бары, извергающие свою однотипность. – Пойдем, выпьем. Куда-нибудь.
Стойка, несколько стульев, квадратная колонка, сумбурная музыка. У них нет
названий, они существуют, чтобы разливать, разливать и брать деньги. Совсем неважно к
кому ты пойдешь, главное не покупать вино на разлив, всё что угодно, только не вино на
разлив.
- Две хиросимы, пожалуйста. – Никто не просит паспорта, все просят наличные. Бейлис
смешался с самбукой, но это нормально. Синий огонь гнется под напором ветра. Соломинка,
как игла, проникающая под кожу, оставляющая крохотный след, делает своё дело. Момент,
чувствуешь огонь во рту, он касается твоих легких и падает на дно. Ликер стягивает все раны.
Нельзя тормозить, заказываю ещё по одной.
Мы теряемся в толпе, цепляемся за спины других людей, направляемся в бар.
Местная охрана, в черных, обтянутых футболках, давно перестала существовать. Они
призраки, их приковали. Белые буквы на широкой спине, уже почти ничего не значат.
Каждый из них не спешит влезать в стычку, знает - ему не нужны проблемы, ему нужна
работа. Я чувствую, как моё тело начинает изменять мне, нужно выпить, чтобы избавиться
от стеснительного паралича. Два Лонг-Айленда красуются перед нами. Я подкуриваю
сигарету и смотрю на танцпол, где подгорелые, хрустящие тела изводятся под голос
искусственной музыки. Они так легки и свободны, но только сегодня, только в этот час.
Завтра останется только мусор, а люди будут прятаться от трезвых глаз небесного светила.
Надо бы спрятаться в этих массивных потных телах, оказаться среди них, быть как
они, быть ими. Меня нет, есть только мы, мы прячемся за маской индивидуальности в то
время, как на нас красуется штамп одноразовой посуды. Сегодня ничего не изменится.
Единственное, кем или чем мы можем стать – это кляксой, помаркой на белейшем листе
бумаги. Оставим свой мир себе, он всё равно никому не нужен. Ещё одна сигарета
подкуривается, мой брат сидит рядом и забирает у меня зажигалку, чтобы воспользоваться
этой искрой. Наше с ним прошлое, клише старшего брата-надзирателя рассыпается пеплом
на стеклянном дне. Я вспоминаю - сегодня пьянка, а такое нельзя забывать. Рука
вытягивается навстречу взгляду.
- Какой коньяк у вас есть? – не знаю, почему коньяк.
- Ай-Петри три и пять звезд – громко и четко. Ясно, что бармен не первый сезон на пляже.
- Два по пятьдесят, тройки – мы ведь ребята не гордые, утешаю я сам себя. Оборачиваюсь к
Егору. Он завис в телефоне.
- Оставь эту штуку. Давай лучше выпьем. Две рюмки отдают честь не служившему телу.
- Четыре – говорит бармен. Я отдаю ему пять соток и благодарю, его круглые глаза ничего не
показывают, только уголки губ заворачиваются, как улитка пред дождем. Коньяк проходит
тестовый режим на «отлично». Егор немного покривился, запивая его Лонг-Айлендом. Всё
от того, что сделал слишком большой перерыв.
- Так вот, братец – без малейшего понятия, зачем я так начал – Ты мне скажи, как твоя жизнь,
куда планируешь дальше? Он ожидал этого вопроса, ухмылка разлилась по лицу.
- Не знаю, изначально думал к тебе, а сейчас, наверно в Севастополь – музыка ограничивала
мой слух.
- Всё из-за неё? – я уже полгода как знал о существовании его девушки.
- Да, она не поступила туда, теперь возвращается домой. Будем в Севастополе. – Его две
фразы разделяло двадцать секунд, в эти двадцать секунд, он уверовал в свой переезд в
Севастополь, никакой ноты сомнения. Но всё же, он посмотрел на меня и ждал. Его
крошечные глаза блестели под ударами алкоголя, руки обессилено валялись на стойке, а тело
машинально двинулось ближе ко мне.
- Поступай, как знаешь – небрежно, ядовито выплюнул я, только зачем – опять неизвестно. -
Только думай в первую очередь о себе, сделай так, как ты хочешь.
- Я постараюсь, брат – Он протянул остатки Лонг-Айленда, прозвенел звон, подобный
церковным колоколам, только не он. Я смотрел на него и не понимал, кто он. Да, он мой
брат, но только лишь? Неужели у нас только одна связующая нить – родство. И эта нить
настолько крепка, что протянет за собой все жизненные беды, стоящие где-то там впереди. Я
не понимал, во что мне верить. Я не понимал его, он не понимает меня, мы ничего не знаем
друг о друге. Братья и всё. Мало этого или достаточно, не понять, нет, не понять.
Мой выход на танцпол закончился после трех несуразных песен. Мне одновременно
хотелось танцевать и пить, поэтому пришлось сделать выбор не в пользу гимнастики.
Колонки играли прошлое, позапрошлое лето, старые, пожеванные песни, которые все
почему-то знают. Колесо крутится на одном месте, люди бросаются в него и крутят, крутят,
крутят. Они сливаются в стадо без имени, без лиц и возраста, только с одной целью –
отдохнуть. Алкоголь развращает их умы, развращает их желания. Я не страдаю болезнью
отпуска, потому и пью в любой день, с поводом и без, один или в компании. Когда моя тушка
опустилась на высокий стул, из-за которого мне приходилось делать несколько постыдных
движений, в силу моего невысокого роста, я заказал ещё Лонг-Айленда. Мой брат развязывал
язык, искал во рту золотые слова, делал всё, чтобы изъясниться перед своей дамой сердца.
Крепкая рука обхватило моё плечо, я почувствовал длинные ногти рядом с
ключицей. Маленький ледяной глоток, я обернулся.
- Привет – легкий, ненавязчивый голос прокрался на мою территорию – Не угостишь
сигаретой? – её рука потянулась к пачке, лежавшей на стойке. Два тонких кольца сжимали
длинные пальцы, видимо, куплены давно.
- Да, конечно, почему бы и нет, бери, не стесняйся – при этом я захватил и себе одну. Мы
подкурили по отдельности, каждый сам себе.
- Я заметила, что ты много пьешь – Голубые глаза метнулись в сторону стакана,
накрашенные брови пытались что-то сказать.
- Может быть, может быть – пальцы бегали по граням стакана. Её длинные волосы ложились
на большую грудь, которая скрывалась под облегающим платьем бордового цвета. Краска на
лице скрывала временные ямы, успевшие поселиться на её круглом лице. Хоть она и сидела,
я понимал, она выше меня.
Я не имел ни малейшего понятия, сколько просидел рядом с этой дамой. Помню
только, как закончились деньги, как попросил Егора сходить в номер и выпотрошить мою
сумку в поисках налички. Почувствовав землю под ногами, отправился к берегу,
прикоснуться к морю. Музыка уходила на задний план, симфонии соленой воды покоряли
набережную. Маленькие волны, как избалованные дети, стучали по гальке. В пачке
оставалось две сигареты, взял одну. Картинка черных легких с надписью «онкозаболевания»,
никак не повлияло на моё решение. Почувствовав свинцовую усталость, упал на камни, они
уже успели отдать всю свою теплоту атмосфере, теперь они стали ежами с колючими
холодными иглами. Я захватил один плоский камень, похожий на грушу и крепко сжал его.
Затем швырнул в море, один, два, три… Три удара по подолу вечернего платья воды. Ещё раз,
ещё раз и ещё раз, пока не заболела рука. Угрюмые скалы охраняли пляж. В детстве мы
любили прыгать с этих скал, каждый раз поднимаясь всё выше и выше. Вот ты стоишь на
обрыве, решаясь прыгнуть, правда это нелегко получается. До воды метров семь-восемь, а в
тебе только полтора. Страх сжимает грудь, нет, назад нельзя. Позади тебя приятели, им
также страшно, но вы все прыгнете, никто не спускается вниз по земле. Прыжок, ветер,
разрывающий твоё сердце, ледяной адреналин и погружение. Полёт даёт невообразимую
свободу, которую невозможно потрогать, но можно почувствовать. Так скалы научили нас
всегда идти до конца, плевать на то, что внизу, ты просто делаешь это, чтобы потом никогда
не жалеть.
Я вспомнил Питер, вспомнил перелёт, отель, Эрмитаж, мосты и бары. Вспомнил
свободу и жизнь, дождь и тепло, людей и дворы. Мы просто гуляли, не задумываясь ни о чем,
шли в неизвестном направлении, постоянно промокшие, но довольные. Она была счастлива
сюда вернуться, а я оказаться здесь. Она пробовала граппа и кривилась от ужаса, я пил
яблочную водку и смотрел на неё. Так много я смотрел на неё в те дни, так далеко казался
мир, что стесняет нас там, где-то там, но не в этом городе. Мы улыбались прохожим, скучали
в музеях и постоянно искали хорошее место, где можно посидеть. Как в то самое утро, когда
мы несколько часов бродили по центру в поисках вкусного завтрака. Пошел дождь, и мы
купили зонт за триста рублей. Где сейчас этот зонт? Не знаю. Где сейчас ты? Не знаю.
Люблю я тебя? Не знаю.
Мне захотелось встать и окунуться в море. Наспех скинув кроссовки с носками, я
подбежал к воде. Первые уверенные шаги, затем вода коснулась чашечки колена, по телу
пошли мурашки. Нет, не сейчас, не сегодня, да и зачем это. Когда я вернулся в бар, то не
застал там моей спутницы. Брат, как видимо, тоже уже давно спал дома. Я попросил у
бармена сигарету, просидел ещё какое-то время, наблюдая за коротконогой брюнеткой,
которая гипнотизировала всех своим обнаженным телом, точнее, большей его частью. Никто
не хотел ввязываться в это дело, мужики всего лишь скрытые наблюдатели и великие
ораторы. Я бы хотел остаться в их числе, но пора было идти домой. Потушил сигарету,
пробрался к брюнетке:
- Послушай – начал я, она приблизилась ко мне – Ты очень плохо танцуешь, прекращай.
- Да, пошел ты! – Она отвернулась от меня.
- Как скажешь, как скажешь – теперь можно было отправляться на поиски своего острова.
Мусор заполонил улицы, через пару часов этого всего не будет, придут сонные люди,
ставшие невольными рабами, они начнут выполнять свою ежедневную работу, бутылкой
больше, бутылкой меньше – плевать. Это все – мы. Мы оставляем весь этот хлам, мы не
хотим жить среди грязи, в то время, как сами являемся грязью. Парочки прячутся за углом,
другие выбрали парапет – животные пожирающие друг друга. Музыка царапает зубы,
прикусываю щеки, надо спасаться, бежать домой. Оставляю позади набережную, иду вдоль
крохотных ларьков, последняя надежда на задние карманы, да, осталась сотка, нужно
раздобыть бутылочку пива. Окна открываются и закрываются, все кричат про закон, будто бы
они знают всю конституцию наизусть. Когда они успели стать такими примерными? Всего
лишь одна бутылка пива и только. Вижу рыжего спортсмена с литровой бутылкой. Его
спортивный костюм мне бы сейчас пригодился, на улице стало прохладно, мысль о купании
становится для меня дикой. Он тычет своим бледным пальцем, указывая на единственный
шанс, который ничем не отличается от других. Маленькое окно, чертово, маленькое окно.
- Бутылку пива, будьте добры – окно закрывается.
- Эй, Марин – звучит голос позади меня, ему надо откашляться – Это свой, продай ему,
слышишь?!
- Какого?! – резко обрывает Марина, я не успеваю рассмотреть её лицо, лишь пухлая
правая рука с китайскими пластиковыми часами. Бутылка теплая, но я не осмеливаюсь
спросить у неё чего-нибудь из холодильника. Через пятнадцать мину мне открылось
истинное лицо моего спасителя. Андрей работает сезонным охранником на автостоянке, он
знает всех постояльцев и ненавидит большинство из них. Вечерами пьет пиво, иногда
позволяет себе выпить чего покрепче, после, идет история тяжелой жизни, она шла в
подарок вместе с теплым пивом. Его слова сыпались круче осеннего града, увернуться от них
невозможно. Где-то недалеко послышалось шарканье кроссовок, я повернулся – это был мой
брат, его ноги убивали обувь, голова была опущена вниз, видимо, он шел на голос.
- Эй, брат – это не походило на дружеский позыв – Слышишь меня?!
- Да, конечно, не стоит кричать – я почувствовал на лице ухмылку.
- А ты давай, не указывай мне! – Он встал в пяти шагах от меня.
- Слушай, угомонись и не кричи.
- Вы все вечно пытаетесь управлять мной, но я вырос! Ты меня понял? – я встретил его глаза,
наполненные алкоголем и каким-то бычьим бешенством.
- Я понял, пошли спать.
- Давай один на один. Давай, а! – он переминался с ноги на ногу – это начинало мне
надоедать.
- Не буду я с тобой драться, отвали.
- Я серьезно говорю, давай один на один. Или ты боишься?
- Что ты хочешь? Я не понимаю тебя.
- Я хочу выйти с тобой один на один. – Андрей мельтешил перед нами, пытаясь угомонить
обоих. Его никто не слушал.
- Зачем? Ты, вообще, откуда пришел? – нужен был разговор, но стены жутко молчаливы.
- Какая разница, ты слышишь меня?! – он был на пределе.
- Слышу, Егор, слышу. Что случилось?
- Вы все гнобили меня, я устал это терпеть. Ты не лучше меня, понял? Я вырос, вырос и
теперь я могу дать сдачи – я вдруг так захотел спать, захотел уйти и лечь в кровать.
- Егор, давай поговорим и все решим.
- Хочешь поговорить? Ну, давай – Он двинулся на меня, я стоял на месте, сожалея о том, что
сегодня решил выпить со своим младшим братом. Андрей тоже захотел подойти ближе, но я
остановил его, глупо веря в идею разговора. Егор не остановился и вмазал мне правой, у него
вышел хороший прямой, в левую часть лица. Один шаг назад, появился Андрей, одной рукой
он оттолкнул Егора, тот полетел на землю.
- Вы чего мужики?! – Он озирался по сторонам. На меня и на Егора, на меня и Егора. Тот
вальяжно, не спеша поднялся, осмотрел себя. Чего я ожидал? Дурак.
Я плюнул на землю, слюна смешалась с кровью. Левой рукой вытер губу, кровь, как
дешевая помада размазалась по щеке. Капля за каплей, приземлялась на аэродром из почвы.
Подставил ладонь, теплые, произвольные шары лопались на холсте, превращаясь в нечто
иное. Я поднял глаза к небу и понял – наступил рассвет.
Зеленая машина
Свет ударил мне в глаза. Черт, он походу гоняет на дальнем. Зеленый форд фокус
остановился перед подъездом. Мотор уснул и дверь открылась. Ян растянулся в улыбке,
приглашая пожать ему руку. Она была твердая и теплая, я крепко сжал её. Приятно стоять
рядом с человеком твоего роста, твоего телосложения. Чувство свободы наполнило меня. На
переднем сидении сидела незнакомая девушка. Ян достал сигарету и закурил.
- Ну да, давайте перекурим. – Я не услышал, как она вышла из машины. На ней повисло
черное пальто, хотя на улице стояли ещё свежие весенние дни. Черные брюки и каблуки
придавали уверенности её круглому лицу. Губы и глаза накрашены подстать ее
высокомерному взгляду. Кажется, только что я потерял несколько сантиметров, они
покатились по асфальту в сторону автобусной остановки.
- Максим – я не встретил её взгляд, достал сигарету и подкурил.
- Лиля – она тоже не спешила подружиться. Почему бордовая помада? Почему все так любят
бордовую помаду.
-Ну, так что? Куда мы отправляемся? – спросил я в перерыве между молчанием и скрипом
ветра.
- У меня на районе есть один бар, можно заскочить туда. Говорят, там сегодня будет много
людей. – Его белокурая челка повисла в воздухе, она напоминала рыбацкий крюк. Голубые
глаза ничего не говорили. Он ждал ответа. Кожаная куртка была застегнута до упора, джинсы
подавлены под напором ремня, древесные ботинки отбивали что-то непонятное.
- Отлично, я только за. – Лиля ничего не ответила, бросила окурок перед собой и пошла в
машину. Только бы не сказать чего-нибудь, только бы промолчать.
Поездка выдалась отвратительной. Я пытался уловить смысл слов, но всё уходило.
Обрывалось на начале фразы. «Эй, а не слышали ничего про эту хрень? А про эту? Ну а это?
Мне говорили…» Всё это тормозили двумя-тремя словами. Затем я замолк, их темы
развивались и дышали кислородом. Я подсел к окну, взялся за холодную ручку и успокоился.
Как бы чего не вышло из всего этого.
Мы оставили машину на трехэтажной парковке, около дома, затем отправились
пешком в бар. В руках Ян держал бутылку вискаря, на мне повисло два литра колы. Мы
пролили на грязный асфальт четверть колы и заменили её алкоголем. Фонари держали нас за
руки, и мы пили, глоток за глотком. Я надеялся на вискарь, поэтому делал огромные глотки.
