«Исчезнувшая» с фотографии. Часть 4. НЮгативное начало.

Автор: walter Если рассматривать дальнейшую жизнь Ваки сквозь временную лупу, условно приняв один год за один час, то хронология событий была такова.

Первые десять секунд после возвращения из Фленсбурга изобиловали весьма переменчивой погодой. Сперва Вака получил от редакции своей газеты благодарность и премию в размере 45 рублей за статью о немецких комсомольцах. Потом пришлось выслушать гневный выговор редактора за утерянный фотоаппарат и вернуть премиальные в качестве компенсации. Испорченное настроение было тут же исправлено трехсекундным загулом с друзьями. Из вытрезвителя Вака был немедленно приглашен в местный пункт по добровольной сдаче партбилетов, где на его дальнейшей жизни поставили жирную печать «Исключен из комсомола». Сей факт никак не обрадовал главного редактора газеты, в которой работал Вака, поэтому пришлось расписаться еще в одном документе, после чего срочно занимать очередь в центр занятости населения.

В течение следующего часа своей жизни Вака неожиданно узнал:
- что привезенные им из ГДР шарики имеют совсем иное предназначение, чем быть просто украшением стен местной столовой по случаю его с Татой бракосочетания;
- что многие из тех, с кем он кричал в немецких пабах «За победу!», помнят его и ждут снова в гости;
- что Тата беременна;
- что появилась вакансия корреспондента в журнале «Вокруг света»;
- что их дочурка гораздо чаще показывает фигу своему отцу, нежели матери;
- что…

…рассматривая только что взятый из типографии свежий номер журнала, Вака поперхнулся горячим кофе.
- Откуда у тебя эта информация? – поинтересовался Вака у коллеги из международного отдела.
- «Бильд» прислал на прошлой неделе, а что? – попытавшись стереть брызги Вакиного кофе, Павел лишь еще больше размазал коричневые кляксы по странице раздела «Частная коллекция». – А не плохо за фотографию заплатили то, а?
- Ых, - буркнул Вака и поспешил к двери, которую большинство из сотрудников открывали с нервной дрожью в коленках.

Вака и сам удивился, с какой легкостью он смог убедить главного редактора в создании новой рубрики «Большое путешествие». Предложение о репортаже из пивоварен баварских монастырей тоже, совершенно неожиданно, было одобрено и подкреплено подписью на командировочном листе. В этот момент Ваке показалось, что судьба, наконец, повернулась к нему правильной стороной.

В вечернем разговоре с Татой по поводу командировки, Вака понял, что договориться с судьбой, гораздо легче, чем с женой. Зеленый свет был дан только после обещания, что по возвращении из месячного отпуска, а именно так Тата расценивала командировку, Вака на протяжении полугода будет вставать ночью, если их малышка закапризничает. Вака и не подозревал, каким мучениям он себя подвергает, давая это обещание. Но в тот момент об этом он не думал, все его мысли были заняты поездкой, истинную цель которой он утаил и от главного редактора и от Таты. А ночью его навестили кошки, и мучительно долго выцарапывали у него на душе: «Почему ты не сказал Тате?»

Если пристально всмотреться в линзу времени, то следующие полминуты Вакиной жизни вызывают чувство уважения перед стойкостью советского гражданина – посещение каждого из 23 монастырей непременно заканчивалось дегустацией местного пива, и глубокую степень сострадания – похмелье выпитых декалитров по утрам неизменно сжимало голову тисками. Впрочем, это обстоятельство нисколько не смущало Ваку, и репортаж о баварском пивоварении писался легко и интересно.

За время пребывания в Баварии Вака выучил пивную молитву, которая была необходима для лучшей усвояемости напитка. Сам же монахи удивили двумя фактами. Во-первых, один Maß (нем. Мас – пивная кружка объемом 1 л.) они могли выпить за пять глотков. Достигнуть такого мастерства Вака сможет лишь через десять лет. А во-вторых, они изрядно захмелевали после этих пяти глотков и уходили к себе в покои. Сей факт неустойчивости монахов перед великолепным напитком Вака списал на хроническую нехватку секса.

Во время посещения последнего монастыря Клостенбург, расположенного на берегу живописнейшего озера Бодензее, Ваке показали древнейший способ проверки качества приготовленного пива. Сидя в кожаных штанах на деревянной лавке облитой свежим пивом, Вака неспешно употреблял вкуснейший напиток, который, как говорят одни, придумал Бог, из бокала, который, как утверждают другие, преподнес человечеству Дьявол. Вечер был благосклонен к Ваке – сумерки были густыми, как утренний туман над речкой, а улицы безлюдным - что и позволило нашему герою добраться в одном нижнем белье до своей гостиницы незамеченным. Удивленный взгляд недремлющего привратника не в счет. Дегустируемое пиво оказалось не только вкусным, но и качественным – кожаные штаны так и остались на лавке, ни Вака ни монахи отодрать их не смогли. Пивовар получил прибавку к жалованию, а Вака хорошую порцию адреналина.

