В белом фраке

Автор: саня гелин Вадиму Борейко - за то, что он это придумал,
и всем, кто там был, за то, что они там были

Заранее приношу извинения за патетику и рабский перевод жаргона организации

Мы ехали шагом, мы мчались... Мы - это шестеро пришельцев в суверенном Узбекистане: один гражданин США, две гражданки того же государства, два японца - которые за все это здесь платят, - и я, украинский казах (по паспорту) и синайский казак (по внешнему виду). Мы проверяем выполнение программы, на которую правительство страны незаходящего (т.е. восходящего), солнца выделило деньги моей организации. У каждого свои функции: японцы проверяют, туда ли они выделили свои иены, а мы - правильно ли потратили сомы в стране-получателе после конвертации первых в последние по национальному курсу (про обмен см. ниже). В нашей миссии-караване еще и пять аборигенов - три переводчика (по одному на каждого из моноязыких американцев) плюс два шофера. Японцы в этом смысле живут за наш счет: один из японцев переводит второго на английский, и Катя, милая барышня, приставленная к Джейн (громадного роста хиппующей старухе из Техаса), переводит его японо-английский на понятный язык (и часто с английского на английский). Шоферы тоже наши (в смысле узбекские граждане). Катя, хоть и русская, довольно ловко шпарит на всех местных языках, но при этом категорически отказывается их использовать со своими коллегами из нашего каравана - двумя хмурыми парнями-узбеками похожими, как близнецы- Азатом и Бобожоном. С шоферами Катя вообще не разговаривает, а только выдает команды (только по-русски).

Наша программа (то бишь проект - не путать с телевизионной программой) и наша миссия (то есть командировка - не путать с предназначением) посвящены улучшению утилизации… ну этого. Можно было бы подумать, что на эти цели правительство и вправду запросило денег у другого правительства. На самом же деле, просто нужно было пристроить куда-то деньги доноров и наши начальники (из моей конторы) не нашли ничего умнее чем это. Слово канализация здесь не подходит, так как программа включает еще и мытье рук (после), строительство туалетов (до), выдачу туалетной бумаги, эпидемиологию и еще кучу всего до и после этого важного предмета. В сопровождающем докýменте (его русском переводе) программа называлось так: улучшение системы утилизации выделений жизнедеятельности человека. И я всегда добавляю, как про себя, так и вслух, что это не бытовой мусор. Подобрать по-русски буквальное название программы (Hand-washing and improved excrement utilization initiative - Буквально: Инициатива по улучшению мытья рук и повышению уровня утилизации экскрементов) не получилось ни у кого из переводчиков до самого конца поездки.

Наших (то есть конторских и японских) я знал еще по прошлым проектам и поэтому никаких иллюзий в их отношении не имел. Американец Майкл Перез (Мы зовем его Перец) – главный Акела нашего каравана – седой огромный наглый всезнающий амер - большой спец по мытью рук после уборной. Когда мы собирались в нашу командировку, примерно за пару месяцев до описываемых событий, он подготовил шестидесятислайдовую презентацию о том, как хорошо, когда ты это делаешь (моешь руки), и как плохо, когда ты этого не делаешь. Фотоиллюстрации были отменного качества и вполне бы конкурировали с Плейбоем, если бы речь шла о воспроизведении потомства. Ему очень здорово удались попки африканских женщин, и без пояснений и назойливого слова sanitation (профилактические меры по санитарному благополучию ) на каждом из слайдов их можно было бы разглядывать без отвращения. Этому есть довольно простое объяснение - в прошлой жизни (то есть до этого контракта), Майкл занимался family planning (меры по контролю рождаемости ) в Индонезии и вот уже два года не может избавиться от жаргона того волшебного времени, когда он спокойно говорил о совокуплении и процессе зачатия. Время от времени он вставляет выражения вне контекста, типа «резиновые противозачаточные изделия» – (prohylactics), в наш немудреный разговор о глистах и гепатите А. Я же тайно подозреваю, что иллюстрации для большинства своих новых слайдов он взял из старых архивов (именно про то, как хорошо заниматься сексом с prophylactics и плохо без). Эта путаница в терминах (prophylactics- профилактика) страшно раздражает Катю и она в разговоре со мной называет нашего Майкла «гондоном» каждый раз, когда она вынуждена напрячься при переводе его эзоповой речи в отношении главного предмета нашего проекта (и это не мусор). Видимо, чтобы усилить ее раздражение, Майкл купил в ташкентском аэропорту англо-русский словарь пословиц и поговорок и теперь постоянно пытается обрадовать аборигенов чем-то вроде «мы с жиру не бесимся, но и лаптем щи не хлебаем» вставленными в английские предложения. А так как русской фонетике Майкла не обучали, то обычно такая англо-русская фраза кончается тяжелой паузой и тыканьем его толстого пальца в страницу уже упомянутого словаря перед Катиным носом. (В эти мгновения я обычно помогаю Кате, чем нарушаю субординацию с обратным знаком - мне нельзя переводить по статусу - и своей помощью я вызываю раздражение у Майкла).

Заместитель руководителя каравана Джейн – антрополог - в своей прошлой жизни была поклонником битлов, хиппи, буддистской монахиней и даже фандрейзером Республиканской партии США. Она осталась техаской во всех отношениях - от загара у нее почти негритянский цвет кожи и волосы, выгоревшие до пергидрольной белизны. Как все техасские дамы, которых мне удалось повидать по роду своей деятельности, - Джейн двухметрового роста, говорит басом и пытается послать всех подальше (to hell- в ад) по любому поводу. В последний пару лет своей жизни она ударилась в христианство и ежедневно заставляет нас произносить предзастольные молитвы - причем каждого на своем языке - когда мы вместе ужинаем. Майкл и Мэри (другая американка, помоложе) с неохотой подчиняются религиозному давлению, но наши шоферы и узбекские переводчики после третьего такого застолья организовали свою группу, мотивируя отсутствием общих тем для разговора и желанием поговорить на родном языке. Я подозреваю, что основной причиной все же было опасение, что Жьей (как они произносили ее имя) начнет обращать их в христиан. Другим ключевым моментом для перехода за отдельный стол был момент, когда Джейн назвала одного из шоферов bubba (парень – юж. диал.США) - которое звучит «баба», что, наверное, унизительно для небритого мужчины с 20 сантиметровым тесаком под сиденьем его автомобиля. И только мое личное вмешательство спасло старушку от праведного гнева потомка Тамерлана (об этом ниже), который заподозрил в этом оскорбление.

Мэри - специалист по профилактике инфекционных заболеваний - родом из предместий Бостона - тоже не избежала влияния хиппи, но так и осталась хиппушницей с вегетативным уклоном. Она не ест мяса (делая поиск пищи для нее неразрешимой задачей), подкармливает всех домашних животных, встречающихся на ее пути (включая тараканов), и демонстративно не разговаривает с Джейн, будучи сторонником демократической партии США, которая, как известно, борется с Бушем. Она постоянно привлекает меня на свою сторону, когда дело доходит до политики, и мне не всегда удается уйти от ответственности за деятельность, точнее бездеятельность, демократов (Джейн считает, что все эмигранты, включая остающихся гражданами своих государств – а я живу в Вашингтоне по дипломатической визе - могут быть только демократами). Я дважды до этого бывал c ней on missions (командировки) и заранее знаю все ее психозы, по обоим поводам (политика и бедные животные), поэтому мне немного легче, чем всем остальным.

Я считаюсь экономистом по работе систем водоснабжения и канализации. Мне положено оценить экономическую эффективность инвестиций в сортиры и туалетную бумагу. Но поскольку, по ряду исторических причин, финансовая информация в стране нашего великого проекта носит достаточно опосредованный характер, то мне ничего не остается, как собирать ответы на вопросы вроде, «хватает ли денег на обслуживание этих крайне важных приспособлений для отправления естественных нужд». (Тут я обязан сделать маленькое лирическое отступление. Однажды, уже в Штатах, у нас в доме отключили воду на три дня, - так вот все эти три дня я мечтал именно о них - о дворовых туалетах).

Два японца - Икегами-сан и Ямамото-сан – толстый и тонкий как из старой книжки – жертвы доброты японской империи, которая не может не подарить денег на всякую дрянь (что может включать и мусор). Оба они - постоянные участники проверочных командировок по нашему предмету. Один все время суетится, скачет и дергает шеей, а другой его утешает, просит для него тишины, чтобы поспал, тщетно ищет что-нибудь вкусненькое на японский лад – их все время страшно удивляют рестораны суши, постоянно встречающиеся в этом пустынном государстве. (Каждый из узбеков, по крайней мере, трижды нам сказал, что его страна не имеет выхода к морю дважды, то есть ни одна из стран-соседей Узбекистана также не имеет выхода к морю, что конечно же имеет прямое отношение к продукту питания суши). Икегами-сан не говорит ни на одном языке, кроме родного. Но он – инженер, и для него крайне важно ходить по самым грязным углам водоканалов (про это чуть позже), а также сортиров, построенных за японские деньги. Ямомото вынужден ходить за ним и записывать мудрые мысли, посещающие Икегами во время этих походов. Затем, а это как правило за обедом, Ямамото выкладывает эти истины со всеми подробностями. Джейн несколько раз посылала его к черту (to hell) во время таких брифингов, чем вызывала неизмеримое уважение у узбекской части каравана по части вежливости. Узбеки (и мы с Катей) мысленно посылаем неизмеримо дальше и все больше по пути, связанному с органами выделения (и это не слезные железы).

Далее - узбекские граждане. Бобожон и Азат – переводчики-поводыри (не то чтобы переводят, а скорее составляют компанию, хоть и за деньги). Когда-то они учились в Ленинграде в институте иностранных языков. После пяти лет галутной жизни (в рассеянии) оба стали фанатичными поклонниками собственного независимого государства и не дают мне вставить и слова, если речь заходит о политике нынешней власти в их стране. У меня есть подозрение, что на самом деле тут есть еще один фактор - один из них служит еще и на органы местной госбезопасности, а другой знает об этом, и поэтому оба наших переводчика мужского пола непрерывно поют дифирамбы режиму, даже если это противоречит здравому смыслу. И я для них враг по двум показателям - казахский паспорт плюс историческая родина, которая неожиданно стала оранжевой.

Катя-катюша – наш главный переводчик. Катя еще и благополучная мать-одиночка, которая никого не боится (она говорит, что дружит с главным рэкетиром соседней Чимкентской области Казахстана). Катя наиболее феминистски настроена, что достаточно необычно в этом регионе. Но постоянная состояние борьбы за деньги с буржуями и за сосуществование в национальном государстве сделало ее циничной до такой степени, что даже Мэри, которая любит дохлых кошек и неприкормленных воробьев, отказывается ехать с ней в одной машине. Джейн ее переносит, поскольку не замечает ее присутствия, а Майкл все время заглядывает в глубокий разрез ее блузки (последствия долгого преподавания теории безопасного секса). Азат и Бобожон считают ее просто падшей (джайляб), но вынуждены ей подчиняться, так как английский и узбекский языки она точно знает лучше их обоих вместе взятых, а также из-за угрозы той неотвратимой кары, которую привнесет им чимкентец, если они ее обидят (и если Катя не врет). У Кати есть шестилетняя чертовски смешная девчонка, которая вместе с Катиной мамой приходила провожать нас в дальний поход (см. дальше). Леночка (так ее зовут) подошла к Майклу и спросила, как его имя – все это по-английски. На что наш шеф не нашел ничего лучше, как протянуть ей свою визитку. А девчонка тут же задала второй вопрос:

- Are you always this smart (Ты всегда умнее других?)? - и отвернулась, не взяв красивой бумажки.

Имен шоферов так я не узнал до самого конца нашей поездки. Про себя я было назвал их по наводке Джейн bubba и не-bubba. Катя оценила мой юмор, но искренне посоветовала держать язык за зубами, если я не хочу получить дополнительное отверстие в моем теле. Теперь я зову их по названиям машин - одного БМВ, а другого Мазда (мужского рода, поскольку это микроавтобус).

Все началось три дня назад. Мучительно приятный перелет (для трех буржуев и меня) из Вашингтона до Ташкента занял почти сутки. Во Франкфурте к нам присоединились японцы. В аэропорт же страны назначения мы приземлились в счастливое время полуночи. Пока искали чемоданы, здоровались с японцами (те летели первым классом - нам не чета) прошло еще полчаса. Потом, уже окрепшим караваном мы побрели к паспортной стойке. И тут выяснилось, что у Джейн нет узбекской визы. Широко улыбающийся пограничник сказал мне шепотом загадочную фразу:

- Ну что, друг, у твоей команды проблема! Как будем решать, а?

Я решил не поддаваться на провокацию и сделал вид, что не понял. Это произвело неизгладимое впечатление на пограничника. Он схватил джейновский паспорт и понесся к стоявшему позади стойки офицеру с криком «Будем готовить на депортацию». До Джейн дошло, что произошло что-то, не вписывающееся в рамки техасского гостеприимства, и спросила меня, в чем дело. Я ответил ей, что они говорят, что у тебя нет визы для въезда в суверенный Узбекистан. Она расцвела в улыбке и прошла прямо к начальнику погранслужбы, отодвинув дверцу таможенной кабинки своим шузом сорок пятого размера. За пределами паспортной зоны она продолжала улыбаться и что-то говорить на своем наречии, которое звучало для хозяев чем-то вроде музыки. Узбеки ее не слушали и переговаривались между собой, решая, что делать. Все остальные кабинки замерли, как по команде, и перестали заниматься нашими паспортами, ожидая решения большого начальника. Ко мне подлез Перец и попросил объяснить происходящее. Я не успел произнести и слова, как начальник погранзаставы махнул мне, чтобы я подошел поближе. Я тоже переступил белую черту, ограничивающую рамки свободного мира аэропорта.

- Скажи ей, что у нее нет визы, и мы ее сейчас депортируем.

Я перевел. Улыбка Джейн расширилась до такой степени, что я начал разглядывать ее зубы мудрости.

- Господин начальник (Dear officer), - начала она говорить высоким голосом, пританцовывая и нависая всем своим огромным ростом над полутораметровым лейтенантом, - я не знала, что мне нужна виза в Узбекистан. Мне говорили, что визы в Россию достаточно для проезда по Вашему государству.

Я перевел ее фразу на русский, глядя в отражение моего визави в запотевшем окне.

- Таких законов нет. И никогда не было. Проводите ее назад и посадите на ближайший рейс, - приказал он стоящим рядом нукерам, и те двинулись к ней выполнять команду.
- Но я приехала по приглашению правительства!- закричала Джейн, когда один из них взял ее за локоть.
- Что она сказала, - обратился ко мне пограничник, и я перевел.
- Стоять - никого не убивать! - приказал или пошутил он (как я это понял), - а где это приглашение?

Я решил вмешаться, сам не знаю зачем, и зачастил, как пономарь (так со мной всегда бывает, когда я нервничаю).

- Мы тут по приглашению правительства. Наша делегация должна встретиться в кабинете министров. Мы выдали грант и ...
- Кому грант? – перебил меня он.
- Грант народу Узбекистана для улучшения системы канализации и гигиены при уборке ну этого. (Я замялся, в поисках нужного слова - и это не мусор).
- А что, без вас мы не знаем, как задницы вытирать? – задал он прямой вопрос.
- Нет, тут дело не только в этом. Тут много чего еще - строительство туалетов...
- Короче, в очередной раз деньги переведут на (и тут он произнес это слово, которое я приберегу для последней страницы этой повести).