Кола наполняла желудок, как воздушный шар, я почти лопнул, но не пьянел. Всё это
происходило молча, каждый преследовал свои цели. Мы шли вдоль шоссе, и машины плыли
нам навстречу, фары грели воздух, а я закурил и травил его.
Нас облапали здоровые охранники перед тем, как мы вошли. Танцпол напоминал
аквариум, люди сверху потешаются над мелкими рыбками. Малькам явно не хватало воздуха,
они отбивали своими плавниками пустые движения. Впереди дугообразная барная стойка.
Два шеста, напротив DJ, видимо это работает. Мы сдали куртки и притормозили.
- Выпьем? – Ян обрадовал меня таким предложением.
- Да, пора бы. – Горло уже просохло, кола мешала мне. – Только я сначала в туалет.
- Подходи – Лиля схватила своего спутника за рукав и потянула через полосу препятствий. Я
инстинктивно повернул направо и поднялся по черной лестнице, шесть, нет семь ступенек.
Две двери, поступил верно. Красный цвет пролился по всем стенам.
- Ну как ты? Нормально себя чувствуешь? – парень мыл руки и обращался к своему
хмельному приятелю у стены. Он приник к ней, как к своей любимой.
- Да всё отлично, не начинай. – Паренек у стены в ударе, ему пора танцевать.
- Мы можем вызвать такси. – Как долго он намывает свои руки, облизывая каждый палец.
- Хватит, идём уже. – Плечо не подвело паренька, он направился к двери. За ним последовал
второй, даже не высушив руки. Я делал своё дело прямо в центровой писсуар. Как хорошо
лишаться газировки, силы наполняли меня. Помыл руки, выбрал бумажные полотенца,
сушилки стояли слабенькие, и отправился на поиски своих товарищей.
Они сидели у барной стойки, черт возьми, у них есть два стула. Лиля увидела меня,
и через три секунды Ян обвернулся, протягивая мне свою кошачью улыбку.
- Ром с колой будешь? – снова кола.
- Да, конечно. – Ян сделал заказ, он владел ситуацией. – Только меньше колы – бармен не
слушал меня. Один к двум, не так уж и плохо.
- Давайте ребят – не смотря на музыку, звук стекла дошел до меня.
- За знакомство – не люблю, когда девушки добавляют слова в момент слияния алкоголя и
твоего тела. Первая зашла превосходно.
- Можно нам ещё по одной – кивок бармена всегда радует, взаимопонимание, что может быть
лучше этого. Свежая порция коснулась лакированного стола, за ней последовала пепельница,
внутри который повисла мокрая салфетка. «Да это чудо» - мелькнуло у меня в голове. Не
хватает той самой затяжки перед боем. Люди кипели вокруг меня, они свистели, как те
ужасные чайники из детства. «О боже, нужен ещё алкоголь, этот свист сведет меня с ума».
- За вас, друзья – не чокаясь до дна. Затяжка, вторая. Я начинаю слышать музыку.
Акклиматизация успешно завершена. Стоит посмотреть на людей. Оставить этих двух
голубков и найти волшебство в этом заведении.
Человеческие тела терялись друг в друге. Все потерянные люди становятся частью
чего целого, единого. Алкоголь проникает в их кровь и создаёт союз, свою компанию, где
существуют правила. По обеим сторонам танцпола стоят темные столики к ним привязаны
красные диваны, одна толпа заняла два стола и приближенные к ним диваны. День
рождения, я полагаю. В кратере горели дрова, одетые в черные и синие костюмы, мятые
рубашки, рванные джинсы, открытые платья, короткие юбки и шорты с колготками. Куда не
глянь везде люди, прячущие свою реальность от холодного вечера. Музыка выгоняет тоску,
алкоголь загоняет веселье. Нелепые движения никого не смущают, все двигаются так, как
они умеют. Несколько позеров мечутся в стороне, они тычут пальцами, высмеивая
происходящее. Я жду, когда они пойдут в бои, но трек обрывается.
- Друзья, – пауза – вы слышите меня? – микрофон крутится в руках бородатого парня,
рубашка потому что ведущий, джинсы потому что удобно.
- Да – кричит толпа.
- Отлично, как вы все знаете, сегодня у нас подготовлен для вас сюрприз.
- Да, да! – я не могу понять, кто кричит.
- Мужчины вы готовы увидеть арабскую принцессу?
- Конечно, давай уже. – Алкоголь, развлечение и толпа твоя. Ведущий назвал имя
стриптизерши, а та повиляла своим задом. Ко мне подошел Ян и ухмыльнулся, отправив меня
своим взглядом в центр цирковой арены. Публика в восторге, наглый свист отвлекал девушку,
её тело продолжал изгибаться, а руки оголяли загорелую кожу. Она выбрала свою жертву и
загнала её на арену. Паренек покраснел в темноте. Глаза горели бешенством. «Да отпустите
вы лучше его, он же не выдержит»- трезвая мысль отпечаталась в моей голове. Она
извивалась, кружилась вокруг него и сорвала дикие аплодисменты, сняв лифчик.
- Эй, вы там наверху, не споткнитесь – теперь это был алкоголь в моем голосе.
- Слушай, ну а ничего такая – Я и не замечал насколько у него круглые голубые глаза.
Здорово, если ты умеешь ими пользоваться.
- Ян, оставь её, у неё и так слишком много поклонников. – Она перестала существовать для
меня в тот момент, когда вышла покорять всех своим танцем, в момент, когда выбрала себе
жертву, когда разделась. Нет, я не знаю её, и, вряд ли, когда-нибудь мне удосужиться такая
честь. Это просто её работа, её тело, совесть и гордость. Слишком трезвый, чтобы
восхищаться кожей человека, слишком пьян, чтобы искать к ней сострадание.
- Да, я так просто. Оценил, можно сказать. – Я направился к бармену, он знает, как мне
помочь. Около Лили кружили мухи в светло синей рубашке и бордовой в крупную клетку.
Рубашки, рубашки, рубашки везде рубашки, мать твою, да я сам в рубашке.
- Дружище, – обратился я к тому, который сидел на втором нашем стуле – все очень здорово,
только встань со стула. – Он оценил меня взглядом, будто ему что-то угрожает.
Презрительный взгляд, приподнятые плечи, уверенность в себе.
- Это мой друг, я тебе говорила про моих друзей, это его стул, точнее, он сидел на нём. –
Уверенный голос Лили заставил паренька встать. Он что-то сказал, но я уже заказывал себе
ром с колой. Чистые пепельницы всегда смотрятся отлично, и сигарета отравляет их
изнутри. Пепел становится пеной, спустя несколько секунд она исчезает и остается грязь.
Слишком сладкий напиток, я прошу порцию рома в мой стакан. Так лучше, теперь кола не
чувствуется. Рука, как электрошок, коснулась моего плеча. Сделал последний глоток, ещё
немного и мои расчеты покатились бы в ямы, нельзя терять капли. Поворот в левую сторону,
навстречу прозрачным глазам.
- Ты какой-то грустный – Она подвинула стул ближе. Отличный маникюр, я и не сомневался,
безупречная укладка и не безупречный взгляд.
- Я всегда такой, наверно – рука потянулась за стаканом, мне не хватало всего немного. Моё
зелье пропало, стоило бы заказать ещё, но она хотела мне что-то сказать.
- Не верю, нет, ты не такой – пьяные женщины, они всегда всё знают, чувствуют и предвидят.
- Я не собирался тебя убеждать. Это всего лишь определенная стадия. Мне осталось совсем
немного, чтобы уйти в танец.
- Так это ведь прекрасно.
- Совсем нет, поверь.
- Почему? Я вот, например, люблю танцевать.
- Так в чем дело? Иди в пляс – моя левая рука указала путь.
- Я не люблю танцевать одна.
- Ян, вроде как, не против развеяться. – Стриптиз закончился, он стоял к нам спиной,
двигаясь на одном месте. Танцем это сложно назвать, но он на пути к этому.
- Мы с ним немного в ссоре – Она хотела распахнуть это завесу, я видел это, только не хотел
этого знать – Понимаешь – Лиля подкурила сигарету, подставила пепельницу к себе, сделала
актерскую затяжку, опустила взгляд и открыла кран – Когда-то, очень давно, я была в него
влюблена. Всё началось с обычного флирта, а потом понеслось и понеслось, закрутилось и
куда-то улетело. Правда, я не знаю куда. Мы не общались какой-то промежуток времени,
затем наше общение возобновилось и теперь мы только друзья, ничего больше. Я не знаю,
как мне с ним общаться, эти рамки ещё не стерты – от такого количества слов мне
захотелось выпить, меня мучила жажда, если бы кто-то разлил алкоголь на стойке, я бы стал
его слизывать, как бульдог после пробежки.
- Секундочку – мой указательный палец остановил её речь, мне удалось сделать заказ. Она
сделала глоток из своего стакана, след помады стал клеймом на стекле.
- Пойми, он мой друг, я не хочу терять его. Ты давно его знаешь?
-Нет, но я уверен – он отличный парень. – Безусловно, он отличный парень, давно я не
выбирался в людные места, спасибо ему.
- Почему ты так решил?
- Потому что я здесь.
- И что? Это не ответ. – Она нахмурилась словно учительница младших классов. «Простите,
я читал, но не учил» - такой ответ не подойдет. Крепкая рука Яна сжало правое плечо,
спасение, неужели.
- Ребят, вы чего кисните? Погнали танцевать – его тело издавало некие вибрации, мнимые
движения.
- Выпей с нами и в путь. – Он жестами объяснился с барменом, мы выпили залпом, оставив
пустые стаканы. – Ну, а теперь идите танцевать, друзья мои.
- А ты не с нами? – удивление всегда радовало меня.
- Нет, я присоединюсь к вам чуть позже.
- Ну, как хочешь – ответила Лиля и начала погружение в мир музыки.
Приятно остаться одному, ещё приятнее сидеть на мягком стуле, курить сигарету и
обнимать стакан, не о чем не думая, не слушая музыку, залипая на людей. БАМ,БАМ,БАМ –
летят шоты, у кого-то сегодня праздник. Три бармена и одна из них девушка. Интересно,
сколько за один вечер ей признаются в любви, потому что я уже готов это сделать. Её
белоснежные волосы горят в этом прокуренном месте. Она стесняется своей красоты, это
можно понять по движениям рук, ног и головы. Голубые глаза сконцентрированы на работе,
ничто не может отвлечь прекрасный разум, только на самом деле, в её голубых глазах горит
усталость. Неужели из-за того, что она девушка стоит терпеть постоянный флирт. Эти дикие
шакалы готовы наброситься на неё, перепрыгнуть через стойку и начать смаковать свежее
мясо. Куда ты пришла, девочка? Зачем, скажи. Этот ангел носится изо всех сил, чтобы
угодить пьяным мразям, а те в свою очередь плюются пошлыми фразами. Алкоголь давно
стучал в мой барабан, слова любви всегда готовы, но не сегодня, не с этим прекрасным
созданием. Краска покрывает её лицо с каждой новой фразой, где тот самый человек,
который разобьёт эти нахальные морды, возьмёт свою даму на руки и уйдет, не сказав ни
слова. Тук-тук!? Никого нет.
Здесь собрались грязные кобели. Да, я в их числе, правда сегодня мне хочется
выпить, ничего больше. Алкоголь нельзя мешать с чувствами. Он предназначен для
самоуничтожения. Последнее время мне нравится выпивать и пожирать себя. Говорить себе
«Эй, парень, да ты тот ещё мудак», тогда я понимаю, да, я тот ещё мудак. Добавляю
несколько связок самых мерзких слов и радуюсь миру.
На протяжении короткой жизни мне несколько раз попадались люди-дятлы. Они
кричал во всё горло о том, какие они херовые парни, плохие, злые, эгоистичные и прочую
чушь, но каждый раз прогибались от женских рук матери или девушки. Однажды, я пытался
объяснить одному из них: «Дружище, поверь, если тебе когда-нибудь скажут подобные
слова, ты найдешь в них мало приятного», на что незамедлительно летел ответ: « Ну, я такой,
ничего не могу с этим поделать.» Это лицо, высокомерное и гордое, ломали, как и все
другие. Сила женщин в том, что они пробираются в твою душу располагаются там, как им
вздумается, меняют все замки, оставляя ключи у себя. Они это называют любовью, но ты
просто раб. Раб женского сердца.
- Просто жесть, там столько людей – Лиля завалилась на стул и превратила свои руки в
нечто, вроде веера.
- Да, нормально всё там. – Ян до сих пор находился в ритме танца.
- Ну что? Может ещё по одной и на площадку? – Я чувствовал, как моя задница начинает
ныть, а вторая личность, выпрыгивать наружу.
- Погнали. – Он в ударе.
- Ребятки, я пас – она подняла руки в знак протеста. Мы захватили свои стаканы и
направились в сторону танцпола.
- Давай сразу на этот замечательный подиум. – Танец захватил меня. Наши тела прыгали
рядом с блестящим шестом, но это никак не смущало нас. Не знаю, как долго нам удавалось
держаться у всех на глазах, наверно, минуты две-три, затем каменная рука охранника
захватила мою пластилиновую кисть.
- Молодой человек, здесь танцуют только девушки. – Какие огромные руки у этого человека.
Агрессивное лицо, его уверенность далась ему изнурительными тренировками в спортзале,
моя уверенность живет на дне стакана. Я слаб.
- Как скажешь, как скажешь. – Последний глоток на вершине Олимпа. Стакан и Ян остались
вместе с Лилей, а я отправился искать себя в танце. Власть захватил кто-то другой, я стал
узником собственного тела. Мои руки гоняли ветер, ноги ловили ритм музыки. Мне
абсолютно плевать на вчерашний день, сегодняшний, завтрашний – всё это осталось где-то
там позади, этого нет. Теперь только танец и удовольствие.
В какой-то момент в голову залетело название песни. Срочно нужно её послушать,
она великолепна, местное дерьмо уже приелось. Я подошел к DJ, он пританцовывал возле
своего ноутбука и огромных пластинок. Его небольшое пузо, обтянутое серой синтетической
футболкой с непонятной надписью, покачивал вместе с ним. Джинсы – лосины, белые кеды,
черный браслет на правой руке, темные очки-авиаторы и небольшой хохолок на круглой
голове придавали ему уверенности в себе. «Да ну его к голодным собакам» - подумал я, но
через секунд пятнадцать всё-таки подошел.
- Дружище, поставишь трек? – я взял его за плечо и почувствовал его мягкую кожу, будто бы
он шар из воды. У меня не получалось нащупать кость.
- Да, конечно – ответил он. – Какой? – Да, он неплохой парень. Я назвал ему трек. – Хорошо,
будет сделано. – «Славный, славный парень» - пронеслось у меня в голове. Воодушевлен и
рад, как ребенок, чью прихоть вот-вот удовлетворят, я отправился дальше в пляс. Люди
казались мне мрачными и скучными, медленные и нудные. Я схватил за плечи одного парня,
который куда-то направлялся, прям в самом центре танцпола, и начал его трясти.
- Давай танцевать, мужик, давай двигаться! – Он посмотрел на меня ошарашенным взглядом
и ушел. Начался следующий трек, затем ещё один и ещё. Этот хохолок так и не поставил мой
трек. Разочарованный я отправился к стойке. Ступенька, вторая, открывается вид на эту
милую парочку. Он сидит на стуле, обнимая её талию, она прижалась к нему, их языки
сплетены, любовь победила, или алкоголь, только кому какое дело. Подошел к другому концу
стойки, чтобы не добавлять новой краски на их лица, достал сигарету и закурил. Непруха,
сегодня явно не мой вечер. Докурил, пошел в туалет. Звук разбивающихся капель будит во
мне некое озорство. Начинаю играться с напором, поднимая давление и опуская. Так можно
и мелодию наиграть, правда, нужно немного больше жидкости. Подхожу к умывальнику,
колючая вода касается лица, чувствую, как пересохло в горле. Заходит темноволосый мужик,
в вязаном горчичном свитере, он тоже неплохо надрался.
- Братан, выручай. – Это тело стоит на выходе, правая рука прижата к груди. – У тебя есть
презервативы?
- Только сигареты. – Он делает неизвестные движения руками, показывая свою
разочарованность во мне, уходит в кабинку. Я ухожу к барной стойке.
- Ну, что? Может, свалим отсюда? – Беру сигарету из пачки, лежавшей между ними, нет,
курить не хочется, ломаю её и кладу в забитую пепельницу.
- Зачем ты это сделал? – говорит Лиля.
- Извини, если хочешь, возьми мои. – Протягиваю ей пачку.
- Нет, не надо.
- Да, погнали, только за счет заплачу. – Ян расплачивается картой, даёт ещё сто пятьдесят
рублей, и мы уходим. На улице моросит мелкой дождь, напоминая рассыпанный сахар на
полу кухни. – Надо вызвать такси. – Он отошел слушать гудки мобильного телефона. В одной
из тачек, стоящих у клуба долбит музыка, открывается дверь и вываливаются два тела
разного пола. Спускаются окна, начинается движение. Каблуки подводят разукрашенную
красотку, её приятель заманивает тушку к капоту. Она пьяна, он пьян, водитель и ещё одна
дама на заднем сидении тоже пьяные. Мотор белого мерседеса начинает рычать, соперничая
с музыкой из динамиков. Веселье продолжается. – Машина подъедет через три минуты. –
Говорит Ян. - Ты с нами?
