Поговори ещё со мной (Кукла вуду, манускрипт, Гавриил и дурочка)

Автор: Серёга Ландик Иван Рюрик

Поговори ещё со мной
(Кукла вуду, манускрипт, Гавриил и дурочка)

Мистификация
в четырнадцати картинах

К вопросу о жанровом решении предлагаемых страниц.
Стороннему наблюдателю и убеждённому реалисту история эта, вероятнее всего, увидится обыкновенной волшебной сказкой. В то время как персонажи её в глубоком убеждении, что живут в самой настоящей – неопознанной и непредсказуемой реальности (знать бы только, что это – реальность?)…
Такая вот получается мистификация!



Поздравить с жизнию тебя могу,
Которая тебе ещё в новинку.
Гёте. Фауст


Морская прогулка и букинистический аукцион совпадали по времени – это досадное совпадение и поставило Настину бабушку перед непростым выбором. Уж так ей хотелось прокатиться на катере по морю. Но и на аукцион ей хотелось нисколько не меньше. И кто знает, как повернулись бы события, отшвартуйся Настина бабушка на морскую прогулку… Да вот не покатила она в открытое море, а непроизвольно как-то, поддавшись минутному настроению – будто чёрт её дёрнул, – направила свой путь как раз-таки на букинистический аукцион. Вот там-то и купила она – тоже, видать, без чёрта не обошлось – злосчастный тот старинный манускрипт. Эх, эх…
А вот что потом из этого вышло, мы с вами сейчас и узнаем –



КАРТИНА ПЕРВАЯ

Одна задумка, или Как бабушка помирать собиралась; и что таилось под её кроватью

Итак, собирается помирать состоятельная вдова Софья Семёновна – есть у неё одна задумка…
Софья Семёновна и есть Настина бабушка – не забыть бы про саму Настю…
А живёт Софья Семёновна в большом двухэтажном коттедже – её комната на втором этаже. Обстановка в комнате непритязательна: стенка с винным мини-баром, сервизами, книгами и проч. на полках; комод, на котором стоит шкатулка; зеркало, кровать – на спинке её сейчас висит халат. У кровати стоит ночной столик, на нем таблетки, стакан с водой и пульт от телевизора – сам телевизор установлен напротив кровати. Посреди комнаты располагается круглый стол, рядом – стулья и кресло.
Сейчас Софья Семёновна, в спортивном тренировочном костюме, сидит за столом, раскладывает на картах пасьянс и раздумчиво разговаривает сама с собою:
– Есть у нас одна задумка – ещё не вечер... Так, так, так… И что тут у нас? Туз бубновый, гроб сосновый…
Вдруг снаружи доносится шум, непонятная возня, толчки в дверь и довольно громкое препирательство двух женских голосов:
– Сказала, не пущу!
– А и спрашивать тебя не стану!
– У неё уколы сейчас! Только через мой труп!
– Будет тебе труп! Все трупами будут, кто встанет на моём пути! Вся земля трупами покроется – в четыре слоя!
Софья Семёновна, невозмутимо продолжая раскладывать свой пасьянс, бубнит:
– Помереть – и то спокойно не дадут. Никаких условий…
Внезапно дверь приоткрывается, и в образовавшийся проём ловко втискивается и сама Настя – с медицинской металлической коробкой в руке. Настя тут же придавливает дверь обратно, с другой стороны её усиленно толкают – от толчков дверь чуть приоткрывается, но под напором Насти снова захлопывается – Настя упорно держит оборону…
Голос за дверью:
– Немедленно открой! Считаю до трех – ра-аз!
Настя в сильном возбуждении кричит:
– Бабушка!
Бабушка (так и станем именовать её впредь) бросает на Настю беглый взгляд и снова углубляется в пасьянс.
– А, Настенька! Никак, весточку бабушке принесла? Худую, добрую?
Настя:
– Ба!.. (Тяжело дышит.) Там ведьма!
Не отрываясь от пасьянса, бабушка спокойно переспрашивает:
– Ведьма, говоришь?
Голос за дверью:
– Ведьмы у Гоголя… А я настоящая потомственная русская ведьма в четвертом поколении! Вы слышите меня?! Продолжаю считать – два-а!
Настя:
– Ага, потомственная… А тебе, ба, уколы делать надо!
Бабушка (не отрываясь от пасьянса):
– Уколы, говоришь?
Настя:
– Ага! А она вон ломится!
Голос за дверью:
– Два с половиной!
Бабушка (не отрываясь от пасьянса):
– Ломится, говоришь?
Настя:
– Бабушка! Ну чё она, блин, ломится?!
Бабушка (не отрываясь от пасьянса):
– Впусти ее.
Настя возмущается:
– А уколы?!
Бабушка (не отрываясь от пасьянса):
– Подождут твои уколы.
Настя (с отчаянием в голосе):
– Ну, баба!
Голос за дверью:
– Три неумолимо приближается!
Бабушка:
– Нет, видно, не мой сегодня день…
Собирает карты в колоду и кладет их на край стола – рядом с какими-то книгами…
– Впусти, а то дверь вынесет. Ремонт потом делать… (Зевает, похлопывая ладошкой по губам.) Опять непредвиденные расходы.
Настя (с укоризной):
– Так нечестно, бабушка!
Голос за дверью:
– Три приблизилось уже вплотную!
Толчки усиливаются.
Бабушка:
– Да впусти ты ее уже, наконец! Помереть спокойно не дадут…
Настя (с нескрываемой обидой):
– Ну и пожалуйста – встречай свою дорогую ведьмочку!
И она демонстративно отступает от двери. Очередной мощный толчок – и не встретившая сопротивления дверь с легкостью распахивается настежь, а Изольда по инерции буквально влетает в комнату с удивлённым от неожиданности возгласом:
– Ух ты, мать твою!!!
Пытаясь сохранить равновесие, с сумкой в руке, она пробегает несколько шагов и растягивается на полу.
Перепуганная Настя закрывает лицо медицинской коробкой.
– О-и-й!!!
Изольда:
– Так я и знала!
Настя выглядывает из-за медицинской коробки.
– Я… Я не хотела…
Изольда садится на полу и трет ушибленную коленку.
– У-у-у! Вот как чувствовала…
Бабушка:
– Чай? Кофе? Чего-нибудь покрепче?
Изольда морщится.
– Коньяку рюмку – напряжение снять…
Бабушка встает и направляется к мини-бару.
– Напряжение – дело серьёзное!
Настя:
– Прости, Изольда, я не нарочно.
Изольда поднимается с пола, садится за стол, бросив на него сумку.
– Да ну тебя к чёрту. Совсем уже озверела… Фу-у!
Бабушка возвращается, ставит на стол бутылку коньяка и рюмку.
– На вот. Снимай уже своё напряжение. (Садится за стол.) А то у нас с тобой дел еще невпроворот.
Изольда вопрошающе поглядывает на бабушку с Настей.
– А вы?
Бабушка:
– Не, Изольда.
Настя:
– Я тоже – не…
Положив коробку на ночной столик, Настя присаживается на кровать.
Изольда наполняет рюмку коньяком.
– Не хотите – как хотите… Ну, буде здравы, бояре! (Залпом выпивает.) М-м-м… Лимончику бы щас для полного счастья!
Бабушка:
– Не обессудьте, барыня, не припасли для вас лимончику. А будешь капризничать, и коньяк щас заберу.
Изольда:
– Да это я так… Паузу заполнить умным разговором – между первой и второй.
Наполняет вторую рюмку.
Бабушка:
– Считай, что я поддержала твой умный разговор.
Настя:
– Вот и побеседовали – умнее некуда…
Изольда пристально смотрит на Настю.
– Что-то я хотела сказать тебе, девушка, и вылетело из головы… Ну, пусть сдохнут все наши враги!
С выражением блаженства на лице опорожняет рюмку и радостно вдруг сообщает:
– А, вспомнила! Дурочка ты, Настя.
Настя:
– Как врезала бы…
Изольда:
– А разве не так? Ты вот пыталась не пустить меня сюда, а про астральную биоэнергетику ничего не знаешь! Во мне она, бывает, так разбушуется… Нет, сама-то я по натуре человек миролюбивый и зла никому причинять не желаю. Но энергетика у меня такая, что в любую секунду может выйти из-под контроля и такую отдачу дать, что мало не покажется. Поэтому чинить мне препятствия и становиться на моем пути никому не советую – крайне опасно! Ты хоть знаешь, какого напряжения мне стоило сдерживать эту энергию, чтобы она не вышла из-под контроля и не ударила по твоему астральному телу? Не знаешь! Вот и приходится сейчас снимать это напряжение… (Наполняет рюмку.) Я к чему это? Когда чего-то не понимаешь, послушай людей, которые в этом разбираются. (Выпивает.)
Бабушка:
– Вот-вот! Сама твержу ей непрестанно то же самое: «Дурочка, – говорю, – ты еще, Настя». Так её разве в чём убедишь. Как втемяшит что себе в голову – кувалдой не вышибешь из ее башки. Настырная такая…
Настя:
– Начинается!
Бабушка:
– Вот-вот! Начнешь только уму-разуму её учить – только и слышишь от неё: «Начинается!» А иногда полезно и послушать умного совета – со стороны-то виднее. У самой-то одни глупости в голове: кругосветные путешествия да белые паруса…
Настя:
– Ага, на уколы у неё нет времени, а как нотации мне читать – сразу и время нашлось, да?! А теперь у меня нет времени тебя слушать! Пошла я.
И Настя решительно поднимается с кровати.
Бабушка:
– Уже и обиделась!
Настя надула губы.
– Для неё же стараешься, а она…
Бабушка:
– Ладно, солнышко, ступай пока… А потом сильно больно уколешь меня за обиду.
Настя:
– Принесу такой же шприц, каким в «Кавказской пленнице» Бывалого кололи!
Бабушка:
– Хорошо, солнышко.
Настя с обиженным видом демонстративно уходит.

———

Бабушка вздыхает.
– Вот слова ей не скажи – сразу в обиду.
Изольда:
– Переживёт. Надо же кому-то уму-разуму девку учить.
Бабушка:
– Это правда… Ты напряжение-то сняла уже? Или еще будешь снимать?
Изольда:
– Нет, хватит – на работе не пью. Без лимончика…
Бабушка:
– Ну, на нет и суда нет.
Уносит коньяк и рюмку в бар.
Изольда:
– Софья Семёновна, заодно вино красное прихватите – для вызывания духов…
Бабушка возвращается с бутылкой красного сухого вина и садится за стол. Изольда берёт бутылку и начинает изучать этикетку.
– Хорошее вино! Повезло духам… А от чего это Настя уколы вам делает?
Бабушка:
– А спроси её… Одно знаю: от смерти они уже не помогут.
Изольда ставит бутылку на стол.
– А… От какой смерти?
Бабушка:
– Не знаешь будто, какая смерть бывает. Живет человек, никому не мешает, а потом раз – и ласты склеил. Ни разу про такое не слыхала?
Изольда:
– Чьи ласты? У кого склеил?
Бабушка:
– Какая ж ты невразумительная, Изольда. Помираю ж я. Что ж тут непонятного-то?
Изольда:
– Опять?.. Понятно! С Ольгой снова что-то не поделили…
Бабушка:
– А мне с ней делить нечего. Тут и так всё моё…
Изольда:
– Да ладно вам, Софья Семеновна, – всё перемелется, мука будет. Так что… Прекращайте помирать, и будем жить дальше – долго и счастливо!
Бабушка:
– Вот и ты мне не веришь. Никто не верит. Подружка твоя закадычная прямо в глаза издевается…
Изольда:
– Ольга?
Бабушка:
– Ну а кто ж ещё? Каждый день мне так участливо: «Не получшело вам еще?» А у самой морда хитрая и на лбу прямо написано: «Не верю я тебе, свекровь: притворяешься ты!» Сын родной, Олег-то, тоже не верит. «Ты, мама, – говорит, – мнительная больно, а к жизни надо относиться философски». Даже вон Настя – всегда ко мне и чуткая, и отзывчивая – и та: «Это у тебя, бабушка, депрессия. Вот укольчики поколем – и все пройдет». Но я-то знаю, что не пройдет…
Изольда:
– Да с чего вы взяли-то, что помираете?
Бабушка:
– Мне ли об этом не знать…
Изольда:
– Болит что?
Бабушка:
– Отрицательность какая-то всю меня объяла… И никакого просвета положительности…
Изольда:
– К врачам обращались?
Бабушка:
– Да приблудилась тут какая-то докторша – не знаю, где ее Настя откопала… Анализы из меня взяла – кровь из вены, кровь из пальца… ну, кой-чего ещё там по мелочи… Упёрлась, короче. Потом снова притащилась.
Изольда:
– Ну?
Бабушка:
– Баранки гну! Щеки раздувает, плечами пожимает… «Здорова ты, – говорит, – бабушка». Вот и понимай как хочешь этих коновалов: здорова как корова, а неизбежно помираю.
Изольда:
– Ну, колет же вам что-то Настя?
Бабушка:
– Да Насте той лишь бы колоть… Назначила там докторша анти… эти… депрессанты, что ли… Вот Настя и колет их. А потом ходит гордая и довольная. Ну как же – бабушку от депрессии лечит! А мне и самой радостно на неё смотреть, что ребенок довольный бегает. Пусть, думаю, колет – чем бы дитя ни тешилось, – мне что, задницы жалко… Уколет она меня – и радуемся две дуры: она да я. Вот так и живем мы с внучкой в радости… Да только смерти моей и дела нет до этого – она своё всё равно возьмёт… На радость Ольге – та спит и во сне видит мою смерть.
Изольда:
– Да с чего вы это взяли, Софья Семеновна?!
Бабушка:
– А с того и взяла, что я насквозь её вижу. Эта девонька возомнила себе, что если замуж вышла за сына моего – ей сразу уготовано место хозяйки в этом доме. А я всё состояние своё Насте по завещанию оставлю – вот и пусть потом мама её локти кусает. На чужой каравай рот не разевай, а пораньше вставай да свой затевай.
Изольда:
– Так Ольга и хочет создать свой бизнес. Помогли бы вы ей, Софья Семёновна…
Бабушка:
– А мне кто помогал? Я ведь в ограблении народа не участвовала и доли своей от грабежа этого не имею. Когда эта шайка-лейка после государственного переворота народное достояние промеж себя делила – меня не пригласили почему-то на эту делёжку. Никто не пришёл и не спросил у меня: «А что, Семёновна, не желаешь ли и ты российской олигархицей заделаться?» Нет, про Семёновну-то и забыли… А у Семёновны сейчас и бизнес свой, и по акциям от иностранной компании она дивиденды получает. У них там постоянная утечка капитала за границу, а у Семёновны, наоборот, приток капитала из-за границы. Вот и соображай: где они, а где Семёновна... А нищеты и лиха по самое не хочу хлебнули мы с мужем. Пока не понял он, что от трудов праведных не наживёшь палат каменных… А вот его отец покойный – свёкор мой – всю войну прошёл и Берлин брал. Знал бы он, что Родину, которую он от фашистов спасал, свои же завоюют и разграбят…
Изольда:
– Да какие они свои? У них нет Родины. Россия для них – дойная корова.
Бабушка:
– И то правда.
Изольда:
– Но Ольга ведь тоже в ограблении народа не участвовала. Она хочет открыть свой честный бизнес.
Бабушка:
– Какой ей бизнес? В бизнесе мозгами думать надо, а у неё спесь одна и самонадеянность. Она и свой бизнес до ума не доведёт, и мой по ветру распылит. Сама разорится и мужа с дочкой по миру пустит.
Изольда:
– Да не может Ольга причинить вреда своей семье! Я же её с малолетства по детдому знаю: никого так не угнетало отсутствие семьи, как Ольгу… У неё всегда был культ семьи… Семья для неё – святое и в жизни её всегда на первом месте.
Бабушка:
– А я говорю, гордыня собственная у нее на первом месте. Корчит из себя строгую бизнес-вумен. Разговаривать старается сдержанно, но меня не обманешь: внутри её вулкан затаился. Дай ей волю – разнесёт все в лоскуты и камня на камне не оставит. Одни руины после неё останутся… Только не дам я ей этой воли. Не дам!
Изольда вздыхает:
– Понятно. Нашла коса на камень!
Бабушка:
– А я, милая моя, уже горьким опытом научена. Все прахом идет, что из-под моего контроля выходит. Вон у Олега выставку его картин разгромили активисты православные – и накрылись медным тазом все его художества. Теперь вот не у дел…
Изольда:
– Просто зря он руки опусти. Мало ли на свете идиотов…
Бабушка:
– Да дураками-то страна у нас всегда была богата… Только и ему надо было умом подумать: что можно рисовать, а чего нельзя. Надо ж было додуматься: в православном государстве языческих волхвов нарисовать! С Вещим этим Олегом… Не знал разве, чем это грозит – кругом вон погромы, поджоги, людей избивают… Черносотенцы и казаки грозили уже расправой. Пришлось ружьё и арбалет покупать – надо же укреплять обороноспособность семьи. Опять непредвиденные расходы… А у меня сердце вещун: я ведь всегда против его художеств была. Ну что это за профессия – художник! Так отец его, муж мой покойный, решил: «Пусть поступает, как знает – ему жить. А то будет потом корить нас всю жизнь за свою судьбу». А я по глупости и отступилась, не настояла на своем... Потом-то я поумнела и Настёну уже сумела уберечь: настояла на своем, чтобы девка в медицинский поступила. А то ведь на журналистку хотела учиться дурочка.
Изольда:
– А что тут плохого?
Бабушка:
– Вот и Ольга тоже: «А что тут плохого?» А то и плохого, что журналистикой – всё одно что проституцией заниматься. Все кругом власть восхваляют – смотреть уже тошно на это публичное лизоблюдство... Хорошая мать вразумила бы дочку да на путь наставила, а Ольге плевать на всё – о себе одной только и забота.
Изольда говорит задумчиво:
– Знаете, Софья Семеновна, вот мы говорим с вами сейчас про Ольгу, а будто два разных человека обе представляем… Когда у меня открылся этот дар ясновидения, никто мне тогда не верил – издевались все надо мной в детдоме. А Ольга поверила и взяла меня под свою защиту. С тех пор мы с нею лучшие подруги. И останемся такими на всю жизнь… Вот есть у неё какое-то чувство справедливости! Не терпела она, когда кто-то сваливал вину свою на другого. Таким мы «тёмную» в детдоме устраивали – под ее верховенством. И Ольгу за это уважали. Суровая была девка. Козырную масть в детдоме держала. Ее даже воспитатели побаивались…
Бабушка:
– Ну, я не из тех воспитателей, которые ее побаивались. Я-то сумею надеть на нее смирительную рубашку… Есть у меня одна задумка…
Изольды (настороженно):
– Какая ещё задумка?
Бабушка:
– А это уже не твоего ума дело.
Изольда:
– Да нет, я ничего… Просто интересно…
Бабушка:
– Да мне и самой интересно, что из этого получится…
Изольда:
– Совсем заинтриговали, Софья Семеновна!
Бабушка (задумчиво):
– Вот и меня заинтриговал один мой знакомец… Господин в черном.
Изольда:
– Господин в черном?
Бабушка:
– Когда ездила отдыхать в Турцию – там и пересеклись наши пути-дорожки. Свела, значит, судьба…
Изольда:
– А кто он такой?
Бабушка:
– Называет себя великим ученым. Но сдаётся мне, что он чёрной магией занимается… Иначе, зачем бы ему понадобился этот манускрипт…
Изольда:
– Манускрипт?
Начинает просматривает книги на столе.
– «Тибетская магия и мистицизм»… «Тибетская йога и тайные учения»… «Калачакра-Тантра»… «Бардо Тхёдол – Тибетская Книга Мёртвых»… А где манускрипт?
Бабушка забирает книги.
– Это я пока разбираюсь… Сама знаешь, я легко на поводу не поведусь – семь раз отмерю, а один раз отрежу. Мне надо самой во всём разобраться… Вот и тебя сейчас пытать буду. Ты же у нас потомственная ведьма и в колдовских делах знатная мастерица. Вот и поведай мне: что такое тульпа?
Изольда:
– Тульпа? А вам это зачем?
Бабушка:
– Когда я спрашиваю, отвечать надо, а не свои вопросы выведывать. Так знаешь или не знаешь, что есть тульпа?
Изольда:
– Ну, так… В общих чертах…
Бабушка:
– Вот в каких чертах знаешь, в таких мне и поведай.
Изольда:
– Вы когда-нибудь слышали о материализации мысли? Вот тульпа и есть материализованный мысленный образ. Это некое существо, созданное силой и энергией мысли – психической энергией. Оно может принимать материальную форму, обладает сознанием, волей… Мыслит, осуществляет целенаправленную деятельность… Но создание тульпы – крайне опасное занятие.
Бабушка:
– Опасное, говоришь?
Изольда:
– Тайной искусства создания тульпы обладают только тибетские маги. Они могут создать своего двойника, двойника другого человека, послушных слуг и верных союзников… Но даже у них ситуация иногда выходит из-под контроля.
Бабушка:
– Вот как?
Изольда:
– Созданное магом существо демонстрирует независимую индивидуальность… И у него сильно развит инстинкт самосохранения… И бывают случаи, когда тульпа берет даже власть над своим создателем.
Бабушка:
– А вот с этого момента поподробнее.
Изольда:
– А поподробнее я как раз и не знаю.
Бабушка:
– Негусто… А вот скажи мне, может ли человек помимо своей воли, сам того не ведая, создать это существо – тульпу?
Изольда:
– Ну, если человек помимо своей воли, сам того не ведая, войдёт в изменённое состояние сознания и разбудит в себе эту таинственную психическую энергию… То вполне возможно, что он и сможет наломать каких-нибудь дров…
Бабушка:
– Мудрёно… Витиевато и мудрёно.
Изольда:
– Понимаете, есть распространенное заблуждение, что магические обряды и ритуалы уже сами по себе имеют какую-то магическую силу. На самом же деле – это только средство, помогающее магу, шаману, колдуну войти в измененное состояние сознания. Тут и идут в ход колдовские и магические предметы, бубны, барабаны, пляски, заклинания, обряды, ритуалы…
Бабушка перебивает:
– А кладбище?.. Раскапывание могилы?..
Изольда:
– И это тоже – посещение кладбищ, раскапывание могил, различные манипуляции с останками покойников и прочее… Но это лишь средство войти в транс, вызвать сильное психическое возбуждение, в котором и пробуждается таинственная энергия, способная творить чудеса… Природа психической энергии человека далеко не изучена… А при отсутствии знаний и опыта и в неумелых руках скрытые резервы человеческой психики могут выйти из-под контроля и наломать таких дров… В общем, мало не покажется!
Начинает снова просматривать книги.
– Но вам-то всё это зачем? Вы что, хотите создать тульпу?
Бабушка забирает книги.
– Я-то?..
Встаёт, идет к стенке и ставит книги на полке. А потом, в какой-то отрешённой задумчивости, произносит, никому как бы не адресованную, странную фразу:
– Хочу, чтобы меня создали…
Изольда озадаченно и в полном недоумении уставилась на бабушку.
– Вас?! Чтобы создали?! Хоть убей, ничего не понимаю!
Бабушка возвращается и садится на место.
– А тебе и не надо ничего понимать… Ну а если пойдет что-то не так и ничего не получится – есть у меня на этот случай запасной вариант…
Совсем сбитая с толку, Изольда неуверенно спрашивает:
– Какой еще запасной вариант?
Бабушка хитровато улыбается.
– Отправлюсь в рай и предамся там вечному блаженству!
Изольда вздыхает и произносит с иронической усмешкой:
– Ох, Софья Семеновна! Вечное блаженство в раю, вечные муки в аду – всё это одни поповские бредни! Держались бы вы подальше от этих персонажей. Не зря же в народе говорят, что у попа душа и совесть по его одёжке – чёрные!
В эту минуту в комнату снова входит Настя и с недовольным видом сообщает:
– Ба, к тебе там поп! Ну, это… Прорваться хочет.
Изольда:
– Лёгок на помине! Не поминай нечистую, а то явится – явился, не запылился... Как увижу попа – у меня когти начинают расти!
Бабушка:
– Сделай маникюр и успокойся. Не все попы одинаково вредные… Это отец Кондрат – рановато он что-то пожаловал… Не успели мы с тобой, Изольда, даже духов повызывать – хотела кой чего выпытать у них… Приходи-ка ты завтра.
Изольда встает и берет со стола свою сумку.
– А зачем я инвентарь сюда пёрла?
Бабушка:
– Да ты зря-то не обижайся: сама видишь, как ситуация складывается… Настя, ну чего стоишь? Приглашай уже отца Кондрата.
Настя возмущается:
– А уколы?!
Бабушка:
– Успеют твои уколы… Ой! Я же еще не одетая… Халат хоть подай, что ли… Какой ни есть, а вроде мужичок в дом пожаловал – надо бы соблюсти приличие…
Настя:
– Ну, баба, погоди!
Берёт висящий на спинке кровати халат и подает его бабушке.
– На, наряжайся!
Бабушка надевает халат.
– И со стола, Настя, прибери – вино вон, карты…
Настя убирает со стола.
– А чё, полный набор: вино, карты, женщины! Попу должно понравиться.
Бабушка:
– Одеться даже не успела… А я же это… Слышь, Изольда?.. Платье новое себе купила. Да-а! Шикарное такое!
Изольда:
– И молчите? Показывайте!
Бабушка:
– Какая любопытная – увидеть ей всё надо. (Кокетливо) А вот возьму и не покажу!
Изольда:
– Да ладно вам, Софья Семеновна! Ну интересно же!
Настя раздражается:
– Чего с попом-то делать?!
Бабушка:
– Ой, поп же там… Ладно, завтра придёшь духов вызывать и посмотришь. А теперь ступай, а то у меня дел еще невпроворот… Настя, зови уже своего попа – не вовремя он.
Настя выглядывает за дверь.
– Товарищ поп! Проходите, пожалуйста! Бабушка вас ждет!
Потом устремляет пронизывающий взгляд на бабушку и язвительно добавляет:
– С нетерпением!!!

———

В комнату с важным видом входит отец Кондрат. Изольда окидывает его острым взором и зловеще ухмыляется…
Отец Кондрат (надувшись величаво):
– Мир и радость да пребудут с вами; и в небесах благоволение!
Бабушка:
– И тебе, батюшка, не хворать. Ты проходи и присаживайся пока… Вон в кресло.
Отец Кондрат в нерешительности переминается с ноги на ногу – экстравагантный наряд присутствующей потомственной ведьмы явно не внушает ему доверия. Бабушка понимает ситуацию и успокаивает его:
– А мы как раз уже прощаемся с этой когтистой дамочкой. Сейчас выпроводим её и тобой вплотную займемся… Слышала, Изольда?
Изольда:
– Не глухая… Ладно, насильно мил не будешь!
Бабушка:
– Ступай с богом. А ты проходи, отец Кондрат.
Изольда, хмыкнув, неспешной манерной походкой направляется к выходу, а Отец Кондрат осторожно двигается ей навстречу – в направлении предложенного ему кресла.
Изольда:
– Гром гремит, земля трясётся, поп на курице несётся…
Поравнявшись, оба меряют друг друга взглядами, отнюдь не говорящими о взаимной симпатии, и продолжают каждый свой путь. Изольда продолжает:
– Попадья бежит пешком, чешет попу гребешком!
Отец Кондрат в порыве праведного гнева разворачивается.
– Тьфу тебе на хвост, бесовское отродье! Плачет по тебе ад кромешный и геенна огненная, богохульница несчастная!
Изольда, мгновенно развернувшись, с готовностью откликается:
– Ой-ой-ой, какие мы сердитые! А чего это вы не в духе, батюшка? Никак, попадья-матушка не дала? Ух, она какая! А хотите, я на неё порчу наведу? Чтобы неповадно было от богоугодного мероприятия уклоняться.
Бабушка:
– Уймись, Изольда!
Но Изольда и не думает униматься:
– А может вы до неё в извращенной форме домогались? Тогда я лучше на вас порчу наведу.
Бабушка:
– Я вот сейчас встану… И вот этим стулом сама на тебя такую порчу наведу!
Изольда:
– Не нравится порча – могу приворот сделать. А, батюшка? Хотите любовный приворот? Влюбитесь в меня вы по самые свои уши! И от великой любви всю церковную кассу к моим ногам притащите!
Отец Кондрат весь напыжился и разразился негодованием:
– Не видать тебе церковной кассы как своих ушей! Деньги веками в храмы стекались, как реки в моря! И обратного ходу им нет, ибо это контрпродуктивно! На том испокон веку стояла, стоит и будет стоять святая православная церковь! И намотай себе это на ус, глупая женщина!
Изольда:
– Эх, батюшка, не знаете вы еще силу любовного приворота! Прибежите ко мне, бухнетесь на колени и молвите человеческим голосом: «О, несравненная Изольда, свет моих очей! Возлюбил я тебя пуще ближнего своего! Вся душа моя от страсти воскипела и аж пузырями пошла! Прими от меня эти скромные три КАМАЗА денег мелкими купюрами! Всё, что непосильным трудом скапливал на восстановление Ноева ковчега, – всё к твоим белым ноженькам возлагаю без сожаления! Да еще и полцарства небесного в придачу! А когда стемнеет, приходи ко мне в церкву – я тебе причастие крови и плоти Христовой сорганизую. Без никаких денег, без ничего! А свечек за твоё здравие поставлю – видимо-невидимо!!!»
Бабушка усмехается.
– Раскатала же ты губку алую, несравненная Изольда! Давай-ка закатывай ее обратно да иди уже до дому до хаты.
Изольда:
– Опять не так?! Да на него не угодишь! Порчу он, видите ли, не желает; приворот ему тоже не нравится – губа не держит. Глянь, какой поп капризный попался… А дареному коню, между прочим, в зубы не смотрят!
Замечает, как отец Кондрат что-то бормочет себе под нос.
– А с кем это вы, батюшка, так вдохновенно переговариваетесь там? Не иначе как с потусторонним миром общаетесь? Ой, так мы ж з вами коллеги! Я ведь тоже на этом поприще тружусь, не покладая рук! Может нам сесть за стол переговоров и обменяться опытом в конструктивном русле? Интересно узнать о достижениях собратьев по цеху.
Отец Кондрат, метнув очами молнию, разразился громом проклятий:
– Ох, ждет тебя кара небесная, дочь греха и порока! Нестерпимые муки ада и скрежет зубовный в геенне огненной дожидаются тебя!
Изольда:
– Смотри, не хочет в конструктивном русле!
Бабушка:
– Ладно, Изольда, повыпендривалась и хватит. Хорошего помаленьку.
Изольда:
– А чё сразу Изольда? Везде Изольда виновата. Он же первый начал!
Бабушка:
– И не стыдно тебе? Ты же начала про курицу там что-то… и попа с попадьёй…
Изольда:
– Так это шутка, народная прибаутка! Устное народное творчество! А я всегда с народом! А он?! Закусил сразу удила – конь ретивый! Адом начал угрожать! Вечными муками в геенне огненной запугивать! Сравнили тоже… Давайте референдум проведем и спросим у народа, что люди выберут: на курице маленько прокатиться или вечно в аду гореть? Да подавляющее большинство за курицу проголосует!
Бабушка лукаво поглядывает на священника.
– Хм! А что, батюшка, как тебе такой резон?.. Настасья? А ты что думаешь по этому вопросу?
Настя:
– Ежу понятно, что курица лучше! А в аду – бр-р-р!
Бабушка:
– Слышал, отец Кондрат, что народ глаголет?
Настя:
– Тут дядя поп однозначно превысил пределы необходимой обороны!
Изольда вдохновляется:
– Как пить дать – превысил! Все оборонительные пределы в сто раз превышены. Вдумайтесь только, против курицы – нестерпимые муки ада! Да еще и скрежет зубовный! А я женщина слабая, натура у меня тонкая, ранимая и на всякие угрозы крайне восприимчивая… Ой! (Хватается за сердце.) Ой-ой! Так я и знала: от внезапного перепуга гангрена сердца образовалась. Ой-ой-ой! Угробил изверг здоровье мое драгоценное. Люди добрые! Миленькие уполномоченные по правам человеков! Гляньте, родненькие, что клятые церковники над людя́ми хорошими вытворяют, как изгаляются над ими! Вусмерть запугали мирное население своим адом да геенной огненной! Весь мир в страхе и ужасе! То там, то сям от перепугов громыхают оглушительные разрывы невинных сердец! Ой-ой-ой! Цветущую розу средь бела дня наградил всеми степенями инвалидности! Проклятый поп, толоконный лоб!
Бабушка:
– Настасья? У тебя сульфазин есть?
Настя удивлённо смотрит на бабушку.
– Сульфазин? (Но быстро соображает.) А! Я же специально приберегла на всякий случай! Еще подумала: может, Изольда когда зайдет…
Изольда:
– Э! Какой сульфазин? Лично мне никакой сульфазин не нужен.
Бабушка:
– Будем лечить твою гангрену сердца – из когтей инвалидности тебя высвобождать.
Изольда:
– Вы чё, сдурели?! Сульфазин – это средство карательной медицины! Его изобрели специально для пыток!
Бабушка:
– Да ты не переживай – для тебя всё будет бесплатно. Без никаких денег, без ничего… Тащи, Настя, двойную дозу.
Настя:
– А чё двойную-то? Колоть – так уж сразу четыре дозы!
Бабушка:
– А и правда. Кашу маслом не испортишь.
Изольда:
– Вы чё, офонарели?!
Бабушка:
– А мы с отцом Кондратом подержим ее, чтобы не брыкалась.
Изольда:
– Вспомнила! Я же утюг забыла дома выключить! И кран в ванной закрутить! Сейчас соседей всех огнем спалит и водой зальет! Мне срочно домой бежать надо!
Настя:
– Бабушка, давай простим ее ради соседей.
Изольда (с патетикой):
– «Пощады мне, прошу! Я требую пощады!»
Бабушка:
– Да иди ты уже, Изольда!
Изольда:
– Эх, жалко с вами расставаться, но обстоятельства вынуждают. Зовут меня великие свершения: спасение утопающих и погорельцев!
Пританцовывая, она направляется к выходу.
– У попа была собака, он ее любил – ух! Она съела кусок мяса, он ее убил – эх! В землю закопал и надпись написал…
Изольда уходит, закрыв за собой дверь.
Отец Кондрат усаживается в кресло, утирая рукавом рясы вспотевший лоб.
– Фу-у! Ну ведьма! Как есть ведьма! Сущая ведьма!
Тут дверь приоткрывается, и в проём просовывается голова Изольды.
– Ведьмы у Гоголя, батюшка! А я настоящая потомственная русская ведьма в четвертом поколении! Вы слышите меня?!
Бабушка:
– О господи! Изольда, ты еще не ушла?
Изольда заходит в комнату.
– А зачем он меня провоцирует?! Я уже собралась уходить, а он… Провокатор! Еще один поп Гапон! Вот все они одним миром мазаны!
Бабушка:
– Сил моих больше нету.
Изольда:
– А у меня есть силы? Знали б вы, какого напряжения мне стоит сдерживать бушующую во мне биоэнергетику! И только врожденное чувство гуманизма не позволяет мне шарахнуть энергетическим ударом по его зловредному астральному телу!
Отец Кондрат в порыве священного негодования вскакивает с кресла.
– Да ты!.. Да я!.. Да знаешь ли ты, несчастная, силу и могущество господа бога нашего, который из ничего сотворил и небо, и землю, и звезды, и луну, и оба метеорита – тунгусский и челябинский! А ведомо ли тебе, сколько племен и народов истребила сила божия и сколько стран и городов стерла она с лица земли?! Почитай же Библию внимательно, тогда сама узнаешь и про великий потоп, и про гибель Содома и Гоморры, и про десять казней египетских, и про многую и многую иную славу божию! А в курсе ли ты, что довольно одного лишь взгляда ангела господня, чтобы повергнуть наземь и испепелить дотла сотни и тысячи легионов подобных тебе безбожников, еретиков и богохульников, неверных басурман и басурманок?! Знай же и трепещи от страха и ужаса!
Изольда:
– Вот! Все слышали?! Свидетелями будете! Угрожает физической расправой! Да еще и с летальным исходом!
Отец Кондрат (высокопарно):
– Не я! Сам господь бог и ангелы его занесли над тобой суровый меч возмездия!
Изольда:
– А я на всех управу найду: и на вас, попов, и на боженьку вашего, и на ангелов его! Вместе как подельники по этапу пойдёте и вместе зону топтать будете! А то расхвастался тут: истребляли, уничтожали, с лица земли они всех стирали – террористы международные! За все ответите! Я вас выведу на чистую воду! В международный суд пойду! До гаагского трибунала дойду! До нюрнбергского процесса доберусь! Там вам все припомнят: и великий потоп, и ледниковый период, и вымерших мамонтов с динозаврами! А сколько вы нашей сестры – ведьмы – на кострах сожгли?! За то особый ответ держать будете! На урановых рудах и соляных разработках вину свою искупать будете!.. Совсем уже наглость потеряли: опиум для народа средь бела дня распространяют! И куда только наркоконтроль смотрит! Или уже и там у вас все куплено? О ужас! Моя страна погрязла в коррупции! Ох, душно мне! Дышать уже нечем от ваших кадил! Коня мне, коня! Все царства небесные отдам за коня!
Бабушка бьет ладонью по столу.
– Всё, хватит! Досыта наслушалась я вашей гавкатни… Теперь вы меня слушать будете. Оба! Значит, вот что мы сейчас сделаем. Давайте-ка обоймитесь и облобызайтесь друг с дружкой – в знак примирения.
Встретив недоумённые взгляды Изольды и отца Кондрата, бабушка продолжает строгим голосом:
– А чего вы зенки-то свои на меня вытаращили? Я разве что-то неполиткорректное сказала? Леонид Ильич Брежнев вон с иностранцами целоваться не гнушался, а вы, как-никак, соотечественники. Да промеж вас такое народное единство должно быть… Что и в мыслях представить трудно...
Тут, протестующе подбоченившись, отец Кондрат с чувством собственного достоинства ей ответствует:
– Гм, гм! Не пристало особе духовного сана с богохульниками и врагами веры Христовой в сомнительные единства вступать и непотребные лобзания разводить! Не пристало! Гм, гм!
Бабушка:
– Перед богом все равны. Христос дал вам заповедь любить друг друга и врагов своих – вот и любите, чёрт бы вас побрал! Чего ж вам не любится-то всё никак?
Изольда:
– Это не ко мне. Христос над попами начальник – вот пусть гражданин поп и любит меня хоть до посинения! А у меня другие заповеди…
Бабушка:
– Ладно, поговорим по-другому. Извольте, любезные мои, исполнить мою последнюю предсмертную волю: в знак вашего примирения обоймитесь и облобызайтесь друг с дружкой по взаимному согласию. А иначе – прокляну обоих. Ей-богу, прокляну! А вы знаете – должны знать – силу проклятия умирающего человека.
Отец Кондрат делает удивлённое лицо.
– Что, опять помирать собралась?! Вот еще напасть-то... Никак, снова с невесткой своей чего-нибудь не поделили…
Бабушка:
– А вот это, отец родной, не твоего ума дело! В своих семейных делах я уж как-нибудь сама – и без тебя разберусь. А то слишком много воли вам, церковникам, наша власть дала – вот вы и суете свои длинные носы везде, куда вас не просят. Я тебе не власть – у меня шибко не зашалишь! У меня разговор короткий: вот тебе бог, а вот порог!
Отец Кондрат:
– Побойся бога, дочь моя! Ты же сама меня к себе сюда зазвала!
Бабушка:
– Да уж не семейные мои дела решать и не в душу ко мне лезть зазвала я тебя. А обратилась к тебе как к специалисту по обрядовым делам... А вы сцепились тут как кошка с собакой. Больно мне надо любоваться на вашу грызню. Вот и хотела вас примирить. Так они еще и гонор свой мне тут показывают! Вот и скатертью дорожка – обоим. Таких посредников с потусторонним миром сейчас вон как собак нерезаных. Другие, попокладистее, на ваше место найдутся – свято место пусто не бывает!
Изольда примирительно улыбается.
– Да ладно обижаться вам, Софья Семеновна! Не берите в голову! Щас быстренько исправим недоразумение – изобразим вам в лучше виде обряд примирения! Делов-то – больше разговоров. Правда, батюшка?
Отец Кондрат:
– Ну-у… Ежели токмо во исполнение воли покойницы…
Бабушка:
– Где ты покойницу видишь? Умирающей, я сказала, а не покойницы!
Отец Кондрат:
– Ну да… Воли умирающей покойницы…
Бабушка (в сердцах):
– Тьфу ты!
Отец Кондрат:
– Да понял я, понял! Выразился токмо маленько неумеренно…
Бабушка:
– Выразился он неумеренно.
Отец Кондрат:
– Ежели токмо во исполнение умирающей воли… Гм, гм… То оно, конечно, никак не можно отказать.
Изольда хихикает.
– Ни разу с попиком не целовалась… (Поёт.) Я поцелу-у-уями покро-о-ою уста и о-о-очи и чело-о-о…
Настя:
– Горь-ко! Горь-ко! Горь-ко!..
Бабушка:
– Цыц, козявка!
Настя притихает, а Изольда и отец Кондрат осторожно сближаются, прикладываются неуклюже три раза щечка к щечке и тут же друг от друга отскакивают.
Бабушка:
– Давно бы так, а то… Помереть спокойно не дадут… Всё, Изольда. Считай, что я по достоинству оценила твои таланты. Но впредь советую не злоупотреблять моим расположением к тебе. А теперь ступай с миром.
Изольда:
– Всё, ухожу.
Пританцовывая, она движется к выходу.
– Поп на копне, колпак на попе, копна под попом, поп под колпаком!
Изольда уходит.

———

Отец Кондрат нервно теребит бороду.
– Сейчас вернётся, однако…
Бабушка:
– Пойди выглянь, Настя.
Настя идет и выглядывает за дверь.
– Ушла. Я тоже поду, ба…
Бабушка:
– Нет уж, будь любезна, останься. Нам с отцом Кондратом предстоит обсудить одно очень важное дело – до тебя это дело тоже близко касается…
Настя садится на кровать, ворча:
– Дело у неё… Деловая колбаса…
Бабушка:
– Не ворчи, потерпишь маленько. Посиди вот да послушай внимательно… И ты, отец Кондрат, можешь смело садиться – сказали ж тебе, ушла она.
Отец Кондрат усаживается в кресло.
– Это ж сколько, интересно, в неё бесов вселилось?! Не меньше легиона, однако!
Бабушка:
– Да какие там бесы? Бесы там, где душа у человека с двойным дном, а Изольда вся как на ладони. И бравада её – один маскарад. Пыжится девка изо всех сил – хочет показать, что у неё всё благополучно, а на самом деле… Несчастная она. Выбросила жизнь её на обочину, и не может найти она себе приюта… Жалко мне её.
Отец Кондрат:
– Нашла, кого пожалеть! Да из неё же богохульство прёт как из того рога изобилия!
Бабушка:
– Дурак ты, отец Кондрат. Она же специально тебя заводила. А ты, на её радость, вон какой заводной оказался – прямо с пол-оборота... Может, какое больное место у тебя задела? Может, какую вину за собой чувствуешь?
Отец Кондрат:
– Нет никакой вины на мне – чист я перед очами господа!
Бабушка:
– В семье-то у тебя всё благополучно?
Отец Кондрат:
– Благополучно у меня в семье!
Бабушка:
– А с матушкой как отношения?
Отец Кондрат:
– Что ты прицепилась ко мне с расспросами своими?! Сама-то, небось, не любишь, когда в твои семейные дела другие нос суют. А своим носом до самой глубины везде проникнуть хочешь!
Бабушка:
– Да ты не нервничай так сильно – раскипятился, как самовар. Не хочешь говорить – не говори. Я же не настаиваю. Мне до твоего морального облика дела нету… Для меня главное, чтобы ты хорошим специалистом был в своём деле.
Отец Кондрат (язвительно):
– А ты, дочь моя, вроде как уже и помирать раздумала? Что-то не больно похоже твоё состояние на предсмертное!
Бабушка нахмуривает брови.
– Злой ты, отец Кондрат. Тебе ничего не стоит обидеть даже умирающего человека. А про других я уже и не говорю. На Изольду вон зачем-то набросился. Налетел коршуном и давай клевать-терзать её – еле выпорхнула голубка из лап твоих когтистых. Хоть я вовремя вмешалась да разняла вас, а так бы до смерти затерзал горлинку беззащитную… Агрессивный ты, батюшка. А Христос кроткий был. Вот бы и ты усердно брал с него пример. Нет же – каждый стремится Ироду подражать!
Отец Кондрат:
– Это кто не кроткий?! Это я не кроткий?! Надо ж такое сказать – я не кроткий! Смешно даже слышать! Да был бы я не кроткий, стал бы я разве терпеть твой характер и речи твои дерзкие!
Бабушка:
– Да знаем мы оба причину твоего терпения…
Отец Кондрат:
– Это на что ты, интересно, намекаешь? Не на свои ли пожертвования ты намекаешь?
Бабушка:
– А в чём ты меня можешь упрекнуть? Я православие приняла, в православную веру крестилась, чему и следую строго. И лепту для церкви – сам знаешь, никогда не скупилась и всегда без прекословия давала. И давала с избытком – побольше других! К таким прихожанкам ты и должен относиться с особым почтением и терпением. Потому как от нас ты и кусок хлеба свой имеешь.
Отец Кондрат с чувством оскорблённого достоинства вскакивает с кресла и взволнованно прохаживается по комнате.
– Вот оно, значит, как! С почтением и терпением к ним надо! А к нам, священнослужителям, значит, не надо с почтением и терпением! Куском хлеба попрекнула! А того и не понять вам, мирянам, что священник, он не только хлебом единым живёт! Гм, гм… К хлебушку-то и маслице требуется, и икорка желательна, и яичко свежее нужно, и молочко, и сметанка, и многое, многое, многое другое – вплоть до мёда, мяса, рыбки свежей или ещё чего из морепродуктом, овощей и фруктов… Да и горло промочить с устатку – тоже не лишнее… Да! А ты как думала?!
Бабушка:
– Да кушай себе на здоровье, чего душа желает. Кто ж тебе запрещает-то? Приятного аппетита. Тебе надо хорошо питаться, чтобы надлежащим образом исполнять свои функции… И матушку свою не забывай кормить тоже.
Отец Кондрат:
– А что средства значительные ты церкви жертвуешь… Так за это воздастся тебе на небесах обильно! Будут тебе на том свете сокровища небесные – и в сто, и в двести, и в тысячу раз более вернётся, взамен того, что ты церкви жертвовала. Ибо только святая православная церковь может дать тебе спасение!
Бабушка:
– Вот как раз по этому вопросу я и призвала тебя сюда, отец Кондрат... Да ты присаживайся – в ногах-то правды нет.
Отец Кондрат:
– Присяду, пожалуй. (Усаживается в кресло.) Ноги – они не казённые.
Настя:
– Ну а мне долго ещё тут приседать?
Бабушка:
– Потерпи, Настасья. Я же сказала, что и до тебя тоже это дело касается…
Настя:
– Ой, блин!
Она тяжело вздыхает, идет к книжному шкафу и, изнывая от тоски, начинает просматривать и пролистывать книги, какие попадутся под руку.
Бабушка же тем временем обращается к священнику:
– Не стану попусту повторяться про то, что я помираю – всё равно ты мне не веришь – и перейду сразу к делу. А дело предстоит тебе ответственное. Твоя задача в том и состоит, чтобы обеспечить мне переход в мир иной по самому высшему разряду! Какие службы и обряды совершать, учить тебя не буду – ты про это лучше меня должен знать…
Отец Кондрат со скучающим равнодушием поглаживает бороду.
– Знакомое дело – не одного уже на тот свет успел, слава богу, спровадить. Мы-то своё дело знаем… Но и от самих умирающих господь ожидает определённой заботы о своём предсмертном часе…
Не поняв глубины высокого богословия, бабушка, по своему разумению, сводит всё к мирскому и приземлённому:
– Уже позаботилась. Сегодня жду нотариуса, будем завещание составлять. Ну, и твои, батюшка, интересы предусмотрела. Получишь ты по моему завещанию мильон.
Отец Кондрат навострил ухо.
– Миллион?
Бабушка:
– А что? Мильон тоже хорошие деньги – на дороге не валяются. Радоваться должен, что целый мильон с неба свалится, а он ещё и пузо морщит.
Отец Кондрат:
– Да ничего я не морщу! Наоборот… Миллион так миллион – на всё воля божья.
Бабушка:
– Моя воля, батюшка. Слышишь, – моя воля!
Отец Кондрат торопливо соглашается:
– Хорошо, хорошо, пусть будет твоя…
В нахлынувшем вдруг на него волнении он поднимается с кресла и начинает мерять комнату шагами.
– Вот я и говорю… Раз уж это твоя такая воля… То у меня мысль одна возникла…
Бабушка:
– Говори уже свою мысль.
Отец Кондрат:
– Вот я и говорю… Я вот что подумал… У тебя с невесткой твоей, Ольгой-то, всё равно ж когда-то конфликт поутихнет – и разом смерть твоя отступит… Да и я буду ежечасно молить господа о продлении дней твоих… А раз уж твоя воля на счёт миллиона уже решённая, то я и подумал… Ибо это никак бы не противоречило твоей же воле…
Бабушка:
– А покороче как-нибудь нельзя?
Отец Кондрат:
– Вот я покороче и говорю… А не можно ли этот миллион выдать мне авансом? Ну, не дожидаясь смерти твоей, а прямо сейчас.
Бабушка:
– Нет, батюшка, авансом никак нельзя. Я тебе больше того скажу: ты эти деньги и после моей смерти не в любом случае получишь.
Отец Кондрат настораживается.
– Как это – не в любом случае?
Бабушка:
– Объясняю. Свой мильон ты получишь только при одном условии…
Отец Кондрат:
– Каком ещё условии?
Бабушка:
– А при том единственном условии, что после смерти я непременно попаду в рай!
Отец Кондрат, выпучив глаза, какое-то время соображает.
– В ра-ай?!
Бабушка усмехается.
– Смешной ты, отец Кондрат, ей-богу… Да где ж ты видел такого дурака, который посулит тебе целый мильон за то, чтобы попасть в ад?
Отец Кондрат весь как-то обмяк и осунулся.
– Но это как-то… Не совсем как-то это… Пожертвования, они ведь даются исключительно по зову сердца и отзывчивости души… А не взамен какой-то выгоды…
Бабушка:
– Я хорошо понимаю твоё огорчение… Но и ты меня должен понять: я ведь огромному риску подвергаюсь. Вот станешь ты обряды надо мной совершать – где-то кадилом не в ту сторону махнёшь, где-то ноту при отпевании сфальшивишь или другую какую погрешность допустишь – может и не по злому умыслу… А мне потом из-за твоей промашки веки вечные в аду на сковородке горячей кувыркайся!
Отец Кондрат:
– Да какая сковородка? Это всё средневековые представления об аде – они давно уже устарели!
Бабушка:
– Не знаю, как далеко там у них продвинулся прогресс – может, теперь там каждому гражданину ада отдельная микроволновка со всеми удобствами бесплатно предоставляется… Только мне и в микроволновке веки вечные разогреваться мало радости. Я, вообще, с трудом переношу высокую температуру. Да и низкую тоже не очень-то жалую. Я люблю, когда и не жарко, и не холодно – вот такой у меня организм…
Отец Кондрат:
– Кадилом не так махнёшь, ноту не ту возьмёшь!.. Мне как-то обидно даже про это слушать! Получается, что ты сомневаешься в моей компетентности?
Бабушка:
– Ничего личного, батюшка. Как говорится, бережёного и бог бережёт… Вот я тебе пример из жизни приведу. Ездила я в Турцию отдыхать по путёвке. Так в туристической фирме тоже горы золотые обещали. И встретят, мол, и приветят вас, и повезут куда надо, и солнышко, и море, и белый пароход – рай, да и только! И что? Приехали – вот тут и началось! И этого нам не положено, и того договором не предусмотрено… Идите, мол, и спрашивайте у тех, кто вас посылал и кому вы деньги платили. А мы вас обслуживаем в том объёме, который нам оплачен вашим турагентом… Да за те деньги, что я турфирме отвалила – меня и в Кремле на пожизненно можно было поселить!
Отец Кондрат:
– Ну, знаешь ли! Поставить в один ряд недобросовестного турагента и святую православную церковь – это уже перебор!
Бабушка:
– Да вам если морды обскоблить, рясы поснимать, в бане помыть да одеть, как нормальные люди одеваются, – не больно-то и отличишь от этих турагентов. Забота у вас с ними одинаковая: денежки с людей слупить да спровадить их с глаз долой, а там хоть трава не расти… На тех хоть в суд можно подать, а на вас же и в суд не подашь. Судья, небось, и заявления-то не станет принимать от покойника…
Отец Кондрат:
– Да как у тебя язык поворачивается такую крамолу возводить?!
Бабушка:
– А ты не спорь со мной. Ты не можешь в этом вопросе быть объективным, потому как лицо заинтересованное. Тебе как? Чем больше народу помрёт, тем больше у тебя прибыли. Про вас даже пословица есть: «Родись, крестись, женись, помирай – за всё денежки подавай!» Вот и получается, что заботы твои – земные. А я перед вечностью стою – мне о душе своей бессмертной позаботиться надо. А тут поневоле задумаешься – мысли и сомнения всякие в голову полезут…
Отец Кондрат садится в кресло.
– И какие же мысли и сомненья успели залезть в твою задумчивую голову, дочь моя?
Бабушка:
– Да разные… Правильно ли я осеняла себя крестным знамением? Одни учат, что двумя перстами надо креститься, другие спорят, что тремя, третьи доказывают, что всей пятернёй. Одни, что с правого плеча на левое, другие – с левого на правое плечо. Вот еще не спорили: ото лба к пузу, или от пуза на лоб крест накладывать надо… А четвертые говорят, что креститься вообще нельзя – от лукавого это всё. Христос-де и сам не крестился и людей этому не учил. Да и апостолы об этом ни словом не обмолвились в своём учении… Одни говорят, что можно на иконы молиться, другие – ни в коем случае нельзя этого делать, ибо это нарушение второй заповеди Моисеевой о запрете изображениям кланяться… Одни – что надо соблюдать субботу, другие – не надо её соблюдать. Одни – нужно обрезание, другие – не нужно обрезание…
Отец Кондрат:
– Какое ещё обрезание тебе понадобилось?! В своём ли ты уме?!
Бабушка:
– А я, может быть, за тебя беспокоюсь…
Настя смеётся.
– Бабушка, а если там реинкарнация в тренде? И полетишь ты со свистом бумерангом обратно на землю! Что делать тогда будешь?
Бабушка:
– К тебе на поклон пойду: прими, внученька, на постой бабушку свою бывшую…
Отец Кондрат:
– Всю тоталитарную и экстремистскую ересь в одну кучу собрали – и какую можно, и какую не можно… Давно уже доказано, что православная церковь – единственная в мире истинная церковь Христова! Потому как только она одна обладает единственно правильной истиной и несёт в народ единственно истинное учение!
Бабушка:
– Да твоё-то мнение, отец Кондрат, я хорошо знаю. Хотелось бы вот ещё и мнение самого бога по этому вопросу узнать…
Отец Кондрат:
– Веру тебе укреплять надо – вот что я тебе скажу! Регулярным постом и усердной молитвой укрепляй непрестанно свою слабую веру, дочь моя!
Бабушка:
– Говори себе что хочешь, а будет всё, как я сказала. Получишь ты свой мильон, как я и обещала. А при каких условиях ты его получишь, надеюсь, ты уразумел. И это моё тебе последнее слово!
Отец Кондрат (чуть не плача):
– Да как я его получу?! – вот что ты мне объясни!
Бабушка:
– И это я предусмотрела. Все деньги свои переведу я на банковские карточки – на Настино имя. И отдельную карточку заведу с твоим… будущим твоим мильоном. Вот Настя и отдаст тебе – в случае … положительного результата. Слышишь, Настя?
Настя (листая книжку):
– Угу…
Бабушка:
– Но не раньше, чем я попаду в рай! Слышишь, Настя?
Настя:
– Да слышу, слышу!
Отец Кондрат:
– О господи! Да как Настя твоя про это узнает?! Письмо ты ей напишешь? Телеграмму дашь? По мобильнику позвонишь? Или по скайпу свяжешься?
Бабушка:
– Какой же ты бестолковый, отец Кондрат. Я же там в общении с богом и ангелами его буду. Вот и попрошу господа, чтобы послал кого из ангелов. Да хотя бы того же архангела Гавриила! Чтобы слетал к Насте да весточку от меня принёс. Ну, там… Добралась благополучно, встретили хорошо, приступаю к вечному блаженству.
Отец Кондрат, выпучив глаза, снова вскакивает с кресла.
– Архангела Гавриила?! Да в своём ли ты уме, дочь моя?!
Бабушка:
– А что, думаешь, не полетит? Да куда он денется? Бог прикажет – как миленький полетит. Не посмеет ослушаться бога. Что ему сделается – спина, небось, не переломится. Хоть крылышки свои разомнёт, а то пролежни уже, наверно, от постоянного блаженства в райских кущах. Дорогу на землю он уже знает – и к Марии прилетал, и ещё к кому-то там… Вот и к Насте прилетит.
Отец Кондрат, схватившись за голову, обессиленно валится в кресло.
– Всё! Ухожу на хрен в монастырь! Не могу я больше такое выносить!
Бабушка:
– А ты, Настя, встреть Гавриила приветливо, чаем его с дорожки напои. Варенье достанешь – там и голубичное, и вишнёвое, и малиновое варила я. Сама там выберешь какое… Да смотри мне, не груби ему и не умничай там! А то знаю я тебя: начнёшь ещё доказывать ему, что бога нет!
Настя (листая книжку):
– Угу, правильно, бога нет.
Отец Кондрат:
– Вот! Слышишь, какие речи в твоём доме произносятся?! Думаешь, понравится такое Гавриилу?!
Бабушка:
– Ой, не говори, батюшка, беда прямо с этой Настей. Сама ей непрестанно твержу: «Дурочка, – говорю, – ты еще, Настя». Так её разве убедишь… Молодая ещё, один ветер в голове – кругосветные путешествия да корабли с белыми парусами на уме у неё...
Отец Кондрат:
– Глупые и вредны детские фантазии!
Настя нервно ставит книгу на полку.
– Зато у вас умные и полезные взрослые фантазии! Придумали себе, что живёт на небе добрый невидимка-боженька, который нещадно мучает в аду всех, кто не православный. А кто вступит в православную церкву – после смерти выдаст белое бельё, прицепит крылышки под лопатка и пустит бесплатно погулять в райский взрослый садик! Только яблочки трескать там будет нельзя! Иначе добрый невидимка-боженька отправит за это на вечные мучения в ад! Неужели вам самим не смешно?! Да мои детские фантазии о путешествие на парусном корабле в сто раз реальнее, чем ваши взрослые бредни про эти райские яблочки и адские сковородки!
Отец Кондрат, думая о чём-то своём, монотонно бубнит:
– Корабли, путешествия, модные одежды, мирские заботы и забавы – всё это мимолётно и тленно. Ни земные удовольствия, ни славу, ни богатства с собой в могилу не утащишь. О вечном надо иметь заботу. Все помыслы человека должны быть направлены на спасение души. Земная жизнь есть не цель, а только средство к достижению цели. Цель же человека – это его спасение. Бог даёт человеку земную жизнь не для плаванья на кораблях, а для того, чтобы человек предавался усиленному и неустанному исканию личного спасения. Спасение и только спасение должно стать первой и главной заботой человека…
Настя:
– А от кого это вы, боговеры, всё время спасаетесь? За вами никто вроде не гонится. Наоборот, власть наша души в вас не чает и даже статью специальную придумала для тех, кто косо на вас взглянет – оскорбление чувств верующих! Да и Христос вроде вас давно уже спас. А у вас всё равно хроническое кораблекрушение – спасите наши души! И всё никак не можете спастись! Когда вы уже спасётесь наконец? Скорей бы уже, а то надоели всем хуже горькой редьки бесконечными воплями о своём спасении. Это от вас уже людям спасаться надо! И чем скорее, тем лучше… Всё! Пошла я – от вас подальше!
Настя решительно направляется к выходу.
Бабушка:
– Ну вот, уже и обиделась сразу. Постой, Настасья!
Настя оборачивается.
– Чё? Не до конца ещё мозги мне промыли? Не верю я в бога! Ясно вам?!
Бабушка:
– Ну всё, хватит уже дуться. Давай уже делай мне уколы. А то от тебя, я вижу, не дождёшься... С отцом Кондратом мы уже завершили.
Настя возвращается и садится на кровать.
– Уже давно бы сделала.
Бабушка:
– Вот и ладно. (Смотрит на отца Кондрата.) А что это ты, отец родной, у меня сегодня такой кислый?
Отец Кондрат заёрзал в кресле.
– Да у вас тут любой скиснет…
Бабушка пристально вглядывается в лицо священника.
– Что-то сдаётся мне, что тебя какие-то сомнения одолевают… Да не поколебалась ли вера твоя во всемогущество господа? Не усомнился ли ты, что в его полной власти ангелов своих в любые концы света с поручениями посылать?
Отец Кондрат:
– Окстись, дочь моя, о каких сомнениях ты говоришь!
Бабушка:
– Или, может, у тебя недоверие лично к архангелу Гавриилу? Да ты морду-то не отворачивай. А ну-ка смотри мне в глаза!
Отец Кондрат:
– Да как тебе на ум такое могло прийти!
Бабушка:
– Смотри у меня! А то знаю я вас… Давай-ка завязывай со своим малодушием. Бог за неделю мир сотворил, а уж весточку с ангелом послать, поверь мне, труда большого для него не составит. Так что, гони прочь от себя все сомнения.
Отец Кондрат:
– Да и не было у меня никаких сомнений!
Бабушка:
– То-то же… Настя, возьми в шкатулке конвертик с денежкой и отдай отцу Кондрату. Это его сегодняшний гонорар.
Настя, что-то недовольно буркнув, идёт выполнять поручение бабушки.
Отец Кондрат:
– Не гонорар, а пожертвование. Священнослужители никогда платы не берут, а всегда принимают исключительно пожертвования.
Бабушка:
– Называй, как тебе удобно. Суть-то одна: у тебя доход, а у меня расход.
Отец Кондрат встаёт, принимая от Насти конверт.
– От неправильного употребления слов и возникают потом всякие непотребные разговоры и пересуды. Гм… гм…
Бабушка:
– Ох и спорить же ты горазд, отец Кондрат! Иди уже давай – всё равно тебя хрен победишь.
Направляясь к выходу, отец Кондрат бубнит:
– Это принципиальный вопрос…
Бабушка:
– И укрепляй веру молитвою и постом! Регулярным постом и усердной молитвой укрепляй непрестанно свою слабую веру, батюшка! (Крестит его вслед.)
Уже открыв дверь, отец Кондрат оборачивается и с возмущением высказывает:
– Тебе ещё до смерти твоей, как пешком до Лондона, а миллион твой инфляция в один мах сожрёт и не поморщится! А это… Контрпродуктивно!
И уходит, в сердцах громко хлопнув дверью.
Бабушка с досадой комментирует:
– Дверь-то в чём провинилась?.. До чего ж тошнотный мужичок нынче пошёл – хуже баб, ей-богу! Можно подумать, что-то изменится, если он за собой последнее слово оставил. Всё равно ж по-моему всё будет.