Он подумал с минуту. Пролистал паспорт еще раз. Взял мой (при этом страшно удивился и как-то даже расстроился, признав во мне гражданина соседнего государства) и произнес свой вердикт.

- Депортировать не будем до следующего рейса нашей авиакомпании. Но пока не принесут приглашения от кабинета министров (Не больше не меньше! - мысленно присвистнул я), я ее отсюда не выпущу.
- Откуда отсюда? – переспросила Джейн, когда я перевел ей.
- Фром аэропорт, - ответил наш собеседник и кивнул охранникам, чтобы те вели Джейн.

Но Джейн решила не сдаваться. Она открыла свой огромный рот и стала орать так, что я подумал, что рухнет потолок.

- Я требую немедленно выпустить меня отсюда: это Гулаг. В стране нет свободы. Я требую консула! (И прочее, прочее).

На узбеков это не производило ну никакого эффекта. Через пару минут, когда ее красноречие иссякло, наш пограничник спросил уже меня:

- Так что, мадам желает быть депортированной прямо сейчас? – задал он свой вопрос, не скрывая зевоты.
- Нет-нет, что вы, - стал оправдываться я. И потом она мадмуазель.
- Знаешь, давай-ка помоги мне,– не отреагировав на последнюю фразу, - я ей все разъясню.

Он жестом остановил продолжающую орать американку и произнес, кивнув мне как бы разрешая синхронный перевод:

- Миссис Джейн, прибыв на территорию нашего государства без визы, вы нарушили закон. Я имею полное право посадить вас в тюрьму, поскольку вы вошли на территорию за пограничной чертой. (Он показал на белую черту за кабинками, которую мы с Джейн пересекли без штампа в паспорте). Но я (драматическая пауза) добрый человек! - сказал он, глядя на часы на руке.

Я замер на секунду и перевел последнее выражение как “a good man”

- Я даю тебе, Жьей (перешел он вдруг на «ты», и я впервые услышал ее имя на узбекский лад), три хороших выхода из сегодняшней ситуации. Первый - ты сядешь на самолет прямо сейчас и летишь к своей американской чертовой матери (я опустил упоминание прямых родственников в переводе). Второй выход - ты мне даешь свое приглашение, и я в течение трех дней даю тебе визу в аэропорту - но эти три дня ты проживешь здесь на сиденьях внутри международной зоны. Третий выход - ты извиняешься мне за Гулаг и все остальное, о чем ты говорила минуту назад - и я дам тебе трехдневную туристическую визу. Наш великий предок Амир Тимур, - я перевел «Тамерлан» за что получил утвердительный кивок от вещающего стража рубежей незалежного Узбекистана, - велел прощать первого грешника, который тебе встретится с утра, а ты у меня первая сегодня (щелкнув по циферблату)! Ну, что выбираешь?

Примерно с минуту я переводил Жьею ее приговор. Она пятьсот раз переспросила все его детали и, в особенности, нужно ли извиняться. Я еле втолковал ей, что лучше не связываться и получить трехдневную визу, а там организация или министерство помогут. Наши переговоры были прерваны пограничником:

- Что решила эта нерусская? – спросил он меня.

Я посмотрел на Джейн и сказал за нее, что она выбирает третий вариант и берет туристическую визу.

- А извинения где? Я же сказал, что третий вариант идет пакетом!

Джейн посмотрела сквозь него и произнесла деревянным голосом:

- I am sorry!
- Ну, так-то! Стой здесь, я сейчас все отдам.

Все кабинки пограничной службы, как по команде, начали работать, и все наши путешественники собрались вместе у багажной ленты. Молоденький солдатик принес паспорта. Я проверил и увидел, что у меня не стоит печать въезда и хотел было исправить это, но Майкл мне не дал, так как тут выяснилось, что не долетел ящик с вегетарианской едой, который везла Мэри. Примерно с час мы заполняли документы на потерянный багаж. Милая представительница Хава Юллари (авиакомпании) из местных сначала попыталась наехать, но потом сжалилась и пообещала, что со следующим рейсом мы все получим. Я спросил, когда это произойдет, и узнал, что через пару дней – рейсы на Франкфурт популярностью не пользуются – и не стал пугать Мэри, поскольку такое известие могло навсегда подорвать здоровье хрупкой поклонницы президента Клинтона. Нам пообещали, что про ящик нам сообщат в отель, как только он прибудет в аэропорт. Что же до доставки, то я решил не портить себе нервы за чужое барахло. Сама разберется, - предательски подумал я про Мэри и пошел к выходу, где стояли встречающие с нашими именами на табличках. Пока я пересчитывал всех наших, японцы быстро захватили БМВ и укатили в гостиницу. Нам остался микроавтобус мазда, который едва не развалился, когда мы в него затолкали все наши чемоданы и всех оставшихся буржуев. Джейн все никак не могла успокоиться и продолжала громко обвинять неких анонимных рожденных вне брака (bastards) во всех ее проблемах. Когда я попытался что-то сказать, то только вмешательство Майкла спасло меня от включения в их (бастардов) число.

В гостинице (это был “Узбекистон”) проблемы не закончились. Меня не хотели селить из-за отсутствия печати въезда, но пять долларов решили эту маленькую проблему. Я давно для себя сделал выбор, что подарок до двадцати долларов не считается взяткой, а просто налог на туризм, и не стал морочить себе голову в борьбе за бюрократическую справедливость против коррупции. Я быстренько заплатил и понесся в номер, чтобы захватить во сне хотя бы кусочек ночи. Но не тут то было. Сначала позвонила Джейн и начала выяснять со мной причины злости пограничника. Я попытался ее урезонить, говоря, что она все же нарушила правила пересечения границ, и шутя сравнил ее с нелегальными эмигрантами из соседней (для нее) Мексики. К моему удивлению, это ее успокоило. Затем позвонил Перец и предложил встретиться в восемь утра на планерку. («Вот же сволочь, и что ему не спится», - подумал я в ту минуту), но мне пришлось согласиться. Но потом начали звонить женские голоса и наперебой предлагать услуги, не связанные напрямую с основной целью нашей командировки. Я попытался выдернуть телефон из розетки, но не смог и в конце-концов засунул его в холодильник. Телефон продолжал звонить, но я забылся на полчаса.

Меня разбудил сумасшедший стук в дверь. От страха я вскочил на кровать и заорал: “Кто там?” В ответ кто-то жалобно замычал, и я понял, что это Икегами с Ямомото (в тот момент я еще их не различал). Я открыл дверь и увидел моих потомков самураев в пижамах-кимоно. Они синхронно говорили слово «пробрем» (анг.- испорч.). Через минуту выяснилось, у толстого Икегами течет бачок унитаза и он не может сдернуть воду после пользования туалетом. А так как бачок еще и очень громко шумит, то Икегами-сан не может заснуть. Они хотели решить проблему сами, но у стойки регистратора сейчас очень «брютифуру»(beautiful (анг.-испорч.) девушки и им неудобно объяснять случившееся в их присутствии. Я оценил экзистенциальность ситуации, когда люди, финансирующие решение проблемы, не могут ее самостоятельно решить на минимальном уровне, и предложил им провести остаток ночи вместе в одном номере, где такой «пробремы» нет (в каждом номере было по две кровати). Японцы удивились моему решению (похоже, ломясь ко мне в номер, они надеялись, что я еще и сантехник-сан), но признали мое решение единственно правильным и ретировались.

Я вернулся в свою постель, но тут опять раздался стук в дверь – это пришла Мэри. У нее кончились вегетарианские крекеры, и она просит меня пойти с ней на улицу в киоск, так как ей страшно одной. Я выматерился про себя, натянул джинсы и пошел за ней к лифту. У стойки действительно стояла стайка очаровательных барышень, профессию которых не сложно угадать, особенно в гостинице; но мой вид в компании Мэри их крайне разочаровал. Я услышал слово «геронтофил», но сделал вид, что это ко мне не относится, так как я знал, что Мэри лишь чуть больше сорока.

Мы обошли гостиницу, и вышли к станции метро, в названии которой употреблялось загадочное слово «хиёбон», по всему заимствованное из японского языка, означающее всего лишь площадь. В киоске рядом со станцией продавались только жевательные резинки и алкоголь. Мне страшно расхотелось идти дальше, и я пообещал Мэри, что завтра мы вместе пополним ее вегетарианские запасы. Мы вернулись в гостиницу, и я еще раз прошел мимо стойки регистратуры под огнем, излучаемым неудовлетворенной плотью. Остаток ночи я провел без приключений.

На утро мы собрались в ресторане гостиницы. Нас уже ждали переводчики и вчерашне-сегодняшние шоферы. Японцев не было. Я спросил у Перца, и тот показал мне пальцем на стойку регистратора. Наших восточных друзей я увидел в состоянии гаки (голодных духов) - они кричали, жестикулировали и даже (как мне показалось) пытались плясать от злости. Пергидрольная же дама (из русскоязычных, как принято сейчас называть некоренных граждан коренных государств) на противоположной стороне стойки умело играла в туземную игру с длинным названием «Твоя моя не понимает» и продолжала перекладывать ключи с гвоздя на гвоздь. Я не выдержал и решил помочь своим коллегам. Мне пришлось их даже слегка оттолкнуть, подойдя на расстояние, чтобы регистраторша могла услышать мой голос.

- Простите пожалуйста, в чем дело, почему эти господа так разошлись? – спросил я предельно мягким тоном.
- А ты кто им будешь, молодой человек, переводчик что ли? - обращаясь на «ты», меня решили сразу поставить на место.
- Не совсем. Но мне нужно им помочь, так как у нас должна начаться встреча.
- Да они не хотят платить, а даром у нас в гостинице нельзя, будь ты хоть японский император!
- Причем здесь император?
- А притом. Им было заказано три ночи у нас в раздельных номерах - пусть так и живут. А не хочут жить («Хотят», - механически поправил я и сразу получил кривую рожу в ответ), пускай платят все равно за броню.
- Да, - я попробовал добиться справедливости, мысленно заранее сдавшись, - у одного из них, - я пальцем показал на Икегами, - течет бачок и не работает унитаз.
- А я регистратор, а не сантехник. Починют ему все седни - я уже заявку дáла. Пусь плотит и живет.
- Но они хотят жить вместе в одном номере.
- Но за оплаченный номер денег не дам! Вот и я говорю – оплатили и пускай живут хоть вместе, хоть раздельно - у нас в гостинице это можно.
- То-то я видел столько проституток, - ляпнул я, не зная зачем.
- А это не твое дело. Поэл?
- Поэл, - ответил я, - но что же будем делать с японцами?
- Я им денег не отдам. Они вчера за все оплатили вперед. Пусть ждут директора.

Мне стало ясно, что надежды нет, и я попробовал передать смысл нашего разговора японцам. Они меня не поняли, но, похоже, тоже смирились с потерей денег. Мы пошли к столику Перца и стали ждать завтрака. Нам принесли еду, но тут Перец в припадке гостеприимства попросил принести завтрак переводчикам и шоферам (типа мы заплатим) и попросил их подсесть поближе. У меня сразу испортилось настроение, так как я понял, что не видать мне экономии на суточных, доплачивая за утробные утехи новых членов нашей команды.

Два переводчика и барышня (все описаны выше) представились и помогли представиться всем остальным. И Перец понесся со своей волшебной презентацией, которую он уже дважды отрепетировал на мне, Джейн и Мэри. Для меня это оказалось забавной реальностью анекдота про «наблюдение за наблюдающим» в публичном доме: шоферы глядели, не отрываясь, Катя зевала, а Азат с Бобожоном стеснялись. В конце своей проникновенной речи за мытьё рук после пользования уборными, Майкл, наконец, рассказал о наших творческих планах на предстоящую неделю. У нас запланирована встреча в Минздраве, затем в местной организации-заказчике со странным названием Хизмат, которая отвечает за строительство медучреждений, затем с датчанами, которые наблюдают за строительством и проводят соцопросы пользователей сортиров, ну а потом поездка по местам боевой славы нашего гранта, с посещением города с волнующим названием Учкудук. Перец оказался похитрее, чем я о нем думал: он еще добавил в программу ночевку в Самарканде. У переводчиков сразу же испортилось настроение, по причине, которую Катя объяснила мне уже потом: каждая делегация обязательно едет туда. Сама Катя была там уже раз двадцать только в этом году. И ей (а также всем ее знакомым переводчикам и местным сопровождающим) уже обрыдли эти древности и бизнес-туристы вместе с ними (то есть и мы тоже). Для себя же я понял, что мне придется выслушивать перцовские речи про пользу чистой воды и мыла душистого по крайней мере еще раз пять.

После допивания чая и расчетов (я потерял на переводчиках верную двадцатку баксов), мы поехали в Минздрав. Сталинское серое здание с огромными дверьми произвело на наших нерусских придурков серьезное впечатление. Из-за врожденной любви к фотографированию Перца и его компатриоток у каждого древнего столба или знака с серпом и молотом мы опоздали к министру минут на двадцать. За это время он ушел на обед, не дождавшись. Милая секретарша с улыбкой сообщила, что господина Рахимова не будет сегодня до конца дня. Перец разорался, что, мол, мы очень важные господа и подать сюда этого министра. Но Гюльчатай (мне хотелось, чтобы у секретарши было такое имя в ту минуту) сказала, что вы сами виноваты. Министр много работает и, кроме того, он председатель еще десятка комиссий, и если вы (обратилась она к Перцу лично) не способны планировать свое время, то она может предложить нашей делегации книгу, в которой подробно описывается бизнес-этика Узбекистана. (Я аж пел, когда слушал Катин перевод этой тирады). “У нас, - продолжила Гюльчатай, - не принято опаздывать. Но так и быть, я запишу вас всех на завтра!”

Перец покраснел до цвета флага бывшей империи. Он спросил, нет ли у нее номера сотового телефона министра. “Есть, - ответила Гюльчатай, - но министр не любит, когда ему звонят в обеденный перерыв. Хотите, я позвоню ему после трех, а затем свяжусь с вами?” Перец кивнул, и мы вышли на свежий воздух.

Пять минут прошли в полной тишине. Я не знал, что говорить, а Майкл начал выступать на тему “не уважают и за кого принимают”, обращаясь к Кате и переводчикам. Катя помолчала, помяла свои губки и ответила, что, скорее всего секретарша права и таких, как мы у министра по пятьдесят человек в день и наша организация с нашим проектом, наверняка, не самые важные предметы в его жизни и карьере. Тут Джейн и Мэри набросились на Катю и принялись молотить как заговоренные, что нет ничего на свете нужнее нашей организации и ее сверхнужных продуктов (имея в виду, скорее всего, нужники). На что Катя ответила, что уж ее то не надо в этом убеждать. Как профессионал, она готова работать с любыми заказчиками, будь они хоть с Марса. В этот момент зазвонил ее сотовый телефон, и Катя сообщила нам, что звонит сам министр и готов нас принять хоть сейчас. У всех членов делегации, включая меня и переводчиков, вытянулись лица. Катя сказала в ответ на наш безмолвный вопрос: “А что вы хотите?! - я вожу ему по двести таких, как вы тут, в год. Конечно, он знает мой номер!”

