Сельмаг

Автор: Томей Прогулялась в супермаркет. Возвратилась без настроения.
Ну никакого удовольствия покупать в этом маркете. Обычный склад и продавщицы, как сонные мухи шмыгают. Охранники, высовываются невзначай из-за стеллажей, и приходится сдерживать невольный порыв- запустить в соглядатая, вот хоть этой пачкой Геркулеса.

На выходе, мазнула обеспокоенным взглядом по стеклянному отражению вполне благонадежной дамы, подарила унылое "спасибо", придержавшему дверь охраннику, и шагнув в хлад, мокроту и неуют осенней улицы, невольно вспомнила, затерявшийся во времени, сельмаг нашей Деревни…

Входишь бывало: с правой стороны-_хлеб, крупы, халва, консервы... , в середке - платья, халаты, майки, трусы , слева- краска, олифа, мыло, порошки стиральные, резиновые сапоги, хомуты, и иной скобяной товар.
А запах? Чудо, какая могучая смесь. Явился с насморком и тягостными мыслями- ушел с прочищенным носом и мозгами , а также возобновленной жаждой жизни, плюс навелся в новые сапоги, затарился порошками, краской, сумкой хлеба для поросят, а если успел, и в приятельских отношениях с Тайкой, то и пятикилограммовым брикетом мойвы- кормить утят.

Тайка, в моем понимании- образцовый продавец.
Гидроперитовые завитушки из под кружевного колпачка, личико- кровь с молоком и свой румянец, блестящими пуговицами голубые глаза, губы ярко-красным бантиком, бюст пятого размера под крахмальным , кипенно- белым халатом, и остальное вполне фигуристое и выдающееся для 38, бездетных лет, но в меру и для полного обхвата.
И пусть старушечьи лица светлеют, а заезжие мужики цепенеют и заикаются, и люто кривят губы молодые бабенки, но вслух или про себя, а всем ясно: «Тайка- чисто барыня».
И по характеру- сердечная, сентиментально влюбчивая. В паузах ожидания машины с хлебом, любит пересказывать бабкам сериалы, а в особо щипательных местах , когда и всплакнет.

А в торговом деле за ней не угнаться.
«Тай, селедка свежая?» - спрашивают.
« Ага, ага, свежая, только сегодня бочку подвезли»,- а сама счетами- щелк-щелк, в окно луп-луп, и на дверь зырк- командировочные наладчики зашли…

Если покупатель унюхает среди трех селедок- одну, шибко ароматную, запущенную Тайкой из ржавых нераспроданных остатков, и укажет брезгливым мизинцем, и поведет презрительным носом, то Тайка не конфузится а шлеп ее обратно- плавать, и опять счетами щелк-щелк.
И никаких воплей и разборок, все понимают, всем жить надо, а где не углядел и недосчитался сдачу, там вина твоя и надо самому ушами не хлопать, не отходя от прилавка.

А вот муж Тайкин совсем не выразительный. Дробненький, щуплый, так, для блезира считай.
И непостижимо, как он умудрялся допрыгивать, но Тайка иногда торговала с красноречивым фингалом, «поскользнувшись на крыльце».
Фингал постепенно созревал, создавая растяжку от обидно лилового до прощающего бледно-зеленого, но даже в самые яростно цветущие дни, он ее не безобразил. Все было гармонично.
И народ понимал бедного недокормленного мужа. А что ему оставалось делать со всей этой красотой, которая блямкает нашлифоненными ресницами на мужской контингент, и топорщится навстречу пятым размером?

С другой стороны, как ей быть, если мешки с сахаром и мукой неподъемные для женских рук? И тут всякий просто обязан помочь.
А что замешкались в подсобке, так кто засекал? А бабке Курочкиной верить, то «пусть на себя обернется и вспомнит, как у нее дед Семен весь прошлый год калитку чинил»…

Так и шло. Вдруг прибежали с почты- требует Тайку «межгород» . Всполошилась. Бросила магазин на доверенных старух и помчалась.
Звонил бывший, кратковременный любимка, с тем что кружилась, до его попадания на зону- за изъятие и сдачу внутренностей трансформаторной будки. И крутилась любовь отчаянно в дальней посадке, на что законная жена любовника явилась с жалобой на разлучницу к его матери.
Неожиданно мать заняла такую позицию, что Тая молодец, ее хватает на мужа и любовника, а некоторые " только ходют и хлюпают носом и думают, что их будут за это дело любить"... , плюс куча претензий по готовке, стирке и штопанию носков потенциального в будущем зека, но это старый список претензий, и матерям даже и не зеков, всегда найдется что сказать.

Вернувшись с переговоров , в промежутках обмахивания бледного лица, выпивания третьего стакана воды с каплями пустырника, бабкам было доложено , что «… любит без памяти…поставил вопрос ребром… уезжать вместе…через неделю заберет с вещами».

Бабки ахнули. Тайка в полуобморочном и готова сразу броситься на зов любви: «Ах, не уговаривайте… Васька?...А кто такой Васька(муж)?»...

Что интересно, накал страстей был таким, что Васька был поставлен перед фактом. И, вечером, сидя рядом с женой, укладывающей в чемодан юбки и комплект свеже купленного кружевного, не виданного мужем белья, вмиг сломался и поверил, что действительно теряет, и ни кулаки, ни уговоры не помогут, а только заплакать и отпустить...

Деревня притихла в ожидании. Уже начали перебирать кому из молодых принимать магазин. Кинули по своим- вышло, достойной замены нет. Загоревали.

Но вовремя вмешалось провидение в лице директора совхоза, по прозвищу Пиночет. Узнав от бригадира, что один из лучших трактористов от семейных проблем в пред суициде, враз закипел и приказал вызвать после планерки супругов в кабинет, где и провел беседу. Причем досталось и жене:" каких …. тебе не хватает ?" и мужу:" …учить как с бабой управляться?"

И все это сопровождалось примерами, и простодушно-доходчивой лексикой, закрепляемой мощными ударами кулака, и у завхоза в приемной выпадал из– за уха карандаш, предчувствуя, что столешницу опять менять, а секретарша пылала маковым цветом на доносящуюся из кабинета камасутру и не могла скрепить документы на подпись.

Через два часа примиренные, смущенно румяные супруги вышли. Пиночет хлопнул рюмашку коньяку из сейфа, подписал дрожащие бумаги и помчался по фермам.

А деревня вздохнула облегченно.
Потому что любовь- любовью, а кинули по своим- замены Тайке нет.