———

Бабушка встаёт из-за стола, снимает халат, вешает его на спинку кровати, а сама садится на кровать.
– Щас, деточка, дух маленько переведу – и начнём со страшной силой уколы мне всобачивать!
Берёт с ночного столика пульт, включает телевизор и начинает переключает каналы.
– Помню время, всего два канала было – и от телевизора, бывало, не оторвёшься. А сейчас уйма каналов, а смотреть нечего… О господи! Ты глянь, что вытворяет…
Настя:
– Ты чего, ба?
Бабушка:
– Жопу голую напоказ выставила!
Настя:
– Бабушка! Что за выражения?!
Бабушка:
– А ты не меня стыди, а вон ту бесстыдницу, что задницу свою на весь экран вывалила. Срам-то какой.
Настя:
– Дремучая ты у меня, бабуля. Теперь это называется – шоу-бизнес!
Бабушка:
– Голыми задницами с экрана сверкать? Бизнесмены хреновы… В наше время и при гораздо меньшем скоплении народа – в магазине или на автобусной остановке – и то считалось неприличным задницу оголить. А тут по телевизору – на всю страну! Нате вам! Да ещё и во весь экран! Тьфу, срамота какая… Совсем стыд потеряли.
Настя:
– Искусство! Девушка пытается выразить свой богатый внутренний мир…
Бабушка:
– Через задницу? А зубы вырывать у себя через задницу эта девушка не пробовала?
Настя:
– В искусстве бывают разные формы самовыражения, и мы должны проявлять толерантность.
Бабушка:
– Чего-чего проявлять должны?
Настя:
– Толерантность! Вот Вольтер однажды сказал…
Бабушка:
– Кто?
Настя:
– Философ французский был такой – Вольтер. С ним ещё переписывалась наша императрица Екатерина II.
Бабушка:
– Эта немка? Нашла тоже нашу… Да она же нашу Аляску америкосам профукала, собака такая.
Настя:
– Ну, этот вопрос…
Бабушка:
– А теперь ещё и с французиком снюхалась, коза драная.
Настя:
– Это совсем не то, что ты сейчас подумала… Я тебе объясню…
Бабушка:
– Сталина на неё не было. Он бы её саму на ту Аляску вместе с французишкой на постоянное место жительства определил. Пусть бы на пару там золото для страны добывали – всё хоть какая-то польза от них была бы.
Настя смеётся:
– Бабушка, но это же контрпродуктивно!
Бабушка:
– Так что там Вольтер сказал-то?
Настя:
– А… Он сказал: Я могу быть не согласен с вашим мнением, но я готов отдать жизнь за ваше право высказать его.
Бабушка:
– Как, как?
Настя:
– Я не согласен с вашим мнением, но отдам жизнь за то, чтобы вы смогли его высказать.
Бабушка:
– Хм… Мудрёно как. Витиевато и мудрёно… У нас как-то попроще всё. От трудов праведных не наживёшь палат каменных… Не подмажешь, не поедешь, поэтому от сумы да от тюрьмы не зарекайся… Всё ясно, просто и понятно. А у них… Словами легко бросаются. Жизнь он готов отдать! Жизнь отдать – не поле перейти…
Настя:
– Ну, это для философичности…
Бабушка презрительно морщится, выключает телевизор, бросив пульт на столик.
– Для философичности – это как? Я тут сказал, а вы там делайте? Других-то поучать – мы и сами с усами. Только и делаем, что учим друг дружку как правильно жить надо. Осталась найти того Ваньку-дурака, который бы следовал этому правильно. Да только вот правильно почему-то жить никто не хочет – все почему-то хотят жить хорошо. А хорошо жить – на всех не хватает. Еле-еле наскребают в бюджете на хорошо жить для избранных…
Настя:
– Ну, бабуля, ты куда-то в политику уже зарулила! Да ещё и во внутреннюю! У нас только про Трампа, Сирию и Украину можно смело говорить…
Бабушка:
– Ну да бог помочь Украине… Так кто же кому задницу-то показывал?
Настя:
– Какую задницу?
Бабушка:
– Голую, какую… Мы же с тобой с задницы разговор начали. А потом ты сказала, что толерантный Вольтер сказал, что он готов отдать свою жизнь. И переписывался по этому вопросу с Екатериной. Так?
Настя:
– Ну… так… вроде…
Бабушка:
– Вот мне и интересно, за что же этот Вольтер жизнью-то своей рисковал? За то, чтобы Екатерине свою задницу показать, или за то, чтобы она свои ягодицы перед ним оголила?
Настя:
– Да ну тебя, бабушка!
Бабушка:
– А если эту вольтеровскую пословицу к нашему разговору применить, то и получится… Лично мне невыносимо противно лицезреть ваш голый зад, но я с радостью помер бы, если б вы сделали свой срам достоянием гласности и обнародовали его для публичного обозрения широкой общественности! Так ведь получается?
Настя:
– Ну, бабушка, ты даешь!
Бабушка (заносчиво):
– А ты что ж думала, твоя русская бабушка глупее какого-нибудь там французского Вольтера?!
Настя:
– С тобой, бабуля, не соскучишься!
Бабушка (потягивается):
– Эх, внученька, нам ли быть в печали!
Настя:
– Ложись-ка ты, раба божья Софья, на кроватку да оголяй свои ягодицы – стану снадобья целебные тебе колоть!
Бабушка подчиняется.
– Ладно, коли́ уже – всё равно ж не отвязнешь.
Настя приступает к процедуре.
– Не отвязну, бабуля, не отвязну… Эх, ба, а зря мы телевидение не пригласили!
Бабушка:
– Это ещё зачем?
Настя:
– А щас бы твою голую попку отсняли на киноленту и по телеку во весь экран да на всю страну показали бы! И стала бы ты у нас звездою шоу-бизнеса! Хочешь быть звездой шоу-бизнеса?
Бабушка:
– Не умничай. Молоко на губах не обсохло – над бабушкой надсмехаться.
Настя:
– Хочешь, хочешь! Все хотят!
Бабушка:
– Дурочка ты, Настя. Как есть дурочка… Скоро ты уже там?
Настя:
– Ну вот и всё. Больше выкаблучивалась.
Складывает использованные шприцы и ампулы в коробочку. Бабушка подтягивает штаны и садится на кровати.
– В институте-то как у тебя дела? С практикой что?
Настя становится серьёзной.
– Девочку в больницу привезли. Из детского дома. Аня зовут. Семь лет ей всего. Странный случай…
Бабушка:
– Странный, говоришь?
Настя:
– Онемела она внезапно. Совсем перестала говорить. И никто ничего понять не может. Даже диагноз поставить не могут.
Бабушка:
– Вот и про меня никто ничего сказать не может…
Настя:
– А с Анечкой мы так подружились.
Бабушка:
– Бедный ребёнок… У меня-то, допустим, книга…
Настя:
– Книга?
Бабушка (задумчиво):
– Книга, книга… Есть у меня старинный манускрипт…
Настя:
– Манускрипт? А почему я про него ничего не знаю?
Бабушка:
– Когда была в Турции – там и купила я манускрипт на букинистическом аукционе. Да и купила-то без особого торга – аукционщики, видать, и сами не ведали, что это за книжка… Из-за этого аукциона я морскую прогулку на катере пропустила. Помню, долго тогда решала и колебалась я между прогулкой и аукционом – они совпадали по времени. И наобум как-то дунула на аукцион, а потом жалела всё, что прогулку пропустила – так мне хотелось прокатиться по морю… Зато манускрипт теперь у меня… Вот про него нам с тобой и надо поговорить. Уж больно не терпится его заполучить господину в чёрном… На аукционе-то его не было. А потом явился вдруг – возник, как чёрт из табакерки…
Настя:
– Про какого господина в чёрном ты говоришь? Ты прямо вся такая засекреченная, бабушка, аж спасу нет!
Бабушка:
– Приготовь-ка мне кофейку горячего. Без сахара. А я пока схожу в ванную – лицо холодной водой умою. А то что-то в сон клонит – глаза прямо слипаются.
Настя:
– Легла бы да отдохнула.
Бабушка:
– Нет. Нотариуса жду… Мне и себе приготовь – за кофейком и покалякаем… И достань из-под кровати ридикюль – от мамы ещё, царство ей небесное, остался… Под кроватью у меня бардак – не пугайся. Всё руки не доходят порядок навести… А ридикюль достань – в нём и спрятан тот манускрипт. А я тебя научу, что надо делать…
Бабушка встаёт с кровати и направляется в ванную, но, кинув взгляд на зеркало, останавливается.
– Да, пока не забыла. Зеркала́ по смерти моей в доме не занавешивать. И проследи, чтобы никто этого не сделал.
Настя в некоторой растерянности.
– А… А я слышала, что наоборот – занавешивать надо…
Бабушка:
– Это хорошо, что слышала – слух у тебя, значит, хороший. А значит, и меня услышала и сделаешь, как я тебе велела.
Уходит в ванную.
Настя тихо бубнит:
– Ничего, укольчики поколем – и всё пройдёт…
Лезет под кровать, копошится там.
– Ой, блин! Укололась об чё-то…
Вытаскивает из-под кровати старомодный ридикюль и свёрток из чёрной материи. Открывает ридикюль, достаёт из него старинный манускрипт и начинает его рассматривать. Потом кладёт манускрипт обратно в ридикюль и начинает осторожно разворачивать свёрток.
– Ёжик там, что ли?
Извлекает куклу, проткнутую насквозь несколькими короткими спицами. В ужасе смотрит на куклу.
– Кукла вуду?!
Их ванной доносится голос бабушки:
– Чего ты там бубнишь?
Настя, встрепенувшись, бросает взгляд на дверь ванной.
– Кто? Я?.. Я так… укололась… Ничего страшного, бабушка.
Бабушка (из ванной):
– Ты кофе-то идёшь готовить? Или забыла уже?
Настя:
– Уже бегу…
Бабушка (из ванной):
– Мне без сахара.
Настя:
– Хорошо, бабушка!
И Настя стремглав выбегает с куклой из комнаты.



КАРТИНА ВТОРАЯ

Сеанс шоковой терапии

Гостиная в доме Настиной бабушки находится на первом этаже. Главная достопримечательность гостиной – это связанный собственноручно бабушкой круглый половичок, что лежит у двери, ведущей в прихожую. По мнению Ольги, половичок несёт одну очень важную функцию (но не будем опережать событий – об этом чуть позже Ольга скажет сама)… Другая дверь в гостиной ведёт в столовую. Лестница на второй этаж заканчивается площадкой – там ещё одна дверь, ведущая во внутренние комнаты второго этажа. В гостиной два окна, между которыми стоит большое зеркало. У стены располагается книжный стеллаж, у входной двери – возле половичка – торшер. Есть ещё диван, два кресла, несколько стульев и два столика – один у дивана, другой между креслами. На столике, что у дивана – пачка сигарет, зажигалка и пепельница.
Творческой наружности мужчина, что сидит сейчас в кресле за другим столиком и просматривает газету – это Олег, отец Насти.
А вот со второго этажа выходит и сама Настя – она спускается по лестнице вниз, садится в кресло за столик напротив отца. На столике разбросаны игральные карты.
Олег откладывает газету на край стола.
– Ну, как там у нас дела?
Настя:
– Бабушка под капельницей ещё лежит и между делом костерит отечественную медицину.
Олег:
– А докторша?
Настя:
– Ссылается на плохое финансирование – бюджет-то весь «распилили».
Олег:
– Понятно… Ну, сдавай.
Настя:
– Кто? Я?
Олег:
– Ты же дурочкой осталась.
Настя:
– Чё, правда? (Собирает карты и тасует.) А я уже и не помню…
Олег усмехается.
– Зато я помню.
Настя немного смущена.
– Ладно, папочка… Хорошо смеётся тот, кто смеётся последним!
Олег:
– Нет, доченька, – хорошо смеётся тот, кто смеётся вовремя!
Настя:
– Ничего, ещё не вечер!
Олег:
– Да уже вроде вечер.
Настя сдаёт карты, и они начинают играть.
Из столовой выходит Ольга с чашкой кофе и садится на диван – за другой столик.
Настя:
– Мама, кофе на ночь пить вредно!
Ольга:
– Жить тоже вредно. Живём же – и ничего… И кто снова остался дурочкой?
Олег:
– Ясно дело…
Настя:
– И ничего не ясно! Это ещё доказать надо! У меня, может, алиби!
Ольга:
– А откуда в ванной новый шампунь взялся? Или у тебя и тут алиби?
Настя:
– Шампунь? Шампунь купила я – тут у меня нет алиби…
Ольга:
– И тебе не стыдно было его покупать? В магазине же народ кругом.
Настя:
– А почему мне должно быть стыдно?
Ольга:
– Этот шампунь постоянно рекламируют по телевизору.
Настя:
– И что из этого?
Олег:
– Ты же знаешь, что у нашей мамы патологическая ненависть к рекламе!
Настя:
– Реклама – двигатель торговли!
Ольга:
– Смотрю я на тебя, Настя, и диву даюсь: такая молодая, а уже дура.
Настя вспыхивает:
– Чё сразу дура-то?! Задрали, блин, уже этим словом! И ты, и папа, и бабушка, и даже подружка твоя, которая ведьма… Только и слышишь от вас: дура да дурочка – и больше ничего!
Ольга:
– Умный не станет покупать товар, который рекламируют по телевизору.
Настя:
– Ну почему, мама?!
Ольга:
– Постыдится. Ведь люди невольно станут отождествлять его с персонажами рекламных роликов – непроизвольная ассоциация возникает… Смотришь на этих рекламных идиотов – впечатление, что страну населяют исключительно гиперактивные придурки, самодовольные дебилы и жизнерадостные дегенераты.
Олег усмехается.
– А по-твоему, кто страну населяет?
Ольга:
– Жулики и воры.
Олег:
– Все?
Ольга:
– Добрая половина.
Олег:
– А другая половина?
Ольга:
– Куда не плюнь – звёзды! Звездуны и звездухи... А вокруг спонсоры, продюсеры, секс символы, шоумены, экстрасенсы, стилисты, юмористы, пародисты да православные активисты.
Олег:
– Про обманутых вкладчиков забыла.
Ольга:
– Забыла. Спасибо, что напомнил.
Настя, не уловив иронии отца и сарказма матери, вдохновенно включается в разговор:
– А ещё фрики, панки, готы, либералы, демократы, патриоты, консерваторы, модераторы, дистрибьюторы, футбольные фанаты, рокеры, байкеры, юмористы, пародисты, православные активисты…
Олег:
– Не повторяться – мама уже называла!
Настя:
– Да?.. Ой! Самых главных же забыла: студенты же ещё!
Ольга:
– Да одна дурочка ещё. Настенькой зовут которую.
Настя с возмущением бросает карты на стол.
– Папа! Ну, чё она, блин, снова начинает?! Ну, скажи ты ей!
Олег:
– Мама, говорю тебе: ну, чё ты, блин, снова начинаешь?
Настя (язвительно):
– А между прочим, мамочка, нас, дураков, в миллион раз больше, чем вас, умников! Оглянись кругом – везде наши! Сдавайся лучше по-хорошему, пока не поздно! А то по-плохому потом ещё хуже будет!
Ольга:
– Хватит юродствовать. У бабушки своей научилась? Дурной пример заразителен…
Олег в свой черёд бросает на стол карты.
– Ну наконец-то! А я уж, было, заволноваться: сколько сидим, а в бабушкин огород ни одного камешка ещё не брошено. Как же ей, думаю, бедной сейчас там под капельницей? – никто не вспоминает…
Ольга:
– Да с чего ей бедной-то быть, когда вы оба пылинки с неё сдуваете? Мне бы в такой бедности пожить хотя бы недельку…
Олег:
– Ну да, это ты у нас бедная – мать же тебя затиранила… Только вот – чем? Хоть раз она на кого-то закричала или хотя бы голос повысила?
Ольга:
– Это правда: говорит она всегда степенно и рассудительно. Даже когда несёт полную ахинею… А зачем ей надрываться, если и тихой сапой можно всех построить? А не получится – есть испытанный метод: начинает скоропостижно помирать…
Настя (с жаром):
– Просто бабушка очень впечатлительная! Вот у неё и случаются иногда периоды депрессии! Она же невиновата, что у неё такая душевная организация!
Ольга:
– Очень удобная душевная организация у твоей бабушки. Без крика и шума, не повышая голоса, степенно и рассудительно выносить мозг и сворачивать кровь. Деликатный вампиризм! А эта её манера: отпускать реплики, ни к кому конкретно не обращаясь, но прозрачно намекая на меня… «Неужели тяжело поставить на место сахарницу?.. Неужели так трудно поправить половичок?» Вон! (Кивает на половичок у двери.) Специально, наверное, связала, чтобы носом в него тыкать… Костью в горле сидит уже у меня этот её половичок!
Олег:
– А в самом деле, неужели так трудно? Она же не луну с неба просит достать. Подумаешь: сахарница, половичок…
Ольга:
– Да сдался ей этот половичок – у неё другое на уме… Ей надо создать в доме гнетущую атмосферу, как у них там в церкви: где каждый чувствует свою вину уже за то, что родился на свет – и тащат всю жизнь этот груз пресловутого первородного греха. А любые естественные чувства, самые невинные проявления самостоятельной мысли считаются чем-то постыдным и достойным сурового осуждения. Она и дома решила устроить ту же церковь… Дышать уже невозможно в этой атмосфере, где даже воздух пропитан презумпцией вины!
Олег:
– Странно, Оля, что только ты чувствуешь эту гнетущую атмосферу церкви.
Ольга:
– А только я и не смотрю сквозь розовые очки, а вижу всё как есть. Для неё же люди – потенциальные исполнители её воли. Малейшее проявление самостоятельности она старается подавить своим материнским авторитетом – авторитетом средневекового инквизитора. Всё должно вертеться и кружиться только вокруг неё и исключительно для неё. Она же – центр вселенной!
Олег:
– Каждый осознанно или неосознанно считает себя центром вселенной. И каждый в глубине души желает, чтобы всё крутилось и вертелось только для него и исключительно ради него. Только одни стараются это скрывать, а другие не скрывают этого… И тараканы в голове у каждого свои найдутся...
Настя:
– У меня нету в голове тараканов! У меня вместо тараканов в голове расположены умные и сообразительные мозги!
Ольга:
– Выходит, чтобы маминым тараканам в её голове вольготно жилось, меня можно вытоптать, как тот её половичок?
Олег:
– Оля, ты слишком утрируешь ситуацию. И сама себя накручиваешь.
Ольга:
– Да всё ты, Олег, понимаешь не хуже меня. Вспомни – после нашего переезда сюда, – что-то Софья Семёновна потеряла. И устроила обыск по всему дому. Вваливается в нашу спальню и молча начинает шарить по углам. Я и попыталась деликатно высказать своё отношение к этому… Вот тогда и грянул гром средь ясного неба: помирать наша бабушка собралась! И доктора́, и попы вокруг неё суетились; и нас всех по струнке выстроила – своими предсмертными наставлениями донимала. Я-то, дура – ничего ж тогда не знала, – сама до смерти перепугалась… Долго, помню, она помирала. Сделала нужную выдержку – и вот театральная развязка! Собрала всех у смертного одра и, бросая в мою сторону многозначительные взгляды, молвит: «А зачем мне такая жизнь? В своём доме шагу ступить не могу – боюсь не в том месте появиться и обидеть кого невзначай». Победила Софья Семёновна! Я впервые в жизни просила прощения, не понимая, за что… И – о чудо! – болезнь у нашей бабушки как рукой сняло. И стала она бесстрашно шаги ступать в своём доме и появляться в любых местах, не боясь уже кого-то невзначай обидеть. Мой дом – моя крепость!
Олег:
– Это же её дом. И воспринимать это надо как данность.
Ольга:
– А как мы оказались в этом её доме? Была у нас съёмная квартира, и жили мы там нормально. Но мама твоя по-своему решила. Чего, мол, скитаться нам по съёмным хатам, когда огромный коттедж пустует – всем места хватит. И ей перед смертью будет кому стакан воды подать. Да и без внучки жить она не может – уж больно понянчить хочется, а мы бываем у неё годом да родом… И ты в унисон жужжал: что, мол, тут думать – целый особняк пустует. И мама под присмотром будет. А я-то, как дура, уши развесила и разомлела вся: семья настоящая будет! С большим запозданием, но мама у меня появится. Мама! – не поймёшь ты, что значило для бывшей детдомовки это таинственное слово… Не знала я, каким боком мне это вылезет… Теперь, оказывается, я в чужом доме на птичьих правах живу… Кстати, дом этот построил покойный свёкор – твой родной отец. И прав ты на него имеешь не меньше, чем твоя мать. А мы с Настей вроде как твоя семья – если ты не забыл ещё…
Олег:
– Перестань накручивать себя. Тебя что, выгоняют из этого дома?
Ольга:
– Ну, спасибо, дорогой! Приютили, обогрели бездомную – по гроб жизни буду вам обязана! Низкий поклон вам с матушкой за это! Благодетели хреновы…
Олег:
– Ну, записан формально дом на мать. В конце концов, мать же не вечная… А мы и сейчас на деньги от её бизнеса живём.
Ольга:
– Что поделаешь, если её сыночек свою семью обеспечить не может…
Олег (с тихой злостью):
– Что поделаешь, если степень дозволенности в искусстве у нас в стране определяют опекаемые властью православные «шариковы» и «швондеры»!
Ольга:
– Я не имела в виду разгром выставки твоих картин…
Олег:
– А что ты имела в виду? Что я работаю в бизнесе матери? Тебе легче было бы, если б я работал на чужого дядю или на государство за нищенскую зарплату? От добра добра не ищут.
Ольга:
– Нравится быть у мамы личным водителем – вози её на разные богомолья и церковные праздники… Только ей этого мало. Она и внучку осчастливила: не пустила в журналистику – это ж одинаково что проституцией заниматься! Вот врач – благородная профессия! Тоже ведь помирать тогда собралась, всё канючила: «Бабушкино мнение в этом доме никого не интересует». И ведь добилась же своего! Эта дурочка, чтобы бабушку не огорчать, попёрла документы в медицинский.
Олег:
– Не больно, видно, и хотела Настя в журналистику. Когда шлея под хвост попадёт, ни мама, ни папа, ни бабушка её не остановят.
Ольга:
– Глупости разные совершать её не остановишь. А случись что серьёзное – беспомощная, как слепой котёнок.
Настя:
– Вам что, бабушки уже мало стало? Так за меня ещё взялись?
Ольга:
– А я и говорю о бабушке. Всем судьбу устроила. Сын – личный шофёр, внучка – личный доктор и сиделка; все довольны и счастливы – благодать, да и только!
Олег:
– Зато ты у нас гордая и непокорная. И судьбу свою сама устроишь...
Ольга:
– Да в том-то и заноза, что и меня не миновала чаша сия. Добровольно сунула голову в бабушкин хомут. Бросила любимую работу. А не последним ведь адвокатом считалась – клиентура постоянная была. Всё принесла на алтарь дружной и крепкой семьи. На что надеялась? Теперь вот в бабушкином бизнесе и администратором, и продавцом, и экспедитором, и завхозом, и снабженцем, и грузчиком… А вместо благодарности – постоянные укоры: «Неужели трудно?.. Неужели нельзя было?..» Да ладно бы дело настоящее было, а то название одно – бизнес. Антиквариат, букинистика… Кому нужна эта хрень нафталиновая?
Олег:
– Есть люди, которые за эту, нафталиновую хрень готовы отдать целые состояния.
Ольга:
– Увидеть бы хоть раз живьём такого идиота…
Олег:
– В память об отце у неё это дело осталось…
Ольга:
– Отец на этом деньги умел делать. А она…
Олег:
– Будем считать это её хобби… Основной доход идёт от дивидендов по акциям.
Ольга нервно прикуривает сигарету.
– Акции, акции… Какая-то незнакомая иностранная компания… Чем она занимается? Какой сюрприз от неё ждать? Ещё неизвестно, каким боком вылезут эти мутные акции…
Настя:
– Мама, ты же говорила, что бросаешь курить.
Ольга тушит в пепельнице сигарету.
– Бросишь тут… Просила же у неё деньги на открытие нормального прибыльного дела. Полистала мой бизнес-план и вынесла вердикт: «Витиевато и мудрёно!». Вот и весь сказ! Сидит на этих деньгах, как собака на сене. Зато своей любимой церкви – всегда пожалуйста! Поп этот… Как там его…
Настя:
– Дядя Кондрат.
Ольга:
– Не к ночи будь помянут… Как на работу сюда повадился. И вечно нуждающийся: то на строительство часовенки, то на ремонт храма, то певчим надо заплатить, то на реставрацию какой-нибудь ну очень чудотворной иконы денежки позарез нужны. Да какая ж она чудотворная, если на свою реставрацию денег не может наколдовать? И сотворила бы для себя чудо! Не хочет… Вот бабушка наша действительно чудотворная: на любые церковные нужды у неё деньги всегда найдутся!
Олег:
– Ну, и подруге твоей, колдунье-то, думаю, тоже перепадает…
Настя:
– Не, Изольда не берёт. Обижается даже, когда ей бабушка деньги предлагает… Я бабушке говорила: «Ты только обижаешь Изольду своими деньгами – она же, всё-таки, мамина подруга». А бабушка мне: написано: «блаженнее давать, нежели принимать». Ибо кто платит, тот и музыку заказывает.
Ольга:
– Вот музыку заказывать она любит… А что касается моей подруги… У неё и в самом деле дар ясновидения открывается – в момент сильного душевного волнения… А у попа Кондрата единственный дар: лапшу на уши людям вешать да деньги с них за это драть. А тут прямо подарок судьбы: живая дойная корова в лице Софьи Семёновны!
Олег:
– Не твоими же деньгами распоряжается мать. А свои деньги она может отдать кому угодно. В том числе и церкви. Имеет полное право.
Ольга:
– Да гори они синим пламенем, её чёртовы деньги вместе со всеми церквями! Только избавьте меня от роли козы отпущения в её нескончаемых умираниях! Едва начнёт она в очередной раз помирать – у меня сразу мысли под темечком: что же опять я неправильно сделала, в чём я снова провинилась? Вот она лежит себе там под капельницей и в ус не дует. Наоборот: смакует ситуацию и обдумывает, как бы поэффективнее припечатать меня к позорному столбу. Вы думаете, за что она меня ненавидит? Да за то, что я насквозь вижу диагноз её болезни! Сколько раз она помирала – половину городского кладбища можно было бы уже занять одними только её могилками… Да она всех нас переживёт – меня, крайней мере, уж точно переживёт… Только кому она потом будет мозг выносить и кровь сворачивать?! Вот жизнь моя проклятущая! И за что же мне всё это?!
Ольга лихорадочно вытаскивает из пачки сигарету, хватает зажигалку, прикуривает… Поперхнувшись дымом, кашляет и яростно тушит сигарету в пепельнице.
– Да пошли вы все к чёрту!
И тут из двери второго этажа выскакивает докторша – в полном замешательстве и смятении она испуганно и как-то виновато озирает присутствующих внизу.
– Я… Я не знаю… Я, право, ничего не понимаю… Вы, наверно, не поверите, но она… Ваша матушка… Бабушка… Она умерла… Честное слово… Простите… Она и в самом деле умерла!
Олег:
– Как умерла?!
Ольга:
– Как умерла?!
Докторша:
– Клянусь, умерла по-настоящему!
Все тревожно переглядываются.
Настя (изменившимся голосом):
– Бабушка…
Вдруг срывается с места и бежит наверх с истерическим криком:
– Ба-буш-ка-а!!!
Олег устремляется за дочерью.
– Что вы несёте?.. Что за бред такой?..
Докторша, пропустив вперёд дочь и отца, следует за ними.
– Взяла и умерла!
Ольга медленно поднимается из-за стола.
– Ещё один сюрприз – без сюрпризов она никак не может… Решила всем устроить сеанс шоковой терапии?
И вдруг на лице её появляется выражение мистического ужаса.
– Кукла вуду!.. Как я про неё забыла?.. Она сработала!.. Но… Этого не может быть… Этого просто не может быть… Нет!.. Только не это!..



КАРТИНА ТРЕТЬЯ

Два неожиданных визита и один привет с того света

Гостиная в доме, унаследованном Настей от бабушки. Ольга сидит за столиком на диване и карандашом делает пометки в блокноте.
Звонок входной двери в прихожей.
Ольга уходит в прихожую и вскоре возвращается вместе с каким-то незнакомцем.
Ольга:
– Неожиданные визиты неизвестных в моих планах не предусмотрены. Излагайте как можно короче – у меня мало времени.
Незнакомец:
– Ну что ж. Буду предельно краток… Позволите присесть?
Ольга:
– Зачем присаживаться – и сразу вставать? Вам уходить уже надо…
Незнакомец:
– Ну, как знаете… Тогда позвольте отрекомендоваться. Я – адвокат. В данном случае представляю интересы господина Верхоглядова.
Ольга:
– Поздравляю. Но я не знаю никакого Верхоглядова.
Адвокат (так и будем его называть) удивляется:
– Не знаете Верхоглядова?! Быть такого не может! Известный сенатор, лидер общественно-религиозного движения «УДАР ПРАВОСЛАВИЯ» – фигура довольно популярная… Вы меня удивляете!
Ольга:
– Не удивляйтесь: думаю, он меня тоже не знает. Переходите к делу.
Адвокат:
– Господин Верхоглядов, сенатор от вашего региона и мой доверитель…
Ольга:
– Уже слышала. Короче.
Адвокат:
– Так вот. Он желает купить этот дом.
Ольга:
– Он-то, может, и желает… Да кто ему продаст?
Адвокат:
– Вот мы как раз и предлагаем вам продать дом!
Ольга:
– Передайте вашему сенатору, что дом не продаётся.
Адвокат ухмыляется.
– Боюсь, что вы не совсем правильно понимаете цель моего визита. Я ведь не торговаться сюда пришёл, а только сообщить вам желание и волю моего доверителя. Дом этот в любом случае перейдёт в собственность господина Верхоглядова – бывают в жизни вещи неизбежные… Вопрос лишь в том, каким образом это произойдёт – в более благоприятной или в менее благоприятной для вас форме. Я же пока пытаюсь смягчить негативные для вас последствия и решить вопрос в приемлемом для вас формате…
Ольга:
– Вы что, угрожаете мне?
Адвокат:
– Что вы! Всего-навсего пытаюсь помочь вам обрести чувство реальности и взглянуть правде в глаза. А мы, в свою очередь, будем вам крайне признательны за то, что вы избавите нас от необходимости прибегать к административному ресурсу – не хотелось бы тратить по мелочам это волшебное средство… Ну? Как вам такой вариант?
Ольга:
– Ваше время истекло. Всего доброго.
Адвокат:
– Я сейчас уйду. Но вам настоятельно рекомендую обдумать наше предложение. Это в ваших интересах. А время на размышление у вас ограничено…
Ольга (с очаровательной любезностью):
– Пошёл вон отсюда!
Со второго этажа выходит Олег и спускается по лестнице вниз.
Адвокат:
– Думаю, что очень скоро вы пожалеете о своих словах… Но, к сожалению – к вашему сожалению, – будет уже поздно!
Адвокат уходит. Олег подходит к Ольге.
– С кем ты тут беседуешь?
Ольга:
– Сенатор Верхоглядов имеет желание и волю купить наш дом.
Олег:
– Кто ему продаст?
Ольга:
– Я то же самое сказала его парламентёру… (Берёт со стола блокнот с карандашом.) Олег, посмотри, пожалуйста: здесь у меня все расчёты…
Олег:
– Оля, мы уже говорили на эту тему. Опять ты за своё?
Ольга:
– Олег, выслушай меня…
Олег:
– Оля! У нас остался мамин бизнес, остались её акции, которые приносят хорошие дивиденды. Ну какое ещё новое дело тебе загорелось открывать?
Ольга:
– Ситуация должна быть под контролем. А уповать на манну небесную от акций неизвестной компании безрассудно. А маминым бизнесом надо кому-то заниматься. Я этого делать не буду – он у меня вот уже где!.. Хочешь – занимайся!
Олег колеблется.
– Ну, я тоже не очень как бы… А от меня-то чего ты хочешь? У меня денег нет – по завещанию матери единственной её наследницей является Настя.
Ольга:
– С Настей проблем не будет… Пойми: под лежачий камень вода не течёт…
В гостиную входит Настя.
Олег:
– Ох, Ольга, не знаю… Не пришлось бы потом локти кусать.
Ольга:
– Локти кусать мы будем, если оставим всё как есть.
Настя уже крутится перед зеркалом.
– Эй, родители, у кого собираемся локти кусать? Если у меня – имейте в виду: буду жаловаться уполномоченному по правам ребёнка! Жить с надкусанными локтями мне как-то не в кайф. Это не жизнь, а так – жалкое существование.
Олег:
– Не переживай, ребёнок, локти твои останутся в целости и сохранности.
Ольга:
– Да мы тут с папой никак не можем прийти к согласию…
Потеряв интерес к зеркалу, Настя тяжело вздыхает.
– Раньше у вас бабушка яблоком раздора была. Сейчас и бабушки уже нет, а вы…
Она умолкает и садится на диван.
Олег:
– Бабушки нет – вот наша мама и задумала нас по миру пустить.
Ольга:
– Богатыми и счастливыми задумала я вас сделать! Прибыльное дело я хочу открыть, Настя.
Настя:
– А что за дело, мам?
Ольга:
– Проект просто гениальный! Вот в твоём компьютере стоит антивирус?
Настя:
– Ну да.
Ольга:
– Зачем?
Настя:
– Как зачем? Чтобы от вирусов защищал.
Ольга:
– Так вот. Телевизионная реклама – такой же вирус. Один народный умелец изобрёл хитрый прибор: приставка к телевизору с программой, блокирующей рекламу. Действует по принципу компьютерной антивирусной программы. И вот вам телевизор без рекламы – смотрите, люди, на здоровье и радуйтесь жизни!
Настя:
– Ух ты!
Ольга:
– Хочу наладить массовое производство этого волшебного приборчика. Программу будем постоянно обновлять; с желающими заключим договоры на абонементное обслуживание. А от желающих отбоя не будет. Окупится всё в минимальный срок, а потом рекой потечёт прибыль. Ну, как тебе идея?
Настя:
– А чё, клёво!
Олег:
– Что за птичий язык, Настя!
Настя:
– Ну, в смысле – ништяк!
Ольга:
– Да вот… Деньги на раскрутку нужны… Бабушка ведь всё состояние своё тебе по завещанию оставила…
Настя:
– Ой, мама! Что за бюрократия и формализм? Надо – бери! Банковские карточки в бабушкиной шкатулке лежат – я даже и не знаю, сколько там… Только это…
Ольга:
– Что – это?
Настя:
– Миллион бабушка положила на карточку специально для попа Кондрата…
Ольга:
– Ну, это после прилёта архангела Гавриила – так в завещании указано. (Усмехается.) Хоть раз бабушке мудрая мысль в голову пришла.
Настя:
– Да, бабушка мудрая!
Ольга:
– Вот и пусть поп ждёт прилёта Гавриила до второго пришествия Христа. А мы будем решать проблемы по мере их поступления… Да, надо будет сделать на меня генеральную доверенность на распоряжение бабушкиным бизнесом. Думаю продать его.
Олег:
– Ох, не нравится мне всё это.
Ольга:
– Прорвёмся, ребята! Скоро, Настёна, сделаю я тебя богатой невестой!
Настя (без вдохновения):
– Не хочу богатой невестой. Хочу в кругосветное путешествие на корабле с белыми совсем как облака парусами…
Ольга:
– Будет тебе и путешествие, и белка, и свисток… Всё будет, Настя!
Звонок входной двери в прихожей.
Ольга:
– Сегодня день неожиданных визитов… Иди глянь, Настя.
Настя убегает в прихожую.
Олег:
– Наверно, подруга твоя – потомственная ведьма.
Ольга:
– Да вроде не обещалась.
В гостиную в сопровождении Насти входит Господин в чёрном.

———

Визитёр – как и следовало ожидать – был одет во всё чёрное и с чёрным же «дипломатом» в руке. Бесстрастное лицо его обрамляли длинные, ниспадающие на плечи, чёрные волосы, а под носом дерзко красовались тонкие чёрные усики – такие носят преимущественно отпетые злодеи и отъявленные негодяи в индийском и итальянском кино.
Настя спешит поближе к родителям, с опаской поглядывая на незваного гостя.
Незнакомец, окинув взглядом присутствующих и гостиную, замечает зеркало, подходит к нему и устремляет взор на своё отражение. Наконец, ровным и холодным голосом, лишённым каких-либо эмоциональных оттенков, нарушает тишину:
– Одно из удивительнейших свойств человека – это его способность так выразительно отражаться в зеркале. (Барабанит пальцами по зеркалу.) Вы не находите?
Ольга:
– Вы явились сюда, чтобы отразиться в нашем зеркале?
Господин в чёрном (холодно):
– Нет. Зеркало у меня и своё есть.
Отойдя от зеркала, он пристально всматривается в присутствующих.
– Странно…
Ольга:
– И что же вам показалось странным?
Господин в чёрном:
– Вид у вас странный… У вас такой вид, словно вы меня совсем не ждали.
Ольга:
– А мы должны были вас ждать?
Господин в чёрном:
– А разве Софья Семёновна не благовествовала вам о моём гипотетическом пришествии?
Настя:
– Благо-вест-во-вала… Туманно… Вы же господин в чёрном?
Незнакомец внимательно смотрит на Настю.
– А вы как догадались?
Настя:
– Ну… У вас всё такое чёрненькое…
Ольга:
– Настя, тебе что-то известно?
Настя в растерянности.
– Нет… То есть, да… То есть… Я не знаю…
Ольга:
– Ладно, я потом с тобой разберусь… (Гостю.) У вас к нам какое-то дело?
Господин в чёрном:
– Как же плохо вы обо мне думаете: посмел бы я разве утруждать вас делами – так, сущая безделица. Сию минуту уладим – и отдыхайте себе на здоровье.
Он бесцеремонно усаживается кресло, открывает «дипломат» и выкладывает оттуда на стол какие-то документы.
– Вот. Формальности, если угодно убедиться, все соблюдены.
Ольга подозрительно смотрит на документы.
– Что это?
Господин в чёрном:
– Извольте полюбопытствовать. Да вы присаживайтесь – вот же свободное кресло.
Ольга садится в кресло и, отложив на стол блокнот и карандаш, берёт документы.
– Ну, давайте посмотрим.
Господин в чёрном смотрит на Олега и Настю.
– И вы тоже можете присесть – где вам будет удобно… К чему эта излишняя субординация – я не щепетилен в этих вопросах.
Олег садится на диван.
– Была бы нужда!
Настя садится рядом с отцом.
– Вот именно! Такое самомнение! Да, па?
Ольга вдруг меняется в лице, вскакивает с кресла и, как гремучую змею, отбрасывает от себя документы на стол.
– Что за наваждение!
Схватив блокнот с карандашом, она поспешно отходит подальше от стола.
– Нет! Она не отпустит нас никогда! Она и оттуда будет морочить нас бесконечно!..
Олег:
– Что там, Оля?
Ольга:
– Нет, я больше так не могу…
Олег:
– Да что случилось-то?
Ольга:
– Привет с того света! От твоей матушки…
Олег:
– Ты можешь объяснить толком?
Ольга:
– Там… Иди сам посмотри… Какое-то завещание – ещё одно – и свидетельство о праве на наследство... Она даже из могилы достанет меня своими невидимыми щупальцами… Я этого не вынесу!
Олег направляется к столу, берёт документы.
– Действительно: завещание и свидетельство о праве на наследство по завещанию. Но откуда, чёрт возьми?
Господин в чёрном спокойно поясняет:
– Число завещаний законом не ограничено.
Олег садится в кресло.
– Сейчас разберёмся. Так… Книга – средневековый манускрипт… Ну, тут идёт описание… переплёт… толщина… размер страницы… Листы из тонкого пергамента… Текст написан гусиным пером неизвестным алфавитом, им же выполнены иллюстрации. Дата изготовления манускрипта и язык, на котором написан текст, не установлены… А это? Свидетельство о праве на наследство по завещанию… Государственный нотариус государственной нотариальной конторы… удостоверяю, что на основании завещания, удостоверенного государственной нотариальной конторой и зарегистрированного в реестре №… наследником имущества, указанного в завещании умершей является барон… Барон?
Барон (так и станем его именовать):
– Барон, барон.
Олег:
– Барон Шварц Вальтер фон Унгерн…
Барон:
– Ваш покорный слуга.
Олег:
– Простите, а вы случайно не…
Барон:
– Почему же – случайно? Вполне естественным образом.
Олег:
– Потомок того самого…
Барон:
– Вашего знаменитого соотечественника барона Унгерна. По отцовской линии. Так что, хотя сам я сейчас в России не проживаю – только вот прибыл из Месопотамии – и для вас я являюсь иностранцем, но имею вполне крепкие русские корни.
Олег:
– То-то я смотрю, вы по-русски без акцента… Но, насколько мне известно, барон Унгерн не оставил потомства…
Барон:
– Вам ничего не может быть известно доподлинно. Вам ли не знать, что прошлое России непредсказуемо, а её история с удивительной регулярностью перекраивается в угоду очередного правителя.
Олег возвращает документы на стол.
– Да… Есть у нас такая традиция… Итак, вы хотите…
Барон:
– Вы на редкость проницательны. Именно этого я и хочу: получить своё законное наследство.
Тут Настя, в тревожном напряжении наблюдавшая за происходящим, вдруг встрепенулась.
– Как – получить?!
И тут же, как мышь, притихла.
Олег (раздумчиво):
– Хотелось бы знать, за какие такие заслуги моя мать завещала вам этот самый манускрипт?
Барон складывает документы в «дипломат» и закрывает его.
– А когда вы исправно получали дивиденды по матушкиным акциям, вы не задавались вопросом, за какие такие заслуги вдруг свалилась на вас эта манна небесная?
Олег немного обескуражен.
– Ну да… Это многое объясняет – происхождение акций, по крайней мере… Но шесть месяцев, предусмотренных законом, ещё не прошло… Как это вам удалось?
Барон (невозмутимо):
– А коррупцию пока ещё никто не отменял.
Олег (слегка опешив):
– Послушайте, вы так легко признаётесь…
Барон:
– Да вы не беспокойтесь – в данном случае закон неукоснительно соблюдён. Поскольку, кроме меня, других наследников манускрипта в природе не существует – закон позволяет в таких случаях оформить наследство до установленного срока выжидания. Другой вопрос, что положенное нам по закону в большинстве случаев для нас практически недоступно. Но стоит только дать кому надо денег – и все ваши права и законные интересы соблюдены и защищены. Только благодаря коррупции торжествуют законность и упорядоченность мира. Коррупция – одно из величайших изобретений человечества. После колеса и велосипеда, разумеется. И будь коррупция не нужна – её бы просто не было… Как нет, например, социальной справедливости.
Олег:
– Гм… Допустим… Но я ещё хотел спросить…
Ольга:
– Хватит, Олег, из пустого в порожнее…
Барон:
– Не беспокойтесь, мадам, пусть спрашивает. Иначе откуда он про всё узнает?
Ольга:
– Хватит тягомотину разводить, а то мухи скоро дохнуть начнут… Надеюсь, это последний каприз нашей бабушки. И больше она о себе не напомнит. Хотелось бы надеяться… Настя, сходи в бабушкину комнату, найди там эту книгу… манускрипт этот… И отдай его господину барону.
Настя панически забегала глазами.
– А её… Его… Нету… Там…
Ольга:
– Кого у тебя там нету?
Настя:
– Ну… Книги этого… Манускрипта… Нету…
Ольга:
– Что значит – нету?
Настя:
– Ну, то есть, он есть… Но там… А здесь нету…
Ольга:
– Нету, есть, там, здесь… А-у, Настя! Ты где витаешь: в облаках или в своём кругосветном путешествии? Пора возвращаться домой!
Настя понурилась.
– Я нормальная… Просто бабушка перед смертью попросила меня положить книгу ей в гроб… Ну, если умрёт… Мы же не знали… Все же думали, что у неё депрессия…
Ольга:
– Кто – все?
Настя:
– Ну, я думала… А потом бабушка умерла, и я положила манускрипт ей в изголовье, как она просила… А потом бабушку похоронили. С книгой. И книгу, получается, тоже похоронили. С бабушкой… Вот.
Ольга:
– Да что вообще творится в этом доме? Что за тайны Мадридского двора?
Олег:
– Действительно, Настя? Почему ты молчала об этом? Почему до сих пор ничего никому не сказала?
Настя:
– А до сих пор у меня никто ничего и не спрашивал… Все же думали, что у неё депрессия…
Ольга:
– Напрасно я надеялась, что всё позади… Всё только начинается… Она даже из могилы умудряется держать всех за горло… И эта дурочка: бабушка сказала, я положила… А очки и фонарик ты ей в гроб не положила?
Настя насупилась.
– Она не просила…
Ольга:
– А у тебя своей головы на плечах нет? И как, по-твоему, бабушка твоя там – в темноте, без очков и фонарика – дядину книжку читать будет?
Олег вскакивает с места.
– Может, хватит уже кощунствовать?!
Ольга:
– Да ну вас к чёрту! Ваша бабушка и мама учудила – вот и разбирайтесь. Мне лично всё по барабану! (Отходит к окну.)
Олег прохаживается, напряжённо что-то обдумывая.
– Сейчас разберёмся…
Барон, отрешённо думая о чём-то своём, тихо бормочет:
– Всё-таки решилась… Ай да Софья Семёновна – недооценил я вас… Любопытно, что из этого получится…
Олег:
– Господин барон… Думаю, что вы уже в полной мере осознали пикантность сложившейся ситуации…
Барон:
– Боюсь, что я единственный из присутствующих здесь, кто в полной мере осознаёт чрезвычайную пикантность сложившейся ситуации…
Олег:
– В общем, вы сами всё слышали: манускрипт погребён в землю и находится теперь за пределами досягаемости…
Барон:
– Странный обычай: чужие вещи в землю закапывать… Это что у вас, национальный вид спорта?
Олег:
– Скорее, досадное недоразумение... Надеюсь, вы понимаете, что, даже при всём желании, мы ничем не можем вам помочь. Такая вот безвыходная ситуация. К большому сожалению…
Барон (флегматично):
– Ах вот вы о чём… Вот тут-то как раз никаких проблем я и не вижу. Выход есть – и он прост, как всё гениальное.
Олег:
– Какой же выход вы видите?
Барон (сдержанно):
– Эксгумация.
Олег (уставившись на собеседника):
– Эксгумация?! То есть… Из-за какой-то книжки вы собираетесь тревожить прах покойной?!
Барон:
– Не собирался, не собираюсь и не буду собираться. Это сделаете вы.
Олег ( выпучив глаза):
– Мы?! Вы с ума сошли?!
Барон (невозмутимо):
– А вы сами-то не сошли с ума? Вы будете всё, что вам под руку подвернётся, закапывать в землю вместе со своей матушкой, а мне предлагаете бегать следом и раскапывать после вас? Странные, должен заметить, у вас представления о правилах этикета. Имели удовольствие зарыть в грунт чужую вещь, так уж, будьте любезны, откопайте её обратно. Как говорится: любишь кататься, люби и саночки возить.
Олег качает головой.
– Нет, вы определённо сумасшедший!
Барон:
– К тому же у меня есть основания полагать, что ваша матушка хотела бы, чтобы её тело эксгумировал кто-то из вас. И я даже могу предположить – кто именно…
Олег:
– Из-за какой-то паршивой книжонки осквернить могилу дорогого нам человека?! Да никогда этому не бывать!
Барон:
– А вы знаете другой способ, как извлечь из-под земли моё имущество?
Олег:
– Никакого способа я не знаю и знать не хочу!
Ольга:
– Я знаю другой способ… Как мы выйдем из этой… дурацкой ситуации.
Барон:
– Поделитесь.
Ольга:
– Мы оспорим ваше завещание в судебном порядке.
Барон (со скучающим видом):
– И по каким же, интересно, основаниям?
Ольга:
– Основания? А в момент составления завещания Софья Семёновна не отдавала отчёт своим действиям в силу психического расстройства – была невменяемой.
Олег:
– К вашему сведению, моя супруга имеет большой опыт работы адвокатом!
Ольга:
– Помолчи, Олег.
Олег:
– А что? Пускай знает, с кем дело имеет!
Ольга:
– Олег, ты можешь помолчать?
Барон:
– Не беспокойтесь, мадам, пусть себе говорит. Меня это нисколько не обременяет.
Ольга:
– Необходимые медицинские справки в суд мы предоставим – сами же говорите, что коррупцию у нас пока ещё никто не отменял… Вот вам и будет основание!
Барон:
– Ваш план грешит заметным изъяном: в нём обнаруживаются элементы самонадеянности и безрассудства. Более продуктивным было бы другое основание для признания завещания недействительным, – и, главное, нет необходимости прибегать к услугам многоуважаемой коррупции… Но уже не моего, а вашего завещания.
Олег:
– Что?
Ольга:
– Что вы имеете в виду?
Барон:
– Вам как адвокату должно быть знакомо юридическое понятие «недостойные наследники». Позволю себе освежить вашу память. Недостойными наследниками признаются лица, которые совершают действия, направленные против наследодателя, других наследников, а также против исполнения воли наследодателя, выраженной в его завещании.
Олег:
– Какое отношение всё это имеет к нам?
Барон:
– Самое прямое. Вы же не отрицаете, что закопали чужую книгу в кладбищенскую почву? Возникает закономерный вопрос: с какой целью? И вытекает логичный ответ: чтобы воспрепятствовать исполнению воли покойной Софьи Семёновны, выраженной в её завещании, о передаче мне в наследство известного нам манускрипта.
Настя в порыве сильного возмущения вскакивает с места.
– Это неправда! Бабушка сама попросила положить книгу ей в гроб!
Барон (с ядовитой ухмылкой Джоконды):
– Милая барышня, а вы сможете представить суду хотя бы одно доказательство, что всё было именно так, как вы говорите; что это не является вашей выдумкой?
Настя:
– Но как же это?! Бабушка сама же сказала! Я же не глухая!
Барон:
– А назовите хотя бы одну гипотетическую причину столь экстравагантного чудачества вашей бабушки: сначала написать завещание, а потом вдруг, вопреки своей же воле, забрать книгу с собой в могилу. Довольно странный пассаж… Вы не находите?
Настя:
– Я не знаю! Почему бабушка… Она не сказала мне!
Барон:
– Вот видите: кроме голословных заявлений у вас, оказывается, ничего и нет. Ни свидетелей, ни записи с камер видеонаблюдения… Какой же суд поверит вашим басням? Любой здравомыслящий судья примет вас попросту за обыкновенную дурочку… Да ещё и к уголовной ответственности привлекут за дачу заведомо ложных показаний.
Настя задыхается от возмущения:
– Меня?! За дачу?! Я вам не дурочка! Я правду сказала! Я сделала, как бабушка сказала!
Ольга:
– Помолчи, Настя.
Настя на грани истерики.
– Чё помолчи, мам?! Я правду говорю! Я что, вру?! Так получается?! Да?!
Ольга:
– Настя, успокойся.
Настя:
– Чё, Настя?! Чё, успокойся?! Почему я должна успокаиваться?! Папа! Ну, скажи ты ей! Я правду говорю! Правду!
Ольга:
– Настя, возьми себя в руки!
Настя тяжело дышит.
– Ах так, да?! Так, да?! Да ну вас всех!..
И она убегает в столовую.
Барон (равнодушно):
– Крайне встревожена неожиданным разоблачением – нервишки ни к чёрту. Ну да ладно… Нас теперь интересует судьба наследства после признания судом вашей дочери недостойной наследницей и лишения её права на это наследство. После дочери наследуют её родители; и у суда могут возникнуть закономерные сомнения: раз уж яблочко от яблоньки… то по всем признакам семья является неблагополучной – ждать можно чего угодно… Ведь причина смерти Софьи Семёновны, насколько мне известно, не установлена…
Олег:
– Что-о?
Ольга:
– Что?
Из столовой сначала выглядывает, а потом на цыпочках выходит Настя и, не проходя дальше, остаётся стоять у двери, – любопытство оказалось сильнее обиды.
Барон:
– Нет, я не берусь утверждать, что вы умертвили свою матушку. Но видите ли в чём дело… В судебной практике зафиксирован такой любопытный случай. Один человек ночью обстрелял из ружья огородное пугало своего соседа, будучи при этом уверен, что это и есть его сосед. Ну ошибся человек – всё происходило в темноте… И что бы вы думали? Этого незадачливого стрелка осудили за покушение на убийство соседа.
Олег:
– Ну и к чему эти экскурсы в судебную практику?
Барон:
– Вашей супруге как адвокату должен быть хорошо известен юридический термин «субъективная сторона преступления» . Это внутреннее психическое отношение лица к совершаемому им общественно опасному деянию. Главное, что некое лицо хотело и желало кому-то вреда или смерти и совершило для этого определённые действия, будучи уверенным, что они – действия – повлекут за собой желаемый результат… А ошибка в объекте – наглядный пример я вам привёл – или ошибка в средствах – кто-то стреляет в человека из игрушечного пистолета, будучи уверенным, что держит в руке настоящий пистолет – не спасут злодея от правосудия.
Олег:
– А это становится даже интересным. Значит, возможно, мы и не убивали свою мать, а только желали её смерти и покушались на её убийство… Ну что ж, и на том спасибо! Теперь осталось выяснить, зачем нам надо было это делать? Каковы, выражаясь судебным языком, у нас на это были мотивы?
Барон:
– О, чисто гипотетически мотивов может быть сколько угодно. Неприязненные отношения, например, – чем не мотив? Разве это такая уж большая редкость в наших семьях? До откровенной вражды, бывает, доходит…
Ольга роняет на пол блокнот и, растерянно окинув взглядом окружающих, торопливо поднимает его.
Барон:
– С вами всё в порядке, сударыня?
Ольга:
– Да… всё в порядке…
Барон:
– Могут быть и корыстные мотивы – в отношении, скажем, наследства. В этом случае неважно, в чьих интересах действует лицо: в своих собственных или в пользу других лиц… Ну, скажем, чтобы обеспечить право на получение наследства своей дочери.
Олег (с нервным смешком):
– Простите, но в чём же заключается корысть этого… таинственного лица, если в его собственность имущество всё равно не переходит?
Барон:
– Ну… У предусмотрительной и расчётливой матушки выпросить деньги может стать проблематичным… А вот у наивной и импульсивной дочери выудить их гораздо легче…
Ольга ломает в руках карандаш и, будто опомнившись, виновато оглядывает присутствующих.
Барон:
– Вы хотели что-то сказать, мадам?
Ольга:
– Нет, я… ничего…
Олег (снова нервно хохотнув):
– Ну, знаете ли… Вы из нас просто каких-то монстров делаете!
Барон:
– И если даже завещание ваше не будет опротестовано… Сам факт обнаружения каких-то «скелетов в шкафу»…
Олег (уже с явным раздражением):
– Ну вот что, господин барон! Мне уже изрядно надоели ваши инсинуации! И я от них уже устал!
Барон:
– А я, собственно, уже всё сказал.
Раздражение Олега усиливается.
– Что значит – всё? Нет уж, извольте объясниться! Сначала врываетесь без приглашения в дом и делаете какие-то гнусные намёки, а потом сидите как ни в чём не бывало и отмалчиваетесь! Так дело не пойдёт. Сделайте уж одолжение и скажите нам прямо, на что вы нам тут так усердно намекали? Что вы, в конце концов, имели в виду?
Ольга (старается быть сдержанной):
– Олег, успокойся, пожалуйста.
Олег:
– Да я спокоен как удав! Просто терпеть не выношу, когда приходят тут, неизвестно кто, и начинают тут нести какой-то бред!
Ольга:
– Олег, я тебя прошу… Так вопросы не решаются.
Олег:
– А как же они, по-твоему, решаются?
Ольга:
– Сейчас спокойно разберёмся и всё уладим без лишних нервов и эксцессов.
Олег демонстративно усаживается на диван.
– Ну, я тогда не знаю… Приходят тут… неизвестно кто… и начинают тут…
Ольга подходит к барону.
– Господин барон! Мы очень внимательно выслушали вашу необычайно туманную речь… А теперь и вы в свою очередь выслушайте меня тоже очень внимательно… Мы обсудим в семейном кругу сложившуюся ситуацию и примем то решение, которое сами посчитаем нужным!
Олег одобрительно кивает, а Настя беззвучно аплодирует. Ольга продолжает:
– И уверяю вас, барон, это будет оптимальное в сложившейся ситуации решение…
Барон внимательно смотрит на Ольгу и, в знак понимания, едва заметно кивает.
– Ну что ж, каждый господин своему слову… В таком случае не смею больше злоупотреблять вашим гостеприимством. (Достает из кармана визитку). Это моя визитная карточка. Я в вашем граде особнячок в аренду снял – на время решения своих дел – милости просим, если что… Ну, может, переночевать негде будет…
Олег:
– Не смеем больше вас задерживать. А визитка ваша нам не понадобится.
Барон (равнодушно):
– Хозяин – барин.
Берёт «дипломат», подходит к зеркалу и барабанит пальцами по стеклу.
– Не занавешивали?
Настя (раскрыв рот):
– А… А вы откуда… Бабушка велела не занавешивать…
Барон:
– Правильно.
Настя:
– А… Почему?
Барон:
– Но это же общеизвестно. В определенных случаях зеркало способно служить порталом для перехода в потусторонний мир и, соответственно, наоборот – из потустороннего мира сюда к нам. В определенных случаях…
Идёт к выходу, но у двери останавливается.
– Странные вы люди: живёте в полном неведении – и вас это нисколько не смущает!.. А подлинно ли то, что на заре сотворения мира ваши прародители, вкусив плод от древа познания, стали как боги?
Тут он впервые за всё время своего визита даёт выход эмоциям – закатывается весёлым смехом… И уходит.
Олег встаёт с дивана и начинает нервно прохаживаться.
– Ненормальный какой-то. Может, он из дурдома сбежал? Надо будет позвонить: никто у них не пропадал? Короче! Выбросить из головы этого помешанного – и забыть!
Бросив на столик блокнот и обломки карандаша, Ольга садится на диван.
– Олег, ты сейчас кого агитируешь? Меня, Настю или себя по ходу?
Олег (с досадой):
– Да никого я не агитирую!
И он уходит на второй этаж.
Настя садится рядом с матерью.
– Я ничего не выдумывала… Я про манускрипт… Бабушка сама просила положить… Я и положила…
Ольга:
– Ну, положила и положила… И забудем про это, как папа говорит.
Настя:
– А зачем он говорит, что надо доказывать в суде? Как я буду доказывать?
Ольга:
– Ничего и никому мы доказывать не будем. Пусть говорит что хочет… А мы сами знаем, что нам делать…
Настя:
– Я же помню. Она ещё просила, чтоб её одели в новое платье, которое она перед смертью купила… Она его при жизни так ни разу и не надела… (Тихо плачет.)
Ольга обнимает дочь.
– Ну мы же одели её в то самое платье, как она просила... Успокойся, Настя. Всё будет хорошо. Слышишь меня?
Настя:
– Угу-у… (Плачет.)
Ольга:
– Ну хватит сырость разводить. А то глаза опухнут, некрасивая будешь, и замуж никто не возьмёт.
Настя:
– Не хочу заму-уж. (Плачет.)
Ольга:
– Ну не хочешь и не надо… В кругосветное путешествие хочешь? Раскручу бизнес и отправлю тебя в твоё кругосветное путешествие. Куплю корабль…
Настя:
– Из газеты вчерашней?
Ольга:
– Самый настоящий. С белыми совсем как облака парусами.
Настя тяжело вздыхает и утирает слёзы.
– Только сейчас не до этого мне. Душа из-за Ани у меня не на месте. Помнишь, я тебе про девочку рассказывала?
Ольга:
– Да, да, помню, немая девочка… Из детского дома в больницу привезли…
Настя:
– Мы с ней так сильно подружились. Не вылечивается она никак…
Ольга:
– Выздоровеет твоя Аня. Тут не помогут – отправим её в самую лучшую заграничную клинику. Вот раскручу бизнес… А бабушка… Она что-то говорила тебе? Ну, про этого барона?
Настя:
– Да обмолвилась как-то про господина в чёрном… А я как-то мимо ушей... Думала, она про кого-то из туристов, что в Турции с ней отдыхали… (Настороженно.) Я что-то опять не так сделала?
Ольга:
– Да нет, всё в порядке… Теперь это уже неважно… Ну, беги к себе в комнату, а я тут еще… Беги.
Настя убегает на второй этаж.
Ольга:
– Он явно что-то знает… Но откуда, чёрт возьми?
Она сметает махом всё со стола – пепельницу, сигареты, зажигалку, блокнот, обломки карандаша.
– Вот чёрт!
Встаёт, ходит по комнате.
– Куда же делась эта проклятая кукла? – под кроватью уже её нет… Олег с Настей узнают – возненавидят и проклянут меня… Откуда взялся этот мутный чёрный барон?
Она резко останавливается.
– Это козни свекрови – она специально всё устроила… Из могилы решила меня достать! Задумала разрушить мою семью?! Я принимаю твой вызов, Софья Семёновна. Чтобы сохранить свою семью, я и десять могил раскопаю… Я иду к тебе, свекровь!



КАРТИНА ЧЕТВЁРТАЯ

О том, что порою происходит ночью на кладбище

Ночь. Полнолуние. Под сенью мрачных деревьев хорошо просматривается участок кладбища. В глубине виднеется уже раскопанная могила, по краям которой лежат концы верёвок, приготовленных для поднятия гроба. Рядом – куча вырытой земли, снятое надгробье, валяются инструменты…
Четыре господина без определённого места жительства, нанятые Ольгой на подряд, сидят у могилы и курят. Чуть поодаль, с сумочкой на плече, стоит Ольга – она тоже нервно курит.
Ольга, бросив окурок на землю, топчет его.
– Всё, господа бомжи! Хватит прохлаждаться – за работу!
1-й бомж:
– Погоди, хозяйка, дай маленько отдышаться-то.
2-й бомж:
– Уж больно глубоко ты закопала свою родственницу.
3-й бомж:
– И так вон без передышки лопатили.
4-й бомж;
– Осталось-то… Гроб только вытащить.
Ольга:
– Вот и тащите уже!
1-й бомж:
– Утомила, хозяйка.
2-й бомж:
– Верёвки под днище гроба заложили?
3-й бомж:
– Уже спрашивал.
2-й бомж:
– Я так… Для верности.
4-й бомж:
– Сам залезь и проверь – для верности.
1-й бомж:
– Хватит базлать. Давай за работу.
2-й бомж:
– Ну, попёрли – заре на встречу!
Бомжи поднимаются, бросают и топчут окурки, берутся за верёвки и, пыхтя, начинают поднимать гроб.
3-й бомж:
– Тяжёлая бандура!
2-й бомж:
– Да-а! Нелегко достаётся трудовая копеечка бедному беспризорнику в условиях развитого капитализма!
1-й бомж:
– Осторожно. Тянем равномерно. А то выскользнет, бляха, щас…
4-й бомж:
– Гы! Помните, как Брежнева шандарахнули, когда по телеку хоронили?
2-й бомж:
– Про покойников – или хорошо, или ничего.
4-й бомж:
– Я ж не про Брежнева – я про тех уродов, которые хоронили…
Из могилы показывается гроб.
3-й бомж:
– Так…
4-й бомж:
– Есть…
1-й бомж:
– Ну чё замерли-то? Попёрли, давай!
2-й бомж:
– Куда?
1-й бомж:
– В Амурскую область, бляха, – куда! От ямы давай оттаскивать!
Бомжи уводят гроб в сторону от могилы и ставят на землю.
3-й бомж:
– Фу-у!
4-й бомж:
– Есть такое дело!
2-й бомж:
– Перекурить бы надо это дело.
1-й бомж:
– Только что курил. Давай распаковывать.
Бомжи берутся за инструменты, отдирают крышку, снимают её с гроба и кладут рядом на землю.
1-й бомж заглядывает в гроб – и лицо его искажает внезапный испуг…
– Мать твою! Гляньте на глаза покойницы… Они же открыты!
Его подельники, окружив гроб, таращатся туда с выражением ужаса на лицах…
2-й бомж:
– Ни хрена себе! Точно, зырит… Может, она ещё живая?
Ольга (истерично):
– Не врите, ублюдки!
3-й бомж:
– Иди и сама глянь!
4-й бомж:
– Ой-ё- ёй!.. Тикать надо, братишки… Нечистая тута!
Ольга (сдавленным голосом):
– Это, мужики… В изголовье там, под подушкой… Книга там лежит – возьмите её.
Бомжи переглядываются – каждый норовит отступиться подальше от гроба.
1-й бомж:
– Не, хозяйка, извиняй… Давай уж ты сама это…
2-й бомж:
– Думаешь, если бомжи, то должны без страха и упрёка быть?.. Да и вообще… Чужие семейные отношения – тема деликатная…
Ольга:
– Я вам деньги за работу плачу. И, между прочим, немалые!
3-й бомж:
– Уговор был раскопать могилу и вытащить наружу гроб. Мы сделали своё дело. А шмонать внутренности гроба – базара не было. На это мы не подписывались.
4-й бомж:
– Правильно! Это уже ваши с покойницей внутрисемейные дела.
Ольга (уже умоляющим голосом):
– Ну что вам, трудно, мужики?.. Это чужая книга… И мне надо… я должна вернуть её… Одному человеку…
2-й бомж:
– Ситуация, прямо скажем, запутанная… С одной стороны, если покойница впопыхах или по оплошности прихватила с собой чужую вещь, то по справедливости, конечно, надо бы вернуть её законному владельцу. А с другой стороны… Может, ты сама захотела уворовать у неё книжку. А нам пришьют соучастие в краже. Да ещё и со взломом!
Ольга:
– Можно подумать, мало вы табличек с надгробий спёрли на металлолом.
3-й бомж:
– Одно дело – таблички с надгробий, когда никто не видит… И другое дело – покойницу грабить на её глазах. Она же вон смотрит пристально!
4-й бомж:
– А потом станет ещё и по ночам являться: «ОТДАЙ МОЮ КНИГУ!!!»
Ольга:
– Посмотри ты, какие они у нас суеверные!
1-й бомж:
– Раз ты у нас не суеверная, – сама и лезь в гроб.
Ольга:
– Да ну вас к чёрту! Мужиками ещё называются.
3-й бомж:
– Давай, давай, постыди ещё нас.
4-й бомж:
– Нам от этого ни холодно, ни жарко.
Ольга:
– Да и чёрт с вами! Сама возьму…
1-й бомж:
– Только поспешай, хозяйка, – нам ещё обратно её закапывать.
Ольга медленно приближается к гробу. Подходит. Превозмогая себя, заглядывает в гроб и, вскрикнув, тут же отворачивается, закрыв лицо руками. Скоро справляется с собой и снова поворачивается к гробу. Приседает на корточки, склоняется над гробом и – с окаменевшим лицом и широко раскрытыми безумными глазами – замирает над покойницей…
3-й бомж:
– Эй, хозяйка! Ты чего там, уснула, что ли?
4-й бомж:
– Время-то идет. Цигель, цигель!
Ольга вздрагивает, будто внезапно разбуженная. Дрожащей рукой тянется к изголовью покойницы. С великой осторожностью вытаскивает из-под подушки манускрипт. Медленно поднимается на ноги. Так же медленно, прижимая книгу к груди, словно сомнамбула удаляется от гроба и, отойдя на какое-то расстояние, падает в обмороке…
И тут исчезает вдруг луна – всё кругом погружается в кромешный мрак. Тишину разрывает встревоженный грай воронья, стаей взметнувшегося в чёрное небо, да удаляющийся шум невидимых во мраке крыльев.
А потом – перепуганные голоса бомжей:
– Что за хрень?
– А хрен его знает…
– Затмение какое-то… Может, конец света наступил?
– Вроде не обещали в этом году…
Вдруг вспыхивает яркое, словно северное сияние, голубое свечение и, недолго померцав, гаснет… А вслед за тем послышался торжествующий голос Софьи Семёновны:
– Получилось! Я это сделала! Новая жизнь и полная свобода!
А потом – её ликующий и удаляющийся смех…
И вновь – перепуганные голоса бомжей:
– Слыхали? Это ещё кто?
– Наверно, покойники начинают подыматься из могил!
– Типун тебе… Какая-то пьяная по кладбищу шарахается…
– Не хватало только запалиться тут… Линять надо на хрен отсюда без оглядки!
– Давай, мужики, заколачивай в темпе крышку – и резво зарываем её на хрен обратно! Чтоб хрен потом кто докопался…
Слышится спешная возня, стук молотков, продолжительные звуки вонзающихся в землю лопат и падающей в могилу земли…
И снова – голоса бомжей:
– Всё, кажись… Давай, тащи надгробье.
– Да не наступай ты на ноги!
– Я чё, специально?
– Смотреть надо под ноги.
– Так не видно же ни хрена! Темно, как у негра в жопе…
– Вот и не вылезал бы оттуда… А то на кладбище его потянуло.
– Кончай там базлать. Закругляться пора.
– Да, кажись, уже всё…
В это время на небе неожиданно появляется луна, и кругом светлеет – кладбище обретает прежний вид. Только могила уже стоит в первозданном виде.
3-й бомж:
– О! Свет дали!
4-й бомж:
– Это боженька, наверно, веерные отключения делал.
1-й бомж:
– Ага – за неуплату.
2-й бомж:
– Ну вот, и концу света тоже бывает конец! Покоптим, значит, ещё белый свет!
4-йбомж:
– А где хозяйка-то?
3-й бомж:
– Да вон валяется… Притомилась, наверно, прилегла отдохнуть.
4-й бомж:
– Может, дуба уже нарезала от страха?
3-й бомж:
– Думаешь, окочурилась?
4-й бомж:
– А если и вправду копыта откинула? Что, плакали тогда наши денежки?
2-й бомж:
– Среди порядочных людей так не делается. Ты сперва бабло хорошим людям отдай, а потом уже и помирай себе на здоровье, сколько душе твоей угодно. Тогда тебе никто и слова против не скажет. Вот как в приличном обществе принято делать.
3-й бомж:
– А ты пойди и объясни ей про это… Если она уже коньки отбросила…
1-й бомж:
– Щас глянем.
Он идёт к Ольге и начинает её тормошить.
– Эй, хозяйка! Хватит уже придуриваться. Слышишь меня? Очнись, тебе говорю!
Ольга вздрагивает и открывает глаза.
– А?.. Что?.. Где я?..
1-Й бомж:
– На пикнике, где ж ещё. Забыла, что ль? Жива, нет?
Ольга садится.
– Что за чёрт?..
1-й бомж:
– Очухалась? Чего это тебе вздумалось вдруг скопытиться?
Ольга, не придя окончательно в себя, тревожно оглядывается кругом.
– Где она?
1-й бомж:
– Кто?
Ольга:
– Она!
2-й бомж:
– Если вы на покойницу намекаете, то, пока вы сладенько прикорнули на лоне природы, мы вашу драгоценную родственницу благополучно по второму разу похоронили. Погребли, как говорится, со всеми почестями, как полагается… Помянуть, правда, как велит обычай, не случилось – ввиду отсутствия вино-водочных изделий.
Ольга:
– Это что, я так долго… (Трёт лоб.) М-м-м…
3-й бомж:
– Хотели и тебя заодно с ней в обнимку пристроить, чтоб не скучала она там… Да не смогли утрамбовать вас в один гроб. Так что ходи покудова на поверхности…
Ольга:
– Прикуси язык свой! Припадочный…
4-й бомж хохочет.
– Чё? Страшно стало?
Ольга:
– Придурки… А… Где манускрипт? Книга где?!
1-й бомж:
– Возле тебя вон валяется. На хрен бы кому она спёрлась, книжка твоя.
Ольга:
– Вот она!
Торопливо прячет книгу в сумочку, поднимается.
– Всё… Всё… Всё!
1-й бомж:
– Из-за какой-то поганой книжонки – столько хлопот. И чего людям спокойно не живётся? Эх, мне бы ваши заботы.
3-й бомж не может никак успокоиться.
– А правда, хозяйка? Что делать бы стала, если б закопали мы тебя? Очнулась бы в обнимку со своей родственницей – вот, небось, радости-то было б у обеих! И никому бы и в голову не пришло искать тебя тут.
Ольга:
– О себе подумай. С твоим поганым языком недолго и самому там оказаться.
3-й бомж:
– А мы забрали бы у тебя все денежки – и помигай нас как звали.
Ольга:
– Думаешь, глупее тебя люди бывают? Денежки – в надёжном месте.
4-й бомж:
– Да нам и твоей крутой «тачки» за глаза хватило бы.
Ольга:
– Ключи дать? Прокатись до первого поворота, если мозгов нет.
1-й бомж:
– Да шутят они так, хозяйка. На хрен нам лишний адреналин? (Кивает на могилу.) Вон и этого до макушки хватит… Думаем, ты тётка честная, как и мы. Ты при своём интересе останешься, а мы при своих бабках, которые ты обещала – всё по уговору.
Ольга:
– Получите вы свои бабки, как и обещала… Только навсегда забудьте, что раскапывали здесь эту могилу!
3-й бомж:
– Какую могилу? Кто раскапывал? Чё-то я не въезжаю, – об чём базар, пацаны?
4-й бомж:
– Да это дамочка от солнечного удара ещё не отошла – вот ей и мерещатся какие-то могилки да покойники.
2-й бомж:
– Джентльмены! Перестаньте смущать прелестную незнакомку, случайно повстречавшуюся нам в юдоли печали и скорби! (Ольге.) Вы уж простите моих соратников за их повышенную необразованность… Да, кстати, вы не могли бы нас на своём корыте до городу оттарабанить? А то мы тут заплутали ненароком. А дома детки малые ревут да верещат: сиську просят!
Ольга:
– Отчего же не помочь заботливым родителям? Детки – дело святое.
2-й бомж:
– Так это ж до невозможности облегчит наше беспросветное счастье! Примите наши искренние…
1-й бомж:
– Хватит базлать. Пора уже когти рвать отсюда.
2-й бомж:
– Тогда – в путь, дети подземелья!
Бомжи проворно собирают инструменты и вместе со своей «хозяйкой» спешно покидают потревоженное ими место скорби и плача.