Мы опять вошли в Минздрав и поднялись на второй этаж. Гюльчатай уже держала дверь в кабинет открытой. Министр вышел к нам из-за какой-то ширмы и начал пожимать нам руки обеими ладонями. Майкл радостно защебетал что-то в извинение, на что Рахимов ответил, что ничего, научишься.

Перец достал компьютер и начал его заводить. Рахимов смотрел на экран с минуту, разглядывая скринсейвер Майкрософта, а потом не выдержал и сказал:

- Слушай, уважаемый, не надо мне твоего умного прибора - у меня, вон смотри, своя машина есть, - показал он на комп в углу. В двух словах скажи, чего вам всем надо, и я в ответ скажу, могу помочь или нет.
- Но я хотел бы рассказать о нашем гранте, - запротестовал Перец.
- Ну сколько он твой грант, миллион, два?
- Сто миллионов иен, - влез Ямамото, почувствовав себя при деле.
- А это кто за чучело? – спросил Рахимов Катю, показывая пальцем на японца.
- Это господин Ямамото, он представляет Правительство Японии, - помог ей Азат (или Бобожон).
- Спасибо, - ответил ему Рахимов, - но в следующий раз помолчи, если не к тебе обращаются, ладно? И объясни это своему китайцу! Короче, что вам всем надо? - еще раз обратился он уже ко всей делегации.

Перец немедленно начáл гундосить про мытье рук и прочее, что являлось главным делом нашей делегации. Катя, как могла, использовала эвфемизмы, заменяя достаточно резкие, на ее взгляд, слова, связанные с экскрементами и выделениями. Рахимов не выражал никаких эмоций до момента, как было произнесено название датского контрактора - формального исполнителя проекта. Министр резко наклонился вперед и спросил, обращаясь к Ямамото:

- А за каким чертом вы нам дали строительного заказчика из Дании? A? Ближе, что ли, никого не было?

Ямамото испуганно поглядел на Катю и быстро-быстро залопотал:

- Это такое требование организации-исполнителя. Мы не настаивали на датчанах, но они были лучше всех готовы…
- К чему готовы? Переспросил Рахимов. Вы тут устроились со своими транспарентностью и тендерами и прикрываете этим растрату!

Все буржуи заволновались, услышав перевод. Катя почему-то перевела слово «растрата» как embezzlement (незаконное присвоение средств). Я вынужден был поправить ее, за что получил красноречивый взгляд промеж глаз. Я представился и попросил министра разъяснить, что он имеет в виду.

- Я имею в виду, что твои датчане, ты - японский городовой (Катя не стала переводить эту ремарку), стоили дороже всех сортиров, которые они наблюдали. А ты им за это заплатил - показал он пальцем на Перца, - вместо того, чтобы потратить деньги по назначению, то есть на дерьмо, - назвал он вещи своими именами и расхохотался собственной шутке.
- Да, но это предотвратило возможные обвинения в коррупции, - влез Перец под горячую руку. И, достав словарь поговорок, ни к селу ни к городу ляпнул: “На чужой каравай рот не разевай”. (Катя не стала уточнять, что Майкл произнес по-русски).
- В какой-такой коррупции, тупой ты мой американец! - ответил Рахимов не отреагировав на обвинения. Кто бы связывался за какой-то лимон. (Катя перевела это восклицание как вопрос, и опять без ремарок). Что он там говорил про каравай? - спросил он это уже себе под нос, и Катя тактично проглотила последнюю фразу.
- Миллион долларов - большие деньги, - важно начал Майкл, но министр не дал ему закончить.
- Знаешь что, - сказал Рахимов, - я знаю, что ты скажешь, и даже можешь это говорить. Но я тебе скажу, что даже если бы наши или там русские со своим авторским надзором украли бы половину японских денег, то все равно удалось бы построить больше. И я тебе скажу еще в ответ безо всякой обиды на твои глупости: за морем телушка-полушка, да рупь перевоз (Meaning: Postal costs are higher than the product itself). Не тебе меня учить русским выражениям.

Катя дословно перевела поговорку, и Майкл набрал в легкие воздуха, чтобы ответить. Но Рахимов ему не дал. Он поднял руку, чтобы никто не вставил слова, и как бы завершая дискуссию. Потом набрал телефон, что-то быстро спросил по-узбекски и повернулся к нам.

- Ну ладно. Я все понял. Продолжим вечером. Я заказал нам ужин и всех вас там жду. Там и подискутируем. Я в этом уверен, и никто меня не переубедит и знаю, что ваши нанятые датчане стоят в три раза дороже всех возможных хищений наших строителей. Что, придут? - спросил он Катю.

Наши быстро зашептались и приняли приглашение. Министр все понял без перевода и сказал:

- Якши. Жду вас в ресторане «Дустлик» на Чирчикcком шоссе. К семи. Мальчишки, - показал он на Азата и Бобожона сразу двумя руками, - знают дорогу. Только не опаздывайте, а то сам все съем, - опять рассмеялся он собственной шутке и похлопал себя по пузу.

Мы встали и поплелись к выходу. Министр шепнул что-то Кате по-узбекски, на что та ответила веселой улыбкой. Когда мы вышли, Жьей бросилась на нее, узнать, что он сказал. На что Катя ответила, что это выходит за рамки ее профессиональных обязанностей и она не скажет. Никогда.

Мы поехали в офис конторы, где нас ждали датчане. Я поехал в машине с Перцем и Жьей. Та сильно ругала Катю и просила Майкла уволить ее, так как она сомневается в катином умении работать. Но наш шеф вежливо отказал ей под предлогом опасения еще сильнее разозлить министра, а также полного отсутствия навыков перевода у двух других, нанятых ей в помощь. Джейн это не удовлетворило, и она обратилась ко мне. Мне пришлось сказать, что Катя переводит гениально, и я ей полностью доверяю. “Но ведь она чуть не убила тебя, когда ты помог ей с переводом”, - напомнила мне Джейн.

- Да, но я помешал ей.
- Ты ее поправил, а она тебя даже не поблагодарила.

Я попробовал (мысленно пообещав себе в последний раз) объяснить ей, что без Кати мы бы не встретились с министром и у нас бы не было никакой возможности объясниться в неформальной обстановке на предстоящем банкете. Да и впереди много встреч, а Катя знает всех, и все знают ее. Но Джейн не приняла моих аргументов и начала орать так, что наш шофер вжал голову в плечи:

- Да ты ничего не понимаешь! Она явный инсайдер - благодаря ей, я спорю, все наши переговоры уже известны Рахимову и узбекскому КГБ. Я вижу таких, как она, на расстоянии. А ты поддерживаешь ее за то, что она русская. Я…

В этот момент, когда у нее перехватило дыхание, Перец не выдержал и попросил слова.

- Джейн. Прошу вас не нервничать. Во-первых, никаких секретов у нас нет. Во-вторых, Алекс (он показал на меня) прав - без нее бы мы не смогли поговорить с главным бенефициаром проекта. Я тоже, как и вы, не очень доверяю местным; но крайне не похоже на то, чтобы Катя имела какое-то отношение к властям, просто потому, что она, как вы точно заметили, не является узбечкой. Но даже и если бы это имело какое-то отношение к ее профессии, то я…

Джейн перебила:

- Я не отвечаю за результат нашей миссии, и я официально вас всех предупредила о моих подозрениях!
- Подозрениях, основанных на том, что Рахимов ей что-то прошептал на ушко, и она отказалась говорить об этом, - вставил я не удержавшись.

Джейн отвернулась к окну, не удостоив меня ответа. Через пятнадцать минут мы подъехали к оранжевому зданию офиса конторы.

За высоким забором сидели и курили все шоферы от нашей конторы и их офисные друзья собеседники, абсолютно одуревшие от безделья и начинающейся жары. Встреча с датчанами должна была состояться через час, и мы решили выполнить ритуалы: встретится с директором местного офиса и проверить электронную почту (без последнего действия ни один из сотрудников конторы не сможет выжить).

Директор офиса, тощий англичанин Дэвид Рипс, чем-то неуловимо напоминавший всесоюзного старосту Калинина, был не в духе, когда мы к нему вошли. Впоследствие, я узнал, что это его нормальное состояние и только по-настоящему счастливые люди (из тех, кто ниже его рангом) видели его улыбающимся по одному разу в своей жизни. Так как он давно уже работал в конторе, то был уверен в своих способностях и готов был бы стать президентом конторы, если бы ему дали. Но, так как в соответствии с Божьим промыслом, свинье рога не полагаются, то ему ничего не оставалось, как вымещать всю свою печеночную злобу, вызванную отсутствием карьерного роста, на сотрудниках и командированных к нему в заповедник. Когда мы вошли, он сразу понял, что среди нас нет ни одного по-настоящему значительного сотрудника. От этого он еще сильнее скрючил и без того уксусно-изжожную рожу и предложил удалиться всем переводчикам, к которым он причислил и меня. Пришлось в очередной раз объяснять, что я здесь тоже на миссии и мне как бы можно остаться. Это привело реинкарнацию тов. Калинина в состояние полной прострации, и я подумал, что он сейчас зарыдает. Неожиданно для всех Дэвид разрешил мне остаться, и даже Джейн улыбнулась мне поддерживающей гримасой. Под моим прикрытием в его кабинете остались и наши три веселых гуся-переводчика.

Пока мы препирались, кому можно и нельзя быть на встрече с директором офиса, Майкл включил свою балалайку-компьютер и приготовился показывать попки и методы очистки нижней стороны тела (и это не ноги). Это стало последней каплей для Дэвида Рипса, и он вдруг заговорил плаксивым голосом капризничающего первоклассника:

- Да не хочу я слушать вашу презентацию. У меня нет времени. Расскажите все покороче. Я должен идти на встречу с министром финансов, а вечером у меня прием. А тут еще прислали пакетов. Просто нет никакой возможности работать из-за ваших бесконечных встреч…

Майкл с досадой выключил компьютер и предложил перенести встречу на другое время. На это Дэвид ответил, что другого времени не будет и у нас есть пятнадцать минут на промывание мозгов занятому человеку, который (цитирую дословно) все давно уже знает и ничему научиться уже не сможет. Тут я решил вмешаться, чтобы ускорить наш уход. Я сказал, что у нас прошла крайне важная встреча с Рахимовым, что мы встретимся с главным исполнителем проекта и что мы проедем в Самарканд и Учкудук и посмотрим построенные уборные и встретимся с бенефициарами улучшенной канализации. Дэвид никак не отреагировал на мою тираду - даже не повернул лицо в мою сторону, пока я это все говорил. Он переспросил Майкла, правда ли все то, что я сказал. В этот момент Катя рассмеялась и быстренько выскочила в коридор. За ней вышла Мэри, и мы остались вшестером. Дэвид удивленно вскинул глаза и спросил, почему они вышли. Я пожал плечами и сказал, что не знаю. Майкл же попытался что-то сказать, но Дэвид начал привставать, показывая, что встреча окончена. Он лишь добавил:

- Надеюсь, вам известно, что встречи с контракторами запрещены на территории нашего офиса.
- А где же нам встретиться с датчанами? – от неожиданности переспросил Майкл.
- В их офисе! Неужели непонятно! До свидания!

Мы вышли из кабинета, и Майкл бросился к телефону, чтобы предупредить датчан, чтобы они не приезжали. Но было поздно, и контракторы уже выехали к нам. Тогда он поставил Бобожона (или Азата) у входа и сказал, что как только появятся датчане, то внутрь их не пускать, а бежать к нему, и мы все поедем к ним.

Я уселся у компьютера и стал читать, что мне прислали, все кто мог. В основном это был конторский мусор и всякие «спасибы» за поздравления и приглашения, на что поздравляемый и приглашенный решает в стиле «reply to all». Я стер с десяток таких сообщений, накопившихся с отъезда и тут увидел и услышал высоченного индуса в чалме, который громко разыскивал Майкла, которого нигде не было видно. Тут мне навстречу вылетел Рипс и также громко спросил, что здесь делают посторонние, прямо глядя на индуса, как вице-король Индии когда-то смотрел на неприкасаемого из местных. Я, как оказавшийся прямо между ними, ответил, что я с ним не знаком, а индус гордо подошел к Дэвиду и представился как контрактор конторы.

Дэвид хрюкнул от неожиданности, но врожденная вежливость не позволила ему хамить дальше. В этот момент подлетел Майкл, и Рипс передал гостя в руки нашей миссии. Шамси Пури, как представился гость конторы, ничего не мог понять (или просто ловко притворялся), но почувствовал напряженность в воздухе и предложил выйти во двор офиса.

Мы вышли во двор к нашим окончательно одуревшим от безделья драйверам. Майкл нашел Бобожона (или Азата) и начал громко ему выговаривать за то, что тот не предупредил уважаемого гостя, что встречи в офисе запрещены. Переводчик выкатил глаза и ответил прямо в лоб безо всякой политической корректности:

- А как я мог узнать, что датчанин – это ваш индус?

Шамси смутился и начал оправдываться, что он родился в Дании и что он честный датчанин. При этом он достал паспорт и протянул его мне (видимо, как наиболее заинтересованному лицу). Я попытался увернуться от паспорта, но индус открыл его, и я увидел его портрет Хоттабыча в окружении паспортных печатей и непроизносимых комбинаций согласных букв датского языка. Постепенно мы все, включая японцев и переводчиков, выползли за забор офиса, и я увидел наших шоферов наготове. Майкл залез в машину и попросил увезти всю делегацию подальше от офиса. Переводчики не влезли в наши машины, и Майкл приказал им остаться и ждать нас. Шамси пригласил нас к себе, и мы помчались, удирая от молний Дэвида, которые он слал нам вослед.

Офис контракторов располагался в самом центре города у недоснесенного памятника Ленину (на старом пьедестале поставили кого-то другого) около площади независимого Узбекистона. Нас встретили, усадили и принесли чай. Шамси начал успокаивать Майкла, говоря, что Дэвид так плохо относится ко всем контракторам, и что ему не нужно извиняться за него. У Майкла видимо тоже что-то щелкнуло в башке, и он сказал, что он переживает за это, а скорее за то, что он нарушил правила офиса. У индуса вытянулось лицо, но он решил не продолжать тему.

