Сука

Автор: Story С чего же все началось-то?… Мы спорили. Твое мнение: надо искусство изучать, надо читать биографии художников, писателей-поэтов, их дневники, сопоставлять периоды их творчества… А я кричала, что не хочу знать ничего о сексуальных пристрастиях Чайковского или Гоголя, не хочу знакомиться с понятием «экзистенциализм», хочу просто читать Сартра, не хочу знать о том, что Цветаева сдала детей в приют, в результате чего младшая дочка умерла, не хочу рыться в интимных дневниках и письмах… Ты возражала: если они, будучи уже известными, дневники с письмами не уничтожили, значит, лукаво полагали, что их прочтут… Я гнула свое: хочу смотреть на картину, мне безразлично, что у нее на обороте – грязь, матерное слово или кровь. Всего знать нельзя! Всех понять невозможно! Моя маленькая жизнь не вместит все жизни, я могу вместить только искры от сгоревших костров – то, что творческие люди выразили через слово, краски, мрамор, ноты… Могу сказать только «нравится – не нравится». Пусть лингвисты-толмачи копаются в том «что имел ввиду автор, говоря слово «пердимонокль», пуcть критики брызжут едкой слюной – им это ДАНО. Мне – нет. Я хочу находить свое отражение в том, что вижу, слышу, в такие моменты я не одинока и мне не так страшно… Ты мотала головой и улыбалась: «Нельзя же быть такой убежденной невежей! Ведь ты не такая, как говоришь. Ты много читала, много знаешь…» Я перебивала, говорила, что эти знания отравили мне восприятие, убили во мне непосредственность.
Вот такая у меня подруга. Когда мы сидим в кафе и курим одну сигарету за другой, говорим об искусстве, о страшной пропасти между мужчинами и женщинами, о тотальной разнице и спайке поколений, о философии и изотерике, о христианстве и сволочах-начальниках, над столиком висит грозовая туча, официантки боятся подходить. Нам хорошо вместе. Мы друг друга понимаем, чувствуем. И идем каждая своим путем, но в одном направлении. Подтверждение тому то, что остановки мы делаем в одном месте: будь то внезапные совпадения в пристрастии к коньяку, высоким блондинам или абстрактной живописи… И нам очень повезло: все-таки наши высокие блондины были абсолютно разными – нам никогда не нравились одни и те же мужчины…