КАРТИНА ПЯТАЯ

О человеческой крови вообще – употреблении её в пищу, её переливании, интенсивном и обильном её пролитии – и о чудесной крови ребёнка в частности

Просторная комната с камином в особняке барона. Единственное окно занавешено тяжёлыми портьерами. Обстановку составляют: массивный письменный стол с дверцами и выдвижными ящиками, один стул, тахта, объёмный книжный шкаф и большое зеркало у стены. На заваленном книгами и бумагами столе горит настольная лампа. В камине пылает огонь.
Барон неподвижно стоит перед зеркалом и сосредоточенно, словно медитируя, созерцает своё отражение…
Входит Ганс – мужчина внушительной комплекции, с огромными старомодными бакенбардами, – он издаёт гортанные звуки, указывая на дверь.
Барон (не отрываясь от зеркала):
– Впусти её, Ганс.
Ганс в знак понимания кивает и удаляется за дверь.
Вскоре входит Ольга. Барон никак не реагирует. Немного помедлив, Ольга произносит:
– Доброй ночи, барон!
Барон по прежнему продолжает смотреть в зеркало.
– Не думаю, что эта ночь могла быть для вас доброй…
Ольга мрачно усмехается.
– Не хуже, чем остальная моя жизнь…
Барон не отрывается от зеркала.
– Я вижу, вы нашли общий язык с моим слугой.
Ольга:
– Он у вас не очень разговорчив…
Барон (смотрит в зеркало):
– Ганс не может говорить: его язык скован недугом немоты. Это печально, но не является препятствием для нашего с ним общения.
Ольга:
– Я тоже справилась с этой задачей.
Барон (смотрит в зеркало):
– У него, как и у меня, тоже русские корни. Ещё его предки служили моим предкам. И мы, как видите, до сих пор храним добрые традиции былых времён… Ваша страна, наслышан я, также устремила взоры к традиционным ценностям минувших веков?
Ольга старается поддержать доверительную тональность разговора:
– Да, со строительством светлого будущего у нас покончено. После государственного переворота новоиспечённая власть открыла нам глаза, что светлым у нас, оказывается, было прошлое – именно там, в крепостном самодержавии, было светло, тепло и мухи не кусали. Где-то там мы и обронили по халатности свои традиционные ценности. Правда, что это за ценности – никто не говорит… Но путь к спасению России уже указан – это любовь к царям, вельможам и попам!
Барон (смотрит в зеркало):
– Ох уж эта любовь!
Ольга:
– А вы, барон, я вижу, любите зеркала́? Или, главным образом, своё отражение в них?
Барон отрывает взгляд от зеркала и поворачивается лицом к гостье.
– Я вам не предлагаю присесть, эта комната не предназначена для приёма гостей, и ваше присутствие здесь – исключительный случай… Здесь только один стул – и одному из нас в любом случае пришлось бы стоять. А это, как вы понимаете, было бы не совсем…
Ольга перебивает:
– Не беспокойтесь, барон.
Барон:
– Да я и не беспокоюсь… А что касается зеркал и моего отражения в них… Буду предельно откровенным: я питаю больше симпатий к оригиналу… Зеркало же имеет для меня чисто утилитарное, прикладное значение: оно уменьшает вероятность во время бритья порезать лицо, которое мне бесконечно дорого.
Ольга:
– Оказывается, все так банально.
Барон:
– Вам, женщинам, трудно это понять. Вы ведь не бреетесь, поэтому вполне можете обходиться без зеркал… И если быть до конца честным, то приходится признать, что отсутствие необходимости смотреться в зеркало – это неоспоримое преимущество женщин перед мужчинами.
Ольга улыбается.
– Да вы, барон, я вижу, иронический философ!
Барон:
– Ирония и философия тоже имеют для нас чисто практическое, утилитарное значение. Они заглушают невыносимое ощущение царящего кругом хаоса и неизбежно связанных с ним огорчений и разочарований…
Ольга:
– Глядя на ваше холодное самообладание, довольно трудно представить вас огорчённым и разочарованным.
Барон:
– Почему же? Меня – как и любого бреющегося мужчину – крайне огорчила бы утрата способности отражаться в зеркале…
Ольга:
– Но вы же не собираетесь стать вампиром?
Барон:
– Вампиром?.. По крайней мере, не в том смысле, который обычно вкладывают в это понятие... Во всяком случае, я определённо не собираюсь впиваться клыками в шеи прохожих, как это происходит в пошлых голливудских фильмах, или пить кровь своего бога, как это делают христиане во время обряда причастия…
Ольга:
– Вам не нравятся голливудские фильмы и христианские обряды?
Барон:
– Они меня не трогают. Хотите, верьте, хотите, нет, но я отношусь к той группе людей, которая в процессе эволюции сознания утратила первобытные представления о мире. Я искренне считаю, что земля круглая и вращается вокруг солнца, а человек не может три дня прожить в желудке рыбы; и что никакие молитвы, стояния на коленях и обряды не в силах этого изменить. Что поделаешь – такой уж я человек…
Ольга:
– Подумать только!
Барон:
– Понимаю, вам трудно такое представить: в вашей стране подобные мысли считаются недопустимыми – они оскорбляют чувства православных христиан.
Ольга:
– Вы не достигли взаимопонимания с христианами?
Барон:
– С христианами? Эти люди мне попросту неинтересны – на мой вкус, они слишком плохо воспитаны… А вот христиане со мной и мне подобными действительно не достигли взаимопонимания. По вопросу познания. Для меня процесс познания – источник высшего блаженства, для них же – величайший грех. Вспомните печальную историю Адама и Евы, вкусивших в саду Эдема запретный плод, дающий знания. За это невинное их желание познать добро и зло еврейский бог Яхве проклял всех ещё не родившихся тогда любознательных сынов и дочерей Земли. Христианам запала в душу эта легенда, и они долгие века истребляли и уничтожали, пытали и сжигали, сажали на кол и казнили всякого носителя этой вредоносной бациллы – так естественного для человека стремления к познанию. Ну, разумеется, всё это от избытка христианской любви к ближнему и во имя Христа... Однако правым оказался упрямый Галилей – хотя мне лично более симпатичен Джордано Бруно… Впрочем, взаимопонимания не наблюдается даже среди самих христиан. У Свидетелей Иеговы, например, не допускается переливание крови – вот так радикально они понимают библейский запрет на употребление крови в пищу. И попробуй опровергни их учение – оно ведь основано на Библии!.. Но больше времени христиане были заняты не вопросами употребления в пищу и переливания крови, а интенсивным и обильным её пролитием, – решая вопрос, сколькими перстами подобает креститься…
Ольга:
– А вас, барон, сильно волнует этот вопрос?
Барон:
– Нет. Это просто игра ассоциаций… (Из глубины своих мыслей.) Мне ведь предстоит грандиозное переливание крови…
Ольга:
– Простите, барон, я не знала, что вы серьёзно больны…
Барон:
– Если некоторую ущербность человеческой природы можно считать болезнью, то все люди на земле больны, поскольку они ущербны в выше упомянутом смысле…
Ольга:
– Моя покойная свекровь, наверное, сейчас сказала бы: «Витиевато и мудрёно!»
Барон:
– Да куда уж проще. Каждый человек, думаю, хотя бы раз в жизни чувствовал себя ущербным… От того, что он не умеет летать, дышать под водой, путешествовать во времени, быть невидимым, проходить или видеть сквозь стену, предсказывать будущее и видеть прошлое, читать мысли окружающих… привораживать или наводить порчу…
Ольга:
– Нет, барон, вы не философ. Вы обыкновенный и заурядный романтик!
Барон:
– Да почему же вы видите во всём только вульгарность и пошлость? Всё перечисленное мною может быть предметом серьёзных научных изысканий. А интересные научные изыскания – как я уже обмолвился – моя непреодолимая страсть… А романтиков в природе уже не существует. Вымерли. Как в своё время мамонты и динозавры. Последними были, кажется, Эрнст Теодор Амадей Гофман и лорд Байрон… Прошу прощения, в России – Лермонтов и ранний Гоголь.
Ольга:
– Грин. Александр Грин.
Барон:
– Нет, одного живого и здравствующего романтика я, кажется, знаю. Это племянник моего слуги Ганса. Он – кладоискатель. Клады ищет… Но, насколько мне известно, ни одного так ещё и не нашёл… Он молод, но уже успел объехать полмира. Сейчас нашёл временное пристанище, кажется, где-то в Австралии… Вот он подлинно форменный бродяга и романтик.
Ольга вздыхает.
– Моя дочь мечтает совершить кругосветное путешествие на корабле под белоснежными парусами.
Барон:
– В таком случае, на земле их осталось только двое. Печально, что им не суждено никогда встретиться – слишком мала вероятность. Из семи с половиной миллиардов населяющих землю людей – только двое… Нет, встреча маловероятна… Хотя, чем чёрт не шутит!
Ольга:
– Ладно, не будем о грустном… Я принесла вам книгу – ваш манускрипт.
Барон (с отрешённым безразличием):
– Положите её… его на стол.
Ольга, достав из сумочки манускрипт и положив его на стол, напряжённо теребит сумочку – настал момент решения главного для неё вопроса…
– Итак, господин барон, вы получили своё драгоценное наследство…
Барон испытующе смотрит на гостью.
– Смелее – я внимательно слушаю вас.
Ольга:
– И сейчас мне нужны гарантии…
Барон:
– Только смерть одна в этом бренном мире нам гарантирована на сто процентов. В остальном же наша жизнь – штука безгарантийная.
Ольга:
– Хорошо. Могу ли я сейчас надеяться…
Барон:
– Надежда, хотя и последней, тоже благополучно умирает.
Ольга:
– Чёрт возьми! В общем, я должна быть уверена…
Барон:
– Помнится, при первой нашей встрече вы были очень даже уверены в себе. Я бы даже сказал, крайне самоуверенны.
Ольга:
– Простите, барон, но я не настроена сейчас на вашу спасающую мир иронию... Обещайте мне, что мои родные – ни муж, ни дочь – никогда не узнают о том … Ну, в общем, вы хорошо понимаете, о чём я сейчас говорю…
Барон:
– Не могу сказать с уверенностью, что я хорошо понимаю, о чём вы сейчас говорите… Но в любом случае могу вас заверить, что в мои планы не входит делиться какой бы то ни было информацией ни с вашим мужем, ни с вашей дочерью. В свою очередь и сам я стараюсь не вникать в вопросы, которые не входят в круг моих интересов.
Ольга:
– Однако же моя семья каким-то образом вошла в круг ваших интересов?
Барон:
– Да, у меня были некоторые сугубо деловые отношения с Софьей Семёновной. Но они благополучно закончились с положительным для обеих сторон результатом – это называется взаимовыгодным сотрудничеством. Что же касается вашей дочери, вашего супруга и лично вас, то мне совершенно одинаково – что вы есть, что вас нет… Не обижайтесь, как говорится, ничего личного.
Ольга:
– А как же тогда понимать ваши туманные намёки на некие «скелеты в шкафу» – помните ваш визит к нам? Это ведь в мой огород вы камешки бросали?
Барон:
– Я никогда и ничего не делаю без веских на то оснований. Уж очень долог и тернист был путь мой к обладанию этим манускриптом… И когда, казалось бы, книга у меня уже в руках – я обнаруживаю вдруг сопротивление материалов в вашем лице. И мне, естественно, надо было каким-то образом нейтрализовать барьер вашего пренебрежения к моим интересам…
Ольга:
– И тогда, пользуясь своей осведомлённостью, вы прибегли к шантажу… Надо отдать вам должное: вы достигли своей цели. Чтобы сохранить свою семью, я готова была на всё – вот и ринулась, как сумасшедшая, раскапывать могилу…
Барон:
– Немудрено, что страх разоблачения в каком-нибудь неблаговидном поступке мог стать катализатором вашей буйной фантазии о моей якобы феноменальной осведомлённости… Вот вы и ринулись, как сумасшедшая, на погост.
Ольга:
– Да оставьте вы уже свой вульгарный психоанализ!
Барон (жёстко):
– Что вы от меня хотите?
Ольга:
– Барон, ответьте мне на один вопрос: откуда вам стало известно про эту чёртову куклу вуду? И что это моя ахиллесова пята?
Барон:
– Второе преимущество женщин перед мужчинами заключается в том, что женщину никогда не смущает недостаток информации. Этот вакуум мгновенно заполняется догадками, домыслами, предположениями… которые женщина скоро начинает отождествлять с достоверной информацией.
Ольга теряя терпение:
– Барон, я хочу знать правду!
Барон (с интересом):
– Вы хотите знать правду?
Ольга:
– Да, именно правду! Я не верю ни в какие чудеса, сверхъестественные способности и во всякую там мистику…
Барон (уже разочарованно):
– Да не хотите вы знать никакой правды… Никто уже не стремится проникнуть в суть вещей и докопаться до истинных причин явлений. Одни живут в патологическом страхе перед знаниями и правдой и на все вопросы жизни придумали универсальный ответ: «На всё воля божья!» А спроси их, зачем это богу нужно – у них готов уже другой универсальный ответ: «Пути господни неисповедимы!» И сразу же нисходит божья благодать – не надо ни о чём думать: от нас ничего не зависит и всё решено уже без нас… Другим же, как вам вот, вовсе не правда нужна, а всего лишь устраивающее их объяснение. Которое не противоречило бы их взглядам, убеждениям, вкусам, пристрастиям; и тем самым не смущало бы их рассудок… Прав был знаменитый русско-украинский классик: скучно на этом свете, господа!
Ольга обречённо вздыхает.
– Значит, вы не хотите сказать мне правду…
Барон (отрешённо):
– Какую правду?.. Правда, например, и то, что не так страшен чёрт, как его малюют… Гораздо страшнее и опаснее, когда экзальтированное восприятие явлений, которых не существует, становится главным и доминирующим центром нашего бытия. И как следствие – утрата ясного сознания и полное затмение рассудка. И человек уже не в состоянии жить своим умом… Существует гипотеза, что в мутной воде хорошо рыба ловится…
Ольга:
– Да, о ловле рыбы в мутной воде мы ещё не говорили…
Барон:
– А представьте себе человеческое сообщество, в котором народ частью безмолвствует, а частью самозабвенно и восторженно кричит то, что ему укажут кричать. Но и этот крик – как было мудро кем-то замечено – по сути своей то же самое безмолвие… Чем не мутная вода!
Ольга (с досадой):
– Эти ваши аллегории… Тяжёлый вы человек, барон!
Барон:
– Возможно… Впрочем, этот досадный эпизод в мироздании природа предусмотрительно уравновесила, создав лёгкой и непосредственной вашу дочь...
Ольга настораживается.
– А при чём здесь моя дочь?
Барон:
– Ваша дочь здесь совершенно ни при чём – всему виною природа. А если верить известному барду: у природы на устах странные пророчества…
Ольга (раздражённо):
– Нет, барон, с вами совершенно невозможно разговаривать!
Барон (холодно):
– А в этом нет уже необходимости. Наши с вами отношения – как и с вашей свекровью – тоже пришли к логическому завершению. Эпизодически наступают периоды, когда необходимо сжигать мосты…
Ольга разочарованно пожимает плечами.
– В таком случае, всего вам доброго.
Барон:
– Нужная фраза и вовремя сказана. Я тоже вам желаю благополучия, но боюсь, что качество нашей жизни не обусловлено нашими формальными пожеланиями – ни добрыми, ни злыми…
Ольга:
– Прощайте, барон!
Она решительно уходит.
Барон – точно лопнула невидимая пружина, державшая его в железной узде – стремительно бросается к столу. Как зачарованный, он склоняется над книгой, дрожащими от волнения пальцами гладит обложку, осторожно открывает её и бережно начинает перелистывать страницы, жадно всматриваясь в текст манускрипта.
– Вот она – самая загадочная книга мира! Подлинный манускрипт Войнича – знала бы об этом библиотека Йельского университета, храня жалкую копию… Наконец-то он мой!...Осталось добыть кровь – чудесную кровь ребёнка… Натальная карта гороскопа говорит, что девочку уже сковал недуг немоты. А это значит, что она должна находиться в больнице…
И барон устремляет экзальтированный взгляд куда-то в бесконечность…



КАРТИНА ШЕСТАЯ

И ещё один неожиданный визит с приветом с того света

За окнами унаследованного Настей дома, начинает брезжить рассвет.
В окутанную предрассветным маревом гостиную ходит Ольга и сходу опрокидывает незамеченный в полумраке стул – тот звучно грохается на пол. Ольга осторожно поднимает стул и в напряжённом ожидании смотрит на дверь второго этажа…
Никто не вышел – Ольга облегчённо вздыхает. Включив торшер, она идёт к дивану и в изнеможении садится. Достаёт из сумочки зажигалку и пачку сигарет, вытаскивает сигарету и, в задумчивости, медленно подносит её к губам…
Вдруг сигарета падает из её пальцев на стол, и Ольга в ужасе каменеет…
На её глазах зеркало вспыхивает ярким голубым свечением, из которого царственной поступью выходит бабушка – в своём новом платье, в котором и была похоронена, – и голубое свечение в зеркале гаснет… А бабушка и говорит:
– Ну, здравствуй, милая!
Ольга протирает глаза.
– Я же не сплю... Галлюцинация!
Бабушка смеётся.
– Сама ты галлюцинация!
Заботливо поправляет на себе платье.
– Ну и как тебе моё новое платье? Шикарное, правда?
Ольга, словно выброшенная на берег рыба, беззвучно открывает рот, пытаясь что-то сказать – и не может…
Бабушка:
– Чего молчишь-то – язык от зависти проглотила?.. Торшер зачем-то включила – светает уже за окном… Половичок опять как попало лежит. Неужели трудно поправить?
Ольга (сдавленным голосом):
– Я… Ты… Кто ты?..
Бабушка смеётся.
– Неужто не признала? Долго жить, значит, буду…
Ольга:
– Призрак… Привидение… Их не бывает… В зеркале…
Бабушка:
– Опять не угадала. Я то, что ты помимо своей воли, сама того не ведая, случайно создала. Выходит, я твоё творение. Но сделала ты это по моей задумке…
Ольга:
– Бред какой-то!
Бабушка:
– Бред, говоришь? Может, тебя саму внезапно осенила мысль приехать на кладбище и раскопать мою могилу?
Ольга:
– Ты… Ты задумала разрушить мою семью… Я не могла этого допустить!
Бабушка:
– Значит, я верно всё рассчитала – и ты ко мне пришла! Теперь вот я к тебе с ответным визитом явилась…
Ольга (истерично):
– Не верю!
Бабушка:
– Глазам своим уже не веришь? Да вот же я – перед тобой стою!
Ольга:
– Откуда ты взялась?!
Бабушка смеётся.
– Опять ведь не поверишь! Представь себе, только вот из городу Парижу. Ох и оттопырилась я там! Прогульнулась по Елисейским полям. Пролетелась над Эйфелевой башней. Заглянула в Лувр, потом в Нотр-Дам де Пари. Не через центральный вход – прямо сквозь стену ради прикола проходила. Ох и наделала же я там переполоху! Представь картину маслом: явление русской Семёновны французскому народу! Париж, Париж… Да что Париж! Я же теперь в любой уголок земли могу без труда попасть. Раз – и там! Я сейчас всю нашу землю кругом облетаю – везде побываю и всё в подробностях рассмотрю. И никаких денег мне для этого не надо – не то что в прежней убогой жизни… Эх, милая, у меня ведь настоящая жизнь только начинается! И не нужен мне теперь никакой небесный рай – нет на свете ничего лучше нашей Земли!
Ольга:
– Ты под землёй и лежишь – на двухметровой глубине! Тебя похоронили! Ты же мёртвая!
Бабушка:
– Знаю, знаю, как желала ты моей смерти… Да вот, как видишь, не смог удержать меня твой двухметровый слой земли. Ничто надо мной теперь не властно – ни замки́, ни запоры, ни расстояния, ни время… И ни твоя ненависть… Выходит, рано ты радовалась, невестка. Ох, как рано! Воскресла я – словно птица Феникс из пепла возродилась. Вот она я – перед тобой живая стою!
Ольга тяжело дышит.
– Ты… Ты… Да ты…
Бабушка:
– Да что мы всё обо мне да про меня? Расскажи-ка лучше, как сама-то без меня жила не тужила? Соскучилась, небось, по свекрови-то родной? Ну да не кручинься – уж кончилась наша разлука. Теперь уже никто и ничто разлучить нас с тобою не сможет!
Ольга вскакивает с дивана.
– Чего тебе надо от меня, чудовище?! Чего ты привязалась ко мне?! И после смерти своей не можешь оставить меня в покое!
Бабушка:
– И рада бы, да не могу я оставлять тебя без надзора. Надо тебя уму-разуму маленько поучить…
Ольга кричит в истерике:
– Мало ты при жизни своей нервов моих помотала?! Мало кровушки моей высосала, вампирша ненасытная?! Не навластвовалась ещё, надзирательница тюремная?!
Бабушка:
– Да чем же ты меня лучше-то? Ради забавы своей дочь родную без наследства моего оставила. Все деньги выудила у неё ради прихоти своей: побизнесменить ей, видишь ли, захотелось!
Ольга старается овладеть собой.
– Меня всегда мучил и не давал мне покоя один вопрос. На который я так и не нашла ясного ответа… Может, откроешь тайну: чем же я тебе не ко двору пришлась?
Бабушка, подумав, отвечает:
– Безрассудная ты, Ольга… Изольда с Настей тоже вон безрассудные; но их безрассудство только им же самим и может навредить… Твоё же безрассудство как омут тёмный – тащит в себя всех без разбора. Ты и в пропасть будешь падать – обязательно кого-то за собой потащишь. Летишь, как мотылёк на огонь, и кого только можешь, за собой увлекаешь… Вольному воля, конечно; но не могу я допустить, чтобы вместе с тобой Настя с Олегом пропадали – стало быть, остались у меня ещё дела на этом свете… Уберечь я должна их. От тебя уберечь. Они-то не виноваты в твоём безрассудстве.
Ольга горько усмехается.
– Наверно, я безрассудная… Я безрассудно люблю свою семью – твоего сына и твою родную внучку. Безрассудно отказалась от карьеры и бросила любимую работу, в которой была далеко не на задворках и добилась успехов. Конечно я безрассудная, если добровольно сделалась прислужницей в твоём грёбаном бизнесе. И всё потому, что безрассудно мечтала о своей семье и сдуру возомнила себе, что кто-то может заменить мне мать… Маму, которая понимала бы меня и принимала такой, какая я есть… Как мотылёк в огонь, сломя голову и без оглядки, ринулась навстречу призрачной мечте своей – и угодила в западню… Один только раз в жизни попросила я у той матери помощи – хотела открыть своё дело. И что же получила в ответ? Снисходительное презрение и откровенные насмешки – вот что! И больше я уже никогда и ни о чём её не просила…
Бабушка:
– Складные напевы… Послушаешь – прямо Золушка ты у нас получаешься. Бедная да разнесчастная и со всех краёв обиженная. На алтарь семьи добровольно легла и в жертву себя принесла. А от свекрови – одна чёрная неблагодарность… Вот только меня ты и забыла спросить, а нужны ли мне твои жертвы? Я ведь, милая, побольше твоего на этом свете пожила; и жизнь моя не слаще твоей детдомовской была. А может быть и горше – время другое было… И научила меня эта жизнь и людей распознавать, и жертвенность их различать – которая от чистого сердца идёт, а которая скрипя зубами исполняется… И решила я испытать тебя, да и посмотреть, на сколько же хватит твоего лицемерия и долго ли ты притворяться сумеешь…
Ольга:
– Ну и как? Удался твой эксперимент? По всему видно, не выдержала я гарантийный срок?
Бабушка:
– Да как тебе сказать… Раздвоилась ты, Ольга. Внешняя оболочка у тебя более выносливой оказалась и довольно долго держалась – почитай до самой моей смерти притворялась ты покладистой невесткой… А вот внутренняя твоя суть намного раньше стала сбои давать, а потом и вовсе повредилась. Магией вон даже занялась – куклу вуду спицами протыкать стала. Наверно, душу дьяволу готова была продать, чтобы на тот свет меня поскорее спровадить.
Ольга в удивлении.
– Ты… Ты знала про куклу вуду?!
Бабушка позирует перед зеркалом, любуясь платьем.
– Конечно, знала.
Ольга:
– И никому ничего не сказала?! Не разоблачила меня?!
Бабушка (не отрываясь от зеркала):
– А мне и самой интересно было, подействует или нет твоё колдовство… А потом, всякое сделанное зло рано или поздно к самим же сделавшим его и возвращается. И никто – ни человек, ни бог, ни дьявол – изменить этого не может. Это закон кармы! (Поворачивается к Ольге.) Жди и ты своего часа – он настанет!
Ольга задумалась.
– Было время, когда и внешняя оболочка моя совпадала с моей внутренней сутью, и жертвенность моя шла от чистого сердца. Но, видать, перестаралась ты со своими опытами надо мной. Что-то лопнуло внутри меня – какая-то пружина… Поняла я: что бы я не делала и как бы не старалась – не изменишь ты своего отношения ко мне. Я так и останусь для тебя пришлой и чужой детдомовкой… А жить так дальше я уже не могла. И если бы не умерла ты, то наложить на себя руки пришлось бы мне. Кто-то из нас двоих должен был уйти – тесно нам стало на этой земле… Я не верю, что причиной твоей смерти стала эта злосчастная кукла. Но будь даже это и так – никакого раскаяния во мне бы не случилось. Это я тебе как на духу говорю!
Бабушка:
– А если ты так уверена в своей правоте и считаешь, что тебе не в чем винить себя и раскаиваться, то откуда у тебя тогда этот страх перед разоблачением? Ведь и могилку мою ты раскопала затем, чтобы взять манускрипт и отдать его господину в чёрном – только бы он не открыл тайну про твои колдовские козни Олегу и Насте. А?
Ольгу сковывает напряжение.
– Не поймут они меня… Помню то время, когда я пришла в этот дом – как агнец на заклание, но полная веры и надежды на грядущее счастье… И если бы тогда мне показали меня или рассказали про меня нынешнюю – я бы тоже, наверное, не поняла себя. И, наверно, не поверила бы, что я могу быть такой… Чтобы понять меня, нужно сначала пережить, что я пережила…
Бабушка:
– И что же ты пережила такого, чего даже понять нельзя?
Ольга:
– Понять-то можно, да не каждый захочет… (На что-то решается.) Вот послушай:
Дадут покров тебе чужие
И скажут: «Ты для нас чужой!»
Ты спросишь: «Где мои родные?»
И, не найдёшь семьи родной.
Несчастный! Будешь грустной думой
Томиться меж других детей!
И до конца с душой угрюмой
Взирать на ласки матерей…
Ольга указывает на книжный стеллаж.
– В этой книжной коллекции свёкра я, кажется, испортила томик Пушкина… В том месте, откуда я читала сейчас – там от моих слёз странички слиплись…
Бабушка:
– Опять ты про свою сиротскую долю…
Ольга:
– Мою долю уже не изменить – да она и не зависела от меня… Но от меня зависела доля моей дочери. И я поклялась себе, что костьми лягу, но не допущу, чтобы описанную в Романсе Пушкина судьбу – мою судьбу – повторила моя дочь. У Насти будет всё, чего лишилась я: отец и мать и родительский дом, который есть начало начал. И в её жизни будет надёжный причал, где ей в трудную минуту всегда протянут руку помощи. И ей не придётся искать призраков счастья под чужими покровами, а потом прозревать, что его там просто не бывает… И пусть я останусь непонятой или даже осужденной – это уже неважно. Единственная моя цель сейчас – сохранить семью, не раздираемую враждой!.. Ради моей дочери – моего ребёнка…
Бабушка:
– Высокая песня: пожертвовать собой для сохранения семи – ради счастья дочери!
Ольга:
– Тебе этого не понять… Вы, православные, уж точно собой не пожертвуете. Вы способны только принимать жертвы – как жертву Христа ради личного спасения и блаженства в раю. Или приносить в жертву своих детей, – но не себя, – как библейский Авраам, чтобы угодить своему богу… А я бога не боюсь – для меня и муки ада не будут большой жертвой. Любой грех совершу, если это понадобится для счастья моего ребёнка!
Бабушка:
– От лукавого всё это. И сказку эту про свою заботу о счастливой судьбе дочери ты сочинила для себя, чтобы замылить глаза своей совести. И мою тиранию ты сама себе придумала. Когда ты принимала меня за властного тирана – ты во мне, как в зеркале, себя настоящую видела. И стать в этом доме полновластной хозяйкой и настоящим тираном – всегда было твоей тайной мечтой. Вот тебе правда, которую ты прячешь от себя самой и боишься обнаружить в глубине души своей… Знаешь, как в народе говорят в таких случаях? Бодливой корове бог рогов не дал!
Ольга вдруг рассмеялась.
– Вот теперь я узнаю вас, Софья Семёновна! Вы действительно моя настоящая свекровь, которая всегда говорит степенно и рассудительно, даже когда несёт полную ахинею. Я смотрю, вас даже могила не исправила… Ну, здравствуйте, Софья Семёновна, сумасшедшая вы наша!
Бабушка:
– Ну, кто из нас двоих сумасшедший – время покажет… Давай не будем загадывать наперёд и раньше времени судить.
Ольга:
– Нет, Софья Семёновна, это не я, а вы пытаетесь увидеть себя во мне, как в зеркале! Только напрасны ваши старания – не туда вы смотрите и ничего похожего вы там не найдёте! Уж больно разные мы с вами!
Бабушка:
– Ладно, заболталась я с тобой… Мне же Тибет посетить ещё надо. Хочу пообщаться с тамошними магами… Тебе, наверно, тоже интересно, где моя настоящая и последняя смерть спрятана?.. А знаешь, что мы сделаем? Дам я тебе ещё один шанс избавиться от меня – теперь уже навсегда. Я Насте скажу, где смерть моя спрятана! А ты постарайся выпытать у неё. Отдам свою судьбу в Настины руки – вот и посмотрим, скажет она тебе или нет. Ну а уж если Настя решит… Я из её рук – если на то уж пошло – и смерть свою с благодарностью приму.
Бабушка идёт к зеркалу - оно вспыхивает ярким голубым сиянием. Бабушка входит в сияние – и оно исчезает вместе с бабушкой…
Ольга качает головой.
– Сумасшедшая…
Она медленно подходит к зеркалу. Вглядывается в него. Гладит и толкает ладонями, будто пытаясь проникнуть сквозь зеркальное стекло…
И вдруг, пошатнувшись, в обмороке падает на пол.



КАРТИНА СЕДЬМАЯ

Из которой становится ясно, что всё только начинается

Гостиная в доме, унаследованном Настей. Отец Кондрат стоит у книжного стеллажа и разглядывает его содержимое. Потом с презрением отворачивается от книг.
– Замечательно сказал один умный поэт: «Уж коли зло пресечь: забрать все книги бы да сжечь их на хрен!» Грибоедов, кажется… И почему бы не прислушаться к мудрой поэзии? Эх, нет у нас уважения к стихосложению – вот оно наше дремучее российское бескультурье!.. (Смотрит на часы.) Где же эта наследница запропастилась? У меня ведь тоже время не казённое. (Неспешно прохаживаясь по гостиной, напевает.)
Прибыла в Одессу банда из Амура.
В банде были урки, шулера-а-а.
Банда занималась тёмными делами,
А за ней следило ГУБЧЕКА. (Начинает пританцовывать.)
Раз пой-шли на дело, выпить захотелось.
Мы зай-шли в фартовый рей-стора-а-ан…
В прихожей стукнула входная дверь…
Отец Кондрат на мгновение замер, но в следующую секунду стремглав метнулся к креслу, спешно уселся в него и успел даже принять благопристойную позу – тут-то и вошла в гостиную Настя с удивлённым восклицанием:
– О! Товарищ поп! А чё это вы здесь делаете?
Отец Кондрат с загадочной многозначительностью поглаживает бороду.
– Да вот… Тебя-то как раз и дожидаюсь, дочь моя! С дозволения твоей матушки, разумеется. Скоро, – говорит, – должна нарисоваться.
Настя бросает сумочку на диван и идёт к зеркалу.
– И давно торчите тут?
Отец Кондрат смотрит на часы.
– Да вот… Без малого уж два часа.
Настя крутится перед зеркалом.
– Ого! Сходили бы пивка попили – тут рядышком пивбар открыли.
Отец Кондрат:
– Не-е… После пива в туалет охота часто бегать, а мне ещё вечернюю службу стоять – приспичит ещё во время богослужения… Я лучше дома перед ужином водочки маленько злоупотреблю – оно много приятней будет.
Настя:
– И без дела два часа околачиваться – тоже как-то стрёмно.
Отец Кондрат (с таинственной важностью):
– А я как раз вот и пожаловал к тебе по делу!
Настя отрывается от зеркала.
– Да? Я думала, дела только у прокурора. Чё, у попов тоже бывают? (Садится на диван.) И какое же у вас ко мне дело?
Отец Кондрат:
– Вот это уже деловой разговор! А дело у меня такое, про какое ты и сама не хуже моего знаешь… Потому как оно и до тебя касается…
Настя:
– Загадками шпарить изволите, товарищ поп?
Отец Кондрат:
– На календарь взгляни внимательно – вот и поймёшь всё сразу…
Настя:
– Чё, пост какой со страшной силой надвигается? Яйца Блендамедом красить пора? Не-е, дядя поп. Я ленюсь!
Отец Кондрат:
– А вот и не угадала! Но событие не менее знаменательное…
Настя:
– Да не таскайте вы за хвост бедного котёнка из пустого в порожнее – вы же не в церкви! Короче, чё вам из-под меня надо?
Отец Кондрат с важной значительностью поглаживает бороду.
– Сорок дней уж миновало, как раба божья Софья – бабушка твоя – покинула юдоль земную и отошла в лоно Авраама! И теперь, стало быть, пребывает в обителях отца нашего небесного, предаваясь вечному блаженству в царствие небес! Гм… Короче, в раю она уже… А по наступлении означенного события, согласно последней воле усопшей, надлежит тебе, дочь моя, передать в моё пользование денежные средства, оговоренные в самоличном завещании новопреставленной!
Настя:
– А, вона чё! Поняла теперь.
Отец Кондрат вожделенно потирает руки.
– Ну так что? Прямо сейчас и приступим к исполнению воли умирающей покойницы?
Настя:
– Хм! Интересное у вас личное мнение – креативненькое такое!.. А вы уверены, что бабушка попала в рай?
Отец Кондрат выпучивает на Настю удивлённые глаза.
– Вот те на! А куда ж ты прикажешь ей попадать ещё, как не в рай? Всенепременно в рай и никуда больше! Здесь двух мнений быть не может! Тут и к бабке не ходи – однозначно в рай!
Настя:
– Да вот у бабушки были сомнения, что вы кадилом не в ту сторону махнёте или ноту при отпевании сфальшивите…
Отец Кондрат вскакивает с кресла.
– При моём-то опыте?! Да ты хоть знаешь, глупая девчонка, сколько народу я на тот свет спровадил?! Тебе и не снилось такое количество – вот сколько! И ни одна душа пока ещё не жаловалась! А ты говоришь… (Прохаживается.) А бабушка твоя на особом счету была – к ей и подход был особый. Что требовалось с моей стороны – исполнено в полном объёме. Все службы и обряды совершены на высшем профессиональном уровне. Умение, опыт, отшлифованное годами мастерство – всё было пущено в ход!
Настя с лукавым прищуром вопрошает:
– Так вы, дядя поп, с вашим талантом, наверно, любого грешника можете в рай отправить?
Отец Кондрат останавливается и грозит Насте пальцем.
– Э-э, куда ты клонишь – подловить меня вздумала?.. (Язвительно.) А что же это ты о своей бабушке-то плохо так думаешь? А?! А я вот наоборот думаю, что более набожной и богобоязненной прихожанки ещё поискать надо!
Настя:
– Ну, ещё бы!
Отец Кондрат:
– Вот только без этих намёков – у ней и кроме денег достоинств хватало… Уж как она усердно молилась в храме – истово молилась! Регулярно причащалась тела и крови Христовой. А с каким почтением пред образами стояла, с каким умилением вглядывалась в лики святых! И всё, бывало, крестится и крестится не покладая рук – да всё тремя перстами! Не соблазнялась еретическими учениями старообрядцев и католиков! А как осанисто приступалась к целованию святых мощей – любо-дорого глянуть! Ну, прямо тебе жена депутата или тёща олигарха! Целует, бывало, чьи-нибудь мощи, а из глаз её так и брызжет душеспасительный свет православия – электричества включать не надо! А ты говоришь… Да при таких достоинствах не токмо в рай – в сам Кремль дорога не заказана! А ты говоришь… (Усаживается в кресло.) Так что… Гм… Тащи банковскую карточку с моим миллионом – и бывай здорова.
Настя:
– Да я бы с радостью, но бабушка велела дождаться архангела Гавриила. Не могу я бабушку ослушаться. Вот.
Отец Кондрат снова вскакивает с кресла и в сильном возбуждении чуть ли не бегает по гостиной.
– Да какой тебе Гавриил архангел?! Опомнись! Приди ты в разум, наконец! Ты что, совсем уже того?! (Энергично крутит пальцем у виска.) Совсем уже никаких соображений в голове не осталось?! Надо же трезвым взглядом смотреть на окружающие вещи… Гм… Станет тебе Гавриил заниматься разными пустяками. Ему надо решать важные идеологические вопросы геополитических масштабов!
Настя (с участливостью чуткого врача):
– Я наблюдаю у вас ярко выраженные симптомы буйной депрессии… Вот говорила же бабушка вам укрепляться постом и молитвой. А вы, наверно, не укреплялись, да? Укольчики бы надо вам поколоть…
Отец Кондрат нервозно переминается с ноги на ногу.
– Ну ладно… Ты это… Успокойся давай, не надо так нервничать… Давай тихо-мирно поговорим. В таких делах нужна холодная голова.
Настя:
– Горячее сердце и чистые руки.
Отец Кондрат:
– Вот именно… (Садится в кресло.) Ты пойми меня правильно: деньги для меня не главное – они всегда у меня на последнем месте. Для меня главное – не огорчить твою бабушку. Вот она смотрит сейчас на нас с тобой с неба и гневается, что её последняя предсмертная воля до сих пор не исполнена. А мы же с тобой не хотим огорчать бабушку? Вот и давай сделаем всё так, как она завещала.
Настя:
– Она так и завещала: сперва прилетит Гавриил и скажет от неё пароль: «Добралась благополучно, встретили хорошо, приступаю к вечному блаженству». А потом – деньги…
Отец Кондрат:
– Не надо понимать всё буквально. Это бабушка образно, так сказать, фигурально выразилась. А на самом деле она имела в виду, что в своё время бог пошлёт тайный знак, но с явственным намёком… У нас, в духовных сферах, не принято впрямую и чтобы всем было понятно. У нас в ходу и в почёте иносказания, аллегории, притчи, всякого рода знамения и их символические значения… А потом уже знающие люди дают этому нужные толкования. Вот так у нас – в духовных сферах!
Настя:
– Вон как всё у вас вздёрнуто!
Отец Кондрат:
– Да, у нас так! А если всем будет всё понятно – зачем тогда и нужны знающие люди! Почитай вон Апокалипсис – ничего ты там не поймёшь. А знающий человек всё понимает! Знающих людей легко узнать по облачению. Вот глянь на моё облачение – и сразу видно: я знающий человек!
Настя:
– И что же вы знаете?
Отец Кондрат:
– Да уж смыслим кое-что!.. Во всём происходящем есть божественная составляющая и свои сакральные смыслы… Вот вспомни какое-нибудь необычное событие в твоей жизни – и я как знающий человек с удовольствием помогу тебе в нём разобраться. Это даже моя прямая обязанность: давать людям нужные толкования сакральных смыслов и разъяснять символические значения всяких знамений!
Настя:
– Да у меня вроде бы всё как обычно – никаких знамений и смыслов…
Отец Кондрат:
– А ты не торопись – подумай, повспоминай хорошенько. Возможно, что-то случалось такое, что не каждый день бывает…
Настя:
– Ну… Бывает, наверно, что не каждый день…
Отец Кондрат:
– Ну-ка, ну-ка, припоминай…
Настя:
– Было вот…
Отец Кондрат:
– Ага…
Настя:
– На автобус опоздала. Бегу я к автобусу, подбегаю уже, а дверь перед самым носом – хлоп! И автобус поехал… А я только вылупилась ему вслед, как идиотка!
Отец Кондрат:
– Хорошее знамение!
Настя:
– Мне так не показалось.
Отец Кондрат:
– Очень хорошее знамение! Его надобно иносказательно понимать. Опоздание на автобус символизирует здесь потерянное время. Господь тебе явственно намекает, что твоя бабушка давно уже в раю, а ты теряешь драгоценное время, не исполняя её волю о передаче мне денежных средств, означенных в её завещании. Вот как надобно понимать это замечательное знамение!
Настя:
– Как-то уж больно натянуто.
Отец Кондрат:
– Ничего не натянуто! Всё очень даже понятно! В духовно-символическом смысле…
Настя:
– Притянуто за уши, я бы даже сказала.
Отец Кондрат:
– Да ничего не притянуто! Главное в этом деле – дать правильное толкование!
Настя:
– Ну, я не знаю…
Отец Кондрат:
– Повспоминай другие какие знамения.
Настя:
– Ладно, щас… Перебегала как-то через дорогу – забыла уже, куда бежала, – зацепилась, блин, ногой за бордюр и растянулась плашмя на тротуаре, как идиотка!
Отец Кондрат:
– Необычайно важное знамение! Вот тебе налицо символ преткновения. Бордюр в данном случае символизирует у нас бабушкину предсмертную волю, о которую ты преткнулась, дерзновенно не выполняя её завещательный наказ о передаче мне известных денежных средств. Вот на что явственно намекает тебе господь!
Настя:
– Как-то не очень убедительно.
Отец Кондрат:
– По-моему, очень даже убедительно! Куда ещё убедительней-то!
Настя:
– Совсем неубедительно.
Отец Кондрат:
– Да что ты заладила как попугай: неубедительно, неубедительно! Поубедительней тогда знамения вспоминай – не мне же за тебя это делать! Моё дело – толкования им давать. А что у тебя память дырявая – это уже твои проблемы!
Настя:
– Не дырявая, а девичья.
Отец Кондрат:
– Тренируй свою память, раз она у тебя девичья. Голова тебе на что дана? Чтобы причёски на ей мастерить?
Настя:
– Нет, знамения разгадывать!
Отец Кондрат:
– Вот и работай головой! Напрягай мозги! Шевели извилинами!
Настя:
– Ну…
Отец Кондрат:
– Ну!
Настя:
– Ну… Голубь в оконное стекло ударился…
Отец Кондрат от радости вскакивает на ноги.
– Вот! Вот! Можешь ведь, когда захочешь! Вот оно – настоящее знамение! Это знамение – всем знамениям знамение! Голубь – символ святого духа! Когда Христос в Иордане крестился, на его святой дух в образе голубя с неба спустился. А рай, как известно, – иже еси на небеси! Радуйся, дщерь моя! Сам бог сокровенным образом знамение тебе явил, что бабушка твоя уже в раю небесном обретается! (Садится в кресло.) Фу-у!.. Ну, слава богу, разобрались наконец-то с этим вопросом. Давай тащи уже сюда банковскую карточку, да и делу конец!
Настя:
– А бабушка про голубей не говорила. Про Гаврилу говорила, а про голубей нет…
Отец Кондрат хватается за голову.
– О господи! Дай мне силы и терпения для вразумления неразумных!
Настя:
– А может и не голубь то был, а другая какая-то птичка – ворона или воробей… Сама-то я не видела – это заведующая отделением в больнице рассказывала. Я же вечно всё перепутываю… А, вспомнила! Это мальчишки камень в окно бросили, а дворник погнал их метлой! А какое толкование надо давать дворнику с метлой? Хотя, постойте, – я сама попробую… Дворник наводит чистоту. А настоящая чистота бывает только в раю. Там даже микробы долго не живут: девяносто девять и девять десятых от тоски скоропостижно мрут – вот какая там чистота! А значит, бабушка уже там…
Отец Кондрат вскакивает с места и отчаянно вышагивает взад-вперёд.
– Нет, совершенно невозможно работать – сплошные притеснения! Опять гонения на православную церковь начались… Всё! Ухожу к чёртовой матери в монастырь! (Крестится.) Вот те крест – в спешном порядке и без оглядки за монастырские стены! Там мне будет спокойнее…
Настя:
– Да подождите вы с монастырём – никуда он от вас не убежит. Давайте дождёмся уже Гаврилу – пусть он нас и рассудит. Может быть, вы ещё и выиграете приз. По-моему, так будет справедливо.
Отец Кондрат останавливается и гневно тычет в Настю указательным пальцем.
– Вот не напрасно, видать, твоя покойная бабушка дурочкою тебя называла!!!
Настя возмущается:
– Знаете что, господин хороший! Вы хоть и священный поп, а всё равно не имеете права обзываться!
Отец Кондрат:
– Это не я, а бабушка твоя!
Настя (запальчиво):
– У меня тоже может быть своё мнение! Я, может быть, тоже не согласна с вашим мнением! Но я готова, может быть, отдать свою жизнь за ваше право в любое время суток выставить во весь экран на обозрение общественности свою голую… Э… Мысль, я хотела сказать… То есть, высказать своё мнение по всему телевизору…
Отец Кондрат:
– Сама-то хоть поняла, что наговорила? Вот они – побочные явления плодов просвещения! (Кивает на книжный стеллаж.) А чего ещё можно ожидать от этого чтива?
Настя идёт к стеллажу с книгами.
– А на книжки попрошу не ругаться! Это от покойного дедушки коллекция первых изданий осталась. Вот. Данте. Шекспир. Сервантес. Гёте. Дюма. Гюго. Бальзак. Диккенс…
Отец Кондрат:
– Всё западными да европейскими ценностями прельщаемся! Знаем мы, куда ведёт эта кривая дорожка… Сегодня Шекспира да Сервантеса почитываем, а завтра в однополые браки вступаем. Вот так у нас всегда и получается…
Настя:
– И наших много… Даже церковники есть. Житие протопопа Аввакума…
Отец Кондрат:
– Раскольник!
Настя:
– Лев Толстой…
Отец Кондрат:
– Еретик!
Настя:
– Пушкин…
Отец Кондрат:
– Язычник и вольнодумец!
Настя:
– Некрасов… Салтыков-Щедрин…
Отец Кондрат:
– Хулители устоев и традиционных ценностей!
Настя:
– Чехов…
Отец Кондрат:
– Гуманист! А гуманизм есть человекопоклонничество – новая глобальная ересь!
Настя:
– Белинский… Герцен… Чернышевский… Добролюбов…
Отец Кондрат:
– Во – пятая колонна уже пошла!
Настя:
– Вы это всё прочитали?!
Отец Кондрат:
– А я такое не читаю… Другие читали и осудили… А я им верю!
Настя:
– Вы такой доверчивый, дядя поп?
Отец Кондрат:
– Человек должен во что-то верить… Без веры жить никак нельзя…
Настя:
– Как так жить – и ничего не читать?
Отец Кондрат:
– Библию читать надо. Закон божий. Жития святых. Поучения святых отцов. Основы православной культуры. Да много есть полезной литературы – приходи вон в храм и покупай, сколько влезет… А этому хламу место на свалке! Нет, на свалку нельзя – кто-нибудь подберёт ещё да прочитает… Лучше, как советовал умный поэт: «Для пресеченья зла: забрать все книги бы да сжечь их на хрен!» Грибоедов, кажется… Есть там у тебя Грибоедов?
Настя:
– Есть… Вот: «Горе от ума».
Отец Кондрат:
– Вот Грибоедова и оставь. А остальных всех сожги, как он рекомендовал!
Настя:
– Ага! Это память о моём дедушке.
Отец Кондрат:
– А кто твой дед был? Еретик? Безбожник? Басурман?
Настя:
– Мой дедушка был странник.
Отец Кондрат:
– Какой такой ещё странник?
Настя:
– Он ездил по разным странам и торговал всякими товарами…
Отец Кондрат:
– Контрабандист, что ли?
Настя:
– Ну-у… Мне больше нравится – странник.
Отец Кондрат:
– Так отрекись от деда! Да покайся немедля!
Настя:
– С какого перепуга?!
Отец Кондрат:
– Чтобы душу свою спасти – вот с какого!
Настя:
– А может, я по стопам дедушки пойду!
Отец Кондрат:
– Иди, иди по его ступням – вместе с дедом будешь в аду гореть!
Настя:
– Да какое вам дело до меня и моего дедушки?
Отец Кондрат:
– А мне до всего дело есть, где требуется срочное вмешательство святой православной церкви! На то мы и поставлены над вами богом и властью, чтобы вы неукоснительно всё соблюдали! А тут требуется безотлагательно проводить обряд освящения всего дома! Кропить обильно всё кругом святою водою для изгнания тлетворного духа твоего грешного деда!
Настя (с негодованием):
– Знаете что, гражданин священный поп! Катились бы вы отсюда обильно на все четыре ветра! А я после вас безотлагательно помещение проветрю. Чтобы изгнать тлетворный дух вашего мракобесия!
Отец Кондрат (с вызовом):
– А вот возьму и не уйду! Не уйду – и всё тут! Вот сяду щас…
Усаживается демонстративно в кресло.
– Вот сел – и буду до тех пор тут сидеть, покудова весь долг до последней копейки из тебя не выжму! И коллекторов на тебя напущу! Да ещё и в суд подам! Да, да! Потому что для меня невыносимо оскорбительно твоё возмутительное поведение. А наш закон теперь очень бережно охраняет религиозную чувствительность православных верующих от всяких там… оскорбительных моментов!
Настя:
– Ой, напугали! Я и в суде скажу, что до прилёта Гавриила не получите вы ни копейки. И завещание судье покажу.
Отец Кондрат:
– И на чью, думаешь, сторону встанет суд? На сторону какой-то неверующей отщепенки или на сторону святой и всеми уважаемой православной церкви? Сама-то хоть головой своей подумай! Суд – одна из ветвей власти. А всякая власть от бога! И церковь тоже от бога! Поэтому власть и церковь – это единое и неделимое целое в двух лицах. Церковь и власть – это как два костыля у одной ноги!
Настя:
– А у нас по конституции церковь отделена от государства.
Отец Кондрат:
– Но не от власти! Про отделение церкви от власти в конституции ничего не сказано! Церковь и власть – это неразлучная святая двоица в одном лице! Нераздельно и неслиянно! А ты говоришь…
Настя смеётся.
– Мы с Тамарой ходим парой?
Отец Кондрат:
– Язык твой ядом аспида пропитан! Ты искушаешь меня гневаться, а гнев к великому греху причислен! Не миновать тебе за это кары небесной! У-ух, как страшно я зол! До глубины костей оскорблены чувства мои православные! А посему, после отбытия наказания в женской колонии, – гореть тебе в вечном пламени геенны огненной!
Слышится звонок входной двери в прихожей.
Настя:
– Ой, кто-то пришёл… Наверно, Гаврила архангел пришлёпал – побегу открою ему… (Убегает в прихожую.)
Отец Кондрат, поглаживая бороду, ухмыляется.
– Беги, беги, – гляди не опоздай! Да варенья бабушкиного тащи ему побольше… Дурочка!

———

Вместе Настей в гостиную входит Изольда. Увидев старую знакомую, отец Кондрат меняется в лице…
Настя:
– С мамой творится что-то непонятное… Какая-то замкнутая она стала…
Изольда:
– Разберёмся.
Она направляется к лестнице, ведущей на второй этаж, но заметив отца Кондрата, останавливается и, всплеснув руками, громко восклицает:
– Ба! Кого я вижу! Такие люди и без охраны! И давно вы меня туточки дожидаетесь, батюшка?
Отец Кондрат нервозно заёрзал в кресле.
– Больно ты мне нужна…
Настя:
– Он знамения пришёл разгадывать.
Отец Кондрат внезапно срывается с места и широким шагом устремляется к выходу, но Изольда тут же становится на его пути – так они начинают маневрировать: отец Кондрат периодически пытается обойти Изольду, но та мгновенно реагирует и преграждает ему дорогу…
Изольда:
– Вот так встреча! Давайте же обоймёмся поскорее да облобызаемся с вами на радостях!
Отец Кондрат:
– Пропусти, исчадие ада!
Изольда:
– Да куда же вы засобирались так быстро? Я только пришла, а вы уже улепетнуть намыливаетесь! И чайку не попьёте, что ли?
Настя (ехидно):
– А правда, дядя поп, остались бы. Сами же грозились, что не уйдёте отсюда, пока не обогатитесь.
Отец Кондрат:
– Выпусти меня немедля! А не выпустишь в двери – в окно вон сигану! Так и знай!
Изольда:
– А ножку вывихнуть не боитесь? А, ну да! Вас тут же ангелы небесные подхватят и понесут на своих крылышках в дальние страны!.. А я вот про какой случай слышала. Поп пьяный с колокольни навернулся – сам вдребезги, а калоши целые! Представляете? Вот какое чудо боженька сотворил! Так потом эти калоши в церкви выставлять стали – для всеобщего целования. Народу шло – немеряно! Говорят, от всех болезней помогало и всяко-разные желания заветные исполнялись!.. А у вас, батюшка, есть какое-нибудь заветное желание?
Настя:
– Выжать из меня миллион – вот его заветное желание.
Отец Кондрат:
– Для меня деньги – презренный металл и пыль дорожная! Ибо написано: «Не можете служить богу и маммоне». Угождать богу и исполнять его волю – вот моё единственное желание!
Настя:
– Так вы отказываетесь от миллиона по бабушкиному завещанию?
Отец Кондрат:
– Завещанный мне миллион – и есть милостивая воля божия! И неукоснительно её исполнить – есть мой святой православный долг перед богом!
Изольда смеётся.
– Вы, батюшка, весь такой пронзительно духовный, что голыми руками вас и не ухватишь!
Отец Кондрат:
– Да, нас так сразу не возьмёшь – нас возьмёшь не сразу! Да недосуг мне с вами дебаты разводить… Спешу я… Тороплюсь…
Изольда:
– Куда спешить-то, когда у нас с вами вся жизнь впереди!
Отец Кондрат:
– Мне надо… Срочно…
Изольда:
– И куда вам приспичило так? В сортир? В библиотеку? В Иерусалим – за благодатным огнём?
Отец Кондрат:
– Хотя бы и так! До тебя это не касается, греховный сосуд!
Изольда:
– А чем я хуже благодатного огня? Знаете, какая я вспыльчивая – настоящий огонь!
Отец Кондрат:
– В аду тебя ждёт огонь! Давно уже поджидает тебя геенна огненная! Там тебе и место, дочь греха и порока!
Изольда:
– Да шо ж вы всё время угрозами-то всех пугаете? Доброго слова от вас не услышишь. Мы же з вами вроде культурные люди. Вы культурный человек, батюшка?
Отец Кондрат:
– Да уж покультурнее некоторых!
Изольда:
– Вот и я тоже невыносимо культурная! Таки давайте вже з вами в конструктивном русле и перетрём за ету самую культуру!.. Скажите, батюшка, а правда, что вышло особое постановление, которое запрещает считать себя русскими всем, кто не признает православие основой нашей культуры?
Отец Кондрат (с патетикой):
– Не постановление, а декларация «О русской идентичности», принятая Всемирным русским народным собором! А утверждение о том, что каждый русский обязан признавать православие основой своей национальной культуры, является оправданным и справедливым! Ибо поиск иной религиозной основы национальной культуры свидетельствует об ослаблении русской идентичности вплоть до полной её утраты!
Изольда:
– А почему основа культуры должна быть непременно религиозной?
Отец Кондрат: (заносчиво).
– Стыдно не знать, что страна перешла на православно-религиозные рельсы развития! Стало быть и культура в стране должна быть религиозно-православная! На то есть совместные целеполагания и целеуказания высших иерархов православной церкви и высшего государственного руководства страны!
Изольда:
– Ох, мать моя Родина! Это сколько же ни в чём неповинных людей лишились в одночасье своего гражданства! А сколько из них – представители той самой национальной культуры! Сам Пушкин – солнце русской поэзии! Вспомните: «Там русский дух… Там Русью пахнет!» Это ведь не о православии писал великий русский поэт! Простите, – бывший русский поэт… А его потрясающий гимн безверию: «Напрасно вкруг себя печальный взор он водит: // Ум ищет божества, а сердце не находит…» Я уже молчу о других его бессмертных творениях, таких как «Сказка о попе и работнике его Балде» или гениальная поэма «Гавриилиада». Да вы, батюшка, наизусть должны её знать – это про архангела Гавриила! Он к нам на землю очень любит прилетать…
Отец Кондрат: (в сердцах).
– Опять этот Гавриил… Чтоб ему пусто было!
Изольда:
– Не богохульствуйте, святой отец!
Отец Кондрат крестится.
– Прости, господи, душу грешную…
Изольда:
– Так вам же не угодил и другой гений русской национальной культуры – теперь уже тоже не русский – Лев Николаевич Толстой. Которого вы от церкви отлучили и предали анафеме. А за что? А только за то, что он осмелился утверждать, что можно жить без православного колдовства и никого не убивая. «Какая страшная ересь!» – возопила церковь! Как же там в вашей православной молитве… «Господи, избави нас от Толстого! А от тебя, господи, мы и сами избавимся…» Так, кажется?
Отец Кондрат (с пафосом):
– Заблуждения великих ещё ничего не доказывают!
Изольда:
– А, может, православная церковь была основательницей нашего национального балета? Ведь хорошему танцору церковь не мешает?.. Хотя нет – церковь веками танцующих скоморохов истребляла… Наверно, вы легли в основание кинематографа? Тоже нет – вы же кинотеатры поджигаете, где фильмы непотребные показывают… Или, может быть, вы самозабвенно любите театр, как люблю его я? Опять нет – по указанию церкви актёров как приспешников дьявола хоронили за кладбищенской оградой? За что вы их так ненавидели, батюшка?
Отец Кондрат:
– На каверзные вопросы имею право не отвечать!
Изольда:
– Да бросьте вы! У вашего брата священника на любой каверзный вопрос всегда готов плутовато-изворотливый ответ… А вот для меня каверзных вопросов в природе не существует.
Отец Кондрат:
– Вот и не задавай тогда глупых вопросов, а сама догадайся, почему мы актёров…
Изольда:
– Да конкуренции испугались! Вместо церкви – люди идут в театр, который отвлекает от мыслей о боге и привлекает внимание к человеку… Вот вы и испугались, что не у дел останется ваш – церковный – театр! На сцене которого действуют только многочисленное и послушное стадо овец Христовых, а над ними царят величавые и всезнающие пастухи. Испугались, что образ смиренного и покорного раба божия, роль которого навязывает людям церковь, – затеряется и померкнет среди множества других, непохожих друг на друга, образов и характеров…
Отец Кондрат (гордо подбоченившись):
– Не желаю слушать всякую ересь! Это только подтверждает твою безграмотность в вопросах культуры! Во всей русской национальной культуре и литературе – как в прозаической, так и в поэтической – в обязательном порядке присутствует божественная составляющая и глубокий сакральный смысл! Но тебе этого не дано понять, глупая женщина!
Изольда задумалась.
– А вы правы! Сакральный смысл и божественная составляющая и в самом деле там присутствует… Вот послушайте стихотворение о рае: «Если бог нас своим могуществом// После смерти отправит в рай,// Что мне делать с земным имуществом,// Если скажет он: выбирай?// Мне не надо в раю тоскующей,// Что покорно за мною шла,// Я бы взял с собой в рай такую же,// Что на грешной земле жила, – // Злую, ветреную, колючую,// Хоть ненадолго, да мою!// Ту, что нас на земле помучила// И не даст нам скучать в раю.// В рай, наверно, таких отчаянных// Мало кто приведёт с собой,// Будут праведники нечаянно// Там подглядывать за тобой.// Взял бы в рай с собой расстояния,// Чтобы мучиться от разлук,// Чтобы помнить при расставании// Боль сведённых на шее рук.// Взял бы в рай с собой все опасности,// Чтоб вернее меня ждала,// Чтобы глаз своих синей ясности// Дома трусу не отдала.// Взял бы в рай с собой друга верного,// Чтобы было с кем пировать,// И врага, чтоб в минуту скверную// По-земному с ним враждовать.// Ни любви, ни тоски, ни жалости,// Даже курского соловья,// Никакой самой малой малости// На земле бы не бросил я.// Даже смерть, если б было мыслимо,// Я б на землю не отпустил,// Всё, что к нам на земле причислено,// В рай с собою бы захватил.// И за эти земные корысти,// Удивлённо меня кляня,// Я уверен, что бог бы вскорости// Вновь на землю столкнул меня». (Стоит молча.)
Отец Кондрат:
– Вот и поделом ему! Поганой метлой надо гнать из рая за такие стихи! В аду его место!
Изольда:
– Это верно: нет в этом стихотворении Константина Симонова ни любви к врагам, ни христианского смирения, ни рабской покорности. И тем не менее – это наша национальная культура! В этом стихотворении русским поэтом потревожены струны загадочной русской души – и запела, зазвучала её неутолимая жажда полноты жизни!.. А вы со своим чадом кадил, мрачными образа́ми да мощами мертвецов – ещё и в основатели нашей культуры лезете!
Настя:
– Ему Грибоедов больше нравится. Особенно то место, где про сожжение книг написано.
Изольда:
– Да, в сожжении книг – и особенно людей на кострах – есть и божественная составляющая, и глубокий сакральный смысл…
Внимание Изольды отвлекла появившаяся на площадке второго этажа Ольга – этим моментом и воспользовался отец Кондрат: на лихом вираже – откуда только прыть взялась – он обогнул Изольду и, подобрав рясу, опрометью сиганул к выходу.
Отец Кондрат (на бегу с торжествующим кликом):
– Не удержишь в клетке птицу вольную!!!
Не успела потомственная ведьма оглянуться, а особы духовного звания – уж и след простыл.
Изольда (с досадой):
– Ушёл зараза! Вот святоша – никакой любви к ближнему. Всю обедню паразит испортил. Что за жизнь такая: никаких тебе острых ощущений, ярких впечатлений, накала страстей – сплошная и беспросветная серость… Э-эх! « Хоть бы склон увить плющом – мне б и то отрада; хоть бы что-нибудь ещё… Всё не так, как надо!»