Стены офиса были обвешаны плакатами с фотографиями сортиров, а также украшенны логотипами конторы и датской компании. Майкл раза три доставал свой любимый лоп-топ, чтобы похвастаться мастерством собственной презентации, но все же удержался. Японцы же проявили необузданный интерес к приспособлениям и начали задавать кучу вопросов по теме. Шамси с удовольствием отвечал, вызывая сильное раздражение Майкла, который не мог вставить слово между вопрoсами о качестве сточных вод в выгребных ямах свежепостроенных сортиров. Мне удалось влезть со своей окупаемостью расходов на эксплуатацию, но Майкл перебил меня и спросил:

- А каков размер вашего контракта?
- Четыреста тысяч долларов, - не моргнув глазом, ответил датчанин в чалме.
- То есть из миллиона долларов гранта, четыреста тысяч пошло на вас?
- Ну нет, - весело (и крайне притворно) расхохотался потомок родственников Индиры Ганди. Мы еще провели восемьдесят шесть семинаров, на которых обучили примерно семь тысяч человек правилам гигиены. А еще мы выпустили вот эти книги, - он показал в сторону. Ну и потом, страна же большая - нам приходилось много ездить…
- А кто строил сами сооружения? Неужели датчане?
- Нет-нет, забеспокоился Шамси, чувствуя, куда клонит Майкл, - датчане только проектировали…
- Проектировали блочные постройки?
- Ну еще была привязка к местности. Но вы не волнуйтесь, - почему-то он обратился ко мне, - у нас все расходы записаны. Все учтено, и ни одной иены, - повернулся он счастливым лицом к японцам, - не потрачено без точного и подробного учета. (Ямамото резко выпрямился в ответ на ласковый взгляд, и я вспомнил стихотворение из школьной программы: “Хороший сагиб у Сами, только больно дерется стеком!”)
- А кто же все-таки строил? – продолжил свой допрос Майкл.
- Строительство проводилось местными строительными организациями под руководством Хизмат Мед, - ответил Шамси. Мы обеспечивали конкурсы и тендеры на закупку услуг и осуществляли авторский надзор.
- И сколько же туалетов было построено?
- Шесть!
- Вы хотите сказать, что один туалет вышел по сто пятьдесят тысяч долларов?
- А сколько бы вы хотели? – перешел в атаку индоевропеец в чалме. Мы проводили проектирование, обеспечили семинары, создали офис, проводили показательные мероприятия - все как в техническом задании. Вот оно!

Шамси достал толстенную папку и вытащил оттуда четыре страницы, пробитые троедыром (дыроколом с тремя дырками). Майкл стал задумчиво листать страницы, а японцы неожиданно громко загалдели на своем наречии. Громкость их разговора нарастала, мы все уставились на них, а когда громкость японского разговора перешла порог в 100 децибел, все просто замерли, ожидая кульминацию, а я размечтался в надежде увидеть, как Икегами сейчас треснет плюгавого Ямамоту ногою в лоб. Но все вдруг оборвалось, и Икегами произнес спокойно, как цитату из дзен-книги (я впервые услышал его по-английски).

- Все оставим как есть. Проект закончен. Напишем отчет и забудем.
- Забудем что? – переспросил я, все еще надеясь увидеть окончание самурайского поединка.

Ямамото облизал губы. Выразительно осмотрел всю комнату на предмет прослушки и выдал:

- Автор этого проекта - большой человек в системе нашего донорского агентства. Нам никогда не понять, почему проект задуман так, как он есть сейчас. Но у него - нашего шефа- были большие надежды, что, то, о чем он мечтал, будет выполнено. И мы это проверим во время нашей миссии. А в какой пропорции были потрачены деньги и кто их освоил, сейчас не имеет никакого значения, - кинул он взгляд в сторону Майкла.

Индус громко выдохнул и вышел в коридор. Майкл уткнулся в свой компьютер. А Мэри подошла ко мне и спросила, не забыл ли я про ее вегетарианство и то, что я обещал помочь купить ей припасов. Я сказал, что не забыл и попросил ее спросить Майкла, можем ли мы поехать на базар. Майкл дал добро. Мы быстро попрощались с Шамси и договорились, что увидимся в Учкудуке через три дня.

Хмурый БМВ привез нас к Алайскому базару. Я попросил его пойти с нами, но он отказался, ссылаясь на то, что могут залезть в машину. К нам подбежали трое местных и сразу же стали предлагать поменять доллары на сумы. Я прошел мимо них в поисках обменника. Когда я оглянулся на Мэри, то увидел, что она уже достает кошелек и вот-вот вытащит купюры. Я бросился назад, зовя ее, но было поздно: как заправский меняла она уже торговалась с небритым субъектом. Его дружки отталкивали меня, не давая приблизиться, и я даже почувствовал нечто твердое и острое где-то около средины моей ягодицы. Я решил, что уже черт с ней с Мэри, в конце-концов, я вижу, что происходит. Но в ту секунду, как она передала пятидесятидолларовую купюру в руки дилера местной валюты, появился милиционер и схватил своей лапой всю пачку, которую Мэри не успела спрятать.

- Так, госпожа, - начал он задушевно, - вы арестованы за незаконный обмен валюты!
- Но мы искали обменник и не нашли, - вмешался я в процедуру ареста спасая Мэри.
- В нашем государстве обмен валюты проводится в банке. А вы поменяли на улице, и поэтому вы арестованы.

Я прижался к уху милиционера и прошептал:

- Отпусти нас, начальник. Вот тебе еще, - и засунул ему в карман сотню долларов.

Он глянул боковым зрением на портрет президента на купюре, которой я его успел обогатить, и ответил:

- Ну, чтобы в последний раз. Идите к машине и немедленно уезжайте.

Он повернулся, как деревянный солдатик, и пошел в направлении ворот рынка. Я схватил Мэри и потащил ее к машине. Мэри упиралась, спрашивала, что произошло, и говорила что-то о деньгах.

- Какие деньги, Мэри? Тебя уже сажали в тюрьму! Я дал ему взятку, чтобы он тебя отпустил!
- Ты дал взятку полицейскому???
- Не только дал, но еще и поблагодарил за то, что он ее взял, дура (последнее слово я произнес про себя).
- Так же нельзя делать!
- А нарушать закон и сидеть в тюрьме можно?
- За что?

“О, Боже, - подумал я, - и за что ты меня все время заставляешь работать с идиотами!”. Мэри смотрела на меня взглядом бешеного китайцем из фильмов про драки ногами.

- Мэри, - начал я все сначала, - тебя чуть-чуть не арестовали за незаконный обмен валюты. Я тебя выкупил из-под гарантированного ареста за 100 долларов. Если ты считаешь, что я поступил неправильно, то давай догоним милиционера и скажем ему это. И тогда посадят нас обоих: тебя за валюту, а меня за взятку. Ты получишь года три, но так как ты американка, то тебя просто депортируют. А меня, заплатившего за твою свободу, посадят в местный зиндан лет на пять, как казаха. И никакая контора за меня не впряжется. Ты этого хочешь?
- Ну нет. Но ты не должен был давать взятки.
- Ты бы хотела быть арестованной и депортированной?
- Нет!
- Ну тогда заткнись, пристегни ремень и наслаждайся полетом, как говорят в самолетах, - резюмировал я и скомандовал БМВ, чтобы он ехал в офис.

Мы поехали через толпу. Я увидел наших менял, весело болтающих с давешним ментом, и отвернулся. У меня дрожали руки, но я сдерживался, мысленно прощаясь с сотней. Мэри вдруг вспомнила, что мы не купили вегетарианской еды.

- Давай это сделаем в гостинице, - предложил я, - или пошлем шофера. Я больше одного приключения в день обычно не планирую.
- А как же так получилось, что полицейский взял и мои деньги тоже?
- Слушай, - не выдержал я, - прекрати! Я рисковал своей свободой из-за тебя. Если ты не понимаешь того, что произошло, то спроси Катю, когда мы приедем в офис. А пока, - давай помолчим, - я устал.

БМВ подмигнул мне, как будто все понял, и добавил газу, так как мы выехали на проспект. Пока мы ехали, Мэри все время что-то шептала и вскидывала глаза. Уже подъезжая к офису, я попросил ее никому не рассказывать о нашем происшествии. Та хмуро кивнула и протянула мне зеленую купюру со словами:

- Пожалуйста, больше этого за меня не делай! Please do not patronize me (не надо меня опекать)!
- О’кей, - ответил я, - не буду. (Никогда, - добавил я мысленно про себя, правда, зная, что не смогу выполнить обещание).

Мы зашли в офис конторы. Там уже сидела вся наша гоп-компания, и мы с Мэри подсели к столу. Майкл уже вовсю вещал о той пользе, которую принесет наша встреча с министром в кабаке. И что очень важно пробыть в Ташкенте еще день и перенести встречи с бенефициарами (то есть с учкудуями) на один день. Катя ухмыльнулась в сторону, и я спросил у нее, что произошло, пока нас не было. Оказывается, Шамси пообещал японцам тур по ташкентским и чирчикским канализационным сооружениям, и те настояли, чтобы мы обязательно это сделали.

- Просто Майкл не смог отказать заказывающим музыку, - добавила она, - и теперь выкручивается. Но на самом деле выкручиваться будешь ты!
- Я?
- Сейчас увидишь!

И точно. В завершении своей речи Майкл стал раздавать задания: мне досталось дозвониться в Учкудук и перенести дату нашего приезда. Катя получила перенос всех мероприятий в Самарканде, включая гостиницу и встречу с мэром (хякимом- как было написано в программе поездки). Азату поручили найти на карте ресторан с министром, а Бобожона отправили менять валюту к Юле - финансовому офицеру офиса конторы. Я тоже пошел с ним, чтобы получить разрешение на междугородние звонки и коды.

У Юли я узнал, что дозвониться в Учкудук к нашим хозяевам невозможно, по причине отсутствия телефонов. Я вскинул глаза: “У них есть только сотовые, - сказала она мне в ответ на мой взгляд, - но они все время меняются и узнать, какой работает сегодня, нет никакой возможности”.

- А как же мы им сообщим?
- Скажите рахимовской секретарше- она их найдет!

Я попробовал дозвониться Гюльчатай, но ее телефон был категорически занят. После двадцатой попытки я поручил это Азату, а сам пошел поговорить с Мэри. Я увидел ее в окно: она стояла с Катей во дворике офиса и решил не лезть. Тут Майкл окликнул меня и попросил помочь проверить перевод его замечательных слайдов на русский. Я не удержался и съязвил, что и в этой языковой версии нам не удастся донести его до широких узбекских народных масс, на что мой шеф резко поднялся из-за компьютера и ответил, что это абсолютно не относится к делу, да и вообще, мало ли стран, где пользуются русским. Я не стал продолжать начинающую казаться интересной беседу и уселся к компьютеру.

Перевод был не то чтобы плохой - он был чудовищный. Неизвестный мне автор русской версии даже поленился сделать спелчек. Но так как материал был мне по теме и я знал, что и почем, то увлекся и просидел около полутора часов, переписывая весь текст наново. Я не заметил, как подошло время, чтобы ехать на банкет с министром. Прямо перед выездом Майклу захотелось научиться произносить тосты по-русски, и я потратил добрые пятнадцать минут обучению фонетике эту жертву медведя, наступившего на его музыкальное ухо. В конце моего урока Перец легко произносил “За Ваше здоровье, господин министр!” и “За свободный и процветающий Узбекистан!” Последний тост мне показался странным, учитывая нынешние реалии бывшей империи, где индивидуальная свобода и процветание государства скорее альтернативы, чем элементы единой политико-экономической системы.

Примерно через полчаса мы поехали к ресторану. На полдороге нас обогнал министерский мерседес, из которого Рахимов помахал нам рукой и показал на часы, чтобы мы не опаздывали на этот раз. Мы подъехали, вошли в холл, и к нам со всех сторон бросилась обслуга. Молодой узбек открыл нам дверь зала, и оттуда заиграла бешеная музыка - смесь всех народных музыкальных инструментов и барабанов. Во главе стола стоял Рахимов и протягивал нам свои объятия.

Мы долго рассаживались, разглядывая закуски. К моему счастью, я увидел, что на столе полно салатов и зелени и мне не нужно будет слушать истерики голодной Мэри в поиске провианта. Рахимов посмотрел на нас строго и все замерли.

- Наши предки велели начинать все трапезы с молитвы, - промолвил он и, прикрыв глаза, начал говорить что-то на непонятном языке.

Затем он обмахнул свое лицо ладонями и начал накладывать еду всем сидящим. Несчастная Мэри сразу же получила кусок колбасы, величиной с добрую отбивную. Когда она переложила этот кусок сидящему рядом Азату, то министр положил ей еще один, побольше. Я, помня о своем обещании не помогать Мэри, ждал продолжения. Мэри попросила Азата сказать министру, что она вегетарианка. Азат понял это еще через пару минут, когда ее тарелка была уже полностью завалена едой, непотребной для Мэри. Я не удержался и забрал ее тарелку себе и взамен дал свою чистую. Мэри улыбнулась мне в ответ, как бы прощая. Рахимов заметил это, но интерпретировал по-своему и громко проворчал что-то до боли знакомое, упоминая предков Мэри по женской линии и его приключения с ними (матерью), которые имели место быть в его прошлой жизни. Затем он встал, налил всем водки, обойдя весь стол, чтобы никто не мог отказать ему лично, и нарочито громко произнес, глядя на наших американцев, которые сидели прямо напротив него:

- Я хочу выпить за нашего дорогого Президента и его неутомимую работу во благо нашего здравоохранения. Я еще хочу выпить за его личного друга - американского президента, у которого я знаю тоже много проблем, похожих на наши. Я имею в виду как саму систему здравоохранения, так и его справедливую борьбу с террористами. И хотя у наших стран есть временные разногласия, - это не портит нашей общей борьбы за счастье всех граждан наших государств. За великих людей, которые правят нами!

Катя привстала и перевела тост. Мэри откинулась назад и переспросила:

- Что-то я не слышала, чтобы Буш был знаком с местным президентом…
- Что она сказала? - нервно перебил ее министр.

Катя перевела это на узбекский. Министр посмотрел на Мэри ласково и сказал елейным голосом, в котором чувствовался яд гюрзы.

- Нужно лучше слушать и больше читать. А то, наверное, много работаешь и не успеваешь за политическими событиями. Мой тебе совет - отдохни недельку у нас, походи по улицам, почитай новости и все встанет на место. Согласна? Ну, и за тебя тоже!- воскликнул он и махнул всю рюмку водки до дна.

Мэри от возмущения отхлебнула водки, закашлялась, но на дискуссию не пошла, увидев грозный взгляд Майкла. Японцы тоже выпили до дна и жалобно поглядели на министра (рюмки с водкой были очень велики). Тот понял этот взгляд по-своему и решил побаловать самураев вниманием. Он опять обошел всех с водкой и произнес:

- Я хочу выпить за страну Японию и ее народ. Мало того, что мы похожи внешне (японцы переглянулись - действительно Рахимов не сильно отличался - разве что заметно дороже одет). У нас есть общая проблема: у нашего Президента нет сыновей, а у вашего императора - внуков. Но, как мне кажется, и наше, и ваше японское руководство найдут решение этой проблемы. За наши дружественные государства!

Японцы явно не поняли, куда клонил Рахимов, но выпили до дна. Перец почувствовал свой черед и предложил тост за здоровье министра. Рахимов выпил и заставил всех налить наполнить рюмки, собираясь произнести нечто важное. Даже оркестр затих. Он долго стоял молча, продумывая все, и выдал:

- Я хочу поднять тост за нашего великого предка Амира Тимура. Мало того, что он создал наш прекрасный Узбекистан и защитил его от коварных индусов (пронзительный взгляд в сторону Майкла) и казахского хана Тохтамыша (поворот в мою сторону). Есть один малоизвестный факт из его биографии, который еще больше сближает наши народы - я имею в виду нас узбеков и вас американцев (жест в сторону Мэри и Джейн). Как мы все знаем, Амир Тимур захватил всю Среднюю Азию, Индию, Россию и вышел к Голландии, где хотел купить корабли, чтобы захватить Америку. Но определенная группа жителей Амстердама не дала ему это сделать- и это пытаются скрыть до наших дней. Из-за этого нашим народам пришлось ждать еще шестьсот лет, чтобы встретиться. Так выпьем за нашего великого предка, который знал тогда, что наши судьбы всегда будут вместе. Переводи!- сказал он Кате.