- Куда?
- Ко мне. Можешь остаться у меня, зачем тебе ехать домой.
- Далеко станция? – всё закончилось, я хочу вернуться к себе.
- Нет, может километр, чуть больше. Да, зачем тебе это? Оставайся у меня, завтра спокойно
уедешь.
- Сможешь объяснить как дойти? – Музыка из тачки резала уши, как дым крепкой сигареты
режет детское горло.
- Да. Идешь прямо до того светофора, там направо и по прямой, там уже разберешься. – Мы
постояли у клуба, пока не подъехало такси. Задние стекла вспотели, дворники работали
синхронно, напоминая профессиональных гребцов. Ян кинул вопросительный взгляд,
указывая на машину, последний вербальный отказ.
- Спасибо. – Я пожал ему руку, кинул прощальные слова Лиле, и пошел. Когда я свернул
направо, то оковы спали, корка отвалилась, стало приятно. Так всегда бывает после клубов
или баров. Меня не печалил ни дождь, ни холодный ветер, ни дорого впереди. Мне просто
было хорошо.
Я остался один. После таких вечеров побыть одному всегда в радость. Улицы ещё
стояли пустыми, я улыбался этому. Я улыбался пустым автобусам, сонно направляющимся к
остановкам, улыбался мелким лужам - обществу прозрачных капель, серому небу и
кирпичным домам. Да, приятно иногда быть пьяным и одиноким.


Дом в области

Мы заезжали во двор к Анне. Нигде нельзя припарковаться. Из двух полос, куча
металла, сделала одну, с одной и с другой стороны стояли машины, машины, машины. В
итоге, мы остановились напротив подъезда и стали ждать. Я смотрел на рыжую кошку,
сидевшую на крыше черного «Рено». Она спрыгнула на капот и грациозно, с высоко
поднятой головой подошла к краю. Свет фар создавал атмосферу сцены, где рыжее создание
оказалось звездой. Кожаный ошейник резал шею, она подняла правую лапу, облизала её
несколько раз, затем спрыгнула на асфальт. Плавность движений говорила о полном
спокойствии. Домашние коты и кошки никогда ни о чем не думают, за них уже всё
придумали. Две пары лап, как превосходные фигуристки, скользили к луже у подъезда.
Шероховатый язык, несколько раз коснулся воды, оставляя после себя мелкие вибрации в
виде волн. Серебристая металлическая дверь открылась, кошка превратилась в леопарда и
проскочила в подъезд.
- Да, алло – сказал я в трубку.
- Через сколько вы будете? – На другой стороне раздался голос Иры.
- Не знаю, мы вот заехали за ещё одним человеком. Ждем пока он выйдет.
- Каким ещё человеком? – я чувствовал легкое раздражение на другом конце трубки.
- Да, это моя двоюродная сестра. Всё нормально, не парься.
- Какая ещё сестра?! Я тебя жду, а ты там ещё за кем-то заезжаешь. – Её голос резал слух,
неужели нельзя быть проще.
- Успокойся. Мы скоро будем. – Большой палец отключил эфир. Дима сидел за рулём и
смотрел вперед.
- Ну, где твоя Аня? Нам пора уже ехать, весь алкоголь у нас. – Говоря это, он продолжал
смотреть вперёд. Его громадные руки повисли на руле, майка немного стесняла, он был
этому только рад. Ещё один качок, восхищающийся своим телом. Я ничего не ответил. Через
минуту она вышла и села в машину.
- Привет, мальчики – Красное пальто ядовито выделялось на фоне черных сидений. Макияж,
прическа, руки – она готовилась и это меня приятно удивило.
-Здравствуй, Анна. – Я представил её Диме, и мы тронулись с места. Она рассказывала
университетские истории. Её голос был грубоват, она пыталась смягчить его порывами
смеха, это не помогало. Каждый раз, когда слова подталкивались клубком смеха, казалось,
будто бы она пытается откашляться. Мы выехали на шоссе и встряли в пробку. За окном
играл вечер, звезды уже пробили ватное небо и повесили свой флаг. Тысячи ночных огней,
никогда не смогут заменить солнца. Эти огни были повсюду: с окон домов, фар автомобилей,
фонарных столбов, билбордов. Они лишь жалкие куски чего-то прекрасного, стоящего.
- Так куда мы едем? – Аня коснулась моего плеча, слишком мягкое прикосновение для такого
голоса.
- К одной нашей знакомой, она тоже с работы. – Я приоткрыл окно, почувствовал легкое
щекотание между пальцев, повертел кистью, чувствовал, как её обволакивает влажный
воздух. – Тебе не всё равно?
- Эй, ты чего такой козел? – Её рука ударила меня по плечу. Голос выдавал нотку гнева,
возможно, она успела отыграть эту роль лицом, только я сидел на переднем сидение. –
Конечно же нет.
- Да не волнуйся, всё нормально. – Пробка прорвалась, музыка заиграла громче, педаль газа
поддалась под давлением правой ноги и мы рванули вперёд. Дорога блестела после
мимолетного дождя, как лакированные туфли. Машина держала себя уверенно, не о чем было
беспокоиться. Сто двадцать, сто тридцать, беговые лошади отставали одна за другой.
Я вспомнил, как возвращался домой на такси со своей сестрой и племянницей.
Сестра держала малышку на руках и показывала ей уходящие вперед машины. «Смотри,
белая, а вон красная, снова белая» - слова превращались в игру. Племянница всегда радостно
вскрикивала и тыкала своими крохотными, ещё кривыми пальчиками в окно. Я обернулся
посмотреть на них, они выглядели счастливыми. Смех осыпался снежной лавиной прямо в
грудь, он что-то дергал во мне, что-то родное и забытое. Даже закрыв глаза, видел это
счастливое лицо, эти крохотные ямки на щеках двухгодовалого ребенка. Настоящий смех,
радость, счастье, взятое из ниоткуда. Во сколько лет мы теряем это всё? Я не знаю.
- Макс, Макс – правая рука заехала мне по ребрам. – Смотри, какая ЛЯЛЯ! – он поравнялся с
черным джипом, за рулем сидела ухоженная блондинка, лет двадцати – двадцати двух, трех. –
Хороша ведь. Сейчас мы её натянем. – Заработала правая нога. Дима повернулся ко мне,
чтобы я отдал дань уважения. Я улыбнулся, но ничего не почувствовал.
Я взял два пакета с алкоголем, Дима достал закуску и другое барахло. Аня держалась
уверено на незнакомой местности. Мы зашли в темный дворик, слева шумели деревья,
желтые листья уже отдыхали у их ног, справа, железные качели, они спокойно двигались из
стороны в сторону, поддаваясь ленивому ветру. У крыльца, валялся старый футбольный мяч,
я коснулся его ногой и почувствовал, как он меняет свою физическую форму из-за
недостатка кислорода. Двор выглядел хорошо, немного тоскливо, но всё-таки хорошо. Летом,
здесь приятно проводить время, спрятавшись за покрывалом из веток деревьев, попивать
какой-нибудь легкий напиток и покопаться в себе, или в земле. Вечером, развести костёр,
закинуть туда сырых дров и слушать, как лопается древесина, подобно треску старого
радиоприемника, хрясь, хрясь, давление знает своё дело.
- Господи! – Воскликнула Ира – Вы такие долгие – Она двинулась нам навстречу,
остановилась в трех шагах и пялилась в наши тела. За ней подошли и другие ребята: Никита с
Полиной, Илья и Диана. На скорую руку все перезнакомились, отправили часть алкоголя в
морозилку, часть на стол. Я открыл банку пива, сделал глоток и поставил её на деревянный,
круглый стол. Изнутри дом смотрелся недурно. Деревянный пол, стены, мебель, лестница на
второй этаж и ковры. Ира протянула стакан, я отказался. Взял банку пива и поковылял в одну
из двух комнат, находившихся на первом этаже. Телевизор висел на стене, напротив, большая
кровать, с целым набором подушек. Однотонный красный плед, скрывал мягкий матрас.
Захотелось прилечь. Чувство собственной грязи не позволяло мне этого сделать. Такие
кровати, предназначены не для таких, как я.
Прошел час, ничего не двигалось. Илья отчаянно пытался спасти ситуацию,
объединить королевства. Его короткие, худые руки, как два кукурузника «АН-2» парили над
землей, помогая ему в самобытном театральном представлении. Он стоял посреди гостиной,
в зауженных синих джинсах, сером свитере и черных носках. Его голубые глаза, как два
школьных глобуса, притягивали к себе, короткие курчавые волосы, казалось, хотели убежать
с головы, а на правом краю губ, пенилась крохотная слюна. Так бывает, если употребляешь
некоторые вещества.
Я налил себе виски с колой, остальные отказались, они ещё не успели прикончить
предыдущий стакан. Аня сидела за столом, делая вид заинтересованного персонажа, Полина
с Никитой раскинулись на диване, устремив свои взгляды на Илью, а я следил за движением
губ Иры и Дианы. Они стояли у входа, обмениваясь информацией, их лица выражали
презрение и негодование. На Ириной коже, из воска, появлялись красные пятна. Злость
выходила наружу. Диана слушала её изречение, кивая своей маленькой, овальной головой.
Две брюнетки, с цветом кожи двухдневного покойника, только Ирина кожа заселена
крохотными веснушками, а Диана была Арктикой, где никто не обитает. Я видел их в
профиль, они привлекали своими миниатюрными фигурами, длинными волосами и
тонкими, розовыми губами. Я повернулся к Ане, сидевшей с правого фланга.
- Ты как? Всё нормально? – она сделала глоток из пластмассового стакана, я увидел микро
дырочку над верхней губой, с левой стороны, вспомнил – раньше там красовалась сережка.
- Всё отлично. Не переживай – её рука коснулась моей кисти, холод и неловкость пробрались
ко мне. Вся эта картина, стала для меня отвратной. Алкоголь впадал не в то настроение. Он
заливал трюмы, где находился склад агрессии. Я понимал, сегодняшний вечер закончится
неудачно. – Ребят, а у нас есть карты? – Аня заставила обратить внимание на себя. – Если
есть, то давайте сыграем в одну игру. – Растерянные лица показались миру.
- Ир, у тебя есть карты? – Её ледяной взгляд переметнулся с Ани на меня. Выдержать его
оказалось нетрудно. – Ну так что?
- Где-то были. Сейчас посмотрю. – Через десять минут колода карт находилась у меня в
руках. Пятьдесят четыре карты, отобрал тридцать шесть и начал перетасовывать колоду,
представляя себя крупье. Мы начали играть, попутно вслушиваясь в правила. У меня
закончился алкоголь. Бутылка пуста. Открыл морозилку и достал ещё одну, наряженную в
зимнее платье. Колючая изморозь резала пальцы. Я вернулся за стол, где Аня гоняла свою
пластинку уже по четвертому кругу. Казалось, будто ребята нарочно не хотят понимать
правила. Как только начинался ход, то возникали вопросы, за ними другие, этому не было
конца.
- Всё, с меня хватит. Я пас. – Оставил карты на столе, рубашками к верху, взял стакан,
сигареты и отправился к выходу. На улице гулял мелкий дождь, поэтому присел на крыльце,
на бетонную ступеньку. Холод уже преодолел джинсы, тепло тела сможет побороть его, через
минуту всё урегулируется, либо я застужу почки. Я сделал глоток и почувствовал, как
газировка поднимается наверх и превращается в углекислый газ. Эти женщины так похожи,
черт возьми, все женщины похожи. Чувство собственность растёт с ними ещё с детских лет.
Они неисправимые собственницы. Пытаются поработить мир, а если уж не целый мир, то
какого-то мужика. Их условия всегда одинаковы: я не знакомлюсь с парями на улице, я не
целуюсь с приятелями, не сплю с друзьями и куча мелочей, которых они не делают с людьми
потому, что это местечко приготовлено для суженого. Когда же этот человек находится, то на
его планету падают астероиды, выжигающие всю его сущность. Изначально он пытается
бороться, восстанавливать землю. Но женщины, хорошие женщины, всегда диктаторы. Ты
ведешь тяжелую битву, где жертвы неизбежны. Отдаешь ей своих друзей, алкоголь, вещи,
деньги, одиночество и, в конце концов, отдаешь ей свои мысли. Сердце у тебя уже давно
забрали. Жизнь спасена, кажется, всё стабилизировалось и так проходит какой-то
промежуток времени. Потом она начинает встречаться со своими друзьями, упрекая тебя,
будто бы вам надо проводить время не только вдвоем, начинает поедать твой бюджет,
называя твои собственные деньги «общими», и в итоге, ты понимаешь, кто стал рабом. У
тебя ничего нет, всё, что было, ты отдал.
У меня было две девушки, взявшие моё сердце в аренду. В один момент, я был готов
жениться, не думая ни о чем. Готов был стать ячейкой общества, быть, как все и гордиться
этим. Идти правильной жизнью, по мнению большинства. Затем, фундамент дома треснул,
этажи полетели вниз. Все, кто находился внутри - погибли. На костях дом не построишь. Мы
бросали друг друга и уходили. Я уходил к алкоголю, они к новым парням.
- Ты чего тут расселся? – Голос Иры раздался из-за спины. – Давай вставай. \
- Нет, спасибо. Мне здесь нравится. – Она обхватила мою шею ледяными руками, у неё
всегда холодные руки. Я почувствовал её духи, слишком приторный запах.
- Макс, ну вставай, ты чего? – Её голос звучит с правой стороны, так близко, что во мне
просыпается желание, распыляется в голове, мешая увидеть реальность происходящего.
- Небо всегда такое странное и одинокое. В одиночестве оно свободное, не думаешь?
- Нет. Почему? – Она всё также звучала с правой стороны, только уже где-то далеко.
- Оно само решает, что ему делать. Ну вот захотело, и наградило нас дождём. – Я протянул
руку в надежде поймать несколько капель. «Наградило нас дождём» - повторил я про себя.
- Ты уже пьяный что ли? – Этот тон может убить человека.
- Именно. – Я высушил стакан, встал и полез в карман за пачкой сигарет.
- Нет, нет, нет. Только не курить. – Она обняла меня. – Прячь сигареты, я сказала. Пойдем на
второй этаж, покажу тебе свою комнату. – Выбора нет. Мы поднялись по деревянным
ступенькам, некоторые из них рычали, как голодные собаки, другие стонали под тяжестью
наших тел. Квадратная комната, с низким потолком и большим окном. Журнальный столик
заваленный хламом, который всегда пригодится. Застеленная кровать мятного цвета,
телевизор, шкаф, полки с дисками и сувениры из разных стран. Ничего не обычного, всё так,
как и должно быть. Она рассказывала, в каких странах побывала, куда летали её родители,
что интересного в том или ином месте. Её голос звучал так, словно мы попали в аквариум,
это прелесть низких потолков. Я подошел к столу и увидел в куче разбросанных бумаг,
карандашей и косметических принадлежностей листок со стихотворением:
Говорят, нас никто не услышит.
Мы идем по дороге одни.
Но не стоит лезть нам на крышу,
Ведь оттуда все люди малы.
Все приходят, уходят как мыши.
И никто не стучит прямо в дверь.
Ну, забудьте уже о приличиях,
Давай выпьем и станем родней.
Вам с утра завтра рано вставать,
С бодуна не охота проснуться.
Мы забудем про море зимой
А как лето, так все окунутся.
Нет, не травит сигара людей,
И та дурь, что успел затянуться,
Не отравит всех ваших детей.
Их загубит одна только вещь,
Что оставит их души в темнице.
Там не будет всех этих людей,
Там одна темнота, ты поверь
Я ведь был там, и там моя тень
Под пудами земли много дней.
Может, хватит скрываться за дверью
Поверни влево ключ, оборот и ещё.
Одиночество нет, ты придумал его.
- Это я с родителями, в Италии. – Мне потребовалось несколько секунд, чтобы понять, о чем
она говорит. Дело в фотографии, стоявшей в верхнем левом углу, рядом с книгой Жюль Верна
«Вокруг света за восемьдесят дней.»
- Отличная фотография, ты выглядишь счастливой – она взяла её в руки, притянула к себе.
Люди и вправду выглядели счастливыми и загорелыми. Порывшись в голове, перебирая
старые фотографии семьи, мне припомнилось несколько снимков, где мы все вместе. Не
помню, был ли я тогда счастлив. Думаю, да.
Мы спустились вниз. Полина с Никитой вросли в диван. Полина накинула на себя
шерстяной плед, опустила голову на грудь Никиты и залипла в телевизор, питаясь
картинками зарубежных клипов. Его левая рука стала гребнем для её золотых волос. Она
ровно, не спеша проходилась от самой макушки до кончиков волос, уснувших у неё на груди.