———

Ольга, сойдя по лестнице вниз, блуждает потерянным взглядом – вид у неё крайне изнеможённый и болезненный… Наконец подавленным голосом обращается к Насте:
– Зачем поп к тебе приходил? В секту свою вербовать?
Настя:
– Ай… Деньги вымогал. Которые бабушка ему завещала за попадание в рай.
Ольга:
– В завещании русским по белому написано: после прилёта архангела Гавриила.
Настя:
– И я ему про это говорю! А он: «Знамения, знамения!» Доколупался, блин, как банный лист до забора. Где я возьму ему эти знамения? Как ему ещё объяснять?
Ольга:
– Послала бы ко мне – я бы сама ему объяснила: и как маму Кузькину зовут, и где попы зимуют…
Настя:
– Да он уже убежал.
Ольга:
– Ладно, иди к себе. А мы с подругой тут…
Настя:
– Да я тоже хотела тут… Я же одно дело тут расследую… У нас же в доме перед бабушкиной смертью, кроме манускрипта, ещё одна странная вещь обнаружилась… Я щас…
Убегает на второй этаж.
Ольга пожимает плечами и устало садится на диван.
– Выпить хочешь?
Изольда садится рядом.
– Это подождёт… Рассказывай уже, что там у тебя стряслось?
Ольга:
– Ты что, раскладывала ТАРО?
Изольда:
– И без ТАРО видно… Посмотри на себя в зеркало: на тебе ж лица нет. Краше в гроб кладут.
Ольга:
– Обвал у меня, Маша. Будто в пропасть лечу и не знаю, за что ухватиться… Западня какая-то.
Изольда:
– С новым бизнесом заморочки?
Ольга:
– И с бизнесом, и…
Изольда:
– Мне сразу не понравилась твоя идея с этой антирекламой.
Ольга:
– Телевизор без рекламы – мечта любого нормального человека. Представь, какой спрос был бы.
Изольда:
– А ты представь, сколько врагов себе наживёшь. Реклама – двигатель торговли. Тебя просто в асфальт закатают – и весь твой бизнес.
Ольга:
– Волков бояться – в лес не ходить.
Изольда:
– Да я смотрю: не радует тебя этот лес…
Ольга:
– Это мягко сказано… На меня все государственные структуры, как на зверя, настоящую облаву устроили. На каждом шагу проверки, препоны, счета блокируют, откровенное вымогательство… Фибрами чую здесь руку Верхоглядова!
Изольда:
– Который сенатор? Но зачем ты ему нужна?
Ольга:
– Ему дом этот нужен.
Изольда:
– Да у него домов этих уже... Он что, коллекционирует их?
Ольга:
– Не знаю… Приползал его адвокат; предлагал продать дом Верхоглядову. Я отказалась. Он пригрозил административным ресурсом. Похоже, держат слово. Почувствовала я на собственной шкуре этот административный ресурс… Рэкет девяностых в сравнении с ним – просто семечки.
Изольда:
– Государственный рэкет посерьёзней – вроде как всё законно…
Ольга:
– В том-то и вся ирония. Сегодня они у меня с наглыми рожами деньги отжимают, а завтра те же рожи разглагольствуют по телевизору о борьбе с коррупцией и о принятых ими мерах... Кто-то в интернете написал: «бога нет» – так ему за это три года впаяли. Вот их меры – государственная машина работает! Выходит, для государства страшнее чьи-то атеистические убеждения, чем коррупция во власти?
Изольда:
– Система, Оля. Си-сте-ма!
Ольга:
– Я к ним в систему не напрашиваюсь. Я живу и работаю в своей стране.
Изольда:
– Была твоя, да вся вышла – теперь это их страна…
Ольга:
– Пыталась зарегистрировать фирму как юридическое лицо – саботируют под разными предлогами. Работаю на основании свидетельства индивидуального предпринимателя – отвечаю по своим обязательствам всем своим имуществом. Рассчитывала уложиться в те деньги, что свекровь по завещанию Насте оставила. Кучу контрактов на свой страх и риск уже заключила: с подрядчиками на строительство помещений, с японцами на поставку комплектующих по нашим схемам – да кучу… А как теперь рассчитываться? А которым я предоплату перечислила, оказались подставными – просто исчезли!.. Этот административный ресурс по рукам и ногам меня связал… Нутром чую: Верхоглядов задался целью меня разорить!
Изольда:
– Всё так безнадёжно?
Ольга:
– Единственная соломинка – акции свекрови. По ним хорошие дивиденды поступали. Без них – я банкрот. Опишут и арестуют имущество – всё пойдёт с молотка. И полный крах! Эти деньги сейчас – мой последний спасательный круг. Вот жду…
Изольда:
– Значит, есть ещё пока надежда?
Ольга:
– Надежда хоть и последней, но тоже благополучно умирает, – съязвил как-то один… Время, Маша! Сроки жмут – я в жестоком цейтноте!.. Да ещё сдуру бомжам уйму денег отвалила. Можно было бы раз в десять меньше заплатить – они бы довольны остались...
Изольда:
– Бомжам? Им-то за что?!
Ольга:
– Вспоминать даже страшно… Могилу мне рыли…
Изольда:
– Тебе могилу рыли?!
Ольга:
– Ну, не в смысле – мне… По моему найму могилку Софьи Семёновны раскапывали – подрядила я их за деньги.
Изольда:
– Ольга?.. Ты что, с ума спятила?
Ольга:
– Может и так… Мне и самой временами кажется, будто я начинаю сходить с ума… Знаешь, ко мне же свекровь приходит…
Изольда:
– Во сне?
Ольга:
– Если бы… Началось всё после могилки… Сижу я вот тут же… Под утро уже… А она из зеркала выходит… В своём новом платье, в котором её похоронили…
Изольда:
– Ну?
Ольга:
– Разговаривали мы с ней… Не знаю, что это было: призрак, галлюцинация… Не оставляет она меня в покое и после смерти… Продолжается мой поединок с ней – уже с покойницей… Абсурд какой-то! Наверно я точно схожу с ума…
Изольда:
– Зачем ты попёрлась могилу её раскапывать?
Ольга:
– Она сама всё подстроила. Отписала по завещанию старинный манускрипт какому-то барону, а сама Настю заставила положить книгу себе в гроб… А после смерти её за наследством является, как чёрт из табакерки, господин в чёрном…
Изольда:
– Что-то упоминала Софья Семёновна про господина в чёрном…
Ольга:
– Вот. И Насте упоминала, и тебе упоминала – одна я ничего не знала… Будто заранее мне западню готовила!
Изольда задумалась.
– И ты решила забрать этот манускрипт… И какие же чувства ты при этом испытала?
Ольга:
– Ты что, издеваешься? Ты не представляешь, какого я страху там натерпелась… Она лежит в гробу, а у неё глаза открыты… А я тащу книгу из-под её головы, а мне кажется, что она сейчас встанет… Отошла я от гроба и в обморок свалилась.
Изольда (поражённая):
– Неужели у неё получилось?!
Ольга:
– Ты о чём?
Изольда:
– Да вот вспоминаю один разговор с Софьей Семёновной… И её слова: «Хочу, чтобы меня создали…»
Ольга:
– Что за ребусы?
Изольда:
– Это был не сон, не призрак и не галлюцинация… К тебе из зеркала приходила сама Софья Семёновна!
Ольга раздражается:
– Да умерла она! Её похоронили! В земле она лежит!
Изольда:
–Это – тульпа.
Ольга:
– Что?
Изольда:
– Существо, созданное энергией твоей мысли…
Ольга:
– Вот и свекровь ахинею какую-то несла…
Изольда:
– Это тибетская магия… Представь себе, что ты воскресила Софью Семёновну… А теперь она взяла над тобой власть.
Ольга:
– Что за бред ты несёшь, Мария?!
Изольда:
– Это не бред, Ольга! Не надо было тебе раскапывать её могилу.
Ольга (из глубины своих мыслей):
– Это всё чёртова кукла… Не должны Настя с Олегом про неё знать…
Изольда:
– Какая кукла, Оля?
Ольга:
– Моё проклятие, Маруся, – вот какая…
Со второго этажа выбегает Настя и быстро спускается по лестнице вниз – в руке у неё свёрток из чёрной материи… Подбежав к дивану, Настя разворачивает свёрток и извлекает из него проткнутую спицами куклу.
– Вот!

———

Ольга с окаменевшим лицом медленно поднимается с дивана и, пошатнувшись, обессиленно садится обратно.
– Н-нет…
Изольда (с весёлой иронией):
– Настя! Ты что, магией вуду решила заняться?
Настя:
– Я?! Была нужда!
Изольда:
– Похоже на куклу вуду… Зачем это тебе?
Настя:
– Мне?! Сама бы хотела узнать, кому она… Может ещё один наследник с бабушкиным завещанием скоро появится… Последнее время у нас одни странности: таинственные манускрипты, ожидание архангелов, вот кукла вуду…
Изольда:
– А где ты её взяла?
Настя:
– У бабушки под кроватью нашла.
Изольда:
– У Софьи Семёновны? Под кроватью? Чертовщина какая-то… А… Оля, а ты не про неё…
И тут же осеклась: на неё смотрели совсем незнакомые глаза подруги. То был взгляд полный паники. А ещё мучительной и немой мольбы... И еле-еле слышный голос:
– Маш-ша…
Изольда замерла, осенённая внезапной догадкой.
– Так значит это… Сейчас… сейчас я…
Взволнованно встаёт с дивана и удаляется от Ольги с Настей, напряжённо что-то обдумывая.
– Мне надо немного…
Настя (оторопело):
– А… А что случилось?..
Ольга:
– Настя… Мы тут разговаривали… И я… (В тихом отчаянии.) Не могу я!..
Изольда (сама себе с упадочной грустью):
– Вот и твой звёздный час настал, невостребованная актриса… Значит, нужна ты ещё на этой земле…
Она медленно подходит к Насте.
– Настя, я должна тебе сказать что-то… В общем… Это моих рук дело.
Настя не понимает:
– Что – твоих рук дело?
Изольда:
– Это я сделала куклу и подложила твоей бабушке под кровать.
Настя не верит:
– Ты?.. Ты?!
Изольда:
– Да. Я.
Настя ошеломлена.
– Но… Зачем, Изольда?
Изольда:
– Ну… Я же ведьма… Вот и колдую помаленьку…
Настя:
– Подожди… Это получается, что ты хотела вот этим колдовским методом убить бабушку?
Изольда:
– Ну… Получается, что так…
Настя:
– Но почему ты это сделала?!
Изольда:
– Сама не знаю… Так получилось…
Настя:
– Изольда! Ты сама себя слышишь?! Ты сама-то хоть понимаешь, что говоришь?! Ты так просто говоришь это…
Изольда:
– А что я могу с собой поделать – ты же знаешь мой характер… Вон и попа Кондрата я постоянно задираю. А спроси меня: зачем? Да я и сама не знаю… Из вредности, наверно… Вот такой у меня вредный характер.
Настя:
– Да попа Кондрата ты задираешь потому, что бабушку к нему приревновала. Или его к ней… Я сразу это поняла.
Изольда:
– Много ты понимаешь… «поняла» и «выдумала» – не одно и то же.
Настя:
– Хватит уже меня за дурочку держать! Задирать попа Кондрата и убивать бабушку – вот это не одно и то же! А я тебя не про Кондрата, а про бабушку спрашиваю! За что ты хотела её убить? Что бабушка тебе плохого сделала?
Изольда:
– Замолчи! Не сделала она плохого мне…
Ольга:
– Настя, успокойся. Прошу тебя…
Настя:
– А почему я должна успокаиваться? Пусть ответит мне, за что она хотела заколдовать бабушку… Я не верю, что бабушку убила эта кукла, но… Она сделала эту куклу!.. Один мужик расстрелял из ружья огородное пугало у своего соседа, думая, что это и есть сосед – и его судили за покушение на убийство!
Изольда:
– Что ты от меня хочешь, Настя?
Настя:
– Хочу знать правду! За что ты хотела убить мою бабушку!?
Изольда (глухо и упрямо):
– Я уже всё сказала. Тебе что, этого мало?
Настя:
– Мало, Изольда! Мало! Я хочу знать причину! За что ты на неё обиду затаила? Я всегда думала, что у вас с бабушкой такие тёплые человеческие отношения… Которые редко встретишь между людьми… Она же к тебе всегда только с добром… Она же к тебе… как к дочери относилась…
Изольда хватается за горло.
– Дышать не чем… Зачем вы душу из меня выворачиваете? Что я вам плохого сделала?
Ольга вскакивает с места.
– Настя, оставь её в покое! Видишь, ей плохо!
Настя:
– А мне хорошо узнавать всё это?! А бабушке хорошо было бы узнать, какое лицемерие и коварство её окружало?! Это что же выходит – никому и верить уже нельзя?! Не знаешь, от кого кинжал в спину получишь… Хорошо, что бабушка не дожила до этой минуты…
Изольда:
– Всё! Я больше не могу!
Ольга:
– Настя! Прекрати немедленно, тебе говорю! Слышишь меня?
Настя:
– Мама, я просто хочу понять! Слышишь меня – понять! И больше ничего… Я не понимаю, что творится вокруг меня – в этом странном и непонятном мне мире. Где перевёрнуто всё вверх тормашками…
Изольда (сдержанно и угрюмо):
– Я вот тоже не понимаю, что творится в вашем доме… Но я же не мучаю вас… Я вам уже сказала – могу повторить ещё раз, – это я́ сделала эту чёртову куклу, проткнула её спицами и подложила под кровать вашей… Но вам показалось этого мало. Вам надо, чтобы я придумала ещё и причину – зачем я это сделала… А не много ли вы требуете от меня? (Бросает на Ольгу укоризненный взгляд.) А, подруга?.. Да и какая вам разница, зачем я это сделала? Главное, что сделала это я, а не кто-нибудь другой… Всё, дорогие мои! Думаю, что больше я вам уже не нужна… Да мне и самой уже пора – у меня там утюг остался включенным… и кран забыла закрутить…
Ольга:
– Маша… Маруся…
Изольда направляется к выходу.
– Всё нормально. Всё!
Ольга порывается идти следом.
– Я провожу тебя, Мария.
Изольда не оглядываясь, отмахивается.
– Не надо.
Ольга потерянно останавливается.
– Но… Я хотела…
Уже у двери Изольда внезапно останавливается, обеими руками хватается за голову и издаёт тихий стон.
– Я вижу!..
Настя испуганно смотрит на Изольду.
– Ой!.. Что с ней?.. Я сейчас вызову «скорую».
Ольга:
– Стой! Не нужна ей сейчас «скорая»…
Изольда разворачивается и исступлённо смотрит на встревоженных мать и дочь.
– Скоро вы обе получите важные для вас известия – они потрясут вас до глубины души… Придут два письма – оба из-за границы… И ждёт вас утрата дома, но не верьте, что это сделает чудотворная икона… Ты, Ольга, попадёшь в больницу, а ты, Настя, попадёшь… в заколдованный круг… Трудный выбор предстоит тебе сделать… Сможешь ли ты разорвать этот заколдованный круг – я не вижу… Потом всё узнаешь сама… Заколдованный круг – помни, Настя!
Изольда быстро уходит.

———

Настя в полном недоумении смотрит на мать.
– Она бредила?
Ольга:
– Это не бред. В минуты сильного душевного волнения у неё иногда открывается дар ясновидения – в эти минуты она может видеть будущее…
Настя:
– Странные пророчества… Письма из-за границы, утрата дома, чудотворная икона, больница, заколдованный круг… Больше похоже на бред.
Ольга:
– Может и так… Поживём – увидим.
Она садится на диван. Настя садится рядом.
– А почему у неё два имени?
Ольга:
– Её настоящее имя Мария. Изольда – магическое имя ведьмы. Вроде так положено – не знаю…
Настя теребит в руках куклу.
– Не могу ещё прийти в себя… В голове не укладывается… Вот не верится мне, что Изольда… Мария… могла так с бабушкой… Ну, не могла она!
После ухода подруги, с Ольгой случилось какое-то раздвоение: она вроде и разговаривала с дочерью, но в то же время была погружена в свои мысли – напряженно думала о чём-то своём.
– Не могла…
Настя:
– Помню их эти магические сеансы… Когда они духов вызывали… У них с бабушкой такая идиллия была… Правда, бабушка всегда – главная, а Изольда – медиум…
Ольга:
– Драмкружок…
Настя:
– Что?
Ольга:
– Механизм психологической защиты. Перенесение нереализованной энергии в другие области – сублимация. После ухода из театра она так и не смогла убить в себе актрису. Созданный ею магический салон – это её свой маленький театр.
Настя:
– Изольда была актрисой?
Ольга:
– В школе у нас был драмкружок – вот она и нашла себя там… После детдома я закончила юридический, а Мария осуществила свою мечту – стала актрисой. Театр для неё стал смыслом жизни.
Настя:
– Почему она ушла из театра? Что-то случилось?
Ольга:
– Многое случилось… Гибель дочери…
Настя:
– Сколько лет дочери было?
Ольга:
– Твоя ровесница… Ей было всего двенадцать лет, когда она… Нет… Мария не любит это ворошить, а я тем более не могу чужую… Потом её судили за покушение на убийство православного священника… Я её защищала – это был тяжёлый судебный процесс. Я добилась суда присяжных. Машу оправдали… Муж от неё ушёл, а замуж она больше не вышла… Тогда она пережила сильное психическое потрясение, случился кризис, и она практически не могла играть в театре.
Настя:
– Бедная Изольда…
Ольга:
– Да ещё язык её – враг её… Когда объявили моду на православие, многие артисты ринулись в церковь. А Машка, дура, возьми и брякни вслух: мол, вас за оградой кладбища веками хоронили, а теперь попы милостиво протянули вам свои ручки – и вы, как дрессированные собачки, бросились лобызать их, променяв своё высокое призвание на посмертную панихиду… А люди этого не любят. Что одни считают прямолинейной откровенностью – другие считают откровенной бестактностью и хамством… Вот и нажила себе врагов… В общем, из театра она ушла – так уж сложилась её судьба.
Настя (возбуждённо):
– Нет никакой судьбы! Всё в руках самого человека! Она должна вернуться к своему любимому делу, к своей всегдашней мечте. За мечту надо бороться! Надо только поставить перед собой цель и уверенно идти к ней!
Ольга вздыхает.
– Ребёнок ты ещё, Настя. Так и не избавилась от подросткового максимализма. Инфантильная ты у меня… Во многом судьбу нашу определяют окружающие нас люди… А чтобы быть свободным – нужно никого не любить…
Настя:
– Как же так жить?!
Ольга:
– Ладно, дочь, что бы там ни было – надо жить дальше… У самой-то у тебя как дела?
Настя вздыхает.
– Странные дела мои… Лето, каникулы начались, а у меня душа не на месте… Помнишь, я тебе про Аню рассказывала?
Ольга:
– Да, да… Немая девочка из детского дома… И что с ней?
Настя:
– Не вылечивается… Да ещё такая история странная… Записали же её на консультацию к профессору Преображенскому – наше светило медицины. Он и машину обещал прислать – больничные машины все поломаны и бензина нет… А утром того дня, когда должны были приехать за Аней, в больнице случился переполох: обнаружили, что ночью кто-то проникал в регистратуру и переворошил все истории болезни. Причём интересовался тайный посетитель как раз историей болезни Анюты – она так и осталась лежать на столе открытой в том месте, где была сделана запись о направлении Ани к профессору Преображенскому… В тот же день приезжает машина якобы от профессора Преображенского за Анютой – Аню забрали и увезли… А вечером того же дня приезжает другая машина от профессора Преображенского – и тоже за Анютой!.. Понимаешь, мама?!
Ольга плохо соображает.
– Зачем два раза забирать? Её же забрали уже…
Настя:
– Вот именно! Все в панике: получается, что первый раз, днём, Анюту похитили; а теперь, вечером, приехали забирать по-настоящему!
Ольга блуждает взглядом.
– Кто похитил? Зачем похитили?
Настя:
– Мама, ты о чём сейчас думаешь? Ты меня слушаешь?
Ольга:
– Да, да, слушаю… Что дальше?
Настя:
– Что… Давай звонить в полицию. А там сказали, что к ним можно обращаться только через трое суток после пропажи… И профессор пропал – то ли на симпозиуме, то ли на консилиуме…
Ольга:
– И что потом?
Настя:
– А потом было вот что – я это из достоверных источников узнала. Дня через три после случившегося профессор принимал у себя важного иностранца, одетого во всё чёрное, с длинными до плеч чёрными волосами, тонкими чёрными усиками; и был у него чёрный «дипломат»…
Настя выжидающе смотрит на мать.
– Мама?
Ольга вздрагивает.
– Что?
Настя:
– Что – что? Но это же господин в чёрном – таинственный барон, который приходил к нам за бабушкиным манускриптом!
Ольга:
– Да, да, за манускриптом… По описанию подходит…
Настя:
– Да не подходит, а он и есть – точно тебе говорю!
Ольга:
– И что же дальше было?
Настя:
– Потом уже сам профессор разъяснил ситуацию так. В рамках какой-то международной программы из-за границы к нам пожаловал учёный – тоже светило медицины, который открыл в нашем городе свою научную клинику. Анюту он уже обследовал и нашёл, что заболевание её – случай исключительный и требует неординарного подхода в методах лечения. Поэтому Аня остаётся в клинике иностранца на неопределённый срок. И беспокоиться по этому поводу больше не надо. А отправку в один день двух машин профессор объяснил своей рассеянностью.
Ольга:
– Рассеянность для профессоров – дело обычное…
Настя:
– Только не для профессора Преображенского. Ни склерозом и ни рассеянностью никогда он не страдал. Он лекции в институте у нас без конспектов читает. И помнит, блин, всех – у кого какие «хвосты»… А после визита господина в чёрном, профессора будто подменили. Говорят, часто впадает в задумчивость: будто что-то пытается вспомнить – и не может… Ты о чём задумалась, мама?
Ольга:
– Да вот думаю… Если он учёный, светило медицины… Может быть, ему и нужен был этот манускрипт для каких-то научных медицинских исследований?.. Но тогда при чём здесь зеркала́, переливание крови?..
Настя:
– Какие зеркала? Какое переливание крови?
Ольга встряхивает головой, отгоняя навязчивые мысли.
– Вылечат Аню твою. Раз уж два медицинских светила за это взялись – обязательно вылечат.
Настя:
– Хорошо бы… Но у меня какие-то смутные сомнения… Что-то мне подсказывает, что тут что-то не так… Но не могу объяснить – почему… Мне кажется, что всё это только начало чего-то неизвестного…
Ольга:
– Говоришь, вы с Аней подружились?
Настя:
– Да мы с ней как сёстры стали!
Ольга:
– Вот и заберём её из детского дома.
Настя встрепенулась.
– Это как это?
Ольга:
– С нами будет жить. У нас дом большой – места всем хватит. Оформим усыновление… удочерение… Будем воспитывать.
Настя в тихом ликовании обмирает – кукла из её рук падает на пол.
– Ой, мама!..
Ольга:
– Не знаю, смогу ли я заменить ей мать – буду стараться… А тебя, я вижу, она признала уже сестрой… Так что – будем растить.
Настя бросается к матери на шею и крепко обнимает.
– Ой, мамочка! Я же сама хотела… У меня были такие мысли, но я боялась даже надеяться… А ты сама! Как ты догадалась, мама?
Ольга:
– Ну… Я же твоя мама, а ни как-нибудь… Наверно, чувствую тебя.
Настя вдруг отстраняется от матери.
– А папа? А вдруг он не согласится?
Ольга:
– Ну… Мне кажется, он должен понять.
Настя:
– Поймёт, обязательно поймёт – точно тебе говорю! Он у нас хороший. Ой, мамочка! Как же я люблю тебя! Потому что ты у меня самая, самая лучшая в мире мама! Лучше всех на свете!
Ольга:
– Ладно, хватит… А то сейчас прослезюсь.
Настя (мечтательно):
– Ой!.. Вот заберём Анюту – удочерим и усестрим её!.. И будет у нас тогда всё очень, очень и очень хорошо! Правда, мам?
Ольга (в мучительном раздумье):
– Не будет…
Настя (настороженно):
– Ты что, мама?
Ольга (с тихим упрямством):
– Не будет хорошо…
Настя (в полной растерянности):
– Как же это… не будет? Почему… не будет?
Ольга (с угрюмой безысходностью в голосе):
– Никогда уже не будет всё хорошо.
Настя (встревоженно):
– Что ты такое говоришь, мама?.. Да что с тобой сегодня случилось?! Ты такая… странная сегодня…
Ольга порывисто встаёт.
– Всё! Не могу я так больше… Не могу уже молчать, скрывать, обманывать, а потом… предавать... А я ведь только хотела настоящую семью. Которой не было у меня, но должна была быть у тебя… Ради этого я готова была на всё – вот и потеряла рассудок и не соображала уже, что делаю… Не по плечу взвалила я на себя ношу – неподъёмным для меня оказался груз… Надорвалась я, Настя. Надорвалась!
Настя (с панической нотой в голосе):
– Мама… Ты меня пугаешь…
Ольга:
– Выслушай меня и не перебивай – мне и так тяжело говорить… А я должна всё сказать… Всё!
Настя:
– Хорошо, мама, я слушаю.
Ольга медленно ходит по комнате.
– Я была козой отпущения у твоей бабушки и… Как наваждение преследует меня по жизни образ козла отпущения – ещё из детдомовского прошлого… Там каждый из нас, как мог, отвоёвывал своё место под солнцем. И были мы далеко не ангелы. Случалось, что не знали берегов… А когда обнаруживались наши «подвиги» и вставал вопрос об ответственности и наказании – долго не разбирались: находили козла отпущения и… И тогда находились такие, которые пытались свалить свою вину на кого-то другого… Вот таким мы устраивали «тёмную». И я была заправилой в этих экзекуциях. Там, среди таких же, как и я, отверженных, загнанных в клетку и затравленных волчат, я утверждала принцип, что не может быть ничего омерзительнее, чем сваливать свою вину на других. И что за свои дела и поступки надо иметь мужество отвечать самому. За это меня уважали. Так утверждался мой авторитет… Мария тоже меня уважала. (С горькой усмешкой.) За справедливость!
Настя:
– Мама, но ты и сейчас…
Ольга:
– Я просила не перебивать меня, Настя… Детдомовская жизнь осталась только в воспоминаниях, но этот образ козла отпущения по-прежнему преследовал меня – уже в моей адвокатской практике. Представь себе судебный процесс, на котором осуждают невиновного… А в это время настоящий преступник тихо радуется. Радуется тому, что добрый и справедливый боженька проявил к нему своё безграничное милосердие: за совершённое им преступление осужден другой. А сам он может теперь и дальше наслаждаться жизнью…
Настя:
– Представляю – в кино такое часто показывают…
Ольга:
– Есть такой библейский персонаж: специальный козёл, на которого евреи возлагали свои грехи и изгоняли в пустыню, а сами после этого считали себя безгрешными. Этот козёл отпущения у христиан считается прообразом Христа-Спасителя… Я никогда не понимала ликования христиан: «Христос пострадал за нас! Он взял на себя наши грехи!» Я всегда недоумевала: как можно радоваться тому, что за твои грехи наказан другой?! Не радоваться, а глаза от стыда прятать надо!.. Нет, нас распирает гордыня – мы же народ богоносец с духовными скрепами. У нас самый крутой цивилизационный выбор, сделанный Владимиром; самый продвинутый культурно-генетический код нации и самые нравственные традиционные ценности. Мы носители божественной справедливости и у нас самое христианское понимание этой справедливости... Да где ж вы увидели эту справедливость, – спросила бы я, – если в основание этой религии положен акт вопиющей несправедливости: распятие невинного Христа за грехи и вину других людей! А вся эта религиозная система зиждется на страхе перед ответственностью и желании избежать наказания за содеянное зло – на низменном и подленьком человеческом желании свалить свою вину на кого-то другого!
Настя:
– Мама! Зачем ты мне сейчас всё это говоришь?!
Ольга:
– Зачем я это говорю…
Останавливается и поворачивается лицом к дочери.
– Сегодня я потеряла свою лучшую и верную подругу – я её предала… Предала вместе с теми принципами, которые мы с ней утверждали в детском доме и за которые она меня уважала. А теперь ей не за что меня уважать. И между нами пролегла бездонная пропасть, и мы оказались по разные её стороны … Она сейчас там, где тот самый библейский козёл отпущения. Где распятый за чужие грехи Христос. Где осужденный за чужое преступление невиновный человек. Мария с ними… А я здесь. Где иудеи радуются тому, что за их грехи в пустыне от голода и жажды погибло бедное и ни в чём неповинное животное; где набожный грешник, натворивший в своей жизни немало зла, радуется грядущему вечному блаженству в раю – его грехи взял на себя Христос. Где на свободе радуется жизни какой-то отморозок – за совершённое им преступление вместо него томится в заключении невинный человек… И с ними я – мерзкое и подленькое существо, которым у нас в детдоме делали «тёмную»!.. Только мне почему-то нерадостно…
Настя на грани истерики.
– Мама! Да объясни же мне, наконец, что произошло!
Бывшую раздвоенность Ольги сменяет предельная сосредоточенность – концентрация на одной только мысли.
– Это я́ сделала вон ту проклятую куклу! А затем протыкала её спицами, представляя, что это – моя свекровь… Если б ты знала, с каким остервенением я это делала, вымещая всю злобу и ненависть, которые скопились во мне за долгие годы, прожитые в шкуре козы отпущения!.. А потом, чтобы вы с папой не узнали об этом, я раскопала бабушкину могилу, забрала манускрипт и отдала его барону… Я была уверена, что он знает про куклу… Вот и хотела заткнуть ему рот этим манускриптом.
Настя (в тихом ужасе):
– Мама… Ты что, с ума сошла?..
Ольга:
– Наверно… В здравом уме не смогла бы я предать лучшую подругу.
Настя:
– А… А как же Изольда?
Ольга:
– Она здесь ни при чём. Она просто взяла на себя мою вину. Можно сказать, принесла себя в жертву…
Настя (в ступоре):
– Бедная Изольда… А… А как же я? Изольду… Марию ты предала… А как называется то, что ты со мной сделала?
Ольга:
– Настя?..
Настя:
– А я-то, идиотка, набросилась на Изольду – тоже такая судья нашлась… Стыдно-то как! Хоть сквозь землю проваливайся…
Ольга:
– Настя…
Настя:
– А я ведь чувствовала, чувствовала… Ну, не могла она так с бабушкой! Как же я повелась-то? Какая же я дура! Вот правильно все меня называют дурочкой!
Хватает с пола куклу и со злостью забрасывает её от себя подальше.
Ольга:
– Не вини себя, Настя. Одна я во всём виновата.
Настя:
– Нет, мама, не одна… Я тоже – зачем я поверила?.. И зачем я нашла эту куклу?.. Зачем Изольда пошла на такой страшный обман? Зачем бабушка заставила меня этот манускрипт… Какой-то Гавриил… И чувствую, что этим всё не закончится – это только начало чего-то… Всё только начинается… Я всегда всё чувствую… Что происходит, мама? За что вы так все со мной?
Ольга (угрюмо):
– Что случилось – уже не вернёшь… Нет, я не ищу оправданий. И не жду ни от кого прощения… И уже неважно, что сейчас думает Мария – я сама себе этого никогда не прощу. А судьёй и палачом моим будет теперь моя совесть. Пусть она мучает меня – я того заслужила. Это мой крест – вот и буду нести его… Я об одном только хотела попросить тебя, Настя. Сейчас я ещё не готова к разговору с твоим отцом – пока не готова… Я просто не выдержу ещё одной такой пытки…
Настя:
– Я не буду говорить ничего папе. Ты потом сама – если захочешь… Ну, в общем, как ты сама решишь… А сейчас… Я хочу побыть одна.
Ольга:
– Да, конечно… Я ухожу.
Ольга понуро уходит на второй этаж.
Настя сидит неподвижно в глубокой задумчивости, из которой её выводит звонок входной двери. Настя уходит в прихожую и вскоре возвращается с конвертом в руке, садится на диван, читает надпись на конверте:

«Если Вы добрый человек, то отнесите, пожалуйста, это письмо по этому адресу и отдайте его Насте. А если Вы не очень добрый человек, то положите, пожалуйста, его обратно. Может, мимо будет проходить кто-нибудь добрый».

Настя удивлённо восклицает:
– Это же Анька пишет! Значит, есть на свете добрые люди!
Вынимает письмо, читает:

«Настя, пишу тебе из плена. Меня коварно похитил барон Трёч, если читать обратно, получится «Чёрт». Я про него читала в книжке «Тим Талер, или Проданный смех». Вот объявился наяву. Он говорит, что исправился и стал великим учёным. Но я ему не верю, потому что в его зрачках поблёскивают коварные оттенки. Меня постоянно охраняет похожий на Кинг-Конга дядька с огромными бакенбардами. Он тоже, как и я, немой. Тут есть и другие люди, но они на меня не обращают внимания. Барон Чёрт берёт у меня постоянно из вены кровь и приговаривает: «Вот она, чудесная кровь!» Зачем ему моя кровь, я не знаю. Может, сам пьёт, а может, своего Кинг-Конга поит. Я их обоих ужасно боюсь. Настюха, придумай что-нибудь и спаси меня. К письму я привяжу камень и переброшу через забор, когда никто не будет видеть. Может, кто найдёт его и принесёт тебе. Если ты его уже читаешь, значит, письмо тебе уже принесли. А если не читаешь, значит, не принесли. Но ты всё равно спаси меня. На тебя только надежда. Ужасно по тебе скучаю. Если больше не увидимся, вспоминай меня изредка. А я тебя никогда не забуду. Анька».

Настя прячет письмо в конверт.
– Как я и чувствовала – это только начало... Анечка, милая, я спасу тебя… Я обязательно что-нибудь придумаю. Потерпи ещё маленько… Я уже бегу к тебе, сестрёнка!
Бежит на второй этаж.
– Всё только начинается!..



КАРТИНА ВОСЬМАЯ

Встреча, которая была маловероятной

Бытует такое мнение, что заборы люди ставят для того, чтобы отгородиться от других людей. И с этим едва ли поспоришь. Но с некоторых пор утвердилась и другая точка зрения: заборы нужны для того, чтобы люди помогали друг другу через них перелазить. И на то есть свои основания…
Особняк барона, снятый им в аренду, был огорожен высоким металлическим забором. Рядом раскинулся сквер. Перед сквером стоит лавочка, а мимо неё проходит дорожка, которая упирается в калитку забора, затем, свернув под прямым углом, идет между сквером и забором вглубь и уходит за угол забора…
Из-за угла забора появляется Настя – она в джинсах, тельняшке, голова повязана банданой, за плечами небольшой ранец. Крадущейся походкой Настя идёт вдоль забора, подходит к калитке, пробует её открыть – калитка заперта. Медленно идёт обратно, осматривая забор… Останавливается.
– Отгородились, блин, от всего мира Китайской стеной. Сепаратисты грёбаные – никакой интеграции… Ничего – от народа не отгородишься!
Настя снимает бандану, прячет в ранец, достаёт из ранца «балаклаву» и натягивает на голову; достаёт чёрные перчатки и надевает их на руки. Закончив экипировку, она пытается перелезть через забор…
Из калитки выходит одетый по-походному молодой человек с рюкзаком на плече – это Ян. Он с кем-то прощается, и калитка закрывается.
Ян замечает Настю. Она его не видит – усердно, но безуспешно пытается штурмовать забор… Ян медленно подходит к Насте, становится за её спиной и с интересом за ней наблюдает.
Старания Насти напрасны – забор слишком высок. Настя нервничает и в отчаянии пинает забор.
– Блин! Ну и чё теперь делать?!
Ян спокойно спрашивает:
– Может, помочь?
От неожиданности встрепенувшись, Настя мгновенно оборачивается.
– Ой!.. А?..
Ян (невозмутимо):
– Помощь, спрашиваю, нужна?
Настя в замешательстве.
– А… Ну… Ага… (Кивает на забор.) Туда надо…
Ян (сдержанно):
– Да не вопрос. Давай помогу.
Настя (неуверенно):
– Ну… помоги… тогда…
Ян помогает Насте взобраться на забор.
– Вот и всё – дело́в-то.
Настя сверху забора кивает.
– Благодарю вас!
Ян:
– Удачи!
Настя скрывается за забором…
Ян идёт к лавочке, присаживается и смотрит в сторону забора, за которым уже вскоре слышится отчаянный визг Насти. А чуть спустя из калитки выходит Ганс – под мышкой он тащит Настю, которая яростно вырывается и истерично кричит:
– Пусти, гад! Отпусти меня, я сказала! Я кому говорю, отпусти! А ну, быстро поставил меня на место, пока, блин, не врезала!
Ганс ставит Настю на ноги – к себе спиной, – толкает её в плечи и вдогонку даёт пинка под зад, – Настя растягивается на земле.
– Не по́няла!
Ганс, сердито издавая гортанные звуки, возвращается на территорию особняка и закрывает за собой калитку.
Настя поднимается с земли и начинает отряхиваться.
– Мерин тухлый… Пёс шелудивый… Ишак беременный… Пень – собачкам писать…
Отряхнувшись, грозит в сторону забора кулаком.
– Ну, попадёшься ты мне в тёмном переулке! Урою, блин, и все кости переломаю!
Упирается кулачками в бока и с гордым достоинством вскидывает вверх голову.
– Я до тех пор не завяжу узлом свои волосы, пока жестоко не отомщу тебе, сепаратист проклятый!
Ян неторопливо подходит к Насте и с прежним спокойствием спрашивает:
– Опять помощь нужна?
Вздрогнув, Настя резко оборачивается.
– Ой!.. А, это ты… Да не, удрал уже. Видел: только пятки засверкали… Да я бы легко его уделала, так он же сзади тайком подкрался, а так нечестно! Ну ничего, подкараулю где-нибудь гада – все кости на фиг переломаю.
Ян с серьёзным видом чешет в затылке.
– Не, не вариант. Себе дороже.
Настя:
– Это почему это?
Ян:
– Переломаешь кости – и что? Наложат гипс, кости срастутся, отдохнёт в больничке в своё удовольствие и радостно выйдет наружу – довольный и счастливый. А тебя – в тюрьму на долгие годы… Точно говорю: не вариант.
Настя бурно возмущается:
– Ага! Он мне, значит, пинка, а я его, значит, ещё и прощать должна за это?!
Ян:
– Зачем прощать? Прощать обиды – последнее дело.
Настя:
– А что же тогда?
Ян (небрежно):
– Ну… Можно убить…
Настя (оторопев):
– Убить?!
Ян:
– А что? Грохнуть потихоньку – и все дела.
Настя смеётся.
– Ага! А за убить – не в тюрьму? Не на долгие годы?
Ян (рассудительно):
– Труп можно потом расчленить, расфасовать в бандероли и отправить по почте в разные города мира. Нет тела – нет дела. Кто тебя вычислит? Ты же в «балаклаве» и чёрных перчатках работать будешь…
Настя в смущении снимает перчатки и «балаклаву» и прячет их в ранец.
– Это я… Ну… Для конспирации… (Улыбается.) А убийца из меня совсем никудышная…
Ян:
– Есть и другие способы отмщения. Тут, главное, подойти к вопросу творчески.
Настя:
– Это как это?
Ян:
– Дать обидчику ответного пинка.
Настя:
– Пинка?
Ян:
– Ну да. Врезать ему хорошего пинка – и драпать без оглядки.
Настя:
– А зачем же драпать?
Ян:
– Драпать – это обязательное условие грамотного возмездия. Посуди сама. Даёшь ты ему пинка – он сразу что?
Настя:
– Что?
Ян:
– Сдачи давать полезет – вот что. А ты сразу что?
Настя:
– Что?
Ян:
– Да уроешь его и все кости на фиг ему переломаешь – вот что. А ему что?
Настя:
– Что?
Ян:
– Да ничего. Гипс наложат, отлежится в больничке – и снова счастлив. А тебя – в тюрьму на долгие годы. Жалко тебя – ты ещё такая молодая…
Настя вздыхает.
– А уже дурочка… Да?
Ян:
– Я этого не говорил.
Настя:
– Зато подумал.
Ян:
– И не думал даже…
Настя:
– Думал, думал… Ты же со мной вон… Как с дурочкой разговариваешь.
Ян:
– Да и в мыслях такого не было!
Настя:
– Да ладно, не оправдывайся… Я давно привыкла, что меня… И уже не очень сильно на это обижаюсь… Я ведь и в самом деле инфантильная.
Ян:
– Как это?
Настя:
– Ну… До сих пор запоем читаю Беляева, Грина, Жюля Верна, Стивенсона, Экзюпери… У меня даже мечта заветная – и та инфантильная.
Ян:
– А какая у тебя заветная мечта?
Настя:
– Смеяться будешь.
Ян:
– А вот и не буду.
Настя:
– Не будешь?
Ян:
– Нет.
Настя:
– Ладно, скажу. Моя заветная мечта: отправиться за горизонт – в далёкое кругосветное путешествие на красивом корабле под белыми совсем как облака парусами! Вот… Сама понимаю, что это пережиток детства, но ничего с собой поделать не могу! Вот и мечтаю помаленьку…
Ян (задумчиво):
– За горизонт… под белыми совсем как облака парусами… Это же самая прекрасная мечта, какая только может быть на белом свете!
Настя:
– Ты правда так думаешь?
Ян:
– Я не думаю так – я абсолютно в этом уверен!
Настя вздыхает.
– К большому сожалению, не все того же мнения… Вот и считают меня дурочкой.
Ян:
– Кто считает?
Настя:
– Ой, да все… И бабушка, и папа, и мама, и Изольда, которая ведьма…
Ян:
– Ведьма?
Настя:
– Ну да, знакомая одна.
Ян:
– У тебя есть знакомая ведьма?
Настя:
– Подумаешь – ведьма. У меня и живой священный поп знакомый есть. А бабушка вот с архангелом Гавриилом обещала меня познакомить. Теперь вон ещё и чёрт знакомый образовался…
Ян:
– Чёрт знакомый?
Настя:
– Ну да.
Ян:
– А домовой, леший, водяной, – они, случайно, не знакомые твои?
Настя тут же вспыхивает:
– А вот иронизировать мне тут не надо! Я этого не люблю! Я же сейчас с тобой серьёзно разговариваю!
На лице её отображается нескрываемая обида.
– Могу вообще ничего не рассказывать…
Ян:
– Да нет, просто… Не каждый день приходится слышать про знакомого чёрта – вот я и удивился…
Не получив ответа, он вздыхает.
– Ну ладно: мне нет оправданий!.. Разве что одно: я не хотел тебя обидеть.
Настя, смущённо улыбнувшись, смилостивилась:
– Ладно. На первый раз прощён! А удивляться тут нечему – про чёрта мировая литература много раз упоминает… «Ночь перед рождеством» - там есть чёрт. «Тим Талер, или Проданный смех» – там есть барон Трёч. Если читать обратно, получится «Чёрт»…
Ян:
– Так то же в книжках.
Настя:
– А теперь вот наяву объявился. Правда, объявился он вначале под именем барона Унгерна…
Ян заинтересован.
– Барона Унгерна?
Настя:
– Ну да. А потом в барона Чёрта преобразовался. Такое вот у него раздвоение двуличности проявилось.
Ян:
– Интересно было бы взглянуть на этого Унгерна, преобразованного в Чёрта…
Настя лукаво смотрит на Яна.
– «Когда нужен чёрт, то и ступай к чёрту!»
Ян растерян.
– Что?
Настя смеётся.
– Книжки надо читать, вот что! Это у Гоголя – Пацюк кузнецу Вакуле так сказал. И ещё сказал: «Тому не нужно далеко ходить, у кого чёрт за плечами».
Ян:
– Не понял…
Настя:
– А что тут понимать? Вон за этим забором и живёт этот барон Чёрт! Он особняк этот в аренду снимает.
Ян озадачен новостью.
– Ну и дела!.. А Брамбеус кто тогда?
Настя:
– Кто?
Ян:
– Да сам теперь не понимаю, кто есть кто… И зачем же ты через забор лезла к этому барону Чёрту?
Настя:
– Да Анютку же из плена спасать! Чего тут непонятного?
Ян:
– А, ну да… Как же я сам не догадался?
Настя:
– Да это девочка из детдома – ты её не знаешь… В общем, это долгая и странная история. Я сама ещё не успела всё расследовать – уж очень всё запутано… А ты что подумал? Что я воровать лезу?
Ян пожимает плечами.
– Я как-то не задумывался… Смотрю: усердно карабкаешься на забор – значит, тебе надо… А люди должны помогать друг другу.
Настя:
– И воровать должны помогать друг другу? А если бы я и вправду воровать лезла – стал бы мне помогать?
Ян:
– Если бы да кабы… Я туго соображаю в режиме сослагательных наклонений – я уютнее чувствую себя здесь и сейчас… Вот когда полезешь воровать, тогда я и решу на месте, помогать тебе или нет.
Настя:
– А вот и не решишь!
Ян:
– Это ещё почему?
Настя:
– А потому что воровать я не полезу – и решать тебе ничего не придётся!
Ян:
– Значит, мне повезло: уже меньше на один вопрос, над которым надо будет голову ломать.
Настя:
– Не знаю, воровство, наверно, увлекательное занятие – экстрим и всё такое… Но богатой наследнице, мне кажется, это не к лицу. А я ведь богатая наследница.
Ян:
– Прости, я не знал… Искренне соболезную.
Настя не совсем понимает.
– Соболезнуешь?
Ян:
– Если наследница, значит, у тебя кто-то из близких умер…
Настя вдруг погрустнела.
– Ну да – я сразу не поняла… Бабушка умерла… Тоже странная история – сама ещё до конца не разобралась… Погрязла я вся в этих странных историях – и не могу их никак расследовать… Все же думают, если я дурочка и ничего не понимаю, то мне живётся легко и беззаботно. А это не так. И даже наоборот. Я не понимала натянутых отношений между мамой и бабушкой и очень от этого страдала. Я ведь их обеих люблю. Очень люблю… Я никак не могла понять, зачем Изольда сделала куклу вуду – меня это возмутило до глубины души. А когда я узнала, что она не делала эту проклятую куклу, мне стало ещё хуже – мне такое открылось про маму… И про меня саму – что я смогла невинного человека… А теперь даже и не знаю, что лучше: знать или не знать, понимать или не понимать. Ох, ох…
Ян:
– А что за история с куклой вуду?
Настя:
– Не хочу про это говорить – и вспомнить жутко даже. До сих пор опомниться не могу… Я и так разболталась что-то про себя. Расскажи лучше о себе. Как ты очутился тут, помощник мой бескорыстный?
Ян:
– Я не очутился, а специально приехал издалека – к своему дяде…
Настя:
– У тебя дядя в нашем городе живёт? А откуда – издалека – ты к нему приехал? Сам-то где живёшь?
Ян:
– У меня нет определённого места жительства…
Настя:
– Бомж, что ли?
Ян:
– Нет. Я – странник.
Настя:
– Ого! У меня дедушка покойный был странник: он ездил по разным странам и торговал всякими товарами.
Ян:
– Контрабандистом был?
Настя:
– Ну… Мне больше нравится – странник.
Ян:
– Мне тоже – странник больше нравится, чем бомж.
Настя:
– Ещё бы! Но всё равно же ты откуда-то приехал? Не с луны же свалился?
Ян:
– Из Австралии. Пока там остановился. А дальше видно будет…
Настя:
– Ого! Иностранец, значит? А по-русски без акцента говоришь.
Ян:
– Я русский. Просто живу, где захочу. А хочу я пожить везде, где есть небо…
Настя:
– Ух ты – вот мне бы так!.. Хлопотно наверно всю жизнь путешествовать? Загранпаспорта, визы, таможенные досмотры… Бабушка в Турцию ездила по путёвке отдыхать – потом два месяца после этого отдыха стонала и отлёживалась.
Ян:
– Официально – хлопотно, а нелегально – нормально.
Настя:
– Это как это?
Ян:
– По-разному… Хотя бы так, как я сюда прибыл, – морем. У меня друзья из Сингапура браконьерством и контрабандой промышляют – вот и подбросили попутно.
Настя:
– Вот так взяли и пропустили иностранный корабль? И не арестовали?
Ян:
– Зачем? В Японском море я пересел на российскую шхуну, на которой ребята тоже промышляют… Они меня и доставили на север Приморья. А дальше – автостопом…
Настя:
– Так всё просто?
Ян:
– Везде люди живут, а люди друг другу всегда помогут… Вражду между людьми сеют политика и религия. А простые люди разных стран, не зомбированные религиозными догмами и политической пропагандой – они доброжелательные, очень любознательные и совсем не злые. Быстро находят общий язык, легко между собою договариваются и всегда стараются помочь друг другу… Знаешь, мне тяжелее было перебраться через Сихотэ-Алинский перевал. Там дорога идет по самому краю пропасти, а я высоты боюсь… Вот это для меня было настоящим испытанием. А государственные границы… Между нормальными, простыми людьми – границ не существует! Не было б религии и политики – не было бы и ни войн, и ни вражды между людьми…
Настя:
– Вот ещё один знакомый иностранец с русскими корнями у меня появился!
Ян:
– А кто первый?
Настя:
– Да барон же этот двуликий, который за забором живёт. Тот, допустим, за книжкой явился, а ты зачем в Россию приехал?
Ян:
– Говорю же, к дяде.
Настя:
– А… Да… В гости, значит?
Ян:
– Да… Вообще-то, по делу…
Настя:
– Это секрет?
Ян:
– Да… Вообще-то, секрет…
Настя:
– Ой, ужас как люблю секреты! Давай рассказывай быстрее!
Ян:
– А никому не разболтаешь?
Настя:
– Торжественно клянусь и обещаю: никому-никому!
Ян:
– Тогда говорю по секрету всему свету: я кладоискатель.
Настя:
– Как интересно! А много ты уже кладов нашёл?
Ян:
– Пока ни одного.
Настя:
– Так неинтересно… А на что же ты живёшь – без кладов-то?
Ян:
– По-разному… Нанимаюсь матросом на рыболовецкие суда. Сезон отработаю – на ром с икрой вроде хватает… А вот сейчас появилась надежда найти настоящий клад: армейскую казну барона Унгерна. Слышала про такие сокровища?
Настя:
– Опять барон Унгерн… Что-то мимо ушей пролетало, но не зацепилось.
Ян:
– А вот у меня ещё как зацепилось. А история такая. Наш общий с дядей родственник во время гражданской войны в России служил в армии барона Унгерна, а при отступлении, в числе группы бойцов, сопровождал ту самую армейскую казну. Самого Унгерна, как ты знаешь, расстреляли красные, а казна, составляющая несметные богатства, бесследно исчезла. Все попытки её отыскать не увенчались успехом… И вот мой дядя, разбирая старые семейные архивы, обнаружил любопытный документ: карту, где указано место схрона клада. Дядя знает, что я помешан на кладоискательстве, – вот и предложил забрать карту. И вот я здесь.
Настя:
– Взял карту?
Ян хлопает по рюкзаку.
– Вот она – со мной родимая.
Настя (с восторгом):
– Вот так удача! Так радоваться надо!
Ян (равнодушно):
– А я и радуюсь.
Настя:
– Что-то незаметно. Вид у тебя всё время какой-то спокойный и равнодушный… Может, ты флегматик?
Ян:
– Может – не знаю… А потом – устал. А впереди ещё путь к верховьям Амура.
Настя:
– Ну а здесь – вот тут! – как ты оказался? Не специально же ты пришёл, чтобы помочь мне перелезть через этот забор?
Ян:
– Да говорю же тебе: за картой приехал к дяде. А дядя мой как раз и живёт сейчас за этим забором…
Настя:
– Живёт за этим забором?
Ян:
– Ну, не буквально – за забором… В особняке этого таинственного барона. Сам я его никогда не видел. Только, насколько мне известно, зовут его барон Брамбеус.
Настя:
– Барон Брамбеус? Постой… Получается, что у этого барона не раздвоение двуличности, а растроение трёхличности… И твой дядя с ним живёт?
Ян:
– Они с бароном неразлучны. Дядя работает у барона. А дядя мой – человек ответственный и к своим обязанностям относится очень добросовестно. Поэтому у вас с ним и возникло некоторое взаимное недопонимание…
Настя:
– Да какое понимание может быть у меня с твоим дядей, если мы в глаза друг друга не видели?
Ян:
– Почему же? Накоротке вы уже успели с ним пообщаться…
Настя:
– Когда?
Ян:
– А когда он тебя вытаскивал за калитку и давал тебе пинка.
Настя ошарашена известием.
– Так… Так это… Так это был твой дядя?!
Ян доволен произведённым эффектом.
– Ага, он самый – мой дядя самых честных правил!
Настя глубоко вдыхает и сдувается, как воздушный шарик.
– П-фф-уу… И ты так спокойно об этом говоришь?!
Ян:
– Да я как-то привык, что он мой дядя – и не удивляюсь этому особо.
Настя:
– Не… У меня просто слов нет… А зачем же ты мне голову тогда морочил?! Наложат гипс, кости срастутся… Предлагал его убить, расчленить, расфасовать…
Ян:
– Я помню, это ты грозилась все кости ему переломать. А я просил тебя проявить снисхождение к дяде и ограничиться только пинком. А потом сразу драпать…
Настя задыхается от возмущения.
– Не… Глянь на него… Ну ты и на-аглый!!!
Ян:
– О, если ты о моих достоинствах, то их у меня есть! Я ещё и циничный, расчётливый, вежливый, скромный, застенчивый… А главное – целеустремлённый!
Настя:
– И куда же направлены твои устремления, застенчивый и циничный?
Ян:
– Да к цели и направлены.
Настя:
– И что это за цель?
Ян:
– Она у меня изменчива, как морской ветер…
Настя:
– Это как это?
Ян:
– Недавно у меня была цель добраться до России. Потом – перевалить через Сихотэ-Алинский перевал. Затем – приехать в ваш город, найти дядю и взять у него карту. Теперь моя цель – добраться до верховьев Амура и найти там клад. Следующая цель – переправить – тоже контрабандой – сокровища до места моего нынешнего обитания…
Настя:
– Это всё этапы одной цели. А когда обретёшь свой клад? Что дальше делать будешь? С этим своим… «с таким счастьем – и на свободе!»
Ян:
– Дальше?.. Ну-у… Первым делом, наверно, куплю необитаемый остров… Потом сяду на его берегу… И… Вглядываясь в морские дали, буду курить бамбук!
Настя смеётся.
– Это как в анекдоте, что ли?
Ян:
– В этом анекдоте сокрыт великий парадокс философии жизни… Кстати, Антон Павлович Чехов однажды заметил, что близость к природе и праздность являются важным элементом счастья.
Настя:
– Хорошая философия, если есть на что купить хотя бы еду и одежду.
Ян:
– А на этот счёт есть ещё одна философия жизни. Один мистический анархист из Галилеи ещё две тысячи лет назад говорил так. Не беспокойтесь о том, что для жизни нужны вам еда и питьё, а для тела одежда. Ведь жизнь важнее еды, а тело важнее одежды. Взгляните на птиц: не сеют они и не жнут, не ссыпают зерно в закрома, но их кормит наш Небесный Отец. А разве вы не намного дороже, чем птицы?
Настя:
– Это, кажется, из Евангелия… Читал, да?
Ян:
– Был грех – истину искал…
Настя:
– Ну и как? Нашёл истину?
Ян:
– Помнишь знаменитый вопрос Понтия Пилата, обращённый к Иисусу Христу: «Что есть истина?»
Настя:
– Ну?
Ян:
– Вопрос остался без ответа! Получается, что и нет никакой истины…
Настя:
– А что же тогда есть?
Ян смеётся.
– Как что? Покой и воля!
Настя:
– А я тоже пыталась Библию читать, но там такие ужасы!.. А бабушка сказала, надо с Нового завета начинать – тогда и Ветхий завет не так страшно читать…
Ян:
– Правильно твоя бабушка сказала. Ветхий завет без подготовки жутковато читать… Сейчас такие книги называют экстремистской литературой.
Настя (запальчиво):
– А в Новом завете что? Адам родил Абрама, Абрам родил Сару и братьев её, от которых родился Иуда и братья его… Пол книги нерусские имена и фамилии… Потом, правда, Иисус ходил и бесов из всех изгонял. Там же у них всё население бесноватое было – вот он ходит и изгоняет их из них… А за ним толпа народа ходит, чтобы в царство небесное попасть. Там же как было: чтобы в царствие небес попасть, надо вырвать у себя правый глаз и отрубить свою правую руку. Ужас! И даже родителей своих нельзя хоронить, а то в рай не попадёшь. Кошмар! Ну и за Иисусом постоянно ходить надо. Вот они и ходят… И все постоянно голодные. Денег же на еду нету, работать-то некогда, надо за Иисусом всё время ходить. Поверили, что они лучше птиц, и боженька их прокормит… Вот Иисус то хлебушка, то рыбки им наколдует – однажды на свадьбе водки много наколдовал, – то в гости к кому-нибудь зайдут, чтобы их накормили. Ну, как Винни-Пух с Пятачком к Кролику… А по субботам ходили колосья пшеничные воровать. И однажды их поймали за этим занятием. Ой, там такой скандал начался! Как у нас по телевизору, когда либералисты и реакционеры выясняют: человек для государства или государство для человека… Вот и там. Эти орут: «Суббота для человека!» Те кричат: «Человек для субботы!» Те хотели их камнями побить, но они вовремя удрали… А потом Иисусу и самому уже всё это надоело – они же всё время жрать и пить хотят, а попробуй прокорми такую ораву. Он психанул и говорит им: «Нате, ешьте мою плоть и пейте мою кровь!» Ну, типа, достали уже… Так прямо и сказал им в лицо: «Пейте кровь мою, кровососы гнусные, и ешьте плоть мою, каннибалы вредные!» Они сразу обрадовались! А я как представила эту трапезу – мне аж дурно стало… Не, чё-то не очень мне эта Библия… То ли дело «Человек-Амфибия». Или «Дети капитана Гранта».
Ян:
– Или «Алые паруса». Да?
Настя:
– Ага! И «Бегущая по волнам», и «Золотая цепь» – куда интереснее… Или ты вот про клад рассказываешь – тоже интересно! Жалко, что ты его не найдёшь…
Ян:
– Это почему же?
Настя:
– Сам же говоришь, что многие искали, но безуспешно…
Ян:
– Я знаю тайну: клад зарыт у истока Амура… Считается, что Амур начинается в месте слияния двух рек: Шилки и Аргуни. Но только одна из этих двух рек является притоком Амура, а другая – и есть сам Амур. Вот у его истоков и хранятся сокровища.
Настя:
– Ну, тогда сбудется твоя мечта! А моя мечта… (Вздыхает.) Интересно, хватило бы мне бабушкиного наследства на маленький кораблик? Я даже не знаю, сколько там было – все деньги маме на раскрутку её бизнеса отдала. Но когда она раскрутится – сразу же купит мне небольшой корабль. (Вдруг с жаром.) Да! Она мне обещала!
Ян:
– Да я же не спорю.
Настя погрустнела.
– Только не до путешествий мне сейчас… Анюту из плена высвобождать надо – сейчас это важнее... Затея моя, как сам видел, провалилась – первый блин всегда комом. Буду думать, разрабатывать новый план…
Ян:
– Как проникнуть в логово многоликого барона?
Настя:
– Ну да. Встал вот на моём пути твой дядя самых честных правил.
Ян (задумчиво):
– Да, мой дядя ответственный работник… Даже не знаю, что здесь можно придумать… Устроиться к барону на работу?.. Нет, не вариант. У таких людей все штаты всегда укомплектованы.
Настя (с интересом):
– Интересная мысль… А что? Это идея! Может, я и дурочка, но мозги у меня сообразительные – и с вакансией мы что-нибудь придумаем!.. Ладно, пойду думать, а то заболтались мы что-то… Зато интересно поговорили. Да?
Ян:
– Очень интересно.
Настя:
– Я же только с бабушкой могла обо всём поговорить – у родителей разговоры все какие-то тяжёлые… А с бабушкой мы обо всём: про шоу-бизнес, про философию, Вольтера, Екатерину – как Сталин хотел их на Аляску отправить… А кроме бабушки мои разговоры никому неинтересны…
Ян:
– Почему никому? Мне же интересны.
Настя:
– Тебе… Ты у нас гражданин мира, а я здесь живу… И мне уже пора.
Ян:
– И мне в аэропорт надо.
Настя:
– А давай я провожу тебя до остановки и на автобус посажу? Ты же, наверно, плохо наш город знаешь?
Ян:
– Буду очень признателен.
Настя:
– Только на дорожку надо присесть – вон лавочка.
Ян:
– Давай присядем на дорожку.
Они дут к лавочке и садятся.
Настя:
– А как тебя зовут?
Ян:
– А это зависит от страны, где в это время я нахожусь – Жан, Джон, Йоган, Иоанн, Иван, Вано, Иванко, Янек, Ян…
Настя:
– Во – Ян! Всего две буквы! Можно я тебя буду звать Ян?
Ян:
– Хоть горшком, только в печку не ставь… А тебя как зовут?
Настя:
– А меня Настя зовут.
Ян:
– Настенька, значит… Это хорошо.
Настя:
– Почему?
Ян:
– Это какая-то странная история… Пока ещё сам до конца не разобрался.
Оба смеются.
Настя:
– Пойдём?
Ян:
– Пошли.
Они встают и направляются по дорожке вдоль забора.
Настя:
– А по дороге ещё о чём-нибудь поговорим. Правда, много мы уже не успеем наговорить – автобусная остановка тут недалеко. Ну, всё равно – лучше, чем совсем ничего…
Уходят за угол забора.



