Смеркалось

Автор: Девочка-скандал Сидели на кухне, как в старые, добрые времена. Пили «Коренскую», закусывая маринованой сельдью и горячей печеной картохой, покуривали папиросы «Сальве», продолжая разговор.
- Надоело мне все, Санька, остопиздело до ебени матери и вообще… После того, как Маринки не стало у меня вся жизнь наперекосяк. Как ты думаешь, она сильно страдала, а?
- Олежек, перестань. Ты ведь все уже давно знаешь и каждый раз, когда мы с тобой собираемся здесь, на этой кухне, ты снова и снова задаешь мне этот вопрос. Как врач я обязан был тогда сразу сказать тебе всю правду, но как человек, как твой друг…
- Ребеночка жалко. Хотя, если бы у меня был выбор, я бы пожертвовал его жизнью ради спасения Марины. А у них такой выбор был ведь, Саня, был, но вы ничего не смогли сделать. Нет, я не виню тебя лично ни в чем, просто скажи мне, как она умерла?
- …..схватки у нее начались вечером, околоплодные воды никак не могли отойти. Ей вскрыли пузырь. Давление катастрофически падало, пульс был около 140 ударов в минуту. Потом в операционную.: искусственная вентиляция легких, массаж сердца, переливание крови, медикаменты. К сожалению у нее открылось сильное кровотечение - пришлось удалить матку. Ребенок был мертв. Эмболия, легочно-сердечный шок. околоплодные воды через сосуды плаценты попали в ее кровь , а дальше -- в систему легочной артерии. Ребята сделали все, что могли. Ну что ты от меня еще хочешь? Восемь лет прошло, а ты все продолжаешь мучить себя.
- Прости меня, Саня, просто мне очень и очень тяжело смириться со всем этим. Ты мой самый лучший и единственный друг, Саня, без тебя бы я пропал. А еще ты замечательный врач, дружище. Уверен, если бы ты был тогда с ней рядом, ты бы спас их обоих.
- Жениться тебе надо было, Олежик.
- А сам-то ты чего до сих пор бобылем ходишь?
- То- то ты не знаешь. Кто ж за бездетного пойдет. А вот ты…Признайся, только честно, ты же мечтаешь, как и любой нормальный мужик, ну там прийти домой и чтобы дома жена и ужин на столе, детки в комнате уроки делают, а тебе так пьяненько, душевно так и безмятежно, и лечь бы рядом с милой, уткнуться счастливой улыбкой в ее теплые срамные губы, тихонечко сопеть и всхлипывать в межножье, «…в такие минуты и воздух мне кажется карим, и кольца зрачков одеваются выпушкой светлой; и то, что я знаю о яблочной розовой коже...» – ты помнишь, это ее Маринкино любимое из раннего Мандельштама, или вот еще: «Я вижу месяц бездыханный, И небо мертвенней холста; Твой мир, болезненный и сраный, Я принимаю, пустота!»…
- «Странный» - поправил его Олег. А ты-то откуда про стихи знаешь?
- Брось. Мы ведь раньше были знакомы. Я собственно после того кошмарного случая и перевелся из акушерского отделения в общую хирургию. Санька подвинул к себе тарелку с солеными помидорами и квашеной капустой, подцепил вилкой помидорину и не чокаясь заглотал, словно кашалот, даже не поморщившись, большой стакан «Коренской». Помидор брызнул у него во рту соленым кровяным соком и растекся густой сукровицей по подбородку. Взгляд его внезапно потускнел, крупная капля пота скатилась со лба и плюхнулась в стакан. Вдруг Санька как-то жалобно всхлипнул и еле слышно забормотал, вперившись в трещину на грязной тарелке:
«…мягкие ткани рассекаются в два приема. Первым приемом рассекают кожу, подкожную клетчатку, поверхностную и собственную фасцию. Затем кожа оттягивается к проксимальному концу конечности. Вторым приемом мышцы рассекаются по краю оттянутой кожи. надкостница пересекается на уровне предполагаемого опила кости циркулярным разрезом. Затем от места рассечения надкостница распатором Фарабефа смещается дистально. Обнаженная кость перепиливается на 2 мм ниже места рассечения надкостницы. Костный мозг вычерпывается из костного канала...- он оторвал взгляд от тарелки и неожиданно спросил:
-Олег, ответь мне не раздумывая - Земля круглая?
- Круглая. Если быть точнее, скорее даже эллипсоидной формы
- А ты видел?
- В школе же еще проходили… Ты че, Сань?
- В школе они проходили! Ебаный коперник! Ты кстати знаешь, чем он кончил?
- Кто?
- Коперник твой! Запомни, как отче наш - никому нельзя верить. Мне было Откровение. Он сам мне об этом сказал.
- Кто, Коперник?
- Дурак! ОН…
- Что?
- Земля – плоская, как блин, держится на трех огромных Черепахах, а те стоят на гигантском Ките.
- А кит?
- Что «кит»?
- Ну кит, он-то на что опирается?
- Кит? Ни на что. Просто летает в эфире и жрет черепашье говно.
- А солнце?
- Гребаный фонарь, который освещает ему путь.
Помолчали. Выпили еще по одной. Саня начал потихоньку приходить в себя. Олег знал об этих его внезапных приступах и всегда делал вид, будто бы к нему это не относится. Мозг шизофреника, преодолев сумеречные зоны больного сознания тоже никогда не фиксировал произошедшее в памяти
В кладовке что-то грохнуло.
- Ебака проснулся. Пойдем, покормим его, - Саня сгреб остатки селедки в собачью миску, покрошил сверху подсохший хлеб и жестом указал на дверь. Узкий луч карманного фонарика на долю секунды выдернул из темноты расплывчатые очертания какого-то явно одушевленного предмета. Снова что-то грохнуло.
- Щас, щас, -засуетился Санька, нащупывая рукой выключатель. Сухой щелчок, и маленькая комнатушка озарилась ярким светом электрической лампочки.
- Иди к папочке! Вот так, ко мне, ко мне! Ебака!
Из угла комнаты, издавая тонкие, щемящие звуки, навстречу ползло, опираясь на обезображенную культю совершенно голое человекообразное существо. Его туловище было сплошь покрыто свежими и уже затянувшимися рубцами. Конечности полностью отсутствовали, за исключением булавоподобного обрубка торчащего вместо правой руки. Неестественно большая голова с пустыми, фиолетовыми глазницами дергалась при каждом мучительном рывке. Существо медленно подползало, неуклюже перебирая культей наподобие морского котика, волочащего свою тушу к воде.
- Вот она, моя гордость! Ампутант! Эх, жаль нельзя было его показать на защите докторской, эффект был бы просто ошеломляющий. Вот оно, Олежек, торжество живой практики над сухой теорией. Аха-хаха! Амбруазу Парэ такое и не снилось! – Санька расстегнул штаны, вынимая член.
- Ебака, иди к папочке!
Существо заволочилось быстрее. Внезапно Саня схватил этот живой обрубок человеческого тулова, резко подсел и мощным рывком насадил его на свой член. Олег зарыдал от счастья крупными слезами.
- Ыыыыы-ыыыы-ыыыыы…- подвывал он в такт раскачивающемуся взад-вперед Саньке.
- Ааааааа-оууууууу…- бился в конвульсиях Санька, яростно поливая спермой кишки ампутанта.
Тот пузырил свое бледное, изъеденное волчанкой лицо и остервенело хрустел селедочной головой.
Смеркалось.