Катя замерла на секунду, наклонилась к министру и спросила тихо:

- Рустам Рахимович (я впервые услышал его имя полностью), я могу перевести все, что Вы скажете, - но просто когда жил Тимур, Америку еще не открыли. Он умер лет за девяносто до этого…

Рахимов посмотрел на нее, как директор лепрозория на ВИЧ-инфицированного:

- Неужели ты думаешь, что это могло остановить великого воина и героя? - рассмеялся он весело после пятисекундной задержки. Ну-ка, все равно переведи, что я сказал - эти нерусские все равно ничего не знают. А ты, - повернулся он ко мне, - сиди и помалкивай! - когда я захихикал над его словами.

Катя перевела слово в слово, и точно, никто не отреагировал, кроме Майкла, который слегка напрягся, когда упомянули определенную группу амстердамцев, и, похоже, он догадался, о ком шла речь. Далее все пошло, как по маслу. Все произнесли по тосту. Мне пришлось что-то промычать на тему, что со времен Тохтамыша многое изменилось и наши народы теперь только братья (министру это не понравилось). Джейн говорила о бескрайних степях (явно спутав Узбекистан с какой-то другой страной). Мэри тоже поддала и стала говорить за свободу, но никто ее уже не слушал. Японцы тихо упились в дупелину, но уползли в микроавтобус только тогда, когда один из них начал громко икать. Примерно в одиннадцать мы вернулись в ташкентскую гостиницу, раз пятнадцать выпив на посошок. Придя в номер, я упал в кровать, но часа в два ночи мне в дверь опять постучали. Я выматерился, но открыл дверь- и зря: на пороге стоял бритый детина в форме охранника гостиницы. Мне не пришло в голову ничего умного кроме чтобы спросить:

- Что вам угодно?
- Там твои два японца в баре валяются на полу. Я могу милицию вызвать, но они же гости все-таки. Иди и забери их.

Я спустился вниз и увидел моих коллег, валяющихся под столиками- как в кино про ковбоев. С помощью охранника, доброго слова и моей долларовой десятки охраннику мы утащили их в номер Икегами и бросили по кроватям. Утром я спустился на завтрак и увидел японцев. Они сидели тихонечко, как мышки, и синхронно мне кивнули. Ямамото еще и подошел и попросил никому не рассказывать про вчерашнее. Я сделал вид, что не понял вопроса, давая понять ему смысл известной песни на тему “ой, где был я вчера, не найду, хоть убей”.

За колонной я увидел Мэри и Майкла. Я подсел к ним и мы заговорили о сегодняшней программе. Нам нужно было разделиться – я должен буду поехать с японцами на водоканал, а все остальные пойдут в Хизмат- узбекскую подрядную организацию нашего проекта. Я попробовал попротестовать- мне как-никак надо писать отчет об экономике и я мог бы выдрать оттуда что-нибудь интересное (до сегодняшнего для у меня ничего, кроме официального документа о начале проекта не было). Но Майкл сказал, что ублажить похмельных японцев важнее. Я выпросил себе переводчика (им оказался Бобожон), и после завтрака мы поехали в сторону казахской границы на очистные сооружения канализации мегаполиса Ташкента.

Нас ждали у входа, где уже крепко воняло нашим объектом исследования. Меня слегка подташнивало от вчерашнего, но японцы держались настоящими героями - все время что-то спрашивали, ахали и трогали. Я хоть и знал, что им надо, большого участия не принимал и присаживался на все выступающие поверхности при любой возможности. Часов в двенадцать через полтора часа блуждания по этим декорациям фильма ужасов мы пришли в кабинет директора. Там стоял накрытый стол. Японцы поглядели на меня, как бы спрашивая разрешения, и я кивнул в знак согласия.

Мы расселись за столом с закусками и выпивкой, и весь вчерашний банкет повторился с той разницей, что пить мы начали в пол-первого дня и привезли нас в гостиницу около семи вечера. Мне запомнился тост за узбекско-японскую дружбу до такой степени (в смысле дружбы), что будет возможность покупать тойоты прямо в Токио. Японцы всю обратную дорогу тихо вздыхали и дважды попросили меня и Бобожона никому ничего не рассказывать. В обмен на обещание, Ямамото рассказал причину выбора места для проекта. Вся причина в названии города- Учкудук означает по-узбекски три колодца. А большой начальник- руководитель проекта в Японии родом из семьи Мицуи, что тоже означает три колодца. И когда он был здесь в 1998 году, то не смог удержаться, чтобы не помочь своему тезке-городу (“После долгой и продолжительной пьянки”, - подумал я про себя). И еще Мицуи-сан обязательно расстроится, когда узнает, что почти половину денег потратили не в Учкудуке и не на узбеков. (Ямамото аж всхлипнул, загрустив о своей судьбе черного гонца, приносящего плохие новости). Я не удержался и посоветовал не быть дураком и не рассказывать старику Мицуи про индуса из Дании, и тогда ничего не будет. Ямамото не принял моего совета, сказав, что в Японии это невозможно. Тогда я решил не мешать его мыслям о приближающейся каре и до самой гостиницы пытал Бобожона, что тот делал во время своей учебы в Питере.

Когда мы подъехали к гостинице, то увидели, как из другой нашей машины мазды выползает остальная часть нашей команды, находящаяся в таком же сумеречном состоянии от чрезмерного увлечения местным гостеприимством. Я пошел с Майклом в бар, и мы поклялись друг другу, что больше ни грамма алкоголя, пока не увидим первый туалет, построенный на наши деньги. Я спросил, когда мы поедем в Учкудук, на что он ответил – послезавтра. После этого я пошел к себе в номер, где опять упал и проснулся только утром.

Утром мы все вышли в столовую на завтрак. Так получилось, что все почему-то вышли одновременно, кроме Мэри. Тогда и состоялось наше первое моление о пище, организованное Джейн. Она заставила всех взяться за руки и произнести что-нибудь во славу Господа на своем языке. Я не смог отказаться ввиду отсутствия какой-либо воли из-за тяжелого похмелья. Даже японцы что-то пробормотали. Взамен Ямамото и Икегами рассказали нам всем про то, как это здорово и хорошо иметь канализацию и ее очистные сооружения и как плохо иметь такую, которая есть в Ташкенте. Разъяснения работы со стоками были настолько подробны и живописны, что меня чуть не вырвало прямо на стол. Я тихо рассмеялся, когда увидел машины с нашими переводчиками, и от счастья (что у меня появился повод больше не слушать этот театр Кабуки про канализацию) я побежал к ним, не дожидаясь последствий рассказа инженера. Джейн и Майкл додавились своими булочками до самого конца презентации о пользе правильной утилизации экскрементов.

После завтрака выяснилось, что мы понесли первые потери. У Мэри, после того как она спьяну съела нечто из мяса, необратимо расстроился желудок. Японцы тоже остались в гостинице (как нам было сказано, “работать с документами”). За ними позже должен был заехать Шамси и они все должны были поехать в Чирчик. Нам же с Майклом и Джейн нужно было опять идти в Хизмат, потому что нашим из-за вчерашнего банкета ничего сделать не удалось.

Мы долго-долго петляли по улицам старого города и затем выехали к огромному складу- зданию снабжающей конторы Минздрава. Когда мы подошли к воротам, Катя нажала кнопку домофона, и огромная стальная дверь отъехала. Нам навстречу вышел писаный красавец в костюме Версаче, сияя рядом ровненьких фарфоровых зубов. Он узнал Катю и наших амеров. Я тоже представился, и мы пошли к Артуру (как он назвал себя) в кабинет. Там уже стоял накрытый стол. Майкл размахался руками, и коньяк унесли. Мы выпили чаю и начали разговор по теме проекта, что было впервые после встречи с датским индусом.

Майкл начал издалека:

- Как вам работалось по проекту, какие были трудности, и что можно будет улучшить в будущем?
- Да все было хорошо, - начал Артур. Поменьше бы проверяющих и все такое - было бы еще лучше.

Катя переспросила, что значит загадочное “все такое”. Артур подумал, почесал голову и сказал:

- Да что там вспоминать. Ваши люди помогали. Банк платил. Конвертация была честная.
- Какая конвертация?- переспросил Майкл
- Ну как- деньги приходили в иенах- а у нас три обменных курса- два государственных (один хороший а один плохой), и еще один- народный – на базаре (Катя ради балды перевела дословно). Ну а нам меняли по хорошему государственному курсу.
- А во сколько раз он отличается от народного?- принял шутку Майкл.
- В два с половиной раза.
- То есть вам дошли только четыреста тысяч по рыночному курсу?
- Да что там считать- все что есть- наше. А как строили- увидите сами. А денег мы меньше получили- твои датчане половину съели. Короче, Майкл, денег было столько, что моя дача больше стоит, - Артур гордо хохотнул, - но польза народу очень большая, - неожиданно закончил он на серьезной ноте.
- А кто занимался пропагандой санитарии и гигиены, - правильно перевела Катя дурацкий термин конторского новояза.
- Какую-такую пропаганду? У нас государство делает пропаганду- больше никому нельзя!- сказал он шепотом.
- Да нет, - решила Катя упростить разговор, - он спрашивает про плакаты и семинары.
- Были, были плакаты, уважаемый Майкл! Полно плакатов - хоть макулатуру сдавай.

Катя перевела это как recycling (переработка вторсырья). Перец встрепенулся и понес.

- Да мы не предлагали перерабатывать отходы. У нас проект по профилактике инфекционных заболеваний!
- Да он все понял, - влез я, - все в порядке!
- Да нет же!- заорал на меня мой похмельный шеф. Он говорит о переработке отходов!
- Нет, - поспешила Катя, - это метафора. Он сказал, что он сделал много плакатов.
- А почему их нигде нет?- спросил он Артура, и Катя перевела вопрос.
- Минздрав их не утвердил- и они все тут у меня на складе; хочешь, покажу?
- А почему не утвердил?- переспросил Перец.
- А я что тебе- Рахимов? Ты у него и спроси, - неожиданно разозлился Артур. Рахимов сказал, плакаты - я сделал плакаты - принес ему. Он говорит - почему народ бедный такой на фотографиях? А я откуда знаю - плохо кушает, наверное! Он и выгнал меня, проклятый барлас. Выгнал меня - из рода темучина! Пусть он знает, что мне никакой барлас не указ. Не хочет - сам придет! Я его больше не видел. Сейчас приду! - безо всякого перерыва вскочил наш хозяин и выбежал из кабинета за плакатами.

Пока его не было, Катя объяснила Майклу, что с точки зрения Артура причина спора не в плакатах, а в том, что заказ министра - потомка Тамерлана из рода барлас (который по всей видимости еще и таджик) достался Артуру, - потомку Чингиз-хана монголу, (в местной интерпретации), и все благодаря датчанам (и их представителю- коварному индусу, которого упомянул министр во время тоста про Тамерлана). Я замер от такого глубокого психоанализа. Буржуи, в особенности японцы, вообще ничего не поняли. В этот момент принесли плакаты с призывами мыть руки перед едой и после туалета. Мы все встали и начали их разглядывать. Сразу стало ясно, что наш Артур серьезно экономил сырье при их производстве. Майкл печально сказал Кате:

- Похоже, дело тут не в Тамерлане. Я бы тоже такое не принял.

Артур его понял без перевода и опять заорал:

- А чего тебе надо? Плакат сколько стоит - знаешь? А сколько он платил - знаешь? Нет, не знаешь. Тогда молчи.

Мы сели на наши места. Джейн стала спрашивать про стройку в Учкудуке, как там все было, и остальные глупости. Артур постепенно отошел от праведного гнева на барласов и примкнувшего к ним Перца. Он расслабился, стал рассказывать про контракт, достал фотографии, на которых, правда, было больше верблюдов, чем людей и туалетов. Мне тоже удалось задать пару вопросов в тему. Уже в машине я вспомнил, что мы не дозвонились до Учкудука. Я спросил Бобожона, удалось ли ему дозвониться, на что он гордо ответил, что я просил об этом не его, а Азата. Я попросил Катю позвонить в Минздрав, но ей это тоже не удалось.

По дороге в гостиницу мы заехали в офис конторы. Навстречу вышел Дэвид Рипс, который, подобно трамваю в парк, прошел мимо, не глядя ни на кого, как будто мы никогда не встречались. Я удивился, но мои коллеги объяснили мне, что они ничего другого и не ждали от этого козла-англичанина (fucking Brit).

На утро наш караван собрался в холле «Узбекистона». Пришли Катины мама и дочь, а также провожающие Азата. Вдруг приехал Рахимов. Он долго тряс нам руки и говорил, что сделает все, чтобы нам понравилось в его родном городе (имея в виду Самарканд). Майкл не удержался и спросил про Артура. Министр быстро глянул на него, повернулся и, не говоря ни слова, пошел к выходу.

После десятиминутной трагической паузы, вызванной неожиданной реакцией министра, и его отъезда, мы расселись по машинам и поехали в Самарканд. Мэри не поехала- ее желудок не восстановился, и мы договорились, что она догонит нас в Самарканде на следующий день. Японцам приветливо махали барышни, сидящие в фойе, а те в ответ вежливо кланялись и улыбались. Пока мы любовались этой идиллией - Азат захватил для них БМВ. Нам досталась мазда. Мы опять еле влезли в нее со всем своим барахлом и нашими попутчиками.

Дорога, по началу хорошая, сменилась разбитым асфальтом. Наш шофер стал объяснять, что мы едем по дороге в объезд казахской территории - раньше при СССР дорога была напрямую, но теперь нужно объезжать, потому что иностранцам нужна виза, да и проходить через четыре таможни (по две на каждой границе казахского анклава) тоже не сахар. Фраза была сказана на одном выдохе - даже Катя оценила и сообщила это иностранцам. Те сразу стали говорить о той пользе, которую принес миру распад империи. Я не удержался и ляпнул, что без этого все они были бы без работы. Джейн гордо вскинула свои наглые глаза и спросила:

- Так что, ты считаешь, что было бы лучше, если бы осталась командно-административная система?
- Я сказал только, - попытался я перевести все в шутку, - что если бы она – эта система оставалась, то вам бы здесь было бы нечего делать, так как при советской власти строительство сортиров и мытье рук были бы запланированы на сто лет вперед.
- И ты думаешь, что это хорошо?- Продолжила наступать Джейн, не принимая моего примирительного тона.
- Я не знаю, что в данном случае хорошо, а что плохо, - пошел я в атаку, - но то, что при старом режиме государство хотя бы изображало, что ему интересны люди и их проблемы.
- Что ты имеешь в виду?

Тут мне на помощь встряла Катя:

- А то, что про мытье рук после сортира здесь знают все и без дополнительных лекций.

Майкл вытянул рожу, выражая свое глубокое сомнение в Катиных словах, поглядел на нас обоих и отвернулся к окну. Я подумал, что мы уже слишком долго находимся вместе и войны не избежать. Лучше уж сдаться на милость дураков (а то можно так и работы лишиться). Я сказал это Кате, и она предложила побыть гидом, пока мы ездим, чтобы как-нибудь сгладить аннигилирующий взрыв эмоций защитников двух противоположных систем. Я пересел поближе к Майклу и спросил его, не хочет ли он, чтобы Катя и другие переводчики рассказали ему об Узбекистане- но не то, что написано в путеводителях, а то, что люди пережили здесь в переходный период. Он нехотя согласился, и Катю понесло. Она в лицах рассказывала об истории всего, что было вокруг, говорила на всех языках, пела песни- все это продолжалось с пару часов. Буржуи успокоились и даже начали задавать вопросы. Но тут машина резко остановилась и съехала на обочину.

