Никифор

Автор: Осквернитель Иван Дорофеевич Кряжкин, 47-летний предприниматель и совладелец мануфактуры «Шитхеррбауманн и сыновья», пробудился ото сна в удручающем расположении духа. Вчерашний вечер с викторинами, танцами и молодыми профурсетками со 2-й Николаевской давали о себе знать гулкими абстинентными перекатами в голове. Иван Дорофеевич бедственно простонал и приоткрыл правый глаз. В его новеньком особняке царил совершеннейший бедлам и светопреставление. По всей зале были разбросаны бутылки из-под шампанского, бесценные ковры усыпаны окурками, пеплом сигар, остатками салатов и дичи. Люстру
легкомысленно украшало охальное изобретение англичанина Кондома. Левое око распахнулось с не меньшей трудностью и тут же закрылось вновь. На крышке массивного рояля в вольготном положении и абсолютном неглиже почивала известная певица мадам Конявская. Ее пышные бледные ляжки, бесстыжим манером раскинутые в стороны, открывали мутному взору нашего героя крайне развратную срамную картину. Он подавил приступ внезапно нахлынувшей рвоты и, пожалев об отсутствии фотографического аппарата, сполз с дивана.

Невероятным усилием естества, приняв вертикальное положение, Кряжкин почувствовал внутреннее неудобство. Попросту говоря, ему безотлагательно потребовалось оправиться по большой надобности. Иван Дорофеевич намерился, было произвести сие действо прямо-таки тут же – за диваном – однако он вспомнил, что находится в своем собственном доме, а не на званом вечере у г-на Крюкова или у генерала Заечкина, где ему неоднократно доводилось вытворять данный комический кульбит, в частности, за портьерой или под лестницей. В это мгновение отвратительная субстанция в утробе предпринимателя неожиданно взбурлила, и тот, взвыв и выпустив облако сногсшибательного смрада, ринулся в сторону своего спасения – клозета.

Об уборной Ивана Дорофеевича Кряжкина стоит рассказать особо. На всей Старопетровке, да что там, даже у самого генерал-губернатора не наличествовало такого чудного современного туалета. Нередко бывавшие у Кряжкина гости обожали подолгу проводить там время. Когда еще приведется облегчиться на самом настоящем французском унитазе! Выложенный розовым мрамором пол весьма приятственно согревал ступни, благодаря хитро подведенным из подвала паровым трубам. Особенное удовольствие всем посетителям этого клозета представляло нажимать массивный выполненный из резной слоновой кости рычаг слива и с восхищением следить, как водный поток подхватывает и уносит смердящие экскременты, оставляя унитаз
безукоризненно сияющим безгрешной чистотой. Устройство собственной канализации стоило Кряжкину немалой части сбережений. Выписанный из-за границы австрийский инженер в течении одного месяца спроектировал и установил в подвальном помещении паровой насос, откачивающий нечистоты по специальным медным трубам, а затем довольный щедрым вознаграждением скоро отъехал обратно.

Ворвавшись в уборную, Иван Дорофеевич застыл в полнейшем смятении. Кустистые брови предпринимателя негодующе сдвинулись вместе, а лицо сморщилось гримасой чрезмерного отвращения. Унитаз! Его ненаглядный унитаз, гордость и украшение дома пребывал в чудовищно-мерзопакостном состоянии. Всю полость унитазной раковины, а также пол, стены (и даже потолок!) покрывали засохшие коричневые брызги фекальной массы. Но больше всех, несомненно досталось унитазу, сливное отверстие которого
было наглухо забито толстым слоем человеческих испражнений.

- Аким! Аки-и-и-им!!! – зажав пальцами мясистый нос, Кряжкин принялся звать лакея. – Да где тебя черти носят, шельма ты этакая?! Кто допустил сие безобразие??!!

Но ему ответило совершеннейшее молчание, лишь большие зеленые мухи оживленно жужжали, весело барражируя над кучами кала, будто радуясь нежданному пиру. Между тем, очередная волна внутреннего напряжения, грубым образом прервала все его измышления. Рыча под нос всевозможные проклятия, Иван Дорофеевич скинул портки и, задрав полы халата, плюхнулся на обгаженное чудо инженерной мысли. Его нутро с могучим напором и с характерными нелицеприятными звуками принялось исторгать целые фунты водянистого дерьма. Лицо предпринимателя разгладилось в долгожданном облегчении, и только иногда он морщился, когда отвратные брызги коварным образом касались его филейной части. Выполнив, наконец, это безотлагательное дело первейшей необходимости, Кряжкин поднялся в поисках сортирной бумаги. Не обнаружив таковой в пределах досягаемости, он, не долго поразмыслив, сорвал красную шелковую заневесь и тщательно вытер ею заднее место.

Состояние духа с угнетенно депрессивного сменилось на праведно гневное. Иван Дорофеевич взялся за рычаг слива, намереваясь смыть нечистоты, но к своему недоумению не смог сдвинуть его ни на дюйм. Тогда, приложив недюжинное усилие, Кряжкин всем своим одиннадцатипудовым весом повис на проклятом рычаге, который, не выдержав чудовищной тяги, начал со скрипом опускаться вниз. Будто уразумев бесполезность сопротивления, тот внезапно пошел более свободно, и не ожидавший подвоха предприниматель сверзился на пол, прямо в коричневую лужицу. Но звука льющейся воды Кряжкин не услыхал. Напротив, откуда-то из недр унитаза послышалось глухое
отвратительное хлюпанье, и через секунду он превратился в извергающий тошнотворную массу гейзер.