КАРТИНА ДЕВЯТАЯ

Хитроумный план Насти и его неожиданная развязка

Комната в особняке барона. Барон стоит неподвижно перед зеркалом, задумчиво созерцая глубины зазеркалья…
Входит Ганс. Подойдя к барону, он бросает взгляд на зеркало и, в ужасе отпрянув, тычет в него пальцем, издавая гортанные звуки.
Барон:
– Ты удивлён, старина? И, кажется, даже напуган. Да, да, мой добрый и верный Ганс, тебе не померещилось: я утратил способность отражаться в зеркале… Это плата за обретённое мною могущество. Необходимые, так сказать, издержки производства. В этом подлунном мире за всё надо платить. За всё…
Ганс, не совсем ещё придя в себя, мычит, указывая на дверь.
Барон:
– Впусти. Да, и принеси заодно ещё один стул.
Ганс уходит. Барон накрывает зеркало чёрным покрывалом, садится за стол – на единственный в комнате стул.
Возвращается Ганс с другим стулом, а за ним, озираясь, входит Настя. Она в строгом, несколько старомодном деловом костюме, в парике и шляпке с вуалью, за которой просматриваются огромные солнцезащитные очки. В руке наша таинственная незнакомка держит старомодный ридикюль своей прабабушки.
Ганс ставит стул у стола и уходит.
Настя:
– З-здрасьте…
Барон:
– Присаживайтесь на стульчик – он специально для вас поставлен.
Настя:
– Благодарю вас.
Садится и оглядывает комнату.
– А у вас здесь мило!
Барон:
– Это несущественно – переходите сразу к сути.
Настя:
– К сути? Так сразу? Ну что ж, как вам будет угодно… В таком случае, считаю своим долгом сразу вас уведомить, что я к вам по поводу трудоустройства.
Барон:
– В таком случае, не хочу оставаться в долгу и в свою очередь спешу уведомить вас, что никаких публичных объявлений по указанному вами поводу я не давал.
Настя:
– А вы не торопитесь так быстро с ответом. Вы же ещё не знаете, кто я такая…
Барон:
– И кто же вы такая?
Настя:
– Кто? Я?
Барон:
– Не я же – про себя я знаю, кто я такой.
Настя:
– В таком случае, должна сразу поставить вас в известность, что я эта… Аграфена Заамурская, к вашему сведению!
Барон:
– Даже так? Будем считать, что я чрезвычайно потрясён этой новостью.
Настя:
– Благодарю вас.
Барон:
– И всё-таки хотелось бы узнать, чем же вы знамениты, любезная Аграфена Заамурская?
Настя:
– Кто? Я?
Барон:
– Да вы же, вы.
Настя:
– Хм… А с какой целью вы так тщательно интересуетесь этим вопросом? Будучи воспитанной в лучших пансионатах самых благородных девиц, я не привыкла так сразу отвечать на столь пикантные вопросы!
Барон:
– Понимаю. Не отвечать на пикантные вопросы – отличительная особенность благородных девиц. Посему не смею настаивать… А поскольку разговор наш так внезапно исчерпал себя, позвольте выразить вам признательность за ваш нечаянный визит – он мне доставил огромное удовольствие. Забегайте в любое время, как выдастся свободная минутка – всегда рад буду пообщаться с вами дополнительно.
Настя:
– Э-э… Вы меня неправильно поняли… Я к тому, что вы и сами могли бы догадаться о роде моей деятельности… Ну, хотя бы… по моему внешнему виду…
Барон оглядывает собеседницу.
– Не хотите ли вы меня убедить, что предо мной настоящая живая Снегурочка? Но в это крайне трудно поверить – на дворе бушует лето!
Настя нервозно передёргивает плечиками.
– Прям-таки!.. Вынуждена вас огорчить: догадливостью вы не блещете!
На губах барона появляется знакомая ядовитая ухмылка Джоконды.
– А мы с вами раньше нигде не встречались?
Настя всполохнулась.
– Нет, нет! Нигде не встречались! И даже не виделись ни разу! Никогда!
Барон:
– Дежавю, знаете ли, такое…
Настя:
– Я, между прочим, дипломированная гувернантка высшей квалификации! К вашему сведению…
Барон:
– Как интересно! Гувернантка высшей квалификации – да ещё и дипломированная! Как жаль, что вы диплом с собой не прихватили, забыв его случайно дома… Ведь так?
Настя:
– А… А как вы догадались?
Барон:
– Непроизвольно как-то получилось…
Настя:
– Не до того было… Совсем замоталась, очень плотный график: совещания, симпозиумы, пресс-конференции, обмены опытом… Кручусь как белка в колесе…
Барон:
– Да чёрт с ним, с дипломом – к чему нам эти формальности.
Настя вдохновляется.
– Ой, не говорите! Сама уже замучилась бороться с формализмом и бюрократией. Надо заниматься реальными делами. В обществе назрело много насущных вопросов, а государство, к сожалению, не уделяет им должного внимания. Вот и приходится всё самой да самой…
Барон:
– Ну это просто свинство со стороны государства – взвалить такой груз на хрупкие девичьи плечики.
Настя:
– А вы попробуйте убедите его в этом!
Барон:
– И пытаться не буду – это бесполезно.
Настя:
– Полностью с вами согласна! Государство озабочено в первую очередь своими личными нуждами, а к людям у него отношение крайне отрицательное… У него же кругом двойные стандарты: как ему, государству, – так всё можно, а как людям – так ничего нельзя…
Барон:
– Форменное безобразие! Ни в какие ворота не лезет!
Настя разводит руками.
– Вот так и живём…
Барон:
– Ну и?
Настя:
– А?.. А на чём я остановилась?.. А, вспомнила! Ну так вот. Все же знают, что я являюсь лауреатом разных там премий, всяких наград, различных конкурсов, всевозможных грантов… Короче, уговорили меня засесть за диссертацию на соискание Нобелевской премии.
Барон:
– Подумать только! И какова же тема диссертации?
Настя:
– Тема?
Барон:
– Ну да – тема.
Настя:
– Хороший вопрос. Ну, что ж… Не вижу смысла скрывать, что я специализируюсь на воспитании девочек, страдающих недугом немоты… Это, должна вам сказать, серьёзная проблема. А государство, к сожалению, легкомысленно игнорирует её, предпочитая улаживать свои личные дела… Государство – оно ведь…
Барон перебивает:
– Да государство – оно и в Африке государство. Хотелось бы о ваших успехах послушать.
Настя:
– Об успехах? О моих?
Барон:
– Об успехах Александра Македонского, допустим, я уже наслышан. А вот о ваших достижениях я бы с удовольствием послушал.
Настя:
– Вопрос, конечно, интересный… Без ложной скромности могу сказать, что успехи и достижения у меня довольно высокие. Понимаете в чём дело… Я внедряю в воспитательный процесс страдающих немотой девочек новейшие и передовые педагогические нано-технологии, основанные на оригинальных принципах…
Барон:
– Вот с этого момента, пожалуйста, поподробнее. Технологии и принципы – моя слабость. Я с детства ими увлечён. Расскажите мне о них, пожалуйста.
Настя:
– О, их много… Все так сразу и не перечислишь…
Барон:
– Давайте не все сразу. Давайте поэтапно и поочерёдно.
Настя:
– Ну, они разные… Даже не знаю, с чего и начать…
Барон:
– Да уж начните с чего-нибудь. С самого основного, на ваш взгляд, педагогического принципа и начинайте.
Настя:
– С самого основного педагогического?.. Ладно… Да вот взять хотя бы, например, такой… Не докучать моралью строгой…
Барон:
– Хм… Слегка за шалости бранить и в Летний сад гулять водить?
Настя:
– А… А вы откуда знаете?
Барон:
– Так умыкнули давно уже вашу диссертацию. Ещё в первой половине девятнадцатого века.
Настя:
– Кто?
Барон:
– Пушкин.
Настя:
– Александр Сергеевич?
Барон:
– Он, сукин сын, – тот ещё плагиатор.
Настя:
– Странно… Может, совпадение?..
Барон:
– Да вы не отчаивайтесь: Саша и сам не успел оформить патент на это педагогическое открытие – скоропостижно был убит на дуэли… И знаете, некоторые этим обстоятельством уже благополучно пользуются. Сейчас, например, в педагогической практике широко внедряется ещё один упомянутый им принцип: «Чтоб не измучилось дитя, учить его всему шутя»… Так что, ввиду кончины правообладателя, можете смело внедрять в практику свои принципы и технологии.
Настя (подавленно):
– Спасибо…
Барон:
– Да мне-то за что спасибо? Это Дантеса благодарить надо…
Настя:
– Нет, убийство Пушкина я решительно осуждаю. Я выразила вам благодарность за то, что вы по достоинству оценили мои методы воспитания и одобряете внедрение их в практику. Ведь дети с великим нетерпением ждут от нас всё новых и новых реформ образования! И наше медлительное государство просто не успевает удовлетворять стремительно растущие потребности подрастающего поколения. Возьмём для наглядного примера страдающих немотой девочек…
Барон:
– Кстати, о девочках…
Настя:
– А?
Барон:
– Я ведь, как и вы, тоже великий учёный, но в другой области… И сейчас у меня на излечении находится девочка, страдающая недугом немоты. Вот мне и подумалось: а не приискать ли для неё гувернантку? Разумеется, она должна быть обязательно дипломированной и непременно высшей квалификации…
Настя:
– Неужели?! Какое совпадение! Так это же сразу меняет весь поворот дела!
Барон:
– Кардинально меняет. И в этой связи у меня к вам деловое предложение. Не могли бы вы поработать в качестве таковой…
Настя (с радостным восторгом):
– У Аньки?!
Барон:
– Как вы сказали?
Настя (прикусив язык):
– Я… Я это… М-м…
Барон:
– А что вы так смутились? Вы угадали: её действительно зовут Анна.
Настя (суетливо):
– Надо же какое совпадение… Наугад ляпнула – и вот… С таким же успехом могла бы и другое имя назвать… Надо же так попасть…
Барон:
– В жизни и не такие чудеса случаются… Так как вам моё предложение?
Настя:
– Предложение, признаться, крайне для меня неожиданное… Мне надо его обдумать, взвесить все «за» и «против». Сами понимаете: принимая во внимание мою загруженность и плотный график… Это могло бы оказаться весьма проблематичным…
Барон:
– Честно сказать, я и сам мало надеялся на положительный ответ, учитывая масштабность вашей деятельности и грандиозную востребованность… Да и диссертация, надо полагать, забирает у вас уйму времени… А посему, не смею настаивать.
Настя:
– Нет! Я согласна! Я всё обдумала и взвесила и принимаю ваше предложение! Тем более, что это возможность собрать дополнительный материал для диссертации… Как, вы сказали, девочку вашу зовут?
Барон:
– Как вы и сказали – Анна!
Настя:
– Да, да, припоминаю – кажется, Анна… Голова перегружена – планы, мысли, идеи… Так проводите же меня скорее к моей подопечной – мне надо с ней познакомиться.
Барон:
– Проявите немного терпения, сударыня. Или, хотя бы, видимость его… Сначала уладим некоторые формальности.
Настя:
– Какие ещё формальности?
Барон:
– Для начала нам с вами надо заключить контракт.
Настя:
– Контракт?
Барон:
– Контракт – это вечный порядок вещей! Оформим наши отношения юридически: вы обязуетесь выполнять функции гувернантки, а я вам за это – выплачивать жалование.
Настя:
– Вы будто читаете мои мысли! Я как раз собиралась вынести на обсуждение этот вопрос, а вы меня так внезапно опередили…
Барон говорит по телефону:
– К нам на работу поступает гувернантка для Ани. Срочно подготовьте мне проект контракта… Секунду… (Насте.) Напомните, пожалуйста, ваше имя.
Настя:
– Аграфена Заамурская.
Барон:
– А отчество?
Настя:
– Э-э… Ардалионовна я…
Барон (в трубку):
– Заамурская Аграфена Ардалионовна… Что?.. Река у них такая есть – Амур называется, а она – за Амуром. Это всё равно что Заречная. Остап Бендер, например, был Задунайский, а она – Заамурская… Какая китаянка? Если с того берега смотреть, она и окажется за рекой – в России… Размер вознаграждения сообщу позже. (Кладёт телефон.) Ну-с, несравненная Аграфена Ардалионовна, и в какую сумму вы оцениваете свой труд?
Настя:
– Считаю своим долгом сразу вас предупредить, что я дорогая гувернантка. Очень дорогая!
Барон:
– Всё относительно, дорогая Аграфена Ардалионовна… В какую сумму?
Настя:
– Ну-у… Учитывая мои опыт и знания… Пятьсот.
Барон:
– Пятьсот?
Настя:
– Нет… Тысячу.
Барон:
– Тысячу – чего?
Настя:
– УЕ.
Барон:
– УЕ?
Настя:
– Ага.
Барон:
– Простите, а что это такое – УЕ?
Настя:
– УЕ? Это деньги у нас такие…
Барон:
– А вы их видели в глаза, эти УЕ?
Настя:
– Сама – нет… Но много раз читала про них в объявлениях… Когда что-нибудь продают, пишут: столько-то УЕ…
Барон:
– И где же вы прикажете мне их взять – эти ваши УЕ? Которые ни вы, ни я в глаза не видели…
Настя:
– Тогда давайте доллары.
Барон:
– Доллары?
Настя:
– Или евро.
Барон:
– Так доллары или евро?
Настя:
– Н-на ваше усмотрение…
Барон:
– М-да… На мой вкус, к вашему наряду хорошо подошли бы… пиастры.
Настя:
– А ну их к чёрту! Давайте, блин, рублями! А то замучишься потом по обменным пунктам бегать.
Барон:
– Сколько?
Настя:
– Сто тысяч в месяц! Только оплата ежедневная.
Барон:
– Так… сто тысяч на тридцать дней… с небольшим округлением в вашу пользу… ваш дневной заработок составит три тысячи пятьсот рублей. Таким образом, за месяц работы вы получите свои сто тысяч и пять тысяч сверху – чтобы не заморачиваться с вашими копейками… Устраивает?
Настя:
– Вполне.
Барон:
– Итак, будем считать вопрос решённым?
Настя:
– Будем считать.
Барон:
– Признаться, я приятно удивлён результатами торга. Я намеревался начинать его с пятисот тысяч и постепенно повышать до полутора миллиона рублей в месяц – это была бы моя последняя сумма. Именно в этих пределах, если перевести на ваши рубли, варьируется размер жалования обслуживающего персонала моей клиники – в зависимости от должности… Как видите, я только что заключил очень выгодную для себя сделку – экономия составила один миллион четыреста тысяч рублей в месяц. Согласитесь, недурно! Кстати, эта же сумма составляет и вашу упущенную выгоду. Вас это не очень огорчает? Ну, принимая во внимание, что вы дорогая – очень дорогая! – гувернантка…
Настя (сдавленным голосом):
– Я хорошо знаю свои потребности…
Барон:
– Похвальное качество. В наше время это большая редкость… (Говорит по телефону.) Запишите сумму вознаграждения гувернантки… Хотя… Там надо будет кое-что ещё… Я сейчас сам подойду. (Кладёт трубку.) Приношу свои извинения, я должен отлучиться – буквально на пару минут.
Настя (хмуро):
– Я могу подождать.
Барон уходит.
Оставшись одна, Настя бурчит себе под нос:
– Блин! Пролетела, как фанера над Парижем. Вместо полторых миллионов выпросила сто тысяч – и довольна, дурочка… А откуда мне было знать про его расценки? Сам виноват – надо было вовремя предупреждать… Ладно, не вешаться же теперь. Зато у Аньки воспиталкой устроилась! А план побега придумаем… Не так страшен чёрт, как его малюют… А Ян сомневался, что у меня мозги сообразительные... Ян… Где он сейчас?.. Наверное, уже верховьях Амура…
Барон возвращается с документами и усаживается за стол.
– Ну-с, контракт готов – два экземпляра, по одному для каждой из сторон. Можно приступить к подписанию.
Подписывает оба экземпляра и передаёт их Насте вместе с авторучкой.
– А теперь – вы. Ознакомьтесь и подпишите.
Настя просматривает контракт.
– Что тут… С одной стороны… с другой стороны… Заамурская… Что?.. Барон Мюнхгаузен?!
Барон улыбается.
– Ваш покорный слуга! Ну, разумеется, не тот самый знаменитый барон Мюнхгаузен, а всего лишь его скромный потомок. По отцовской линии…
Настя возмущается:
– Что вы мне лапшу на уши вешаете! Барон Мюнхгаузен – это литературный персонаж!
Барон:
– А почему я не могу быть потомком литературного персонажа? Если по отцовской линии, то это не возбраняется…
Настя:
– Он же вымышленный!
Барон невозмутим.
– А что вас, собственно, так смутило? Ведь Аграфена Заамурская тоже, надо полагать, вымышленный персонаж? А если вам можно, то почему же мне нельзя? Надо чтобы всем было хорошо, а не только вам одной. А то у вас какие-то двойные стандарты получаются…
Настя обескуражена.
– Но-о…
Барон перебивает:
– И потом. Почему два добропорядочных вымышленных персонажа не могут вдруг заключить между собой взаимовыгодную сделку? Кто посмеет нас за это осудить? Да мы с вами первые бросим в него камень!
Настя растеряна.
– Ну, не знаю… Неожиданно как-то всё…
Барон:
– Неожиданно? Да ещё великий Шекспир писал: «Весь мир – театр, а люди в нём – актёры, и каждый не одну играет роль». А вы говорите «неожиданно». Оставьте вы эти предрассудки – вымышленный, невымышленный… Деньги-то я вам буду платить настоящие – а это главное! Ну так что? Будем подписывать? А то у меня мало времени. И если нет – тогда уж извините…
Настя (с вызовом):
– Буду!
Подписывает оба экземпляра контракта и бубнит сердито:
– Расчетверение четырёхличности…
Барон:
– Что вы сказали?
Настя:
– Ничего… Всё. Подписала.
Барон:
– Так. Это мой экземпляр, а это ваш – так положено.
Настя прячет документ в свой ридикюль.
Барон:
– Итак, с официальной частью мы, кажется, покончили. Думаю, можно переходить и к неофициальной…
Настя:
– Что вы имеете в виду?
Барон:
– Мне нужны гарантии, что вы не научите ребёнка плохому…
Настя:
– Кто? Я?!
Барон:
– Ну не я же… Поэтому хотелось бы вначале прояснить некоторые детали – составить, так сказать, ваш психологический портрет…
Настя (сдержанно):
– Проясняйте и составляйте, если вам надо.
Барон:
– Скажите… М-м… как бы это поделикатнее… А вы, случайно, не дурочка?
Настя вся напружинилась.
– Хотя сама я и не согласна с вашим мнением, но, не задумываясь, готова отдать свою жизнь за ваше право реализовать своё право на право высказать своё личное сомнение… м-мнение…
Барон:
– Абракадабра какая-то.
Настя:
– Странно… Иностранец, а не знаете свою же иностранную философию… Ах, да – у вас же русские корни!
Барон:
– Да вам-то откуда об этом знать?
Настя стушевалась.
– Ну, как… Это же всем известно… У всех иностранцев обычно русские корни…
Барон:
– Вот как?
Настя:
– А вы разве не знали об этом?
Барон:
– Честно признаться, до этого я был уверен совершенно в обратном: что это у русских иностранные корни…
Настя:
– Это почему это?
Барон:
– Да уж больно вы любите именовать себя то Третьим Римом, то Второй Византией, то Новым Израилем… А с недавних пор начинают прослушиваться гордые заявления уже и о Сирийских началах в русской духовной жизни…
Настя:
– Ну-у… Мы просто находимся сейчас в активном поиске себя – своей национальной идентичности, самобытности…
Барон:
– Самобытности-то своей вы как раз будто бы стесняетесь… Я бы сказал, что она вас даже страшит – пугает именно своей широтой; и вы постоянно пытаетесь загнать себя в прокрустово ложе выброшенных на свалку истории чужих каких-то… форматов, что ли, – как модно у вас выражаться.
Настя:
– Ну почему же?.. Мы в непрерывном поиске своего особого пути! И уже, можно сказать, забрезжил свет в конце тоннеля – всё чаще и громче слышится глас народа: «От трудов праведных не наживёшь палат каменных… Не подмажешь – не поедешь… От тюрьмы и от сумы не зарекайся». Что же это, по-вашему, если не проблески новой национальной идеи? Народной идеи!
Барон:
– Пусть будет так. Но вернёмся к нашим баранам.
Настя:
– К баранам, так к баранам.
Барон:
– А правила этикета вы знаете?
Настя:
– Разумеется! Вилка – в левой, ножик – в правой… А ещё неприлично разговаривать с пустым ртом. Хочешь что-то сказать в приличном обществе – набери сперва в рот какой-нибудь еды, а уже потом, тщательно пережёвывая, трепайся, сколько влезет. В приличном обществе всегда так делают – я в кино видела… А ещё… Щас вспомню…
Барон:
– Достаточно. Вижу, правила этикета вы знаете хорошо… Только вот люди бывают разные… Одни считают, что им должны все радоваться и встречать с распростёртыми объятиями; а есть и такие, которые ценят личное пространство и ждут адекватного поведения от других: что никто и никогда не вторгнется в их личное пространство без разрешения… Вот как вы думаете, для чего люди ставят заборы?
Настя:
– Вопрос, конечно, интересный… Но он требует дополнительных исследований… На этот счёт существуют разные мнения… А наука, которую я представляю, об этом пока умалчивает…
Барон:
– А как наука, которую вы представляете, ответила бы на такой вопрос. Если молодая девушка, хорошо знающая правила этикета, лезет через забор, чтобы тайком проникнуть в чужие владения, а ей там дают пинка – почему она не в состоянии понять, что её присутствие в этом доме, мягко говоря, нежелательно?.. И почему она снова появляется там?
Настя сидит с видом пойманной врасплох воровки.
– А… Я… Ну… Это неэтичный вопрос… Это вопрос провокационный… И я… Я отказываюсь отвечать без адвоката!
Барон:
– А может вы решили заняться частной детективной деятельностью? Не даёт покоя слава Шерлока Холмса, Эркюля Пуаро и Коломбо? Но они, по крайней мере, обладали сообразительными мозгами. А вот вы? Вы-то, простите, на что надеялись?.. Финита ля комедия, милая барышня!
Настя срывает с головы шляпку с вуалью, парик, очки, яростно запихивает всё в ридикюль и с неистовым жаром кричит:
– Да спёрся бы мне этот ваш дом вместе с вашими манускриптами! Век бы вас не видела и не знала, если бы не Анюта! Зачем вы её в плену держите, господин-товарищ Трёч, который Чёрт?! Или как там вас ещё именуют? Мюнхгаузен? Унгерн? Брамбеус?
Барон:
– Ого! И откуда же такая завидная осведомлённость?
Настя:
– Слухом земля полнится!
Барон:
– Ну да, а причудами свет…
Настя:
– Так знайте же, господин многоликий барон, Аня – моя сестра! И я всё равно её спасу – чего бы это мне ни стоило!
Барон с какой-то странной заинтересованностью переспрашивает:
– Значит, всё-таки спасёте?
Настя с пылкой горячностью отвечает:
– Да, спасу! И ничто и никто меня не остановит – ни высокие заборы, ни ваш Кинг-Конг с бакенбардами! Я, блин, этому уроду все кости переломаю, расчленю, расфасую и во все города в бандеролях отправлю! А сестрёнку мою всё равно спасу!
Барон:
– Ну что ж… Пусть будет по-вашему…
Настя сбита с толку.
– Как?.. Вы вот так берёте и признаёте своё поражение?
Барон:
– А что мне остаётся делать? Раз уж ваши набеги на мои владения прекратить я не могу – остаётся только найти вам здесь какое-то полезное применение…
Настя (настороженно):
– Что вы имеете в виду?
Барон:
– Коль уж вы так одержимы идеей спасения, то я предоставлю вам такую возможность… «Претерпевший же до конца спасётся…».
Настя:
– Я вас не понимаю…
Барон:
– Скоро всё поймёте – уже недолго осталось… Смотрите мне в глаза.
Настя:
– Зачем?
Барон (властно):
– Смотрите мне в глаза!
Настя (с вызовом):
– Да пожалуйста – я вас нисколечко не боюсь!
Смотрит в глаза барона и вдруг… каменеет. Потом, будто от внезапного пробуждения, судорожно вздрагивает, трёт пальцами лоб и виски, как бы усиленно пытаясь что-то вспомнить…
Барон:
– Как себя чувствует Аграфена Ардалионовна Заамурская?
Настя:
– Я не Аграфена Заамурская… О господи! Как я могла творить лицедейство – это великий грех! Совратил меня лукавый… Дьявол искушает нас и рыщет повсюду, чтобы поглотить наши души. (Крестится.) Господи Иисусе Христе, помилуй меня грешную, спаси и сохрани рабу твою, убереги душу мою от геенны огненной!
Барон:
– Как вас зовут?
Настя:
– Раба божья Анастасия… Некрещёная… Какой ужас! Вся жизнь во грехе! Весь мир погряз во зле… Спасать надо душу свою!
Барон:
– Вы знаете девочку по имени Аня?
Настя:
– Да, Аня… Она тоже некрещёная… Бедное дитя!
Барон:
– Вы хотите её спасти?
Настя:
– Да, да! Её заблудшая душа нуждается в спасении. Ребёнок не знает бога – какой ужас! Но господь узрел её и послал ей испытание: наслал на неё недуг немоты и неволю, чтобы душа её осознала свою греховность, прозрела, покаялась и обратилась в истинную веру. Сам бог, заботясь о спасении её души, таким образом призывает девочку в лоно святой православной церкви…
Барон:
– Может быть, вы хотите забрать её и увести отсюда?
Настя:
– Ни в коем случае! Господь бог не напрасно послал ей испытание! Бог испытывает нашу веру. Нельзя противиться воле божией! Отсутствие упования на божественный высший промысел погубит нас. Господь любит нас и желает нам добра; он хочет быть соработником в устроении нашей судьбы. Поэтому надо с терпением и смирением переносить посланные богом испытания. Только смирение и терпение спасут нас от власти сатаны и откроют нам врата в царствие небес. «Терпением вашим спасайте души ваши» – сказано в писании! А ещё сказано: «Претерпевший же до конца спасётся».
Барон:
– Вы сможете всё это доступно объяснить Ане. А то она у нас девочка своенравная.
Настя:
– Я буду непрестанно и ревностно внушать ей божии истины – бог для этого и свёл нас здесь вместе. Для её же блага ей надо покориться воле божией. Господь призывает нас в стадо овец Христовых. Христос есть пастырь добрый, который полагает жизнь свою за овец своих. Овцы Христовы знают своего пастыря и слушаются его голоса и идут за ним и найдут пажити, уготованные им для своих овец. Овцы покорны своему пастырю. Пастырь хочет найти и собрать овец своих – и тогда будет одно стадо и один пастырь!
Барон:
– Вот и отлично! Теперь, я уверен, мы с вами обязательно сработаемся. А сейчас я вас отведу к вашей подопечной. Следуйте за мной.
Барон встаёт и направляется к выходу. Настя крестится и покорно следуя за ним.
– На всё воля божья… На всё воля божья… На всё воля божья…



КАРТИНА ДЕСЯТАЯ

Преображение

Гостиная в доме, унаследованном Настей. Олег сидит за столиком в кресле и читает газету. Из столовой выходит Ольга с чашечкой кофе и садится на диван – за другой столик.
Олег:
– Опять кофе на ночь?.. А в стране такие дела творятся!
Ольга:
– Неужели опять цены снижают?
Олег:
– Юмористка. Цены не снижают… Но дела не менее фантастические: люди в буквальном смысле делают деньги из воздуха! Объявился в России некий барон Брамбеус и энергично скупает акции, активы и целые компании российских олигархов. А расплачивается за всё это… Чем бы ты думала?
Ольга:
– Стеклянными бусами?
Олег:
– Воздухом Месопотамии! Причём на условиях самовывоза. По условиям контрактов олигархи всея Руси передают в собственность барона Брамбеуса всё своё имущество, затем сами и за свой счёт должны ехать в Месопотамию, набирать там в свои же ёмкости предусмотренное договором количество воздуха, а потом распоряжаться им по своему усмотрению… Барон Брамбеус считает, что у семи нянек дитя без глазу, поэтому олигарх в России должен быть один! Обещает большую перемену…
Ольга:
– Экспроприация экспроприаторов – грабь награбленное.
Олег:
– Самое интересное, что ограбленные безумно довольны этим грабежом. Каждый считает, что заключил чертовски выгодную для себя сделку. Это что – массовое затмение рассудка? Умопомрачение какое-то…
Ольга:
– Да у нас давно уже затмение… Вместо того, чтобы жёлтую прессу листать, поговорил бы лучше с дочерью – вот у кого умопомрачение…
Олег:
– А что с ней?
Ольга:
– А ты не видишь? В религию девка ударилась. Вся до макушки православная – аж спасу нет!
Олег:
– А что? Православье нынче в тренде, потому что это бренд! Весь российский истеблишмент уже публично признался в своей приверженности православию.
Ольга
– Ты про эту политическую подтанцовку? Так у них работа такая. Они и деньги получают только за свою приверженность. Больше-то делать ни хрена не умеют, кроме как быть приверженцами. Коммунизму, атеизму, монархизму, православию, – для них не важно. Это же всё понарошку и исключительно на публику – очередное реалити-шоу… А наша дурочка – по-настоящему!
Олег:
– Да брось ты – по-настоящему… Двадцать первый век на дворе – по-настоящему… От безделья. В институте занятия начнутся – и вылетит вся дурь из головы.
Ольга:
– А если не вылетит?
Олег:
– Ну… Есть же какие-то психологические центры реабилитации от сектантских влияний и преодоления их контроля над сознанием…
Ольга:
– Меня поражает твоё равнодушие, Олег! Я бы сама поговорила, но у нас с ней… В общем, у тебя лучше получится: ты же постоянно дискутировал с Софьей Семёновной по этим вопросам – Библию вместе штудировали…
Олег:
– Ладно, попытаюсь…
В прихожей стукнула входная дверь.
Ольга (торопливо):
– Вон – легка на помине… . Только поделикатней с ней, а то она агрессивная стала – происки дьявола кругом ей мерещатся…
Входит Настя с целлофановым пакетом в руке. На ней длинная юбка, с длинными рукавами кофточка, застёгнутая на все до последней пуговки, голова покрыта длинным шарфом, один конец которого ниспадает на грудь, а другой перекинут через плечо назад. Всё обличает в ней девушку прилежной набожности и примерной богобоязненности.
Олег:
– Доброго времени суток, дочь наша!
Настя:
– Храни и вас господь!
Идёт к лестнице, ведущей на второй этаж.
Олег:
– Настя, ты можешь уделить нам с мамой немного времени? Мы хотим с тобой поговорить.
Настя останавливается.
– Если вы хотите говорить о мирских делах, то они меня больше не интересуют. Грешно тратить отпущенное богом время на праздные и пустые разговоры.
Олег:
– Да вот как раз о горнем, о духовном мы и хотим с тобою говорить…
Настя:
– Вот как? Ну что ж, давайте поговорим. Вам полезно будет повысить свою духовную грамотность. Может быть, задумаетесь наконец о спасении души.
Садится в кресло – напротив отца.
Олег:
– Вот и поделись с нами опытом, как случилось твоё внезапное… Ну, это твоё преображение…
Настя:
– Случилось чудо! Как и на апостола Павла на пути в Дамаск, на меня снизошло внезапное откровение. Господь призвал меня в стадо овец Христовых – как же я ему за это благодарна! Мир погряз во зле и грехах, дьявол рыщет повсюду, чтобы поглотить наши души. А я не хочу в ад. Я хочу, как бабушка, предаваться вечному блаженству в раю. А для этого надо усиленно стремиться к духовному…
Ольга:
– А стремиться к духовному – это как? Целовать ручки у бородатых мужиков в рясах? Стоять на коленях перед деревянными идолами-иконами? Или лобызать останки мертвецов, называемые мощами? Это, по-твоему, и есть проявление духовности?
Настя:
– Замолчи, мама! И не выставляй напоказ свою духовную безграмотность! Если в тебя вселились бесы – сходи в церковь… А мне остаётся искренне тебя пожалеть.
Олег:
– Оля, сама же предупреждала меня… Мама просто хотела узнать, почему ты выбрала именно православие? На свете же много религий – хороших и разных…
Настя:
– Глупый вопрос! Давно доказано, что православие – единственная в мире истинная религия! А православная церковь несёт миру единственно правильное учение!
Олег:
– Но есть же ещё буддисты, иудеи, мусульмане, католики, протестанты… И каждый из них наверняка думает, что именно его религия, его вера и учение единственно истинные, а другие – ложные.
Настя:
– Ежу понятно, что эти люди заблуждаются. Бог, конечно, покарает их за это… Ну, если они не раскаются и не обратятся в истинную православную веру.
Олег:
– Но эти люди то же самое думают о вас, православных: что вы заблуждаетесь в своих верованиях. И ждут от вас покаяния, надеясь, что бог вас простит.
Настя (нервозно):
– Я не знаю, как там у других – что они думают и на что надеются… Не знаю, почему они упорно отвергают истину… Почему я должна за них отвечать? Наш бог – христианский бог. Россия православная страна, и в ней живут православные люди. Это наша религия!
Олег:
– Да чем же другие-то люди провинились перед богом? Разве это их вина, что они родились не в России?.. Да и в России не одни только православные живут…
Настя:
– Да мало ли кто у нас живёт… А истинная религия одна – это православие! Не случайно же она признана государственной религией. Никакой же другой религии государство не оказывает такой могучей поддержки, а только нашей! Это же неспроста?
Олег:
– В том-то и беда, что ваша религия без государственной поддержки существовать не может. Другие религии могут, а ваша не способна – всегда государством насаждалась…
Настя:
– А тогда почему мы называемся народом богоносцем? Это же неспроста? Если бы православие не было истинной религией, мы были бы еретиками. Но мы же не еретики, а народ богоносец! Значит православие единственно истинная религия!
Олег:
– Убойный аргумент… А вот Иисус Христос исповедовал иудаизм!
Настя:
– Это как это?
Олег:
– Ты же у нас читаешь Библию – вот и объясни нам, как это?
Настя достаёт из пакета Библию, открывает, листает, что-то вспоминает…
– Да, но потом же он нашу веру принял – православную! Не принял же он католицизм, протестантизм или ислам, а выбрал именно православие! Неспроста же это!
Олег:
– И какое же православие показалось ему наиболее правильным? Русское? Константинопольское? Александрийское? Антиохийское? Иерусалимское?..
Настя:
– Разумеется, Русское! Он же был патриот!
Олег:
– Даже так? А какое именно русское православие ему приглянулось? Которое до раскола, – что огнём и мечом насаждал Владимир, – или которое после раскола, – что под страхом четырнадцати статей Уголовного уложения насаждалось государством?
Настя:
– А при чём тут расколы?
Олег:
– А при том, что православные, которые после раскола, пытали, казнили, сжигали живьём и беспощадно истребляли православных, которые до раскола. Последние до сих пор ещё по лесам прячутся от того ужаса. Почитай Житие протопопа Аввакума – волосы дыбом встают от тех злодейств, которые вытворяли новые православные! И не такие они белые и пушистые, какими их изо всех сил пытается представить официальная пропаганда. Чтобы заставить людей креститься не двумя, а тремя перстами – много крови было пролито…
Настя:
– Бог против пролития крови!
Олег:
– Даже если её проливает единственно истинная в мире церковь?
Настя:
– Бог хочет, чтобы был мир во всём мире! И он не любит расколы… Он любит, когда одно стадо и один пастырь!
Олег:
– Но история и факты говорят нам совсем другое. А факты – вещь упрямая!
Настя:
– Вы, атеисты, зомбированы этими историческими фактами, логикой, наукой… Вот как можно разговаривать с зомбированными людьми?!
Ольга:
– Настя, мы просто хотим разобраться, понять… Вот и задаём тебе вопросы.
Настя:
– Эти ваши вопросы… Они бестактны! Вы задаёте какие-то каверзные вопросы! Бог не любит такие вопросы… Бог любит, когда люди принимают его истины с доверием. Бога надо принимать душой и сердцем. А иначе вы не найдёте бога и он вам никогда не откроется. Бог приходит в сердце человека. Если оно у вас открыто – он придёт к вам. А если вы закрываетесь логикой, наукой, фактами, которыми вы зомбированы… Бог никогда не придёт в закрытое сердце!
Олег:
– А почему же люди, которые называют себя православными, ведут себя как обычные грешники? И пока по церковным праздникам не начнут красить яйца, ставить свечки и крестить лбы – ни за что не догадаешься, что в их сердцах поселился бог!
Настя:
– Да что вы говорите?!
Олег:
– И даже священнослужители допускают вещи, которые никак несовместимы с учением Христа. Христос выгонял из храма торгующих, а в православных храмах идёт бойкая торговля церковной утварью. Говорят, что через таинства и обряды люди получают божью благодать, а сами за каждое действо берут плату. Получается, что батюшки торгуют божьей благодатью? Разве божья благодать может продаваться?
Ольга:
– Да что там утварь и благодать, когда они сигаретами и алкоголем в открытую торговали – установленный факт! А недавно очередного попа педофила разоблачили. А другой пьяный поп на своём дорогом «Мерседесе» прямо на пешеходном переходе задавил насмерть молодую мамочку с маленьким ребёнком. Это что – бог прямо из сердца надоумил его на это?
Настя:
– Вот вы опять, как зомби, на факты переходите… Давайте не будем вот это… Торговля благодатью, дорогие «Мерседесы» – зачем всё это?.. Зачем считать чужие деньги? Зачем завидовать? Давайте не будем друг другу завидовать – это большой грех…
Ольга:
– А убивать маленького ребёнка вместе с мамой – это не грех?
Настя:
– Давайте не будем брать какие-то случаи из жизни… Давайте не будем про людей – люди разные бывают… Среди атеистов тоже совершается много чего… Главное – какая вера у тебя! Мы же говорим о правильной вере, истинном учении. Что православие – единственно истинная религия. Вот что главное!
Олег:
– А если единственно истинная религия не делает людей лучше – зачем нужна такая религия?
Настя:
– Вот опять вы… Религия не делает людей лучше… Мы же не протестанты какие-то, чтобы делаться лучше… Религия делает людям лучше! Люди все грешны – на них лежит первородный грех. И не в силах человека с ним справиться. А господь бог по своей только милости прощает все наши грехи!
Олег:
– Получается, если бог есть, то всё позволено?
Настя:
– И не надейтесь! Иноверцам, еретикам и безбожникам бог не простит их грехов! А в православных бог вселяет надежду на счастливую жизнь в раю после смерти!
Ольга:
– Наркотики тоже приносят наркоманам иллюзорное счастье.
Настя:
– Побойтесь бога – он покарает вас за такие сравнения! Да за такие мысли надо просто в морду давать! Вы, безбожники, пользуетесь тем, что православные верующие глубоко моральные люди и не могут ответить вам ударом в морду! Вот вы и говорите о них разные гадости…
Олег:
– Не прибедняйся, Настя. Дай вам волю, и костры инквизиции запылают, и суды Линча нормой станут – уже к этому идёт… Ни для кого уже не секрет – да и власть уже особо не скрывает, – что в стране устанавливается православный Талибан. Черносотенцы и православные хунвейбины почувствовали уже вкус государственной поддержки: в морду запросто дают, одежду на людях рвут, если расцветка не православная, кинотеатры поджигают, где идут неугодные им фильмы, машины взрывают… Погромы культурных мероприятий учиняют – лично убедился в вашей моральной глубине… Уже слышны открытые призывы уничтожать людей, мыслящих по-иному. Свидетелей Иеговы вон – пытают в полиции, как в гестапо… Кого-то хоть осудили? И не подумали! Зато человеку три года дали только за то, что он сказал, что бога нет…
Настя:
– И поделом ему! Кто его заставлял так говорить? И поделом кинотеатры поджигают: кто их заставлял смотреть кино, которое оскорбляет православные чувства? И твою выставку разгромили поделом: кто тебя заставлял рисовать своего Вещего Олега с конём и этим кудесником-волхвом? Сам знаешь, что волхвы были противниками христианства! Не надо было выставлять напоказ оскорбительные для православного глаза языческие мотивы!
Олег:
– Но тебе же, я помню, понравилась эта моя картина.
Ольга:
– А правда, Настя? Я тоже хорошо это помню!
Настя:
– Я тогда ещё не была овцою стада Христова – была душою заблудшей… Да и вообще… Что вы ко мне пристали?! Я лично кинотеатры не поджигала, папину выставку не громила и Свидетелей Иеговы не пытала… Я вам – не гестапо!
Ольга:
– А кто это говорит? Мы с папой просто пытаемся понять… Вот церковь столетиями истребляла весёлых и безобидных скоморохов. А посмотри на одеяния высших церковных иерархов – настоящие скоморохи! Так же магию и колдовство церковь веками осуждала. А что такое чудотворные иконы, святые мощи, кадила, таинства, обряды? Та же ритуальная магия и колдовство! Об этом ещё Лев Толстой писал…
Олег:
– И Достоевский видел вопиющие противоречия между христианством Евангелия и христианством историческим… Всё православие обставлено внешним блеском и мишурой – какая-то комиксовая религия… А учение Христа никого не интересует. Главное – лбы крестить, поклоны бить да свечки ставить. На первом месте – внешнее выражение религиозности. И с чем боролся Христос – всё воплотилось и утвердилось в православной церкви. Правильно он говорил: «Святоши! Вы как побеленные гробницы: снаружи они кажутся красивыми, а внутри полны мёртвых костей и всяческой мерзости! Так и вы: снаружи вы кажетесь людям праведными, а внутри полны лицемерия и порока».
Настя:
– Не хочу больше слушать этот поклёп! Как вам не стыдно! Я православная верующая, а вы говорите о православных, о нашей религии, о боге такие нехорошие вещи! Откровенные гадости говорите о них! Разве так можно?! В вас столько агрессии, столько зла, столько ненависти – у вас, у атеистов!
Олег:
– Ну зачем ты так, Настя? По-моему, мы с мамой говорим с тобой как раз спокойно и доброжелательно. А вот ты, наоборот, гневаешься… Юпитер, ты сердишься?
Настя:
– Нет, в вас очень много агрессии и зла – я это чувствую! Вы такие гадости говорите… Бог, конечно, накажет вас за это – он карает людей за такие вещи. Он не допустит такое богохульство… И скоро вы узнаете гнев божий! И тогда не удивляйтесь…
Ольга:
– Спасибо, доченька, за твои добрые пожелания.
Настя:
– Это не мои… Я наоборот… Дело в другом… Я думала, что вы хотите послушать истину божию и принять её – вот в чём дело! А вы не хотите… Вы эти гадости говорите про религию, про бога… Получается, что вы совсем не уважаете бога? Так получается?
Олег:
– Так мы же и просим тебя объяснить нам, за что мы должны его уважать!
Настя:
– Как же! Это же бог! Он же… Он сотворил всё! Оглянитесь кругом – небо, земля, звёзды! Вы задавались вопросом, кто всё сотворил? Вот где бы вы жили, если бы не было земли? Что бы вы пили, если бы не было воды? Чем бы вы дышали, если бы не было воздуха? А?! А ведь всё это сотворил бог! Он и вас создал! Потому что он любит вас! Ведь бог – это любовь! И как же вы отвечаете на его любовь?! Вообще, я не знаю…
Олег:
– Это от избытка любви он истреблял и стирал с лица земли целые города и народы, не щадя и младенцев. Да ещё и людей учил друг дружку убивать.
Настя:
– Это неправда! Бог дал людям заповедь: НЕ УБИЙ!
Олег:
– Ты позволишь? (Берёт Библию, листает.) Вот. Второзаконие, глава 13. Слушай внимательно. «Если будет уговаривать тебя тайно брат твой, сын матери твоей, или сын твой, или дочь твоя, или жена на ложе твоём, или друг твой, который для тебя, как душа твоя, говоря: “пойдём и будем служить богам иным, которых не знал ты и отцы твои…” – то не соглашайся с ним и не слушай его; и да не пощадит его глаз твой, не жалей его и не прикрывай его; НО УБЕЙ ЕГО…» И дальше вот: «Если услышишь о каком-либо из городов… что появились в нём люди… говоря: “пойдём и будем служить богам иным, которых вы не знали…” – порази жителей того города остриём меча, предай заклятию его и всё, что в нём… и да будет он вечно в развалинах, не должно никогда вновь созидать его… дабы укротил господь ярость гнева своего…»
Настя забирает у отца Библию.
– Тебе ещё рано читать Ветхий завет. Надо с Нового завета начинать – тогда и Ветхий не так страшно будет читать…
Олег:
– А в Новом завете написано: «Говорю вам, что всякому, кто имеет, будет дано ещё, а у того, кто не имеет, будет взято и то, что он имеет. Однако этих моих врагов, которые не захотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и УБЕЙТЕ ИХ передо мной»… Вся Библия буквально кишит подобными ужасами – один страшнее и беспощаднее другого… И вот что интересно! У нас вроде бы запрещают экстремистскую литературу. А вот Библию принуждают изучать в светских учебных заведениях. Объяснили бы, по каким признакам они отличают свой хороший экстремизм от чужого плохого экстремизма?
Настя:
– Чтобы постигнуть всю глубину мудрости священного писания, надо сначала до глубины сердца исполниться святым духом!
Олег:
– Интересно… Вот сейчас мы читали о том, как бог повелевает беспощадно резать и убивать жён, детей, матерей, отцов, братьев, сестёр, друзей, истреблять населения целых городов… Я правильно тебя понял, что когда вот это всё я буду читать не с содроганием, а с умилением сердца – это будет значить, что я до глубины сердца исполнился святым духом?
Ольга:
– А правда, Настя? Мне тоже интересно!
Олег:
– Ведь далеко не всякий, а только, видимо, исполненный святым духом может с благоговением читать Псалом 136, где сказано: «Блажен, кто возьмёт и разобьёт младенцев твоих о камень!» Любой безбожник сказал бы: такого и врагу не пожелаешь!
Настя:
– Неправда! Бог любит детей! И православная церковь любит детей! Она даже детский православный лагерь и приюты для тетей организовала! А православные священники там добрыми воспитателями работают!
Ольга:
– Приюты для детей? А ты слышала, какие страшные пытки применяют к бедным детям в этих приютах? Детский православный лагерь? А ты знаешь, почему дочь Марии в этом детском православном лагере повесилась? А ведь ей было всего двенадцать лет – твоя ровесница. Ты вот живёшь, а она… Знаешь, почему Маша доброго попа-воспитателя хотела убить?!
Настя:
– Опять будешь гадости про священников говорить?! Не педофилы они!
Ольга:
– Да что толку тебе говорить… Ты же у нас исполнена сейчас святым духом! И на все православные мерзости смотришь с умилением! Тебе внушили – и ты веришь, – что чёрное, это белое, а белое – чёрное!
Настя (в гневе):
– Замолчите немедленно!
Олег:
– Настя, но мы же с мамой просто хотим понять…
Настя:
– Оба замолчите! Как у вас язык поворачивается такое говорить! Вы же в намоленном доме живёте – здесь всё пропитано православным духом от наших с бабушкой молитв! А вы возводите хулу на бога Авраама, бога Исаака и бога Иакова! Где же ваш патриотизм?! На всех троих – на отца, сына и святого духа хулу возводите! Где же ваша нравственность! Побойтесь гнева божьего! Вот увидите, бог вас жестоко покарает! Как можно о боге такое говорить! Ты только посмотри, сколько в них ненависти и злобы! Вот правильно в Библии написано, что враги человеку домашние его!
Ольга:
– Настя, что ты такое говоришь? Какие же мы с папой тебе враги?
Настя:
– Самые настоящие враги! Вы враги бога, а значит и мои враги! У нас бог, а у вас пустота! Вы одержимы бесами! Вы во власти сатаны! Вашими устами говорит дьявол! Ну ничего… Скоро сбудется пророчество – и бог разделит нас!
Ольга:
– Как это – разделит? Как же мы без тебя, а ты без нас, Настя?
Настя:
– А вот так! Бог отделит пшеницу от плевел и овец от козлов! Вы останетесь в своей пустоте без бога, а мне бог обетования даёт: жизнь вечную в обителях отца небесного! А вы живите с дьяволов, если вам так нравится – и будете гореть в геенне огненной… Обезьяны дарвиновские!
Ольга:
– Ты с ума сошла, Настя? Опомнись! (Олегу.) Ты слышишь, что она несёт? Что они с ней сделали?.. Я сожгу к чёртовой матери эту Библию!
Настя (уже в истерике):
– Библию?! Священное писание?! Слово божие?! Сжечь?! Только посмей! Да я за это… Я за это любому все кости переломаю!
Олег:
– Тихо! Успокойтесь вы. Обе…
Ольга:
– Да ты послушай, что она говорит! Была девчонка как девчонка – нарадоваться не могла… А теперь посмотри на неё: какое-то зомбированное чудовище… Что там в голове её творится?
Олег:
– Но ты-то хоть будь умнее и не уподобляйся… А ты, православная красна девица, плоховато Библию свою читаешь. В книге Левит написано, что непокорных родителям детей полагается забить камнями насмерть! Так что радуйся, что мы с мамой не следуем библейским нормам морали. Или ты хочешь, чтобы мы прямо сейчас приступили к исполнению слова божия?
Настя:
– Это как это?..
Слышится звонок входной двери в прихожей.
Олег:
– Считай, что тебе повезло…
Уходит в прихожую. Вскоре возвращается с конвертом в руке.
– Письмо заказное – из-за границы!.. В таких конвертах матери переводы приходили на получение дивидендов по акциям…
Ольга бросается к мужу, выхватывает письмо и лихорадочно его вскрывает.
– Наконец-то! Ребята, мы спасены… Теперь у нас всё будет хорошо!
Извлекает письмо, читает и… меняется в лице – стоит, остолбенев, как громом поражённая.
– Не… Не может быть… Нет! Только не это… Всё. Это конец…
Олег:
– Что там случилось?
Ольга:
– Это конец… Всё… Полный крах!
Олег:
– Ты объяснить-то можешь?
Ольга с трудом выговаривает слова:
– Дивидендов по акциям больше не будет. Фирма ликвидирована… Без этих денег – я полный банкрот! Что я успела создать, будет арестовано и распродано по долгам. Все мои планы – псу под хвост… Это конец!
Настя (назидательно):
– Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют…
Олег:
– Хватит уже скулить, проповедница хренова! Не до твоих проповедей…
Настя:
– Это вас бог наказал! Я же говорила вам, что господь вас накажет! Вот вам и кара божья! Значит, есть бог на свете! Может, хоть теперь полюбите бога!
Олег:
– Я же велел тебе заткнуться! Или у тебя уши на заднице? Возьму вот ремень да так врежу по этой заднице – согласно библейским заветам! И беги потом жалуйся – хоть Аврааму, хоть Моисею, хоть самому… Бене Рабиновичу!
Настя присмирела. А Ольга, в остолбенении, продолжает причитать:
– Это всё она… Это её козни – её спланированная задумка!
Олег:
– Чья задумка?
Ольга:
– Вы её видели?.. Я вас спрашиваю: вы видели её?!
Олег:
– Кого мы должны видеть?
Ольга:
– Софью Семёновну! Маму вашу и бабушку! Вы что, ничего не понимаете? Она живёт здесь – в этом доме!
Идёт к зеркалу и тычет в него пальцем.
– Вот!.. Она приходила к вам?.. Ну? Что вы молчите?!
Олег:
– Что ты несёшь, Ольга!
Ольга:
– А может мне приснились эти похороны?.. Надо будет проверить могилу – может она пуста… С ума сойти!
Подозрительно всматривается в Настю и Олега.
– А может быть вы с нею в сговоре? Где вы её прячете?.. Что молчите? Где она?!
Олег:
– Ты в своём уме?!
Ольга:
– Не хотите говорить?.. Ладно. Я сама её найду… Переверну весь дом, но отыщу её… И выгоню отсюда к чёртовой матери – её место на кладбище!
С безумным истерическим смехом уходит на второй этаж.
Настя крестится.
– Бесы... Бесы вселились...
Олег нервно ходит по комнате.
– Вот семейка досталась! То мать со своей церковью носилась как с писаной торбой, потом у доченьки на той же почве крыша поехала, а теперь и жена какую-то ахинею понесла… Как же достало меня уже это бабье царство!
Олег уходит на второй этаж. Настя, проводив отца взглядом, бормочет:
– В обоих бесы вселились… Меня ремнём и камнями насмерть бить… Неужели так в Библии написано? Надо будет внимательнее почитать…
Становится на полу на колени.
– Отче наш, сущий на небесах! Да святится имя твое; да приидет царствие твое; да будет воля твоя и на земле, как на небе; хлеб наш насущный дай нам на сей день; и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим; и не введи нас в искушение, но избавь нас от лукавого… Ой!.. Лу-ка-вый…
У Насти на глазах зеркало вспыхивает ярким голубым светом, а из него в своём новом платье величаво выступает бабушка – таинственное свет за её спиною гаснет.

———

Настя не сводит с бабушки глаз… А бабушка улыбается и говорит:
– Ну, здравствуй, Настенька!
Настя в ужасе.
– Лукавый!!! (Часто крестится.) Сгинь! Сгинь, нечистая сила!
Бабушка смеётся.
– Настасья! Да кто ж так нечистую силу изгоняет? Ты же вон тремя перстами крестишься. А это и есть бесовское крестное знамение, из креста Христова Христа упраздняющее. Его еретик Никон по научению дьявола на Руси ввёл – специально на погибель душ человеческих. А попробуй-ка по старому обряду: двумя перстами.
Настя крестится двумя перстами.
– Сгинь! Сгинь, нечистая сила!
Бабушка (с притворным удивлением):
– Надо же – и так не помогает! А ну-ка давай пятью перстами – в память о пяти ранах на теле Христа. И не от правого плеча на левое, а от левого на правое плечо – как католики крестятся.
Настя неуверенно крестится по-католически.
– Сгинь… Сгинь, нечистая…
Бабушка:
– Да ты посмотри – опять не действует! Вот незадача-то… А давай-ка мы попробуем не ото лба на пузо, а вспять – от пуза на лоб!
Настя (с подозрением):
– Ты… Ты специально меня дразнишь... Да, бабушка?
Бабушка:
– Узнала-таки! А то «нечистая сила, нечистая сила». Разве можно так бабушку родную называть?
Настя и верит и не верит…
– Ба-буш-ка…
Бабушка:
– Ну конечно же – бабушка я твоя и есть! Да ты с колен-то поднимись. А то стоишь передо мною как пред иконой чудотворной – мне даже неловко как-то…
Настя поднимается на ноги.
– Бабушка... А ты что, из рая сбежала?
Бабушка (весело):
– Скажу тебе по секрету: я там и не была… Откосила!
Настя:
– Откосила? Это как это?
Бабушка:
– О, ты меня ещё не знаешь… Я ведь та ещё оторва!
Настя:
– А ты теперь кто? Дух? Призрак? Привидение?
Бабушка:
– Ну как бы это тебе попроще-то… Считай, что я воскресла.
Настя:
– Бог тебя воскресил?
Бабушка:
– Ага, держи карман шире! Пока сама не воскреснешь – никто тебя не воскресит: ни бог, ни царь и ни герой. Всё самой приходится делать, всё самой… Ну что? Пришла в себя? Уже не боишься меня?
Настя:
– Так… Маленько…
Бабушка смеётся.
– Разве я такая страшная? По-моему, наоборот. Посмотри вот, какое на мне платье! Шикарное, правда?
Настя:
– Ага. Тебе очень идёт… Только всё это мирские заботы. А надо о духовном заботиться – о спасении своём помышлять…
Бабушка:
– Присядем-ка. Думаю, нам есть о чём поговорить.
Садится на диван. Настя, прихватив Библию, садится рядом.
Бабушка:
– Беспокоюсь я за тебя, Настенька. Душа моя не на месте…
Настя:
– И напрасно, у меня сейчас всё хорошо. Я ведь, бабушка, в бога уверовала!
Бабушка:
– Знаю, солнышко, всё знаю… Да вот с родителями у тебя разлад пошёл, а это уже неладно.
Настя:
– Что ты, бабушка, наоборот хорошо! Это же библейские пророчества сбываются! Теперь моя жизнь в точности по священному писанию исполняется – радоваться надо!
Бабушка:
– Чему же радоваться, когда с родителями разлад?
Настя:
– Ну, бабушка, ты вообще! Сама же православная, а сама не знаешь… (Листает библию.) Вот. Евангелие от Матфея, глава 10. Слушай, что Иисус говорит. «Не думайте, что я пришёл принести мир на землю; не мир пришёл я принести, но меч; ибо я пришёл разделить человека с отцом его, и дочь с матерью её, и невестку со свекровью её. Ибо враги человеку домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели меня, не достоин меня; и кто любит сына или дочь более, нежели меня, не достоин меня; и кто не берёт креста своего и следует за мною, тот не достоин меня». (Листает.) А вот ещё. Евангелие от Луки, глава 14. Слушай. «Если кто приходит ко мне, и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестёр, а при том и самой жизни своей, тот не может быть моим учеником; и кто не несёт креста своего и идёт за мною, не может быть моим учеником». (Смотрит на бабушку.) Вот видишь!
Бабушка:
– А тебя не пугает, не настораживает это?
Настя:
– Бабушка! Разве может пугать и настораживать божественное учение?! Его надо принимать всем сердцем и неукоснительно следовать ему! Ведь за это господь и даёт нам обетования на получение награды после смерти в загробном мире. (Листает библию.) Вот послушай, евангелие от Матфея, глава 19. «И всякий, кто оставит дома́, или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли, ради имени моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную; многие же будут первые последними, и последние первыми». (Закрывает библию.) Вот видишь! На православном сайте мне раскрыли глубокий смысл этих слов: если наши родные и близкие мешают нам заниматься спасением души и любить бога, мы должны этих богопротивных близких и родных не раздумывая оставить! Иначе не видать нам блаженства на небесах после смерти… И дома́ мы оставить должны. Я же неспроста этот дом продавать буду.
Бабушка:
– Продавать дом?
Настя:
– Ну да!
Бабушка:
– Да это же твоё родовое гнездо, построенное ещё твоим дедом – твой родительский дом, Настя! Вслушайся в эти слова: родительский дом! Про него люди такие песни слагают, что всю душу пронизывает!
Настя:
– Душу, бабушка, спасать надо, а не песнями её пронизывать! Что для тебя важнее: песни или душа?
Бабушка:
– Ну, знаешь, Настя!
Настя:
– А я великий грех совершила… И мне надо его искупить…
Бабушка:
– Да что ж это за грех, который искупить можно только продажей дома?
Настя:
– Я же отцу Кондрату так и не отдала миллион, который ты ему по завещанию оставила. Все деньги на новый мамин бизнес отдала.
Бабушка:
– Ну, что касаемо твоей матери – это отдельная тема… А что Кондрату денег не отдала – правильно сделала. Так и завещала я: до прилёта архангела Гавриила денег попу не отдавать. Ещё не хватало!
Настя:
– Нет, бабушка, знамения были, что миллион надо отдать…
Бабушка:
– Какие ещё знамения, когда я перед тобой живым свидетелем сижу!
Настя:
– Мы не в силах постичь все тайны божии – тут нужны знающие люди. А отец Кондрат – знающий человек. У него особое облачение, поэтому он лучше нас с тобой разбирается в знамениях… Продам дом, миллион отдам дяде Кондрату, а остальные деньги все до копейки в церковь отнесу – и меня минует участь Анании и Сапфиры…
Бабушка:
– Чего-чего тебя минует?
Настя:
– Ты разве не читала Деяния апостолов? Тебе должно быть стыдно! Анания и Сапфира – это муж и жена. Они продали своё имение, а вырученные от продажи деньги не все отдали церкви – какую-то часть утаили и оставили себе. И тогда бог умертвил их обоих за это и убил святым духом… Вот со мной такого не случиться: я все деньги от продажи дома отдам церкви – и бог меня не убьёт.
Бабушка:
– Да сама-то где жить станешь?
Настя:
– Ох, бабушка, мне сейчас не до жизни – душу грешную спасать надо! Вот и буду своим спасением заниматься… Планирую вот подвиг какой-нибудь совершить.
Бабушка:
– Подвиг?
Настя:
– Ну да. Отправиться, например, в паломничество по святым местам. Или, следуя примеру Иисуса, в пустыню – и сорок дней поститься там буду, предаваясь молитве и покаянию. Или, как Семион Столпник, на столбе хотя бы недельку постою без еды, питья и сна – для наказания плоти за её греховные потребности и устремления… Да много разных подвигов можно совершить. А потом и в монастырь можно уйти.
Бабушка:
– А было время, ты о кругосветном путешествии мечтала – на корабле под белыми совсем как облака парусами…
Настя:
– Дурочка была – вот и мечтала… Теперь я изживаю из себя влечения к мирским забавам и все помыслы свои устремляю к божественному и духовному. Неспроста же я деньги от продажи дома церкви отдаю – они пойдут на строительство храма. У нас же, бабушка, храм новый строить будут! Уже и деревья вырубили…
Бабушка:
– Деревья, говоришь, вырубили? Это где же?
Настя:
– А помнишь парковую зону? Мы много раз там гуляли с тобой. Ты ещё хвасталась, что сама участвовала в посадке этого парка в своей юности. Ещё искала деревья, которые сама лично посадила… Вспомнила?
Бабушка вздыхает задумчиво.
– Такое не забывается… В каком же я классе тогда училась?.. А как сейчас помню: вся школа тогда на субботник вышла – от первоклашек до выпускников. И учителя все с нами, и сам директор школы. Все с вёдрами, с лопатами… Машины с саженцами, водовозки подъезжали. Духовой оркестр играл – настоящий праздник был! Обед привозили нам из столовой – Советская же власть была… Представляешь, за один день весь парк высадили!
Настя:
– Так за один день и вырубили его!
Бабушка:
– Меня всегда гордость распирала, что посреди города такую красоту живой природы мы людям оставили. Всякие деревья там были – сосны, ели, тополя, клёны, липа, дуб, рябина, ольха, кедры… И русская берёза – символ России и самой русской души… А её – топором… Детвора постоянно бегала, мамочки своих карапузов в колясках катали, да и так люди гуляли… Сороки стрекотали – они же там гнёзда вить повадились да птенцов выводить… Белки даже откуда-то появились… А по весне и лету – какой птичий гомон там стоял! Слушать же радостно как было!
Настя:
– Что было – то сплыло… Теперь там божий храм стоять будет!
Бабушка:
– Да, настали времена… «Где стол был яств, там гроб стоит». И нашим салом нам же и по мусалам… Ну а деревья, белочки, птицы и их птенцы в гнёздах – они-то в чём провинились?
Настя:
– Ты, бабушка, думать должна о том, сколько народу в новом храме спасение своё найдёт! А ты белочек, птичьи гнёзда и деревья пожалела.
Бабушка:
– Конечно жалко. Не истуканы же мы бессердечные, а люди всё-таки – живые люди!
Настя:
– Вот именно – люди! А люди должны думать о своём спасении! Оглянись кругом! Страна сплотилась вокруг святой православной церкви! Народ замер в ожидании царства небесного и вечного блаженства в загробном мире после своей смерти! А ты прицепилась к этим деревьям… Человек для дерева или дерево для человека?
Бабушка:
– А ты знаешь, чем дерево от человека отличается?
Настя:
– Человек – живое существо!
Бабушка:
– Дерево тоже живое существо… Я вот слышала, когда человек подходит с топором к дереву – в дереве происходят незаметные человеку вибрации… И даже листочки его начинают шевелиться без ветра – дерево испытывает страх. А когда человек рубит дерево топором – дерево испытывает боль, так же как и человек. Только сказать об этом не может… А главное различие между ними в том, что дерево не может причинить никому зла. А ещё дерево не умеет противиться злу насилием…
Настя:
– В толстовскую ересь впадаешь, бабушка. Скоро и в достоевщину впадёшь: про слезинку ребёнка ещё вспомни!
Бабушка:
– Ты вот правильно сказала, что человек – живое существо. А эти упыри в рясах… Дождались бы хоть того часа, покуда мы все вымрем – поколение, давшее жизнь этому парку… Они ведь не одни только нами посаженные деревья загубили, – они по живым нашим душам прошлись своими православными топорами!
Настя:
– Вот слушаю я тебя, бабушка, и страшно становится… Как же много у нас ещё людей, которым чуждо чувство патриотизма! Много нашлось таких, кто не понял благих намерений православной церкви. Тут такое творилось после вырубки парка! Начали нахально возмущаться! И даже письма стали в наглую писать в разные инстанции! Только власть на сторону церкви встала. И правильно! Потому что церковь и власть о нас же пекутся – о спасении наших душ, о нашем счастливом светлом будущем на том свете после нашей смерти!
Бабушка:
– Да нужна ты больно этой власти и церкви… Кроме как отцу да матери – никому ты, дурочка, и не нужна-то больше… Вот о них ты подумала? Где они жить-то будут, когда ты дом продашь? Тоже на столбе прикажешь стоять – для укрощения плоти?
Настя:
– Ну, я не знаю… Я буду молиться за них… Бог услышит мои молитвы и не оставит их, наверно… Будем надеяться и уповать на божие милосердие.
Бабушка:
– Да… Среди богобоязненных и немилосердных людей – ничего больше и не остаётся…
Настя:
– А ты мне что прикажешь: идти против воли бога? Вспомни слова Иисуса: «лисицы имеют норы и птицы небесные гнёзда; а сын человеческий не имеет, где приклонить голову». Видишь: у Иисуса тоже не было жилья. А писание учит нас во всём следовать его примеру! И пусть меня считают ненормальной дурочкой – я буду этому даже рада! Родственники Иисуса – и мать его богородица, и братья, и сёстры его – тоже не верили в него и считали его сумасшедшим. И он отрёкся от них! Не эти мне матерь, братья и сёстры, – сказал он, – а мои ученики! Ибо те мои истинные родственники, кто исполняет волю божию!.. Вот я и буду покорно исполнять волю божию.
Бабушка:
– Удобная позиция: исполняй божью волю – и не о чём не думай. А что не так – бог простит. И никаких тебе угрызений совести… Гораздо труднее человеком быть – и перед своей совестью ответ держать. А вот она – совесть-то – прощать не любит: мучить будет и покоя не даст…
Настя:
– Чехова начиталась, да? «Веровать в бога нетрудно. В него верили и инквизиторы, и… Нет, вы в человека уверуйте!» Так, что ли?
Бабушка:
– А разве не так?
Настя (возбуждённо):
– Я прямо не узнаю́ тебя, бабушка! Ты вроде православная верующая, а рассуждаешь как последняя язычница! Вот что у тебя на уме? Деревья у тебя живые, птенцы в гнёздах, белочки, песни про родительский дом душу тебе пронизывают. Вспомни ещё про небо синее, солнце ясное, дубравы зелёные, реки широкие да поля раздольные… Все мысли и разговоры твои – о низменном, о земном! А где же высокое, духовное, что возвышает душу человека?! Иконы, яйца, кресты, кадила с ладаном, святые мощи – всё то, что необходимо людям для их спасения! – где всё это?! А это всё будет в храме, который мы на месте вашего парка построим, – вот где! А ты – деревья вырубили… Ну, вырубили и вырубили. Раскрой глаза и оглянись кругом! По стране ударным маршем шествует духовное возрождение! А это, если хочешь, и есть великий лесоповал! Сама знаешь: лес рубят – щепки летят! Грядёт великое разделение людей на два лагеря: пшеницу и плевела, овец и козлов, богоугодных и богопротивных! Одним уготовано вечное блаженство в царстве небесном, другим – вечные муки, стон и скрежет зубовный в геенне огненной! «Кто не со Мною, тот против Меня» – сказал Христос! И тут ничего не поделаешь – сам господь бог разделяет людей!
Бабушка:
– Да разделяться-то мы и без бога умеем. На кого уж мы только не разделялись по своим названиям… Теперь вот кому-то захотелось разделить нас на благодатных православных «овец» и прочих зловредных «козлищ». Уже и царя православного грозятся обратно водрузить. Видно мало им показалось трёх революций и гражданской войны… И конца и края не видно этим разделениям. И неведомо уже: соединимся ли когда-нибудь воедино в одном-то отечестве – или уже никогда…
Настя:
– Никогда не найдут примирения плевелы с пшеницей, овцы с козлами, бог с дьяволом и царство небесное с геенной огненной! И никогда святое не соединится с грешным! Кесарево кесарю, а божие богу!
Бабушка:
– Да вот промеж кесаревым и боговым у нас как раз завидное единство и согласие – мир да любовь между властью и церковью! Кукушка хвалит Петуха, ну а Петух – Кукушку… А в остальном – хронический Армагеддон…
Она тяжко вздыхает и с грустью смотрит на внучку.
– А что ты мне скажешь про девочку Аню, которая теперь в плену у барона Чёрта? К какому лагерю причислит её бог? И что ей богом уготовано? Уж, наверно, не царство небесное! Лоб-то, небось, не крестит Анечка тремя пальцами-то?
Настя мрачнеет.
– Ох, эта Аня… Я же делаю всё, чтобы привести её в стадо овец Христовых. Постоянно читаю ей Библию, внушаю божии истины, непрестанно заставляю молиться и учить закон божий... Но она какая-то неподдающаяся! От неё стал исходить какой-то холод, отчуждение… Мы же были с ней как сёстры, а сейчас стали совсем чужие. Между нами словно пропасть какая-то пролегла… Её как будто подменили!
Бабушка:
– Подменили, Настя, тебя... А девочку как раз понять нетрудно. Анечка ждала и искренно верила, что ты её спасёшь из плена барона Чёрта – ведь именно это ты и намеревалась вначале сделать, но потом… И наивная душа ребёнка никак не может понять и принять твою внезапную перемену. С предательством близкого человека тяжело смириться. Да и самому предателю – если он не православный – тоже нелегко живётся. Спроси про это у своей матери…
Настя:
– Ты заблуждаешься, бабушка. Отец Кондрат говорит, – а он лучше нас знает, – что Анюта одержима бесами. Как раз завтра он будет проводить с ней обряд экзорцизма: бесов из неё изгонять… Завтра же мы идём с ней в церковь креститься. Только я добровольно, а Анюту… Слава богу, детей можно крестить насильно – мы же не протестанты какие-то… Но Аню я вперёд пропущу – ей нужнее. А потом уже и сама – не надо быть эгоистичной: о спасении ближних тоже надо заботиться.
Бабушка:
– Да ближние не знают, куда бежать от вашей заботы… Оставьте вы с попом хоть ребёнка-то в покое – нет в ней никаких бесов… А вот тебя, Настасья, спасать надо от колдовских чар…
Настя:
– Это как это?
Бабушка:
– Твоё обращение в православную веру – это магия барона Чёрта…
Настя:
– Заблуждаешься, бабушка. Я по своей воле пришла к истине!
Бабушка:
– Не обольщайся, Настя. Олигархи вон тоже думают, что по своей воле отдают своё имущество барону в обмен на воздух Месопотамии. Да ещё и радуются этому… И профессор Преображенский думает, что по своей рассеянности послал в больницу две машины за Аней и что девочка находится на излечении в клинике иностранного учёного. Хотя Анечку выкрали слуги барона для его магических опытов. Барону нужна чудесная кровь девочки!
Настя:
– Чудесная кровь?
Бабушка:
– Анина кровь обладает чудесными свойствами… А известный тебе манускрипт открыл барону секрет изготовления из этой крови Эликсира Могущества. Вводя его себе в кровь, барон обретает магическую силу, которая даёт ему безграничную власть над людьми. Люди безропотно исполняют волю барона, но при этом убеждены, что действуют по своей собственной воле. Барон обращает людей в покорных ему зомби!
Настя:
– Почему же он тогда и Аню не сделает покорной ему зомби? И почему она такая неподдающаяся?
Бабушка:
– Магической силе барона неподвластен сам обладатель чудесной крови – это и есть Аня. Вот лукавый и нанял тебя на службу: для укрощения строптивой… А теперь слушай меня внимательно: я открою тебе тайну! Если ввести в вену Ани самую малость обыкновенной человеческой крови той же группы и резуса – её кровь потеряет чудесные свойства. В тот же миг Анечка исцелится от недуга немоты и снова заговорит. И тогда барон потеряет свою магическую силу. А ты избавишься от его колдовских чар и снова станешь прежней Настей… Барон сейчас в отлучке – приводит в исполнение свой план: стать единственным в России олигархом. Это благоприятный случай. Группа и резус крови у вас с Аней совпадают. Сейчас всё в твоих руках, Настя!
Настя:
– Нет, бабушка, я не могу этого сделать! Барон наш с Аней господин, а по евангельской заповеди овцы стада Христова должны повиноваться господам своим со страхом и трепетом в простоте сердца своего, как самому Христу. Ты же сама знаешь это!
Бабушка:
– А как же Анечка? Что с ней-то будет? Тебе разве её не жалко?
Настя:
– Да, господь послал Ане тяжкое испытание. Но она должна выдержать и перенести его безропотно и покорно. Бог от нас требует смирения, терпения и покорности, а мы не можем противиться воле бога. Господь лучше нас знает, что для нас лучше; и мы должны довериться господу, полностью и без остатка отдать себя его воле и руководству. Когда мы надеемся на себя и собственными силами пытаемся изменить свою жизнь к лучшему – мы проявляем гордыню. А это великий грех!
Бабушка:
– Но почему Анюта должна служить расходным материалом для магических опытов барона? Ведь девочка очень страдает. И страдает она несправедливо. Разве правильно допускать несправедливые страдания людей? А тем более – ребёнка.
Настя:
– Бабушка, как ты можешь так рассуждать?! Ты же православная верующая! Разве ты не читала священного писания? Там же ясно написано, что угодно богу!
Бабушка:
– Ну, и что же угодно этому богу?
Настя листает библию.
– Эх, бабушка… Вот. Первое послание апостола Петра. Глава 2. «…со всяким страхом повинуйтесь господам, не только добрым и кротким, но и суровым. Ибо то угодно богу, если кто, помышляя о боге, переносит скорби, страдая несправедливо. Ибо что́ за похвала, если вы терпите, когда вас бьют за проступки? Но если, делая добро и страдая, терпите, это угодно богу. Ибо вы к тому призваны; потому что и Христос пострадал за нас, оставив нам пример, дабы мы шли по следам его…» В общем, Христос терпел и нам велел… (Закрывает Библию.) Вот видишь, как святое писание всё ясно объясняет: богу угодно, чтобы люди страдали несправедливо!
Бабушка:
– А ведь будто в угоду дьяволу написано…
Настя:
– Нет, бабушка, в угоду богу! Дьявол, наоборот, искушает нас бороться за свои права, добиваться справедливости. А этого делать ни в коем случае нельзя! Православная церковь учит нас, что всякие разговоры о правах и свободах человека и гражданина – это новая и крайне опасная глобальная ересь! Она преграждает нам путь к спасению! Потому что всё это называется гуманизмом, а гуманизм – это и есть самое настоящее человекопоклонничество!
Бабушка:
– Вообще-то слово гуманизм всегда переводилось как человечность…
Настя:
– Неправильно переводилось – церковь лучше знает! Про это по телевизору в православной программе передавали… Раньше я тоже не понимала: почему у нас столько много несправедливости и хорошие люди от этого страдают? И вот Библия и телевизор открыли мне глаза – и я духовно прозрела! У нас же государство православное, а мы – народ богоносец. Вот господь и насылает на нас разные испытания и несправедливые страдания – и мы должны безропотно всё переносить, чтобы угодить богу и заслужить его похвалу… Знаешь, о чём я думаю, бабушка?
Бабушка:
– Ну, скажи.
Настя:
– Вот если бы православная церковь завоевала власть не только над Россией, а над всем земным шаром, – тогда всё человечество земли страдало бы несправедливо на радость богу и само радовалось бы вместе с ним! Какое счастье бы наступило на всей земле!!! Правда, бабушка?!
Бабушка (сама себе):
– Проклятый барон Чёрт... Ты посмотри, какую порчу навёл на девчонку… Какую страшную порчу!
Настя:
– Ты о чём, бабушка?
Бабушка:
– Да так – громко подумала…
Настя:
– Бабушка, я тебя не понимаю.
Бабушка:
– Вот это и пугает меня, Настенька… Потом, быть может… А сейчас мне пора.
Настя:
– Но, бабушка… Я хотела ещё о многом поговорить с тобой…
Бабушка вздыхает.
– А как я этого хотела! Но ты же совсем не слышишь голоса моего – как неживая всё равно… Да и я не в силах тебя услышать – слышать то слышу, да будто чужой незнакомый голос слушаю… Мы с тобой ещё увидимся – скоро увидимся. Вот и поговорим тогда – когда обе друг дружку слышать и понимать будем. А сейчас мне пора… Не ожидала я таких побочных эффектов – такое в мои планы не входило. Тут нельзя пускать всё на самотёк – надо брать ситуацию в свои руки!
Бабушка встаёт с дивана и направляется к зеркалу – там её встречает вспыхнувшее голубое свечение. А когда бабушка входит в него – свечение исчезает вместе с бабушкой.
Настя завороженно смотрит на зеркало.
– Ба-буш-ка…



