Разнорабочий 2

Автор: akimov_sasha “Children show scars like medals. Lovers use them as a secrets to reveal. A scar is what happens when the word is made flesh.”
(Leonard Cohen, The Favorite Game)

Уже сложно вспомнить, в какой момент я вступил на запретную территорию и полюбил ее. Помню, что жил тогда с девочкой чутка постарше меня. С ней у нас никаких разговоров о влюбленности не шло. Мы просто задорно трахались, днем работали в книжном, а вечерами играли в онлайн игры. И вдруг появилась эта малолетка, нескладная и смешная. Огромные глаза, большой рот, сладкая жопка. Эта пигалица соблазнила меня и увела у взрослой самки. Я влюбился тогда еще невинно, в эту несуразную красоту. По отдельности ее черты были бы так себе, но в сочетании – формировали божественно прекрасное существо. Она стала моим сладкоголосым ребенком, годы работы в книжном и тысячи прочтенных томов заставляют меня все мудачески романтизировать. Она как гётевская Миньона встретившаяся мне посреди унылых странствий, заставившая испытывать смесь страсти и отцовских чувств. Заставившая что-то чувствовать. На моих глазах она превращается в красивейшую женщину. Мы прошли через кучу препятствий и предрассудков вместе. И пообещали друг другу, что не будем лгать. В последнее время у нас были трудности, но я верю, что мы справимся с чем угодно. Верю в нее, в наш чудесный союз, мечтаю вопреки злобному стаду и уродливой действительности, что мы преодолеем все. Будем против всех и одержим победу.
Она мне звонит посреди рабочего дня из лагеря в Анапе, я только разгрузил фуру. Говорит, что нашла себе другого, что влюблена. Просит прощения. Я достаточно спокойно отнесся к этим словам. Объясняю ей, что мелкая интрижка на дискотеке и прогулка по пляжу за ручку – ничего не значит, что я могу про это забыть. Но она упорствует в своем гормональном заблуждении. Она серьезно отнеслась к мелочи, которую я легко бы простил. Для нее эта ничтожная ерунда была такого же порядка, как и то, что между нами. Я понимаю, что есть вещи важнее любых сиюминутных слабостей. Но она по-детски не понимает этого. Вот это-то меня и уничтожает. Хотя я немного даже радуюсь, наконец, я выбит из колеи. Кажется, такой встряски мне и не хватало, чтобы вырваться из рутинного цикла.
Мне хочется спрятаться. Я тихонько иду к коробкам для мусора, забираюсь в ту, куда выбрасываем картон, накрываюсь крышкой. Лежу на кучке картона на дне коробки свернувшись в позе эмбриона. Темно, тепло и грустно. Чувствую себя обесцененным и бесполезным. А как еще себя можно почувствовать, возлегая посреди мусора. Нежное дитя совершенно без злобы сделало меня ненужным. Мне больно осознавать, что я посвятил этому несколько лет своей жизни. Я в какой-то растерянности, совершенно не представляю, как мне поступить, что делать дальше, как жить. Я все еще достаточно глуп и наивен, чтобы доверять кому-то. Выбираюсь из коробки и на автомате дорабатываю день.
В нелепом порыве, жалуюсь матери моей любимой на сложившуюся ситуацию. Ей всего 39 лет, и она всегда была явно против нашего союза, но ей хватало ума с этим смириться. Она говорит, что рада, что ее дочь нашла сверстника. А мне советует не грустить, снять проститутку или напиться, или все сразу. Будто я какое-то животное, которому срочно нужно потыкать членом в первую попавшуюся дырку. Мне от этого становится еще более противно. Я ведь горжусь своей глупой верностью. Вообще, я прекрасно понимаю, что со мной происходит с точки зрения нейробиологии. И знаю, как справится с тем, как мой мозг меня обманывает. Но в этот раз я полностью сдаюсь пиздостраданиям.