В окно я увидел, как наш шофер по кличке Мазда вышел навстречу толстенному милиционеру и принялся с ним разговаривать, и как это было видно с пятнадцати метров, источал рахат-лукум или то и другое вместе. Мент слушал вполуха, видимо ожидая предложения решить проблему при помощи билетов федерального казначейства США. Но поскольку такого предложения не последовало, он подошел в передней двери и приказал предъявить паспорта. Мы нехотя повиновались. Полисмен взял все наши документы и медленно пошел к своей машине. Он плюхнулся на переднее сиденье. Его машина низко опустилась к земле. Примерно через пять минут он подошел к нам и сказал следующее: “Я буду называть фамилии, а вы будете по очереди выходить!” И тут произошло чудо. Катины глаза налились кровью, она выдвинулась своим сорокапятикилограммовым телом вперед и громко заговорила низким голосом, каким, наверное, местные дрессируют кобр:

- Пожалуйста, верните документы немедленно. Вы остановили делегацию, которую пригласил сам Президент. Я надеюсь, вы понимаете, что это значит. Своим поведением вы позорите страну, и если вы немедленно не прекратите издевательства - я лично доложу ему о вас, господин Исламов (Катя прочла его фамилию с форменной бляхи).

К нашему общему страшному удивлению, мент застыл на секунду и затем протянул ей все документы. Затем потоптался у машины, словно что-то забыл, и затем грозно прикрикнул на Мазду:

- Почему мне сразу не доложил? А? Девушка все знает, а ты ничего! Езжай!- махнул он вперед. Я предупрежу, чтобы ничего не случилось.

Совершенно ошарашенные происшедшим, мы разобрали паспорта. Тем временем, машина набрала скорость и еще через два часа полного молчания мы подъехали к Самарканду. Уже выходя из микроавтобуса, я спросил Катю, как ей это удалось. Она посмотрела сквозь меня и сказала:

- Самое трудное в таких ситуациях это не перейти на “ты” и не начать материться. Может не сработать. А все остальное я выучила в студенческом театре.
- А если материться - то что? - спросил я тоном Шуры Балаганова. Мне казалось - так лучше работает…
- Мат, милый Шурик, - с язвой в голосе ответила Катя, - по моему личному опыту, придает сил при перетаскивании кирпичей, а также помогает переносить боль, когда ушибешь голову. Во всех остальных случаях - он бесполезен.
- Ой, не скажи, - оставил я за собой последнее слово.

Мы зашли в фойе странного сооружения, которое называлось гостиницей Регистан. Японцы с Азатом и БМВ уже сидели внизу и курили какую-то свою дрянь. Бывшее произведение советского зодчества недавно отреставрировали- краской пахло еще с улицы. Мы притащили свои чемоданы и попытались зарегистрироваться. Тут выяснилось, что экономное начальство заказало нам номера на двоих, а мне аж делить сортир на троих - жить вместе с Азатом и Бобожоном. Кате же предложили поселиться с Джейн. Я просто умер от злости, но все же собрал документы и передал их на стойку с просьбой поискать номера, и каждому отдельный. Барышня вежливо показала указательным пальцем на вывеску “Мест нет”, чем предотвратила мое дальнейшее красноречие в ее адрес.

Я мысленно приготовился к худшему, но тут зоркая регистраторша заметила, что у Джейн кончилась виза, а у меня нет печати въезда. Мы с Джейн глянули друг на друга и синхронно решили не обострять ситуацию. Я предложил поискать частную гостиницу, где нравы попроще, и мы пошли к БМВ и попросили его покатать нас по городу в поисках отеля. Через минуту мы нашли частный мини-отель ”Малика” (как было на вывеске), куда немедленно поселились. Никто не спрашивал паспорта, но плату брали только наличными баксами. Мы вернулись в Регистан и сели в фойе ждать наших спутников. Тут я услышал, как давешняя регистраторша громко шепчет:

- Вот она, тут сидит. (После паузы). Ну та- без визы! И еще второй- казах без печати - тоже здесь! Что? Да как же я их удержу? (Пауза). Но я все по инструкции - не селила. Что-что?

Тут она увидела мой взгляд типа “Положь трубку, гнида!” и резко заулыбалась, бросив телефонную трубку на рычаг.

- Что, ждете своих товарищей? А где вы разместились?
- Зачем это вам? – не удержался я, - доложить товарищу майору?
- Ой, ну что вы, - заворковала тетка. Просто интересно. А вы надолго в наш город?
- Я вам этого не скажу/ - отвернулся я от нее и предложил Джейн выйти на улицу.

Мы нарочито медленно вышли к машине. Я быстро сел в нее и потянул туда Джейн со словами: “Нам нужно немедленно уезжать отсюда! Вези нас в Малику”- приказал я шоферу по-русски.

- Почему ты меня тянешь куда-то?
- Ты не продлила визу, а у меня нет печати въезда. А регистраторша уже доложила о нас в КГБ.
- Как ты узнал?
- Я подслушал ее разговор по телефону! Ты же не хочешь, чтобы нас арестовали.
- Нет, не хочу. Но и убегать как-то глупо. Не так ли?

Мы уже подъехали к гостинице.

- Джейн, ты как хочешь, но мне нужна моя работа. Тебя как американку не тронут- я говорил тебе об этом. А меня - могут запросто- кто боится какого-то казаха. И я этого не хочу. И никто за меня не вступится, и никакие морские пехотинцы меня не освободят.
- Алекс, я и не знаю, что делать. Это что же мне, теперь всю дорогу прятаться?
- Не прятаться, а не лезть за приключениями. Им лень будет нас искать, но если мы вернемся к основной гостинице, то неприятностей не миновать.

Джейн поджала губы и сказала с техасской прямотой пьяного ковбоя:

- А давай проверим. Ты меня достал своей паранойей и всезнанием. Обещаю пролить свою кровь, если у тебя возникнут какие-нибудь неприятности. И еще плачу тысячу долларов за каждый твой день под арестом, если такое будет.
- А если меня выгонят с работы?
- Помогу тебе получить грин-карту - ты же этого хочешь? У меня муж адвокат по таким дуракам, как ты. Обещаю бесплатные услуги его фирмы, если и вправду это понадобится!
- А если что-то будет с тобой?
- А за меня не бойся. Я давно уже со всеми ими нахожусь в активной интимной связи (I fucked them all)!

Мы поехали назад и подобрали нашу команду. Весь оставшийся день и вечер мы бродили по городу, разглядывали камни и развалины. Я в очередной раз убедился в Катиных способностях гида. Она великолепно знала все смешные слова и хорошо знала, чем отличается самшит(box-tree) от неопределенного материала (some shit), почему птица Феникс называется Рухх, кто, когда, чего и из чего построил, и где похоронен основатель узбекской государственности г-н Тамерлан. Раза два поели (с молитвами Джейн).

Примерно в девять вечера у Кати зазвонила сотка и она, послушав, передала ее Майклу. Звонила Мэри и сообщила, что она уже в аэропорту и что к нам не приедет по двум причинам: живот до сих пор болит, и ее вегетарианский чемодан до сих пор не прибыл. В связи с этим она не считает возможным продолжение миссии.

Майкл донес это до всех без особой грусти. Мы решили пойти поужинать в ближайший ресторан и позвали всех с собой. Но местные граждане мужского рода решительно отказались пойти с нами. Катя же потащила нас в частный ресторан, где мы классно поели, а японцы еще и насмотрелись на голые торсы местных танцовщиц. Я спросил, притворившись идиотом, похоже ли это на гейш. Когда вопрос дошел до наших джапов, то они смеялись примерно с полчаса. Потом Ямамото вдруг вспомнил о работе и предложил рассказать о его поездке в Чирчик, за что был немедленно послан всеми нами куда подальше. Майкл сказал, что завтра в горздраве у него будет презентация нашего проекта и послезавтра мы должны быть в Учкудуке.

На утро, когда мы с Джейн пришли на завтрак к нашей команде, японцев не было в гостинице. Катя спросила сменившуюся консьержку, в чем дело и где наши коллеги. Нам ответили, что они там, где надо. Из задней бытовки вышел детина-охранник и сказал, что японцев вчера ночью арестовали.

- За что? – воскликнули все русскопонимающие хором.
- Ну не арестовали, а задержали.
- Кто на чем стоял? Выражайтесь, пожалуйста, яснее, - сказал я цитатой.
- Их забрали в вытрезвитель. Кому-то из вас нужно пойти и заплатить штраф - и тогда их выпустят.

Молодой человек гордо окинул взглядом нашу разношерстную компанию.

- Еще, когда их арестовывали, они оказали сопротивление, но их решили не обвинять за это. Все же они наши гости. Но, как я сказал, у них нет денег, и вам нужно поехать и забрать их из милиции.

Охранник рассказал, как доехать до sobriety center (вытрезвителя - в переводе Бобожона). Мы залезли в мазду и поехали туда все вместе. По дороге Перец расспрашивал Бобожона, что такое вытрезвитель и кого туда сажают. Мы довольно долго кружили в поисках искомого заведения, пока не остановились у серого забора с высоченными воротами. Нам необычайно повезло, так как еще и удалось увидеть, как выгружают очередного пациента. Внешность его была усреднена от частого приема внутрь до такого состояния, что определить его национальную принадлежность не было никакой возможности. Я от удивления глянул на часы - было без четверти десять утра. Молодой человек заметил зрителей (то есть нас), выпрямился из последних сил и заорал на всю улицу, размахивая руками и жестикулируя:

- Да здравствует независимый Узбекистан! Долой международных провокаторов, мешающих нашему поступательному развитию! Одобряю миролюбивую политику президента!

Часть лозунгов была на неизвестном наречии. Полицейские слегка смутились, когда увидели нас, и не стали сразу его дубасить, но быстро опомнились, и один из них легонько стукнул выступающего по лицу так, что у того пошла кровь. Но это не остановило парня. Он оттолкнул борца за трезвость при исполнении и продолжил, узнавая в нас приезжих:

- Дайте высказаться! Я требую решительно пресечь враждебную деятельность иностранных разведок!

Второй полисмен пришел в себя, мило улыбнулся всей нашей компании, и резким движением выкрутил руку выступающему. Брякнул железный засов, дверь открылась, и мы прошли за ними в пределы заведения - мечты Горбачева.

Катя быстро переводила Джейн и Перцу что происходит, а я подошел к окошку, за которым сидел очередной безразмерный служитель Фемиды. Я решил быть предельно вежливым:

- Вы вчера задержали наших гостей из Японии, - нельзя ли им с нами встретиться и каковы процедуры их выписки из Вашего заведения.
- Есть такие гости, - ответил детина, похохатывая и подмигивая Джейн. Посмотреть на них можно, и, если заплатите за услуги, то и выпишем их.

Я повернулся к Бобожону и спросил его в лоб:

- Слушай, а ты не знаешь местного начальства в милиции или госбезопасности? Похоже, наши друзья тут вляпались уже по-серьезному. Мало того, что их арестовали, тут еще их и обокрали - раз у них не оказалось денег рассчитаться. Все-таки, мы же здесь по приглашению правительства. Неудобно как-то.

Бобожон глянул на меня исподлобья и кивнул Азату. Они отошли в сторону и минуты две переговаривались. Затем один из них достал сотку и позвонил. Мент из вытрезвителя понял, что не все так просто с нашими друзьями, и прокричал что-то в коридор. Секунд через тридцать из-за задней двери его кабинета вышли наши японцы. Они держали руками свои штаны. Я еще заметил, что в ботинках не было шнурков.

Примерно через пять минут в дверь приемной, где мы все ждали завершения формальностей, вошел крепкий мужик в гражданской одежде. Он кивнул нам всем и резко дернул дверь, за которой в стеклянном кубе милицейской приемной стояли наши японцы в компании разъевшегося полисмена. Дверь была заперта. Он дернул еще раз и пнул ее.

- Открывай, шакал! – негромко и резко произнес он.

Толстый дядька вскочил, как Ванька-встанька, и бросился отпирать. Свирепый гость вошел в комнату за стеклом и подтолкнул наших японцев к выходу. Он повернулся им вслед и приказал мне и Бобожону:

- Вы – оставайтесь. Остальные пусть уйдут!

Майкл начал было качать права руководителя миссии, но, разглядев печальные лица (точнее потерявших оные) Ямамото с Икегами, решил не продолжать. Когда все вышли, пришелец повернулся к менту и тихо проговорил, перед этим ударив по столу кулаком так, что стол затрещал:

- Ты что же, гад, делаешь? a? Мало тебе местных, еще взялся за иностранцев? Тебе что, жить надоело или жрать не можешь остановиться? Где их документы?
- Кого?- неожиданно жалобно проблеял толстяк в форме.
- Я тебе покажу “кого”. Японцев. И их все вещи и деньги. Где это?
- Вот все, - он протянул два целлофановых пакета.
- Если хоть копейки не будет, я тебя сгною в параше - ты меня знаешь – я свое слово сдержу?

(Я про себя с удовольствием отметил, что последняя фраза вполне соответствует теме нашей командировки, но решил не уточнять про мытье рук до и после предложенного упражнения). Толстый оглянулся назад и ничего не ответил.

- Я не слышал ответа. Ты понял или нет? Где их деньги?- гневно переспросил объявившийся с неба эксперт по переработке и утилизации отходов (и это не мусор).
- У меня ничего нет.
- Что-о-о? А у кого есть, сын ты вонючего шакала? (Я не понял причину снижения в ранге от шакала до его потомка, но опять удержался от вопроса).
- Я только что заступил. Спросите Сухроба!
- А где эта гиена?
- Сейчас я его вызову, - он начал нажимать на какие-то кнопки. Что-то защелкало, и охранник прокричал сквозь шум, - приходи сюда срочно!

Я уже хотел начать записывать этот диалог, в особенности фразы моего нового помощника- профессионала по вопросам биологии и переработки канализационных стоков. Он поддерживающе улыбнулся нам с Бобожоном и повернулся к двери. Через минуту в нее вошел еще один милиционер в форме и прямо с входа заорал:

- Почему посторонние находятся внутри караульного помещения?

Он не успел закончить фразу, как получил прямой удар в лоб. Посыпались телефоны, ручки, журналы и опрокинулся стул. Я отскочил в угол, чтобы не попасть под струю крови, которая брызнула из носа Сухроба (как я понял имя пострадавшего). Бобожону вообще удалось выскочить за загородку, и он смотрел на это все из-за стекла.

- За что?- прокричал ударенный на местном языке, но я понял без перевода.
- Где деньги японцев, ты, сын грязного козла? Повторил вопрос почетный ветеринар и, как выяснилось, специалист по челюстно-лицевой хирургии кулаками.
- Я не брал…- ответил сын парнокопытного и сразу же получил удар ногой в живот.
- Не бей, не бей, - я не брал, но все отдам, - не выдержал он и стал выворачивать карманы, где вперемешку были сумы, доллары, иены, евро и прочие деньги.

Наш спаситель подозвал меня и Бобожона и заставил забрать все деньги и пакеты с документами.