КАРТИНА ОДИНАДЦАТАЯ

Бабушка берёт ситуацию в свои руки

Кабинет барона в его особняке.
Дверь тихонько приоткрывается – в проёме появляется голова Ани. Аня внимательно оглядывает помещение.
Осторожно входит, прикрывает за собой дверь. Нерешительно ходит по кабинету, осматриваясь кругом. Подходит к столу и начинает сосредоточенно обследовать его выдвижные ящики…
И вдруг слышит незнакомый женский голос:
– Анюта?
Аня испуганно вздрагивает и тревожно озирается по сторонам.
Голос:
– Не пугайся, Анечка, я не причиню тебе обиды. И даже наоборот: я хочу тебе помочь.
Аня продолжает озираться.
Голос:
– Присядь, пожалуйста, на тахту, успокойся и наберись смелости.
Аня боязливо подходит к тахте и садится.
Голос:
– Молодчина! Первое дело сделали. А теперь давай мы вот как с тобой поступим. Я буду говорить, а ты мне только кивай – «Да» или «Нет». Хорошо?
Аня кивает «Да».
Голос:
– Вот и умница! Значит, беседа у нас с тобой уже началась. Сейчас слушай меня внимательно. Анюта, я знаю твою печальную историю. И если ты согласишься, я постараюсь помочь тебе. А не согласишься – тут же уйду и не стану больше тебя тревожить. Кивни мне только: ты хочешь, чтобы я тебе помогла?
Аня кивает «Да».
Голос:
– Вот и хорошо. Тогда будем начинать. Скажи мне, ты читала сказку «Алиса в Стране чудес», где одна девочка попала в настоящую Страну чудес?
Аня кивает «Да».
Голос:
– И ты, наверно, читала сказки про девочку Элли, которая не один раз попадала в Волшебную страну, где Изумрудный город?
Аня кивает «Да».
Голос:
– А хочешь сама попасть в настоящую Сказку и узнать там про волшебное средство, которое исцелит тебя от недуга немоты?
Аня кивает «Да, Да!»
Голос:
– А ты не забоишься?
Аня кивает «Нет».
Голос:
– Ты уверена?
Аня кивает «Да».
Голос:
– Тогда – Сказка начинается! Я сейчас выйду к тебе прямо из зеркала – только ты, пожалуйста, не пугайся. Ладно?
Аня кивает «Да» и, затаив дыхание, смотрит на зеркало…
Вдруг зеркало вспыхивает ярким голубым свечением, из которого величаво выступает бабушка – и волшебный голубой свет за её спиною гаснет.
Аня замирает от изумления.
Бабушка (весело):
– А вот и я! Посмотри, какое на мне красивое платье. Правда?
Аня кивает «Да, да!»
Бабушка:
– Спасибо. Мне оно тоже очень нравится. С карманами!.. Ну что? Ты же не боишься меня?
Аня кивает «Нет, нет!»
Бабушка ободряюще улыбается.
– Вот видишь, какая ты храбрая девочка! Только такие смелые девочки могут попасть в настоящую сказку. А трусихам в сказке делать нечего! Правда?
Аня тоже улыбается и кивает «Да».
Бабушка:
– А теперь, пока нам никто не мешает, приступим к нашему главному делу… Можно я присяду с тобою рядышком?
Аня кивает «Да, да».
Бабушка садится рядом с Аней.
– Ты ведь пришла сюда, чтобы разведать секреты барона… этого Трёча, который обратно читается – Чёрт?
Аня кивает «Да».
Бабушка:
– Нет, девочка моя, здесь ты ничего не найдёшь… Для секретных дел у барона есть тайная комната в подвале этого дома – там у него целая лаборатория. Ключ от потаённой комнаты он всегда держит при себе и не доверяет его даже верному своему слуге Гансу… Но даже проникнув в ту лабораторию, ты бы ничего не поняла.
Аня тяжело вздыхает и понимающе кивает «Да, да».
Бабушка:
– А вот отчаиваться не надо! Затем я сюда и явилась, чтобы открыть тебе главный секрет, который поможет тебе вызволить из беды и себя, и Настю...
Аня настораживается и предупреждающе кивает «Нет, нет, нет».
Бабушка:
– Да, да, Анюта. Не только ты, но и Настя нуждается в спасении от этого барона Чёрта… Ты, наверно, заметила, что Настя сильно изменилась, что её как будто подменили?
Аня кивает «Да, да, да!»
Бабушка:
– И ты подумала, что она тебя предала и перешла на сторону барона?
Аня кивает «Да! Да!»
Бабушка:
– Нет, Анечка, это не так. Настя – заколдованная!
Аня крайне удивлена – кивает «Не-ет».
Бабушка:
– Настоящая Настя не предавала тебя, а наоборот пришла в этот дом, чтобы вызволить тебя из плена барона. Но сама попалась в его сети. Этот барон – могущественный маг и чародей! Он-то и навёл на Настю колдовские чары!
Аня в ужасе прикрывает ладошками рот – кивает «Не-ет».
Бабушка:
– А эту магическую силу барон Чёрт получает от твоей, Аня, чудесной крови. Да, Анечка, кровь у тебя и вправду чудесная… Но это только присказка. Тебе же не терпится поскорее узнать, как избавиться от своего недуга?
Аня, с глазами полными надежды, кивает «Да! Да! Да!»
Бабушка:
– Тогда слушай меня внимательно – я открою тебе тайну! Если в твою кровь ввести самую малость обычной человеческой крови – твоя кровь сразу потеряет свои чудесные свойства. И тогда недуг немоты отпустит тебя и сразу явится чудесное исцеление – ты снова будешь говорить! И это лишит барона Чёрта его магической силы. А твоя Настя станет прежней – какой и была Настей. И не станет больше мучить тебя противным божьим законом… Но для этого ты должна кое-что сделать. Ты помнишь, как в больнице у тебя брали из вены кровь и делали тебе внутривенные уколы?
Аня кивает «Да, да».
Бабушка:
– Да и барон тоже много раз брал у тебя кровь.
Аня кивает «Да, да».
Бабушка:
– Так вот. Тебе надо взять у Насти из вены самую малость – хватит одного кубика – крови, а потом ввести её себе в вену. Для этого тебе понадобится одноразовый шприц и жгут – всё это ты найдёшь в столе барона. Ты, я знаю, девочка старательная, будь внимательна, и у тебя всё получится. Дело, конечно, нелёгкое. Но я уверена, что ты с ним справишься. Главное – не торопись.
Аня отчаянно кивает «Нет, нет, нет!»
Бабушка:
– Я тебя поняла: тебя тревожит, что Настя не согласится на это маленькое переливание крови.
Аня кивает «Да, да, да!»
Бабушка загадочно улыбается.
– На то мы и попали в волшебную Сказку, чтобы воспользоваться волшебством!
И тут она достаёт из кармана платья… гребень.
– Этот гребень волшебный! Он наводит мгновенный сон на любого человека, стоит только воткнуть гребень тому человеку в волосы. Вот ты незаметно и воткнёшь его в Настины волосы. А когда сделаешь всё, чему я тебя научила, гребень-то и вынешь из её головы. И Настя проснётся прежней, какой ты её и знала раньше. На, спрячь пока.
Аня берёт гребень, прячет его в карман и кивает «Да».
Бабушка:
– К сожалению, Анечка, сказки не бывают бесконечными: любая когда-нибудь да заканчивается. Вот и наша с тобой близится к завершению. Но, как говорят, скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. И тебе ещё предстоит удивительное волшебное приключение, которое завершится удивительными волшебными превращениями! Помни, чему я тебя научила и будь умницей. Ну, а мне пора уже уходить. Настя явится с минуты на минуту.
Аня с грустью кивает «Нет… Нет».
Бабушка:
– Что? Не хочешь, чтобы я уходила?
Аня усиленно кивает «Нет, нет, нет!.. Да, да, да!»
Бабушка:
– Что, запуталась, как сказать: «Нет, не хочу» или «Да, не хочу»?
Аня смущённо кивает «Да».
Бабушка:
– Я тебя поняла. Видишь, как быстро мы с тобой подружились и стали понимать друг дружку.
Аня улыбается и кивает «Да!»
Бабушка:
– А мне кажется, что мы с тобой ещё увидимся. Я даже уверена в этом. К тому времени ты уже будешь стрекотать как сорока. И мы поговорим с тобой тогда уже по-настоящему.
Аня вдохновенно кивает «Да, да, да!»
Бабушка:
– Ну а теперь… (Поднимается с тахты.) Удачи тебе, смышлёная и храбрая девочка Аня. И помни: не боги горшки обжигают!
Аня тоже встает и, приложив руку к сердцу, делает глубокий кивок «Спасибо!»
Бабушка направляется к зеркалу – зеркало вспыхивает ярким голубым светом. Бабушка входит в него – и голубое свечение исчезает вместе с бабушкой…
Аня заворожённо смотрит на зеркало, машет ему ручкой – «пока-пока», – вздыхает и снова садится на тахту.
Потом настораживается – за дверью уже слышатся чьи-то богобоязненные шаги…

———

А вскорости входит и сама Настя – с целлофановым пакетом в руке и негодованием на лице – и с порога обращается к Ане строгим голосом наставницы:
– Ах вот ты где! А я тебя по всему дому ищу! Как же ты посмела в кабинет своего господина без позволения войти? Совсем страх божий потеряла. Господь накажет тебя за это... Вот что с тобой делать? Учишь тебя, учишь божьим истинам, а ты… Ну ничего. Сегодня в церковь идём – креститься будем и бесов из тебя изгонять. Обряд экзорцизма батюшка Кондрат над тобой совершать будет.
Аня решительно показывает кукиш – «Вот вам!»
Настя:
– А тебя и спрашивать никто не собирается – это уже решено. Слава богу, детей можно насильно крестить – мы же не протестанты какие-то… Православные в ответе за тех, кого приручили! А будешь сопротивляться – позовём православных активистов. Они подержат тебя, пока батюшка свой святой долг исполнять будет. Зато потом сойдёт на тебя божья благодать – и станешь ты послушной овцой стада Христова. Тогда уже по своей воле будешь безропотно и покорно переносить несправедливые страдания – на радость богу. И сама вместе с ним радоваться будешь.
Аня уже двумя руками крутит два кукишами – «Выкусите!»
Настя:
– Да что ты всё крутишь эти фигуры богомерзкие из трёх пальцев! Для чего бог дал тебе эти три пальца? Чтобы ты ими накладывала на себя крестное знамение – вот для чего! Бог ничего не даёт просто так – у него всё имеет специальное назначение. Губы – чтоб целовать святые мощи и ручки батюшек. Уши – чтобы слушать наставления батюшек. Рот – чтобы во время причастия вкушать кровь и плоть Христовы; и им же соблюдать пост. Язык – чтобы в сердечной молитве возносить хвалу господу. Очи – чтобы опускать их долу при покаянии. Колени – чтобы стоять на них пред иконами. Гнущуюся спину – чтобы низко кланяться ликам святых и батюшкам. Ну и так далее… Видишь, как мудро и целесообразно устроено богом человеческое тело! Ничего лишнего, а что необходимо – всё при тебе. И наш долг: применять все части тела по их прямому назначению – в полном согласии с божьим замыслом. А для этого надо непрестанно повышать свою духовную грамотность. Так что… Пойдём в твою комнату и продолжим занятия. Из-за твоих капризов мы и так сильно отстаём от запланированной программы.
Аня демонстративно отворачивается – «Никуда я не пойду!»
Настя:
– Ну что ж, раз ты такая упрямая, тогда я сама проявлю христианское смирение – могу и здесь провести с тобой занятия.
Садится на тахту, достаёт из пакета «Закон божий».
– «Закон божий» со мной, слава богу. (Открывает оглавление.) Так… Какие у нас тут вечные истины остались ещё не усвоенными… Ага, вот. Будем усвоять… усваивать… фундаментальные ценности о богослужении в православной церкви. Понятие богослужения. Храм и его устройство. Священнослужители и их священные одежды – облачения. О порядке церковных богослужений: суточный круг богослужений, недельный круг богослужений, годовой круг богослужений. Всенощное бдение. Вечерня. Утреня. Божественная литургия. Проскомидия. Литургия оглашенных. Литургия верных. Молитва на литургии пред святым причащением. Литургия преждеосвященных даров. Важнейшие действия при совершении таинств: крещение и миропомазание, покаяние и причащение, священство, брак, елеосвящение. О молебнах. О погребении усопших. Краткие сведения о богослужениях годового круга. О монашестве и монастырях. О паломничестве. О юродстве ради Христа…
Лицо Ани обретает мучительно страдальческое выражение.
– М-м-э-э!..
Настя:
– Понимаю: программа объёмная и нелегко усва́ивае… ваи-вае-мая-я… усвоя́е… яе-мае-вая-я… Блин!.. А кому сейчас легко? Посмотри вон по телевизору на руководство страны – все поголовно торчат в храмах. Думаешь, охота им толкаться там постоянно? Душа их, может быть, тоже со страшной силой рвётся наружу – на борьбу с коррупцией, на укрепление экономики! Но тело их проявляет силу воли и, преодолевая трудности, остаётся стоять в храме – усердно ставит свечки и накладывает на себя крестные знамения. А почему? Да потому что люди понимают – есть такое слово: «НАДО, ФЕДЯ! НАДО!» А чем ты лучше руководителей страны? Вот и бери с них пример: тренируй силу воли. Надо учиться преодолевать трудности.
Аня упрямо кивает головой – «Нет, нет, нет!»
Настя тяжело вздыхает.
– Ох, Анька, Анька, какая же ты невозможная… Да пойми же ты наконец: это не мне – сама я, слава богу, уже уверовала, – а тебе в первую очередь надо. Вот сожрёт тебя людоед – хоть косточки твои крещёные можно будет отпеть по обряду православному… Да и в жизни христианское смирение и покорность тебе всегда пригодятся. Ты ещё маленькая и ничего не понимаешь, а вот вырастешь и начнёшь понимать жизнь… А жизнь у людей тяжёлая и с каждым днём становится всё хуже и хуже. А что дальше будет – страшно и подумать! Кругом вечный кризис, инфляция, нищета. Цены вон как на дрожжах растут, а зарплаты и пенсии мизерные – попробуй проживи… Одни от больших денег с жиру бесятся, а другие пропитание себе в мусорных баках добывают. Одни в золотые унитазы писают и какают, а другие в подъездах нужду справляют, потому что переночевать негде… На улицу выйти страшно: кругом коррупция, организованная преступность, бандитизм. «Мажоры» всякие распоясалась: на дорогих машинах без правил ездят и беспощадно людей на улицах давят – им же за это ничего не будет... Вот у тебя и лопнет терпение – пойдёшь на митинг протеста. А тебя там полиция и нацгвардия разгонят, дубинками побьют, в камеру запрут и пытать начнут – как Свидетелей Иеговы… Чтобы ты майдан не совершила… А потом в тюрьму посадят. Ведь возмущение против власти – великий грех, который не прощается до седьмого колена и сильно оскорбляет православные чувства. А за православной чувствительностью теперь особый прокурорский надзор!.. А когда ты сама верующей будешь, то на митинг уже не пойдёшь, а пойдёшь в церковь богу молиться – вот и минуют тебя побои, пытки и тюрьма. Видишь, как хорошо в бога веровать!.. А когда состаришься – болезни всякие на тебя нападут. Тут уж совсем беда: лекарства дорогущие – на пенсию не купишь. А если ты верующей будешь, то у тебя уже запас покорности и терпения накопится – всё легче будет болезни переносить… А потом же ты можешь в церковь пойти. Когда святые мощи, когда чудотворную иконку, когда пояс богородицы поцелуешь – вот и наступит тебе исцеление. Это клинически доказано! Неспроста же храмов строится всё больше и больше, а больницы повсеместно закрываются… Главное – до смерти протерпеть. А жизнь – она быстро пролетит. Не успеешь оглянуться – уже и смерть пришла. Зато после смерти тебя ждёт вечное блаженство в раю. Другие будут в аду гореть, а ты из рая язык им будешь показывать – вот, мол, вам! Не хотели быть православными, не терпели при жизни несправедливые страдания, – вот и мучайтесь теперь в аду!.. После смерти ты мне ещё спасибо скажешь, что я тебя на путь истинный наставила. А ты никак не понимаешь всей пользы верования в бога. Так можно и счастье своё упустить. Надо же и о будущем думать, а не одним сегодняшним днём жить… Земная жизнь и даётся нам для того, чтобы мы интенсивно спасались. А для этого надо усиленно постигать вечные истины, традиционные ценности и другие там всякие духовные скрепы… Ну? Ты хоть что-нибудь поняла из тех истин, которые я пытаюсь тебе внушить?
И тут Аня смиренно кивает – «Да…»
Настя крайне удивлена.
– Какая неожиданная приятность! Наконец-то взялась за ум! Тогда приступим к занятиям?
Аня покорно соглашается и кивает – «Да…»
Настя:
– Вот и слава богу! Давно бы так… Так… (Находит в книге нужное место и приступает к чтению.) Православным церковным богослужением называется служение или служба богу, состоящая из чтения и пения молитв, чтения «Слова божия» и священнодействий – обрядов, – совершаемых по определённому чину, то есть порядку, во главе со священнослужителем – епископом или священником…
Аня, достав незаметно волшебный гребень, втыкает его в волосы Насти – Настя без чувств валится навзничь. Аня укладывает Настю, освободив для себя место на краю тахты, бежит к столу, находит там шприц и жгут, возвращается и усаживается рядом с Настей. Закатывает рукав её кофточки, перетягивает жгутом её руку, нащупывает вену и осторожно вводит иглу. Набрав в шприц немного крови, вытаскивает иглу и кладёт шприц рядом с собой. Снимает с руки Насти жгут, перетягивает им свою руку и начинает «работать кулачком». Затем берёт шприц, вводит иглу в вену и делает инъекцию. Вытаскивает шприц и освобождает руку от жгута – готово!
Вдруг по всему её телу пробегает дрожь, и Аня на время обмирает… Но скоро приходит в себя и чётким, ясным голосом произносит:
– Получилось… У меня получилось!.. Ой!..
Только теперь до неё доходит, что она обрела способность говорить.
– Я же разговариваю… Я заговорила!
Вскакивает на ноги и от радости начинает прыгать и скакать по комнате.
– Ура-а! У меня получилось! Я снова говорю! Это всё фея из зеркала! Она не обманула меня и сдержала обещание! Моя добрая волшебница исцелила меня, грешную!!!
Вдруг останавливается и смотрит на Настю.
– Ой! Настю же надо… Это… Обратно… А вдруг она не изменится? И снова начнёт мучить меня своим божьим законом? Вот так и пройдёт моё беспросветное детство… Ладно, попробую. Если что, я ей гребень обратно в волосы – пусть спит себе до приезда барона Чёрта.
Выдёргивает из головы Насти гребень.
– Оп!
Настя открывает глаза, озирается кругом и принимает сидячее положение.
– А… Что это со мной?..
Аня:
– Христос воскрес!
Втыкает гребень в волосы Насти обратно.
– Оп!
Настя падает навзничь.
– М-м…
Аня:
– Царство небесное!
Выдёргивает гребень.
– Оп!
Настя просыпается и снова садится.
– А… Что это было?..
Аня:
– Просыпайся уже, спящая красавица! А то самое интересное в жизни проспишь!
Настя до крайности удивлена.
– Анька! Ты разговариваешь?!
Аня (с лёгкой небрежностью):
– Фу… Давно уже!
Настя:
– Но… Как?! Как это случилось?!
Аня (настороженно):
– А ты уже не боговерка? А то я щас быстро тебя в царство небесное определю!
Настя:
– А… Да, да… Мне как будто сон снился… Такой яркий сон… Как наяву всё было… Как будто я в бога уверовала…
Аня:
– Это не сон. Это взаправду было. Тебя барон Чёрт заколдовал… Ох, как же ты меня достала! Заколебала прямо своим божьим законом – сил моих уже больше не было! Ещё маленько – и убила бы тебя…
Настя:
– Ничего не понимаю…
Аня (весело):
– Ладно, не бойся! Я тебя уже расколдовала. И себя тоже вылечила. Видишь, разговариваю!
Настя не в силах избавиться от изумления.
– Но как? Как это случилось?
Аня (с гордостью):
– Так я же переливание крови сделала – из тебя в меня. Сама! И у меня получилось! Вот моя кровь и перестала быть чудесной… И барон потерял свою магическую силу.
Настя:
– Подожди-ка… Чудесная кровь… Переливание крови… Из меня в тебя… Исцеление… Магическая сила барона… Да это же бабушка говорила мне про это! А я… А ты… А как ты… Откуда ты узнала про всё это?
Аня:
– Меня фея научила.
Настя:
– Фея? Какая Фея?
Аня:
– Ты чё, с луны свалилась? Не знаешь, какие феи бывают? Обыкновенная – вот какая! Это такая добрая волшебница. Она меня всему научила и волшебный гребень дала. Да вот он! Его в волосы – раз! И сразу – брык!
Настя:
– Чё, правда, волшебный?
Аня:
– Ну сама подумай головой своей: как бы я кровь из тебя взяла для переливания в меня, если бы ты не уснула? Вот этот волшебный гребень и усыпил тебя! Его в волосы – раз; и сразу – брык… На, причешись.
Настя:
– Ой, нет! Я боюсь… И где ты его взяла? Свой этот… Снотворный гребень.
Аня:
– Настя! Ты чё, пьяная, что ли? Говорю же тебе, фея дала! Она ко мне из зеркала приходила…
Настя:
– Из зеркала?! Ну да! Бабушка же из зеркала приходила! Как же я сразу-то не сообразила… Это получается, что моя бабушка к тебе тоже приходила?
Аня:
– Твоя бабушка? Ты же говорила, что она умерла.
Настя:
– Ну да, сперва она умерла, а потом типа снова воскресла… Это странная история… Надо будет потом расследовать этот вопрос.
Аня колеблется.
– А ты правда уже не боговерка? Или только притворяешься?
Настя:
– Да правда, правда! Сама не знаю, что на меня нашло…
Аня:
– Говорю же тебе, барон Чёрт тебя заколдовал.
Настя:
– Да, да, барон… Бабушка говорила про какую-то порчу… Этот вопрос тоже надо расследовать. Но это потом… А сейчас мне срочно спасать же тебя надо!
Аня:
– Тогда спасай же меня срочно!
Настя:
– Драпать надо без оглядки, пока барона Чёрта нету. Бабушка говорила, что он благосостояние своё сейчас повышает – олигархов грабит…
Аня:
– А Ганс?..
Настя:
– Ой, Ганс… Хорошо, что напомнила. Мне же надо должок ему вернуть.
Аня:
– Какой должок?
Настя:
– Да образовался тут один – долго объяснять… А долг платежом красен.
Встаёт и начинает осматривать комнату.
– Так, так, так…
Аня:
– Ты чего ищешь?
Настя:
– Верёвка нужна… Подожди-ка… (Снимает свой длинный шарф.) Во! Пойдёт… (Идёт к двери.) Иди сюда, Анюта.
Аня подбегает.
– Чё делать?
Настя подаёт Ане один конец шарфа.
– Держи. Натянем у двери ему под ноги. Давай потренируемся.
Аня берёт конец шарфа.
– Прикольно!
Они натягивают шарф внизу у двери.
Настя:
– Только держать надо крепко. А то этот Кинг-Конг тяжёлый!
Аня
– Ну всё – я уже научилась.
Настя:
– Минуточку…
Бежит к зеркалу, покрывает голову шарфом.
– Ну и прикидон у меня – дурочка с переулочка… Надо будет в институт в таком виде заявиться – штабелями все лягут! (Подбегает к двери.) Щас я его позову, а ты будь наготове.
Аня и Настя бьют друг дружку ладонью в ладонь и вместе произносят:
– Мы – банда!
Настя делает серьёзное лицо и выходит из кабинета. Аня взволнованно ждёт…
Спустя немного времени Настя возвращается.
– Давай!
Аня:
– Даю!
Они спешно натягивают внизу двери шарф.
В скором времени дверь открывается, и через порог переступает Ганс – он сходу спотыкается о шарф, пытаясь сохранить равновесие, делает несколько шагов, но окончательно запутывается и падает на пол, встав на четвереньки.
Настя забегая к нему сзади со словами:
– Пришёл час сатисфакции, сепаратист проклятый!
И со всего размаха бьёт его пинком в зад.
– Получите расчёт, сударь!
Ганс распластывается по полу на животе.
Аня:
– Класс!
Настя:
– А теперь драпаем без оглядки, пока я ему все кости не переломала!
Аня и Настя стремглав убегают.
Ганс поднимается на ноги и трёт рукой ушибленный зад.
– Ах ты засранка! Посмотри, какая злопамятная. И мстительная ещё в добавок…Не по-христиански это. Не-е, это совсем не по-христиански… Да ещё и двое на одного!



КАРТИНА ДВЕНАДЦАТАЯ

Наглядный пример духовного возрождения страны

Гостиная в доме, унаследованном Настей. Олег, в костюмчике «на выход», критически оглядывает себя в зеркало – он в приподнятом настроении.
Со второго этажа выходят Настя и Аня и спускаются по лестнице вниз.
Олег (весело):
– Что, продрали светлые очи?
Аня:
– Спасибо, – уже хорошо видим!
Настя:
– А куда это мы собрались – такие нарядные?
Олег:
– Не закудыкивай…
Настя:
– На приём к английской королеве? Или к папе римскому?
Олег:
– Бери выше! Еду на стрелку с влиятельным криминальным авторитетом – большим поклонником живописи и меценатом. Будем решать вопрос по организации выставки моих картин.
Аня садится на диван.
– Пойдём, Настя, на выставку?
Настя садится рядом.
– Православные активисты опять разгром устроят.
Олег:
– Не факт. Криминальный авторитет обещал для охраны выставки выставить своих бандитов. Гарантирует безопасность и порядок!
Настя:
– Так в России же бандиты – все поголовно православные! Разве православные станут с православными биться?
Олег:
– Почему бы и нет? Бойня между православными – старая добрая традиция. Загляни в скрижали истории: иосифляне и нестяжатели, опричники и неопричники, никоновцы и старообрядцы, крестьянские войны, Кровавое воскресенье… Ныне и присно православные колошматят православных. Так что, разрешить бойней разногласия в искусстве им сам бог велел!
Настя:
– Будем надеяться, что православные бандиты накостыляют православным активистам – и искусство будет спасено!
Олег:
– Иначе быть не может. Эти активисты смелые на миролюбивое население стаей нападать. А при достойном отпоре разбегаются как тараканы. А у бандитов, как-никак, есть понятия… И за национальную культуру, думаю, сумеют постоять!
Настя:
– Хоть тут культуре повезло…
Олег:
– Да, кстати. В наш город прибыла группа православных паломников во главе с особо почитаемой чудотворной иконой. Говорят, небывалые чудеса творит. Её в церкви для целования выставили… Не хочешь сходить приложиться?
Настя:
– Ну хватит уже! Будет теперь подкалывать… Не боговерка я уже. Правда, Аня?
Аня улыбается.
– Поживём – увидим... Если что – волшебный гребень к применению всегда готов!
Олег берёт со стола папку.
– Я сегодня уже не смогу к Ольге сходить…
Настя:
– Мы пойдём сегодня с Анютой… Бедная мама – как же ей плохо там…
Олег:
– Да… Психиатрическая больница – не курорт… Будем надеяться, что… Ну, ладно, поехал я… (Направляется к выходу, но у двери останавливается.) Да! Письмо там тебе пришло, Настя. Из-за границы! На столике вон лежит.
Олег уходит. Аня бежит за письмом, приносит его Насте и садится рядом.
– На! От кого?
Настя рассматривает конверт.
– Кажется, из Австралии…
Она распечатывает конверт, достаёт письмо и пробегает его глазами.
– Этого не может быть! Анька, ущипни меня! Да это же от Яна!
Аня:
– Вот! А ты страдала – где он да как он?! Ну? Жив-здоров? Клад нашёл?
Настя:
– Вот послушай. «Здравствуй, Настенька! Хотел подробно описать приключения и злоключения, случившиеся со мной после памятного забора и лавочки, но потом решил, что расскажу всё при нашей встрече (если тебе будет интересно). А пока сообщаю главное: клад я нашёл! И уже успел частично им распорядиться: у скалистых берегов живописной гавани австралийского побережья ждёт свою хозяйку красавица бригантина – она твоя! И она готова в любую минуту поднять якорь и отправиться за горизонт – в далёкое кругосветное путешествие под белыми совсем как облака парусами! Правда, судно оснащено ещё и современным двигателем – это на всякий случай. От дяди самых честных правил я узнал, что ты уже спасла из плена многоликого барона свою сестрёнку Аню…» (Треплет Ане волосы.) Ага, спасла – это она меня спасла! (Читает.) «…Мои агенты в России свяжутся с вами и обеспечат вам перелёт до Австралии, а в аэропорту Сиднея я встречу вас. Маршрут кругосветного путешествия выберешь сама. Могу предложить 37 параллель южного полушария – путь «Дункана» в поисках капитана Гранта. Да, тут маленькая такая компания – мои друзья и их подруги набиваются в попутчики. Я сказал, что и сам бы не прочь обернуться вокруг земного шарика, но кого брать, а кого не брать, будешь решать ты – это твоё путешествие…» (С видимым смущением.) Ну куда ж я… мы без тебя… И друзьям твоим, и их подругам – всем места хватит... (Читать.) «…Правда, одного старого «морского волка» я уговорил занять место капитана судна – без него никак нельзя. На этом заканчиваю своё послание, а то не о чем будет поговорить при встрече. А я и бригантина надеемся на скорую встречу. Недаром же поётся в песне: «Так устроен мир, что подолгу не могут корабли у пристани стоять!» Твой, надеюсь, неслучайный знакомый, гражданин мира и вечный странник Ян».
Настя бережно складывает письмо, прячет в конверт и прижимает его к груди.
– Анька! Разбуди меня – это, наверно, сон!
Аня понуро отвечает:
– Ты в кругосветку отправишься, а я – в детдом…
Настя:
– Глупости! Вместе в кругосветку отправимся! Слышала, что Ян пишет?
Аня:
– Барон потерял свою магическую силу, и профессор Преображенский избавился от его гипноза… Все опомнятся и начнут меня искать. Потом узнают, что я уже вылечилась и отправят обратно в детдом.
Настя:
– Ни в какой детдом никто тебя не отправит! Всё уже решено. Вот мама выйдет из больницы, и они с папой пойдут тебя удочерять. И я пойду с ними – усестрять тебя. И ты с нами пойдёшь – удочеряться и усестряться.
Аня:
– А вдруг не получится… Ну, что-нибудь не так…
Настя:
– Ну что может быть не так? Мама с папой согласны, я согласна, ты согласна – что ещё надо? Приватизируем тебя – вот и всё!
Аня:
– Предчувствия у меня нехорошие… Я боюсь…
Настя:
– Дурочка ты, Анька, – хуже меня стала…
Звонок входной двери в прихожей.
Аня (испуганно):
– Это из опеки! Меня забирать… Не открывай!
Настя поднимается.
– Да не бойся ты: никому я тебя не отдам! Щас гляну.
Настя убегает в прихожую. Аня, вся сжавшись в комок, замирает в тревожном ожидании…

———

Из прихожей в гостиную возвращается Настя, а с ней мужчина и женщина – оба в форме судебных приставов-исполнителей.
Пристав-женщина открывает папку с документами.
– Вы, надо полагать, числитесь дочерью должницы?
Настя:
– Какой ещё должницы?
Пристав-женщина:
– Той самой, которая числится вашей матерью… Тут ещё числится супруг должницы. Надо полагать, ваш отец?
Настя:
– Вы папу имеете в виду?
Пристав-женщина:
– Если вы числитесь его дочерью – он, естественно, должен числиться вашим отцом. Где он?
Настя:
– А папы дома нет. Он сейчас на сходке криминальных авторитетов – они там решают культурную концепцию страны!
Пристав-женщина:
– Очень смешно! (Смотрит на Аню.) А вот маленький ребёнок у нас не числится.
Аня:
– Это моя сестра!
Пристав-женщина:
– Сестра, брат, кум, сват – не имеет значения. Главное, что не числиться.
Настя:
– Что вы заладили: числится, не числится!..
Пристав-женщина:
– Все люди в определённых качествах и количествах должны где-то числиться; а за ними должно числиться определённое имущество. Это необходимо для упрощения сбора налогов, податей и платежей.
Пристав-мужчина:
– И принудительного выселения из данного имущества!
Пристав-женщина:
– Это в первую очередь. Поскольку за должницей – вашей матерью – числится этот дом, то вы обязаны немедленно его освободить!
Настя:
– С какого перепуга?!
Пристав-мужчина:
– Да вы не беспокойтесь: мы же вас не на улицу выгоняем. Вам будет предоставлено другое жильё – домик в деревне… (Мечтательно.) Эх, хорошо иметь домик в деревне!.. Правда, состояние домика не совсем… как бы это сказать…
Пристав-женщина:
– Не надо вдаваться в подробности… Вопрос ремонта домика в деревне пусть сами решают с местной администрацией.
Настя:
– А-а! Вы – риелторы! Ищете пенсионеров и одиноких людей, забираете у них жильё, продаёте, а деньги – себе в карман! Вы ошиблись адресом! Мы ещё не пенсионеры и не одинокие! А значит, у вас нет законных оснований лишать нас жилья!
Пристав-мужчина:
– Мы хуже риелторов: мы судебные приставы-исполнители. И действуем в рамках исполнительного производства. Этот дом продан с молотка…
Настя:
– А я никому его не продавала!
Пристав-женщина:
– Не надо включать дурочку!
Настя:
– Да как вы смеете так со мной разговаривать!
Пристав-женщина:
– Это ты как смеешь препятствовать государственному органу! Мы, между прочим, при исполнении и действуем в рамках закона! Твоя мамаша обанкротилась, а потом решила соскочить… И не придумала ничего умнее, как симулировать психическое заболевание и спрятаться в психушке.
Пристав-мужчина:
– Только у неё это не пролезет! Для погашения её долгов дом описан, арестован, выставлен на торги и продан за бесценок…
Пристав-женщина шипит:
– По установленным рыночным ценам…
Пристав-мужчина:
– Именно это я и хотел сказать: цены на недвижимость в минуту продажи резко упали – и приобретателю дома крупно повезло.
Настя (возмущённо):
– Да откуда вы взялись, блин, такие умники?! По завещанию бабушки – я наследница всего имущества! Да, я отдала маме деньги, потому что имею право! А дом я не отдавала! И не могла отдать, потому что сама ещё не вступила в права наследства – шесть месяцев ещё не прошло.
Приставы озадаченно переглядываются.
Пристав-женщина:
– Вообще-то, в случае возникновения спора, связанного с принадлежностью имущества, на которое обращено взыскание, заинтересованное лицо, считающее себя собственником арестованного имущества, – вправе обратиться в суд с иском об освобождении имущества от наложения ареста или исключении его из описи. Вы обращались по этому вопросу с иском в суд?
Настя:
– Да откуда мне было знать про ваши махинации?!
Пристав-мужчина:
– Незнание закона не освобождает от ответственности!
Пристав-женщина:
– Верно. Придётся очистить помещение.
Настя:
– Нет, не придётся, господа риелторы!
Пристав-мужчина:
– Мы не риелторы. Мы приставы.
Настя:
– Приставы, риелторы, коллекторы – всё равно не пролезет у вас рейдерский захват моего дома! Мы будем держать оборону! У нас есть ружьё и арбалет! И в случае чего – открываем огонь на поражение! Пойдём, Аня, готовиться к обороне.
Настя и Аня бегут по лестнице на второй этаж.
Пристав-мужчина:
– Это глупо с вашей стороны! С властью бодаться – себе дороже! Тут вам не заграница, а наоборот… Порядок и справедливость!
Настя:
– А кто сунется – получит пулю в лоб и стрелу в сердце! Имейте в виду: мы будем стоять насмерть!
Аня:
– Как на Курской дуге!
Аня и Настя скрываются за дверью.
Пристав-мужчина:
– Ни одно выселение без скандала.
Пристав-женщина:
– Такая у нас служба.
Пристав-мужчина:
– Служба… Эти хозяева жизни дома́ за бесценок скупают, а ты им тут соломки подстилай – прикрытие обеспечивай.
Пристав-женщина:
– А куда денешься? Сверху ЦУ спустили: обеспечить сенатору Верхоглядову режим наибольшего благоприятствования… Система!
Пристав-мужчина:
– Задолбала уже эта система…
Пристав-женщина:
– Не можешь изменить ситуацию – измени своё отношение к ней. Не можешь изменить систему – постарайся полюби её. Умные люди уже сделали вид… А вот что нам делать – ума не приложу.
Пристав-мужчина:
– Звони генералу – пусть присылает ОМОН.
Пристав-женщина:
– Начальнику УВД?
Пристав-мужчина:
– А что? Мы же помогли его сыночку помещения у конкурентов для бизнеса отжать. Пусть нам теперь помогает.
Пристав-женщина:
– Попробуем…
Отойдя в сторонку, пристав-женщина звонит по телефону…
В это время в гостиную входит отец Кондрат, а за ним следует псаломщик – худощавый молодой человек с жиденькой бородкой, – несущий в охапке принадлежности для проведения обряда освящения дома.
Псаломщик:
– Куда это, батюшка?
Отец Кондрат оглядывает гостиную.
– Да приткни куды-нибудь покудова… Вон в угол пока, что ли… Или давай уже сразу на стол, что ли… Хоть бы скатертью застелили, что ли… Вот люди!.. Ладно, и так потянет – не себе…
Псаломщик:
– В угол… На стол… Понял!
Складывает ношу в указанный священником угол, с довольным видом любуется на свою работу. Затем из угла старательно перетаскивает всё на стол и аккуратно там определяет – святую воду в прозрачной полиэтиленовой бутыли, иконку, маленький сосудик с елеем, библию, крест, лампадку, кадило, кропило (кисть для разбрызгивания святой воды), кропильницу (сосуд для святой воды, куда макают кропило), четыре маленькие свечки, четыре наклейки с изображением креста. И снова с чувством исполненного долга любуется на результаты своего труда.
– В угол – на стол!
Отец Кондрат тем временем, подойдя к приставу-мужчине, заводит разговор:
– Что-то никого не собралось ещё… Вы, стало быть, первые будете?
Пристав-мужчина:
– В каком смысле?
Отец Кондрат:
– Ну, из приглашённых… Верхоглядов грозился, что прибудут важные гости аж из Москвы – сливки и цвет федерального православия на обряд освящения дома пожалуют!
Пристав-мужчина:
– У нас тут свой обряд – обряд принудительного выселения.
Отец Кондрат:
– Изгнание бесов, что ли?
Пристав-мужчина:
– Можно и так сказать…
Отец Кондрат:
– Ещё один священник будет?
Пристав-мужчина:
– Мы сами хуже любого священника – приставы мы!
Отец Кондрат:
– А, по долгу службы, стало быть.
Пристав-мужчина:
– По долгу, по долгу – будь он неладен…
Отец Кондрат:
– Это хорошо, что вас придумали. А то народ совсем страх божий потерял. Представляете, опять гонения на православную церковь начались! Это чтоб вы в курсе были… Мне по завещанию умирающей покойницы положено миллион отдать, а она ни в какую – хоть ты её убей! Вы могли бы принудительно с её взыскать? Или мне лучше сразу к коллекторам обратиться? А?
К ним подходит пристав-женщина; и в это время в гостиную входит адвокат.
Пристав-женщина:
– Адвокат Верхоглядова пожаловал. (Кивает на отца Кондрата.) Что за делегация?
Пристав-мужчина:
– Говорит, что дом пришёл крестить. А тот… (кивает на псаломщика) Наверно, его помощник.
Отец Кондрат:
– Это псаломщик мой. Дьячок, стало быть.
Пристав-мужчина:
– Ну что там?
Пристав-женщина:
– Всё в порядке. Скоро будет ОМОН.
Отец Кондрат:
– ОМОН?
Подходит адвокат.
– ОМОН?
Пристав-женщина:
– Проблемы у вашего сенатора, господин его адвокат.
Адвокат:
– Проблемы-то мы и сами создадим кому угодно… Что там у вас?
Пристав-мужчина:
– Бывшие жильцы наотрез отказываются выселяться из дома. Девушка и девочка забаррикадировались наверху с ружьём и арбалетом.
Адвокат:
– Это не наши, а ваши проблемы. Вы судебные приставы-исполнители – вот и выселяйте их в принудительном порядке.
Пристав-женщина:
– За нас не беспокойтесь – мы своё дело уже завершаем. Скоро прибудет ОМОН и обеспечит выселение. А вот у вас с господином Верхоглядовым проблемы только начинаются. Дом этот, оказывается, принадлежит не должнице, а её дочери, которая получила его в наследство от своей бабушки. И, кажется, сама ещё не вступила в права наследования.
Адвокат:
– А вы куда смотрели?
Пристав-женщина:
– Законом предусмотрен судебный порядок освобождения имущества из-под ареста или исключения его из описи. Следовательно, в компетенцию судебного пристава не входит правовая оценка принадлежности имущества тому или иному лицу. Пока ещё никто из заинтересованных лиц в суд не обращался. Так что, с нас взятки гладки! Но такой иск в любое время может поступить в суд…
Адвокат несколько озадачен.
– Но ей же не удалось зарегистрировать фирму – юридическое лицо… Пациентка работала на основании свидетельства индивидуального предпринимателя. А значит, отвечает по своим долгам всем своим имуществом – на это и был расчёт…
Пристав-мужчина:
– Здесь ключевое слово «своим», господин адвокат. Своим имуществом, а не имуществом дочери. А дочь в любой момент может обратиться в суд.
Адвокат:
– Ладно, будем решать проблемы по мере их поступления… И в случае чего – мы объединим с вами усилия. И не таким церберам намордники надевали. А каких-то сопливых девчонок уж как-нибудь…
Пристав-женщина:
– Её мамаша – должница – в своё время сама работала адвокатом. И, по моим сведениям, неплохим адвокатом.
Адвокат усмехается.
– Слава богу, мы живём в благодатное время уважаемых людей! А самое глубокое уважение обеспечивают…
Пристав-мужчина вздыхает.
– Деньги и власть!
Адвокат усмехается.
– Вот видите – вам даже объяснять ничего не надо.
Пристав-мужчина.
– Ну, бог в помощь.
Адвокат ухмыляется.
– А бог всегда помогает уважаемым людям!
Пристав-женщина (своему коллеге):
– Осмотрим пока первый этаж?
Приставы уходят в столовую.

———

Отец Кондрат нерешительно подступается к адвокату.
– Гм… гм… Вы, как я понял, адвокатом будете?
Адвокат:
– Почему – буду? Я и сейчас уже адвокат. И весьма этим доволен!
Отец Кондрат:
– Ну да… Я это… Проконсультироваться бы… Вляпался я тут в каверзную ситуацию…
Адвокат приглядывается к священнику – явно оценивает его платежеспособность.
– Каверзные ситуации – наша адвокатская стихия! Излагайте.
Отец Кондрат:
– Вы, наверно, не в курсе, так я вам щас вкратце… Гм… На православную же церковь заново страшные гонения начались! На своей шкуре уже испытал… Отцом Кондратом меня кличут… Я повторялся и буду повторяться: женский пол – это сущее наказание для всего рода человеческого. Вот возьмём к наприперу её и меня. Я к ей и так уже, и по-всякому – к обоюдному согласию пытался её принудить… А она – ни в какую! Нет – и всё тут! Хоть ты её убей! Так и не уломал… «Я, – говорит, – Гавриила ждать буду!» Да больно ему надо махать крыльями в такую даль! Ни с какого боку к ей не подлезешь! Вот что мне с ею делать?! Всю душу она уже мне истерзала!.. Бабушку свою, видишь ли, она слушается! Да бабушка эта сама психически ненормальная!
Лезет под рясу и достаёт из кармана штанов сложенное вчетверо завещание.
– Вот, полюбуйтесь!
Адвокат берёт документ.
– Давайте посмотрим… Так… Завещание?
Отец Кондрат:
– Оно, проклятое!
Адвокат просматривает завещание.
– Так… Ага… Угу… Ого! Получается, это вам миллион! Надо же… Архангел Гавриил… Добралась благополучно, встретили хорошо, приступаю к вечному блаженству… Вот как! Предусмотрительно. Ничего не скажешь.
Адвокат возвращает завещание законному владельцу. Отец Кондрат прячет документ обратно в карман и вопросительно взирает на адвоката.
– И что вы на это скажете?
Адвокат:
– Ничего, кроме того, что уже сказал: предусмотрительное завещание.
Отец Кондрат:
– Но как же это?.. Там ведь сказано, что деньги я получу только после прилёта архангела Гавриила, который подтвердит пребывание усопшей в раю…
Адвокат:
– Эта деталь не должна вас смущать, святой отец. Здесь налицо все признаки односторонней сделки, совершённой под отлагательным условием. В данном случае возникновение прав и обязанностей по завещанию ставится в зависимость от обстоятельства, относительно которого неизвестно, наступит оно или не наступит… Так что, всё в рамках закона: статьи 154 и 157 Гражданского кодекса Российской Федерации.
Отец Кондрат:
– Но это же явное нарушение моих прав как человека и гражданина на получение наследства! Это же противоречит всем принципам гуманизма!
Адвокат:
– Ни в коем случае. За вами сохраняется ваше неотъемлемое право ожидания и надежды на получение упомянутого наследства. А укреплять вас будет ваша вера!.. Церковь ведь тоже не даёт всем полную гарантию на обретение царства небесного, а ставит это в зависимость от определённых условий – многие же факторы учитываются… Отец Кондрат:
– Да я про другое… Я про этого Гавриила архангела… Мы же с вами здравомыслящие люди и хорошо понимаем, что это всё выходит за пределы здравого смысла… Нельзя же потакать больному воображению умирающей покойницы…
Адвокат:
– Да я-то как примерный безбожник очень даже хорошо вас понимаю, батюшка… Но вот поймёт ли нас судья?
Отец Кондрат:
– А что судья?
Адвокат:
– Ну, вы же хотели бы признать завещание частично недействительным?
Отец Кондрат:
– Именно – частично! Про миллион там правильно написано – его надобно оставить. А вот Гавриила этого по возможности желательно устранить… Виду помутнения рассудка умирающей покойницы.
Адвокат:
– Едва ли православный судья возьмёт на себя смелость подвергнуть сомнению здравый рассудок, как вы говорите, умирающей покойницы. Ведь факт прилёта архангела Гавриила на землю задокументирован авторитетными источниками – это хорошо известные вам Евангелия… Выходит, гипотетически это возможно!
Отец Кондрат:
– Вот так поворот!.. Неужели ж все судьи православные?
Адвокат:
– Да вы, батюшка, будто не от мира сего. Власть-то у нас в стране православная. А суд – одна из ветвей власти. Он так и называется: судебная власть. Государственная служба, так сказать, обязывает их быть православными верующими…
Отец Кондрат крестится.
– О господи! Средневековье какое-то… Докатились! Если ещё и судьи станут архангелов дожидаться, то мы скоро до того дойдём, что «МОЛОТ ВЕДЬМ» применять начнём! Читали, небось?
Адвокат:
– Да я и сам не одобряю всего этого, но-о…
Отец Кондрат воодушевляется:
– Ну вот! Вы-то вроде как тоже причислены к системе правосудия, а создаёте впечатление вполне вменяемого и адекватного человека…
Адвокат:
– Адвокатура – не государственная структура. И уж тем более – не структура власти. Мы – общественная организация. Поэтому можем пока позволить себе такую маленькую роскошь, как вменяемость и адекватность…
Отец Кондрат:
– Да, ситуация… Всем ситуациям ситуация!
Адвокат (хитровато):
– Именно в таких ситуациях и нужны толковые адвокаты!
Отец Кондрат навострил ухо.
– Стало быть, есть выход?
Адвокат (заговорщически):
– Нам нужен судья-вероотступник!
Отец Кондрат испуганно крестится.
– О господи! Это же какой грех!
Адвокат:
– Не пугайтесь – это лишь на время судебного процесса… Судья впадает в атеистическую ересь – ни в каких ангелов и архангелов он не верит! Так ему проще будет признать прилёт Гавриила бредовой идеей, а умирающую покойницу невменяемой, ввиду глубокого психического расстройства. Он с чистым сердцем присуждает вам миллион – и вы благополучно его получаете! А потом всё возвращается на круги своя…
Отец Кондрат:
– Куды-куды?
Адвокат:
– Судья, потом опомнившись, мучается угрызениями совести, идёт в церковь на исповедь – теперь уже он к вам идёт, батюшка! – и чистосердечно кается в своём вероотступничестве!
Отец Кондрат (радостно):
– Естественно, получает прощение и отпущение грехов – ибо господь милостив! И наш судья благополучно возвращается в лоно святой православной церкви!
Адвокат:
– Мы понимаем друг друга с полуслова.
Отец Кондрат вдохновляется:
– Я вам больше скажу! Это даже хорошо, что судья оступится, а потом покается. Ибо господь раскаявшихся грешников любит гораздо больше, чем нераскаявшихся праведников! Вот послушайте притчу «О блудном сыне»…
Адвокат:
– Повременим с притчами – надо ковать железо, пока оно горячо.
Отец Кондрат:
– Согласен! Я вам потом расскажу эту притчу – поучительная притча… А сейчас надо ковать, ковать и ковать!
С довольным видом поглаживает бороду.
– Ты посмотри, как умно всё придумано! Ничего не скажешь! Всё в соответствии с законом и, главное, в согласии с нормами библейской морали!
Адвокат:
– Осталось только подвигнуть судью на вероотступничество. Тут нужен какой-то катализатор…
Отец Кондрат:
– Катализатор?
Адвокат:
– Ну да. Стимулятор, ускоряющий процесс…
Отец Кондрат:
– И что же это может быть?
Адвокат:
– Нужно дать…
Отец Кондрат:
– Чего дать? Кому дать?
Адвокат:
– Денег. Нужно дать судье денег.
Отец Кондрат:
– Денег?! Судье?!
Адвокат:
– Деньги – самый проверенный и надёжный катализатор! Получив деньги, судья, терзаемый угрызениями совести, должен пережить сильное душевное потрясение; оно будет настолько велико, что горемычный наш не то что в бога – во всё человечество веру потеряет… Вот тут мы его тёпленького и возьмём! А далее всё по плану: покаяние, прощение грехов и возвращение в лоно святой православной церкви.
Отец Кондрат:
– Гм... Неожиданно как-то… Непривычно… Деньги веками в виде добровольных пожертвований стекались в храмы, как реки в моря. А тут в обратную сторону – против течения, выходит. Явное нарушение финансовых потоков…
Адвокат:
– А что? От вашего храма нашему храму – храму Фемиды, греческой богини правосудия! Думается, она тоже будет рада принять пожертвование.
Отец Кондрат:
– Из храма истинной веры языческой Фемиде?! Это уже перебор!
Адвокат:
– И чем же греческая богиня Фемида хуже еврейского божества Яхве, которому вы поклоняетесь? К тому же вы и сами сомневаетесь, что многоуважаемый Иегова пришлёт Гавриила для урегулирования конфликта. А Фемида уже сейчас готова вам помочь!.. А впрочем, тут никто никого принуждать не собирается. Сами же говорите, что пожертвования – дело добровольное…
Отец Кондрат:
– В данном случае оно, конечно… Фемида будет понадёжнее… Придётся, видимо, дать этой Фемиде. Придётся пожертвовать. Так сказать, от нашего храма вашему храму. Придётся…
Адвокат:
– Итак, оставим на время Фемиду и направим стопы наши к римскому богу врачевания и медицины Эскулапу!
Отец Кондрат:
– Куды-куды?
Адвокат:
– Необходимо собрать в суд доказательства, что у завещательницы и раньше замечались бредовые идеи на почве помутнения рассудка: частенько мерещились всякие там ангелы, архангелы, святители, крестители… Надо будет задним числом заручиться нужными справками, заключениями экспертиз – придётся обращаться в различные медицинские учреждения и комиссии. А там трудится глубоко верующий православный народ! Значит, опять потребуется катализатор… А далее по схеме: отречение, покаяние, прощение, возвращение в лоно православия!
Отец Кондрат:
– Что, и там тоже все православные?!
Адвокат:
– А куда ж им деваться? Государственные учреждения – там с этим очень строго!
Отец Кондрат:
– Господи! Да откудова они только берутся – эти православные?! Полезли изо всех щелей прямо тучами, как тараканы эти!
Адвокат:
– А что вы хотели? Как говорится, за что боролись, на то и напоролись.
Отец Кондрат:
– Так вот же! Вот так у нас всегда и получается. Боролись, боролись – и сами же напоролись… Народ-то у нас дикий – меры ни в чём не знает. Правильно говорят: заставь дураков богу молиться, они и лбы себе поразбивают!
Адвокат:
– Так вы запретите дуракам в бога веровать.
Отец Кондрат:
– Оно, конечно, хорошо бы… Но никак не можно: поголовье верующих резко пойдёт на спад – враз инвестиции в церковь многозначительно сократятся. А это контрпродуктивно. На одно государственное финансирование шибко не пошикуешь…
Адвокат:
– Тогда надо медицину стимулировать.
Отец Кондрат:
– Так денег же на всех не напасёшься! Вот и выкручивайся теперь, как хочешь…
Адвокат:
– Это не им, а вам, батюшка, наследство получить надо. А без пожертвования римскому богу врачевания Эскулапу – это будет затруднительно... Впрочем, думайте и решайте сами.
Отец Кондрат:
– Да чего уж там думать… Придётся уж, видно, дать на лапу этому Эскулапу!
Адвокат:
– Идём дальше…
Отец Кондрат:
– О Господи! Ещё не всё?! Кому там ещё денег надо?!
Адвокат:
– Надо бы чисто символически умилостивить пантеон русских богов. Кто там у нас? Род, Сварог, Даждьбог, Перун, Велес, Ярило…
Отец Кондрат:
– А при чём тут русские боги?! Они же не православные! Им же не надо отрекаться…
Адвокат:
– Это верно: русские боги не православные. К большому сожалению, они решили так и остаться – русскими… Но дельце, которое мы с вами запланировали, проворачивать нам придётся на их территории, которую они, что называется «крышуют»… Надеюсь, вы понимаете, о чём я говорю?
Отец Кондрат:
– Честно признаться, не совсем.
Адвокат (таинственно):
– В вашем же еврейском писании сказано: «Не вари козлёнка в молоке матери его».
Отец Кондрат озадачен.
– Неужели всё так серьёзно?
Адвокат:
– Вы себе даже не представляете, насколько всё серьёзно!
Отец Кондрат:
– Видно придётся умилостивить и русских богов. Раз уж и грекам, и римлянам решили заплатить – заплатим тогда уже и русским. Всё-таки на их территории… А тем более – крышуют…
Адвокат:
– Ну, и мне небольшой гонорарчик за хлопоты. Много я с вас, так уж и быть, брать не стану. Так – чисто символически…
Отец Кондрат:
– Разумеется, разумеется… Я ведь не для себя стараюсь, а ради торжества справедливости и гуманизма…
Адвокат достаёт визитку.
– Вот моя визитка. Забегайте, обсудим детали.
Отец Кондрат берёт визитку.
– Непременно! А заодно и притчу «О блудном сыне» вам расскажу - поучительная притча!.. Знаете, я совсем уже было отчаялся, а тут сам бог мне вас на удачу послал! Да ещё и на такую мудрость надоумил! (Возведя очи к потолку, крестится.) Слава тебе, господи! И премудрости твоей слава!
В это время в гостиную входит сам Верхоглядов, а за ним степенно и важно следуют знатные гости.
Верхоглядов:
– Проходите, гости дорогие, проходите!
Адвокат:
– О, мой главный клиент пожаловал. Всё, батюшка, до скорой встречи.
Отец Кондрат и адвокат расходятся.
Отец Кондрат потирает руки.
– Раз пой-шли на дело, та́-ра, та́-ра, та́-ра!..
Адвокат потирает руки.
– Экспроприация экспроприаторов!..