Правая кисть держала опору всего сооружения. Вены напряглись, плечо немного вышло из
привычного состояния, но это того стоило. Счастливые, голубые глаза, служили маяком для
потерянных кораблей в этой комнате. Удовлетворенный кот, зажатый в серый свитер,
подчеркивающий его жировой мешочек. Бывший спортсмен. Илья подсел на уши Диане с
Аней. В его организме циркулировала адская смесь, она вырывалась наружу в виде слов,
движений, взглядов. Аня ещё неплохо держалась. Поддерживала беседу, улыбалась. Я бы мог
подумать, что ей интересно, только её выдавали глаза. Я уже видел этот взгляд, ещё одни
очки, за которыми она скрывается.
- Слушайте, - Илья подорвался с места, как солдат подрывается при виде старшего по
званию. – Давайте сыграем в одну игру. Она крутая, настоящий огонь.
- Мы видимо в разных кондициях. Дай подкрепиться. – Я налил себе ещё стаканчик. Меньше
колы, ещё меньше колы. Сегодня определенно стоило напиться. Солнце давно зашло за
горизонт, подули ночные ветра. Опьяненные волны приближались к берегу, белоснежная
пена щекотала ступни. Спустя час, приближался ураган. В такие моменты, я всегда
раздевался, прыгал воду и плыл ему навстречу. Музыка показалась слишком тихой. Сделав
громче телевизор, моё тело понесло в танцы.
- Черт возьми, мы приехали отдохнуть или зарабатывать геморрой? – Никто не поддержал
мою идею, поэтому выдавать искрометные ПА мне пришлось одному. Взгляды, взгляды,
больше взглядов. Дайте мне почувствовать себя стриптизершей у шеста, с кривыми руками,
деревянным телом и чувством ритма. Я построил в голове танцпол, теперь никто не в силах
остановить эту машину. Теперь никого не существует. Минут через двадцать, Ира с Дианой
вышли на улицу покурить, Полина опустила голову на колени Никите, начиная
придремывать, а Илья давал чтение перед единственной жертвой в зале – Аней.
- Вы чего такие мрачные? – Зажигалка поделилась пламенем после трех мучительных
попыток прокрутить металлическое колесо. Затяжка, уголек горит всё ярче, дым
растворяется в воздухе.
- Всё нормально, Макс. – Такой высокий тон свойственен только девушкам, которые считают
себя трезвее окружающих их людей. Видимо Диана решила взять на себя эту роль.
- Нет, ничего нормального нет. – Люблю прямых людей, только не пьяных и прямых, такие
люди копаются не в своем огороде. – Я хочу, чтобы твоя подружка уехала, как её там? Аня?
- Именно.
- Я хочу, чтобы она уехала. – Пренебрежение, зародившееся при телефонном разговоре,
появилось на свет. Человеку свойственно предвзятое отношение, тут ничего не поделать,
плохо только то, что не все в силах его изменить.
- Если она уедет, я уеду вместе с ней. – На самом деле, уехать домой, неплохая идея. Мне
никогда не импонировало просыпаться в чужой постели.
- Ты можешь остаться, Максим. Давай вызовем ей такси, пусть уезжает. – К воротам
приблизилось тело. Звонок прокричал на весь дом. – Это мой сосед.
- Я с ним поговорю.- Ира хотела что-то сказать, но не успела, я уже двигался в сторону ворот.
- Если вы не выключите музыку, то я вызову милицию! – Его голос вилял, как хвост
бездомной собаки, руки тряслись, а глаза таращились в определенную точку, не на меня.
- И вам доброй ночи. В чем, собственно, проблема? – Я завалился на раму дверей. Плечо
почувствовало температуру метала, слишком низкая, лучше не облокачиваться.
- Проблема в музыке, которая орёт на всю улицу. Я вызову милицию, слышите меня? – Теперь
он смотрел на меня. Его глаза выдавали злость и страх.
- Полицию – спокойно произнес я.
- Что? – он в недоумении смотрел на меня.
- Вызовите полицию – пришлось повториться.
- Именно – вскричал он.
- Это ваше право.
- Они разгонят вашу шайку-лейку.
- Это спорный вопрос. Вы извините меня, я вас не совсем понимаю. Ваш дом находится на
расстоянии тридцати метров, за двухметровым забором. Музыка, которая играет у нас в доме,
почти не выходит наружу. Вот, например, сейчас. Я бы не сказал, что такая громкость,
противозаконна. Что вам мешает, не могу понять. Может вам кошмары снятся?
- Ничего мне не снится. Я вызову полицию, мне это уже осточертело.
- Не хотите выпить?
- Я не пью.
- Тогда всё ясно.
- Я ответственный гражданин своей страны. Я не шатаюсь где попало по ночам. А вас,
молодые люди, больше предупреждать не буду. Вызову полицию и всё. – Его подбородок чуть
не сломал ему шею. Ещё один гражданин нашей великой страны, который прячется за
своими правами. Непьющие люди, как динамит, у которого когда-нибудь догорит фитиль,
они взорвутся и заберут всех грешников в ад.
- Как скажешь, приятель, как скажешь. Наверно, тебе пора идти?
- Я уйду и больше не приду. Придет милиция. – Его редкие, темные волосы, как ветви
молодой березы, качались из стороны в сторону. Худощавое тело немного горбатилось,
пытаясь спрятаться от всего окружающего. Он ступал медленно и неуверенно, зашел за
дерево и ускорил шаг. Вот она, ячейка общества.
- Так что? – Ира загородила дверь, уперлась руками в бока и смотрела на меня. Холод
пробрался под одежду, рубашка пропускала ветер, по телу побежали мурашки. – Она
уезжает?
- Да. Я тоже уезжаю. – Она отошла, когда рука схватилась за дверную ручку. Духота ударила в
лицо, кожа начинала краснеть. Ещё пол стакана виски, приправленные колой, упали в
желудок. Подошла Аня.
- Эй, малыш, может, ты не будешь так много пить?
- Мы сейчас уезжаем.
- Как скажешь. Сегодня, видимо, не твой день.
- Это точно. – Ира зашла в дом, посмотрела на нас и побежала на второй этаж, за ней
кинулась Диана. Не стоит оттягивать, пора звонить Радику, пусть забирает меня из этого
дурдома. Как ни странно, но он ещё не спал и сразу согласился приехать. На столе стояло
несколько бутылок вискаря, кола, чипсы, сухарики, бутылка пива и карты. Жаль оставлять
такое количество алкоголя тем, кто уже не пьёт. Я предложил схватиться за мечи, одолеть
зеленого змея, вот только мои союзники выглядели поникшими. Они уже давно сложили
оружие, в ожидании своего приговора. Полина засыпала на коленях у Никиты, он
отрицательно покачал головой на моё предложение, а Дима с Ильёй искали место ночлега.
Аня показала на свою чашу, где ещё не высохло зелье, дав мне понять – добавка не нужна.
Взяв желтый пластиковый стакан объемом 0,4 литра, и залив его наполовину вискарём,
наполовину колой, я возрадовался, хотя и знал, что эта доза одолеет меня. Сделал несколько
больших глотков, как насос, откачивающий канализационную грязь, я пролил несколько
капель на паркет. Черные точки выбивались из всей паркетной сетки. Их нужно срочно
удалить. Искать тряпку лень, поэтому в работу пошла правая нога, мой носок, с рисунками
инопланетных лиц, поглотил сладкие капли. Паркету ничто не угрожает.
Диана вальяжно спускалась по лестнице, как принцесса Великобритании, на своём
званом ужине. Её мелкие, обрезанные, несвойственные девушке пальцы, чуть касались
перил, как бы приглаживая их. Шаг, за ним второй, тик-так часики идут, машина едет, пора
прощаться.
- Максим, ты же сам нас сюда затащил, а теперь уезжаешь? – сонный голос Полины, зазвучал
на главной сцене. Она, как русалка под ударами солнце, растянулась на кровати.
- Так вышло, мне надо уезжать. Извините ребят.
- Ну ладно, ладно. Нам больше места достанется. – Её спектакль закончился, и занавес
опустился. Мы обменялись с Никитой крепким рукопожатием. Дима с Ильёй залипли в
монитор телевизора, поедая цветные картинки. «Ладно, мужик, давай.» - они и глаз не
подняли на этой фразе. Телефон завибрировал в кармане, Радик приехал. Аня начала
собираться, сказав, что подождет меня у машины. Я приступил к восходу на второй этаж,
оставляя препятствия, в виде ступенек, позади себя. Первый пролет покорился, на втором
начинал чувствовать, как дерево превращается в болотную гущу, становится всё тяжелее
передвигать ногами. Левая рука приходит на помощь, подталкивая мою тушу. Она сидела на
кровати в позе лотоса, ковыряясь в своём телефоне. Горела настольная лампа, добавляя
некой интимности этому месту. Под боком небольшая книга, видимо сборник
стихотворений.
- Тебе понравилось стихотворение? Я видела, ты его читал. – Она схватила мой взгляд и
провела его к столу, как родители проводят детей к детскому саду.
- Я не особо люблю поэзию. – Мне бы хотелось объяснить ей почему, но она не услышит
слов.
- А, ну да, ну да. Ты ведь у нас только алкоголь любишь. Как я могла это забыть. – Она нервно
качала головой, вбивая гвозди в деревянный пол.
- Это точно. – Нельзя разбивать мнения людей, они им нужны для самолюбования.
- Его написал один мой хороший друг. Он просит моего мнения. И я скажу ему, что оно
хорошее, оно мне нравится. Этот человек хоть что-то делает, к чему-то стремится, не то, что
некоторые.
- Кажется, парню не хватает внимания. Похвали его, пусть воспрянет духом.
- Ты ничего не понимаешь, тебе ничего не интересно. – Она взрывалась, а я начинал
уставать. – Он хоть чем-то занимается, о чем-то думает. А чем занят ты? Вечный тусовщик и
пьяница. Тебе бы затащить эту твою «сестричку» в кровать и все здорово. Ты никогда не
думаешь о других, только о себе любимом. Тебе плевать на людей, на их чувства, поступки.
Ничего, абсолютно ничего тебя не волнует. Ты аморален. Я никогда ещё не встречала таких
эгоистов, как ты. – Слова оказались рядом, они спускались, как растаявший горный водопад,
иногда с кусками льда. Я вижу и слышу всё, только это проходит мимо меня. Трудно задеть
человека поверхностными словами, такие вещи сказать может любой. Задеть человека могут
только близкие люди, а те будут бить совсем другими словами.
- Согласен. Я зашел сказать тебе, что мы уезжаем. – Дверная рама подпирала моё тело.
- Ну и вали со своей шмарой. Тебе только алкоголь и шмары всякие интересны. – Она
неистово засмеялась, считая своё попадание точным. – Забирай свою шмару отсюда. Надо
будет окна открыть, проветрить дом.
- Следи за словами.
- О, тебе не нравится? Что я поделаю, если она шлюха. – Женщины больше всего ненавидят
других женщин. Они готовы поедать их сырыми, без приправы и соли.
- Закрой рот. Ты не смеешь её так называть. – Трудно, слишком трудно контролировать гнев
внутри себя. Лучше уйти, ибо это приведет к печальным последствиям.
- Нашелся мне тут защитник всего женского рода. Укатывай давай со своей потаскухой. –
Свист пуль из слов летел со всех сторон. Некоторые из них попадали мне в спину, в затылок,
в ногу. Я спустился, отпил большую часть стакана, встретился взглядом с Никитой, он
усмехнулся, я тоже.
Воздух, мокрым полотенцем укутал моё тело. Несколько фонарей светили за воротами,
указывая путь к долгожданной свободе. Чувство отвращения разъедало меня, оно уничтожало
все остальные чувства, копившиеся где-то внутри. Я подходил к калитке, в этот момент
открылась входная дверь. Тень Иры подползла к ногам.
- Ты - мудак, чертов ублюдок. Ну и вали, вали отсюда. Зачем ты вообще сюда приехал со
своей шмарой? – Она явно не думала о комфорте своего соседа. Я стоял прямо на её голове,
заметив это, мне стало неудобно, сделал три шага в правую сторону.
- Именно это я сейчас и делаю. – Руки, словно Питерские мосты в час ночи, поднялись к
небу.
- Пошел ты. Я тебя ненавижу, ты - конченный урод. – Дверь захлопнулась, но крики не
утихли. Я
развернулся, подошел к калитке, взглянул на горящие огни, и мне стало жаль. Жаль ребят
внутри этого дома. Они попали туда по моей инициативе, а теперь я сбегаю.
Я сидел на переднем сидении. В салоне работала печка, воздух закипал в атмосфере.
Окна закрыты, опустил одно на четверть, дышать можно. Из колонок доносилась
неизвестная радиостанция. Опустил полностью окно, рука вступила в схватку с ветром.
Крупинки дождя начали покрывать кожу. Они походили на улей пчёл приклеенных к своему
пасечнику. Я вылез из окна наполовину, держась левой рукой за поручень. Сотни водяных
комаров кусали моё лицо. Обгоняющие нас машины сигналили, а я в ответ махал им рукой.
Кто-то тянул меня обратно, но мне хотелось насладиться этим коротким моментом.
Свирепый ветер, нервный дождь и одинокая ночь – не лучший ли это способ, чтобы
почувствовать мир таким, каков он есть.
- Макс, не делай так больше, я тебя прошу. – Радик выглядел слишком уставшим. Его лицо
впало, а глаза почти закрывались. Копна темных волос повисла над его квадратным лбом. Я
не знаю, зачем он согласился приехать, надо было вызывать такси. Что за странное желание
появляется у некоторых людей, всегда помогать другим людям и получать от этого
удовлетворение. Нередко в глазах у них играет некая гордость. Они чувствуют своё
превосходство над человеком. Нет, они не станут просить ничего взамен, но этот взгляд в
тысячу раз хуже обычного бартера. Я почувствовал себя должником, не знающим, как
расплатиться с долгами.
Мы зашли в лифт, выбрали этаж, дверь закрылась. Лифт не торопился подниматься
наверх. Он был весь изгажен мыслями школьников, оставлявших свои цитаты шариковой
ручкой поверх зеленой краски. На потолке кто-то нарисовал стрелочку и подписал «выход»
синим маркером, рядом надпись «КЭП» черного цвета. Никогда не видел смысла в таком
веселье. Дверь открылась, мы зашли в квартиру. Аня пошла в ванную, а я начал расстилать
кровать. Все это проходило без света, он только мешал бы мне. За стеной бежала вода, она
гроздями падала вниз, пробивая стальное дно. Бомбардировщик крушили белоснежную
поверхность, ванна погрязла в боевых действиях. Я сел на кровать, примкнув спиной к стене.
Меня начало уносить вдаль, моё сознание покатилось по спирали ко дну пустого колодца.
Чёрт возьми, мы не можем жить без женщин. В них заключена вся сила и энергия этого
мира. У тебя может не быть друзей - плевать. Останешься без семьи - всё равно выживешь.
Заберут дом - найдешь выход. Лишишься всех денег – проживешь. Поломаешь ногу – заживёт.
А вот с женщинами, ничего не сделаешь. Ты отдаёшь им себя, а дальше, решают они. Как
только ты доверился им, твоя судьба в их руках. Они могут довести тебя до вершины Олимпа,
а могут отправить тебя на вечные муки к Аиду.
- Макс, ты спишь? – мягкий шепот разбудил меня.
- Почти.
- Может быть, ты разденешься? – грязное тело, на чистом белье.
- Нет, позже. – Она легла рядом, я почувствовал тепло её тела, медовый запах растворялся в
мрачной комнате. Лёг на спину, положил руки на грудь, уставился в потолок. Круги
проплывали перед глазами.
- У тебя есть друзья? – эта фраза повисла в воздухе, деформировалась в бетонную плиту и
нависла надо мной.
- Да, есть один друг.
- И где он? – Она повернулась ко мне боком, я продолжал лежать на спине.
- В том месте, где я вырос. – Обрывки воспоминаний включи свет в голове. На одной из
последних встреч, я увидел, как он примеряет траур. – Недавно у нас друг погиб, и я впервые
увидел его боль. Боль, которую он не скрывал от меня. Знаешь, это так странно. Ты знаком с
человеком много лет, но слишком мало видел в его душе боли, грусти, тоски. А самое
главное, что он сам по себе такой. Человек не умеющий грустить, не знающий отчаяния. В
его жизни достаточно херни, чтобы он сказал: «Эй, какого черта? Почему жизнь подсовывает
мне это дерьмо?», но он говорит: «Да плевать, мужик. Что-нибудь придумаем».
- Ты считаешь его сильным человеком?
- Я считаю его сильным и потерянным, а это самое худшее сочетание, в данное время.
- Что случилось с тем парнем? – Она старалась задать этот вопрос, как можно осторожнее.
Ведь интерес сидел в её голове.
- Купил по дешевке мотоцикл и захотел почувствовать что-то новое. У него не было прав,
насколько я помню. Глупо, это так глупо.
- Мне жаль его. Такой молодой.
- Нет. Жалеть нужно не его, а жену и двух маленьких детей. Он - эгоист, не ставящий жизнь
ни во что.
