Последние комменты юзера Григорий Перельман

Григорий Перельман: охуеть как интересно

Григорий Перельман: да в голове сумрачно

Григорий Перельман: * вещей. прастити, в темноте печатаю.

Григорий Перельман: выброшенный из привычног круга вещё, составляющих быт и, даже, не побоюсь этого слова, -- бытие, я упал в литературу. Пал туду камнем, стремительным домкратом рухнул в расселину словесной культуры. Да, я не любил Влллера.Он касался мне плоским. И тенденциозным. Его умные словеса разливали желчь в моих недрах. Напротив, скупая правда Довлатова выводила завистливую руладу в моём подсознании. А Миллер? Этот скушный прелюбодей, сделавший гешефт на собственном члене, что может и член-то был так себе, но вошёл в историю, пошевелился в ней от души? Я думал о Сэлинджере, которого не сильно то и любил;, меня волновал Стейнбек, Фролкнер и Джойс, прости Господи, меня волновал ненароком. Я потел от Хэма, злилися от Зюскинда, принимал конкретные дозы Бёлля. Томас Манн едва не довёл меня до цугундера, Кафка изрядно позлил, а от Кортасара я впал в прострацию, бдизкую к идиотии.
Так я и жил, подзабив на жирный кусок в банковской ячейке, витая в облаке грёз, бубня вздорные имена, которым втайне завидовал, бил поклоны, перед которыми сгибал выю и на которые разминал упорные чресла. Тихим вечерком, после стакана грога, а то и двух, с каском вдогонку и доброй порцией арманьяка. Я догонялся до состояния бесстыдно павшиз риз, танцевал голым рядом со стареньким полиграфом, а иногда, достав бездарно прикупленный пистолет, стрелял в портрет Мильтона, целя в слепой от рождения глаз, но, увы, постоянно мазал, отчего плакал навзрыд и дрочил на рукопись незаконченного романа.
Моя жизнь перестала быть пугающе настоящей, эйфория подмяла меня целиком, и я кутался в неё, как в древний пергамент, в листы Гутенберга, в серые клочки самиздата.
Вцелом я был счастлив, как завзятый эксгибиционист, показавшей вялый и грязный член румяной и плотненькой второкласснице.

Григорий Перельман: *озоНе

Григорий Перельман: А вот перенесёмся в наше время. Идут таких двое, одна в штанах спущеных, второй тоже в таких штанах. На морде пирсинг, из головы дреды растут, айпод слушают и пьют пепси. Идут, значит, к ближайшему очагу культуры, где чизкейк с гамбургером. А тут из за иссиня-чорного куста сразу трое: дикие, как весь пиздец, с портативным радио, набитым красной плесенью и бумбоксом. И вот тут начинается глум с беззаконием.
Хорошо бы их всем кагалом бомбой накрыло, так ведь не тот счастливый случай. И кончится тем, что прекрасное поколение Next отъебут в жопу, прямо в тех кустах шиповника, порвыв перепонки меж колен, да и рот порвав, с остальными дурацкими перепонками.
А с восьмого этажа смотрит Русский Бог, хмурится, оглаживая сежую бороду в колтунах и залени, и бурчит под нос: "Нехорошооооо.....а и ладно!"
И встаёт над столицей радуга ЛГБТ, вся в озоге и выхлопных, и стремительно несёься депутатская харя по встречке, и всё хорошо в божьем мире.
До времени.

Григорий Перельман: автор, включение имён выглядит пошло, если вы сами не Довлатов или Уэльбек

Григорий Перельман: да он вряд ли со мной пересечётся. к дочке думаю.

Григорий Перельман: тарантула в питер прилетел токо что

Григорий Перельман: ага. а когда я спрашивал про врача ты сделал вид, что она патологоанатом. подлец ты усатый.

Григорий Перельман: да не пизди уж. у тебя одни проктологи.

Григорий Перельман: я не переживаю

Григорий Перельман: я думал это эротика. а тут юмор. вотжэж блядь какая нехорошая

Григорий Перельман: яростно плюсану к Гумбертам

Григорий Перельман: а вы поинтересуйтесь, что я вам буду рассказывать зазря

Григорий Перельман: заходит Боярский в подъезд, а там три таких угла на троих разливают, тихо мирно. ему плеснули. он выпил иобъявляет: вы все пидарасы, а я д*Артаньян.

ничего не напоминает?

Григорий Перельман: да не охуел ли ты, товарищ?

Григорий Перельман: хуже если ему лет 60, геморрой и потливость

Григорий Перельман: есть. помолчать, пока веки кой-кому не подняли

Григорий Перельман: Мирослав, вы часом не путаете берега?