Штыки в землю

Автор: Gavr Этот рассказ-повесть написана моим знакомым в период учебы в военном универе, увлечении наркотой и поездки в югославию военным перевдочиком. Часть 1 если народ попросит продолжения обязательно выложжу.

Проклята семья и общество,
Горе дому, горе городу
И проклятье матери-отчизне.
Альфред Мюссе

…Вот в каком мире жить приходится. Обеспечил себе жилье в центре, западную иномарку да «ролекс» - и ты уже «высший класс». Дерьмо. Никакого же смысла! Вот я о чем говорю. Наши «потребности» - это то, что нам подсовывают, а не то, чего мы сами хотим. Подсовывают на блюдечке, понимаешь? То, чего люди в жизни никогда не хотели, им впаривают как иллюзию жизненной необходимости. Делать это – проще простого. Зомбируй их своей «массовой информацией», и все дела. Если жилье – то в центре, если машина – то «БМВ», если часы – то «ролекс», и так далее. Повторяй почаще – одно и то же, разными способами по триста раз на дню. Очень скоро они и сами в это поверят – и зачастят за тобой, как мантру: жилье – в центре, тачка - «БМВ», часы – «ролекс»… И каждый будет стремиться все это приобрести – только чтобы почувствовать свою исключительность. Чтобы наконец стать не таким, как все. И не сможет понять одного: само стремление как раз и делает его таким, как все!
Харуки Мураками

Тревожной осенью 1941 года меня, младшего лейтенанта Лукашина Ивана Федоровича 1922 года рождения, после окончания краткосрочных командирских курсов назначили командиром первой роты второго батальона 322-го стрелкового полка, занимавшего оборону неподалеку от Можайска в составе 32-й стрелковой дивизии. Дивизия эта совсем недавно прибыла с Дальнего Востока, но уже имела боевой опыт: ее солдаты участвовали в боях на озере Хасан, зарекомендовав себя исключительно положительным образом. А я попал в эту дивизию случайно. Бывший командир роты, двадцатичетырехлетний старший лейтенант Герман, погиб во время бомбежки на марше и уже несколько дней ею командовал старшина Хлопенко – плотный угрюмый, но добрый мужик, ставший моим наставником и заменивший мне на фронте отца. Он погиб в октябре 1943 года, при форсировании Днепра. А пока мы вгрызались в подмосковную землю, готовя очередной оборонительный рубеж, который должен был стать для врага последним перед нашей столицей. Здесь мы их остановим. По крайней мере, мы так думали.

***

…Двери лифта, противно гремя, разъезжаются в разные стороны, и я вижу перед собой зашарпанную стену лестничной площадки ядовито-зеленого цвета. Как раз напротив меня находится надпись: «Шлюха Оля», далее следует номер телефона. Чуть ниже – несколько матерных слов. Чья-то очень веселая шутка. Я выхожу из лифта. Вообще-то я не очень привык ходить в пиджаке, поэтому чувствую себя несколько неловко; к тому же меня смущает букет роз, который я держу в руках: мне кажется, что я выгляжу слишком франтовато. Сегодня – день рождения Светы, моей девушки. Я знаю, что ей нравится, когда я так одеваюсь.
Я нажимаю кнопку звонка. Проходит почти минута, прежде чем я слышу, что кто-то начинает открывать дверь. С замком возятся довольно долго – вероятно, кто-то из гостей. Наконец дверь распахивается, и я вижу Серегу – моего бывшего одноклассника.
- О! - восклицает он. – Кто пришел! – он поворачивается вглубь квартиры. – Света, Света! Иди сюда!
Я вхожу в прихожую. В квартире громко играет музыка, свет горит только на кухне – там курят. Из большой комнаты выходит Света – щеки ее горят, вся она сильно возбуждена: наверное, танцевала. Я улыбаюсь, что-то говорю и протягиваю ей подарок – золотую цепочку – и букет. Она радостно смеется, целует меня в губы. Я снимаю куртку, и Света ведет меня знакомить с теми ее гостями, которых я не знаю.
Сначала мы заходим на кухню. Там уже Серега, еще двое парней и одна девушка. Все курят. Одного из ребят, Андрюху, я знаю – учились в одной школе, да и до сих пор общаемся, а второго Света мне представляет:
- Игорь, это Миша, - Мишей оказывается парень чуть повыше меня со светло-русыми волосами и приятными чертами лица. Он скользит по мне небрежным взглядом, баском говорит «Михаил» и протягивает руку, - он учится в Высшей школе милиции.