- А что, если это судьба?
- Значит, она безрассудна, значит этот мир слишком жестокий для нас. Трудно верить в
судьбу, когда вокруг происходит подобное. Это лишь личный случай. Мне противно
размышлять о судьбе посреди ямы из трупов и горя.
- Ты не думаешь, что такое может произойти с любым из нас? Не мотоцикл, так машина,
автобус, лифт, кирпич, взрыв. Ты не думаешь, что это может произойти с тобой?
- Все возможно. Моё дело препятствовать этому. Ещё слишком рано.
- Рано? Почему?
- Потому что есть люди, за которых ты несёшь ответственность, и они взамен поступают
также. Вы связаны.
- О ком ты говоришь?
- О семье, Ань. Мать, отец, сестры, брат, тетка с дядей, друзья. За всю жизнь, мы успеваем и
так подсунуть им кучу дерьма, так ещё и такой сюрприз на подносе. Слишком эгоистично
умирать в больших семьях. Другое дело, когда ты один. Ты можешь, не задумываться ни о чем
и будь что будет. Хватай свою задницу и тащи её, куда тебе угодно. Прощайся со своей
жизнью, как ты хочешь. Она только твоя. Ты всего лишь крупинка в тоннах зерна.
- А у тебя большая семья? - спросила она.
- Слишком большая, чтобы так умирать.
Меня начало мутить, когда я поднялся, то почувствовал легкое головокружение.
Свет, дверь, крышка унитаза и начинается гонка. Черные кубы вискаря с колой заполняли
унитаз. На секунду позывы прошли, я мог сплюнуть всю слизь внутри полости рта. Затем всё
продолжилось, шахтеры работающие внутри тела, кажется, опустошили шахту. Последний
позыв, плевок желчью, можно смыть. Прополоскал рот прохладной водой из-под крана,
умылся и посмотрел на себя в зеркало. В белках потрескались капилляры, кожа на лице
стала пунцового цвета, волосы взъерошены, направлены куда-то в правую сторону, руки
схватились за раковину и трясутся, как дети перед уколом. В зеркале стоял человек,
вызывающий во мне отвращение. На его лице играет злоба и ненависть. Как с ним
справиться – неизвестно.
Пока мы ждали такси, Аня снова ушла в ванну, а я вышел на лестничную площадку
покурить. В окне кружилась осень, гоняя желтые листья с места на место. Несколько детей
катались на качелях, мужик в халате гонялся за своей собакой, пустая карусель наматывала
круги под ударами ветра. Облака повисли, словно наблюдая за происходящим, умиляясь
маленьким людям. Я услышал голоса где-то на нижних этажах. Мужчина ругался с
женщиной. Я вспомнил один разговор с приятелем, по поводу рукоприкладства к девушкам.
Он сказал, что однажды ударил девушку за скверные слова по отношению к его матери. Он
нисколько не жалел, даже напротив, он уверен в том, что повторил бы это ещё раз, если бы
потребовала того ситуация. Мне не доводилось бить женщину, поэтому я растерялся и
промолчал. Но ничего не поделаешь, в наше время девушки не следят за словами, а парни за
руками. Я выбросил окурок в окно и вернулся домой.


Здесь никого нет

Первые дни марта выдались славные. Солнце сушило землю после февральских
дождей, теплый южный ветер мучил уставшие голые деревья, а редкие мелкие травинки
пробивались сквозь поджаренную корочку земли, навстречу мягким ярким лучам. Венки на
могилах стояли совсем свежие, кресты выкрашены, даты написаны. Неделя, две, месяц –
люди умирают регулярно. У смерти нет праздников и выходных. Я стоял напротив глубокой
ямы, рядом с ней – два старика с лопатами и две земляных горки вперемешку с глиной. На
одной из них лежал крест, такой же, как и десятки других. Два жирных кота ошивались у
десятка ног, в надежду чем-нибудь полакомиться. Вороны на правах хозяев, перелетали с
крестов на плиты и наоборот. Они спокойно наблюдали за происходящим, не пытаясь
вмешаться в похоронную процессию. Для одних смерть становится чем-то обыденным,
скучным явлением, не вызывающим и толики внимания. День за днём люди уходят, их лица
исчезают, воспоминания смываются, остается только крест и пустота внутри, словно шкаф
от которого нет ключа. Ты знаешь – открыть его не получится, знаешь – там ничего нет, но не
можешь выкинуть потому что, когда-то там что-то было.
В гробу лежал человек двадцати семи лет. Кому-то он приходился сыном, кому-то
братом, дядей, другом, знакомым, но никому он не приходился любимым парнем, верным
супругом, хорошим отцом. Я знал его, как своего двоюродного дядю, старше меня на шесть
лет. Последний раз мы с ним виделись лет пять назад, правда, вспомнить ту встречу мне так
и не удалось. Даже сейчас, стоя у гроба, всё, что я могу вспомнить– это детская немного
глуповатая улыбка, маленькие прищуренные зеленые глаза, вытянутая вперед шея, казалось
сначала идёт голова, а за ним тело, худые руки с постоянной грязью на квадратных ногтях,
жирные волосы и рост чуть ниже среднего. Из рассказов своих родственников я понял,
насколько он был наивным, доверчивым и слабым ребенком, в последствие юношей,
мужчиной.
Витя родился в семье безрассудных пьяниц, это являлось некой нормой в нашем
поселке в конце восьмидесятых – начале девяностых. Времена оказались сумасшедшими и
каждый творил жизнь по своему принципу. Никому не было дело до семейных институтов,
родительских прав, социальных условий и прочей важной чепухи существующей в наши дни.
Я всегда считал это чепухой ведь, в наши дни до сих пор никому нет никакого дела касаемо
твоей жизни. Дети, как рождались в бараках и трущобах среди пустых бутылок, так и
рождаются. Растут в нищете среди грязи и мрази, не понимая, кто они есть, кем они будут.
Никакой цели, кроме выживания, поедающего их ежедневно. Отсутствие воспитания,
раскрепощает ребенка, у него нет моральных границ, он руководствуется правилами улиц,
что не раз приводит к печальным историям.
До пятнадцати лет родители плевали на своего сына, они могли не видеть его
сутками, даже не задумываясь о том, где он и что с ним. А Витя в свою очередь оставался у
своего двоюродного брата, ставшего в дальнейшем его единственным другом. Алкоголь
окружал парня с самого его детства, поэтому к бутылке потянулась рука лет с двенадцати.
Паленная водка, самодельный самогон, дешевое вино, холодное пиво – заливалось
бутылками. Пьянки и веселье крепко засели внутри этого человека. Градусы греют тело,
освобождают разум. Иллюзия в глазах, чувство важности, собственного достоинства
проникало в худощавое тельце через ротовое отверстие. На деле же выходило много пустых
слов, блевотины и перегара.
Когда-то, ещё в школьные годы, его сердце покорила девочка, приезжавшая к
бабушке на лето. Они разделили половину лета на двоих, а затем разбежались и не видели
друг друга никогда. Любовь к алкоголю оказалась сильнее всех чувств, копившихся в этом
маленьком человеке. Он стал пить со своими родителями, вскапывая чужие огороды, покупая
бутылки, а не хлеб. Всё чаще уходил в мир «градусов», оставив реальных людей где-то за
высоким забором. Да, все трепали языками, говорили о тяжелой судьбе парня, но никто не
мог повлиять на него, даже его лучший друг, его брат, проводивший с ним так много времени.
Это было главная тема во дворе. Соседи мусолили семейку алкашей, как только им хотелось.
Но разговоры всегда остаются разговорами. Люди напоказ хаяли бессовестную мамашу и
блуждающего папашу, играли свою заинтересованность, а на самом деле подавляли голод,
удовлетворяли интерес. В душе людей мало место для искреннего сострадания, они хотят
знать, но не хотят видеть, хотят наблюдать, только не участвовать.
В этот прекрасный весенний день, даже погода не знает о смерти маленького
человека. По правую сторону стояли родственники, организовавшие похороны. По левую –
его усохшая мать с трясущимися руками, черным платком на голове, скрывающим седые
пряди, в потасканной куртке. Она смотрела всё время куда-то вперёд. Рядом с ней забулдыги-
алкаши, вся местная чернь топтала почву на кладбище, как быки перед корридой. Они
оглядывали кресты с памятниками, маялись на солнце в своих потертых куртках, ожидая
отправки автобуса на поминки. Кто-то из них даже напялил солнцезащитные очки, другие
щурились с явно недовольным выражением лица. Батюшка потратил своё время, получил
свои деньги, сделал звонок и, через пять минут, за ним приехала иномарка. Ничего святого в
отце не осталось, кроме огромного креста на выпирающем животе да седой бороды до груди.
Чётко отработанная схема. Сегодня он установил рекорд по скорости чтения и отпевания
покинувшего мир живых холодного тела. Затем он уселся в затонированную тачку,
приспустил заднее окно, ветер покачал его бороду, машина дала ходу, звук двигателя
мелодией прошелся по загробному миру – хороший автомобиль.
Мужики забили крышку гроба и, кажется, многие вздохнули с облегчением, ведь
солнца лишало людей тоски, грусти и слёз. Пока два старика погребали мертвое тело в
свежую землю, люди собирались в кучки, как дети в садике во время очередного утренника.
Я отказался ехать на машине, завалился в катафалку, где стояли две деревянные самодельные
лавочки. Напротив меня сидели две бабули в платках и тулупах. Они что-то жужжали друг
другу на ухо, оставляя завесу тайны, покачивали головой, играя своими глубокими
морщинами на лице. Все расселись по местам. Заработал двигатель, глушитель выплюнул
куски черного дыма. Мы сбегали с этого места, оставив лишь следы после себя, подобно
чернилам, оставляющим кляксы на чистом листе бумаги.
Разбитые дороги мучили костлявый зад. Прочувствовав каждую кочку, я захотел
постоять, неловкость победила, моя задница продолжала сидеть, я начал рассматривал
расписной линолеум, устеленный на полу помятого автомобиля. Молочный цвет превратился
в кашу, изощренные цветки теряли свою красоту под грязными ногами людей. Их обувь
оставляла крошки из почвы, сами они не обращали на это никакого внимания. Никого из
этих людей я никогда не видел, полагаю, они меня тоже. Все сидели плечом к плечу, ни
одного свободного места, запах устоявшегося перегара не давал покоя. Посмотрел на соседа,
тот облизал губы, потер грязной рукой щетину, взглянул на меня и улыбнулся, несколько
передних зубов отсутствовало, остальные успели пожелтеть, он держал взгляд несколько
секунд, затем отвернулся к своим приятелям.
В столовой все было уже готово. Два ряда из четырех - пяти столов, набитые едой и
алкоголем. Старики расположились на одном ряду, а молодые и кто считал себя таковым – на
другом. Со мной рядом сидел родной дядя, который был на семь лет старше меня. Он
постоянно обновлял рюмки, наливая до самых краёв. Пить полными рюмками мне никогда
не нравилось, приходилось делать два омерзительных глотка, правда, ко всему можно
привыкнуть. После третей я привык. В зале стояла гробовая тишина, самая подходящая
музыка для таких мероприятий. Вилки, ножи, ложки создавали свою мрачную симфонию.
Через тяжелые шторы пытался пробиться свет, но ткань, как щит спартанца, спокойно
отбивала все атаки. Тусклая, душная комната пропитана пылью и запахом отвратительной
еды. Этот запах встречается только в столовых и детских садах. От него меня коробило.
Помучив кусок белого куриного мяса с двумя салатами и пюре, пальцы рук оставили вилку в
покое. Брезгливость могла появляться во мне из-за запахов, людей, сидевших за одним
столом, грязной посуды и всеобщей атмосферы. Аппетит не появлялся, а закусывать стоило.
Набрав в чистую тарелку фруктовой нарезки, запихивая её в рот, мы продолжили пить.
Костя, казалось, был единственным человеком, кто по-настоящему знал покойного. Они всё
детство провели вместе, их родители также всё детство детей провели вместе, распивая
дешевое пойло в гниющих домах. Костя держался за жизнь, он хотел покорить её, доказать
этому миру, как он был не справедлив к нему. Закрыв глаза на свою пьющую мамашу( отца
он потерял, когда начинал делать первые шаги) Костя зарабатывал деньги, обрывая по ночам
персики в садах, охраняемых колхозом, после тащился на вокзал, бегал по перрону за
уходящими вдаль поездами, продавая фрукты, покупая еду. Он закончил школу, колледж, при
этом работал не покладая рук, упорная преследуя свою цель – быть таким, как все. Завести
собственную семью, стать прекрасным отцом, купить дом, ходить на любимую работу. Он
мечтал о стабильности, которая у многих есть с рождения. Он разливал теплую водку
крепкой уверенной рукой. Скромное кольцо на руке, мелкие морщины на лице, легкая
седина в уже поредевших волосах, хорошая рубашка и автомобиль на стоянке, говорили о
том, насколько сильный этот человек. Он сумел стать тем, кем так давно мечтал оказаться. У
каждого человека своё счастье, но добиться этого счастья одинаково трудно для всех. Мы
выпили ещё по одной, затем вышли покурить. Голова начинала подводить, легкое опьянение
погружало меня на дно, поэтому, когда открылась дверь, и свет стрелой выстрелил в глаза,
координация стала подводить.
-Да – протянул он – Вот и нет с нами больше его. – Костя достал сигарету, подкурил и
передал мне зажигалку.
- Ага, печально всё это. – Такие темы всегда прижимали меня к углу ринга. Этот спарринг я
проигрывал.
- Он не слушал меня. Понимаешь? Я постоянно твердил ему, чтобы он прекращал пить. Да
что толку? Надо было не разговорами помогать, а делом. Хотя, его родной дядька, приезжая
раз в неделю, дубасил его так, что он потом несколько дней не мог выходить на улицу. –
Костя взглянул на меня в поисках ответа, я сделал несколько горизонтальных движений
головой в знак негодования. – Ну, бил он его, а что толку? Витя убегал из дома, когда тот
приезжал к ним. – Он закурил ещё одну, мне тоже пришлось разоружать свою пачку.
- Никто не может исправить человека, если он сам того не захочет. А если он этого захочет,
значит, он сам себя и исправил. – Я задумался над своими словами: неужели и вправду, никто
не может изменить жизнь другого человека? При желании всё всегда можно оспорить, или
убедить себя в чём угодно.
- Мы с ним всё детство провели вместе. Да, мы выпивали. Кто не выпивал в старших
классах? – Я кивнул головой, вспоминая свои школьные годы. Самые глупые и безмятежные
времена. – Что за дурную жизнь он выбрал. В двадцать семь умереть от открытой язвы.
Умереть от алкоголя. А сейчас мы пьём, поминая его. – Это показалось забавным, я не смог
скрыть легкой ухмылки. Мы решили вернуться обратно.
- А ты многих знаешь людей, которые сидят за столами?
- Нет. Старики, вроде бы, соседи по улице, а мужики местные пьяницы, я не уверен даже в
том, знали они Витю или нет. – Такая реальность нашей жизни. Говорят, человек умирает
тогда, когда люди лишаются воспоминаний о нём. А что делать, если и воспоминаний о тебе
не осталось? Ты при жизни никому не нужен и после смерти о тебе никто не знает.
Алкоголь бил в голову, люди начинали прерывать молчание. Мы уселись на стулья,
один из них захрипел. Тарелка стояла пустая, сегодня ей никто не будет пользоваться.
Несколько бабуль уже собирались на выход. Женщины суетились, набивая одноразовую
посуду едой, конфетами и печеньем. Левый край отдавал отголосками праздника. Четыре -
пять мужиков нашли свою кондицию, как стрелка компаса находит нужный полюс. Они не
стеснялись своего баса, выражений, жестов, отдаваясь в плен алкоголю. Они коснулись края,
когда их рюмки зазвенели в радостном чоканье. Этого Костя уже не мог терпеть. Он
спокойно встал, отодвинул свой стул и с багровым лицом ровным шагом направился к ним.
Их небритые, пропитые лица, выдавали удивление. Они видели бутылку, ничего большего,
никто из них, видимо, не знал, почему находится здесь. Да и какая разница? Всё равно это
ничего не меняет. Костя держался хорошо. Несколько замечаний утихомирили бойцов на
определенное время. Мы всё пили и пили, обновляя рюмки одну за другой. Люди
расходились, прихватив с собой немного угощений.
- Послушай – Костя был уже изрядно пьян. – Неужели мы все так закончим? – Рюмка
держалась курс на самое дно желудка, а я не знал, что ответить.
- Не знаю, Кость. Даже не могу представить, как всё закончится.
- Мы столько времени провели вместе. Это мой брат, он жил, дышал, ходил, а сейчас его нет.
Это часть меня, которую больше не вернуть. Поверь, если бы я мог, если бы я только мог, то
всё исправил. – Круглые зеленые глаза покрывались коркой соленой слезы.
- Ты не виноват, мы сами выбираем свой путь, откидывая всё и всех. – Я находился не в своей
тарелке, всё это чуждо мне. Я не знал человека, лежавшего сегодня в могиле, не знал этих
людей, не знал законов жизни, правил судьбы. Алкоголь горел внутри меня, приказывая
сбежать отсюда.