На следующий день идет дождь. Сильный ливень барабанит по крыше склада. Фура не может заехать внутрь и раскорячилась на улице. Андрей сорвал спину, ходит в корсете и пердит. В придачу, у нас сломался автопогрузчик. Начальничек предлагает выгружать товар штабелером. В другой момент, я бы стал с ним спорить и указал бы на то, что грузоподъемность слишком мала, но сейчас мне все равно. Петр и Дима залезают в кузов и подтягивают паллеты рохлями к краю, а я беру штабелер, снимаю товар и увожу на склад. Меня уже насквозь промочил дождь, в ботинках хлюпает, но я совершаю рейсы к фуре и обратно на склад. Парни подкатывают паллет с десятью громадными чугунными ваннами, я смело поддеваю его вилами, поднимаю, отъезжаю. Но масса слишком велика для штабелера, его начинает кренить. Я лишь отпрыгиваю назад и смотрю, как штабелер вместе с ваннами заваливается набок. С диким грохотом ванны разбиваются вдребезги. Меня только что чуть не пришибло тонной чугуна. Нервно хихикая, я отправляюсь на склад, чтобы написать объяснительную, почему же так получилось. Начальник бледнеет и потирает свою короткостриженую голову, естественно вся вина ляжет на него.
К вечеру распогодилось, выглянуло солнце и подсушило асфальт. Я собрался и поехал домой на велосипеде. Пролетел мимо «Пионерской» по проспекту Испытателей. На меня вновь накатывает ощущение растерянности и разбитости, ощущение, что все вокруг потеряло смысл, что все вокруг фальшивка. Я упиваюсь своей маленькой трагедией, смакую предательство. У меня на глазах выступают слезинки. Наверное, не самый удачный момент для того, чтобы жалеть себя, ведь я еду на велосипеде без тормозов среди автомобилей. Надо бы следить за дорогой, а я еще и разогнался перед светофором на пересечении с Серебристым бульваром. Зеленый еще только замигал, а какие-то торопливые идиоты уже рванули поворачивать, велосипедист едущий по главной дороге для них несущественная преграда. Передо мной оказываются две машины, едущие перпендикулярно моему вектору движения. Довольно ловко увернулся от них обеих, но слишком сильно выкрутил руль, отчего застопорилось переднее колесо. А скорость была чуть за сорок километров в час. По инерции, делаю сальто вместе с велосипедом, потому что мои стопы закреплены в туклипсах. Сначала рефлекторно выставил руки вперед чтобы принять основной удар, ободрал ладони и возможно сказал ключицам до свиданья, затем уже мордой об асфальт. Делаю еще кувырок, вылетая на тротуар. Одна нога выскочила из туклипса, упал на спину и прокатился метров пять по мелким камешкам. Сразу же поднялся, понимаю, что у меня точно что-то повреждено, но из-за большого количества хлынувших в кровь эндорфинов, сложно идентифицировать раны. Вспоминаю, что рядом есть поликлиника, спешно направляюсь туда. Осматриваю велосипед, на нем лишь пара царапин, в остальном полный порядок. Чего не скажешь обо мне. Моя футболка разодрана в лохмотья, и я чувствую, как из меня сочится кровь. Капельки крови стекают по левой руке и капают с пальцев.
Пришел в поликлинику, объяснил ситуацию в регистратуре. Там оказались молоденькие девушки, а не старухи, как это обычно бывает. Судя по их реакции на мое появление, делаю вывод, что невооруженным взглядом видно, как мне хуево. Велосипед они взяли к себе в регистратуру, а меня направляют к дежурному врачу в кабинет. Я быстро нашел нужную дверь, постучал. Мне открывает женщина средних лет в белом халате. Усаживает меня на кушетку. Вызывает машину скорой помощи. И в этот момент у меня внутри заканчивается волшебное самообезболивание. Боль создана для того, чтобы ты понимал, что что-то не так и попытался это исправить. И я чувствую ее, неподдельную, не надуманную боль. У меня перед глазами начинают вспыхивать довольно симпатичные розовые вспышки, они вначале похожи на блики боке, затем раскрываются словно цветы, середина истончается и исчезает, и они уже похожи на ведьмины круги мицелия. Перед тем как совсем исчезнуть, каждый такой круглый объект становится покрыт мехом и скручивается внутрь себя, как кольцо дыма. И появляются новые и новые круги, чтобы снова исчезнуть.
Очень резко возвращаюсь в реальность, мне в нос тычут ваткой пропитанной нашатырным спиртом. Прибыли врачи скорой помощи. Ведут меня под руки к своей машине. Положили на носилки. Я забавляюсь тем, что мои руки и ноги смешно дергаются сами по себе. Внезапные спазмы заставляют их трястись, и я сам этим никак не управляю. Довольно необычное и удивительное самовольное поведение организма. Как только мою левую руку смог поймать врач, мне сделали внутривенную инъекцию. Не знаю, что было в шприце, но мне вдруг стало очень хорошо и судороги прекратились.
