Свободная птица

Автор: Тоша Кракатау Город смердел. В прохладном воздухе марта плыли ядовитые выхлопы. Солнце лежало на штукатурке фасадов, под которой скрывались хрупкие кирпичи несущих стен, как скрывается за румянами дряблая кожа старухи. Нет, не случилась экологическая катастрофа. Не вылились в реку химикаты из гигантских баков, не взорвались реакторы на АЭС, не горели, очерняя небо, цистерны топлива. Начинался обычный мартовский день. За дежурными улыбками таилась зависть и взаимное пренебрежение. Под асфальтовой кожей проспектов скулили гниющие вены труб. Шел обычный мартовский день. Горожане, запакованные в консервные банки личных авто толчками – как рвотная масса по пищеводу – двигались через пробку навстречу скучной работёнке у плоских как собственные мечты дисплеев. В правом ряду на свежем белом Мерседесе-купе ехала Ира. От большинства своих братьев и сестер по пробке она отличалась чистым почти не накрашенным лицом, искренней улыбкой и тем, что не торопилась на работу за неимением таковой. Ей было двадцать три года.


Пробка немного расшевелилась, и белый Мерседес набрал скорость. Вдруг серая «девятка», очевидно, проморгав поворот, выскочила перед Мерседесом. Несмотря на отчаянный маневр, поворот «девятка» все-таки пропустила, и красный огонек стоп-сигнала тревожно вспыхнул почти у самого капота иномарки. Девушка ударила по тормозам, и только чудо, подкрепленное немецкими технологиями, уберегло ее от столкновения. Испуганная и оскорбленная, Ира надавила ладошкой на руль. На звук сигнала опустилось наглухо тонированное стекло и к Ире обернулось небритое лицо кавказца. Он поморщился и выставил в окно ладонь, будто проверяя, не идет ли дождь: мол, прости, сестрёнка. Ира, еще не оправившись от испуга, крикнула ему: «Что же ты делаешь, бестолочь?!». Брови водителя обрушились на переносицу. Что такое «бестолочь» он даже не подозревал, и на всякий случай решил, что это ужасное ругательство. Он вышел из машины и почти бегом оказался у Мерседеса. Ира подняла стекло и заблокировала двери. Кавказец зарычал на девушку, щедро приправляя горный диалект русским матом. Брызги слюны падали на чистое стекло. Ира вся съежилась и не знала, как ей быть. Она хотела уехать, но «девятка» преграждала путь, а сдавать задом на оживленной улице было страшно. Оскорбленный кавказец не унимался, продолжая сыпать бранью; теперь он стучал по крыше Мерседеса.
Ира заплакала. Её слезы только подстегнули бешенство горца. Он стал дергать за ручку двери. Иру трясло. Обида, душившая ее, сменилась раскаянием. Зачем она только прикрикнула на него? Он же совсем дикий.


Машины, сердито гудя, объезжали Мерседес, который стоял так близко к «девятке», что казалось – случилась авария. Кавказец не унимался, но внезапный толчок в плечо оборвал его гневный монолог. Дагестанец обернулся: перед ним стоял рослый мотоциклист. Он побагровел от злости, замахнулся своей широкой ладонью, но мотоциклист не шелохнулся. Тогда он попытался сорвать шлем с головы незнакомца и в тот же миг поймал зубами кулак в перчатке с кевларовой вставкой. Падая, на асфальт он заревел, но тут сознание покинуло его буйную голову и боевой клич «э–э–э» оборвался как скрип двери при ударе о стену. В зеркало Ира увидела как осел водитель «девятки», а на его месте появился герой в мотто-латах. Она вытерла слезы, откинула солнцезащитный козырек и торопливо посмотрелась в зеркальце. Глаза были чуть красными, но к счастью капитально разреветься она еще не успела. Мотоциклист, которого, между прочим, звали Егор, уже хотел вернуться к мотоциклу, но тут из «девятки» выскочил заросший щетиной по самые глаза родственник потерпевшего и кинулся на Егора с ножом. Действуя на опережение, байкер пнул джигита ногой в живот, и тот, хрипя, опустился на четвереньки. Почесав затылок шлема в коротком раздумье, Егор заглянул в салон Мерседеса и подал Ире знак, чтобы она сдала назад и объехала «девятку». Тем временем очнулся первый дагестанец и, бормоча проклятья, от которых у воспитанного горца вне сомнения случился бы инфаркт, побежал к машине, и злобно хлопнув дверью, скрылся внутри. Вдруг его родственник, подползя к мотоциклу на четвереньках, ударил переднее колесо ножом, вскочил на ноги, хромой рысцой обогнул Мерседес и на ходу заскочил в стартующую с пробуксовкой Ладу.


