А ты, жопастая, поедешь с нами!

Автор: мувер Я пришёл на работу, как и положено, в восемь часов вечера.

— Здорово. — Протянул руку напарник Женька. — Народа сегодня вообще нет.

— Ну и хорошо, — говорю. — Нашим легче.

Уселись за столик, предназначенный для охранников.
Музыканты настраивают гитары.

— Дома тренироваться будете, — недовольно сказал музыкантам метрдотель Гена Уралмашевский, огромный тип с блестящей лысой головой и в строгих очках. Ему за сорок лет и он — легенда «Буша», то есть ресторана «Большой Урал».

Руководитель музыкальной группы, Володя Харченко, в знак приветствия помахал мне рукой с эстрады.

— Что сыграть? — спросил он.

— «Не наточены ножи», — сказал я.

Я недавно расстался с женой, и на душе было хуёво. Эта песня была созвучна моему состоянию.

— Не вернулась? — спросил про мою супругу напарник Женька. — Я тоже, блядь, переживал…

Женька старше меня на десять лет. Ему сорок. Раньше работал ментом в Норильске. Семья его развалилась, когда рухнул Союз и все его сбережения ушли коту под хвост.

— Ты знаешь, сколько денег у меня наебнулось? — Тяжело дышит Женька, навалившись необъятным брюхом на стол. — Десять «Волг» мог бы купить!

У меня таких денег никогда не было, и потому мне его не понять.
Подошла официантка Настя, жирная бабища. Белоруска.

— Поесть принести, или потом?

— Неси сейчас, — сказал Женька. Пожрать он любит. Как и выпить. За что его и выперли из ментовки, когда он вернулся из Норильска.

«Снова гость к моей соседке…» — запел Володя Харченко.

Хорошо поёт. Когда Александра Новикова выперли из лесотехнического института, именно Володя взял его к себе в группу, которая лабухала в «Уральских пельменях».

К нам подсел метрдотель Гена. Вытер вспотевшую лысину.

— Что за времена пошли! — сказал Гена. — Никого! Три-четыре нормальных клиента за вечер! Сидят постоянно только эти черти. — Гена мотнул головой в сторону столика, за которым расположились армяне. — Принесут с собой фисташек и только кофе заказывают. И о чём они каждый вечер трут?! Заебали…

Это точно. Лучшие времена ресторана позади.
Всплеск блатной романтики, который сделал «Буш» эпицентром сходок уголовных авторитетов — остался в конце «восьмидесятых». Именно тогда произошёл раздел города на сферы влияния между «центровыми», «уралмашевскими», «афганцами» и прочими группировками. В те времена «Большой Урал» ломился от пацанов и коммерсантов.

— Хуй кто без меня мог сюда попасть! — Вздыхает Гена. — Сам Плотник, Валерий Иванович звонил: «Гена, всё нормально? Четыре столика забронируй». А Плотник это — автовокзал, раз. Шарташский рынок, два. Центральный рынок, три. — Гена загибал, отсчитывая, толстые пальцы.

А сейчас стоял на дворе 1995 год и пустой зал.

— Ничего, Гена, — говорю, — может всё опять наладится.

— Хуй там, — говорит Гена. — Мусора не дадут. Всё, твари, под себя загребли. — Гена прислушался. — О, блядь! Кажется пришли. Сегодня VIP-зал для банкета заказали.

Гена ушёл. Мы доедаем пельмени и слушаем песню Шуфутинского.

Появилась публика.
Мясистые женщины тридцати-сорока лет, в брючных костюмах и облегающих платьях. Мужчины того же возраста. Всего человек тридцать. Все скрылись за дверями банкетного зала.

— Попросили, чтобы никто не заходил, — сказал нам метрдотель. — Кроме одной официантки. Посмотрите за этим. Торгаши юбилей Управления своего отмечают.

— Хорошо, — говорим, — посмотрим.

Толстая Настя принялась носиться с подносами между залом и кухней.

— Ой, устала я, — причитает она. — А чё они там творят!

— А что они там творят?

— Да баба одна разделась догола и танцует на столе. Жирной жопой трясёт! Срамотищща!

— Га-га! — смеёмся. — Может вместо тебя подносик отнесём?

— Да вы чё?! — Пугается Настя. — Меня сразу с работы уволят!

Через некоторое время дамы из Управления торговли вышли в общий зал потанцевать. Уже пьяные и разгорячённые. Их кавалеров было намного меньше, да и вообще часть мужиков пошла в вестибюль покурить.

— Белый танец! Белый танец! — завизжали юбилярши и направились к армянскому столику.

Армян на всех не хватило и некоторые дамы танцевали друг с другом.

— Можно вас пригласить на танец? — Подошли две полные красотки.

— Нет, — говорим, — мы на работе.

— Нас охраняете? Ха-ха!

— Пошли покурим, — сказал мне Женька.