Привезли в Елизаветинскую больницу, бросили на очень плохую каталку, на которой остались следы запекшейся крови, предыдущего пациента. Мне на шею сооружают какую-то конструкцию из картона. Сестричка пытается взять кровь, но все вены попрятались, и я бледен как покойник. Никогда не видел себя таким белым, видел с похожим цветом кожи только забальзамированных мертвецов. С пятой попытки, истыкав меня всего иглой, девочка, наконец, попадает в вену. Потом поездка к томографу и на рентген, санитары катают меня, вышибая двери, как в каком-нибудь сериале «Скорая помощь». Не хватает только, чтоб они орали «Мы его теряем!» каждые пару секунд. Только после всех этих стандартных процедур, врач с деловым видом взглянул на меня. Он смотрит на снимки и говорит, что у меня компрессионный удар позвоночника. Хребет чудом не сломался, мне очень повезло. Если бы не повезло, я мог бы стать парализован или просто умереть. Даже ключицы выдержали, я отделался лишь ушибом в местах крепления к грудине. Мне предлагают остаться в больнице, но я решаю уйти. Мой дядя оказывается неподалеку на автомобиле. Он подбирает меня и доставляет домой.
Иду в ванную и встаю под душ. Я весь в песке и пыли. У меня ободраны бока, локти и плечи, от попадания воды становится неприятно. Когда я смываю грязь с мест пораженных асфальтовой болезнью, вижу, что у меня в плоти застряли мелкие камешки. Беру щипчики для ногтей и медленно выковыриваю из себя гравий. Затем поливаю себя перекисью водорода. Дико щиплет и пенится. Закончив с ранами, беру нелепую картонку и снова обматываю вокруг шеи, чтобы подбородок опирался на нее, шея болит жутко. Верх грудины некрасиво распух.
Пора ложиться спать, но и это сделать нелегко. Я не могу лечь набок или на живот – только на спину. Сижу на краю кровати в нерешительности, прикидываю как бы мне приземлиться на подушку максимально безболезненно. Смог приноровится и уснуть, но посреди ночи мне приспичило в туалет. А я не могу подняться. Эффект укола прошел и теперь я чувствую насколько мне в действительности херово. Не могу поднять голову без мучительной боли. Лежу так полчаса, терплю. Когда терпеть уже нет сил, я беру рукой себя за волосы и пытаюсь таким образом поднять, как какой-то Мюнхгаузен вытягивающий себя из болота. Этот рывок дается очень тяжело, все-таки ключицы тоже пострадали, а мышцы рук используют их как рычаг как раз в таких движениях. В этот момент я просто обоссался. Забытое теплое чувство, когда ты ссышь себе в трусы, прямо из далекого детства.
На следующий день хочу надеть футболку и понимаю, что не могу. Ладно, рубашек полно. Кое-как собрался и сходил в аптеку за воротником Шанца, чтобы снять нагрузку с болящей шеи. С ним стало легче жить, только головой вертеть я все еще не могу. Чтоб куда-то повернуться, приходится поворачивать весь корпус. Захотелось посрать, когда пришел домой. Навалить-то легко, а вот вытереть задницу и подмыться – это уже задачка не из простых. Пусть долго и мучительно, но и с этим я справился. Но вскоре выяснилось, что проблемы есть и с другого конца моего пищевого тракта. Поставить кастрюльку на плиту болезненно. Налить суп поварешкой в тарелку тоже. Но главное испытание ожидает при приеме пищи. Ложку до рта донести тяжело, а когда ты все-таки набрал полный рот еды и хочешь проглотить, выясняется, что и глотание тоже сопровождается болью.
Когда все мои физиологические потребности были более-менее удовлетворены, я снова прилег на спину. Я уставился в потолок и задумался о своих ошибках. Решил, что мне необходимо разобраться, что же за череда случайностей привела меня конкретно к такому положению. Хочу проследить закономерность и выявить, что именно и когда пошло не так. А для этого нет ничего лучше, чем написать книгу. Большую и страшную, чтобы никто не захотел ее читать. Ведь я грешник и мученик, которому необходимо покаяние пред самим собой.