Как и рассчитывал Вака, материал для журнала был готов раньше срока. До возвращения в Москву оставалось еще три дня, которых должно было хватить, чтобы решить еще один вопрос. Ведь придуманная новая рубрика была всего лишь предлогом, и как оказалось, весьма удачным. В купе поезда на Фленсбург Вака разлепил склеившиеся от кофе страницы журнала. Эту фотографию он помнил очень хорошо.

Полгода назад, находясь в Германии по заданию редакции молодежной газеты, он запечатлел на этом снимке залив полуострова Ангельн, что недалеко от самого Фленсбурга. А сама пленка осталась в Лейке, которую он потерял. Под фотографией с подписью «Фото неизвестного из СССР» был небольшой текст:
«Снимок неизвестного фотографа на прошлой неделе был приобретен владельцем английской судостроительной верфи в Уоллсенде – сэром Генри Плакеттом. По его словам, лодка на переднем плане очень похожа на самую первую модель, спущенную с лесов его верфи тридцать лет назад.
– Я подарил ее своему деду, который любил порыбачить. А после его смерти, лодка тоже исчезла, - сказал Генри П. – Теперь бы я хотел найти саму лодку, а пока пусть у меня будет ее фотография. Ведь именно с этой модели, которая оказалось очень удачной – всего было выпущено более десяти тысяч таких лодок, и начался мой бизнес.
Фотография была куплена у скандально известной предпринимательницы Беатэ Узе, которая предпочла не раскрвать историю происхождения фотографии, упомянув лишь, что это подарок от советских комсомольцев. Сама же фотография была куплена за пять тысяч фунтов стерлингов. Немыслимая цена за любительский снимок»

- О как, в жизни то бывает, - вдохнул свежий летний воздух Вака, выходя из поезда. Фленсбург встретил советского гостя сочной зеленью аккуратно подстриженных деревьев, блестящими от недавнего дождя улочками, и все тем же знакомым ароматом карамели из маленьких пекарен. Найти магазинчик в котором работала Беатэ Узе не составило особого труда. Связанное с не столь приятными для Ваки воспоминаниями, дерево было по-прежнему на месте. Обойдя его на всякий случай несколько раз – а вдруг Лейку так никто и не нашел – Вака зашел в магазин.

Сладкий звон дверного колокольчика весело разлетелся по внутреннему помещению. На первый взгляд с тех пор тут ничего не изменилось. На стойке - та же ваза с разноцветными упаковками из фольги. Вака даже немного поежился, вспомнив свою свадьбу, когда кто-то из знакомых отца поинтересовался, почему шарики на стенках очень похожи на изделия номер один. В глубине по-прежнему стояла стеллаж с тем, на что Вака не только смотреть, но даже и думать об этом не желал. Хотя мельком заметил, что стеллаж заметно увеличился, собственно, как и размеры выставленных на нем образцов. Кругом все блестело от каких-то цепочек, на вешалках тихо колыхалась довольно откровенная одежда для женщин, мужского фасона Вака не нашел. Появилась пара новых шкафчиков, где к книге «Шрифт Х» добавилось еще несколько произведений. Вака решил прикупить парочку книг, во-первых, чтобы поупражняться в немецком, и во-вторых, чисто из любопытства – может, чё толковое там написала эта Беатэ.

И еще кое-что было в углу магазина, на что Вака сразу и не обратил внимание. На небольшой стеклянной полочке стояла его Лейка, рядышком лежали комсомольский значок и проявленная фотопленка, а над всем этим, висела небольшая фотография, которую Вака уже видел в журнале.

- За фотоаппаратом вернулся? - раздался из-за правого плеча знакомый мягкий голос.
- Эээ..здрасьте, Беатэ, - несколько растерявшись от неожиданности, Вака обернулся к той самой женщине, которой предстояло изменить его жизнь.

Беатэ рассказала Ваке, что Лейка лежала под деревом, и тогда она кричала ему вслед, но он так и не услышал ее. Боясь, что пленка в мокром аппарате может испортиться, она проявила ее и, увидев пару негативов, сделала фотографии, которые, кстати, по достоинству оценили ее знакомые фотографы. По пути на вокзал Беатэ сделала Ваке предложение, которое он примет спустя лишь три года. А перед самым поездом, она передала небольшой конверт со словами:
- Хорошее у тебя начало! Но ты можешь больше. Подумай над моим предложением.
- Может быть, - попрощался Вака, будучи весьма довольным тем фактом, что Лейка досталась ему всего за 45 рублей - возвращать ее в редакцию газеты, естественно, он не собирался.