———

А в то время Верхоглядов обращается к гостям:
– Это и есть мой новый дом, который настоятельно требует православного обряда освящения! Так… (Оглядывает гостиную.) Адвокатура здесь. Хорошо. Церковь на месте. Отлично. А где же телевидение?
Адвокат:
– Ещё не прибыло.
Верхоглядов:
– Непорядок! Была же договорённость с руководством программы «ПРОЖЕКТОР ПРАВОСЛАВИЯ». Значит, не понимают люди, что благосклонность Викентия Верхоглядова дорогого стоит! Ладно, подождём… А пока прошу любить и жаловать моих дорогих гостей из Москвы! Это представители высшего эшелона власти, знатные бояре и дворяне, деятели науки и культуры, финансисты и банкиры, именитые купцы и владетели природных ресурсов – словом, сливки и цвет федерального православия! Все – как и я – профессиональные патриоты и ярые приверженцы церковности и православности!
Тут открывается дверь – и в гостиную, с сумочкой на плече и микрофоном в руке, пятясь задом, входит журналистка Катька, а за нею, с направленной на неё камерой, следует телеоператор.
Катька:
– И сейчас мы своими глазами увидим наглядный пример триумфального шествия православия по необъятным просторам нашей Родины – от заполярной Арктики и холодных северных морей до самых южных до окраин; от западного Калининграда, перешагнув через Урал, по диким степям Забайкалья до самого-самого Дальнего Востока и Владивостока! Включая, разумеется, Курилы, которые мы никому не отдадим, и Аляску, которую скоро заберём себе обратно…
Она поправляет на носу дужку неимоверно огромных очков и внимательно оглядывает присутствующих.
– А кто из вас этот… Как его…
Начинает рыться в своей сумочке… Отец Кондрат обращается к псаломщику:
– Видал, как выразительно цифровое телевидение освещает широту охвата нашей миссионерской деятельности!
Псаломщик с умилением ответствует:
– Проникновенно говорит! Прямо как в псалме Давида: «Ты уедешь к северным оленям, в жаркий Казахстан уеду я!»
Катька вытаскивает из сумочки шпаргалку.
– А, вот! Ви… Викентий… Ве… Верхоглядович… Кто тут?
Верхоглядов поправляет:
– Верхоглядов! Фамилия такая, а не отчество…
Катька:
– Это вы?
Верхоглядов:
– Докатились! Не знать в лицо известного сенатора и лидера общественно-религиозного движения «УДАР ПРАВОСЛАВИЯ». Вы телевизор-то хотя бы изредка смотрите?
Катька:
– Очень изредка. Я не люблю телевидение: там сплошная неправда… Я больше читать люблю. (Поправляет очки.) Преимущественно классику.
Верхоглядов (настороженно):
– Подождите… А вы, собственно, кто такая?
Катька:
– Я с телевидения – программа «ПРОЖЕКТОР ПРАВОСЛАВИЯ». Журналистка Катька. Можно просто – Катерина. Но все меня зовут Катька… Вот послали на задание: православие поднимать… (Заглядывает в шпаргалку.) Репортаж называется: «Триумфальное шествие православия по необъятным просторам нашей Родины».
Верхоглядов (с сомнением):
– А вы давно в журналистике?
Катька:
– Сегодня первый день – после института я…
Верхоглядов:
– Так я и подумал. Посылают чёрт знает кого…
Катька:
– Это правда, у меня нет опыта. Но у меня есть огромное желание…
Верхоглядов перебивает:
– Ладно. Будем вас учить азам журналистики.
Катька:
– Буду крайне признательна.
Верхоглядов:
– Значит так. Пока ничего не снимайте – я дам команду, когда снимать… (Подходит к отцу Кондрату.) Сейчас мы сделаем вот что. Я встану к телевизионщикам задом – я их не вижу, – а вы ко мне и к ним лицом. И будете говорить мне что-нибудь божественное… Потом, как бы заметив появление телевидения, громко сообщите об этом мне. А дальше я уже сам… Понятно?
Отец Кондрат:
– Чего непонятного: я – передом к телевизору, а вы к ему – задом!
Верхоглядов:
– Вот и отлично.
Становится к телеоператору и Катьке задом, а отца Кондрата устанавливает перед собой – лицом к себе и телевидению. Командует:
– Готово! Камера, мотор, начинаем съёмку!
Телеоператор:
– Снимаю! (Начинает снимать.)
Верхоглядов делает блаженное лицо.
– Говорите, батюшка, говорите.
Отец Кондрат:
– А чего говорить-то?
Верхоглядов (нетерпеливо):
– Не знаю… Что-нибудь божественное…
Отец Кондрат:
– Может, псалом?
Верхоглядов (нервозно):
– Давайте псалом – что угодно… Давайте уже!
Отец Кондрат (торжественно):
– Псалом!
Верхоглядов (теряя выдержку):
– Да начинайте уже!
Отец Кондрат:
– Начальнику хора. На Шошанниме.
Верхоглядов:
– Что?
Отец Кондрат:
– Так это… Псалом Давида…
Верхоглядов (в тихой ярости):
– Вы начнёте уже когда-нибудь?!
Отец Кондрат:
– Гм, гм… (Торжественно читает псалом 68.) «Спаси меня, боже, ибо воды дошли до души моей. Я погряз в глубоком болоте, и не на чем стоять; вошёл во глубину вод, и быстрое течение их увлекает меня. Я изнемог от вопля, засохла гортань моя, истомились глаза мои от ожидания бога моего. Ненавидящих меня без вины больше, нежели волос на голове моей; враги мои, преследующие меня несправедливо, усилились; чего я не отнимал, то должен отдать…»
Верхоглядов:
– Давайте, батюшка…
Отец Кондрат:
– Да даю же, даю! (Продолжает читать псалом.) «…Боже! Ты знаешь безумие моё, и грехи мои не сокрыты от тебя…»
Верхоглядов свирепо цедит сквозь зубы:
– Сообщайте мне о прибытии телевидения!
Отец Кондрат:
– Всемогущий господь, сотворивший небо и землю, звёзды и луну, и оба метеорита – тунгусский и челябинский… гм, гм… милостью своею послал нам на сей день телевидение!.. Цветное!.. Цифровое!..
Верхоглядов:
– Фу-у!..
Разворачивается к посланному господом телевидению и делает неимоверно удивлённое лицо.
– О! Да никак телевидение к нам пожаловало?! (Идёт на камеру.) Ну вот… Хотелось всё скромненько, без лишней помпы… Но, как видно, шила в мешке не утаишь!.. Ладно. Не выгонять же вас, раз уж пришли. У нас от народа секретов нет! Давайте вместе насладимся торжественной простотой православного обряда освящения моего дома!.. Предугадываю ваш вопрос: вы хотите знать, что же подвигло меня на столь решительное проявление патриотизма? Правомерный вопрос! У народа есть право голоса и право знать! И мы не вправе отнять у православного электората это право!
Псаломщик (торжественно):
– Псалом Давида!
Верхоглядов бросает взгляд на отца Кондрата.
– Чего он хочет?
Отец Кондрат:
– Псаломщик? Так это… Псалом Давида… видимо…
Псаломщик вдохновенно читает псалом 51:
– «Что хвалишься злодейством, сильный? милость божия всегда со мною. Гибель помышляет язык твой; как изощрённая бритва, он у тебя, коварный! Ты любишь больше зло, нежели добро, больше ложь, нежели говорить правду. Ты любишь всякие гибельные речи, язык коварный. За это бог сокрушит тебя вконец, изринет тебя и исторгнет тебя из жилища твоего и корень твой из земли живых. Увидят праведники и убоятся, посмеются над ним и скажут: вот человек, который не в боге полагал крепость свою, а надеялся на множество богатства своего, укреплялся в злодействе своём…»
Во время этой декламации происходит немая сцена: Верхоглядов шепчет на ухо стоявшему рядом адвокату, который, понимающе кивнув, идёт и шепчет на ухо отцу Кондрату, тот, в свою очередь, кивнув, подходит к псаломщику и шепчет ему на ухо. Последний, кивнув и отвесив поклон, умолкает.
Верхоглядов обращается к Катьке:
– Небольшая заминка… Церковь порой бывает непредсказуема, но без неё, к сожалению, никак нельзя – как-никак, главная наша духовная скрепа!.. Так вы спрашиваете, что меня подвигло на столь крайне патриотический поступок? Ну что ж! Вопрос поставлен ребром и требует столь же прямолинейного ответа! Отвечаю. Вот все мы любим говорить о церковности, о православности, о необходимости внедрения в массы религиозности – только ленивый не вспоминал ещё, где крестился Владимир и кого он перекрестил… И это правильно! Пропаганда нужна: без неё не развернуть движение страны назад в прошлое – к преданьям старины глубокой... Но как я всегда в таких случаях говорю: «Хочешь изменить мир – начни с себя!» А многие ли из нас задавались вопросом: какую лепту я лично внёс в это великое дело государственной важности? Часто ли мною посещается церковь? Сколько свечей я там поставил и сколько раз перекрестился? Сколько поклонов отбил перед иконой и много ли святых мощей и других фрагментов мёртвых человеческих тел я там поцеловал? Какое, наконец, количество своих домов я удостоил обряда освящения за текущий отчётный период? И желательно с проведением сравнительного анализа с предшествующим отчётным периодом. Тогда будет видно, что у тебя имеется в сухом остатке: поступательный рост курса твоей религиозности или же его неуклонное падение. Ведь православный электорат вправе потребовать с нас отчёта! Раз уж вы рьяно погнали нас верной дорогой, – скажет он, – будьте любезны, покажите нам личный пример! Явите нам и всему миру наглядный образец нравственной высоты, духовной широты и всеобъемлющей чистоты помыслов!.. Вот и решил я ударить, так сказать, православием и наглядным личным примером по безбожию, всякой ереси, атеизму, либерализму, глобализму, мультикультурализму и запрещённой в России толерантности – во славу духовного возрождения страны!
Катька:
– Понятно. Выражаясь словами персонажа пьесы Островского, вы решили увеличить количество добра!
Верхоглядов:
– Именно так! Ведь что такое по сути своей православный обряд? А это не что иное, как видимое проявление невидимого богатства внутреннего мира отдельно взятого индивидуума, показатель его нравственного личностного роста и духовного, так сказать, расширения в объёме!
Катька:
– Здорово!
Верхоглядов:
– А как вы думали! Считайте, что вам крупно повезло: сейчас вы находитесь в эпицентре событий, в самой полной мере отражающих процесс духовного возрождения нашей великой державы!
Из столовой выходит пристав-женщина и что-то жуёт.
– А ничего столовая... Кажется, виновник торжества явился.
Следом плетётся пристав-мужчина и тоже жуёт.
– И важные гости с ним, и телевидение тут…
Верхоглядов:
– Ну что, приступим к делу, господа православные! Ваш выход, отец Кондрат! Можете приступать к обряду освящения моего гнёздышка!
Отец Кондрат переминается.
– Да у нас тут не совсем…
Верхоглядов:
– Что такое? Решили, что я мало вам заплатил?
Отец Кондрат:
– Да нет, пожертвование достойное, грех жаловаться…
Верхоглядов:
– А что тогда? Святую водицу забыли прихватить?
Отец Кондрат:
– Скажете тоже! Вон стоит…
В это время пристав-мужчина без зазрения совести спокойно наливает святую воду из бутыли в кропильницу. Отец Кондрат дико возмущается:
– Эй, эй! Это же святая вода – для обряда освящения дома!
Пристав-мужчина:
– А она что, отравленная?
Отец Кондрат:
– Какая отравленная! Наоборот – целебная! Святая же!
Пристав-мужчина:
– Так это же, наоборот, мне будет хорошо!
Выпивает воду и ставит кропильницу на стол.
– Тепловата немного.
Адвокат извиняющимся тоном объясняет Верхоглядову ситуацию:
– Маленькое недоразумение… Бывшие обитатели дома – девушка и девочка – отказываются освобождать помещение. Забаррикадировались на втором этаже – ружьём и арбалетом угрожают… Вот приставы и пришли их выселять.
Верхоглядов:
– А я думаю: откуда приставы?.. И какие проблемы у вас?
Пристав-женщина:
– У нас проблем нет. Скоро прибудет ОМОН и освободит помещение. А вот у вас могут возникнуть проблемы…
Верхоглядов строго смотрит на адвоката.
– Что всё это значит?!
Адвокат:
– Маленькая неувязочка… Дом, оказывается, принадлежит не самой банкротке, а её дочери.
Верхоглядов:
– Постой, постой… Ты что, хочешь сказать, что вся работа по её банкротству проделана напрасно?
Адвокат:
– Ну почему напрасно? Всё идёт по намеченному плану. Уладим кой-какие юридические формальности – и все дела. Шероховатости в любом деле случаются. Но из любых ситуации мы всегда выходили с достоинством! Или я не прав?
Верхоглядов немного успокаивается.
– Ну хорошо… А сейчас-то что делать?
Адвокат:
– Подождём бойцов ОМОНА.
Верхоглядов:
– С ума сошёл? А завтра телевидение на всю страну покажет, как Верхоглядов при помощи ОМОНА в стране духовность возрождает… (Вспомнив про телевидение.) Эй! Вы что там – снимаете, что ли? Немедленно прекратить! Значит так. Монтаж репортажа будете делать под моим личным контролем! Вам ясно?! (Адвокату.) Видел, прыткие какие? Глаз да глаз нужен… Нет, ОМОН не годится.
Адвокат:
– Да без ОМОНА никакую духовность не возродишь! Чуть что – отчуждение земельного участка под строительство храма или передача другого имущества церкви – и сразу же протесты, возмущения, митинги… Народ-то у нас дикий, несознательный.
Верхоглядов:
– Значит, будем внедрять сознательность в умы народа! С нами же бог и святая православная церковь! Хватит уже церкви перекладывать свои функции на государство и власть – надо и самой иногда подключаться… Ну что, батюшка, ваш выход! Двиньте-ка этим строптивым девчонкам достойную проповедь! Вразумите словом божьим заблудшие души! Чтоб устыдились, понимаешь, своего некрасивого поведения!
Отец Кондрат:
– Что-то я сомневаюсь…
Верхоглядов:
– Сомненья прочь! Припугните адом! Приманите раем! Или что там у вас в таких случаях полагается – не мне же вас учить. Сейчас вызовем на суд божий… Как старшую зовут?
Отец Кондрат:
– Настя её зовут. Настасья, значит.
Верхоглядов кричит наверх:
– Эй, там, наверху! Настя! Настасья, значит! Выйди-ка… те… на минуту! Разговор есть!
На площадку второго этажа выходит Настя и оглядывает присутствующих.
– Ого, сколько риелторов и коллекторов собралось!
Верхоглядов:
– На меня надо смотреть – это я вас вызвал! Я – Викентий Верхоглядов. Известный государственный и общественный деятель, сенатор от вашего региона и лидер общественно-религиозного движения «УДАР ПРАВОСЛАВИЯ».
Настя:
– Вам повезло в жизни. А я обыкновенная Настя – маленькая хозяйка этого большого дома.
Верхоглядов:
– Ошибаешься, Настя. Этот дом – мой. Я его купил.
Настя:
– Нет, это вы ошибаетесь – я вам его не продавала. А незаконные махинации вашей компашки буду обжаловать в суде.
Верхоглядов:
– И этот суд – заранее предупреждаю – ты проиграешь! Слишком разные у нас с тобой весовые категории…
Настя:
– Ничего, у моей мамы подходящая категория…
Верхоглядов:
– Оставим пока вопросы судопроизводства… Кроме юридической стороны – существует ещё и нравственная сторона этого вопроса!
Настя:
– Нравственная?!
Верхоглядов:
– Я бы даже сказал, духовно-нравственная! Ведь библейские нормы морали в стране у нас пока ещё никто не отменял! О них-то и хочет тебе напомнить отец Кондрат.
Настя:
– О, и священный поп туточки – в каждой бочке затычка… И телевидение тут! Обалдеть!.. Ладно уж, так и быть, проявлю толерантность. Прошу вас, гражданин поп! Можете смело выставить своё голое мнение на весь экран!
Верхоглядов:
– Ваш выход, батюшка!
Отец Кондрат:
– Гм, гм… Смирись и будь покорна божьей воле, дочь моя! Уступи сей дом сопернику твоему и ближнему своему, брату во Христе, рабу божьему Викентию Верхоглядову!
Настя:
– А харя не треснет у раба божьего?
Отец Кондрат (неуверенно):
– Да… не должна по идее – господь милостив…
Верхоглядов:
– Свинья не выдаст, бог не съест!
Псаломщик шепчет ему что-то на ухо – Верхоглядов слушает и отмахивается:
– От перестановки мест слагаемых сумма не меняется… Продолжайте, батюшка.
Отец Кондрат:
– Священное писание нас учит: «Мирись с соперником твоим скорее, пока ты ещё на пути с ним, чтобы соперник не отдал тебя судье, а судья не отдал бы тебя слуге, и не ввергли бы тебя в темницу; истинно говорю тебе: ты не выйдешь оттуда, пока не отдашь до последнего кодранта!.. И кто захочет судиться с тобою и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду!.. Просящему у тебя дай и от хотящего занять у тебя не отвращайся!.. Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют и где воры подкапывают и крадут; но собирайте себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не истребляют и где воры не подкапывают и не крадут…»
Настя перебивает:
– Да читала я уже такую сказку! Если дали по одной стороне морды – надо другую морду сразу подставить… Красивый, конечно, обычай… Только морду почему-то жалко. Обе морды – и ту, и другую жалко.
Отец Кондрат:
– Ну, к вопросу непротивления злу насилием надобно избирательно подходить… А то и в Толстовскую ересь недолго впасть…
Настя:
– А как надобно подходить к заповеди: не пожелай дома ближнего своего?
Отец Кондрат:
– И тут избирательно подходить надобно. С учётом, в первую очередь, воли божией… Ты что ж думала, заглянул человек в библию – и сразу все истины постигнул? Нет, этого мало. Тут главное – богословская интерпретация и правильное истолкование слова божия. А на это способны исключительно знающие люди. Их легко можно узнать по облачению… Вот глянь на моё облачение. И сразу видно – я знающий человек! А стало быть, могу истолковать любую ситуацию с учётом воли божией…
Настя:
– Ну-ка, ну-ка, ну-ка!..
Отец Кондрат:
– Наша земная жизнь не есть цель, а только средство к достижению цели. Цель же есть вечное блаженство в царстве небесном опосля уже смерти! А чтобы проверить, достоин ли человек этого блаженства опосля смерти – господь и даёт человеку земную жизнь, а для проверки непрестанно насылает на его разные испытания…
Настя:
– Вона как! А я-то всё не могла понять, для чего это боженька поставил смерть в самый конец жизни, а не вначале её и не посередине!
Отец Кондрат:
– Мудрость божию невозможно переоценить… Так вот. Одних он испытывает бедностью, других же испытывает богатством. Вот и тебе в своё время послал бог и дом большой, и денег немеряно… Но выдержала ли ты это испытание богатством?
Настя:
– И что же с моей выдержкой?
Отец Кондрат:
– А вот и вспомни: не утаила ли ты чего от духа святого, подобно Анании и Сапфире, которых бог за это смерти предал? Не удержала ли у себя денежные средства, отписанные по завещанию особе духовного звания?.. Да только ещё неизвестно, какой мудрости сподобит господь судебную власть и какой сюрприз приготовит тебе православный судья! Всё это бог хранит покудова в тайне…
Настя:
– Начинается! Виновата ли я, что у ваших ангелов постоянные задержки рейсов из-за нелётной погоды? Прилетит вот Гаврила в голубом вертолёте – вот тогда и приходите, вот тогда поговорим!
Отец Кондрат:
– Могу и про другое напомнить. Не предлагал ли я тебе провести обряд освящения этого дома, когда он был ещё твоим? С благими намерениями предлагал: чтобы очистить дом от скверны былого присутствия в нём твоего богопротивного деда. Но ты воспротивилась воле божией, заартачилась и фордыбачить стала!
Настя:
– Оставьте в покое моего дедушку! А иначе я… Не знаю, что сделаю!
Отец Кондрат:
– А вот у бога на этот счёт иное мнение! И господь – тебе в пику – уже исполнил свою волю. Но как тонко, как филигранно он это сделал! Вначале он направляет в наш город группу паломников во главе с особо почитаемой чудотворной иконой – она сейчас выставлена в храме для целования и преклонения… А по прибытию сюда, икона уже самолично сотворяет великое чудо: дом у тебя отымает и передаёт его в более благонадёжные Верхоглядовы руки. Теперь господь своего прилежного раба, православного Викентия, и впредь будет интенсивно испытывать богатством, а на тебя, неразумную, наслал он испытание бедностью. Одним выстрелом бог убывает сразу двух зайцев: и дому этому обеспечивает полноценный обряд освящения, и тебе преподаёт урок за легкомысленное отношение к божьим испытаниям!.. Мы не в силах постигнуть глубину мудрости божией… Слава тебе, господи! И глубине премудрости твоей слава!
Верхоглядов:
– Хорошо излагает чертяка! А какая аргументация! И библейские нормы морали, и воля божия в обоснование положены. Молодец, Кондрат отец!
Гости аплодируют.
Настя:
– Вот невезуха – совсем одолела меня божья воля! И что мне делать теперь?
Отец Кондрат:
– В другой раз повторяюсь: уступи сей дом православному Верхоглядову добровольно, не скорбя, со смирением сердца своего и достойно выдержи посланное богом испытание. Смирение и только смирение отличает православного верующего от приверженцев других религий. Только смирение даёт шанс на спасение. «Без смирения нет спасения!» – мудро сказал кто-то из православных старцев. Ибо смирение открывает нам путь в царство небесное!
Настя:
– А не обманете, дядя поп? Если смирюсь – точно в царство небесное попаду?
Отец Кондрат:
– Не веришь мне, поверь хотя бы святителю Иннокентию. Он-то врать не станет! Почитай его богословский труд: «УКАЗАНИЕ ПУТИ В ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ». Там он даёт расширенное толкование и богословскую интерпретацию на глубокие слова Иисуса: «Если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя и возьми крест свой и следуй за Мною». Вот ты сразу спросишь: а что это значит? Святитель Иннокентий и разъясняет тебе, что первая обязанность православного христианина – отвергнуться себя. Исторгнуть из сердца всё, что привязывает нас к миру. Быть мёртвым для мира. Вторая обязанность – взять крест свой. Под именем креста разумеются страдания, горести и неприятности. Тот несёт крест, кто принимает и безропотно переносит всё, что бы ни случилось с ним в жизни неприятного, горестного, печального, трудного и тяжкого. И потому, обидит ли кто тебя, случилось ли с тобою какое несчастье, или ты, при всей деятельности твоей и неусыпных трудах, терпишь нужды и недостаток, или даже самая бедность и нищета подавляют тебя; или, кроме этого, ты терпишь ещё какую-либо неприятность, – всё это переноси без злобы, без ропота, без жалобы, не считая себя обиженным, и без чаяния за то земной награды; но переноси всё это с любовью и великой радостью. И всегда помни, что все твои беды и страдания – это врата в царство небесное!
Верхоглядов (в восторге):
– Вот! Вот какого милого и симпатичного человека формирует православная церковь! И наша задача всех поголовно сделать такими! Тогда исчез бы фактор постоянного беспокойства – и мы бы забот не знали… Ты посмотри, какую хорошую религию придумали для нас евреи – самим бы нам никогда до этого не додуматься! Не дурак был князь Владимир, когда решил святую Русь оправославить! Не-ет, кто бы что ни говорили там, а православная церковь нам нужна! Надо будет увеличить им государственное бюджетное финансирование. Индексацию пенсий уберём, а сэкономленные деньги направим православной церкви. Она у нас выполняет задачу государственной важности: формирует генетически правильный тип человека! Как это… Хомо Смирениус! Что в переводе с научного означает: Человек Покорный! (Насте.) Эй! Слышала, что отец Кондрат проповедует, ссылаясь на первоисточники?.. Как там, батюшка, первоисточник называется?
Отец Кондрат:
– «УКАЗАНИЕ ПУТИ В ЦАРСТВО НЕБЕСНОЕ».
Верхоглядов:
– Автора мне напомните.
Отец Кондрат:
– Святитель Иннокентий. В миру – Вениаминов.
Верхоглядов:
– Слышала, чему святитель Иннокентий Вениаминов в своём первоисточнике тебя учит? Он всё тебе уже разжевал и в рот положил – тебе осталось только проглотить готовое. Получается, чем тебе хуже, тем для тебя же лучше! Чем больше пакостей и гадостей в твоей жизни, тем больше у тебя шансов спасти свою душу и заслужить царство небесное! Выходит, что мы о тебе же заботимся! И не только о тебе одной. Руководство страны проявляет заботу обо всём народе! Власть прилагает максимум усилий, направленных на ухудшение жизни населения страны, делая всё возможное, чтобы облегчить людям путь в царство небесное! Идёт полномасштабная подготовка к переходу страны в загробный мир – именно там сейчас находится зона основных наших геополитических интересов! Семьдесят лет Советская власть кормила нас сказками о светлом будущем. Хватит! Надоело! Сыты по горло мы этими сказками! Народ требует реального счастья! И не в каком-то мифическом будущем, а немедленно – после смерти! И первоочередная задача власти: обеспечить людей достаточным количеством бед и страданий, так необходимых для расширения ворот и облегчения пути в царство небесное! Наш народ этого заслужил!!!
Гости бурно аплодируют.
Псаломщик:
– Псалом Давида! (Поёт.)
У народа нет плохой невзгоды,
Каждая невзгода – благодать!
Не дают зарплату больше года –
Надо благодарно принимать…
Под сердитым взглядом отца Кондрата умолкает.
Настя:
– Не, чё-то не действуют на меня ваши первоисточники – совсем не хочется страдать!.. А скажите что-нибудь такое, чтоб на меня сразу подействовало.
Отец Кондрат (с укоризной):
– А ведь ещё недавно была ты покорной рабою божией, благоразумной овцою стада Христова и нашей примерной сестрою во Христе. Но совратил тебя лукавый с истинного пути. И, поддавшись искушению сатаны, была уловлена ты в дьявольские сети и встала на путь вечной погибели.
Настя:
– Всё было как раз наоборот! Сначала магической силой барона Чёрта я была уловлена в его дьявольские сети, но потом моя сестрёнка спасла меня – и я освободилась от этого жуткого гламура! А вы перевернули всё с ног на голову! Нехорошо обманывать, гражданин поп! Вам сейчас должно быть стыдно!
Верхоглядов:
– Полюбуйтесь! Яйца курицу уже учат!
Настя:
– А чё я такого сказала? Я только разоблачила поповский обман и наставила вашего батьку на путь истинный. А то он совсем с него уже совратился.
Отец Кондрат:
– Да бесполезно с нею разговаривать – я же говорил.
Верхоглядов:
– Да. По всей вероятности, субстантивных контактов по всему периметру ожидать в данном случае не приходится. И продуктивной имплементации договорённостей у нас с нею определённо не состоится.
Отец Кондрат:
– Какое там – она же некрещёная даже!
Верхоглядов:
– Так крестить её прямо сейчас – что с ней цацкаться! Детей же крестим насильно. А чего остальных-то спрашивать? Если бы Владимир у каждого спрашивал его желание – Русь до сих пор некрещёной ходила бы! Жили бы как эти вон нехристи: Япония с Китаем – без цивилизационного выбора!
Настя:
– Попробуйте, если такие смелые! У нас ружьё залповое и арбалет бронебойный! Кто сунется – пулю в лоб и стрелу в сердце получит!.. Не верю я в бога!
Верхоглядов:
– И по какому же праву? Ты что, не в России живёшь? Чтобы сохранить свою национальную самобытность, безусловно, необходимо опираться на традиционные ценности. И в первую очередь – нравственные! А они-то как раз и формируются религиозными взглядами! На всём протяжении тысячелетней истории Россия развивалась именно как православное государство, в основе которого лежали христианские идеи жертвенного служения богу и спасения души! В этой связи хочу привести мудрое изречение нашего Президента, которое он, не кривя душой, мужественно высказал в ежегодном послании своему Федеральному Собранию: «Учёным можешь ты не быть, но православным быть обязан!» И оно – изречение это – для всего русского мира станет путеводной звездой и нравственным ориентиром на многие и многие тысячелетия вперёд!
Настя:
– Сир, я не нуждаюсь в этой гипотезе!
Верхоглядов:
– Но это же цивилизационный выбор Владимира! Россия не состоялась бы как тысячелетняя цивилизация без крещения святым князем Владимиром русского народа! Владимир взял на себя смелость сделать такой цивилизационный выбор и определил путь нашего дальнейшего развития на тысячелетия вперёд!
Настя:
– Владимир сделал цивилизационный выбор креститься двумя пальцами, а вы без его согласия стали креститься тремя! А католики всё равно вас обскакали! У них ещё более крутой цивилизационный выбор и более продвинутый путь развития – они крестятся аж всей пятернёй! Круче и продвинутей их – только шестипалые!
Верхоглядов:
– Не морочьте мне голову своими глупостями!
Настя:
– Тогда объясните мне, что означают ваши выборные пути? Я лично ни на какие цивилизационные выборы не ходила и ни за какие тысячелетние пути развития не голосовала! Я уже совершеннолетняя и сама сделаю выборный путь моего развития!.. Мой прадедушка всю войну прошёл и брал Берлин. По-вашему, я должна ехать туда сейчас и убивать там немцев?
Верхоглядов:
– Ну, немцев убивать сейчас необязательно – у нас и своих внутренних врагов хоть отбавляй… А вот «Декларацию русской идентичности», принятую на Всемирном русском соборе, ты обязана строго соблюдать! А там, между прочим, ясно написано, что каждый русский должен чувствовать глубинную эмоциональную связь с главными событиями своей истории, к которым в первую очередь относится крещение Руси! А этого за тобой как раз и не наблюдается!
Настя:
– Это неправда! Я чувствую глубинную эмоциональную связь с крещением Руси – и воспринимаю это событие нашей истории как великую трагедию. Страшное было время. Огнём и мечом истреблено множество народа только за то, что люди не желали креститься – не хотели предавать родную веру предков. А вы эту масштабную карательную операцию – геноцид народа Руси по религиозным признакам – сделали своим праздником… Просто мы с вами по-разному чувствуем глубинную эмоциональную связь с главными событиями своей истории.
Верхоглядов:
– Да какое ты имеешь право вот так понимать главные события истории! Понимание нашей общей истории должно быть исключительно единообразным!
Настя:
– Что-то мне подсказывает, что вы не готовы отдать свою жизнь за моё право высказать своё мнение…
Верхоглядов:
– «Единство истории, единство народа, единство России!» – вот под каким лозунгом проходил Всемирный русский собор! А ты же нагло вносишь раскол в это единство!
Настя:
– Да я, в принципе, не против единства. Только хотелось бы, чтобы в основу нашего общего единства была положена моя точка зрения, а не ваша.
Верхоглядов:
– Да кто ты такая, чтобы твоя точка зрения… Где ты была, когда православная церковь формировала менталитет русской нации?! Где ты была, когда русская нация в горниле святого православия формировала свой менталитет?! Где ты была, когда церковь ложилась в основу нашей национальной культуры?!
Отец Кондрат патриотически ябедничает:
– Не помешало бы проверить её на принадлежность к русской нации… Есть подозрение, что она, помимо прочего, ещё и не признаёт православие основой нашей национальной культуры…
Верхоглядов:
– А это кстати! В «Декларации русской идентичности» дано чёткое определение русского человека. Русским вправе считаться только тот, кто признаёт православие основой своей национальной культуры и не имеет других этнических предпочтений! Теперь каждый гражданин страны может не только сам пройти качественную идентификацию на принадлежность к русской нации, но так же проидентифицировать своих друзей, знакомых, соседей, коллег по работе… наконец своих родных – дедушек, бабушек, родителей, братьев, сестёр, детей, внуков… Вот и ответь нам: ты признаёшь православие основой национальной культуры? Или может быть ты имеешь иные этнические предпочтения?! Мы ждём ответа! И не только мы, здесь присутствующие, – вся русская нация призывает тебя к отведу!
Настя:
– Здрасьте, я ваша Настя! Сколько помню себя – всегда русской была; и вдруг какие-то умники порешили, что теперь я уже не русская, потому что они придумали такую декларацию! Хитренькие какие: сегодня они декларацию придумали, а завтра от старости все помрут – и с них как с гуся вода! А я опять крайняя? Как мне объяснять потом своим детям и внукам, почему они иностранцами считаются в своей же стране? А?!
Верхоглядов:
– Вот только не надо увиливать! Мы ждём ответа на конкретно поставленный вопрос! Как этого требует декларация!
Настя:
– Да что происходит-то? Повторение уроков истории? Гитлер циркулем черепа у людей измерял, чтобы определить их принадлежность к арийской расе, а эти умники решили своей декларацией определять принадлежность людей к русской нации! Даже страшно уже становится!.. Значит, чтобы считаться русскими, теперь все обязаны лобызать ручки у бородатых мужиков в рясах, стоять на коленях перед иконами, бить поклоны и целовать мощи – эти останки человеческих трупов? А с чего вы вдруг решили, что мы не достойны лучшей судьбы?!
Катька:
– И что ж потом? За скуку, за мученье,
Награда вся дьячков осиплых пенье,
Свечи, старух докучная мольба,
Да чад кадил, да образ под алмазом,
Написанный каким-то богомазом…
Как весело! Завидная судьба!
Верхоглядов:
– А вот ваша рифмованная ирония здесь совершенно неуместна!
Катька:
– Да это же стихи Александра Сергеевича Пушкина!
Настя:
– Я тоже люблю Пушкина! Вот: «Жил-был поп, толоконный лоб. Пошёл поп по базару посмотреть кой-какого товару. Навстречу ему Балда…»
Верхоглядов:
– Прикуси язык, маргиналка! Ты и так уже наговорила на целый букет статей Уголовного кодекса! Теперь тобой займутся правоохранительные органы! Мало того, что сама свернула с пути развития цивилизационного выбора Владимира, так она ещё и против православной общественности развернула активную экстремистскую деятельность! Отрицание существования бога! Наглый саботаж духовного возрождения страны! Воспрепятствование проведению православного религиозного обряда! Попрание наших святынь и государственного патриотизма! Оскорбление глубоких религиозных чувств православных верующих!
Настя задыхается от возмущения.
– Это я́ ваши чувства оскорбляю?! Ну, вы и на-аглые!!! Это вы припёрлись в мой дом без приглашения и устроили тут балаган! Хотели меня насильно крестить, собирались осквернить мой дом своими лицемерными обрядами! Нет! Это не я, а вы оскорбляете мои чувства!
Верхоглядов:
– Что?! Какие у тебя чувства, если ты даже некрещённая? Закон стоит на страже исключительно чувств православных верующих, а за их оскорбление сурово карает! А твои чувства не предусмотрены действующим законодательством, а значит, они неправомерны! И любое их проявление должно преследоваться и строго пресекаться органами правопорядка! Посмотрите на неё, люди православные! Надо же до такого додуматься: мы оскорбили её чувства! Смех, да и только!
Верхоглядов громко смеётся. Гости, проявляют солидарность, тоже поднимают Настю на смех.
Настя (с негодованием и обидой):
– Ах вот, значит, как?! Значит, мои чувства не предусмотрены?! А ваши, значит, предусмотрены?! Ну всё – вы меня достали! Лопнуло моё терпение! Щас я вам устрою, блин, Варфоломеевскую ночку!
И она убегает за дверь.
Отец Кондрат:
– За арбалетом, небось, побежала… И взаправду ведь стрельнет! О господи! Знать бы заранее, в кого прицелится… (Крестится.) Боже, пронеси чашу сию мимо меня…
Верхоглядов (с натянутой усмешкой):
– Духу не хватит… Так – блефует…
Катька:
– Обидели девушку этим вздором про оскорблённые чувства верующих…
Верхоглядов:
– Чувства верующих – вздор?! Вы в своём уме?! Клинически доказано, что оскорбление чувств верующих вызывает в возвышенной христианской душе непереносимые душевно-нравственные страдания!
Катька:
– Но первоисточники учат нас, что любые страдания – это врата в царство небесное! Странный поворот на сто восемьдесят градусов у вас получается… И потом. Истинно верующего христианина по определению невозможно оскорбить.
Верхоглядов:
– Позвольте! Но если православный индивидуум не будет оскорбляться поведением окружающих, то каким же образом и сами эти окружающие, и широкие круги общественности смогут узнать о глубокой и беззаветной приверженности индивидуума церковности и православности?! Вот в чём вопрос!
Катька:
– По этому признаку и узнают, что его невозможно оскорбить по определению. Если, конечно, индивидуум – истинно верующий христианин и следует заповедям Христа.
Верхоглядов:
– Я вас категорически отказываюсь понимать!
Катька:
– Вот это и удручает, уважаемый Викентий Верхоглядович.
Верхоглядов:
– Вер-хо-гля-дов! Фамилия такая! А не отчество…
Катька:
– Иисус в Нагорной проповеди сказал: «Будьте же счастливы, когда вас оскорбляют, преследуют и клевещут на вас, обливая вас грязью из-за меня! Радуйтесь и ликуйте! Велика ваша награда на небесах! Так гнали пророков, которые жили до вас». Видите: индивидуума, который следует заповедям Христа, оскорбить невозможно! И чем больше вы его оскорбляете, тем больше счастья, радости и ликования вы ему приносите! По Евангелию христианин должен любить врагов своих, благословлять проклинающих его, благотворить ненавидящих его и молиться за обижающих его и гонящих его… А если вы способны оскорбляться, то вы не истинно верующий христианин, а только притворяетесь таковым. В таком случае норма закона об оскорблении чувств верующих на вас попросту не распространяется!
Верхоглядов:
– Демагогия какая-то! Сплошная демагогия!
Катька:
– Если вы учение Христа считаете демагогией – спорить с вами, наверное, нет смысла. Мне бы следовало сейчас сказать «учите матчасть» и на этом прекратить нашу дискуссию… Но я хочу поговорить с вами ещё о «Декларации русской идентичности». Что, действительно существует такой леденящий кровь документ?
Верхоглядов:
– А что вас, собственно, смущает?
Катька:
– А вас разве ничего не смущает?
Верхоглядов:
– А что меня… Нас должно смущать?
Катька:
– Да вот девушка, которую вы обидели… Настя провела аналогию с Гитлером, измеряющим циркулем черепа людей. А это наводит на тревожные мысли…
Верхоглядов усмехается.
– Ну… Это уже проблемы ваших мыслей!
Катька:
– Потом этот зловещий запрет для русских иметь иные этнические предпочтения… Что это значит? Что именно запрещено делать русскому человеку? Жениться на татарке? Слушать и петь украинские и цыганские песни? Читать не русскую литературу – Данте, Сервантеса, Шекспира, Гёте?.. В таком случае тем более непонятно: как же вам – с такими взглядами! – ещё и удаётся до сих пор считать себя христианами?!
Верхоглядов:
– Я вас определённо не понимаю!
Катька:
– Но ведь общеизвестно, что христианство – это не признающая этнических границ, наднациональная мировая религия, где, по утверждению апостола Павла, нет ни эллина, ни иудея. Или православие поменяло уже свою ориентацию, решив стать, религией исключительно русского этноса? Но такое православие уже никак не может претендовать на принадлежность к христианству! Вы бы не болтались подобно цветочку в проруби, а причалили уже к какому-то берегу. И прежде чем определять идентичности целых наций – определились бы сначала со своей узкой религиозной идентичностью. А то вы друг дружку понимать скоро перестанете и не сможете между собой договориться. Я уже не говорю о людях, которые наблюдают за вами со стороны…
Верхоглядов:
– Послушайте, я что-то не пойму, на чьей вы стороне? Вы же работаете на телевидении, в программе «ПРОЖЕКТОР ПРАВОСЛАВИЯ». Вы должны быть щитом и мечом христианства, защищать его со всех сторон!
Катька:
– Именно это я и пытаюсь сейчас делать! Как вы не можете понять, что эти ваши… И внушающая тревогу декларация, и леденящая душу статья об оскорблении чувств верующих – всё это… Да любой истинно верующий христианин должен всё это воспринимать не иначе как козни дьявола, который вознамерился таким образом доказать богу, что христианство в России и в самом деле ещё даже и не проповедано!
Верхоглядов:
– Это провокация, господа! Откровенный саботаж духовного возрождения! Предумышленное осквернение наших святынь! Вероломное покушение на православные чувства! Чистый экстремизм! Я обязательно во всём разберусь! Здесь явно чувствуется рука запада! Ты на кого работаешь?! На ЦРУ?! Ты кому продалась с потрохами?! Евросоюзу?! Кто тебя финансирует?! Вашингтон?! Брюссель?! Я вас выведу на чистую воду! Агенты пятой колонны уже и на телевидение просочились!
Катька:
– Вы сейчас оскорбили мои чувства человека и гражданина своей страны!
Верхоглядов:
– Завтра уже вместе с редактором будете новую работу искать! И обещаю, вы её нигде не найдёте – об этом я лично позабочусь! (Телеоператору.) Ты что делаешь?! Прекрати немедленно снимать! Ты тоже завтра будешь искать работу! Чёрт знает что творится! Одни наверху там с арбалетами носятся, другие внизу тут крамолу возводят! Явный и неприкрытый экстремизм! Вот оно – племя младое, незнакомое! Вырастили на свою голову поколение! И реформу образования им провели, чтобы лишнего не знали… И откуда они про всё узнаю́т?! Интернет надо срочно запретить!.. Что же дальше со страной-то будет! Бедная матушка Россия – тройка Русь!..
И тут на площадку второго этажа выходят Настя и Аня. Настя предстала в образе шахидки – в длинном халате, на голове сконструирован хиджаб, вся она обвешана изделиями пиротехники и проводами, а в руке держит сотовый телефон. Аня – с волшебным гребнем в руке...

———

Внизу все засуетились: гости группируются возле Верхоглядова, приставы устремляются к двери в столовую, а Катька с телеоператором – к входной двери…
Настя:
– Всем стоять по стойке смирно и не двигаться! На мне сейчас такой тротиловый эквивалент, что вам мало не покажется! (Угрожающе трясёт телефоном.) Щас, блин, как нажму на кнопку – взлетим все вместе домом на высокий воздух и разлетимся по вселенной мелкими осколками бытия! Нам с сестрой терять нечего!
Адвокат (рассудительно):
– Международным терроризмом попахивает, однако.
Пристав-женщина отворачивается и тихо говорит по телефону:
– Товарищ генерал, где ваш ОМОН?! Тут такое творится!..
Настя:
– Разговорчики в строю! И никаких телодвижений! А то щас кнопку – и вдрызг!
Внизу все явно перепуганы и стараются не делать лишних движений.
Аня:
– Вот так-то лучше будет! Соблюдайте, пожалуйста, этикет – ведите себя, как подобает вести себя побеждённым!
Настя:
– Пойдём, Анюта.
Настя и Аня спускаются по лестнице вниз. Приставы, стараясь не обратить на себя внимания, потихоньку ускользают в столовую.
Сойдя вниз, Настя и Аня идут в направлении входной двери – Настя впереди, Аня следом. Поравнявшись с Верхоглядовым, Аня останавливается и манит его пальцем. Тот, наклонившись к ней, сдавленным голосом произносит:
– Что тебе, девочка?
Аня втыкает ему в волосы гребень.
– О-оп!
Верхоглядов без чувств сваливается на пол и начинает громко храпеть.
Аня:
– Царство небесное!
Победоносно обходит поверженного кругом, потом выдёргивает из головы его гребень.
– О-оп!
Верхоглядов просыпается, не понимая, почему лежит на полу.
– Что такое?
Аня:
– Христос воскрес!
Верхоглядов растерянно бормочет:
– Во… воистину… во… воскрес…
Встаёт, смущённо озирается.
– Извиняюсь, господа православные… На ходу прямо сон сморил… Видать не выспался… Всё государственные дела – не до сна тут…
Настя, подойдя к Катьке и телеоператору, оглядывается.
– Не балуйся, Аня.
Аня подбегает к Насте.
– Ну они же первые начали, Настя!
Присутствующие поражены случившимся на их глазах – начинается гулкий ропот.
Настя:
– Я, кажется, дала команду молчать! Или я тихо выражаюсь?
Аня:
– Вам что там, жизнь мёдом кажется? Щас мигом исправим ситуацию – кнопкой! И разлетятся ваши святые мощи по небесам! (Слушает наступившую тишину.) Спасибо за понимание.
Настя смотрит на Катьку.
– А ты классная! Я слышала, как ты раба божьего Верхоглядова плющила… Я бы с тобой подружилась.
Катька:
– А что? Можно и подружиться!
Настя:
– А не боишься? Я же эта… Экстремистка, террористка, радикальная исламистка с протестантским уклоном… Да ещё некрещёная. Короче – политическая!
Катька:
– Настоящая?
Настя:
– Ну не игрушечная же!
Катька:
– Правда?
Настя:
– За базар отвечаю!.. А ты? Сама-то? Каких мастей будешь?
Катька:
– Я – Катька… Журналистка… Без опыта работы – сегодня первый день.
Настя:
– Я тоже на журфак собиралась поступать, но бабушка пригрозила умереть, если я в медицинский не поступлю. Вот на врачиху пошла учиться.
Катька:
– Я не хотела на журфак. Я литературу люблю. Особенно девятнадцатый век – он меня просто завораживает! Но подружка уговорила. Литература, говорит, сейчас никому не нужна – в школах и ВУЗах вместо неё «Библию» и «Богословие» будут преподавать; а в журналистике теперь самые перспективные направления: восхваление власти и пропаганда православной религии. В общем, уговорила меня… Сама она после окончания на восхваление пошла, а я решила попробовать себя в пропаганде… Но, как сама видела, первый же блин – и сразу комом! Нет, не моё это…
Настя:
– Выходит, и ты за правду пострадала… Получается, ты тоже политическая.
Катька что-то соображает, потом с восторгом восклицает:
– Получается, что так!
Настя:
– Видишь, как удачно мы встретились! Политические сейчас большая редкость. Нас надо в красную книгу заносить и молоко нам бесплатно давать. Нам, политическим, надо вместе держаться – поодиночке нас быстро передавят.
Катька:
– Тогда давай держаться вместе! Чтобы не передавили…
Аня:
– Я тоже политическая!
Настя:
– Хорошо. Тогда втроём будем вместе держаться. Вместе мы прорвёмся. Главное – никого не бояться и верить в себя!
Катька:
– Товарищ, верь: взойдёт она, // Звезда пленительного счастья,
Настя:
– Россия вспрянет ото сна, // И на обломках самовластья
Катька и Настя (вместе):
– Напишут наши имена!
Псаломщик (в задумчивости):
– Оковы тяжкие падут, // Темницы рухнут – и свобода // Вас примет радостно у входа, // И братья меч вам отдадут.
Обнаружив на себе озадаченные взгляды Насти и Катьки, он сильно смущается.
– Простите… Как-то непроизвольно всплыл в памяти этот псалом Давида…
Настя:
– Чё это он? Странный молодой человек.
Катька:
– Любой человек в чьих-то глазах может показаться странным. И это, наверно, хорошо. Было бы странно, если бы все были странно одинаковы…
Настя:
– Ну я-то уж точно не одинаковая! Со мной всё время такие странности происходят! Рассказать тебе всё – глазам своим не поверишь! Про куклу вуду, манускрипт, архангела Гавриила, барона Чёрта, воскресшую бабушку… И одного странного странника… Я обязательно тебе расскажу. Мы же с тобой ещё встретимся?
Катька:
– Ну так решили же держаться вместе!
Настя:
– Тогда давай телефонами обменяемся – созвонимся и встретимся.
Они обмениваются номерами телефонов.
Настя:
– А может, уступить им свой дом?
Катька:
– Зачем?
Настя:
– Чтоб подавились!
Катька:
– Не подавятся.
Настя:
– То-то и оно… А дом нам и самим пока нужен. Родителей-то надо где-то воспитывать. Да, Аннушка?
Аня:
– Воспитаем как-нибудь… Глаза боятся, а руки делают!
Настя:
– Вот! А так бы бросили всё к чёрту и махнули без оглядки в кругосветку!
Катька:
– В кругосветку?
Настя:
– Ой, ты же ничего не знаешь! (Мечтательно.) В южном полушарии у берегов Австралии ждёт нас белопарусная бригантина, готовая в любую минуту отправиться за горизонт – в далёкое кругосветное путешествие по 37-й параллели южной широты!
Катька:
– Белопарусная бригантина? А где вы её взяли?
Настя:
– Да не мы взяли – это Ян! Он клад нашёл – вот и купил. Или построил – точно не знаю…
Катька:
– А кто такой Ян? Жених твой?
Настя вспыхивает.
– Почему сразу жених?! Просто… Через забор помог перелезть…
Аня:
– Ага, а сама исстрадалась вся: где он там да как он там – в верховьях Амура?!
Настя:
– А ты помолчи давай!.. Мы с ним один раз только и виделись… И, наверно, уже больше никогда не увидимся… Всё из-за этих вон уродов, блин!.. Ну ничего. У меня мама классный адвокат – она расплющит их в суде! А мне сейчас противно даже находиться этом смраде… Пошли, Аня.
Катька:
– И куда же вы сейчас?
Настя:
– А к чёрту на рога!
Катька:
– К чёрту?!
Настя:
– А что? Обыкновенный чёрт… Он сам нас приглашал, когда за книжкой приходил. «Милости просим, – говорит, – если переночевать негде будет». За язык же его никто не тянул. Вот и проверим голубчика на вшивость. А что? Говорят же: наглость второе счастье! Правда, мы с Аней ему все планы порушили – злой на нас, наверно… Ну, тут он сам виноват… А с этими…
Настя что-то шепчет Катьке и телеоператору, потом громко обращается к Верхоглядову и компании:
– Эй, оккупанты! Молите боженьку, чтобы он приготовил вам места́ в царстве небесном! Щас мы устроим вам реальное счастье в загробном мире – сразу же после смерти! Наглядным личным примером покажете народу, как хорошо блаженствовать на небесах! А мы с сестрой передумали взлетать с вами на райское небо – нам и на грешной земле хорошо! Жизнь прекрасна!
Сбрасывает с себя наряд шахидки – остаётся в джинсах и тельняшке – и начинает размахивать «взрывным устройством».
– Эх, дом, мой дом! Так не доставайся же ты никому!
Швыряет «взрывное устройство» в перепуганную публику.
– Получи, фашист, гранату от советского солдата!
Все, кроме псаломщика, падают на пол и закрывают головы руками, а Настя продолжает:
– Щас отойдём подальше от дома и нажмём на кнопку!
Псаломщик на удивление спокойно обращается к Насте:
– Добрая девушка, пожалуйста, не нажимайте вашу кнопку.
Настя (растерянно):
– Что?..
Псаломщик:
– Вас же Настя зовут? А девочка – ваша сестрёнка Аня? Не держите на людей зла… Я ничем не могу вам помочь… Но я буду усердно за вас молиться…
Настя (опешив):
– А… Ну… На вас лично я… мы зла не держим...
Псаломщик:
– И на других не держите – сейчас многие сами не ведают, что творят, прельщённые лукавыми речами… Это к нашему времени обращены слова Христа: «Святоши! Вы запираете от людей Царство Небес: и сами не входите, и тех, кто хочет войти, не впускаете». Христос и людей предостерегал: «Оставьте их! Они – слепые вожди слепых. А когда слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму». Но люди не хотят слышать Христа, а слушают лукавых учителей… Стремление казаться – а не быть – благочестивыми многим помутило рассудок. Вера в бога ещё не есть благочестие. В бога и бесы веруют, но остаются бесами… Псалом Давида гласит: «Веровать в бога нетрудно. В него веровали и инквизиторы, и Бирон, и Аракчеев. Нет, вы в человека уверуйте! Эта вера доступна тем немногим, кто понимает и чувствует Христа».
Катька:
– Боюсь, что вы ошибаетесь, молодой человек. Это не псалом Давида. Вы процитировали слова садовника из рассказа Антона Павловича Чехова. Именно эти слова цензура выбросила из страха перед их гуманистической направленностью. Ведь гуманизм – главный враг христианства ещё с эпохи Возрождения. И зарождался он именно как преодоление христианской идеологии самоуничижения и слепого фанатизма. Вот церковь и считает его глобальной ересью и называет человекопоклонничеством.
Псаломщик (дипломатично):
– Выходит, я снова перепутал источники… Знаете, я очень много читаю…
Катька (с интересом):
– Вы тоже любите читать?
Псаломщик:
– Да… Но никак не могу привести всё прочитанное в какую-то систему… И часто путаю и забываю, где я вычитал те или иные слова…
Виновато и застенчиво улыбается.
Настя:
– Будьте счастливы, молодой человек. И по возможности здесь – на земле!
Псаломщик:
– Думаете, это возможно?
Настя:
– Я не думаю так – я абсолютно в этом уверена! Уже совсем скоро я могла бы стать, наверное, самым счастливым на земле человеком! (Вздыхает.) Если бы не нагрянуло духовное возрождение… Пойдём, Анюта.
Настя и Аня уходят. Но вскоре в проёме двери появляется голова Ани.
Голова Ани:
– Вставайте уже, а то на вас смотреть противно. Взлетание на воздух отменяется! Бомба эта игрушечная!
Голова Ани исчезает, а в проёме двери в столовую, появляется голова пристава-мужчины.
Голова пристава-мужчины (оглядев гостиную):
– Сами, кажется, ушли… Можно смело выходить.
Оба пристава – мужчина и женщина – смело выходят из столовой, а залежавшаяся на полу публика начинает шумно подниматься.
Катька (телеоператору):
– Бежим за ними!
Телеоператор:
– Зачем?
Катька:
– Интервью возьмём – репортаж сделаем!
Телеоператор:
– Да кому это надо?
Катька:
– Мне надо!
Выбегает из гостиной.
Телеоператор:
– Ну, Катька!
Следует за ней.
Верхоглядов, не заметив побег телевидения, косится на брошенную Настей пиротехнику.
– Игрушечная… Хм!.. (Обращается к отцу Кондрату.) Что-то не нравится мне поведение вашего псаломщика. Уж очень демонстративно он проявляет запрещённую в России толерантность к инакомыслящим слоям населения.
Отец Кондрат:
– Убогий он – рассудком помешан. Сам не ведает, что творит. Приютили вот, а толку, видно, с него не будет… Поступают сведения, что высказывает пацифистские суждения… И даже почитывает экстремистскую литературу: непозволительные высказывания графа Льва Толстого в адрес православной церкви... (Презрительно.) Истину ищет! В психушку будем, наверно, определять… Искать истину за оградой православной церкви – одинаково что жениться на девушке из соседнего села, когда соседка холостая бегает.
Верхоглядов:
– Или кушать запрещённые продукты в период импортозамещения… Не надо в психушку – будем привлекать его к уголовной ответственности за экстремистскую деятельность. Вон как Свидетелей Иеговы. Надо же кем-то тюрьмы заполнять. А то, ввиду декриминализации многих преступлений, большой недобор заключённых у нас – будем восполнять экстремистами-пацифистами! Ладно, смертельная опасность миновала – можно смело приступать к обряду освящения моего гнёздышка!
Оглядывается по сторонам.
– Не понял! А куда телевидение слиняло?
Отец Кондрат:
– Так вслед за террористками-экстремистками же и рванули когти! Видать, тоже некрещёные…
Верхоглядов:
– Нет, так работать невозможно! Ну что за страна такая! Вот и возрождай, как хочешь, им духовность – при таком-то отношении к вопросу! Откровенный саботаж мероприятия! И куда органы правопорядка смотрят! (Обращается к приставам.) Ну и где же ваш хвалёный ОМОН? Вот пусть теперь догоняют и водворяют телевидение на место!
И тут же в прихожей слышится топот, дверь распахивается, и в гостиную врываются четыре омоновца – в полной боевой экипировке и с автоматами наперевес.
1-й омоновец:
– Всем на пол – работает ОМОН!
2-й омоновец:
– Мордой в пол, руки за голову!
3-й омоновец:
– При сопротивлении открываем огонь на поражение!
4-й омоновец:
– Оглохли, что ли?! Мордой в пол, сказано! Грабли на затылок!
В считанные секунды омоновцы укладывают всех на пол. 4-й омоновец убегает на второй этаж, 3-й омоновец – в столовую. 2-й и 1-й омоновцы остаются в гостиной.
Верхоглядов начинает возмущаться:
– Это возмутительно! Что за беспредел?! Да вы знаете, кто я такой?!
1-й омоновец:
– Захлопнул пасть!
Верхоглядов:
– Да вы хотя бы догадываетесь, кого мордой в пол уложили?! Я – Викентий Верхоглядов! К вашему сведению, здесь проводится благочестивый обряд православного патриотизма!
1-й омоновец:
– А ты думал, я за деньги мордой в пол тебя уложил? Хрен ты угадал. На голом патриотизме я тебя по полу размазал.
Верхоглядов:
– Да вы хотя бы представляете последствия своих действий?!
1-й омоновец:
– Значится так. Всем слухать меня сюда. Выполняется спецоперация по предотвращению террористического акта. Шибко строптивых имею полномочия в живых не оставлять. А кто ещё гавкнет – башку прострелю. А после разбираться будем. Всосали?
Слушает наступившую тишину.
– Вот и хорошо, что всосали.
Смотрит на сброшенное Настей снаряжение.
– Что это у них тут валяется?
2-й омоновец:
– Да хрень какая-то… Использованная пиротехника, гирлянды новогодние… (Пинает ногой.) Новый год среди лета встречали, что ли? Придурки!
3-й омоновец возвращается из столовой.
– Чисто!
4-й омоновец возвращается со второго этажа.
– Чисто!
1-й омоновец обращается к лежащим на полу:
– За ложный вызов ответите по закону.
2-й омоновец:
– Ну что? Докладываем генералу да будем этих паковать?
1-й омоновец пытается дозвониться.
– Не отвечает…
2-й омоновец:
– Звони на мобильник.
1-й омоновец делает вызов, слушает.
– И мобила молчит…
3-й омоновец:
– В сауне, видно, оттягивается.
4-й омоновец:
– Логично. Телефон в кармане, а карманы вместе с кителем в раздевалке. А он там – оттягивается…
1-й омоновец:
– Ну да… Голый и без карманов – сауна же…
Отец Кондрат поднимает голову.
– Гм… гм… В генеральской сауне следовало бы в обязательном порядке совершить обряд освящения! Ну, в знак почтения к цивилизационному выбору Владимира и для прибытка пущей самобытности!
Омоновцы устремляют взгляды на отца Кондрата. А тот, по всему видно, был исполнен решимости во что бы то ни стало «увеличить количество добра».
– А что? Расценки на пожертвования у нас божеские – в других вон епархиях ещё дороже… У нас же всё по ценам производителя… А для постоянных клиентов предусмотрены хорошие скидки!
Тут поднимается псаломщик.
– Псалом Давида! (С просветлённым лицом поёт.)
Курс окончен. По глухим селеньям
Разлетимся в дальние края.
Ты уедешь к северным оленям,
В знойный Туркестан уеду я…



КАРТИНА ТРИНАДЦАТАЯ

Заколдованный круг, или Утро вечера мудренее

Сквер с лавочкой у высокого забора, за которым расположен особняк барона. Вечер наступает. Уличные фонари уже зажглись. По мере сгущения сумерек лунный свет набирает силу…
Из калитки выходит Настя и направляется к лавочке, разговаривая по телефону:
– Да вышла уже. На лавочке жду…
Сунув телефон в карман джинсов, садится на лавочку. Из-за угла забора появляется Катька – подбежав к лавочке, она садится рядом с Настей.
– Фу-у!
Настя:
– Чё зайти-то не хочешь?
Катька:
– Я буквально на минутку – спешу… У меня две новости: хорошая и плохая. С какой начинать?
Настя:
– Давай с плохой.
Катька:
– С плохой? Хорошо! Нас же с оператором на допрос вызывали – экстремистскую деятельность шьют! Взяли подписку о невыезде – пока…
Настя:
– И вас тоже?
Катька:
– Почему – тоже?
Настя:
– Меня тоже на допрос вызывали… Тоже взяли подписку о невыезде – пока…
Катька:
– Это Верхоглядов подключил административный ресурс… Мой же репортаж о наглядном примере духовного возрождения страны, сделанный в твоём доме, программа «ПРОЖЕКТОР ПРАВОСЛАВИЯ» категорически отвергла!
Настя:
– А ты на что-то другое ещё надеялась?
Катька:
– Редактор сказал, что если он пустит такое в эфир – его тут же, не сходя с места, расстреляют или, в лучшем случае, напнут с работы. А его ни то и ни другое не устраивает: у него жена, любовница, дети от той и другой и мать старушка ждёт сына домой… Да и как человек глубоко православный, он не может поступиться принципами и гражданской позицией, подавая информацию в чуждом для православного взгляда освещении… Я сказала, что репортаж освещён так, как было всё на самом деле. Тогда он обозвал меня идиоткой и сказал, что так, как на самом деле, люди и без телевидения хорошо знают, потому что каждый день видят это своими глазами. А задача телевидения как раз в том и заключается, чтобы убедить людей, что на самом деле всё совсем не так, как они видят, а гораздо лучше! А вот за границей дела обстоят с точностью наоборот: там всё намного хуже, чем это может показаться на первый взгляд… Людям нужна вера, – сказал редактор. А вера, – сказал апостол Павел, – это уверенность в невидимом. И задача журналиста – показать непросвещённому среднестатистическому обывателю это самое невидимое. Моя задача была – показать непросвещённому среднестатистическому обывателю невидимую для него нравственную вышину и духовную ширину православия! Я же с этой задачей не справилась…
Настя:
– Ну а ты что?
Катька:
– Предложила ему другой репортаж: интервью, которое мы брали у тебя…
Настя:
– Ну ты даёшь!
Катька:
– Просмотрел и сказал, что теперь он окончательно убедился в моём намерении загнать его в гроб. Потому что такой наглости он отродясь не встречал. И предложил мне уволиться по собственному желанию.
Настя:
– А ты что?
Катька:
– Да что… Написала заявление и бросила ему на стол.
Настя:
– Ну вот, Катька, нажила ты кучу проблем из-за меня.
Катька:
– Нет, Настя, ты здесь ни при чём – это я сама… Просто у меня возмутительно немодный угол зрения на некоторые моменты текущего бытия… А притворяться, лицемерить, фарисействовать и лгать – у меня нет никакого желания. Говорю же, не моё всё это…
Настя вздыхает.
– Вот и у меня та же беда…
Катька:
– Найдутся люди, у кого есть к этому настоящее призвание – вот и пусть работают. Зачем я буду занимать чужое место? Не хочу быть собакой на сене…
Настя:
– И что же ты теперь?
Катька:
– Ничего страшного – уже начинаю вести разнузданный образ жизни!
Настя:
– Разнузданный образ жизни?!
Катька:
– Ну да – перед тобой фрилансер! Буду делать репортажи о том, что мне интересно и предлагать их в разные редакции и программы. (Трясёт сумочкой.) У меня же видеокамера есть! Ты думала, куда я сейчас спешу? Брать интервью у того странного молодого человека… Помнишь псаломщика на освящении твоего дома?
Настя:
– Угу, странноватый молодой человек… Этот репортаж «ПРОЖЕКТОР ПРАВОСЛАВИЯ» наверняка у тебя примет.
Катька:
– Не думаю… Псаломщиком тоже правоохранительные органы занялись. Тоже взяли подписку о невыезде – пока…
Настя:
– Да его-то за что?!
Катька:
– Да Верхоглядов и его заказал: за демонстративное проявление запрещённой в России толерантности к инакомыслящим слоям населения… Вдобавок ещё и прихожане церкви на него донос накатали про его высказывания против войны и насилия. Правоохранители усмотрели в этом пацифизм – будут привлекать к уголовной ответственности за экстремистскую деятельность.
Настя:
– Пацифиста привлекать за экстремистскую деятельность?!
Катька:
– Настя, ты будто из другой реальности свалилась! Не знаешь, что у нас пацифизм приравнен к экстремизму, а воинствующий клерикализм и ксенофобия возведены в ранг патриотизма и святости! Почему открыли охоту на Свидетелей Иеговы? Они отказываются брать в руки оружие и проповедуют против войны и насилия…
Настя:
– Да-а… Что-то мрачное надвигается…
Катька:
– У псаломщика же обыск был – нашли экстремистскую литературу: труды Льва Николаевича Толстого с его нелицеприятными высказываниями в адрес православной церкви. Ну, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же – собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающего совершенно весь смысл христианского учения… Вот и псаломщик – тоже высказывает похожие мысли. Он говорит, что церковь испугалась учения Христа и до неузнаваемости его исказила, подменив своим учением – учением о церкви и Христе. Учение ХРИСТА и учение О ЦЕРКВИ И ХРИСТЕ – чувствуешь разницу?
Настя:
– Что-то не очень…
Катька:
– Ладно, я покажу тебе готовый материал – может, почувствуешь… А сейчас мне надо бежать – спешу на встречу с ним, мы договорились…
Настя:
– Постой! Ты же говорила ещё про какую-то хорошую новость…
Катька:
– Ах да… А хорошая новость заключается в том, что я не отчаиваюсь!
Настя:
– И всё?
Катька:
– А разве этого мало? У меня родилась гениальная идея. По мотивам взятого у тебя интервью я накатаю роман, который разойдётся миллионными тиражами – и не нужно нам никакое телевидение! У меня уже и название крутится в голове… Кукла вуду… таинственный манускрипт… архангел Гавриил…
Настя:
– И одна дурочка…
Катька:
– А что, мне нравится! «Кукла вуду, манускрипт, Гавриил и дурочка».
Настя:
– Как врезала бы…
Катька смеётся.
– Сама же подсказала! Да ты не бойся, имя твоё я чуть-чуть изменю – и никто не догадается, что это про тебя!
Настя:
– Ну, если никто не догадается, – тогда валяй.
Катька:
– Тогда я побежала валять – пока не посадили? Но сначала интервью у псаломщика – пока не посадили… Скоро будет ясно. Но, кажется, уже и так всё ясно…
Настя:
– Ой, Катька! Надвигается какой-то православный Талибан… Вырубают парки, которые люди в юности посадили, рвут на людях одежду с не православной расцветкой, устраивают погромы выставок, поджигают кинотеатры, где показывают неугодные православным фильмы. Уже открыто призывают уничтожать людей, которые мыслят по-иному – и ничего!.. А один пацан в интернете написал, что бога нет – ему за это три года дали… Людей, которые не хотят насилия и кто пытается сказать правду – обвиняют в экстремизме… Свидетелей Иеговы вон – пытают, как в гестапо… Хочется просто жить! А ощущение, будто против мутного потока выгребаешь…
Катька:
– Вспомнила сейчас Джорджа Оруэлла: «Во время всеобщей лжи говорить правду – это экстремизм». И ещё: «В любом обществе простые люди должны жить наперекор существующему порядку вещей»… Прорвёмся, Настя! Помнишь, как пел Владимир Семёнович Высоцкий: «…За флажки – жажда жизни сильней!»
Настя:
– Да… «Обложили меня, обложили…»
Катька:
– Ничего – мы, политические, целеустремлённые!
Настя:
– Знаю я уже одного целеустремлённого… Но он совсем не политический…
Катька:
– Ты про своего Яна?
Настя стушевалась.
– Да с чего ты взяла, что он мой?
Катька:
– Твой, Настя, твой. Если ты этого ещё не поняла – ты и в самом деле беспросветная дурочка… Ладно, побежала я, а то заждался уже мой псаломщик! Пока не посадили…
Настя:
– Удачи тебе!
Катька:
– Удача не помешает!
Катька убегает и скрывается за углом забора… Откуда в скором времени появляется Олег.

———

Олег подходит к лавочке и садится рядом с Настей.
– Это от тебя дивчина галопом неслась? Бежит как угорелая и кричит хриплым голосом: «…За флажки – жажда жизни сильней!» Чем ты её так напугала?
Настя:
– Это Катька, журналистка. Её с работы выгнали и тоже подписку о невыезде взяли – вот она и не отчаивается…
Олег:
– А её за что?
Настя:
– За неверие в благодать…
Олег:
– Это тяжкое преступление…
Настя:
– Тебе удалось в нашем доме побывать?
Олег:
– Нет. Дом под охраной полиции и нацгвардии… Барон ещё не уехал?
Настя:
– Уже собираются с Гансом. Прислугу и багаж он вчера ещё отправил… Может, к нам переберёшься? Дом большой – удобнее же, чем…
Олег:
– Нет. Не хочу барону обязанным быть.
Настя:
– Фу, какие предрассудки!
Олег:
– У друга поживу – и выставка моих картин рядом… Как там Анюта?
Настя:
– Держится, но… Всё равно видно, что в детдом не хочет…
Олег:
– Не вовремя всё… Ты купила, что я тебя просил? Я сейчас к матери еду.
Настя:
– Нет… Мама просила ничего больше не приносить – ничего не хочет…
Олег:
– Ладно. Пойду без ничего…
Настя:
– Подожди, пап… Я должна тебе что-то сказать…
Олег:
– Говори.
Настя:
– Мама просила всё рассказать тебе… Сама она… Она уверена, что ты её не простишь, когда всё узнаешь…
Олег:
– Что я узнаю?
Настя:
– Ну, в общем, это случилось, когда бабушка была ещё жива… Мама сделала куклу вуду и подложила бабушке под кровать…
Олег:
– А валенок через плечо не пробовала бросать твоя мама? Как там у вас? Суженый, ряженый, приди ко мне наряженный?
Настя:
– Папа, я же серьёзно!.. А теперь мама говорит, что не хочет выяснения отношений и скандальных расставаний… Пуст, говорит, лучше совсем не приходит… «Мне так легче будет» – говорит…
Олег:
– Ох, бабы, бабы… Одно слово – дуры!
Настя:
– Я тоже не верю, что кукла убила бабушку… Но это ещё не всё…
Олег:
– Что там ещё?
Настя:
– Ещё… Мама раскопала могилу бабушки… Чтобы забрать манускрипт и отдать его барону…
Олег посуровел.
– Раскопала могилу матери?
Настя:
– Ну, не сама – наняла бомжей… Мама была уверена, что барон знает про куклу вуду. И боялась, что он расскажет всё тебе и мне. А за манускрипт он будет молчать. Она боялась…
Олег (задумчиво):
– Она боялась…
Настя:
– Ты сильно осуждаешь маму?
Олег (чуть помедлив):
– Я не знаю, Настя, как бы я поступил на её месте… Но я точно знаю, что никогда бы не оказался на её месте… То, что она сделала – очень плохо. Но ещё хуже то, что она долго это скрывала…
Настя:
– Она боялась, папа…
Олег:
– А раскапывать могилу она не боялась?
Настя:
– Тоже боялась – очень боялась… Но больше всего она боялась потерять тебя и меня. Что у неё опять не будет семьи…
Олег поднимается с лавочки.
– Ладно…
Настя:
– Ты куда, папа?
Олег:
– Я же сказал: к маме в больницу.
Настя (настороженно):
– Так ты, всё-таки, пойдёшь к ней?
Олег:
– Теперь обязательно пойду. Надо же как-то её успокоить, поддержать…
Настя (обрадованно):
– Да, папа, обязательно надо! Только это, пап…
Олег:
– Ну что там ещё у тебя?
Настя:
– Может, не надо пока маме говорить… Ну, что православные у нас дом отбирают. Ну, чтобы не волновать её…
Олег снова садится на лавочку.
– Ты так ничего и не поняла. Мы же семья, Настя. А в настоящей семье не должно быть никаких тайн и секретов… А потом, нам сейчас нужен совет хорошего адвоката. А где мы найдём лучшего адвоката, чем наша мама Оля?
Настя:
– Наверное, ты прав… Я об этом как-то не подумала.
Олег:
– Ох, бабы… Ладно, пошёл я.
Олег встаёт с лавочки – теперь уже окончательно – и, проследовав вдоль забора, скрывается за его углом.
Настя достаёт из кармана джинсов письмо и погружается в чтение… Потом складывает письмо и грустно вздыхает.
– Так устроен мир, что подолгу не могут корабли у пристани стоять…

———

Из калитки выходят Аня и барон.
Настя прячет письмо в карман.
Барон и Аня подходят к лавочке и садятся по обе стороны от Насти.
Барон:
– Вот и всё – дом в полном вашем распоряжении. Аренда оплачена на год вперёд – думаю, этого времени хватит вам, чтобы уладить дела с вашим домом… А меня ждёт мой за́мок в Месопотамии! (Протягивает Насте ключи.) Возьмите ключи.
Настя берёт ключи.
– Всё стесняюсь спросить… Почему вы нам помогаете?
Барон:
– И в мыслях не было вам помогать. Просто мне надо уезжать, а оставлять пустым дом, аренда которого оплачена на год вперёд, по меньшей мере нецелесообразно. А совершать бессмысленные поступки не в моих традициях.
Настя:
– Вот никак не даёте подумать о вас хорошо.
Барон:
– А вы не думайте обо мне ни хорошо, ни плохо, ибо – если не ошибается Эйнштейн – в этом мире всё относительно.
Настя:
– В любом случае мы вам очень благодарны.
Барон:
– Ну хорошо. Если уж вам так нужен объект для излияния вашей благодарности – благодарите свою бабушку.
Настя:
– Бабушку?
Барон:
– В своё время Софья Семёновна, не ведая о том, оказала мне неоценимую услугу. А поскольку сама она сейчас в расчётах не нуждается – почему бы мне не оказать услугу её любимой внучке? Не хочу быть никому обязанным – это унижает человеческое достоинство. Молить и надеяться на прощение долгов и грехов – удел нищих духом, которые блаженны… А я к ним не отношусь. Поэтому всегда стараюсь платить по счетам. Тех же принципов придерживалась, кстати, и ваша бабушка.
Настя:
– Вот и папа тоже… Такие, блин, закомплексованные все! Сегодня ты кому-то обязан, завтра тебе кто-то обязаны – это же хорошо: люди и должны помогая друг дугу! (Чуть помедлив.) А о какой неоценимой услуге моей бабушки вы говорите? Вы про манускрипт?
Барон:
– Нет. За манускрипт я сполна расплатился акциями – по ним Софья Семёновна получила расчёт дивидендами.
Настя:
– А что же тогда ещё?
Барон:
– Ваша бабушка помогла мне осуществить один – довольно рискованный для неё, но крайне любопытный для меня – научный эксперимент: создание силой и энергией чужой человеческой мысли другого живого и мыслящего человеческого существа, которое берёт власть над своим же создателем. Я давно уже был одержим идеей постановки такого эксперимента и всё искал подходящую кандидатуру…
Настя:
– Вы хотите сказать, что моя бабушка была у вас подопытным кроликом?!
Барон:
– Если бы я хотел сказать, что ваша бабушка была у меня подопытным кроликом, я бы именно это и сказал. А поскольку я этого не сказал, то это означает, что я не хотел этого сказать. Своё решение Софья Семёновна принимала вполне осознанно. Она хорошо знала, какую опасность таит в себе манускрипт, если его долго держать без применения… А применить его ваша бабушка не могла, не обладая разгадкой его содержания. Это мог сделать только я. А я этого сделать не мог, не обладая самим манускриптом. Путь же к его обладанию открывала мне только смерть вашей бабушки…
Настя:
– Да вы страшный человек, господин барон! Меня просто поражает такая откровенная жестокость вашего цинизма!
Барон:
– Не утруждайте себя, сударыня, – я совершенно не падок на лесть.
Настя (в задумчивости):
– Значит, бабушку убила книга…
Барон:
– Точнее будет сказать: сделала её бессмертной… Благодатный случай свёл её и мои интересы в одной точке. В итоге я получил вожделенный манускрипт, а Софья Семёновна бессмертие. Относительное бессмертие. У неё тоже есть смерть – вторая и последняя… Но вот в каком «яйце» она спрятана – знает только ваша бабушка…
Настя (всё о чём-то думая):
– Значит, мамина кукла вуду здесь ни при чём…
Барон:
– Кукла вуду, безусловно, обладает огромной магической силой… Она способна из-под земли достать для меня манускрипт и даже помутить кому-то рассудок, но убить… Боюсь, вы сильно преувеличиваете её возможности.
Настя:
– Это мама сильно всё преувеличила…
Барон:
– Пусть будет так.
Настя:
– И всё-таки, господин барон… Мы с Аней разрушили все ваши планы… И было бы понятно, если бы вы затаили на нас обиду. А вы к этому относитесь с каким-то странным хладнокровием… Да, Аня?
Аня:
– Да!
Барон:
– Милые барышни, вы живёте в полном неведении – вот вам и кажется всё странным… Да, в своё время я увлёкся идеей управления людьми, подчинения их своей воле или, проще говоря, идеей зомбирования человека. Потом пришло понимание, что я изобретаю велосипед… Технология зомбирования хорошо известна психологической науке. Алгоритм её прост: снижение активации левого полушария головного мозга, контролирующего у нас волевые, логические, сознательные функции, и одновременное повышение активации правого полушария, которое является образным и отвечает за бессознательное, где главную функцию выполняет внушаемость. Я всего лишь усовершенствовал технологию этого процесса… Само же зомбирование старо как мир и благополучно процветает без меня. Уже две тысячи лет людям внушают сомнительные нормы морали древних евреев эпохи рабовладения… Как то: «Рабы, повинуйтесь своим земным господам со страхом и трепетом, от всего сердца, как если бы вы служили Христу!»
Настя:
– Вот этого я и не могу понять! Как в современную эпоху просвещённого абсолютизма и православного капитализма – когда официально нет рабства, – как может прельстить кого-то унизительный образ покорного древнееврейского раба?!
Барон:
– Ещё как может… Главное – внушить человеку, что унизительное состояние древнееврейского раба и есть вечная и непреходящая истина, фундаментальная и традиционная его – человека – ценность! Которая уже сейчас нравственно и духовно возвышает его над прочими окружающими, но ещё более возвысят в веке грядущем…
Настя:
– Но как может рабство возвышать?!
Барон:
– Нет более чувствительных струн человеческой души, чем гордыня и тщеславие. К ним-то и апеллируют лукавые манипуляторы. И на помощь им приходят всё те же сомнительные постулаты древних евреев эпохи рабовладения… Как то: «И кто хочет быть первым между вами, да будет всем рабом». «Ибо кто возвышает себя, тот унижен будет, а кто унижает себя, тот возвысится». Унижайтесь же, братья и сестры – и да будете возвышены! Какой соблазн! А ради обещанного возвышения и превосходства над другими – любые унижения стерпеть можно. Такова уж природа человека…
Настя:
– Природа человека? Вы это о чём?
Барон:
– Да всё о том же – о левом и правом полушарие головного мозга… Думаю, вам часто приходится слышать высокопарные и напыщенные фразы, которые по сути своей лишены смыслового содержания… Как то: вечные и непреходящие истины, фундаментальные и традиционные ценности, культурно-генетический код нации и национальная идентичность, цивилизационный выбор самобытного пути развития, духовные скрепы или что-то в подобном роде… Словом, когда вас станут причислять к избранному народу-богоносцу и окутывать таинственной дымкой непроглядного словесного тумана, который плохо поддаётся логическому пониманию, но сильно действует на ваши эмоции и чувства, будоражит воображение и неимоверно возвышает вас в своих же глазах; и у вас от этого захватывает дух; и начинает кружиться голова от осознания собственного превосходства и величия – насторожитесь: вас попросту пытаются зомбировать, апеллируя к вашей гордыне и тщеславию!.. Да вы, наверно, читали знаменитую сказку Андерсена о новом платье голого короля. Да, Анна?
Аня:
– Да!
Барон:
– А ларчик просто открывался… Интрига заключается в том, что за туманным плетением словес и мантрами о смирении и покорности, блаженстве нищих духом и собирании сокровищ на небесах – обязательно торчат уши тех, кому это горлобесие обеспечивает уже здесь, на земле, вполне осязаемые земные блага – богатство, благополучие, процветание и полноценное земное блаженство! Причём с их стороны для этого совершенно не требуется никаких интенсивных страданий и унижений…
Настя:
– Послушаешь вас – и жить расхочется! Получается, что в этой жизни никому уже и верить нельзя?
Барон:
– Верить или знать – вот в чём вопрос… На этот счёт есть два известных изречения. Первое: «Платон мне друг, но истина дороже». И второе: «Тьмы низких истин мне дороже нас возвышающий обман»… Да, ещё Ульянов – Ленин внёс свою лепту в освещение этого вопроса, когда сказал: «Не надо обольщаться неправдой. Это вредно». Это будет уже третье изречение. Да, Анна?
Аня:
– Да!
Барон:
– Юная леди говорит «Да!» Так что выбирайте, что вам больше по вкусу. За вами право выбора – если, конечно, вам его предоставят…
Настя:
– Хорошо, я подумаю над этим вопросом. Я уже совершеннолетняя – и сама разберусь с выборным путём своего развития… Но вернёмся к нашим баранам. Вы же потеряли такую могущественную силу! Неужели вы не испытываете – хотя бы малюсенького – чувства утраты? Если бы у меня была такая способность – я бы всех заколдовала! Ну, не всех, конечно, – это я так… Но некоторые так прямо и просятся, чтобы их заколдовали!
Барон:
– Безусловно, когда наша юная леди Анна совершила это вероломное переливание крови – я действительно утратил способность зомбировать людей. Но у меня освободилась голова для других – гораздо более интересных – научных изысканий…
Настя:
– А каких изысканий, если не секрет?
Барон:
– Феномен переселения душ, например…
Настя:
– О, это интересная тема для научного изыскания!
Барон:
– Или вот – пятое измерение шестого чувства…
Настя (с подозрением):
– Вы сейчас говорите серьёзно?
Барон:
– Открою вам маленькую тайну: давно уже пытаюсь, но никак не могу научиться говорить серьёзно. Да и вообще серьёзному отношению к жизни…
Настя:
– Странно… А с виду вы…
Барон:
– Мизантроп и зануда?
Настя:
– Ну-у… Вы создаёте впечатление очень обстоятельного и слишком даже серьёзного человека…
Барон:
– В этом подлунном мире я пока ещё не смог обнаружить ничего такого, что могло бы заслуживать серьёзного отношения – кроме процесса познания… Так что, ваше впечатление о моей чрезмерной серьёзности – ошибочно. В обыденной жизни я самый обыкновенный и необычайно жизнерадостный социопат.
Настя:
– Ого!
Барон:
– Вот поэтому утрата способности зомбировать людей меня нисколько не огорчила. Взамен я приобрёл нечто куда более ценное: ко мне вернулась удивительная способность отражаться в зеркале! Теперь я могу спокойно бриться, не опасаясь порезать лицо. А это дорогого стоит и является хорошей компенсацией моей утраты. Как говорится: не было бы счастья, да несчастье помогло.
Настя:
– Фу-у! Так себе компенсация!
Барон:
– Вам трудно меня понять – вы же девушка. И не побоюсь предположить, что ни разу ещё не брились… Да, Анна?
Аня:
– Да!
Настя поглаживает лицо.
– Ой, да сто раз уже – я вам не юнга!
Расправляет плечи.
– Эй, на штурвале! Приготовиться к смене галса! Зюйд-зюйд-ост и три четверти румба! Пошевеливайся на вантах, гром и молния! Кого заметите – на абордаж, три тысячи чертей!
Аня:
– Слушаюсь, мой капитан! Запрягаю ветер в паруса! Пятнадцать человек на сундук мертвеца. Йо-хо-хо, и бутылка рому!
Настя и Аня смеются.
Барон:
– Вот видите: мне удалось даже развеселить вас немножко. А вы говорите «обстоятельный и серьёзный»… Но мы немножко отвлеклись от темы нашего разговора – я не ответил на ваш вопрос: об измерении шестого чувства я говорил вполне серьёзно!
Из калитки выходит Ганс и направляется к лавочке. Подойдя к барону, он кивает на угол забора.
– Машина ждёт у центрального въезда, хозяин.
Барон:
– Хорошо, Ганс, уже едем… Ну что ж, юные барышни! Над определёнными периодами нашей жизни эпизодически опускается занавес – и тогда наступает новый период, открывающий нам путь в неведомое будущее. Думаю, что и в моей, и в вашей жизни наступил как раз такой период. Едва ли суждено нам когда-нибудь встретиться ещё в этой реальности – слишком мала вероятность… Но ничто не исчезает бесследно: всё то, что по каким-то причинам не случилось с нами в этой жизни, – будет иметь своё продолжение в альтернативной реальности…
Настя:
– В альтернативной реальности?
Барон:
– Да, есть и такая любопытная теория… Кто знает, что было бы с нами при иных стечениях обстоятельств?.. Ведь и ваша встреча с Яном тоже была крайне маловероятной, дражайшая Аграфена Ардалионовна Заамурская... Вполне может быть, что теория вероятности – самая несостоятельная из всех существующих в этом подлунном мире теорий!.. Любой случай – самый, казалось бы, невероятный – детерминирован, обусловлен закономерными причинами и вполне логичен. Другой вопрос, что все эти причинные закономерности в большинстве своём от нас сокрыты и недоступны нашему пониманию – люди живут в дремучем неведении… А невежество неизбежно порождает ложных богов и кумиров… Овладевший логикой случая – вот кто станет истинным властелином и богом на земле!.. Кстати, ещё одна хорошая тема для научного изыскания.
Барон поднимается с лавочки и удаляется по прилегающей к забору дорожке вглубь сквера.
Ганс пока медлит. Поглядывая на Настю, говорит:
– Он ждёт тебя.
Вдруг поникнув, Настя опускает глаза.
– Я… Н-не могу я… Ну не могу я сейчас… Как я брошу всех в трудную минуту?
Ганс смотрит на неё с укоризной.
– Это будет неправильно.
Настя в мучительных колебаниях кусает губы.
– Я знаю, что это неправильно… Но я не знаю… Я ничего сейчас не понимаю… Ну не мучьте вы меня!
Ганс с той же укоризной качает головой, вздыхает и, ничего больше не сказав, спешит за бароном. И вскоре вслед за ним скрывается за углом забора. А спустя малое время, слышится гул увозящего их автомобиля.
Аня:
– Пойдём в дом?
Настя:
– А?.. Ты иди, Аня, а я… Ещё немного посижу тут… Одна…
Аня вначале колеблется, но потом решается спросить:
– Хочешь почитать письмо?
Настя смущённо улыбается.
– Угу…
Понимающе кивнув, Аня уходит на территорию особняка.
Настя, достав из кармана письмо, погружается в молчаливое чтение…
В глубине сквера – за спиной Насти – вспыхивает голубое свечение, из которого выходит бабушка – затем свечение гаснет…