- Давай выпьем ещё по одной. – Отказаться нельзя. Ещё одна доза горючего вошла в желудок.
Люди расходились по домам. Кусочки чего-то целого разбивались. Что-то навсегда
исчезало с уходом этих людей. Человек становился призраком, а затем воздухом. Я уже и сам
не понимал, почему нахожусь здесь. Отвращение вместе с тошнотой подкатывало к горлу.
Остались только мужики и родственники. Один из них взглядом провёл разведку, понимая -
скоро придется уходить, он спрятал начатую бутылку за пазухой. Они начали оперативно
работать, нагружая глубокие карманы. Возможно, кто-то ещё обратил на это внимания, но
иногда нужно закрывать глаза на определенные вещи. Мне не удалось этого сделать. Я встал,
голова закружилась, оперся на стул – всё хорошо. Главное – держаться ровно, идти уверенно.
- Мужики, мне кажется, вам уже пора. – Я сказал это, как можно спокойней, ведь скандалы
удовлетворяли только меня, а сегодня не тот день, не те люди. Они посмотрели по сторонам,
чувствуя всю пустоту зала, давившую на их костлявые плечи.
- Хорошо – сказал один из них, тот, который спрятал бутылку за пазухой. – Только выпей с
нами по последней. – Они приканчивали ещё одну бутылку, наливая полные граненные
стаканы.
- Нет, мне уже достаточно. – Я увидел, как два мужика делали три глотка, опустошая стакан,
словно наслаждаясь им. Капли сбегали по небритому подбородку, теплая водка давала
рвотные позывы.
- Светлая ему память – произнес всё тот же мужик.
- Кому?! – не выдержал я. Он на секунду замялся, а затем ответил.
- Нашему другу. Нашему близкому другу.
Женщины метались вокруг столов, насыпая, как можно больше еды главным гостям.
Мужики покорно стояли, то и дело, кидая беззубые ухмылки в сторону противоположного
пола. Их наградили едой и непочатой бутылкой водки. Их морды не скрывали радости,
переговариваясь друг с другом, они выходили на улицу. Костя погрузился в магию рюмки,
как иностранный турист в картины местного художника. Я коснулся его плеча, пожал ему
руку, он крепко её сжал, мне стало не по себе. Жалость и сочувствие подкатили к глазам. Он
оставался единственным человеком, скорбящим по прошлому.
На улице всё также светило солнце, теплый ветер шагал мне навстречу, первые
тюльпаны пробивались через грубую почву, встречая шелковые лучи света. Пачка сигарет в
кармане согревала душу, я не хотел курить, но знал – когда сбегу подальше от этого места, то
обязательно предамся наслаждению этой дурной привычки. Люди проходили мимо меня,
они стояли у магазинов, на остановках, сидели в автомобилях - ничего не подозревая. Никто
не знал, кто сегодня умер. Никто не знал, что ещё вчера утром он дышал, а раз никто ничего
не знал, то существовал ли он?


Квартира

Я вывалился из такси. Открыл грязный багажник старого форда, достал чемодан с
рюкзаком, испачкав при этом правую руку. Машина дернулась, глушитель плюнул мне в ноги
комок черного дыма, я схватил чемодан и двинулся к подъезду. Вика спустилась через
несколько минут, с бутылкой абхазского вина. Мы закурили сигареты, распивая теплое вино в
морозный зимний вечер. Снег разбивался на ледяной земле, ветер поднимал белоснежные
тела, бросая их в лица прохожих людей. Вика стояла в домашних легких штанах и свободной
футболке, прикрываясь безразмерным шерстяным кардиганом. Она курила тонкую сигарету,
обхватив её своими маленькими бледными пальцами, ногти которых были облачены в
томный вишневый цвет.
- Ну что? Сегодня празднуем новоселье? – Она сказала это после того, как я сделал
несколько больших глотков вина.
- Конечно. Вова готов передать мне ключи от квартиры?
- Он сейчас там убирается, через пару часиков, зайдёт и отдаст. – Мы поднялись к Вике. Там
уже сидел Ираклий с бутылкой темного пива и гитарой в руках. В течение часа должны
подтянуться остальные. Первый
день на съемной квартире не должен проходить в одиночестве. Достав бутылочку пива из
чужого холодильника, я подсел к Ираклию.
- Мужик, мы сегодня будем пить? – Его низкий голос лег под испанский бой. Он хорошо
чувствовал гитару. Музыкальная школа, упорство и желание помогло ему в этом.
- Безусловно. Как только получу ключи от квартиры. – Ираклий перешел на перебор. Он
отращивал ногти на правой руке, для лучшей игры. Пальцы левой руки бегали по ладам
грифа гитары, он радовался своему мастерству, выставляя широкую улыбку на показ. Густые
темные волосы с несколькими седоватыми волосками у висков, представляли собой
идеальную укладку. Маленькие черные глаза, уже начинали блестеть под приглушенным
кухонным светом. Видимо, это не первая банка пива. Он перешёл на классику рока, добавив
собственный тяжелый голос и мимику лица.
Мы сходили в магазин. Водка, пиво, вино, закуска и сок – распределились по
пакетам. Время шло, несколько бутылок пива стали пустыми. Вика зашла на кухню и
сообщила, что Вова уже идёт. Бутылки издали полупустой звон, предвещая неизбежный
праздник.
- Макс, ты помнишь, что я говорила? – Она стояла в проходе на кухню, под самой аркой.
Кремовое облегающее платье хорошо сидело на её фигуре. Голубые глаза ожидали моего
ответа.
- По поводу? – Я открыл окно, подкурил сигарету, продолжая смотреть на Вику. Она
поправляла прическу, к которой ещё не привыкла. Каре шло не всем девушкам, поэтому
страх являлся оправданным. Каштановые волосы резали ключицы, качаясь из стороны в
сторону. Ираклий сделал несколько комплиментов в её адрес, а я промолчал, чувствуя некую
неловкость. Комплименты всегда давались мне с трудом, поэтому в большинстве случаев
приходилось молчать. Комплимент – это акт восхищение чем-либо. Восхищаться одним,
значит заставить меркнуть другое. Она приподняла бровь, сомкнула губы в знак театрального
разочарования и посмотрела на меня своими холодными глазами, цвета горных озер в
середине зимы.
- Этого месяца. Ему иногда придется оставаться у тебя. Со следующего месяца, он
полностью переходит на другой объект.
- Да, конечно. Никаких проблем. Думаю, мы найдём общий язык.
- Ага. Вы только не спейтесь там вместе.
Через минут десять подошел Вова. Я видел его второй раз в жизни и немного
волновался при передаче денег, взамен на ключи. Мы предложи ему пива, он не отказался,
уселся на один из стульев, открыл банку и не спеша похлебывал её. Он рассказывал истории
из жизни человека, работающего на одной из сотен скучных работ. Они оставались
абсолютно неинтересными, ибо сфера его деятельности никоим образом не касалась нас, да
и людей, обитающих в его голове, мы никогда не встречали. Все делали вид, словно
внимательно его слушают, а я пытался дозвониться до ребят, чтобы узнать, когда они явятся.
Спустя двадцать минут, подъехали Миша с Настей. Оставались только Саша и Кирилл, их мы
не стали дожидаться, а отправились на квартиру.
Я тащил чемодан, ребята пакеты с алкоголем и едой. Дорога оказалась не долгой,
правда немного затруднительной. Ветер кусал оголенные кисти рук, я постоянно менял руку,
в надежде отогреть замершие пальцы в карманах худенького пальто. На середине пути,
оторвалась ручка проклятого чемодана, мне пришлось волочить его, через сугробы,
постоянно поднимая с земли, как убитое животное, которое не хочется оставлять на дороге.
Мы прошли безвкусный фонтан, стоявший посреди детской площадки, заваленный мусором
и снегом. Летом, возможно, он выглядит иначе, доставляя удовольствие местным жителям,
но сейчас он наводил тоску. Мы подошли к подъезду, Вова сказал пароль от домофона, затем
открыл дверь и направился к лифту. Старый дом ударил кислым запахом пропавших овощей
прямо в лицо. Этому зданию больше пятидесяти лет, как и жильцам, которые свыклись с
этой вонью, стали частью её. Кабинка лифта, размещала в себе четырех человек, оставшимся
двум пришлось ожидать следующего захода.
Кухня всегда становилась эпицентром любой вечеринки, как и в этот вечер.
Квадратная комнатка три на четыре, вмещала в себя шесть человек, готовая в любой момент
поместить сюда ещё нескольких людей. Вика достала кастрюлю, вспорола тетра паки,
пользуясь техникой хирургической точности, и наполнила металлическую посудину
красным вином. Вова сидел у окна, на деревянном стуле, распивая вторую банку пива. Миша
с Настей разместились на твердом уголке. Я и Ираклий стояли, облокотившись на
стиральную машину, размещенную у прохода. Каждый давал советы по приготовлению
глинтвейна. Оказывается, здесь находились лучшие повара и бармены. Я открыл
холодильник, в поисках, недавно закинутой в морозилку, бутылки водки. Внутри царил мрак:
куча открытых майонезов, старая морщинистая картошка, остатки еды, пятна от соусов.
Схватив бутылку, закрыл это треклятое место. Обернулся, красно-зеленые полки, в
шахматном порядке, смотрели на меня. Угадать бы в каком шкафу рюмки. Вова дал наводку,
четыре рюмки полетели в раковину. Им срочно нужна дезинфекция, а мне срочно надо
купить резиновые перчатки. На стол опустились четыре рюмки, как бетонные плиты,
опускаются на фундамент под воздействием крана. Ножки стеклянного стола вызывают
опасения, их неустойчивость может привести нас сегодня к краху.
После двух заходов, Миша начал раздеваться, сняв серую толстовку с вышитыми
ласточками на плечах, оставаясь в белой футболке с персонажем из «Симпсонов». Вика с
Настей распивали «Лыхны», в ожидании глинтвейна. В бой пошла музыка, она оккупировала
каждый сантиметр кухни, давая вздохнуть многим с облегчением, ведь общение ещё не шло.
Мне позвонил Кирилл.
- Макс, мы будем через час. Вы там как? – Я вышел в коридор, чтобы лучше слышать его.
- Хорошо. Мы прекрасно, пьем за тебя.
- Вы давайте там аккуратней, чтобы менты не приехали, как в прошлый раз. – Мне сразу
вспомнился мой день рождения, когда правоохранительные органы приезжали к нам четыре
раза.
- Не, всё нормально. Все под контролем. Я тебе адрес скинул.
- Да, я видел. Ну, всё, ждите нас и не напивайтесь там.
Прошло минут сорок, бутылка водки закончилась, мы вышли на площадку покурить,
обдумывая дальнейший ход событий. Девчонки вернулись в квартиру, а мы решали, кто
пойдет в магазин за сигаретами и, скорее всего, за водкой. В морозилке оставалось всего две
бутылки, а ночь повышала ставки. Двери лифта заскрипели, освобождая припухшие тела в
полицейской форме.
- Давай выкидывай сигарету. – Сержант ткнул в меня пальцем.
- Секундочку, дайте докурить. – Пока я делал несколько тяг, они разместились рядом с нами,
создав небольшой пионерский круг без костра. Я взял жестяную банку, служившую
пепельницей на площадке, потушил окурок и вернулся в круг.
- Молодые люди, на вас жалуются соседи. – Говорил сержант. Как много дают лычки на
погонах.
- А мы жалуемся на них. – Никто не оценил моей шутки.
- Кто хозяин квартиры? – Вова пошел за паспортом, Миша и Ираклий отправились на кухню,
а я остался стоять у двери, выжидая Вовин паспорт. Он вернулся с документом в руках.
Сержант протянул правую руку, но Вова уклонился от передачи паспорта.
- Имею полное право не передавать вам его в руки.
- Как вам угодно. – Они рассматривали первые четыре листка под светом яркого карманного
фонарика. В это время спустился сосед, живший на шестом этаже. Его брюхо вываливалось
из полосатой майки, черные спортивные штаны болтались на коротких ногах, глаза залиты
алкоголем и кровью, внутренний бык вырывался наружу. Редкие светлые волосы кусками
росли на красной планете.
- Да, заберите этих козлов в участок. Они достали уже. – Он жевал слова, словно траву на
лужайке.
- Мужчина, мы разберемся. Идите домой. – Ответил Сержант.
- Мудаки проклятые. Вас посадить надо. – Продолжал отставной морской пехотинец,
которого выкинуло на сушу. - Мало того, что от вас толку никакого в этой жизни нет, так вы
ещё и горланить вздумали, ишаки паршивые.
- Может быть, вы угомоните это создание? Или вы не слышите, что он несёт? – Я начинал
нервничать.
- Молодой человек, мы и с этим разберемся. – Сержант не поднимал глаза, вычитывал адрес
прописки.
- Эй, маленькие ублюдки, ещё раз я услышу шум, я вас всех поубиваю. – Он держался левой
рукой за перила, а правой гонял воздух. Клоун, предоставляющий бесплатное представление.
– Одного за другим. Шутить не собираюсь.
- Вы вообще слышите, что он говорит? Или вы только документы собираетесь проверять? – Я
уже не мог этого терпеть. Алкоголь требовал справедливости.
- Молодой человек, мы внимательно изучаем документы. – Пока фонарик бегал по листкам
паспорта, сосед продолжал гнать свою чепуху.
- Эй, ты, моряк, иди сюда. – Я двинулся к пьяному телу. – Что ты там хотел сделать? Давай,
иди сюда. – Два полицейских сработали оперативно, не дав мне сделать и трех шагов. –
Хочешь что-то сказать? Чертов кретин! – Мне начали заламывать руку. – Какого черта вы
делаете?
- Молодой человек, успокоитесь, не провоцируйте его. – Они отпустили меня, загородив
путь.
- Если вы его сейчас не уберете отсюда – будет только хуже. Вы посмотрите на него, он же
вообще никакой. Даже на ногах стоять не может. – Второй полицейский направился к нему,
пытаясь вернуть пьяное тело домой. Через минуту все успокоились, нам сделали
предупреждение, мы пожали друг другу руки и разошлись. Я захватил пальто, на лифте
поехали полицейские, поэтому я спустился по лестнице. Когда живешь на пятом этаже, то
можно себе позволить попрыгать по ступенькам. Выйдя из подъезда, увидел Кирилла с
Сашей.
- Только не говори, что два мента спускались от вас?! – Кирилл стоял с пакетом напротив
меня, а Саша болтала по телефону.
- Именно. – Я проверял карманы в поиске денег, надо купить две пачки сигарет.
- Макс, ну как так? Опять? – Он выплеснул комок смеха, словно машина для подачи
бейсбольных мячей.
- Случайность, друг мой, случайность. Мне надо в магазин за сигаретами. – Мы перешли
дорогу, купили сигареты и вернулись в квартиру.
Никто не выходил на площадку, все курили на кухне. Вова оставался единственным
некурящим человеком. Он забился в углу, широко раскрыв глаза, провожая проходящие
фразы, как ребенок провожает грузовые поезда, проходящие мимо станции. Он был щуплым,
потерянным, отстраненным. Чужая компания пугала его, поэтому взгляд метался от одного к
другому. Покрасневшее лицо выдавало улыбку и громкий колокольный смех. Руки выполняли
всего несколько задач: поднимали и опускали рюмки и поправляли короткие светлые волосы
на голове.
Водка давала о себе знать. Мы с Ираклием пошли в комнату за гитарой. Квартиру
поглотила живая музыка. Наши голоса разрывали бледные стены. Те, кто оставался трезвым,
спасались бегством в комнату, остальные сидели с нами. Последней песней стала Radiohead
«Creep». Песня, цепляющая абсолютно все сердца, заставляя каждого напрягать голосовые
связки. Припев мы пели все вместе, слова разбегались, бились об стену и возвращались
обратно в ином виде, в ином звучании. Я пытался выжать максимум на гитаре, но эти
скрипящие голоса покрывали звук любимого инструмента.
Через минут пятнадцать в дверь постучали, полиция вновь явилась к нам, хранители
сна и порядка ломали дверь. Нет, больше никто им не откроет, никто не заговорит с ними.
Они знали - мы внутри, только ничего не могли поделать. Стук, стук, ещё стук, я
представлял, что это барабанщик ищет потерянный ритм. Немного пританцовывая, я закурил
сигарету. Ко мне подошел Кирилл с Сашей.
- Макс, мы, наверно, поедем. – Он держал телефон в руках, как солдат с гранатой готовый в
любую секунду сорвать чеку, только ему требовалось набрать номер такси.
- Чего так рано? - Выражение их лиц говорило о полном принятии решения, «наверно»
прозвучало только для того, чтобы не обидеть никого.
- Да, Саша уже спать хочет. – Он аккуратно коснулся Сашиного плеча, дав понять ей, что
можно вызывать такси, сам он продолжил стоять рядом, спрятав телефон в задний карман
брюк. Она была чуть выше его, с длинными светлыми волосами и бледной кожей. Они
являлись удивительной парой. Без общих интересов, без одинаковых взглядов на жизнь.