Егор подошел к мотоциклу и, присев на корточки, потрогал колесо.
– Вот же гад какой. Здравствуйте. То есть ха-ха, не вы гад, а этот.
Ира убрала за ухо непослушную прядь волос и закусила губу, ожидая, что же ответит её спаситель. Спаситель продолжал ковырять пальцем внутренность покрышки.

– Спасибо вам, – развела руками Ира, глядя на спину мотоциклиста.
Угу, – ответил Егор и, наконец, поднявшись, обернулся к девушке.

Она была хороша: правильной формы лицо с чистым высоким лбом. Длинное платье не скрывало гибкого тела. Русые, немного вьющиеся от природы волосы почти доставали гладких, загорелых плеч. Серо-зеленые глаза улыбались в длинной тени ресниц. Легкий трамплинчик носа венчался тонкими крыльями черных бровей, а широкий с немного вздернутой верхней губой рот произнес:

– Что же вы теперь будете делать?
– Ждать эвакуатор, – пожал плечами байкер.
– Я с вами подожду, – вырвалось у Иры.

И снова Егор пожал плечами.

– Давайте в машине посидим, снимайте каску.
– Давай.


Ира включила «аварийку», кондиционер и музыку. Оценив комплектацию Мерседеса, Егор тихо присвистнул и достал мобильник.
– Ало, Серег, привет. Слушай, ты на пежошке? Да хачи ножом колесо пропороли. Нет, Славику звонить не надо, они уехали давно. Номер? Не запомнил. Хрен его знает, забей.
Егор объяснил, где находится, убрал телефон в карман и посмотрел на Иру.
– Егор.
– Ира.
– Классный мерс.
– Папин подарок. За красный диплом.
– Неплохо. На свадьбу, видимо, тебе подарят яхту.
– Поживем, увидим, – сощурилась Ира, и Егор снова заметил, как чудесно она красива.
– А кто у нас папа?
Ира загадочно улыбнулась. Потом сказала, указывая куда-то вверх и наискосок:
– Видишь ту высотку стеклянную?
– Которая за восьмиэтажками? Да, вижу, – ответил Егор, пригнувшись, чтобы рассмотреть здание через лобовое стекло целиком.
– Папина, – с напускным равнодушием бросила Ира.
– Прикалываешься.
– Нет.
И она назвала фамилию…

– Закрой рот, Егор, – засмеялась Ира.
Егор смущенно откашлялся в кулак.

– Они такие страшные были, я испугалась, что тебя изобьют.
– Только на первый взгляд страшные.
– Здорово ты их. Крутой. Спортом занимаешься?
– Занимался. КМС по кикбоксингу.
– А я на танцы ходила. И на теннис. Но мне всё быстро надоедает. Сейчас к мастеру по йоге хожу.
– Куда ходишь? К мастеру Йоде?
– Смешно.
Ира посмотрела на небольшие наручные часики. На них было три часа и четыре бриллианта.

– Ты куда ехал то? – спросила она.
– За кудыкину гору.
– Что? – Ира по-детски насупилась.
– Не спрашивай «куда». Примета плохая.
– Так ку… в каком направлении ехал?
– Под Питер на байкерский слет.
– Здорово. Ты, наверное, состоишь в каком-нибудь клубе?
– Нет. Я сам по себе.
– И я сама по себе, – вздохнула Ира, глядя в окно.


Помолчали. Егор повернулся к девушке и стал разглядывать ее в профиль. Чувствуя на себе взгляд, она уткнулась в телефон, беспорядочно нажимая иконки.
«Красивая» – думал Егор – «Жизни настоящей не видела. Оранжерейный цветочек».
«Сильный» – думала Ира – «С ним никто не обидит. И сам такой простой, спокойный. Бородка аккуратная, нос прямой, глаза серые, задумчивые».
– Когда я была маленькая, – Ира засмеялась и слегка покраснела, – когда я была маленькая, папа привозил мне дорогущие куклы. Просто обалденные. А мне хотелось поиграть в машинки, но я стеснялась попросить, ведь это же… нехарактерно для девочек.
– Нехарактерно, ясен пень. А нам папа вообще игрушек не покупал.
– Почему? – захлопала ресницами Ира.