- Игорь, - отвечаю я, приятно улыбаясь и пожимая протянутую мне руку. – Никогда не любил ментов.
Миша на мгновение застывает и переводит взгляд на Свету. Она тоже перестает улыбаться, но тут же спохватывается и выравнивает ситуацию:
- Ой, Миша, ты не обижайся, это Игорь у меня такой шутник иногда неудачный, - она некрасиво смеется и поворачивается ко мне. – Так ведь, Игорь?
Я прикуриваю сигарету.
- Да. Иногда я очень неудачно шучу.
Только сейчас я до конца понимаю, что у меня нет никакого настроения. Миша расслабляется и знакомит меня со своей девушкой, до этого молча курившей у окна.
- Познакомься, это Оля.
- Привет, - говорит она и стряхивает пепел с сигареты. Я вообще-то очень не люблю, когда девушки курят, а уж тем более «Яву золотую». Я вспоминаю надпись в подъезде – может, это про нее? Отвечаю я ей кивком головы, отмечая при этом, что сложена она довольно неплохо.
Света берет меня под руку и ведет в большую комнату, я даже не успеваю докурить. В комнате накрыт стол, на нем горят свечи. В углу на полу стоит магнитофон. За столом сидят трое: одна пара - Олег и Лена, - с которыми я познакомился через Свету, и высокая девушка, которую я не знаю.
- Вика, - говорит ей Света, - познакомься: это Игорь. Я тебе о нем много рассказывала. Игорь, - теперь она уже обращается ко мне, - это Вика, она учится со мной, ты тоже о ней слышал.
Вика мне улыбается.
- Да, она мне действительно много о тебе рассказывала. Все уши прожужжала, какой ты классный парень.
Я не нахожу, что ей ответить, и поэтому с глупой улыбкой молча сажусь за стол. Миша, Оля, Серега и Андрей возвращаются из кухни. Так получается, что Миша с Олей садятся напротив меня. По рюмкам разливают водку.
- Ну что? – Оля игриво смотрит на меня. – Мне кажется, сейчас тост должен произнести молодой человек именинницы.
Все одобрительно улыбаются и кивают. Я встаю. Я ничего не хочу говорить.
- Дорогая Света… Нет. Моя Светочка! Это первый твой день рождения, который мы встречаем вместе. Хочу пожелать тебе море любви – со мной, естественно, - счастья, а вообще-то я уверен, что все у тебя в жизни будет хорошо. За тебя!
Мы со Светой целуемся. Все встают, чокаются. Когда я чокаюсь с Мишей, он почему-то мне подмигивает. Я выпиваю и сажусь на свое место. Обвожу стол глазами.
- Никогда не думал, что когда-то буду пить с ментом, - вдруг говорю я.
Миша перестает жевать и внимательно на меня смотрит. Я вижу, что ему не хочется ссориться, и в то же время чувствую, что сейчас меня понесет.
- Ну, а сам-то где учишься? – медленно, словно нехотя, спрашивает он.
Я смотрю ему в глаза.
- В строительном.
- Ну что же ты? Не надо так переживать, - говорит он покровительственным тоном. – Строитель, прораб – тоже очень нужные профессии.
Он делает мне одолжение! Я начинаю заводиться.
- То-то, чувствую, ваша просто необходима – у хачей на рынке деньги собирать и бабок старых у метро гонять.
Это Мишу задело.
- Почему же? Мы вон в Чечне порядок наводим и погибаем там за это, между прочим! А что-то я ни одного прораба еще там не видел!
- Да, ты, наверно, в первых рядах туда поедешь! Прорабов он там не видел! Ты тут такой умный с нами водку сидишь пьешь, а ты был там, что ли? Простых солдат, пацанов, сначала туда зашвырнули, а теперь хотят их победу к своим рукам прибрать! «Мы там порядок наводим!» Только и знаете, что ксивами своими паршивыми по городу махать! ДПС, ППС, ОБЭП, УБОП… МВД ваше продажное!
- Мальчики! – Света вскакивает. – Мальчики! Вы что это? Прекрати, Игорь!
Я понимаю, что захожу слишком далеко, но остановиться уже не могу.