Каждый со своей особой историей. Чужие люди, ставшие друг для друга родными, не смотря
ни на что. Тяжело любить, ломая всю свою сущность, но тот, кто пойдёт на
самопожертвование, обретёт человека, потеряв себя. Время заберёт любовь, как забирает
красоту у юных дев, богатство у глупцов, жизнь у стариков, и тогда останется пустота с её
голыми стенами, никаких дверей и окон. Ты больше никого не найдёшь, ведь сам давно
потерялся.
- Да без проблем. Думаю, пора уже закругляться. – Я провёл ребят до такси. Двери
закрылись, свет фар ударил мне в глаза. Машина дала задний ход, руль вправо, прощальный
взгляд с пустыми улыбками на трёх лицах и всё закончилось. Три года общения походили на
американские горки, где конец поездки оставляет приятные воспоминания. В детстве, я
всегда боялся остаться без друзей и всегда оставался один. Это научило меня отпускать
людей по их желанию, но сам уходить, я так и не научился.
На улице никого не осталось. Магазин закрыт, окна погасли, ветер утих, лишь
мелкие снежинки заходили на посадку, подобно белым железным птицам, которые взлетают
и садятся точно по расписанию. Я почувствовал усталость и тоску. Не оставалось никакого
желания возвращаться обратно. Мне не нравился этот район, дом, подъезд, квартира.
Единственное, что меня радовало – одиночество, проданное мне за наличку. Сегодня с утра я
услышал фразу: «Надо выходить из зоны комфорта», люди прессуют в неё некий «глубокий
смысл». Нужны деньги – выходи из зоны комфорта, работай на двух работах. Спишь по
четыре часа и не успеваешь закончить дела – выходи из зоны комфорта, не спи совсем.
Хочешь путешествовать, снять квартиру, познакомиться с девушкой, нахамить официантке,
избить соседа, поджечь дачу – мать твою, выходи из зоны комфорта и делай это.
Миша с Настей вышли на улицу. Он походил на медведя, укатанного в зеленую
парку, темную шапку, а поверх неё – капюшон с меховой подкладкой. Рядом миниатюрная
Яна в черном пальто, потертых джинсах, зимних ботинках, обмотанная шерстяным одеялом
винного цвета. Они покурили со мной, в ожидании очередной машины. Маска усталости
приросла к пьяным лицам. Такси подъехало, мрачный водитель безразлично посмотрел на
нас, забрал груз, нажал на педаль газа, и они исчезли из виду.
Открыв дверь квартиры, я почувствовал резкий запах, похожий на кошачье дерьмо
или что-то подобное. Изможденные тела раскинулись по всей комнате, уставившись в
телевизор. Ираклий и Вика лежали на диване, Вова на кресле от дивана. Я упал к ним,
отобрал кусок одеяла, часть подушки у Вики и пытался погрузиться в сон.
Час дня, а я только открыл глаза. Вова сидел за компом, попивая чай, подперев коленкой
подбородок. Ираклий мучил пульт, вдавливая кнопку переключением каналов, в поисках
чего-то стоящего. Он остановился на «Пиратах Карибского моря». Вика ещё пыталась
держаться за убегавший сон, только свет рассеивал её волшебные грёзы. Я встал на ноги, кто-
то сжал мою голову, как сжимают арбуз, чтобы усомниться в его спелости. Руки ломило, во
рту адская смесь вчерашней жизни. Глаза подводят, закрываются на ходу. Убитая ванна,
холодная вода, зубная паста – попытались вернуть меня к жизни.
Под ноги попадали мелкие крошки грязи, я всегда ходил босиком по квартире,
поэтому срочно надо мыть полы, вычищать квартиру, натирать посуду. Два пакета мусор и
стол чист. В раковине, кроме посуды, попадались использованные пакетики чая и пленка от
сосисок. Брезгливость просыпалась во мне. Голова соображала, что в этом нет ничего
противного, но что-то заставляло меня кривить лицом. Тарелки ушли, осталась сковородка и
кастрюля. «Почему он не выкидывает эту кашу в мусор?». Я нашел мусорное ведро, конечно
же, оно стояло без пакета. Куски еды, старые бумажки, кожура от картошки, прилипали к
стенкам потрепанного ведра.
Мы провалялись несколько часов, затем Ираклий отправился домой, прихватив
гитару и опухшее лицо, а мы с Викой поплелись в «Ашан». Швабра, резиновые розовые
перчатки, освежитель воздуха, жидкое мыло, губки и прочая мелочь летела в тележку.
Колбаса, сыр, майонез, кетчуп, курица получали свои билеты на рейс в одну сторону. Мне
хотелось ледяного пива, но весь алкоголь стоял на прилавках, слишком теплый, слишком
непривлекательный.
- Сегодня Вова останется? – Мы стояли в очереди на кассе.
- Не знаю, спроси у него. – Вика несколько раз качнула головой, волосы, как придворные
слуги, бегали за ней и от неё.
- Он ведь твой друг.
- Хорошо, спрошу. Но этот месяц тебе придется потерпеть его. Он сказал, что иногда будет
оставаться.
- Это я помню.
- Он тихий и спокойный. Ты его даже не заметишь. – Когда она оправдывалась, то смотрела
прямо в глаза, смягчая свой голос до неузнаваемости.
- Да, да. Я это уже слышал. Ладно, посмотрим что из этого выйдет. – Мы расплатились, сели
в такси и поехали домой. Меня клонило в сон, хотя часы показывали семь пятнадцать. Улицы
освещали скучающие фонари, мороз оставлял следы на стеклах автомобиля, кажется, весь
город забился по своим норам, прячась от внешнего мира.
- Я согласна с тем, что он немного странный. У него тяжелая жизнь. – Мы сидели на заднем
сидении, по радио играла современная попса, печка работала на максимум, горячий воздух
вызывал приступы тошноты.
-Вик, она у всех тяжелая. Всё зависит от того, как ты к ней относишься. – Я попросил
водителя скинуть температуру в салоне, это было невыносимо.
- У него толком нет друзей. Помнишь, я тебе рассказывала, что он любил одну девушку с
нашего района?
- Что-то такое говорила. Эта та дама, которая его постоянно использовала?
- Да, именно та. – На её лице проскользнула злоба. Она не могла принять мир таким, каким
он всегда оставался. - Так вот, однажды они тусили на квартире у знакомого. Все захотели
кушать, только готовить никто не хотел. Они отправили на кухню Вову, он варил макароны, и
вместо соли добавил соду. Все налетели на него, как на преступника, а больше всего эта
тварь. Она даже орала на него. Эти кретины заказали пиццу, а Вова сидел и давился
макаронами.
- Зачем он их ел? Почему не выкинул?
- Ему стало стыдно за испорченные продукты.
- Он и вправду странный. Жрать это дерьмо, вместо того, чтобы выкинуть и послать всех к
чертям.
- А ты и вправду бесчувственный. – Мы разбежались по своим домам. Она в уютную
двухкомнатную квартиру, а я в грязную однушку с невозмутимым соседом.
Прошла неделя, а мой чемодан все так же стоял в углу комнаты. Я не раскидывал
вещи по шкафам, толком не появлялся в квартире. Из семи дней, всего один раз мне довелось
не встретиться с Вовой. Это меня напрягало. Его присутствие на самом деле казалось
незаметным, но он существовал. Сидел в комнате за компьютером, попивая дешевое пиво,
страйки, оставляя мусор в раковине. Одно лишь присутствие другого человека, может отнять
у тебя необходимое одиночество. Ты якобы один, даже когда рядом кто-то другой, только этот
другой занимает место и дышит кислородом, он не касается тебя, он повис на тебе. Он не
тяжелый, просто неудобный.
- Сынок, привет. Ты сегодня приедешь к нам? – я и забыл про сходку родственников в этот
субботний вечер.
- Привет. Не знаю, мам. Я сейчас на работе, напишу, когда освобожусь.
- Хорошо. Я приготовила твой любимый «цезарь», ром уже в холодильнике, а семья твоего
старшего брата уже на подходе.
- Они с малой приедут?
- Да, куда же они её денут?
- Хорошо. Я тебе напишу. – Мы не виделись с братом несколько месяцев. После того, как у
них родилась малышка, наше общение затерялось, как старые школьные тетрадки в рюкзаке
под кроватью. Желание приехать домой, выпить, пообщаться с родными, увидеть малую не
оставляло меня ни на секунду. Даже тогда, когда я сидел в маршрутке по направлению
совсем другого дома. По словам Вики, Вова должен оставить сегодня квартиру, а мне
необходимо привыкнуть к ней, побыть наедине с самим собой.
Всё рухнуло. Дверь открылась, запах аммиака с долей освежителя воздуха прилип к
стенкам горла. Полная тишина, так тихо, что слышно, как работает компьютер.
- Привет, Вов. – Бутылка пива, рассыпанные шарики «Насвая» по всему столу и
безразличный взгляд в монитор.
- Привет. – Я скинул рюкзак, умылся, посмотрел на идиота в зеркале, возненавидел этот
день, взял бутылку лимонада в холодильнике, книгу со стола Уильям Голдинг «Повелитель
мух» и попрощался с этим местом. Сидеть в кухне, на твердом, неудобном уголке, оказалось
не так легко, как мне казалось, но книга увлекла меня. «Хрюши» уже не осталось в живых на
проклятом острове, Ральф спасался бегством, конец близок.
- Слууууух, Макс, а ты завтра выходной? – Вова вернул моё сознание на кухню, где из
раковины торчали тарелки, холодильник оставался грязным, как и полы во всей квартире,
только пепельница оставалась чистой, ведь я курю на площадке, а он употребляет «Насвай»,
оставляя его где попало.
- Да, а что?
- Нет, ничего. – Он не собирался оставлять меня одного. В нём напрочь отсутствовало
чувство такта. Его голос постоянно менял громкость. Вова не умел контролировать
интонацию из-за своей застенчивости. Она словно душила его связки, а он кашлял словами.
Работа являлась кладом его историй. В этот раз, он рассказывал про алкашей с работы,
левый заработок, развод клиентов на деньги. Местами, во мне просыпался интерес «Ага, Да,
бывает», я хотел дочитать книгу, а чего хотел он, мне было не совсем ясно.
- Ладно, Вов, я пойду спать. Трудный денек выдался. – Вечер оставил противный осадок, как
рюмка теплой водки, попавшая не в то горло.
- Давай, а я ещё посижу за компом.
Закрыть глаза, оказалось мало, для того, чтобы уснуть. Мысли плавали в голове,
касаясь мягкого, песочного дна. Ещё полгода назад, всё имело смысл. Каждый день нёс свою
идею, помогал встать утром и засыпать ночью. Планы на жизнь, выбиты на стенках разума,
всё казалось таким простым, что сейчас я могу назвать то время одним из лучших, которое
мне довелось прожить. Возможно, всему виной лето. Хотя, нет. Лето лишь помогает
появиться на свет идеям из головы. Оно придаёт сил, желаний, рождаёт всё то, что зимой мы
прятали внутри себя. В этом вся проблема, зима отняла у меня всё. Прошлась ураганом по
полям, где зарождалась жизнь. Мне остается только один вариант – идти вперёд, искать что-
то новое, но не то, что уже было. Ведь то, что было, уже никогда не появится вновь. Похожие
поля приносят тоску и боль. Воспоминания могут заставить вернуться обратно, но никто не
даст гарантий на успех. Никто вообще не даёт никаких гарантий, кроме магазинов бытовой
техники.
- Макс, ты чо? Ещё спишь? – второй час дня не мог разбудить меня, а звонок Дениса смог.
- Нет. Только закончил утреннюю зарядку. – Я откашлялся, посмотрел по сторонам, вроде бы
один.
- Я слышал, ты теперь квартиру снимаешь?
- Да, да. Есть такое дело. – Раскидываем колоду карт, рубашки все помечены, я знаю этого
парня. – Давай, приезжай. Мы давно не виделись.
- Без проблем. Когда?
- Сегодня. Я завтра в вечер.
- Отлично. Толяна звать? Мы давно его не видели.
- Да, конечно. Наберёшь ему? – университет оставил мне нескольких ребят.
- Хорошо. Тогда мы подтянемся к тебе часов в девять. – Быстро и качественно. Осталось
лишь дождаться вечера.
Раковина, полы, посуда, ванная, туалет, комната – забрали время и силы. За целый
день, я выкурил пол пачки сигарет, сожрал три бутерброда, выпил две бутылки лимонада,
оставляя пустые бутылки на стиральной машине. Единственное полотенце находилось в
стирке, пришлось воспользоваться покрывалом. Захватив мусор, отправился покурить на
площадку. Стеклянные бутылки отбивали в мусоропроводе дикие танцы. Этажом выше
ругалась семейная парочка.
- Пошел вон, скотина ты неблагодарная. – Поросячий визг заставлял дрожать стены.
- Сама пошла, тварь тупая – мужской голос казался более уравновешенным.
- Я сказала тебе! Или мне сейчас вызвать ментов и рассказать им всё? – Видимо женщине
практически удалось завоевать победу, её голосом можно рубать головы курицам.
- Да пошла ты.
- Да пошел ты! И посмей только не вернуться! Богом клянусь, я тебя найду. – Она
продолжала визжать, а я попытался скрыться за дверью квартиры. Любовь заставляет людей
терпеть друг друга даже тогда, когда, кажется, что легче убить человека, или застрелиться
самому.
Мы сидели на кухне. Дым заплетался в косы, поднимаясь к потолку. Первые темы
всегда касались университета, затем мы говорили о работе, а после, за нас говорил алкоголь.
Толян ничуть не изменился. Курчавые короткие волосы, голубые глаза, скрывающие удары
колючих дней, легкая безрассудная улыбка, заставляющая верить в борьбу между человеком и
судьбой, жилистые руки, способные ухватить и забрать то, что принадлежит каждому из нас.
Денис оставался верен себе. За три года, на его лице появились первые заросли, похожие на
бороду, за которой он увлеченно наблюдал. Морщины не трогали юную картину. Ему не
приходилось ломать голову в поисках работы, жилья, еды – всё это он получал от родителей,
бесконечно любивших единственного сына. Я не видел его месяцев восемь. Примерно
столько же килограммов мышечной массы приобрел он с нашей последней встречи.
- А твой сосед с нами пить не будет? – Толян качнул головой в сторону комнаты.
- Не знаю. Надо позвать его. – Вова пришел к нам с литровой бутылкой пива. Худощавое тело
снова забилось в углу. Первые двадцать минут он молчал, запивая водку пивом, затем лицо
покраснело – язык развязался. Громкий неуместный смех, разбивал кухню вдребезги. Это
странное чувство, когда тебе неловко за другого человека, наполняло меня. Вова хороший
парень, но я до конца не мог понять, где находится этот сбой. Почему он стал таким
странным? Или мы все странные. Иногда общество отвергает совсем неповинных людей.
Они, возможно, никогда ничего плохого не сделали, не причинили никому боли, не оставили
обиды, не бросили в беде, но обществу плевать, оно не читает твоё резюме, не общается с
тобой, не пытается заглянуть к тебе в душу, не переживает за тебя, а только бьёт, бьёт и бьёт.
Либо стой до конца, либо сдавайся.
- Мне надо купить сигарет. – Я потушил окурок в пепельнице, выбросил пустую пачку в
мусорное ведро и стал собираться.
- С тобой сходить? – Денис обернулся с рюмкой в руках. Рамки приличия соблюдены,
оставим всех в покое.
-Нет, я быстро. Магазин возле подъезда. – Дверь, лифт, ступеньки, ещё одна дверь. Купив
пачку сигарет, мне захотелось закурить на свежем морозном воздухе. Потерян ли этот день?
Потеряна ли неделя, месяц, год? Пустые дни заполоняют нашу жизнь. Но пустые они не от
того, что ничего не происходит, а от того, что мы ничего в них не видим. Последние полгода,
я нахожусь в постоянном ожидании, постоянно поедающем меня. Мне приходится выжидать,
только чего – неизвестно.
Когда дверцы лифта открылись на пятом этаже, я услышал разговоры,
доносившиеся с шестого. Ребята уже успели познакомиться с двумя девушками и
молчаливым парнем, отдыхающим на ступеньках. Я поздоровался с новыми знакомыми, но
не пожал руку их товарищу.
- А ты как тут появился? Мы тебя не знаем. – Говорила девушка с широкой костью, пышной
грудью и длинными темными волосами.
- А я тебя не знаю.
- Меня Ксюша зовут. – Отрезала она.
- А меня Максим. – Я посмотрел на её подругу, курившую тонкую сигарету. Она стояла в
приталенном сером пальто, подчеркивающем фигуру данного создания. Прямые,
мелированные волосы убраны на правую сторону, одна нога выставлена вперёд, черные
обтягивающие брюки и дым, скрывающий её лицо.
- Максим, так откуда ты? – слова растворились вместе с дымом от сигареты.
- С пятого этажа.
- Макс, это, кстати, Диана. – Денис с помощью своих рук познакомил нас. – Она работает
моделью в каком-то неизвестном нам агентстве.