Егор усмехнулся в бороду.

– У отца в кладовке была куча всякого хлама. Он давал нам с братом старый инструмент, и мы разбирали всё до самых мелких деталей. Это было увлекательней любых конструкторов.
Приехал Сергей, друг Егора. Ира вышла из машины и смотрела, как мужчины закатывают тяжелый мотоцикл в кузов грузовичка.

– Ну, счастливого пути, – помахал Егор рукой из кабины.
– Ты что тормоз? – зашипел на него Серёга, вставляя ключ в замок зажигания. – Она же на тебя как щенок на хозяина смотрит. Езжай с ней, один черт, мне еще резину купить надо, завтра утром только поменять смогу. Привезу тебе моц, как будет готов. С этими словами он вытолкал Егора из кабины.
***


Автоматические ворота тихо откатились в сторону, пропуская Мерседес на стоянку возле коттеджа. Из будки, виляя хвостом, вылез старый косматый пес.
– Приехали, – радостно сообщила Ира, – выходи, я в гараж загоню.
Егор вышел из машины и огляделся. Дом был двухэтажный, не сказать, что огромный, но и не маленький, с облицовкой из хорошего дерева, панорамными окнами, черепичной крышей и балкончиком на втором этаже с кованым ограждением. Пока Ира парковалась (от волнения ей никак не удавалось поставить машину так, чтобы свободно открыть водительскую дверь), Егор осмотрел просторный участок с цветочными клумбами, искусственным прудом и фонтаном с увесистой золотой рыбкой в центре.
В доме нашлась бутылка восемнадцатилетнего виски, бутылка марочного вина и легкие закуски, каких даже до введения экономических санкций нельзя было купить в обычном супермаркете.


– Разожги камин, – попросила Ира, порозовев от первого бокала кьянти.
– Ладно. Только, знаешь, огонь в камине это костер, посаженный в клетку. Егор уже успел проглотить граммов сто виски.


– На ваших мотослетах жгут костры по ночам?
– Жгут. Еще как жгут.
– Я бы хотела поехать. Но папа меня ни за что на такое мероприятие не отпустит. Если сорвусь, то охрана найдет и домой вернет в тот же день.
– Правильно делает папа.
– Почему это?
– Ты другого поля ягода. Тебя байкеры затопчут.
Он сделал глоток виски, прищелкнул языком от удовольствия и погладил глазами фигуру хозяйки. Она сидела теперь с ногами в кресле, на ней был спортивный костюм; под тонкой материей дышали высокие мячики грудей.
– Ты одна живешь? – спросил Егор и придвинул её к себе вместе с креслом.
– Я живу с Борисом, – она хитро стрельнула глазами исподлобья и, выждав секунду, добавила, – это мой пёс.
– А кроме пса мальчики у тебя были?
– Давай лучше о тебе, Егор. Ты женат?
– Уже нет.
– Развелись?

Допив стакан, Егор потянулся за графином.
– Нет больше жены. Разбилась. С моим школьным товарищем на трассе. Джип на встречку вылетел.

Егор поболтал виски в стакане, и кусочек льда глухо зазвенел внутри.

– У нее шлем надвое лопнул. И года не успели вместе прожить.

Губы у Иры дрогнули. Она опустила глаза и долго смотрела в бокал с темно–красным вином на донышке. Наконец она заговорила медленно и тихо:
– У меня тоже близкий человек в аварии погиб. Мой брат, известный стрит-рейсер… Ему было двадцать пять. Папа жутко рассвирепел. Он сказал, что прикроет их движение. И действительно их ДПС после этого стала гонять. Только Сашку вернуть даже папа не мог.
Она накрыла его ладонь своей. На пальце Егора сидел перстень в форме орла, расправившего крылья.

– Это что-то значит? – спросила она, гладя его пальцы.
– Просто орел, – ответил Егор, а помолчав, добавил, – свободная птица.


В просторной спальне на втором этаже кровать была застелена белоснежной шкурой.
– Вообще-то я против того, чтобы животных убивать, – шепнула Ира, садясь на кровать и притягивая Егора к себе за обе руки, – но она такая мягкая, – потрогай.
Лежа на спине без одежды, она запрокинула голову и, трепетно раздувая капельки ноздрей, выгнулась ему навстречу. Он поцеловал ее чуть выше солнечного сплетения и привычным движением ослабил свой ремень. Под окном жалобно заскулил пес. Ира прикрыла глаза и тихо постанывала. Вдруг Егор понял, что очень пьян, что ему тридцать семь и у него нет презерватива. Он вошел в Иру нежно. Двумя пальцами. Она изогнулась как от разряда электричества, с протяжным вздохом вся пошла крупной дрожью, а потом, вскрикнув, забилась на постели, как рыба, брошенная в лодку.