- Отдайте все японцам. Извинитесь от капитана Шерафутдинова за этих. А я тут еще должен остаться на полчасика. Если денег не хватает, - Бобожон знает, что делать. Давайте, бегом отсюда.

Мы выскочили на улицу, не задавая вопросов и не прощаясь. Японцы уже сидели в машине. Я отдал им целлофановые пакеты с паспортами и кошельками и повторил фразу капитана. Майкл махнул рукой, и мы поехали к гостинице Регистан со скоростью похоронной процессии. У входа в отель нас ждала белая Волга горздрава. Человек в белом халате начал жать нам всем руки, при этом совершенно не реагируя на внешний вид большинства из нас: побитые японцы, мы с Джейн в помятых джинсах, Майкл с перьями нерасчесанных волос, и даже Бобожон, который ухитрился испачкаться в крови во время экзекуции в вытрезвителе. Мы поздоровались с товарищем Искаковым (как он себя сам назвал) и пообещали прибыть к нашему хозяину к двенадцати. Он долго благодарил и несколько раз сказал, что люди будут ждать. Катя не очень вежливо отправила его по его делам, понимая, что нам надо между собой разобраться, что происходит. Мы сели в холле гостиницы, а японцы вышли в комнату, чтобы привести себя в порядок. Майкл спросил всех удрученно:

- Кто-нибудь может объяснить мне, что произошло?

Азат пододвинул свой стул и ответил:

- Японцы ночью захотели погулять. Они пришли ко мне в номер (они извинились за вторжение, но так как Алекса не было в гостинице) и попросили меня пойти с ними…
- Ты хочешь сказать, - взвился я под потолок, - что они попали в полицию из-за меня?
- Нет-нет. Но тебя ведь не было, и я не захотел с ними идти. Они пошли сами и вот, что произошло.
- Так что же произошло?

В этот момент подошли смущенные японцы- шнурки и ремни уже были вставлены на места. Ямамото держал в руках внушительную пачку узбекских денег- он протянул ее мне со словами:

- Вот, это не наше. Мы все получили назад.

Майкл посмотрел на переводчиков и решил начать допрос в их присутствии, видимо боясь потерять местный контекст.

Ямамото вытянул свои худые ноги и начал:

- Мы хотели пойти на улицу. Я пошел искать Алекса- показал он на меня.
- Зачем? – невольно поинтересовался я.
- Ну, ты всегда нам помогаешь, и тебе это не трудно…

Я почувствовал, как у меня горит лицо от ненависти. Я протелепатировал Ямамоте:

- Да, но я не могу быть вам родной матерью постоянно!

Ямамото понял мой внутренний крик.

- Мы не нашли тебя и подумали, что все сможем сами, - улыбнулся мне он заискивающе, - и пошли погулять самостоятельно. Примерно в ста метрах от отеля к нам подошел мальчик и сказал что-то, что мы не поняли. Когда мы прошли мимо, он позвал своих друзей, и они нас окружили. Когда мы с Икегами-сан попытались вырваться из их кольца, то я нечаянно, подчеркиваю, нечаянно толкнул одного из них. Он упал, и тут же подъехала полиция. Я просил нас отпустить, показывал на гостиницу. Нас не слушали, забрали все деньги и документы и отвезли туда, откуда вы нас привезли.
- Вас били?- спросил я из интереса.
- Нет не били, но очень плохо обращались, обливали водой, заставляли раздеваться, забрали все деньги, - повторил он. Но не били. Мы легли спать в три часа ночи. А потом вы пришли. Вот и все.

Майкл поглядел на меня и Джейн и задал вопрос, который мы ждали, а Джейн, как выяснилось, была готова ответить:

- А почему вы поселились отдельно?
- Слушай, милый г-н Перец, - сказала Джейн, сплюнув невидимую слюну в сторону. Пошел ты со своими замашками руководителя. Нет такого правила, чтобы мы все жили вместе. Kolkhozes кончились в 1991 году на всей территории бывшего Советского Союза, а в Америке их вроде бы никогда и не было (я подумал: “Надо бы уточнить”). Я и Алекс поселились в другой гостинице, потому что ты не обеспечил нам нормальных номеров в Регистане. И ты за это отвечаешь. Ни я, ни Алекс не обязаны следить за другими…
- Но дружеская помощь?- попытался вставить Перец, глядя на наших ощипанных финансовых доноров.
- Какая к черту помощь? – продолжила Джейн воспользовавшаяся паузой для обновления дыхания. Они искали приключений - и они их нашли; а обвинять кого-то в этом кроме них, по крайней мере, бестактно. Ты лучше поблагодари их, - она показала на Азата и Бобожона, - что они знали что делать, когда все случилось. А то наши любители быстрой езды могли бы понести гораздо бόльшие потери.

Все замолчали, и Майкл, как ни в чем не бывало, продолжил наш импровизированный team-building meeting – (коллективное обсуждение проблемы).

Катя подняла руку:

- Можно я скажу. Им, - показала она на японцев, - лучше всего уехать назад в Ташкент и вообще подальше отсюда. Узбеки сейчас помирятся, а виноватые будут нужны все равно. И ими станут не только Ямамото и Икегами, если не дунут отсюда со всех ног, но и все мы.
- Но Шерафутдинов обещал помочь, - влез зачем-то Азат.
- Он тебе это обещал?- переспросила Катя.
- Ну нет, но после его вмешательства все стало на свои места.

Майкл посмотрел на самураев. Икегами что-то сказал своему компатриоту, и тот ответил нам всем:

- Мы уезжаем. Мы не хотим проблем для вашей миссии. Мы устали и желаем вам всем удачи.
- Я тоже уезжаю, - добавила Джейн. У меня кончилась виза и, если еще одно мое такое приключение, то все кончится плачевно. Алексу тоже нельзя оставаться - он всего боится, и у него нет печати въезда в Узбекистан.
- Ничего страшного, Джейн, - решил ответить я, - я сам за себя отвечаю. Я не уеду.

Майкл огляделся вокруг и вынес вердикт:

- Так. Значит, мазда возьмет вас пятерых - оба наших парня-переводчика, японцы и Джейн, собирайтесь и езжайте назад. Я, Катя и Алекс остаемся - готовьтесь к встрече в горздраве, - кивнул он в мою сторону. Все, всем спасибо! Мы попрощаемся с отъезжающими через час.

Никто не ожидал такого решения, но не решился спорить. Я вывалил все деньги, которые мне дали японцы, на прилавок регистраторши, и сказал, чтобы она рассчитала их номер. Жители Регистана разбрелись по своим комнатам, а мы с Джейн поехали в нашу гостиницу. По дороге я спросил ее, почему она решила уехать.

- Я решила помочь Майклу. Мне кажется, это также поможет японцам спасти лицо - если бы уехали только они, то пришлось бы долго объяснять, а так и мне хорошо, и они не будут дергаться. По дороге в Ташкент я их попытаюсь успокоить. Но твоя Катя права - лучше удрать от греха подальше. Черт его знает, что может произойти, а потом все обвалится на нашего любимого шефа (мне показалось на секунду, что я где-то уже слышал такую фразу). И потом, ребята-переводчики раскрылись, что у них есть связи в местных органах - ты был абсолютно прав в своей паранойе - и нам лучше бы не иметь с ними дело, хотя я и благодарна им.
- Послушай, - с мальчишками все, наверное, проще, - решил я не лишать наших переводчиков заработка. Скорее всего, один из них позвонил своему родственнику - а их может быть миллион в любой точке этой страны.
- Ну, вот и хорошо, что я с ними поеду, заодно и их порасспрашиваю. Но не уговаривай меня на их услуги, если я еще раз сюда приеду в твоей компании, - странно засмеялась Джейн, и мы подъехали к нашей гостинице.

Через полтора часа пятеро наших уехали. Я переселил Майкла, БМВ и Катю к себе в Малику. Еще через полчаса туда же за нами подъехала машина скорой помощи, и мы поехали выступать перед народом за пользу туалетов и мытья рук до и после них. БМВ мы оставили отдохнуть после всех этих утренних приключений. У здания горздрава стоял наш утренний знакомец тов. Искаков. Он спросил, почему нас так мало. Майкл с помощью Кати неуклюже что-то наврал про проекты в других частях света и про жгучую необходимость их посетить немедленно. Я не стал ничего говорить, а Катя попыталась украсить майкловский бред междометиями сожалений.

Нас провели к сцене с обратной стороны зрительного зала, откуда слышался низкий гул голосов. И только тут Майкл вспомнил, что у него презентация только в компьютере. Он выстрелил в меня ненавидящим взглядом и спросил:

- А у них есть проектор?
- А я откуда знаю, - ответил я резко, но без вызова.
- Скажи ему, что мы не можем выступать без проектора, - уже тоном приказа продолжил он.
- Вот что, дорогой, - решил поставить его я на свое место, скорее от злости, чем от желания, - я никому ничего не говорю от имени третьего лица - в данном случае тебя. Сам говори - у тебя есть переводчик.

Майкл опешил, но быстро оправился и сказал Кате тем же тоном ту же фразу про судьбу выступления при отсутствии проектора. Катя, как мне показалось, была готова к такому повороту и ответила тихим (со звоном металла) голосом:

- Уважаемый господин Перец. Я здесь у вас переводчик. Вот идет за нами товарищ (comrade) Искаков, обратитесь к нему, а я переведу все слово в слово.

Майкл понял, что мы сговорились, и неожиданно сдался. Мы вышли на сцену с обратной стороны, занавес разъехался в стороны, и мы оказались перед залом в не меньше чем на тысячу человек. Зал был забит публикой до отказа, и все в таких же белых халатах, как Искаков. Мне страсть как захотелось поклониться и спеть что-нибудь про здравоохранение (если бы умел).

Мы сели за стол президиума, долго двигая стулья и шумно выталкивая весом своих тел воздух из-под кожаных сидений. Наш хозяин вышел к краю сцены и представил нас, украсив свою речь совершено непроизносимыми комплиментами в адрес каждого из нас. Майкла он назвал лучшим другом министра Рахимова и руководителем всех проектов по здравоохранению во всем мире, Катю – первой красавицей и главным специалистом конторы по первичному здравоохранению. Я же, с его слов, стал самым грамотным экономистом, которого он встретил за последнее десятилетие. Майкл раскраснелся от перевода - ему явно понравились комплименты. Я попытался вставить слово, на что Искаков ответил жестом, что, мол, все комментарии потом.

Майкл поглядел вокруг и понял, что никакого проектора не предвидится. Но он все равно достал свою компьютерную бандуру и завел ее (я подумал, что хорошо бы, чтобы батарейка в его Делле села и ему бы не удалось подглядывать в шпаргалку экрана). Он встал к трибуне и понес свою ахинею. Народ поначалу слушал, пытаясь понять логику заморского гостя, но вскоре до всех дошло, что это очередная пропаганда, хоть и подаваемая с другого берега Атлантического океана. Сначала легкий гул перешел в шум, а затем зал вообще загрохотал так, что Майкла не стало слышно, несмотря на микрофон. Майкл сделал паузу и покорно заткнулся.

Искаков, похоже, этого и дожидался. Он вышел на сцену и стал вести пресс-конференцию. Сначала все как-то стеснялись задавать вопросы, но потом какой-то дядька встал и спросил:

- Скажите, уважаемый мистер Майкл, знаете ли вы, что Узбекистан – это мусульманское государство?
- Да, знаю.
- А знаете ли вы, что по законам нашей священной книги, мы должны совершать омовение каждый раз после оправки и, да простят меня дамы, - сказал он, оглянувшись вокруг, - совокупления?
- Ну и что вы хотите сказать этим?- до Майкла стал доходить подвох.
- Неужели вы думаете, что пророк, да будет свято его имя, знал хуже вас, что хорошо и что плохо в этом вопросе?
- Ну, пророк, допустим, знал, - решил вывернуться Майкл, - но ведь люди не всегда следуют правильным традициям. Мы помогаем к ним вернуться.
- А ты сам кто по вере будешь?- не унимался провокатор.
- Я – протестант. (Катя на всякий случай перевела как «христианин»)
- И ты хочешь сказать, чужестранец (у меня аж защекотало в горле, когда я услышал это обращение), что можешь нас учить тому, что не знаешь сам?
- Что вы имеете в виду?
- А то, что, не зная содержания Коран-аль-Керим (священный Коран), ты думаешь, что знаешь больше, чем эта святая книга.

Искаков понял, что мы идем напрямую к войне вероисповеданий и решил сменить тему на менее скользкую.

- Вот у меня вопрос. Почему все ездят в Самарканд, а программы проводят в Навои. Ведь Учкудук в Навоийской области.

Я подумал, а не рассказать ли мне про Мицуи-сана, но Майкл вывернулся сам:

- Мы хотели помочь самым бедным- тем, кто живет в пустыне. У вас тут все много лучше чем там, куда мы поедем завтра.
- Да уж, жизнь там не сахар, - почмокал губами Искаков. А скажи, американец, а, может, закопать там все рудники к чертовой матери и переселить людей, где можно жить.
- Я не знаю, но в Америке есть брошенные города, - ответил Майкл как всегда не к месту.
- У вас все есть в Америке…- заключил Искаков с какой-то обреченностью в голосе. Все свободны!- крикнул он в зал.

Ни я, ни Майкл с Катей не ждали такого завершения встречи, но народ, услышав отбой, так радостно кинулся к дверям, что стало понятно, как сюда собрали медперсонал. Искаков повел нас обратно по лабиринту горздрава и неожиданно вывел к огромному накрытому столу. Майкл вздрогнул, увидев ковер еды и строй бутылок с огненной водой. Искаков посадил нас троих и сел сам. Он проговорил что-то быстро и хлопнул в ладоши. Боковая дверь открылась, и три барышни вынесли чудовищных размеров поднос полный плова.

Майкл решил постесняться перед нашим хозяином. Он начал петь, что не ожидал такого гостеприимства и что это делать не нужно (в смысле кормить), мы на работе (то есть пить не будем). Катя посмотрела на него и сказала:

- Пожалуйста, не проси меня переводить это. Я не буду этого делать. Ты еще деньги ему предложи за обед. Ты уедешь, а мне с ним, может, десять лет предстоит встречаться минимум раз в месяц. В дополнение, из-за твоих сентиментов я могу еще и получить от него по рылу прямо сейчас.

Искаков посмотрел на нее и Майкла и неожиданно сказал, как будто понял:

- Правильно говорит девушка. Кушайте мои дорогие гости, кто вас накормит настоящим бухарским пловом в этом городе, кроме меня?

