Безнадёгин

Золотая погаснет звезда
И заплачут хорошие люди
А вокруг поезда, поезда!
Будто смерти и горя не будет

Виски с джином- хороший раклад.
И не нужно ни моря, ни Крыма.
Пусть кругом я опять виноват,
От того, что хотел быть счастливым

Всё от этого- в грязь, в кабаки,
В вытрезвители, в книгу за книгой,
В превосходную пропасть тоски,
От любимых, увы, к нелюбимым....

Первая и вторая главы писались с учетки, которую я проебал.
Так что начало тут http://litprom.ru/thread49136.html
потом тут http://litprom.ru/thread49462.html
ну а потом, здесь:


Тата. Та-та. Та-ра-та-та. Та-та-та-ра-та-та-та. Имя превращается в песенку....

Серые дворики, синие дворники,
Белый февральский туман.
Ждут в небесах постаревшие школьники
Табор киношных цыган.

Пьют Ивановы, Петровы, Синичкины
И матерятся в закат.
Пальцы озябшие с черными спичками
Над городами дрожат.

«Нет ни тоски, ни стыда, ни безумия»-
Зуммеры им подпоют,
В черной земле некрасивые мумии
Тихо и грустно гниют....

Розовая пена Ваших локонов-
Крымский вечер, замерший в волне.
Видно, все-таки богами было соткано
Ваше тело. В синей тишине

Летчики купают сонных ангелов,
Крылья их взбивают облака...
Глупость?- Ну, тогда давайте набело
Перепишем скучные века:

Цыган подзовет нас, пьяный, сказочный,
И проводит в шумный балаган,
В три цены продаст браслет загадочный,
И соврет, что из далеких стран

Птицы прилетают безпризорные,
И поют на птичьем языке,
Как тоскуют на земле ...

В шалмане две красивые армянки
Вино бухали, подле тлел кальян
А жизнь кидала глупые подлянки,
Чтоб спился ровный, в общем-то, пацан

Узнайте, кто он, гордый и угрюмый,
Забывший запах женщин и цветов,
В запой шагнувший в порванном костюме,
Поэт блядей, быдлятен и ментов?...

Кем останемся мы? Превратимся в сюжет анекдота?
В этом городе серых людей и замерзших собак?
Разыграем спектакль, с алкоголем, тоской...-идиотам
Это нравится, знаешь. Наверное, скажут: "Ништяк"

Я примерю мундир и забью папиросу афганкой,
И, как Чацкий, в карете уеду со сцены к блядям....

Как-то раз, когда мне было 22,
В общежитие, на вокзал похожем,
Не трезвела по неделям голова,
И крутились, как в кино, узбеков рожи.

Подавал надежды и давал,
В голову отличнейшим путанам.
Повторюсь, мне было 22,
И темнело, так как осень, слишком рано....

Вот и не осталось ничего святого,
И ни верой, ни надеждой не спасти,
Только в небе Бог совсем не строго
Улыбнется мясу на кости.

И потом, как в песне, от улыбки
Протрезвеет, глядя в темень, старый зэк,
И приснится Человеку, что ошибки
Никогда не совершает Человек....

И уже никогда те песни не заиграют.
А если и заиграют, то от них будет тошнить.
И добрые долбаебы переварятся сами в себе, со всей их эстетикой исключительности.
Пора признаться: мы все слушали что-то не то и делали дела как-то не так.
Жизнь- это табун коней в Крымской степи, которых гонят к обрыву дурные окрики, выстрелы фейерверков и сумасшедшая пляска пьяных от крови людей....

руки сами учатся вязать петли
красные руки застегивающие верхнюю пуговицу рубашки
расписывающие в мусорских протоколах
трясущиеся от многодневной пьянки

кажется будто жизнь никогда не закончится
никогда не замолчит надоевшая музыка революций играющая в тюрьме
от снега рябит в глазах и снежинки
очень похожи на пыточные колеса

это первые дни зимы
стая ворон не подчиняясь законам держит путь в сторону свалки
а я остаюсь смотреть как черные тени
скользят по серому асфаль...