Утром, когда Ира еще спала, Егор услышал звук родного мотора, собрался и тихо вышел за калитку.
– Привет, – радостно крикнул Сергей, слезая с Егорова мотоцикла и хлопая его по баку. – Классно прёт. Ну как тебе тёлка? Огонь?
– Тише ты, не кричи. Она не тёлка, она агнец божий.
– Овца значит.
– Угу. Ты как обратно то?
– Сейчас Славик за мной приедет. А вот и он.

К воротам подкатил огромный черный внедорожник с торчащими над кабиной хромированными трубами. Из машины приветливо оскалился Славик, лысый гигант со шрамом во всё лицо.


С Егором Славу познакомила дорога. На трассе «М4» за сто километров до Ростова на Дону заглох мотоцикл. Слава долго голосовал. Временами останавливались мотоциклисты, ходили вокруг, приседали, разглядывая остывающий мотор, качали головой и уезжали, виновато пожелав удачи…

И вот остановился Егор. Три часа они пытались завести мотоцикл, да так и заночевали в придорожной канаве под звездным небом.
Наутро появился байкер, у которого был с собой набор инструмента. Час проковырялись, но, завелись и пошли тремя байками на Севастополь. С тех пор, если Егору была нужна помощь, у Славы не случалось в этот момент более важных дел.


– Здорово, Егор.
– Привет, Славик, как дела у тебя?
– Какие наши дела, Егор? Знай себе тяни упряжку, да помалкивай. Жена в ноябре третьего родить должна.
– Отец героин, – подмигнул Славику Егор.
– В смысле?
– Ну, если мать героиня, отец тогда кто? Отец – героин.
– Ясно, – улыбнулся Славик и, помолчав, добавил, – счастливый ты, Егор. – На мотоцикле. И я себе опять куплю, когда дети подрастут.


Пожав Славику руку, Егор вернулся к мотоциклу и стал надевать перчатки.
– Тьфу ты ёпрст! – хлопнул он себя по бедру.
– Чего там? – откликнулся Серёга с подножки джипа.
– Да перстень у подруги этой остался.
– Так пойди, забери.
– Боюсь, не получится достать, чтоб не будить, – усмехнулся Егор, – а будить не хочется.
Серёга пожал плечами, влез на пассажирское сидение и джип с ревом умчался по лесной дороге.

***

Прошло две недели. Только что из бани, Егор и Серёга пили пиво, сидя за пластиковым столиком на дачном участке. Теплый ветер доносил запахи трав. Кружилась мошкара. Под щебетание птиц, вдали, над сине-зеленым лесом последними огненными мазками завершало картину дня июльское солнце.
Серёга глотнул из бутылки, крякнул и откинулся на спинку пластикового стула.
– Эх, лафа–а. Остановись мгновенье, ты прекрасно. Не помню, кто сказал. Пушкин кажется?
– Гёте.
– Вот за что тебя всегда уважал, среди прочего – за начитанность. Так что, говоришь, прямо там у неё перстень остался?
Он затрясся от смеха и шлепнул пальцами по столу.
– Соскользнул, наверное, – без улыбки откликнулся Егор. – Мне его Антоха на день рождения подарил. Ты его должен помнить, он в прошлом сезоне на Ямахе разложился. Не выжил.


Скрипнула калитка и на участок зашли двое в строгих костюмах.


– Во дела, от неё что ли приехали? Славику набрать? – шепнул Серёга, до белых пальцев стиснув бутылку.
– А что Славик? У них вон стволы под пиджаками, а у Славика два кредита и жена в ноябре рожает.

Двое не спеша подошли к столу. Один был широкоплечий со сломанными ушами и похожей на ковш бульдозера челюстью. Второй – высокий, лысый, со вмятиной во лбу как будто от бильярдного шара. Он поздоровался и, положив на стол перстень с орлом, кивнул Егору.
– Твой?
– Мой, – кивнул Егор в ответ.
– Ты знаешь, чья Ирина дочь? – зашевелилась бульдозерная челюсть.
– Знаю, она мне рассказала, – глядя исподлобья, ответил Егор.
– Пива хотите, мужики? – почти не надеясь на успех, Серёга попытался разредить обстановку.