- Что «Игорь»? Что «Игорь»?! – Я тоже встаю. – Я к тебе на день рождения пришел, чтобы отдохнуть, расслабиться, а вы тут напротив меня какого-то мента сажаете и хотите, чтоб я с ним водку пил!
- Что-о? – Миша поднимается и угрожающе тянет ко мне руки. Мне становится смешно. – Пойдем, выйдем!
- Пойдем, - немедленно соглашаюсь я.
- Никто никуда не пойдет! – железным голосом командует Света. – Оля, ты тоже своего успокой.
Оля что-то начинает шептать Мише на ухо. Серега, до этого молчавший вместе с остальными, подает голос:
- Действительно, ребята, вы чего это? Игорь, ты-то что завелся?
- Правда, успокойтесь, - подхватывает Андрюха.
Мне вдруг становится невыносимо скучно, и я уже не хочу ни с кем драться. Я сажусь и опускаю глаза.
- Да это я так… Это я перенервничал немного, – я смотрю на Мишу. - Ты извини, ладно?
Он заметно рад такому повороту дела и теперь проявляет великодушие.
- Да ничего, ничего… С кем не бывает. Работа, наверно, нервная?
- Да, работа немного нервирует, - я криво усмехаюсь.
Дальше вечер проходит спокойно, без всяких эксцессов. Мы выпиваем, танцуем, смеемся. Под конец кто-то даже хочет что-то запеть, но как-то не получается: девчонки немного скулят и умолкают.
Около двух часов ночи гости наконец расходятся. В прихожей они долго и шумно одеваются, последний раз поздравляют Свету с днем рождения, целуют ее в щеку – при этом девушки оставляют ей следы от помады – еще что-то кричат с лестничной площадки, но Света уже закрывает дверь. Она поворачивается и смотрит на меня. Мы дома одни, ее родители уехали на дачу. Она хватает меня за руку и тащит в свою комнату. Мы падаем на кровать, она буквально срывает с меня одежду. Она смотрит мне в глаза, зовет меня, хочет ласки, любви и еще черт знает чего, но только я отлично понимаю, что ничего уже не хочу. Я больше не тону во взгляде ее, словно бездонных, темно-зеленых глаз, они как будто замерзли для меня, и я бьюсь о них, как рыба об лед. Нет, я по-прежнему ее люблю, просто уже почти два часа, как моя голова забита совсем другим. Тем не менее, я стараюсь не «опозорить флот» и честно «поздравляю» Свету с ее любимым праздником, пытаясь не встречаться с ней взглядом, чтобы ее не испугало мое равнодушие и отрешенность. Потом мы засыпаем.
Где-то среди ночи, не помню когда, я просыпаюсь от удушья и жуткой тошноты, раскаленным обручем сдавливающей горло. Света тихо спит рядом. Я вскакиваю с постели и, постоянно натыкаясь на углы, какие-то тумбочки, врезаясь в косяки, несколько раз пребольно ударив пальцы ног, добираюсь до туалета. Свет я включить не успеваю и почти падаю лицом в унитаз. Меня рвет. Я ощущаю каждую жилу, вздувшуюся на моей шее, мне кажется, они вот-вот лопнут. Желудок выворачивается наизнанку, что-то липкое и горькое на языке. Наконец я откидываюсь назад и прислоняюсь к стене. Несколько раз меня сводит судорога. Слезы текут из моих глаз, но я этого не чувствую.

* * *

Р-раз! От неожиданного удара Гриша отступает на один шаг и начинает тереть челюсть там, куда только что угодил мой кулак. Два! Еще одним ударом куда-то в лицо и одновременной подсечкой я сшибаю его с ног и несколько раз бью своей черной, до блеска начищенной туфлей, в грудь, в живот, в голову. Он сгибается пополам и судорожно ловит ртом воздух.
Стоящий рядом Шелест нагибается, поворачивает лицо Гриши к себе.
- Слушай, Гриша! Ты ведь еще два дня назад обещал, что деньги будут, а сам вчера на встречу не явился, - голос у него спокойный, как будто они беседуют за обедом в ресторане.
Гриша непонимающе смотрит на него, затем волна боли спадает.
- Слушайте, я вчера просто не смог, просто не смог!.. Деньги есть, будут. Послезавтра! – Шелест качает головой. – Завтра! Завтра будут деньги!..