———

Бабушка идёт через сквер к лавочке, садится рядом с Настей и с улыбкой говорит:
– Никак, весточку голубка моя получила? Худую, добрую?
Настя отрывается от письма.
– Ой, бабушка! А я как знала, что ты придёшь – всё жду тебя и жду… Бабушка, милая, как же сильно мне сейчас тебя не хватает!
Бабушка:
– Я это сердцем почувствовала – вот и пришла.
Настя:
– Но… Ты же из зеркала приходишь…
Бабушка показывает маленькое зеркальце.
– Что мне нужно – всегда при мне. (Прячет зеркальце в карман платья.) Родная моя…
Настя в нетерпении перебивает:
– Вот, бабушка, – это письмо от Яна! Ну, ты его не знаешь… Он же клад нашёл! Представляешь?! И ты знаешь, что он сделал?! Вот послушай: «…у скалистых берегов живописной гавани австралийского побережья ждёт свою хозяйку красавица бригантина – она твоя! И она готова в любую минуту поднять якорь и отправиться за горизонт – в далёкое кругосветное путешествие под белыми совсем как облака парусами!» (С вызовом.) Слышала?! Это он ради меня сделал! Значит, помнит меня, да? И про мою заветную мечту тоже помнит! Надо же – не забыл… А ты говорила, что я в облаках витаю! И ещё смеялась над моей мечтой…
Бабушка (растроганно):
– Девочка моя…
Настя (в восторге):
– Бабушка! Я когда получила это письмо – чуть с ума не сошла от счастья! Ты и представить себе не можешь мои чувства в ту минуту – я просто не могу выразить это словами!.. Передо мной словно дверь распахнулась в огромный и неведомый мир! Мне казалось, я вот шагну сейчас туда – и окажусь в далёкой волшебной стране! А там меня встретит Ян!
Бабушка с умилением смотрит на внучку.
– Оттаяло-таки девичье сердце…
Настя:
– И поведёт он меня в живописную гавань, где у скалистых берегов стоит у причала моя красавица бригантина! И мне казалось, что я могу… Что я в силах… Что я способна вот так взять… И по-настоящему шагнуть прямо за горизонт!
Бабушка утирает уголки глаз.
– Вот, Настенька, и сбылась твоя заветная мечта!
Восторженность Насти мгновенно пропадает, и словно тень чёрной тучи наплывает на её лицо.
– Нет, бабушка, не сбылась… У нас же православные дом отбирают.
Бабушка вздыхает.
– Знаю я про эту беду… Видать мало им показалось загубленных деревьев с птичьими гнёздами… Почуяли вкус вседозволенности ироды проклятые – и по трупам теперь пойдут ради своих целей…
Настя:
– Что поделаешь, бабушка, – им же теперь всё позволено... А я не могу папу и маму оставить в такую трудную минуту. А что с Анечкой будет – думать даже боюсь…
Бабушка:
– Ну, родителям своим ты этим не поможешь. А может, и хуже сделаешь, если не отправишься в свою кругосветку.
Настя:
– Что ты говоришь такое, бабушка?
Бабушка:
– А то и говорю, что уезжать не хочешь ты, чтобы совесть тебя не мучила. А о совести отца с матерью ты подумала? Каково им будет жить с мыслями, что из-за них родное их чадо от своей заветной мечты отказалось? Каково им будет чувствовать свою вину перед тобой?
Настя:
– Да не могу я, бабушка, их сейчас бросить – как ты этого не понимаешь! Что я скажу им? Прощайте, мама и папа, – ухожу в открытое море? Сердце-то своё не смогу я с собой увезти – оно же здесь останется! И будет болеть, болеть, болеть…
Бабушка:
– Твоё сердце… А родители у тебя, получается, бессердечные. Какой тяжкий груз ты хочешь на них взвалить: смотреть потом тебе в глаза – это такое испытание для отца с матерью, что никакое сердце тут не выдержит.
Настя:
– Ну, бабушка, умеешь ты успокоить! Зачем ты мучаешь меня – мне и так тяжело сейчас! А ты совсем все мысли мои запутала своими… А Аню как жалко! Она же думала, что мы её приватизируем – настроилась у нас жить. А теперь что? Что ей сказать? Извини, Анечка, ничего не получилось – дуй-ка ты обратно в детдом!.. Ой, не могу я уже так больше!.. Бабушка, милая, ну что мне делать?!
Бабушка:
– Я вот о чём сейчас думаю… Может, зря я Анечку надоумила на это переливание крови? Продала бы с лёгким сердцем ты этот дом, как и хотела, отдала деньги церкви, да и радовалась бы сейчас безмятежно строительству нового храма. А теперь вот и не даёт тебе покоя совесть со всех сторон… Получается, сама я и виновата в твоих страданиях.
Настя:
– Не говори так, бабушка, и даже думать про это перестань! Сейчас мне хоть и плохо, но зато я живая и думать сама могу. А тогда как зомби ходила и как слепая в поводыре нуждалась. Будто чужие мысли мне в голову кто-то вкладывал… Одна только мысль: о своём личном спасении только и думала… Нет, не понимаю я эту странную религию… Вся жизнь – строго по заповедям, как по инструкции. Разве для того чтобы не убивать и не красть – обязательно нужна заповедь-инструкция? А своя совесть разве молчит и не говорит им об этом?
Бабушка:
– Бывает, что у кого-то и молчит совесть… Тем людям и нужна заповедь-инструкция.
Настя:
– Выходит, только страх перед адскими муками и желание попасть в рай и удерживают их от убийств и воровства? Это что – как смирительная рубашка? Неужели так трудно просто не красть и не убивать?!
Бабушка:
– Кому-то, может, и трудно – люди-то разные бывают… Недаром же Христос говорил: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные: Я пришёл призвать не праведников, но грешников к покаянию».
Настя:
– А без заповедей-инструкций, ада и рая, без кнута и пряника и смирительной рубашки они что – не согласны призываться к покаянию?
Бабушка:
– Почему-же? К покаянию-то они охотно призываются… Вот только заповеди эти: не убий, не укради, не лжесвидетельствуй, не суди, не пожелай чужого… – исполнять почему-то не торопятся. Да на людей ещё злее прежнего становятся – посмотри вон, как лютуют эти православные. Какая злоба, ненависть и нетерпимость у них к думающим иначе…
Настя:
– А зачем же они тогда в православную церковь вступают?
Бабушка:
– Не знаю, Настя… Не знаю…
Настя:
– Но ты же православная верующая – должна знать!
Бабушка:
– У меня своя история… Я когда мужа, деда твоего, схоронила – такая страшная пустота образовалась, такая невыносимая тоска нашла на меня и такое безысходное отчаяние овладело мною… Тогда только и поняла я по-настоящему, как он мне нужен был и как мне его не хватает… Вот и ухватилась, как за соломинку, за надежду, что смерть – ещё не конец… И что когда помру я – мы обязательно встретимся с ним и никогда больше не расстанемся!.. Это потом уже я узнала, что у них в том веке ни женятся, ни замуж не выходят, но пребывают как ангелы на небесах… Выходит, даже мужа родного узнавать я там перестану? А всю память о земных привязанностях людей будут начисто там удалять? Это что ж за произвол такой творится там!
Настя:
– Ох, бабушка, мне б твои заботы… На земле бы вот как прожить?
Бабушка:
– И то правда… С тобой как быть – вот о чём думать надо.
Настя:
– А со мной никак не надо быть… Меня ведь в тюрьму садить будут.
Бабушка:
– Да типун тебе на язык!
Настя:
– На допрос вызывали – подписку о невыезде взяли. Тюрьма теперь по мне плачет!
Бабушка:
– Да за что же тебя в тюрьму-то садить?!
Настя:
– Много за что… Экстремистская деятельность и терроризм… Отклонение от цивилизационного выбора Владимира и указанного им пути развития… Полное несоответствие национальной идентичности… Грубое повреждение культурно-генетического кода и духовных скреп нации… Саботаж духовного возрождения страны… Воспрепятствование проведению религиозного обряда… Оскорбление глубоких чувств верующих… Найдут за что – был бы человек, а статья найдётся.
Бабушка:
– Вот времена-то настали…
Настя:
– Всё, как ты и говорила: от сумы и от тюрьмы не зарекайся!
Бабушка:
– Ох, Настя, вечно ты вляпаешься в какую-нибудь историю. Небось, опять высказывала вслух свои личные мнения? Вот как чувствовала, не доведут тебя до добра этот Вольтер и твой язык…
Настя надула губы.
– Они первые начали!
Бабушка:
– И пусть начинают. Ты как дитё то малое: бурно так реагируешь на всё… Вот и Изольда такая же… Где бы и промолчать следовало, так у вас же с ней какое-то недержание языка!
Настя:
– А зачем они говорят, что я теперь не русская, потому что у меня неправильная идентичность?! Доколупались, блин, как банный лист до забора, со своим цивилизационным выбором и Владимирским путём развития… Как врезала бы!
Бабушка:
– Ну и согласилась бы для виду с ихним выборным путём и этой, будь она неладна, идентичностью! Убудет от тебя, что ли?
Настя:
– Да задрали они уже этим Владимирским выбором и его грёбаным путём! Может, я хочу ходить путями Вещего Олега!
Бабушка:
– Вещего Олега?!
Настя:
– Ну, или боярыни Морозовой… Или там Марфы Посадницы… Да мало ли какие там ещё выборные пути бывают…
Бабушка:
– Успеешь ещё в своей жизни разными путями походить – какие твои годы… У нас ничего долго не бывает. Сегодня всяких святителей и крестителей до небес возносят, а завтра дружно проклинать их будут и ругать на чём свет стоит. А кого раньше ругали и проклинали – наоборот, восхвалять станут. Люди давно уже привыкли к этому и живут своей жизнью, не обращая на это внимания… У государства и у людей пути-дорожки завсегда врозь разбегались. Зачем же по каждому случаю сердце себе надрывать? Плетью обуха всё равно не перешибёшь. А умные люди как делают? Согласно кивают головами, а сами посмеиваются потихоньку, да и живут себе, как сами считают нужным.
Настя (с жаром):
– А почему я должна притворяться и подстраиваться под них?! А может, они сами неправильные, а я, наоборот, правильная! А то кричат по всем телевизорам: «Православная Россия! Православная цивилизация! Православное государство!» А мы, которые не православные, получается, уже не в своей стране живём?! Зачем они превращают нас в неполноценных изгоев на своей Родине?! По Конституции у нас светское государство! И не буду я притворятся и подстраиваться под них!
Бабушка:
– Да никто и не заставляет тебя притворяться и подстраиваться. Просто спорить не надо. Слушай их, а про себя думай: «Мели, Емеля, твоя неделя. Будет и на нашей улице праздник!» Говорю же тебе, у нас долго ничего не бывает. Пройдёт время, поменяются портреты в высоких кабинетах – и понесёт Мать-Россию с помпой и ликованием уже по новым верным дорогам... И опять, как всегда у нас бывает, подавляющее большинство будет «ЗА». И тогда не они, а вы будете правильными, а они, наоборот, неправильными. И уже не они вас, а вы их по судам таскать будете – за оскорбление уже ваших чувств!
Настя:
– Да нужны они больно – по судам ещё их таскать… Много чести будет!
Бабушка:
– А и правда! Пусть себе живут – лишь бы к людям не лезли со своими уставами…
И, улыбнувшись, она внезапно меняет тему:
Ты мне лучше вот что скажи: зачем ты деньги все, которые я завещала тебе, матери-то отдала?
Настя:
– Ну, маме же бизнес надо было делать. А мне зачем они?
Бабушка:
– Другая на твоём месте, наверно, сумела бы распорядиться ими себе на пользу. А ты… Ну не дурочка ли?
Сказано это было вроде и с укоризной, но в то же время с ноткой какого-то потаённого восхищения.
Настя (задумчиво):
– Знаешь, бабушка, побыла я богатой, потом стала бедной – и не почувствовала я никакой разницы.… Не знаю, может, я и правда какая-то ненормальная дурочка.… Такой уж, видно, я уродилась.
Бабушка:
– Не в своё время, видно, ты уродилась – трудно тебе жить будет в наше-то время. В Советском Союзе тебе надо было родиться…
Настя:
– А в Советском Союзе легко разве жить было?
Бабушка:
– Да простым людям никогда легко не было – ни тогда, ни сейчас. Я про другое… Было в то время что-то такое – не знаю даже этому названия… Ты читала письма своей прабабки, которые она твоему прадеду на фронт писала, и его письма ей с фронта?
Настя:
– Я долго боялась… Боялась про ужасы войны читать… Я же и фильмы про войну смотреть не могу, и песни военных лет слушать… Меня начинают мучить угрызения совести, что я родилась в это, а не в то время... Будто украла я что-то у того поколения – молодость, любовь, счастье… Жизнь… Что-то великое и трагическое выпало на их долю – даже зависть какая-то… А у нас сейчас всё какое-то мелкое и комическое… Но потом решилась прочитать – и была поражена от неожиданности. В этих военных письмах не было никаких ужасов – это в такое страшное время… Письма были удивительно светлые! Там было про то, какая светлая и удивительная жизнь настанет, когда закончится война – после Победы!
Бабушка:
– Вот-вот! Потому и одержали победу в такой страшной войне… Люди верили, что своими руками будут строить для себя эту светлую и удивительную жизнь… Тогда ведь вся страна огромная – Родиной была…
Настя:
– Тогда? А сейчас что?
Бабушка:
– Сейчас… Охраняемая законом чужая собственность – вот что сейчас… А из тебя собственница никудышная. Да и прислужницы хорошей из тебя тоже не выйдет... Вот и говорю я, что трудно тебе жить будет – не в своё время ты родилась.
Настя:
– А по телевизору всё время говорят, что сейчас люди в храмы ходят, обряды церковные соблюдают и святость обретают. А в Советском Союзе общество бездуховным было и понятие нравственности было уничтожено воинствующим атеизмом.
Бабушка:
– Врут всё бессовестно по телевизору. И духовность, и нравственность тогда были гораздо выше, чем в нынешнее время. И люди были намного добрее. И помогали друг другу бескорыстно, если кто в беду попадёт… А теперь чужую беду весело на телефон снимают! А потом бегут во всю прыть – кто вперёд и скорее в интернете это выложит… Зато теперь стоит кому-то свечку в церкви поставить да лоб перекрестить – и уже он считается нравственным и духовным!
Настя:
– А зачем же они тогда по телевизору всё наоборот говорят?
Бабушка:
– Да откуда ж я знаю? Пойди и спроси у них, зачем они так говорят…
Настя:
– Ага, спроси у них попробуй… Теперь их все боятся – они же теперь вон какие важные! Все такие воцерковлённые, до макушки православные, носы задирают, щёки раздувают – и все поголовно с оскорблёнными чувствами!.. А моя жизнь со всех сторон неправомерная. Мне даже чувства не положены – законом не предусмотрены.
Бабушка:
– Чувства человеку не положены? Глупости! Надо ж такое придумать!
Настя вздыхает.
– Это не я придумала…
Бабушка:
– Девочка моя, у тебя большое, доброе и храброе сердце – и без ихних воцерковлений! А ты – чувства законом не предусмотрены.
Настя:
– Ты говоришь так потому, что ты моя бабушка – ты объективно судить не можешь… А вот боговеры так не считают. Неспроста же в тюрьму садить меня будут.
Бабушка:
– Тогда тем более уплывать тебе надо в свою кругосветку. На корабле своём между волнами в нейтральных водах затеряешься – глядишь, и не выловят тебя.
Настя:
– Нет, бабушка, никуда я уплывать не стану… Да и не плавают в море, а ходят… Не собираюсь я скрываться. Я уже решила. Катька вон из-за меня работу потеряла, и в тюрьму её садить собираются – и она не сломилась духом! И оператор, и псаломщик тоже. А я, выходит, предать их должна? Нет, бабушка, не могу я так… Вместе с ними на зоне чалиться буду. Да ещё один пацан с нами, который сказал, что бога нет…
Бабушка:
– Посмотри, какая настырная она! Ну а как и впрямь посадят?
Настя:
– Да и пусть садят – всё равно с меня толку никакого нету. Никому и ни чем помочь я уже не смогу… Вот если бы мама с нами была – на неё одну только и была бы надежда… Скажи мне, бабушка… Не без твоей ведь помощи мама в психиатрическую больниц попала?
Бабушка нахмурилась.
– Ольге повезло ещё, что это падение с ней случилось, пока она высоко не взлетела – а то в лепёшку бы расшиблась. Заигралась она уже своими играми… Думаю, из того что с ней случилось, она извлечёт для себя хороший урок…
Настя (тихо и задумчиво):
– А какой урок из этого должен извлечь для себя папа?.. А какой для себя урок извлечь должна Аня из того, что не обретёт семью и обречена будет на детдомовскую жизнь?.. А какой я должна извлечь для себя урок из того, что не увижу Яна и не отправлюсь с ним за горизонт под белыми… Какой, бабушка, урок все мы должны для себя извлечь?
Какое-то время бабушка напряжённо что-то обдумывает…
– Ждала я похожих слов – и готова была к ним, и боялась их… Это не то, чего я хотела… Заигралась, видно, и я своими играми…
Было видно, что она приняла какое-то важное для себя решение.
– Ладно. Коли уж наломала я дров – мне, стало быть, и выправлять всё надо… Не придётся Анечке в детский дом возвращаться. А ты с чистой совестью и спокойной душой отправишься с Яном за свой горизонт – под своими белыми парусами…
Настя:
– Нет, бабушка, я уже всё решила! Не смогу я бросить всех в такую…
Бабушка перебивает:
– Помолчи, Настасья, – сейчас я́ говорю! С тебя и в самом деле проку тут мало. А Ольга, думаю, сможет ещё побороться с православными упырями этими…
Настя:
– Но мама же сейчас…
Бабушка:
– Выслушай меня – имей терпение! Мама твоя не больна… Не больна, как это думают врачи – медицина тут бессильна. А спасти её сможешь только ты…
Настя:
– Я?!
Бабушка:
– Ты, ты… Ольга, сама того не ведая, создала тульпу – это я, – которая взяла над нею власть. Это действие тибетской магии…
Достаёт из кармана небольшой картонный квадрат.
– Возьми это.
Настя берёт.
– Что это?
Бабушка:
– В квадрате, что ты держишь в руках, начертан круг – всеобъемлющий принцип АКАШИ, порождающий четыре элемента. В середине круга – два наложенных друг на друга квадрата, которые вместе образуют восьмиконечную звезду – символ четырёх элементов в их как положительном, так и отрицательном воздействии. А в самом центре звезды – знак тульпы, – мой знак... Это кулихор.
Настя:
– Кулихор?
Бабушка:
– Да, мой кулихор. Сожги его. Так ты разрушишь магическую связь между мной и Ольгой – и твоя мать освободится от власти созданной ею тульпы.
Настя:
– Бабушка, а тебе это не повредит?
Бабушка (с грустной улыбкой):
– С какой же радостью я бы сейчас обманула тебя, Настенька… Но нельзя! Сжигая кулихор, ты должна знать всю правду и совершить этот ритуал осознанно. А иначе обратная сила магии не подействует… В этом кулихоре, как в яйце Кощея Бессмертного, заключены и моя жизнь, и моя смерть. Как только ты сожжёшь мой кулихор – я исчезну.
Настя округляет глаза.
– Исчезнешь? Это как это – исчезнешь?
Бабушка снова грустно улыбается.
– Ну, как Кощей Бессмертный, наверное…
Настя (в ужасе):
– Бабушка! Ты что это задумала?! Ты хочешь, чтобы я тебя убила?! И ты предлагаешь сделать это мне – убить тебя?!
Бабушка:
– Настенька, деточка, выслушай меня. Уничтожить тульпу может только человек, имеющий над нею власть. А самую большую власть над нами имеют те, кого мы любим. Больше всего на свете я люблю тебя… Думаю, ты всё поняла: ты единственный на этом свете человек, кто сможет это сделать. Кроме тебя, никто другой сделать этого не в силах.
Настя:
– Замолчи, бабушка! Слышишь, – замолчи! И не смей мне больше никогда про это говорить! Слышишь, – никогда! Ты сама-то хоть слышишь, что говоришь?! Ты что, и правда подумала, что я смогу вот так взять и убить тебя?!
Бабушка:
– Настенька, деточка… Но это единственный способ избавить твою маму от магических чар. И ты должна это сделать… И… Разве тебе легче будет сказать Ане: «Извини, девочка, ничего не получилось. Так что, дуй-ка ты обратно в детдом!»
Настя:
– Бабушка! Мне и так плохо… Да как ты могла даже подумать, что я способна на такое?! Никогда и ни за что на свете я этого не сделаю! Слышишь?! Не могу и не хочу я тебя убивать! Слышишь?! Не буду я этого делать!
Бабушка:
– А ну сейчас же прекрати свои истерики! Ишь какую моду она взяла!
Настя:
– Но, бабушка, я же…
Бабушка:
– Я же, я же… А теперь послушай, что я́ тебе скажу! Ты не думай обо мне как о своей прежней бабушке – ту бабушку вы давно уже похоронили… Я нынешняя – что-то вроде фантома… И постарайся понять меня правильно: я же всё это не в угоду кому-то, а для себя самой… У меня ведь тоже есть свой горизонт, за который я хочу шагнуть… Хочу сама узнать и испытать, что там – за этой таинственной границей, которую называют смертью… Я ведь, Настенька, страсть какая любопытная!
Настя:
– Но… Ты же умирала уже – и должна знать…
Бабушка:
– Та смерть была частью магического обряда… А я хочу испытать на себе настоящую – природную смерть!
Настя (с горьким сарказмом):
– Что, опять в свой блаженный рай собралась?
Бабушка:
– В рай?.. Ох, Настя, чувствую я в этом какой-то подвох… Вера в бога запрещает человеку слушать свою совесть… Когда Адам и Ева вкусили с древа познания добра и зла – древа совести – и обрели совесть: «И открылись глаза у них обоих, и узнали они, что наги» – бог изгнал их из эдемского сада. Богу нужно, чтобы люди не совесть свою слушали, а чувствовали великую вину перед ним – богом! Вина же – в ослушании и неисполнении заповеди. А в библейских заповедях-инструкциях при желании белое можно преподнести как чёрное, а чёрное – как белое. Всё решают знающие люди в особых облачениях, а малейшее сомнение считается грехом. И тогда перестаёшь различать видимые и простые вещи – они уже не кажутся тебе странными и страшными… А после своего воскресения у меня тоже будто глаза открылись – и я стала многое различать…
Настя:
– И что же ты такое различила – странное и страшное?
Бабушка:
– Однажды Иисус исцелил слепого от рождения. «Почему он родился слепым? – спросили его ученики. – Кто согрешил: он сам или его родители?» – «Не согрешил ни он, ни родители, – ответил Иисус. – Слепота его для того, чтобы благодаря ей стали явными дела божии»… Вот таким образом отец небесный являет людям свою доброту и милосердие! Так начинается оправдание зла… Вот представь себе человеческого отца, который целый месяц не кормит своего ребёнка. А потом, собрав вокруг толпу народа, взял и прилюдно накормил его, показав тем самым всем свою доброту и милосердие к родному чаду – ведь он спас его от голодной смерти... Вот и скажи мне, что ты думаешь о таком добром и милосердном отце?
Настя (в негодовании):
– Да убить его за это мало!
Бабушка:
– Это в тебе возмущается твоё природное чувство правды. Только правда эта не совпадает с правдой церковников. И когда ты ходишь в вере, это природное чувство правды отмирает, а его место заполняют библейские заповеди-инструкции – и уже не так страшно смотреть на творящееся в мире зло. А само зло становится причиной и поводом для проявления добра… Почему, думаешь, для церкви всегда были камнем преткновения неверующие люди, которые не делают зла?
Настя:
– Ну-у… Моцарт тоже стал камнем преткновения для Сальери! Об этом ещё Пушкин писал.
Бабушка:
– Кто не делает зла, тому не надо каяться (не согрешишь – не покаешься) – и того не за что прощать. А злодею церковь от имени бога может многократно прощать его грехи, тем самым являя миру якобы доброту и милосердие.
Настя:
– Это понятно: если бог есть, то православным всё позволено – вот они и вытворяют что хотят… Об этом ещё Достоевский писал.
Бабушка:
– Христос и разбойника, висевшего рядом с ним на кресте, обещал отправить в рай. А вот тем людям, которых этот разбойник грабил и убивал, Христос ничего не обещал… И у нас теперь то же самое: для душегубов и убийц смертную казнь отменили; и в тюрьмах им сейчас попы грехи отпускают. А вот их жертвам никто жизнь не гарантировал…
Настя:
– Ну-у… Всё по-христиански! Что тебя смущает?
Бабушка:
– Населяющая рай публика – вот что меня смущает… Библейский праведник Иов радовался и благодарил бога за новые богатства и новых детей, которыми тот наградил его за безропотность. А о прежних детях и думать позабыл от счастья – не вспомянул даже, что они при попущении бога мучительной смерти преданы были только для того, чтобы испытать его – Иова – на эту самую безропотность… Другой библейский праведник Лот, напиваясь пьяным, совокуплялся с родными дочерями... Родоначальник евреев и христиан праведный Авраам, чтобы угодить богу, готов был лишить жизни своего единственного сына. Зато ради сохранения своей собственной жизни, и глазом не моргнув, отдаёт в сексуальное рабство родную жену… А Моисей – который принёс людям скрижали с заповедью «не убий», – это он заставлял убивать женщин, если они не девственницы, и малолетних детей покорённых и завоёванных народов. И всё ругал своих подданных за то, что те недостаточно убивают… Но всех превзошёл изверг, садист и убийца, маньяк, насильник и душегуб, какого свет не видывал, равноапостольный креститель Руси князь Владимир! Этот святой уже при самом крещении отличился своей кровожадностью и залил обильной кровью землю этой Руси. Он же на глазах связанных родителей и братьев насиловал их малолетнюю дочь и сестру, а потом на глазах изнасилованной девочки убивал её родителей и братьев. Он же насиловал беременную жену своего родного брата и он же стал убийцей этого брата – прямо тебе второй Каин!.. Сейчас этому недочеловеку у нас памятники ставят. За то, что он своим личным примером указал нам нравственные ориентиры на тысячелетия вперёд! И что только в головах у людей творится? Ладно, если сами не ведают, что творят. А если ведают?..
Настя вздыхает.
– Может, и ведают…
Бабушка:
– И вся вот эта публика теперь блаженствует в раю! Нет, Настя, неуютно мне будет в том раю – в компании этих персонажей… А в исправление их я не верю. Да и на Руси у нас никогда не верили. И даже пословицы говорили: «Каков в колыбельку, таков и в могилу. Потому что чёрного кобеля не отмоешь добела!» А что эти праведники и святые будут в раю блаженствовать – в том я не сомневаюсь! Коли и при земной жизни не имели они жалости и сострадания ни к ближним, ни к дальним и без зазрения совести творили мерзости и злодеяния – то и в раю совесть их мучить не станет: не постыдятся они и там предаваться незаслуженному блаженству... А в это время в страданиях и муках будут гореть в аду великое множество людей, которые при земной жизни не крали, не грабили, не убивали, не насиловали , а только и сделали греха, что свечки в церкви не ставили да лбы не крестили. Или даже и крестили, но не тем количеством пальцев… Нет, Настя, не место мне в раю. Грехов много. И не достигла я той степени святости, чтобы безмятежно предаваться блаженству, зная, что в это время муж мой и любимая внучка испытывают вечные адские муки. Для этого меня надо или начисто памяти лишить, или превратить в существо, лишённое жалости, сострадания, да и всего человеческого… И если рай населяют вот такие бесчувственные, лишённые памяти и милосердия отмороженные овощи – то на кой чёрт и сдался бы мне этот ихний распрекрасный рай!
Настя (с ноткой издёвки):
– А вот возьмёшь и попадёшь в этот отмороженный рай! И что делать тогда будешь?
Бабушка (насмешливо):
– Если даже я и попаду, например, в православный рай – за это удовольствие я должна буду гореть одновременно и в старообрядческом аду, и в католическом аду, и в протестантском аду, и в исламском аду, и бог весть знает в каких ещё гееннах огненных… Ума не приложу, как они делить меня там будут?.. Нет, что-то неладно в ихнем райски-адском королевстве – при едином-то боге!
Настя:
– А как же ты верила тогда в этого бога?!
Бабушка:
– А я и сейчас верю… Многое может бог нынешних христиан. Смог же он внести в Россию ещё один раскол, разделив людей на оскорблённых верующих и неверующих оскорбителей. Смог он и тебя в своё время разделить с отцом и матерью и нашей Анечкой, посеяв между вами разлад. Да только не всесилен этот бог… Ты не задавалась вопросом, почему бог этот так и не смог нас с тобой рассорить и разделить?.. Да потому, что кроме ревнивого и мстительного бога, который оправдывает и прощает творящих зло и жестоко карает не делающих зла – есть ещё и другой, Светлый Бог! Который не меч несёт на землю, но Мир. Который не разделяет людей на правильных овец и неправильных козлов и не сеет промеж них вражду, но открывает людям то, что их мирит и объединяет. И который не разлучает любящие сердца, а соединяет их. И я верю в этого Светлого Бога! А по-другому и быть не может – иначе мы давно уже перегрызли бы друг дружку и живьём один другого поели… Он-то – этот Светлый Бог – и соединит меня с твоим дедом навечно за границей жизни и смерти!
Настя:
– Бабушка! Ну а если там нет ничего – за этой границей жизни и смерти?!
Бабушка:
– Вот я и хочу узнать, есть там что-то или ничего нет. И ты, родная моя, должна помочь мне в этом. Поэтому я и прошу тебя: сожги кулихор.
Настя:
– Да нет там, бабушка, ничего – ни тёмных, ни светлых богов! И жизни загробной никакой там нет!
Бабушка:
– Ничего нет, говоришь?.. Ну что ж. Не было меня на земле многие лета до моего рождения – и что-то вот не припомню, чтобы я сильно от этого мучилась и страдала… Пора бы мне уже и вспомнить это изрядно подзабытое состояние…
Настя:
– Ой, бабушка! Я ждала от тебя помощи – думала, ты мне что-то посоветуешь, подскажешь. А ты меня в угол просто загнала – в тупик, из которого нет выхода… Какой-то заколдованный круг! Сбылось пророчество Изольды…
Бабушка:
– Нет, Настя, загнанной в угол ты была до моего прихода. А я тебя вывела на распутье, где у тебя появился выбор. Я научила тебя, как разорвать заколдованный круг, в котором ты оказалась.
Настя:
– Да какой выбор, бабушка?! Кого из любимых и дорогих мне людей принести в жертву – вот какой выбор ты мне предлагаешь! Не хочу я такой выбор! С большой радостью я бы сейчас оказалась на месте и папы, и мамы, и Ани, и… на твоём месте, бабушка… Только бы не делать мне этот проклятый выбор!
Бабушка:
– Знаю, Настенька, тяжело тебе сейчас – всегда нелегко принимать важное решение… Несло тебя как лёгкую былинку по ветру, и не задумывалась ты, куда тебя вынесет. И случалось с тобой всё как бы помимо твоей воли… И вдруг тебе самой надо сделать выбор, от которого многое зависит не только в твоей жизни, а и в жизни близких и дорогих тебе людей. Но ты уже взрослая девочка – надо быть готовой к таким поворотам судьбы… Ты сейчас на распутье. Но именно на распутье, в момент важного и трудного выбора, и ощущается полнота настоящей Жизни! Со всеми её оттенками – цвета, звука, запаха, душевного волнения, боли и радости… Я это по себе знаю.
Настя:
– Тебе легко говорить, бабушка!
Бабушка вдруг потухла – угасла, будто сгорев без остатка.
– Нет, Настенька, не легко мне… Мне очень не легко… Это не то, чего я хотела… И мысль о том, что из-за меня у вас всё неладно, – никогда уже не даст мне покоя. Не вынесет моя совесть такой тяжкий груз – это гораздо хуже смерти… Да и… Да и не держит меня ничего уже на этой земле – вырублен православными топорами даже тот маленький сад, который в юности своей я на ней – на земле этой – под звуки духового оркестра посадила…
Тяжело вздыхает.
– Сделай то, о чём я тебя прошу – тогда хоть у вас всё наладится. Сними с меня этот тяжкий груз – облегчи мою душу. Отпусти меня, Настенька, с миром в последний мой путь… Отпусти!
Настя:
– Ой, бабушка, что же ты со мной делаешь!
Тут калитка внезапно открывается, а из неё неожиданно – будто выпадает – появляется Аня. Она растерянно и смущённо смотрит на бабушку и Настю.
Бабушка (радушно):
– Анечка! Ну что же ты стоишь там, как неродная? Иди же скорее к нам!
Аня подходит к лавочке и застенчиво улыбается.
– Добрая фея…
Бабушка подвигается на лавочке.
– Присаживайся посерединке тут между нами.
Настя тоже подвигается.
– Садись, Аня.
Аня садится между Настей и бабушкой.
– Благодарю вас…
Бабушка:
– Ну, вот мы и снова встретились с тобой! Как я и предсказывала…
Аня:
– Теперь-то я уже разговариваю!
Бабушка:
– Да вижу… Слышу, то есть.
Аня:
– У меня всё получилось!
Бабушка:
– А я и не сомневалась, потому что верила в тебя!
Аня протягивает бабушке гребень.
– Вот. Ваш волшебный гребень. (Бросает взгляд на Настю.) Он мне очень помог…
Бабушка улыбается.
– Оставь его себе – на память. Он теперь по праву твой! Может ещё и пригодится. Мало ли кого усмирить ещё придётся…
Аня:
– Ой, спасибо! Он мне так сильно нравится! И я уже усмиряла…
Бабушка:
– Вот и ладно.
Аня:
– Только у нас опять невесело…
Бабушка гладит девочку по голове.
– Ох, бедолага – из огня да в полымя. От одной напасти избавилась, а тут… Никак не открывается в твоей жизни гладкая дорожка… Ну ничего, Анечка. И крута гора, да забывчива; и лиха беда, да избывчива! Уже скоро всё у вас наладится. Вот мама Оля из больницы выйдет – она и устроит всё как надо. И дом ваш обратно отсудит, и тебя они с папой Олегом быстренько приватизируют – как Настя говорит… И станете вы жить-поживать да добра наживать! Правда, Настя?
На лице Насти появляется мучительное выражение.
– Бабушка…
Бабушка:
– Ну ладно, ладно, – глаза боятся, а руки делают… А ты, Анюта, кем мечтаешь стать, когда вырастешь?
Аня:
– Ещё не надумала точно… Наверно, водолазом.
Бабушка:
– Водолазом?!
Аня:
– А может, инопланетянкой.
Бабушка:
– Во как!.. А что, хорошая профессия! Нынче очень даже востребованная!.. (Усмехается.) Инопланетянкой, надо же… А я маленькой когда была, мечтала… А чего ж я мечтала-то? Вот и забыла уже… Ну и ладно, мечтала и мечтала… А сделалась вот феей – тоже неплохая специальность… И… Ох, ох… Да мне уже и пора... Эх, девчонки… Хорошо с вами, но пора и честь знать! А то заждались меня уже там мои волшебные дела.
Аня:
– А мы ещё увидимся?
Бабушка:
– Ох… ох… А давай не станем пока загадывать. Мы ведь, феи-то, тоже не про всё на свете наперёд знаем… А про что и знаем – не про всё людям можем рассказывать. Есть и у нас свои тайности… Пусть время само нам покажет: что будет, а чего не будет.
О чём-то думает.
– Ну ладно, а то я что-то задержалась.
Поднимается с лавочки.
– Давайте-ка я поцелую вас на прощание.
Аня и Настя встают с лавочки, и бабушка их по очереди целует. Потом говорит:
– Ну вот… Вот и ладно… У тебя, Анечка, обязательно всё будет хорошо… А ты, Настенька, будь умницей и… Не поминай уж лихом как-нибудь… И, главное, слушайся бабушку – бабушка худого не посоветует.
Настя в тихом отчаянии.
– Бабушка… Я не смогу… Не могу я…
Бабушка:
– Ты не думай сейчас ни о чём. Выбрось всё из головы и ложись спать. А утром верное решение само к тебе придёт. Недаром же говорят: утро вечера мудренее!
Бабушка удаляется вглубь сквера.
Настя и Аня провожают её грустными взглядами.
Обернувшись, бабушка машет им рукой.
Они машут ей в ответ.
А когда бабушка удалилась на значительное расстояние – в глубине сквера вспыхивает яркое голубое свечение. Бабушка входит в него – и волшебный свет исчезает вместе с бабушкой…

———

Настя обессиленно садится на лавочку.
– Я не смогу… Не смогу я…
Аня садится с ней рядом и трогает её плечо.
– Настя…
Настя в глубокой задумчивости повторяет:
– Нет, не смогу…
Аня:
– Бедная ты, бедная…
Настя:
– Кто? Я?
Аня:
– Прости, Настя, я всё слышала…
Настя:
– Что слышала?
Аня:
– Ну… Ваш разговор с бабушкой…
Настя:
– Слышала?
Аня:
– Только я не специально… Я шла к тебе, подошла к калитке, а вы с бабушкой разговаривали… Я не хотела вам мешать и решила подождать… Вот и услышала нечаянно ваш разговор… А потом нечаянно вывалилась из калитки.
Настя:
– И хорошо, что слышала. Избавила меня от… Я бы всё равно тебе всё рассказала… Только мне тяжело было бы это сделать.
Аня:
– Боюсь даже спрашивать… Что будешь делать?
Настя:
– А я боюсь даже думать об этом… Проснуться бы завтра, а всё случившееся оказалось бы лишь страшным сном…
Аня:
– Не сон это, Настя. Двум человекам не может присниться одинаковый сон. А я тоже вижу этот сон… Этот не сон…
Настя:
– Это не сон – это заколдованный круг! Который Изольда предсказала. И маме больницу она предсказала… Мария… Я с ней плохо поступила… Завтра пойду к ней: скажу, что мама хочет её видеть… И попрошу у неё прощения. Но всё равно выскажу ей, что они с мамой тоже неправы. Нельзя так жестоко обманывать людей… А потом… А что же потом я буду делать?.. Ой! С ума сейчас сойду!
Аня:
– Тебе, наверно, сейчас в сто раз хуже, чем было мне… Ну, когда я была в плену у барона Чёрта и не умела разговаривать…
Настя:
– Ох, Анька, не знаю я, что хуже, а что лучше… И никогда не знала… Правильно бабушка говорит: носило меня, как былинку по ветру, и случалось со мной всё помимо моей воли… Одно только я и знала с полной уверенностью: что лучше, когда я есть на белом свете, чем когда меня ещё не было и когда меня уже не будет… Это единственное, наверно, что я хорошо понимала.
Аня:
– Ты думаешь прямо как я́ – вот видишь, какая ты умная! И пусть после этого только попробует кто-нибудь обозвать тебя дурочкой!
Грозит невидимому наглецу волшебным гребнем.
– Я ему быстро царство небесное устрою!
Настя:
– Да дурочка я и есть, если ничего не понимаю и ничего не знаю… Нет… Ещё про одно я точно знаю…
Аня:
– Про что?
Настя, с пронизанной каким-то душевным светом печалью, говорит мечтательно:
– Про то, что в Южном полушарии у берегов Австралии стоит сейчас красавица бригантина, готовая в любую минуту отправиться за горизонт – в далёкое кругосветное путешествие под белыми совсем как облака парусами!
Аня (с жалостью):
– Ну перестань, Настя, – ты сейчас заплачешь…
Настя (с обречённостью в голосе):
– Ох, если бы это могло что-нибудь изменить…
Аня нервно теребит в руках гребень.
– Я вот тут подумала… И… В общем, ничего страшного не случится, если я буду жить в детском доме… В общем, когда ты будешь решать, что делать – не думай обо мне…
Настя:
– Прекрати немедленно эти разговоры! И… И даже не смей говорить про это никогда! Слышишь?!
Аня:
– Если уж так надо, чтобы кому-то обязательно должно быть плохо, то пусть тогда уж лучше мне будет плохо, а не вам… Вы же не виноваты, что я детдомовка.
Настя:
– Никому не должно быть плохо! Слышишь?! Никому! И тебе тоже не должно быть плохо! Ты тоже не виновата, что детдомовская…
Аня:
– А вообще-то в детдоме не так уж и плохо. И даже немножко хорошо – там очень весело… Главное, что я снова могу разговаривать. Проживу как-нибудь – чем я лучше других… Не хочу, чтобы из-за меня ты свою бабушку…
Настя (в отчаянии):
– Да что же вы делаете со мною! Сначала бабушка меня мучила; теперь вот ты начала то же самое… Я же вам не каменная!
Она окончательно падает духом.
– Никто меня совсем не жалеет…
Аня трогает её плечо.
– Настя… Ну, Настя… Вот я́ тебя жалею…
Настя пытается взять себя в руки.
– Ладно, не обращай на меня внимания – раскисла я совсем что-то… Да и вообще… Уже поздно. Пойдем-ка уже спать. Только вряд ли смогу я сегодня уснуть. Мне надо многое обдумать… Да и думать я уже тоже не могу…
Аня:
– Утро вечера мудренее?
Настя:
– Да. Утро вечера мудренее!
Они встают с лавочки, берутся за руки и тихим шагом направляются к калитке в высоком заборе.
И вскоре скрываются в бывшей обители безымянного барона…



КАРТИНА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Эхо светлой печали

Гостиная в большом доме Софьи Семёновны. Ольга и Мария сидят за столиком на диване в задумчивости – обе под впечатлением непростого разговора…
Мария:
– М-да! Кого из любимых и дорогих людей принести в жертву – нелёгкий выбор… Настоящий заколдованный круг! Интересно, какое решение приняла бы она, если бы… всё было в настоящей реальности?
Ольга пожимает плечами.
– Решила, что утро вечера мудренее, но… Легла – и забылась в особняке барона Чёрта, а очнулась в больнице – как раз в тот момент и вышла она из комы. После комы и начались её фантазии…
Из двери второго этажа как угорелый вылетает отец Кондрат и бежит по лестнице вниз, а за ним со скалкой в руке выбегает Софья Семёновна, но на площадке прекращает погоню и кричит убегающему вслед:
– И чтоб духу твоего здесь больше не было! Ни копейки больше у меня не получишь, дровосек проклятый!
Добежав до входной двери, отец Кондрат оборачивается.
– Этим орудием можно и насмерть замочить, если по голове хорошенько приложиться! (Крутит пальцем у виска.) Совсем уже спятила?! Да?!
Софья Семёновна:
– Я тебе покажу – спятила! Это вы там все уже умом тронулись и последнюю совесть потеряли! Лесорубы хреновы! Я этот парк вот этими руками ещё в юности моей под звуки духового оркестра высаживала! А они вырубать его попёрлись – храм они строить там собрались! Кто вас туда звал?! Да вы мне за каждое загубленное деревце… И у него ещё наглости хватает у меня же и деньги на строительство храма просить! Да я тебя этой скалкой щас так профинансирую, что ты у меня навеки позабудешь, чем доллар от рубля отличается! Решили, что если бог есть, то вам всё позволено – господь всё простит?! Бог-то может и простит, да вот люди вам никогда этого не простят! Попомни моё слово: страшное и тяжкое проклятие ляжет на ваши храмы, потому что строятся они на великой обиде множества живых людей!
Отец Кондрат:
– Богохульница непокорная! Ждут тебя вечные муки нестерпимые и скрежет зубовный в геенне огненной! Против государственного патриотизма горло своё она подняла! Думаешь, тебе шутки тут шутятся?! Да я тебя к международному суду привлеку за оскорбление православной чувствительности! Вот как впаяет тебе православный судья лет десять – мигом узнаешь, каково оно с верной дороги сруливать!
Софья Семёновна:
– Да ты, я вижу, не уймёшься ещё никак, паразит проклятый!
Спускается по лестнице вниз, угрожающе размахивая скалкой.
– Щас я тебе, сучий потрох, все кости вдоль и поперёк переломаю!
Отец Кондрат в испуге хватается за дверную ручку.
– Не искушай меня на праведный гнев, вероотступница! И не провоцируй православную общественность на решительные действия с применением погромов и поджогов!
Софья Семёновна на ходу запускает в отца Кондрата скалкой, но тот, не будь дурак, выпорхнул опрометью из гостиной – и только хлопнула следом дверь.
Ольга и Мария покатываются на диване со смеху.
Мария с театральным жестом в сторону двери декламирует:
– И он бежал – «искать по свету, где оскорблённому есть чувству уголок!..»
Ольга:
– Неужто в Кремль ябедничать побежал?
Софья Семёновна:
– Ходят тут всякие, а потом ложки пропадают!
Мария:
– Хорошее кино – «Девчата».
Подойдя к двери, Софья Семёновна пристально смотрит на половичок.
– Опять половичок как попало лежит. Неужели так трудно поправить?
Ольга благодушно улыбается.
– Мама в своём амплуа!
Софья Семёновна трогает ногой половичок, не сдвинув его практически с места.
– Ну вот – и посмотреть приятно! А то лежит, как попало…
Смотрит на скалку.
– Скалки вон кругом валяются.
Поднимает скалку, хватаясь за спину.
– Ой!.. Пока сама не поднимешь – никому до этого и дела вроде как нету.
Ольга:
– Мама, ну зачем ты нагибаешься? У тебя же спина болит! Олег уже скоро должен приехать – и поднял бы эту скалку.
Софья Семёновна:
– Дождёшься от твоего Олега.
Мария:
– А где Олег?
Ольга:
– В Китае он сейчас. В Шанхае выставка его картин.
Мария:
– Ого!
Софья Семёновна:
– Духота такая – и окна закрыты. Пока сама не откроешь…
Распахивает окна. Потом идёт к дивану, садится с Ольгой и Марией.
– Оля, а ты почему гостей сухо встречаешь?
Ольга:
– Да мы вроде как…
Софья Семёновна:
– Они вроде как… А я вот не вроде как. Сбегай-ка ты, милая, в столовую да принеси-ка нам из холодильничка бутылочку винца.
Ольга лениво потягивается.
– Это ж закуску надо готовить…
Софья Семёновна:
– Какой дурак вино закусывает? Шоколадку прихвати – и хватит с нас.
Ольга:
– Ой, мама, без тебя мы точно бы от трезвости сгорели!
Идёт в столовую.
Софья Семёновна:
– Ну, за приезд Марии надо же по шнурочку… А ты, Маша, давно прилетела?
Мария:
– Да вчера ещё прилетели. А в самолёте так укачало – сил уже не было к вам прийти. Спать завалилась сразу.
Софья Семёновна:
– Ну, и как прошли ваши гастроли?
Мария:
– Постоянный аншлаг, Софья Семёновна!
Софья Семёновна:
– Ещё бы. В этой Австралии, видать, в диковинку-то российский театр.
Мария:
– Да в этой Австралии – половина русских.
Софья Семёновна:
– И в Австралии даже русские живут?
Мария:
– А чего им там не жить? Везде живут… Рыба ищет, где глубже, а человек – где лучше…
Ольга выходит из столовой.
– Вы про Машкины гастроли?
Определяет на стол бутылку вина, три бокала и плитку шоколада, садится на диван.
– Поработай, Маша!
Мария разливает вино в бокалы.
– С удовольствием! Люблю банковать… Ну, подняли бокалы, а я тост скажу… Три царицы за столом пили поздно вечерком. Кабы я была девица, – говорит одна царица…
Софья Семёновна:
– Хватит тут своих Шекспиров мусолить… Говори нормальный тост.
Мария:
– Ну, тогда… Пусть сдохнут все наши враги!
Софья Семёновна:
– Вот это по-нашему! (Поёт.) Эх, пить будем и гулять будем (Ольга и Мария подхватывают), а смерть придёт – помирать будем!
Пьют вино, смакуют шоколад.
Ольга:
– Я как сказала Насте, что ты на гастролях в Австралии – она побледнела, губы кусает… Потом молчком собралась и ушла из дома, ни слова не проронив… Наверно, на лавочку на свою, что у особняка того…
Софья Семёновна:
– Ты уже рассказала Марии про нашу беду?
Ольга:
– Рассказала.
Мария:
– Мы же только про это сейчас и говорили…
Софья Семёновна:
– Сто раз уже прокляла себя за этот мотоцикл – лучше бы я кабриолет ей купила… Так ей же вот байкершей загорелось заделаться! Вот не купила б я ей этот проклятый байк – и не случилось бы никакой беды…
Ольга:
– Да перестань ты уже корить себя, мама! Кто же мог знать? Задняя мысль всегда умнее передней… Можно подумать, что кабриолет от аварии на сто процентов застрахован… Никто не знает, что было бы, если бы мы…
Мария (задумчиво):
– Да, если бы да кабы… Реальность настоящего и будущего зависит от принятых в своё время нами решений. Жизнь наша состоит из череды выборов и решений, которые определяют наше будущее: сделать то или это, пойти куда-то или не пойти, встретится с кем-то или нет… Своими поступками мы создаём вероятностные версии реальности. И когда мы делаем выбор и принимаем решение, мы определяем реальность будущего – создаём сценарий нашей жизни…
Ольга:
– Тоже мне – открыла Америку!
Мария:
– Где-то я читала, что в параллельных мирах существуют альтернативные реальности сценариев наших жизней…
Софья Семёновна:
– А это ещё что такое?
Мария:
– Есть миры, в которых наша жизнь сложилась по-другому. То есть, в других мирах существуют другие – альтернативные – варианты и сценарии наших жизней, где мы не приняли тех решений, которые мы приняли в этой жизни, а приняли другие решения, от которых мы в этой жизни отказались. Или другие какие-то не зависящие от нас обстоятельства изменили сценарии наших жизней…
Софья Семёновна:
– Мудрёно как… Витиевато и мудрёно!
Мария:
– Где-то есть мир альтернативной реальности, где наша Оля не вышла замуж за Олега, – и жизнь её сложилась там по-другому…
Ольга:
– Ого, куда тебя занесло! Не на пользу Австралия пошла – на мистику потянуло.
Мария:
– Не мистика, а научная гипотеза! У Насти же всё после комы началось?
Софья Семёновна:
– Ну да. После аварии на мотоцикле попала в реанимацию, а потом – кома. А из комы вышла – и начались эти странные фантазии…
Мария:
– Вот в коме ей и открылась альтернативная реальность, существующая в параллельном мире. Где у всех у нас другие сценарии жизней… Точно вам говорю!
Ольга:
– Странные там сценарии жизней – совсем непохожи они на реальность… Кукла вуду, таинственный манускрипт, архангел Гавриил, могучий маг и чародей барон Чёрт и его верный слуга немой Ганс… Немая девочка Аня из детдома с чудесной кровью… Подруга Катька журналистка, чудаковатый псаломщик… У Олега разгромили выставку картин, бабушку похоронили, а я раскопала её могилу – и бабушка обратилась в воскресшую тульпу… А ты у нас, Маня, оказывается, ведьма Изольда. Да и я помаленьку колдую, да ещё и в психушку попала… И на саму её – Настю-то – барон Чёрт порчу навёл. Потом – спасительное для Ани и Насти переливание крови… А в Австралии ждёт её белопарусная бригантина, подаренная ей вечным странником Яном… Не похоже всё это на реальность – самая обыкновенная сказка!
Софья Семёновна:
– Сказка, говоришь?.. А мне кажется, что в словах Марии есть какое-то зерно… Вот она говорит, что у будущего много вариантов. И зависит оно от тех решений, которые мы сегодня принимаем. А настоящая наша реальность сложилась из наших поступков и принятых нами решений в прошлом… Вот я и вспомнила, как ездила по путёвке отдыхать в Турцию. И была у нас там морская прогулка на катере…
Ольга:
– Ой, мама! Да наизусть мы уже знаем про твой вояж в эту Турцию. И про морскую прогулку на катере тоже наслышаны…
Софья Семёновна:
– Про морскую прогулку вы, может быть, и наслышаны, а про букинистический аукцион вы не наслышаны – про это я никому не рассказывала. И Насте тоже ничего не говорила. А теперь скажите мне, откуда могла прийти Насте в голову эта, как ты говоришь, сказочная история про старинный манускрипт?
Мария:
– А что, у вас и в самом деле есть этот манускрипт?
Софья Семёновна:
– В том-то и дело, что нет у меня никакого манускрипта. А в Настиной голове есть! Откуда он там взялся – у неё в голове-то? А ведь и у меня мог бы он быть… Если бы я не покатила на катере в открытое море, а попёрлась бы на аукцион. Я ведь тогда долго решала: колебалась между прогулкой и аукционом – они совпадали по времени. И наобум как-то дунула в море, а потом жалела всё, что аукцион пропустила… Вот я и думаю, а что было бы, если б я пошла на аукцион и купила там старинный манускрипт?.. А случилось бы, наверно, то, что у Насти сейчас в голове! За манускриптом наверняка охотился господин в чёрном, а я бы его опередила… Потом состоялась бы между нами сделка: он мне акции иностранной компании, а я бы ему манускрипт завещала после своей смерти. Вот и причина для приезда барона Чёрта в наш город, а с ним и его слуги Ганса. К Гансу приехал бы его племянник Ян за драгоценной картой. А Настя пошла бы выручать девочку Аню из плена барона – тогда бы и встретились Настя и Ян! И почему бы потом Яну и не найти сокровища барона Унгерна и не купить или построить для Насти парусную бригантину? А?!
Ольга:
– Чтобы связать в этой сказочной истории концы с концами, нужно одно очень важное недостающее звено, мама. Нам с тобой ещё надо было стать лютыми врагами…
Софья Семёновна:
– А может и стали бы врагами… Кто знает, как бы всё повернулось, если бы ты бросила свою адвокатуру и перешла работать в мой бизнес – помнишь, как я сманивала тебя?.. Выходит, что и ты в прошлом сделала свой выбор, когда не подчинилась моей воле и поступила по-своему – приняла решение, которое и повлияло каким-то образом на сценарий дальнейшей жизни…
Мария:
– Послушайте! А ведь и у меня в прошлом было распутье, когда я долго колебалась: отправлять дочку в православный детский лагерь или нет. А потом муж стукнул кулаком по столу – я и согласилась с ним: не отправила… И доченька моя – может быть только поэтому – сейчас жива и здорова. А иначе – тьфу-тьфу-тьфу – я бы точно пошла убивать того попа… И судили бы меня, и муж бы от меня ушёл, и плакал бы мой театр, и некуда было бы мне податься, кроме как в потомственные ведьмы – всё как в Настиной истории… Но она-то об этих возможных вариантах ничего не знала! Откуда тогда взялось всё это в её голове?
Софья Семёновна:
– А я что говорю?!
Мария:
– С другой стороны, черносотенцы и хунвейбины православные не разгромили же выставку картин Олега.
Ольга:
– Не успел он написать эту картину – Вещего Олега с волхвами… А уже и эскизы были – в мастерской своей где-то прячет… Потащила я его на море отдохнуть. Тоже ведь долго сомневался и колебался – не хотел от работы отрываться. Еле его уговорила. А когда приехали с ним на море – он там морскими пейзажами увлёкся. Сейчас вместе с другими своими шедеврами показывает в Шанхае гражданам китайского народа… А к Вещему Олегу с волхвами планирует всё-таки вернуться…
Софья Семёновна:
– Значит, ещё не вечер – разгромят ещё эту его картинку наши блюстители нравственности и святости – с налитыми кровью и ненавистью глазами.
Ольга:
– Кстати, о сюжете ненаписанной картины не могла Настя знать – Олег не любит незавершённые работы показывать. Я и то случайно узнала…
Софья Семёновна:
– Ну а я что говорю? Взялись же откуда-то в её голове эти волхвы с Вещим Олегом…
Ольга:
– Она же на телевидении была. Говорит, что встретила там телеоператора, который якобы с Катькой был на освящении нашего дома…
Мария:
– Ну вот! До этого они же не были знакомы! Как она его узнала?
Ольга:
– Но он-то её не признал!.. Да и самой Катьки-журналистки вообще нет на телевидении!.. Бегала по книжным магазинам и библиотекам, в интернете лазила – искала всё книгу «Кукла вуду, манускрипт, Гавриил и дурочка». Нет такой книги!.. И в детский дом не один раз она ходила – и не нашлось там именно той девочки Ани! И того псаломщика в церкви тоже она не нашла…
Мария:
– Настя их искала в этой – нашей – реальности… Да не стала просто эта Катька поступать на журфак, а занимается сейчас спокойненько где-нибудь своей любимой литературой. А девочка Аня… У нас же, в конце концов, не единственный в стране детский дом… А может в этой – нашей – реальности она вообще не попала в детдом. Живёт себе счастливо и без забот с мамой и папой – другой сценарий жизни у неё в этой реальности! А псаломщика… Да скорее всего, посадили его уже за хранение экстремистской литературы – обличающих церковь творений Льва Толстого.
Ольга:
– И кладоискатель Ян… Мне надо было позвонить тебе, чтобы ты навела справки о нём там, в Австралии.
Мария:
– Да почему он должен жить сейчас в Австралии? Мало ли где его теперь по свету носит. Может, в каком-нибудь Сингапуре сейчас на каком-нибудь траулере рыбку ловит. Или курит бамбук себе на необитаемом острове, если клад нашёл… И даже если бы я и нашла его в Австралии – что бы я ему сказала? Не знает он никакой Насти в этой реальности и ни разу с ней не встречался – не приезжал он в наш город к дяде за картой! У него тоже другой сценарий жизни…
Ольга:
– Да это я и сама уже не соображаю, что несу… Из-за Насти всё – мне же смотреть на неё больно!
Софья Семёновна:
– Да у меня у самой сердце кровью обливается! Она же верит, что всё на самом деле было – и всю себя вконец уже извела… Каждый день теперь ходит к скверу, что возле особняка, который, по её убеждению, барон Чёрт в аренду снимал. И подолгу сидит там на лавочке… Надеется, видно, встретить там кого-нибудь из тех призраков, которые у неё в голове живут…
Мария:
– А кому он принадлежит, особняк тот?
Ольга:
– Так по телевизору же… А, ты же в Австралии гастролировала… Особняк принадлежал какой-то бизнес-вумен – сама она не жила там, а сдавала в аренду богатым приезжим. Особнячок приглянулся депутату Государственной думы и лидеру общественно-религиозного движения «СВЕТ ПРАВОСЛАВИЯ» Верхоглядову. Хозяйку он подвёл под банкротство, задействовав весь свой административный ресурс, а особняк купил за бесценок… Видела б ты, какой пышный обряд освящения он там устроил! Из самой Москвы гости пожаловали – сливки и цвет федерального православия! А с какой помпой телевидение освещало это событие – всё было представлено, как яркий наглядный пример духовного возрождения страны!
Мария:
– А в Настиной альтернативной реальности Верхоглядов был сенатором. И движение его называлось: «УДАР ПРАВОСЛАВИЯ». А тут, значит, решил возглавить «СВЕТ ПРАВОСЛАВИЯ»… Чувствуется что-то парадоксальное в этом названии: всё равно что белая чернота или чёрная белизна…
Ольга:
– Ничуть. СВЕТ православию дают церковные свечи. Точнее – их рентабельность. Торговля церковными свечками приносит православной церкви полторы тысячи процентов чистой прибыли. Только торговля наркотиками приносит ещё такую прибыль.
Мария:
– Не зря, значит, отец Фёдор из «12 СТУЛЬЕВ» о свечном заводике-то мечтал… Сценарии жизни меняются, а хобби скупать дома за бесценок у Верхоглядова остаётся неизменным – и в той, и в этой реальности внакладе он не остался…
Софья Семёновна:
– Он-то не остался… А вот моя родненькая дурочка и в той, и в этой реальности будто распятая осталась… Я и образумить её уже пыталась. Говорю ей: «Настя! Ну, что ты ходишь туда всё время и сидишь там часами на той лавочке?» А она мне: «Память какая-то – о чём-то близком и бесконечно дорогом – тянет меня туда… Там осталось сердце моё – и болит, болит, болит…». Я говорю ей: «Не повстречаешь ты уже там никого из своих знакомцев, которые в голове твоей образовались, – не придут они к тебе никогда». И знаете, что она мне ответила? Говорит: «Теория вероятности – самая несостоятельная из всех существующих в этом подлунном мире теорий». Во! И откуда только выражений таких нахваталась?.. Я говорю ей: «Настенька, ты же сама себя всю уже измучила. Ну перестань ты уже душу-то свою терзать». А она и говорит мне: «Нет, бабушка, наоборот. Я приду туда, сяду на лавочку, закрою глаза – и душа моя будто невесомой становится, отрывается от земли и улетает за горизонт… А откуда-то из далёкого далека доносится до меня что-то до боли знакомое и родное… И тогда мне легко-легко на душе становится!» – «Да что же там до тебя из того далека доносится-то?» – спрашиваю. А она смотрит на меня и как-то грустно-грустно так улыбается мне. А потом тихо так и говорит мне: «Эхо светлой печали…»
Ольга:
– Эхо?
Мария:
– Светлой печали?
Софья Семёновна:
– Да. Так и сказала. Грустно так улыбается и говорит мне: «Эхо светлой печали…»
Воцарилось молчание. Для продолжения разговора никто из них не находил нужных слов – и они сидели теперь в тихой задумчивости…
И только с улицы, откуда-то из далёкого далека, через распахнутые окна доносилась занесённая вечным странником бродягой-ветром до боли знакомая мелодия стародавней песни – Я люблю тебя, Жизнь…



© Иван Васильевич Рюрик. Москва. Кремль.