— Пошли.

В вестибюле кожаная мебель: диваны и кресла. Мы развалились на диване и закурили.
Здесь же вход в казино. Наша обязанность следить за безопасностью и в казино тоже.

«И врагу никогда не добиться…» — услышали мы.
Кто-то поднимался по лестнице и напевал песню:
«…Чтоб склонилась твоя голова.
Дорогая моя столица,
Золотая моя Москва»

Первым появился мужик в сером костюме. Он и мурлыкал себе под нос старую песню про Москву. За ним шли две «гориллы» с трёхдневной щетиной на щеках.

— О! — Уставился на меня меня мужик. — Это полковник! — потом сказал Гене-метрдотелю, который вышел покурить, — Привет, Гена! Это полковник, да?

— Привет, — сказал Гена. — Это капитан.

— А второй милиционер, да? — спросил мужик.

— Да, — сказал Гена и вытер платком выступивший пот.

— Ну, тогда я за себя спокоен! — сказал мужик и усмехнулся. — Пошли, — сказал гориллам.

И они скрылись в казино.

— Кто это? — спросил я. — Раньше не видел.

— Уралмашевские, — ответил Гена. — Они здесь редко бывают.

«Буш» находится на территории «центровых».

А между тем, дамы из Управления торговли до того затанцевали армян, что те уже отказывались составлять им пары.
Женщины вышли в вестибюль покурить.

— А у вас закурить не-е-е найдётся? — спрашивает разгорячённая дама у парня, который направляется в казино.

— Света, — говорят ей кавалеры, — у нас есть сигареты!

— А мне хочется чтобы молодой человек мне дал!

Парень протянул пачку.

— А прикурить?

Парень щёлкнул зажигалкой и поспешил уйти.

— Стойте, — хватает она за рукав парня. — А потанцевать с дамой?

Парень аккуратно вырвался из рук дамы и зашёл в казино.

— Не те мужики пошли, — заявила дама.

Появились уралмашевцы.

«И врагу никогда не добиться…» — опять напевал мужик в сером костюме.

Гориллы шли позади.

— О! — встрепенулась дама. — Какой мужчина! Как вас зовут? Ха-ха!

— Вот эту жопастую, — сказал мужик, — берём с собой.

— Хорошо, — сказал «телок» и подошёл к пьяной даме. — Пошли. — И схватил за руку.

— Куда это пошли?! — Удивилась дама.

— В сауну, — сказал серый костюм. — Мне твоя жопа понравилась.

Подруги дамы всполошились:

— Что происходит?! Охрана!

Женька сидел, развалившись на диване.

— Не дёргайся, — сказал мне Женька.

В вестибюль на крики вышел метрдотель Гена.

— Нашу подругу уводят вот эти! — юбиляры показали на мужика в сером костюме и двух его небритых телохранителей.

— Я лично знакома с директором этого ресторана! — Выступила вперёд толстая женщина, которая выглядела старше всех. — Это безобразие!

— Вот и звоните директору, — сказал Гена.

Знакомая директора направилась к служебному телефону. Но звонок не потребовался. К ресторану подкатил мерседес-купе. Из него вышла дородная директриса. За ней семенил муж с подленькой ухмылкой.

— Света! Здравствуй! — Кинулась к ней сотрудница торгового управления. — Катю бандиты насильно волокут в баню!

Директриса огляделась вокруг.

— Девочки, надо ехать… — сказала она и быстро ушла в служебное помещение, цокая острыми каблуками. За ней — муж.

— Не. Мы лучше возьмём вот эту, которая за подругу заступалась, — сказал серый пиджак. — У неё жопа тоже хорошая.

— Гы-гы, — заржали гориллы.

Знакомая директрисы от удивления раскрыла рот. Её подхватили под руки и увели. Она не сопротивлялась.

— Старая жопа — тоже нормально, — сказал серый пиджак. — …И врагу никогда не добиться…

Мужчины стыдливо прятали глаза. Женщины молчали. Потом, когда уралмашевские скрылись из глаз, закричали:

— А вы что сидели? — набросились они на нас. — Вы же охрана! Почему вы не заступились?

На душе было хуёво. Я представил, как сейчас отъебут в жопу эту пожилую женщину по очереди несколько человек, а потом отвезут домой к мужу…

— Не отвечайте им, — шепнул Гена-метрдотель. — Идите в зал за свой столик.

Мы уселись за свой столик охраны.

— Может сыграть что-нибудь? — спросил Володя Харченко.

— А можно ещё раз про ненаточенные ножи?

— Можно, — сказал Володя и стал перебирать струны на гитаре.

Песня насрала в душу ещё больше. Хотелось выть. Жена — сука. Серый ёбаный пиджак. Плачущая баба, которую увели в сауну…
А за окнами шёл новогодний снег. Наступал 1996 год.