Мятый лоб взял со стола вяленую рыбу и оторвал себе кусок.

– Тут такое дело, ребята, – он огляделся по сторонам, – у вас присесть-то есть куда?
Серега сбегал за раскладными стульями.
– Такое дело, понимаешь… В общем Ира ревела две недели как белуха.
– Как белуга, – поправил Егор.
– Ну. Все нервы Альберту Игоревичу вытянула. На Мальдивы не полетела. Билеты пропали. Да это-то мелочь. Не могу, говорит, без него. Как принцесса в сказке, йокарный бабай, не могу – и всё. Альберт Игоревич отец суровый, но чуткий. Понял, что это не блажь какая-нибудь. Посмотрел запись с камеры видеонаблюдения у Иры во дворе и говорит: «Нормальный парень, вроде бы не педераст».


Где-то совсем рядом дважды подала голос кукушка. Мятый лоб остановился, послушал немного, но кукушка молчала. Серёга вздохнул, и жадно приложился к бутылке пива.
– В общем, – продолжал мятый лоб, – надо с девушкой объясниться. Ты нам нравишься. Если Альберт Игоревич одобрит, будешь принят в семью. Можешь пока не благодарить. Мы в машине спать ляжем, а ты давай, много не бухай, завтра с утра к ней поедем.
– Я мотоцикл не брошу, – сказал Егор.

Челюсть нахмурился:
– Удерет же.
– Да куда он денется, – скривил рот долговязый, – и потом, если мы его в машине привезем, получится, что силком, а так – он вроде сам приехал: одумался. – Паспорт мне свой давай, Егор, чтобы тебе глупости под шлем не лезли.

Паспорта у Егора при себе не было. Водительские права он поначалу отдавать не хотел, но челюсть тихо и настойчиво потребовал документ и, не выдержав железобетонного взгляда, Егор уступил.

– Вот и ладушки, сказал челюсть, убирая карточку во внутренний карман пиджака. Серёга заметил массивную рукоять пистолета и нервно сглотнул.
– Надо будет заехать купить цветов и конфет, – вспомнил мятый лоб, – она конфеты точит – мама не горюй. – Насчет бабок не переживай. Отдашь после свадьбы.
И амбалы забухтели сиплым отрывистым смехом.
***


– Спишь? – шепнул Серёга, как будто их могли услышать.
– Да какой там, – Егор повернулся на бок, и под ним отчаянно скрипнула раскладушка.
– Везучий ты. Знаешь, я рад за тебя, дружище. Один шанс на миллион выхватил.
– Ты так думаешь?
– А чего тут думать? – Серёга приподнялся на локте, вглядываясь в темноту. – Девка от тебя без ума, папаше ты, вроде бы, тоже понравился.
Егор взял с табуретки сигарету и закурил. Потом встал и начал ходить по комнате.
– Ты пойми, неравные браки – шаткая конструкция.
– Тут главное в лодку залезть, а там держись, как умеешь, – махнул рукой Серёга. – Заживёшь как человек, по миру поездишь. Знакомства дельные появятся. А там, глядишь, папаня тебя пристроит на сытую должность.

– То–то и оно, Серёга, жизнь получится искусственная. Воткнет меня этот олигарх куда-нибудь начальником, а я в делах ни в зуб ногой. Все на меня будут коситься, мол, посадили блатного на шею. Про мотоциклы, я уже чую, можно будет забыть: это же так опасно. Единственную дочку папаша, ясен пень со мной кататься не отпустит, он над ней трясется как над контрольным пакетом. Но мало того, я же у них буду как дорогая игрушка – если упаду с байка и сломаюсь, то дочурка расстроится, захнычет. А этого никак допустить нельзя, поэтому мотоцикл надо запретить.

– Ни хрена ты себе картину нарисовал, – Серёга сел на кровати. – Да с чего ты решил, что тебя будут строить как в армии?

– Очень просто, Серёга. У дяди собственный небоскрёб. Как ты думаешь, он прислушивается к мнению людей, у которых нет небоскреба?
– Не знаю, – вздохнул Серёга, – по-моему, ты усложняешь. – Главное была бы какая-нибудь стерва (этого, правда, сходу не определишь) или уродина – центнер весом, а то девочка красивая, интеллигентная. Эх, Егорка, только раз в жизни курочка золотые яйца несет. Один, сука, раз.