Это и есть моя работа. С Шелестом я познакомился еще незадолго до окончания школы, уже тогда он водился с теми, кого я про себя называю «местными бандюками», хотя сам от них он сильно отличался. Мне никогда не было интересно, чем и для чего они там занимаются. Просто однажды Шелест предложил мне подработать. Даже когда я узнал, как именно надо «подработать», не отказался – очень нужны были деньги, а деньги обещали неплохие. Так и пошло потихоньку.
Вот и сейчас – денег у меня очень мало, и я знаю, что смогу получить еще лишь после того, как этот тщедушный Гриша, которого я вижу сегодня первый раз, вернет кому-то занятые деньги. А может, и не занятые. Может, он, рассуждая честно, и не должен их никому отдавать – мне до этого дела нет, я здесь не в роли судьи присутствую. В конце концов, у него своя голова на плечах – не надо было никуда ввязываться.
Мы стоим на пустыре, за какими-то гаражами, рядом тихо шуршит «восьмерка» Шелеста – на ней мы привезли сюда Гришу, пойманного прямо возле его подъезда. Он поднимается с земли, отряхивает пыль с брюк и пиджака, потирает лицо. Нежный августовский закат подсвечивает золотистую щетинку.
- Ну что? Значит, договорились на завтра? – он пытается приободриться. Я молчу.
- Да, - произносит Шелест. – Завтра в шесть часов ты привозишь сюда деньги. Дорогу запомнил? – он ухмыляется. – Лучше привези.
Дружески похлопав Гришу по плечу, он поворачивается и бредет к машине. Расстроенный тем, что сегодня я опять останусь без денег, я без злобы бью Гришу ногой в живот. Он падает, но мне кажется, не столько от удара, сколько для того, чтобы больше не били. Я тоже иду за Шелестом. Гришу мы бросаем на пустыре.
В машине по пути домой мы долго молчим. Я подозреваю, что Шелест догадывается, о чем я хочу заговорить, и из-за этого молчит, а я не решаюсь начать разговор. Наконец, я не выдерживаю:
- Надо заехать к Хапуге, - как можно равнодушней замечаю я, глядя в окно.
- Зачем? – спрашивает Шелест, не отрывая глаз от дороги. – У меня еще осталось. А ты что, уже – всё?
- Да, всё, - говорю я с виноватой злобой. Шелест ничего не говорит и закуривает. Я тоже.
- Знаешь, Игорь, - начинает он, - мне вообще-то, по большому счету, все равно, но по-моему тебе надо немного сбавить темп.
Я знаю. Я все знаю, черт бы его побрал. Этот разговор у нас далеко не первый: уже, наверно, месяц или два Шелест рассказывает мне о том, как надо беречь здоровье, опасно перешагивать невидимую черту и все такое.
- Слушай, беспокоиться не надо, - я с трудом держу себя в руках, чтобы не сорваться на крик. - Просто у меня последнее время депрессняк постоянный, а это хоть как-то помогает.
Шелест ничего не отвечает, но все же через некоторое время мы подъезжаем к подъезду Хапуги.
- Давай, иди. Только быстрее, у меня еще дела есть.
Я грызу заусеницу на пальце и бросаю, глядя в пол:
- У меня нет денег, - я поднимаю на него глаза. – Одолжи, пока с Гришей не закончим?
- На что ж это ты деньги успел все потратить? – удивляется Шелест. Я никогда не признаюсь ему, что в прошлый раз взял у Хапуги больше, чем он.
- Ну ты же знаешь… День рождения тут у Светки был. Потратиться пришлось…
- А… Ну ладно, - Шелест лезет в карман, достает портмоне, вытаскивает оттуда несколько купюр и протягивает их мне. – Этого тебе должно хватить на все, пока с Гришей разберемся. Сомневаюсь я, что он завтра деньги привезет.
Не скрывая радости, я беру деньги и выхожу из машины. Тут я вспоминаю кое-что и оборачиваюсь к Шелесту:
- Ты езжай по делам-то, если надо. Чего мне тут – пешком двадцать минут до дома.
- Да ладно, - отмахивается он. – Быстрее давай.
Я захлопываю дверь и иду в подъезд. Сразу чувствуется, что сейчас школьные каникулы – в подъезде на полу валяются пивные бутылки, несколько из них разбиты, газеты, пакеты из-под чипсов. Школьники отдыхали. Я захожу в лифт и поднимаюсь на девятый этаж. Дверь открывает жена Хапуги, Марина. В свое время она училась со Светой в одном классе, и мне пришлось поговорить с ней, чтобы не разболтала лишнего о моих визитах к ним домой.