Я поперхнулся водой, а Катя преспокойно перевела Искакова на английский. Тот налил себе воды, а нам всем по пол-фужера водки и предложил тост за независимый Узбекистан и его гордый, но гостеприимный народ. (Катя опустила гордый в переводе). Майкл решил заставить Искакова выпить водки, но тот ответил, что уже выпил свое. Майкл не понял перевода и стал наливать водку в стакан для него. Я решил вмешаться и, достав его словарь выражений, предложил Майклу when in Rome, do as the Romans do it (с волками жить - по-волчьи выть), показал буквальный перевод и предложил ему отстать от человека, который, кстати, и не должен бы вроде пить по причине своего мусульманства. Майкл страшно возбудился и стал рыскать по словарю в поисках какого-нибудь нового развеселого выражения, чтобы уговорить нашего хозяина принять сорокапроцентный раствор этанола внутрь. Но все время попадалось что-то вроде «по усам текло, да в рот не попало». Отчаявшись найти что-то смешное, он решил спросить про пьянство в этой части исламского мира. Искакову вопрос не понравился, но он сдержался и ответил:

- Я бы ответил так: мы не запрещаем никому пить, но те, кто пьют, не называют себя мусульманами. Но я не хочу говорить на эту тему, потому что ты все равно ничего не поймешь. А если поймешь, то не так. А если так, то все равно будет все наоборот. Мы, к счастью, живем в разных мирах. И отличия между нашими мирами - гораздо большие, чем цвет наших и ваших денег, хотя мы все люди.
- А в чем главное отличие? – начал задираться Перец. Все как-то стало очень серьезным.
- Я не могу отвечать за всех сразу. Отвечу лишь для себя. В отличие от тебя, я не верю в демократию голодных и рабов. Я не верю в рыночные отношения, правильнее, я не хочу их иметь тогда, когда люди живут от копейки до копейки и не знают, что будет завтра. И самое главное- что ты точно никогда не поймешь. Я не люблю мою власть. Но я сам лично куплю ружье и начну стрелять в того, кто захочет меня от нее - этой власти - освобождать.

(Я в первый раз пожалел, что нет с нами Мэри).

- Понял - это про войны в заливе. Но почему же ты не протестуешь, если тебе не нравится что-то? – не унимался Майкл.
- Вот видишь - ты уже не понял. Давай лучше про что-нибудь хорошее, когда еще раз к нам приедешь? - Искаков так сладко улыбнулся, что я решил проверить по сторонам, кто еще у нас тут в комнате.
- Нет, я бы хотел получить ваш совет, что я могу исправить, чтобы ко мне относились не как к иностранцу, а как к другу.
- А нечего исправлять. Да и нельзя исправить. Оставайся самим собой и не пытайся никому нравиться. И тогда все станет проще - и тебе, и нам. Ты всегда останешься иностранцем, как и твоя Катя (он показал на переводчицу) всегда будет русской, даже если она говорит по-узбекски не хуже любого таджика из моего горздрава. А твой сосед - для меня будет казахом, хоть он и русский. И это хорошо. Но ты не обижайся. Я ведь тоже ничего не понимаю – и ничего – живу и даже тебя пытаюсь поучать.

Мы все притворно-радостно рассмеялись. В этот момент в дверь постучали, и вошла черноокая красавица с запиской. Опустив глаза, она передала ее Искакову. Тот посмотрел на нашего шефа, но, не поворачиваясь, передал записку мне. Я прочел, что Майклу нужно срочно позвонить в ташкентский офис конторы. Я протянул записку Кате, и та передала и перевела ее по назначению. Майкл попросил разрешения позвонить, взял Катин телефон, и, извинившись, вышел в коридор. Через три минуты он вернулся к нам, сияя всеми оттенками красного цвета. Он начал говорить что-то, но Искаков все понял без перевода и отпустил нас с миром. Майкл пообещал ему еще приехать, но Катя даже не отреагировала на его реплики и не стала их переводить.

Мы вышли на площадь перед гоздравом, и Катя вызвала БМВ, чтобы он подобрал нас оттуда. Уже в машине Майкл разъяснил причину избыточного поступления крови в его голову: арестован офис Артура, директора Хизмата – нашего главного подрядчика. Прокуратура изъяла все документы и требует документы по проекту от ташкентского офиса. И Майклу приказано немедленно мчаться назад и разбираться с документами.

- А я? -спросил я, как дурак, не дожидаясь принятия им решения.
- А ты, то есть y’all (Вы все тут - амер. диал.) (он впервые выказал свое настоящее происхождение выходца из Южной Каролины), – он поглядел на меня и Катю пустым взглядом, - я и не знаю, что сказать. Ты должен ехать. Нужно ведь закрыть проект, и твой анализ был бы очень полезен. Но я не знаю, как это сделать. Я же тоже должен быть там. Все закупки контролировались индусом из Дании - ошибок быть не должно.
- Так вот почему Рахимов обиделся на тебя, когда ты упомянул Хизмат во время проводов в Ташкенте, - дошло до меня вслух.

Мы вошли в фойе гостиницы. Перец понизил голос и стал что-то быстро бормотать себе под нос, считая какие-то неведомые варианты. Потом он сник и замолчал, ожидая нашей реакции.

- Слушай, Майкл, - прервал я молчание. Бери БМВ и вали в Ташкент. Бери с собой Катю. Я человек почти что местный – найму машину и доберусь до Учкудука. Там все сделаю и увижу тебя через три дня. Тебе, пожалуй, не стоит ссориться с Рипсом. На вид он законченный идиот, и что придет ему в голову, если ты не поедешь, нам с тобой не догадаться.
- Ну уж не совсем он идиот, раз добрался до таких вершин в иерархии…- начал было оправдываться наш шеф.
- Ой, не говорите мне о компетенции, дорогой мистер Перец, - не выдержала Катя.
- Что ты имеешь в виду?- Майкл не ожидал удара от нее.
- А то, что все ваши проекты похожи один на другой, - у Кати шлея попала под хвост из-за недоеденного плова, и она решила вывалить очередную порцию справедливости на голову испуганного Майкла. И мало того, что почти все специалисты и особенно руководители – безграмотные дураки, а ваши документы и презентации сделаны методом пиздинга (copy and paste). Вы, все конторские, еще чего-то боитесь и никогда не скажете в глаза, что думаете. Максимум, на кого пытаетесь наехать или обучить - это какой-нибудь горздрав или консультант из местных (которых вы, кстати, и не слушаете никогда). А уж от вида собственного босса каждый делает в штаны не раздумывая – как Алекс тебе кстати и предложил- валить к Рипсу и падать перед ним на колени. Алекс бы и сам поехал – да тебя боится. И от этого системного страха, когда каждый трясется перед другим, от ваших проектов ничего и не остается, кроме красивого трепа, который так же далек от выполнимости, как и коммунистические лозунги. Особенно теми методами, которые вы предлагаете. А мы – местные – трепа, такого же, как твой, нахавались по самую крышу (up to here) еще при советской власти, и на новый не реагируем. Вот он, правда, не в счет (Катя показала на меня). Он давно уже продался вам с потрохами. И все мы – узбеки - от Рахимова до меня - распоследней полурусской-полунепонятно кто - знаем цену всей вашей великой работе во имя процветания. И цена эта- кусок того самого предмета – объекта твоего проекта. А твоего Рипса за пять лет я выучила как себя – он - эссенция чванства, тупости, безграмотности и бездушия…
- Но ведь ты получаешь зарплату от него…- влез я, чувствуя при этом себя больным в разговоре двух врачей, которые при мне живом подтверждают мой собственный летальный исход.
- Да, получаю, и очень этому рада. И моя зарплата прямо пропорциональна тому бардаку, который он создал. Но знайте – никакого будущего у вас нет в этой стране, и не может быть. Потому, что вы вместо решения малых и живых проблем пытаетесь колебать мировые струны и устанавливать мифические диалоги между властью и общественностью (которую вы, кстати, сами выбрали и прикормили) и бороться с коррупцией словами, вместо дел. И пока вы нужны власти (для загадочных мне целей, а может, просто арендная плата за офис в Ташкенте достаточно высока) то вас не гонят. Но скоро, даю еще три года на ваши глупости, пнут вас всех под зад, и полетите вы домой на всех парах самолетами Люфтганзы.

Майкл поглядел на нее, как на чумную, и переспросил:

- Ну, а что ты лично предлагаешь?
- Я ничего не предлагаю. Все началось с того, что ты стал прославлять компетенцию ваших сотрудников. А я утверждаю, как ваш инсайдер, что даже если она и есть, то ее не шибко видно. А то, что видно- то гораздо ниже среднего даже для Узбекистана.

Внезапно погрустневший Перец почесал голову, затем достал кошелек, открыл его, затем закрыл. Потом встал с кресла, постоял на одном месте. Сделал шаг вперед и присел обратно к нам. Я не выдержал очередной паузы и сказал:

- Майкл. Ни о чем не думай. Нужно ехать, раз начальник приказал.
- Хорошо, - ответил он мне. Но я хочу, чтобы Катя тоже поехала с тобой. Похоже, она лучше нас с тобой знает, что тут происходит, и я потом попрошу ее сделать для нас отчет (за дополнительные рабочие дни), - попытался улыбнуться он ей. Договорились?
- Ладно, - ответили мы нечаянно хором.

Он встал и подошел к стойке регистраторши и начал рассчитываться. Катя повернулась ко мне:

- Это он меня оставил в награду за мою речь. Не хочет со мной больше дела иметь. Но ты, Саня, ничего не бойся со мной- все будет хорошо.
- Что ты имеешь в виду?
- А сегодня вечером увидишь!

Я видимо сделал такую страшную рожу, что Катя решила объясниться:

- За нами приедет машина и отвезет в Учкудук. Я это организую. Ты заплатишь за бензин. Понял теперь?
- Ничего не понял. Кто за нами приедет? Зачем?
- Тебе же нужно в Учкудук?
- Да.
- Ну, какая тебе разница, как мы туда доедем? Приедет машина и нас довезет за три часа. Вот и все. Иди проводи шефа, а я займусь всем остальным.

Я решил не сопротивляться ее напору, побрел к Майклу и сказал ему, что Катя может арендовать машину для нашей с ней поездки. Перец уже успокоился по принятию решения о своем отъезде и перекладу ответственности на меня в связи с предстоящим посещением пункта назначения. Он достал компьютер, открыл свою великую презентацию и скопировал ее мне на флешку. Еще пятнадцать минут ушло на акценты, которые нужно будет сделать, когда мне придется выступать по поводу умывания рук. Затем он прошел себе в номер и еще через двадцать минут был на пути в Ташкент. А я остался с Катей.

Я хотел никуда не ходить вечером, но Катя заставила меня пойти с ней в тот же частный ресторан, где мы были уже с буржуями. Народ уже веселился. Мы тоже решили не отставать и крепко надрались. Под водку, мы промыли кости всем участникам нашей миссии и всем прочим общим знакомым - Катя знала пол-конторы. Когда мы допили последние глотки ноль-семилитровой бутылки, к нашему столику подошел один из местных и попросил моего разрешения потанцевать с Катей. Тон просьбы был таков, что я должен буду неминуемо получить прямо в хобот при отказе. Моя собутыльница решила прийти мне на помощь достаточно необычным способом. Она подняла на него глаза и сказала цитатой из каждого второго голливудского фильма:

- Fuck you!

К моему ужасу, молодой человек принял слова буквально и начал пробираться к нам поближе, чтобы ответить Кате действием на то звуковое раздражение, которое поступило с ее стороны. Я понял, что нам пора ускорить расчеты и направиться в сторону двери во избежание серьезных проблем с поверхностью кожи и состоянием лицевых мышц назавтра. Но это не входило в Катины планы. Она достала сотовый телефон и, нажимая какие-то кнопки на нем, сказала нападающему:

- Я не танцую с дегенератами. Пошел вон отсюда!

И уже в трубку.

- Ну, где ты? Tут ко мне уже лезут!

Молодой человек посмотрел на меня и спросил:

- Кому она звонит?
- Шерафутдинову, - неожиданно вспомнил я фамилию нашего утреннего знакомого.
- А вы его гости?- агрессия быстро пошла на убыль.
- Да, гости, - опомнилась Катя. Успокоился?
- Извините, пожалуйста, ее, у нас был тяжелый день.

Парень, не отвечая, пошел к выходу. Уже у двери он повернулся и оглядел нас, запоминая. Я стал молиться, чтобы не пристрелили. Но в это время дверь распахнулась, и в кабак вошла копия Шварцнеггера, разве что без автомата. Катя с визгом повесилась на Арнольда, и они закружились в поцелуе в центре зала.

Шварц оглядел зал и спросил Катю достаточно громко, чтобы и я услышал:

- Кто к тебе лез?
- Да уже ушел он, - ответила Катя, сияя. Садись сюда!- И опять полезла целоваться.

Как-то сразу стало ясно, что мне пора спать, и я начал собираться уходить. Я пожелал Кате и Катиному знакомому счастливого вечера и выразил желание выехать пораньше.

- Не бойся, братан, пулей долетим, - ответили мне, не разжимая губ.
- Не сомневаюсь, - ответил я и поплелся к себе в номер.

На утро, когда я вышел из номера, то через стекло увидел громадный Хаммер с чимкентскими номерами, припаркованный прямо у входа. Мои спутники счастливо улыбались друг-другу, но когда увидели меня, я узнал в их глазах тоску и еле заметное раздражение из серии “и на черта ты нам сдался”. Мы выписались из гостиницы и все вместе пошли к машине. Я спросил зачем-то, а не трудно ли ездить с казахскими номерами по узбекской территории. Катин друг ответил загадочно:

- Они стараются меня не замечать.
- Что вы имеете в виду?
- Ну, я делаю вид, что я их не вижу, а они делают вид, что не видят меня.
- И что, никогда не останавливают?
- Никогда, пока я этого сам не захочу.
- А как же на границе?
- А зачем мне ехать через границу на такой машине?- не понял мой вопрос Катин друг и повернул ключ зажигания.

Хаммер рванул, и действительно со скоростью пули мы понеслись в сторону Учкудука. Я даже обрадовался, что мы едем на военном вездеходе, потому-что по такой дороге от наших БМВ и мазды ничего бы не осталось. Я быстро почувствовал себя лишним в нашей тройке и поэтому спокойно перебрался на заднее сиденье и заснул.

Я проснулся от того, что чья-то рука толкала меня в бок. Никого в машине не было. Я поднял глаза и увидел, что наш вездеход (точнее вездеезд) стоит посреди большой толпы детей, которые держат плакаты с лозунгами, провозглашающими здравицы в адрес моей конторы и датскими флагами вперемешку с узбекскими. Я приподнялся на сиденье и увидел, как Кате и ее другу несут навстречу цветы. Недалеко стояла группка девчонок в национальных костюмах, готовых броситься в пляс. Отовсюду грохотала народная музыка. При этом ветер гнал из-за бугра какую-то странную невыносимую вонь. Ко мне обратился мужичок:

- Ну, пока основная делегация будет участвовать в открытии наших заведений, мы накормим шоферов, - я так понял, он намекал на меня.
- Нет, вы ошиблись. Я не шофер, - не очень энергично запротестовал я, так, что мой собеседник не услышал. А скажите, чем это так страшно воняет?
- А пока ждали делегацию, то начальник гороно никому не разрешал пользоваться новыми туалетами. А ждали мы три дня - нас никто не предупредил, что вы задержитесь. А старые туалеты снесли тоже три дня назад. А в каждой школе у нас тысячу четыреста школьников. Школы две. Вот и насрали за полнедели.

Я пристал на высокую подножку вездехода и увидел за бугром бескрайнее поле, усеянное бумагой и говном. Там и сям стояли и сидели дети на корточках и справляли нужду.

- Ну что, пойдете обедать?
- Да нет, пожалуй, - ответил я через смесь тошноты и стыда, и, расталкивая детей, начал продвигаться вперед, чтобы успеть получить знаки гостеприимства самому.

+++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++++

Через три месяца после закрытия экспертная комиссия организации признала проект удовлетворительным.