Спустя какое-то непродолжительное время все успокоилось, и Кряжкин из злополучного клозета на четвереньках убыл в коридор.

- АКИИИИМ!!! Сучье отродье! Где ты, мать твою за ногу?!

Придя к мнению, что ответа ему не дождаться, Кряжкин направился к лестнице ведущей в подвал, чтобы посмотреть, что же все-таки приключилось с неизменно идеально работающим канализационным насосом. Следует отметить, до этого печального происшествия Ивану Дорофеевичу и в голову не приходило, зачем бы то ни было спускаться туда. Даже когда из Германии прислали огромный короб – два на два аршин – он не потрудился заглянуть в него, дабы убедиться в целостности и комплектации всех механизмов, а лишь через поверенного отправил подписанный чек на оплату и расписался в получении. И теперь Кряжкин готов был рвать остатки волос на голове, если б они не были перепачканы фекалиями. Как же так? Ведь и двух недель не минуло, как поставили этот чудо-насос, гарантийное обязательство на который давали аж на 25 лет!

Вниз вела темная скрипучая лестница, сходить по которой Ивану Дорофеевичу жуть как не хотелось. «Куда же Аким-то запропастился? – подумал предприниматель. – Пороть же прикажу сукиного сына, если он опять вчера под шумок наклюкался!» Разыскав тут же, у лестницы лампу и спички, Кряжкин без промедления спустился вниз. Подвальная дверь была, конечно, заперта, но ключ скоро обнаружился тут же, висящим на гвоздике. Бесшумно отперев добротный английский замок, Иван Дорофеевич распахнул дверь и едва не задохнулся от чудовищной вони, какая бывает только в портовых закоулках, используемых простым людом по естественной надобности. Не без труда ему удалось унять очередной рвотный позыв. Стараясь не дышать носом и щуря слезящиеся глаза, предприниматель направился вдоль полок, уставленных банками с соленьями, в сторону помещения, над которым располагалась уборная.

- Господи Иисусе!..

Иван Дорофеевич свернул за угол и, спустя мгновение, чуть было не выронил лампу, когда понял, чтО же все-таки он видит. Впервые в своей жизни Кряжкин ощутил, как волосы его шевелятся и становятся дыбом. Ему немедленно захотелось со всех ног кинуться прочь отсюда, но мертвенное онемение холодной лапой сковало ставшее будто чужим тело. Все пространство немаленького помещения занимала гигантская дряблая туша. Понемногу оправившись от нервного потрясения, Иван Дорофеевич смог внимательней разглядеть фантасмагорическое тело и понял, что видит перед собою человеческое существо, раздутое до невероятнейших размеров, как вширь, так и в высоту. Из жировых складок туши виднелись крохотные, будто детские, ручки и ножки. От вида этих маленьких недоразвитых конечностей Кряжкина незамедлительно вырвало. Утеревшись и отдышавшись, он поднял взор выше, к потолку, откуда должны были идти трубы, и… его вырвало еще раз. Обрезок медной трубы торчал из перекрытия, а под ним находилось премерзкого вида физиономия с неестественно широко разинутой пастью, из которой бурым ссохшимся потоком изливались самые настоящие экскременты. И, насколько мог судить Иван Дорофеевич, признаков жизни ОНО не издавало. Из трубы тихо шлепнулся очередной кусочек кала и скатился по серому страшному брюху.

Неожиданно позади послышались тихие шаркающие шаги, отчего наш герой чуть было не лишился чувств. В свете лампы показалось мятое заспанное лицо.

- Аким! Ты, стервец?! Где ж тебя носит-то? Что тут происходит? – Кряжкин совершенно искренне был рад видеть своего нерадивого лакея.
- А вы-то как тут оказались, сударь? – Аким спросонья протирал веки. – Матерь Божья! Никифорушка! Да он ж не живой совсем, глядите сударь! Никифор, как же так?..
- Никифор? Это что еще за Никифор??? Где мой немецкий паровой насос???
- Дык, вот ж он, насос-то ваш… Этот ижинер-австряка сюды его привез, как обращаться научил… - развел руки в стороны Аким.

Иван Дорофеевич заметил остатки ящика, в котором, очевидно, привезли Никифора. Он даже разглядел табличку с немецкой надписью: «Nikifor ist gut isst der Scheisse! ©». А ниже находились забавные искусно выполненные картинки с изображенным в разных ракурсах Никифором.

- Чего ж вы, баре, вчерась так набедокурили-та? – В сердцах плюнул Аким. – Такого человека заморили… Он ж поди захлебнулся, бедняга…
- Не переживай, Акимка, - Кряжкин ободряюще хлопнул его по плечу, - нам ведь немчура гарантию дает на эту нехристь, нового вышлют! Эх, столько денег Гансы у меня вытянули за какого-то холопа… Вот жеж сучье племя!