- Привет, Марина, - я ей вежливо улыбаюсь. Я ей не нравлюсь, как, впрочем, не нравится ей и то, чем занимается Хапуга, но он зарабатывает неплохие деньги, и поэтому она терпит. – Дома Андрюха-то?
Она окидывает меня презрительным взглядом и бросает:
- Дома. Сейчас позову, - и исчезает в дверном проеме. Через минуту на площадку выходит Хапуга. Он что-то жует – наверно, они ужинали.
- Чего тебе? – он явно не рад моему приходу. – Что-то ты зачастил.
- Да это я не себе… Давай чек.
Хапуга проглатывает пережеванное.
- Деньги с собой?
- Конечно, - я показываю.
Он уходит. Он всегда такой осторожный и спрашивает, есть ли с собой деньги - боится, что отберут силой.
Возвращается он очень быстро – у него там, судя по всему, как в магазине: все готово, все расфасовано. Хапуга протягивает мне свернутый кусочек фольги. Я даю ему деньги.
- Хороший-то? – задаю я на всякий случай бесполезный вопрос. Кто же скажет, что продает дрянь?
- Ну, как, я-то сам, ты знаешь, не употребляю, но, как говорится, отзывы неплохие.
Я кладу фольгу в портмоне, в кармашек для мелочи.
- Ну, посмотрим, посмотрим. Пока.
Мы пожимаем друг другу руки, и он закрывает дверь.
- Все взял, что хотел? – спрашивает меня Шелест в машине.
- Угу, - я почти счастлив.
- Ну поехали.
Он отвозит меня домой, а сам едет куда-то дальше – я не спрашиваю его об этом. Я не иду сразу домой – дома родители, а поднимаюсь на самый последний этаж. Резко воняет мочой. Я стелю на ступеньки вытащенную еще на первом этаже из чьего-то почтового ящика рекламную газету, сажусь на нее, достаю из портмоне свернутую фольгу. На своем этаже (я живу на шестом) из пожарного ящика я прихватил бутылочку из-под «кока-колы» с водой, которую храню там специально для таких случаев. Я весь в предвкушении удовольствия, руки даже немного дрожат от радостного возбуждения. Из внутреннего кармана пиджака я достаю чайную ложку, «инсулинку» и кусочек ваты. Вообще-то опасно таскать такие вещи с собой по улице – можно долго потом объяснять ментам их предназначение, но сегодня иного выхода у меня не было. Я разворачиваю фольгу и высыпаю из нее часть белого порошка в ложку. Затем аккуратно сворачиваю, стараясь ничего не просыпать, и кладу обратно в портмоне. Потом я беру ложку, наливаю в нее немного воды. Ставлю бутылочку на ступеньки. Тут я вспоминаю, что забыл сразу достать зажигалку – теперь это сделать довольно трудно, ничего не выплеснув из ложки. Очень медленно я вытаскиваю зажигалку из кармана джинсов. Нагреваю раствор в ложке до кипения. От таких процедур ложка снизу стала вся черная. Держа ее в левой руке, правой я беру «инсулинку» и втягиваю чуть мутный раствор в нее. Это очень неудобно, но я уже приловчился. После я отрываю от ваты небольшой кусочек, скатываю его в шарик и надеваю на конец иголки, а потом вожу им по ложке, собирая все до последней капли. Ватку я выбрасываю, ложку кладу в карман, «инсулинку» рядом на ступеньку. Я закидываю ногу на ногу, просовываю между ними левую руку и сильно сдавливаю ее. Вслед за этим я начинаю ее сжимать и разжимать кулак, до тех пор, пока вены между пальцами не становятся более-менее заметными. Мне немного мешает полумрак подъезда. Я втыкаю иглу между указательным и средним пальцами и слегка тяну ее на себя. Раствор в шприце становится темно-алым – значит, я попал. Медленно я надавливаю на поршенек «инсулинки» и ввожу в вену все ее содержимое. Освобождаю левую руку, облизываю ранку и сжимаю руку в кулак. Прячу «инсулинку». Закуриваю сигарету. Почти сразу я чувствую, как меня подхватывают волны невыразимого спокойствия и самоуверенности. Все хорошо. Я выбрасываю сигарету и иду домой.