А наш временной хронометр задорно отщелкивает секунды дальнейшей, весьма интересной и успешной жизни товарища Ваки. Первая статья «Большого путешествия» была тепло принята читателями журнала, что подтверждали многочисленные письма в редакцию. Уже через час по условному времяисчислению Вака стал замом главного редактора. Свое обещание успокаивать ночью малышку Вака сдержал, исправно вставая в течение полугода и меняя пеленки. К многочисленным командировкам своего мужа Тата привыкла и, похоже, смирилась, потому что скандалов в их семье больше не было. В конверте оказались те самые пять тысяч фунтов стерлингов. Однако, учитывая тогдашнюю монетарную политику советского государства, они оказались абсолютно бесполезными и были припрятаны до лучших времен. И все же, не смотря, на вроде бы благоприятную и даже более чем для советского человека, жизнь, Вака спустя указанное выше время принял предложение Беатэ Узе.

Он работал фотографом в одном из филиалов ее зарождающейся империи в Мюнхене. В первый день фотосъемки Ваку от увиденного сначала вырвало, потом стало стыдно, а вот потом уже стало вообще все равно. Своим талантом он выискивал наиболее удачные ракурсы взаимоотношений обоих полов, которые обычно остаются тайной за дверьми спальни, и которые так любила «резать» советская цензура. Журналы с этими фотографиями расходились огромными тиражами по всей Германии. Через некоторое время Вака привез Тату с подросшей дочкой в столицу Баварии, и тут они прожили долгие и весьма счастливые, только потому, что Вака тщательно скрывал место своей работы, 15 лет.

Не потерянные связи с журналом, для которого Вака продолжал все это время писать, и припрятанная заначка в конверте, позволили уже в России открыть свое издание. Фотографии Ваки покупали многие зарубежные издательства, показывались на многих выставках, в том числе и закрытых (ну…фотография ‘такого’ характера была просто хобби); Вака сам делал репортажи из тех мест, куда не добирался до него ни один журналист; знаменитые фирмы пользовались его услугами для съемки своей рекламы; все это сопровождалось многочисленными наградами; и в итоге, среди прочих заслуг, президентское кресло в Международной Ассоциации Фотографов.

Прекрасным подарком к юбилею его и Таты свадьбы стал внук Степан, который первым делом ухандохал бережно хранимую Вакой Лейку. Жизнь бурлила, а время неумолимо несло Ваку к его золотой поре. Все больше времени он проводил с Татой у себя на «вилле» в местечке Мутино, городская жизнь в конец утомила. Тут было спокойно и тихо. Частенько его навещали друзья со всего мира, а Беатэ Узе, случайно узнавшая про разбитую Лейку, немедленно приехала погостить к своему, сотруднику и другу, и подарила «специальный», как она его назвала, фотоаппарат. Особая система зеркал и две накладывающиеся друг на друга пленки позволяли творить чудеса фотографического монтажа, который происходил, так сказать, непосредственно во время съемки. Парочка таких фотографий получила мировую известность, а эксперты, не найдя следы пост-монтажа, умоляли Ваку, открыть секрет полученных изображений, уговаривая его при этом зачем то проснуться:
- Поооодъем, пора вставаааааать!
Ни вставать, ни рассказать про фотоаппарат Ваке не хотелось.
- Да просыпайся же ты наконец, - и что-то звонко шлепнуло по щеке.

Дед Вака поочередно открыл глаза и осмотрелся.
- Тюфу ты, тож нада! Заснул, - пробурчал Вака, растирая свои конечности, занемевшие за ночь, которую он так и провел на своем любимом топчане на веранде.
- Я поехала к дочке нашей, а ты вставай, поди - приберись, Степан же скоро приедет. Пельмени в морозилке, - напомнила Тата. – И чтоб не пил много, я завтра вернусь, понял?
- Точно, Степка же едет, - и едва Тата скрылась за воротами, дед Вака снова задремал…

Плотный рев двухлитрового двигателя окончательно вывел деда Ваку из полудремы. Влетев сквозь клубы пыли во двор, старенький Мустанг словно вкопанный замер около самой веранды.
- Старье, а работает то как исправно, - восхитился Вака, привстав, чтобы встретить своего внука.
Машина одобрительно чихнула, согласившись с заключением деда, и открыла водительскую дверь, позволяя выйти Степану.
- Привет, дед!
- Хеллоу, малыш!
Сквозь хруст крепкого рукопожатия двух поколений донесся сладкий и невнятный голос из машины:
- Мальчии…ик…ки, где можно тут у вас умыться?
Тут дед вспомнил, что Степан собирался приехать не один. Рассмотрев пассажира сквозь лобовое стекло, Вака оторопел. За время работы у Беаты он видел многое и многих, но что б такой красоты!!!
- Ух, ёпт! – только и сказал Вака, открывая дверцу уже вываливающейся из машины полупьяной блондинке.
- А ну-ка, подруга, выходи из круга, покажи, как ты мясиста и упруга, - на ходу срифмовал дед.
Степан смущенно улыбался в сторонке. Он то знал, какой денек им предстоит…