Пить воду из лужи!? Никогда! Но пить очень хочется. Попыталась прокусить жестяную банку и угоститься остатками колы, не тут-то было – всего несколько капель. Десны болят. Не привыкла еще, управлять всем этим хозяйством. Вода из лужи имела странный вкус. Как будто вы идете, пьете колу и мимо проезжает фура, и обдает вас черным дымом плохого прогоревшего топлива… А почему кола? Не знаю, может потому, что я лизнула ее, перед тем как напиться из лужи с радужными разводами… Я черная. Вся. С головы до кончика хвоста. А еще говорят, что собаки не различают своего отражения и видят все в серо-коричневом свете… Мир был по-прежнему цветной. А я – черная. Уши стоят, милые такие, сами поворачиваются за звуками. Но самое удивительное – это мой нос. Он тоже черный. И мягкий. И холодный. Я облизываю его розовым языком, снимая прилипающие к нему запахи. Сколько запахов! Люди живут в стране безносых!
Не все запахи приятные. Вот, например, приближается серый большой кобель, от него за версту несет вожделением. Запах такой однозначный и резкий – так пахнут медицинские препараты. Он опустил свою рубленую морду, обманывает меня, будто не видит меня. Но я знаю, сейчас он подбежит, и будет целить свой шершавый с розовой проплешиной нос мне под хвост. Как мы понимаем друг друга? Да так же, как вы сейчас пытаетесь понять меня. Только собакам не нужно фиксировать мысли в слова.
Надо же! Меня угораздило стать сукой в такие дни… Ну, у собак это зовется течкой. Это, доложу я вам, кошмар!
Спасают люди. Обитаю на остановке. В овощном ларьке работает добрая таджичка. Молодая улыбчивая женщина. Она меня подкармливает, ласково подзывает на своем языке. На остановке с утра много людей. Они выстраиваются в аккуратные очереди на автобус и маршрутку. Вот и ты пришла. Сегодня солнечно и тепло. Я сижу на газоне, поджав хвост. Морда выражает крайнюю степень отрешенности. Вокруг на разном расстоянии кружат вчерашние партнеры по играм и добыче пищи, а сегодня – жаждущие меня самцы. Я не обращаю на них внимания. Я пристально слежу за тобой. А ты смотришь на меня. И на то, что происходит рядом со мной. На твоем лице жалобное выражение. Очередь двигается. Я поднимаюсь. Прохожу вдоль вереницы мужчин и женщин. Принюхиваюсь. Не, не дай Бог, постоянно чувствовать, чем пахнут люди!
Ты пахнешь хорошо, ты – своя. Я сажусь рядом. Боковым зрением вижу, как двое из моих кавалеров выясняют отношения. Встали цугом, тихо рычат, обнажая зубы. Психическая атака, кто кого. Большой серый кобель не выдерживает, коротко гавкнув, трусит в сторону…
Ты протягиваешь руку, легко касаешься моей головы: «Бедный, ты устал, да?» В твоих глазах стоят слезы! Я удивлена. Ты никогда не была сердобольной. Бездомные животные тебя беспокоили, но только с точки зрения их заразности и опасности. А тут… Неужели ты что-то чувствуешь?
Твоя рука зависает, ты не знаешь как тебе поступить, ведь я - грязная… Достаешь салфетку, вытираешь руку. Подходит твоя очередь, ты скрываешься в маршрутке.
На следующий день все повторяется. Мы смотрим друг на друга, я чувствую, как ты взволнована. Конечно, ты меня не заберешь домой. Не отмоешь и не станешь мне доброй хозяйкой. Ты предпочтешь мазохистки наслаждаться теми муками, которые доставляют тебе наши утренние встречи, ты будешь изводить своими размышлениями о судьбе «несчастной необычной собачки» своего бойфренда, даже обзвонишь собачьи приюты, на предмет пристроить меня в один из них, даже косточки станешь приносить… Почему так?
А если бы ты знала, что черная симпатичная собака – твоя лучшая подруга, запертая теперь в этом шерстяном теле, ты взяла бы меня к себе? Я ждала бы твоего возвращения с работы, виляла бы хвостом, смотрела на тебя всепонимающими глазами… Нам было бы хорошо вместе…Ты уезжаешь.

- Пожалуйста, выйди на улицу, пойдем со мной, тут не далеко, - твой голос на том конце провода слегка дрогнул.
- Знаешь, я в ванной лежу, куда ты меня тянешь?
- Пойдем, я решила взять ее к себе.
- Кого?
- Собаку, я ж тебе рассказывала.
- Ты мне не рассказывала, меня не было в городе.
- На остановке живет черная собака, я сегодня ночью поняла, что ДОЛЖНА взять ее к себе.
- А, такая мохнатенькая? Ты с ума, что ли, сошла?
- Молчи. Должна и возьму.
- Хорошо, подожди минут пятнадцать.
Я спускаюсь во двор. Мы живем в соседних подъездах. Ты стоишь и, обхватив себя руками, зябко поводишь плечами. Стоит жаркий июльский день.
- Ну, привет! – буркнула ты и быстро чмокнула меня в щеку, - Как съездила?
- Хорошо, многое успела, только устала немного… Может быть, пока не поздно передумаешь?
- Я не смогу больше радоваться, если не сделаю этого…
Мы подходим к остановке. На газоне нежатся три собаки. Черной среди них нет. Ты идешь к ларьку заговариваешь с продавщицей-такжичкой. Она разводит руками. Ты поворачиваешься ко мне, по щекам текут слезы. Я обнимаю тебя, глажу по непокорным волосам…
- Может быть, она нашлась, она явно потерявшаяся домашняя…? – ты смотришь на меня умоляюще.
- Конечно, нашлась, и такое бывает, - я улыбаюсь и пожимаю твою руку.