– Никогда не понимал, на чем основывается это утверждение… Разве случай так много значит? Я думаю, надо себе не изменять, а случай, рано или поздно представится. Ладно, давай спать, мне с утра ехать.

Серёга улегся на диван и долго еще смотрел в потолок, о чем-то думая. Время от времени он кряхтел или говорил: «Эх».


Утром байкеров разбудил сигнал джипа. Попили чаю с бутербродами, покурили. Егор пожал руку Серёге. Обнялись.

Егор поехал за джипом, глотая пыль из-под колес. Наконец выбрались на асфальтовое шоссе, и мятый лоб поддал газу. Егор не отставал. У челюсти зазвонил мобильный.
– Алло, где вы там? – низко зазвучал голос, перекатывая слова как тяжелые шары.
– Везем байкера, Альберт Игоревич, минут двадцать ещё.
– Давайте ко мне сначала. В кабинет его проводите.
– Так точно.
Мятый лоб вопросительно покосился на пассажира и опять перевел глаза на дорогу.
– Что-то шеф сегодня не в духе, судя по голосу.
– Не знаю, – пожал плечами Челюсть, – у него бывает.
– Наверное, опять на бильярде проиграл, – скривился напарник и потер ладонью вмятину над бровью.



Выдался погожий день. По небу ходили пушистые овечки туч, теплый ветер гнул к земле мягкую траву, мелко шелестел зеленой листвой растущий через поле от шоссе березовый лес. На светофоре джип уткнулся в очередь из десятка машин. Егор поднял визор на шлеме и глубоко задышал полевым ветром. Солнце играло на серебристых ребрах мотоцикла. Откуда-то доносился запах костра. Он вспомнил фестивали, песни под гитару, дурацкие смешные конкурсы, орду веселых, поддатых байкеров. Он вспомнил закаты у реки, как безумно хотели кататься смешливые простые девчонки, как они обвивали его руками сзади, визжа от испуга и счастья ускорения…


Зеленый. Тронулись.


«Нет», – думал Егор – «Пора и честь знать. Два года уже как Лены нет. Время идет. Ни семьи, ни детей. Случайный секс от раза к разу. Одному, конечно, хорошо – никто тебя не пилит, едешь куда хочешь, когда хочешь. А что потом? Одинокая старость? Хуже не придумаешь. Да вроде не старый ещё… Но время-то идет. Бежит. Как ни крути, прав Серёга. Такого шанса больше не будет. И девчонка хорошая. Оранжерейный цветочек». Он улыбнулся, вспоминая, как она тихо бормотала во сне, уткнувшись ему в плечо.


Дорога огибала город. В сизой дымке за лесополосой маячили коробки многоэтажек. Над свалкой кружили наглые чайки. В лужах на обочинах масляными пятнами рябила небесная синева. Машины двигались в плотном потоке. На обгон по встречной пошли четверо байкеров. Они просигналили Егору в знак приветствия и с низким рокотом начали отрываться. На жилетке последнего Егор прочел «Free rider». Когда мотоциклы скрылись из виду, Егор вдруг сбросил передачу, и, огибая джип, выкрутил ручку газа до упора. Впереди был светофор, и, пролетая его на красный, он увидел в зеркало, как внедорожник грузно выкатился на встречную полосу и как вздернулся его капот от резкого ускорения. На прямом участке мощный джип стал быстро нагонять мотоцикл, но прежде, чем они поравнялись, впереди показались две фуры, занимавшие обе полосы – одна из них шла на обгон. Водитель джипа притормозил. Егор пролетел между грузовиками, едва не поцарапав зеркала о стальные борта. В облаке пыли внедорожник обошел грузовики по обочине и снова набирал скорость. Впереди в зеленом коридоре придорожных елей распахнулась асфальтовая глотка поворота, хвост которого круто скрывался за деревьями. Полсекунды ушло на раздумье, стрелка танцевала возле отметки «130» и Егор заложил байк в поворот.
Наконец джип остановился у обочины. Мятый лоб вышел и сплюнул на песок, глядя себе под ноги. Челюсть обошел машину и встал рядом.

– Кажется, всё.
– Всё, – кивнул Мятый лоб. – Валим отсюда.
Разбитый мотоцикл тихо истекал дымящимся маслом на песок.