- Да просто вы его не знаете. – Она попыталась нас укусить. Парни нашли в карманах
несколько тем, и мы пустились в разговоры. Спустя пятнадцать минут выбежала бабуля с
шестого этажа и забрала молодого и неизвестного бойца домой. Мы решили отправиться в
поход за алкоголем, в один из круглосуточных магазинов на районе. Дамы запрыгнули в лифт,
лишая Вову возможности спуститься с нами в маленькой коробке, обтянутой
металлическими листами и двумя зеркалами.
В магазине находилась отдельная комната, где продавали тары любого объема,
любого градуса, только имей при себе наличку. Вова отправился добывать товар, а мы
присматривали закуску. Чипсы, сухари, рыба, колбаса, сосиски, сыр, хлеб – столько
продуктов превратятся в самое обыкновенное дерьмо, никакой магии, никакого волшебства.
Диана блуждала между рядов, а когда подошла к нам, Денис не сдержался, дамба рухнула,
вода омыла берега.
- А я знаю, что вы хотите с нами сделать! – Она не успела и рта открыть, как он сделал
контрольный выстрел в упор. – Вы хотите нас трахнуть?! – Первые секунды парализовали
каждого из нас. Такого поворота событий не ожидал никто.
- Ты идиот. – Она развернулась, прищурила глаза, в поиске своей подруги, каблуки застучали,
отщелкивая похоронный марш Дениса.
- Ты идиот. – Повторил я, а за мной и Толян. Мы пошагали обратно в квартиру. Девчонки
отказались идти к нам, сославшись на такси, которое с минуты на минуту должно подъехать
за ними. Нам не пришлось особо расстраиваться по этому поводу. У нас оставалась бутылка
водки, закуска и вся ночь впереди.
В течение получаса Денис несколько раз вставал из-за стола, чтобы удовлетворить
своё любопытство. Он не терял надежды привести их к нам, а мы забыли о них, как
забывают маленькие дети свои игрушки в холодной песочнице. Они стали пятном, которое
исчезнет после первой стирки. Забывать людей проще простого, если они не заблудились
внутри тебя.
- Да оставь ты это дело. – Толян остановил Дениса, наполняя его грузило, водкой из свинца.
– Ребят, вот я скажу вам правду. Я люблю свою семью и никакие тёлки мне не нужны. –
Несколько капель прошлись мимо стопок, напоминая нашу кондицию.
- Толян, мы это знаем. – Для полного убеждения Денис положил руку ему на плечо.
-Ты – да. А вот Макс – нет. Послушай, – он обернулся ко мне – это такое счастье, приходить
домой, где тебя ждёт любимая жена с маленькой принцессой.
- Я согласен с тобой.
- Может быть, но ты не понимаешь. Вот скажи мне, чем ты постоянно занимаешься? Уверен,
что бухаешь!
- Нуу..я бы не назвал это неким постоянством.
- Ты тратишь время на алкоголь, не нужных тебе девушек, считая это спасением. Сейчас ты
снял квартиру. Живешь такой весь важный, закрылся в своём одиночестве. Приходишь в
квартиру, где никого нет.
- Тут частенько бывает Вова. – Шутка, являющаяся правдой, не зашла.
- Ты понимаешь, о чём я. Да, может быть, ты прав. Я рано стал отцом, мужем.
- Я так не считаю. – Он уже меня не слушал, ему надо высказаться.
- Поверь, я не жалею, а наоборот рад этому. Всё когда-то должно заканчиваться. Я сейчас с
тобой выпью, а потом месяц к водке не прикоснусь. Потому что это мне не надо. Мои цели в
жизни поставлены, мне есть ради кого жить, работать, возвращаться домой. Кого любить. Ты
думаешь, я не заглядываюсь на девушек? Заглядываюсь, но ни одно женское тело не стоит
людей в моём сердце.
-Толь, я с тобой согласен. – Я взглянул на Вову, он выдал мощный зевок, протёр глаза и
продолжил смотреть в пустой стакан от пива.
- Макс, я помню, каким ты был в университете. Тот человек мне нравился больше. В его
глазах я видел цель. – Он схватил рюмку, как скромную девушку хватают за талию, под
состоянием алкогольного опьянения, перемешанного с юным волнением. Такой расклад мне
по душе. – Приезжай ко мне в гости, ты ведь ещё не знаком с Олеськой.
-Да, Макс, давайте у Толяна соберемся. Можно ещё Тоху позвать, Гришу. Как в старые добрые
времена. – Денис загорелся идеей встречи старых знакомых. Ностальгия всегда радовала его
сердце, он купался в ней и был этому рад. Он помнил всех, даже тех, кто его давно забыл.
Хорошие воспоминания могут принести много боли, если их помнит только один человек.
Мы договорились встретиться в следующий раз у Толяна, правда, никто не назвал даты.
Даже алкоголь не позволил нам так глупо лгать друг другу. Вова встал, и молча ушел
в комнату. Его присутствие сказывалось только на жидкости в бутылке. Замкнутый, одинокий
человек, чье стеснение вызывает лишь краску на лице, оставил общество, предпочитая
уединение с компьютером. Не прошло и часа, как мы все вырубились, словно телевизоры
при отключении света, холодной угрюмой зимой.
Я открыл глаза, голова раскалывалась, несколько таблеток «цитрамона» должны
помочь. Толян с Денисом уже собирались уезжать, их бледные лица не выдавали и толику
радости. Спертый воздух резал глаза, хотелось выпрыгнуть в окно, атмосфера душила меня.
Дверь закрылась, снова я и Вова. Он стоял у раковины. Когда холодильник открылся, рука
поспешила захватить прохладный лимонад.
- Слууух, Макс. – Я посмотрел на него, сделал несколько больших глотков, полость рта
наполнилась сладкой газированной водой. Пузырьки взрывались и щекотали стенки щёк. Это
вкус детства, вкус радости, заставивший меня невольно улыбнуться.
- Да. – Чувствуя, как к ногам прилипли хлебные крошки и прочая хрень, я отшлифовал одну
ногу об другую.
- Тебе никуда не надо? – он перебирал пальцы рук, как шелуху от семечек.
- Нет. А что? – Смущение сковывало его.
- Да тут, просто, мамка хотела заехать на пару часиков. – Он нервничал и снова не уследил за
своей интонацией.
- Через сколько? Я успею в душ сходить? – Бутылка остужала закипевший лоб.
- Да, конечно, через часика два, где-то так, она должна приехать. – Он говорил ломаными
заборами. – Хочешь я тебе таксон вызову, у меня есть бесплатные поездки.
- Забей. Я только в душ схожу. – Зубная паста разлеглась на щетке. Грязное зеркало, а в нём
отражение человека похожего на меня, но это не я. Нет, это кто-то другой, или я когда-то был
другим. Мешки под красными глазами, опухшее овальное лицо, сливовый помидор с
торчащими волосами во все стороны. Я или не я, какая разница? Это всё равно ничего не
меняет. Черт возьми, как же неудобно мыться под душем на корточках, где проклятая
занавеска? Да плевать на неё.
В квартире никого не оказалось, я забыл, что мама работает до восьми. Родной,
приятный запах заставлял меня радоваться приезду. Как много всё-таки значат запахи,
достаточно всего лишь сделать вздох, чтобы почувствовать себя по-настоящему счастливым.
Нельзя забыть запах своего дома и любимого человека. Каждое твоё возвращение домой
будет придавать сил, ты найдёшь частицу прежнего себя, растаешь под уютом родных стен. С
людьми всё намного сильней. Могут пройти дни, месяца, года, ты сотрешь из памяти
человека, будешь идти или стоять, сидеть, лежать, но когда к тебе прикоснётся запах
любимого человека, по твоему телу побегут мурашки, радость постучится в двери, а за
дверью будет стоять тоска, ломающая ещё живое сердце. Бойтесь запахов, их не стирает
время, их не забывают люди.
В шкафу на полках стояли книги, они напомнили мне время, когда наплевав на всё,
я погружался в страну строк, оставляя внешний мир за пыльным окном комнаты. На нижней
полке коробка, я знаю, что внутри, поэтому не спешу её открывать. Время идёт, открыть её
когда-нибудь, да придется. Сверху дневник, четыре года назад там появилась первая запись,
уже два года он остается сухим, неприкасаемым, на то есть причины. Под ним скомканный
файл с письмами и фотографиями. Что-то внутри меня заныло, никогда не думал открывать
его. Первый конверт с открыткой, я сразу вспомнил её слова «Не люблю не подписанные
открытки, в них нет души». Открытка оказалась у меня в руках «…Внутри меня непобедимое
лето» А.Камю, я перевернул её «Всё пройдёт – и печаль и радость, всё пройдёт, так устроен
свет. Всё пройдёт, только верить надо…» Числа на бумаге так далеки от сегодняшнего дня.
Стопка фотографий, перелистываю их, не вглядываясь, слишком много времени, не могу их
выкинуть, ведь они подписаны, не хочу читать их, ведь этого не существует. Чернила
сохраняют больше чувств на бумаге, чем люди в своём сердце. Письма, одно за другим,
разговаривают со мной. «…не знаю, сколько ещё нам суждено, но моё «привет, Марков»
никто не заберёт». Нет, не хочу их перечитывать. Это словно общение с покойником,
которого никогда не вернёшь. Словно пытаться вернуть к жизни увядший цветок, поливая его
литрами воды. Люди уходят в двух случаях: когда умирают и когда перестают чувствовать.
Загвоздка лишь в одном, если человек умер, его не вернёшь, а если перестал чувствовать
один, второй непременно пытается его спасти. Жизнь, построенная на воспоминаниях,
обречена на страдания. Можно потерять всё и всех, но от чертовых воспоминаний тебе не
избавиться. Сложив всё обратно в коробку, уверовав в то, что никогда не притронусь к ней, я
оставил её на том же месте. Легче оставить всё, в надежде на тонны пыли, которые падут на
деревянную коробку, избавят меня от встречи с этими днями. Легче сбежать из квартиры, из
города, из страны. Легче сделать так, чем просто всё это на помойку.
Я прилёг на застеленную кровать и уснул. Проснулся от звонка телефона. Темнота
уже поглотила комнату, на кухне работал телевизор, мама накрыла меня покрывалом. Так
хорошо, так уютно.
- Да. – Нужно выпить воды.
- Привет, Макс. – Грубый голос Насти звучал на другом конце трубки.
- Привет.
- Ты ещё живой? – Она звонко и фальшиво засмеялась.
- К сожалению.
- Как твои дела? Ты ещё в Москве?
- Превосходно. Что значит «ещё»?
- Ну, когда мы с тобой последний раз разговаривали, ты собирался свалить на другой конец
матушки России.
- Пока нет.
- А собираешься?
- Надо?
- Ну не знаю – Я уткнулся лицом в подушку. – Мы с тобой это уже обсуждали. Чего тебе здесь
ловить? Ты ведь говорил мне о своих планах и Москвы там я не заметила.
- Ну, планы меняются.
- Да, такое бывает. Ну а что тут ловить? Ты говорил, что ненавидишь этот город.
- Я также ненавижу любой другой город. Дело не в этом.
- А, да, точно. Ты у нас потерянный человек, страдающий от всего, что тебя окружает. Как
там твоя душонка? Всё ещё не излечилась? – Её сарказм нервировал меня, как больной зуб.
- Не знаю, мы с ней не общаемся. А твоя?
- Ой, у меня всё отлично. Рассталась тут недавно с одним безумным парнем. Прикинь,
собирались в клуб и случайно уснули. Я начинаю будить его посреди ночи, а он подорвался и
вмазал мне. Пришлось вызывать такси, возвращаться домой. Такая история.
- Хороший парень.
- Я тоже так думаю. Ты, кстати, не нашел себе даму сердца?
- Нет, даже не пытался.
- А зря, Максим, зря. Вокруг столько юных девушек, ожидающих своих принцев. А ты только
и делаешь, что пьешь без остановки.
- Мамочка, это любовь.
- Ну, серьезно, Макс, какой смысл? Или ты чувствуешь себя крутым, когда напиваешься? –
она говорила быстро и очень громко.
- Я чувствую себя крутым, когда просыпаюсь на следующий день. Насть, ты под чем-то?
- Может быть, а может быть я такая от природы. Не хочешь сгонять сегодня в бар? – Часы
показывали начало десятого. Я давно не спал так долго.
- Нет, не сегодня.
- Я так и знала. Ну, давай на днях встретимся, давно не виделись. – Мы выбрали день и
распрощались. Холодная вода вернула меня к жизни. Стоило мне зайти на кухню, как мама
сердито взглянула на меня, это давалось ей трудно, и выглядело смешно.
- Снова пил? – Она жарила мясо, желудок издал протяжный стон.
- А ты снова готовишь? – холодный поцелуй в щеку, в сопровождении принятых объятий. В
детстве я всегда любил обнимать мать, рассказывать ей истории из своих ярких, будничных
дней, засиживаться вместе с ней на кухне, залипая в телепередачу на маленьком экране, но
время разорвало эту нить и, чтобы это исправить, нужен не один час, вот только его у нас
нет.
Двадцать девятое число, ещё одна смена, автобус, запах аммиака в прихожей,
неудобная кровать. Уснуть невозможно, поэтому я переключал каналы, вдавливая кнопку на
пульте до самого максимума. Вова приклеился к стулу, не подавая признаков жизни. Прошло
пятнадцать минут, он резко подорвался, словно по его телу прошелся кожаный кнут.
- Слуух, я погнал в «ОБИ». – Два часа ночи. Хорошо, когда магазины работают
круглосуточно.
- Давай. – Я не стал спрашивать, зачем он туда гонит. Единственная мысль, таившаяся в
голове – приедет он или нет. Дверь закрылась, ключ сделал два оборота. Я сделал выбор в
пользу неизвестного мне фильма, отвернулся от экрана, пытаясь заснуть.
- Жестко?! Да, это жестко. Это жесткая судьба, или ещё чего-нибудь. Судьба…ты веришь в
судьбу? Это чушь, мы питаемся ею, мы уповаем на судьбу, чтобы не принимать ничего на
свой счет, а потом отделываемся этой ересью. – Я обернулся посмотреть на баталии,
происходившие на экране. Два мужика с разницей в лет двадцать сидели за барной стойкой,
обсуждали жалкие жизни друг друга, распивая минералку, от которой непременно должны
пьянеть в кадре.
- …Предел?! Не существует предела, приятель, существует дерьмо в ваших отношениях и
конфеты, и вот, когда дерьмо вытесняет конфеты, тогда вы проигрываете. Логика простая,
либо вы вместе схватив ведра, черпаете эту дрянь и выкидываете её за борт, либо кто-то из
вас тонет, а второй оставляет его.- Бородатый старик был явно настроен агрессивно. Они
больше походили на отца и туповатого сына, слушающего своего хмельного батю.
-… Да затем, что я хочу тебя вразумить. Запомни, если твоя женщина говорит, что не любит
тебя – это не то. Если она говорит - не звони мне больше – это не то. Просит оставить её –
это тоже не то, но если она скажет тебе, что ты ей больше не нужен, тогда можешь браться за
лопату и начинать копать. – Черт возьми, этот бородатый мужик пытается обучить мальца
технике любви. Пора выключать мужские слезы.
Подушка убежала от меня на пол. Я проснулся с головной болью, начал вспоминать
пил вчера или нет. Нет, не пил. Прошел почти месяц, а чемодан так и стоял не разобранный в
углу бледной комнаты, среди сотен неизвестных мелочей. Наконец-то один, может быть, и
вправду пора разобрать вещи. Пора привыкнуть к этому месту, сделать его своим. Я поднялся
с кровати, боль выстрелила в голову с двустволки. Мелкими, уверенными шагами побрел на
кухню, чтобы достать бутылочку лимонада. Напротив стола, прямо, у холодильника, лежало
тело, накрытое двумя избитыми покрывалами. Никакого матраса, один линолеум. Никакой
подушки, только правая рука. Это вывело меня из себя. Да, что не так с этим человеком?
- Вова…Вова.- Он открыл глаза, посмотрел на меня, будто бы не имеет понятия кто он, где
он. На столе стояла пустая двухлитровая баклажка пива. – Ты чего здесь валяешься? Ложись
на диван. Не прикалывайся.
- А, хорошо, сейчас. А сколько времени?
- Первый час. – Я отправился умываться, чувствуя, как во мне горит отвращение. Не
понимаю, не понимаю его. Приняв душ, собрался на скорую руку и сбежал из квартиры. Не
понимая куда идти, но надо было куда-то идти, только бы не оставаться там. Черт возьми, он
славный парень, воистину славный. Мне жаль только, что он пожирает сам себя. Мы все
безумны, правда, оставляем это безумие лишь для себя, скрывая его от других людей. Мир
всю жизнь будет иметь нас без остановки, так что, либо разминай булки, либо давай отпор.
На улицу стояла минусовая температура, желудок кричал, как голодный младенец, а я просто
шел по улице.
Мороков Евгений Анатольевич.
Москва
Morokov-e@mail.ru
https://vk.com/id19806849
Отчаянный марафон