[ принято к публикации 18:05 23-10-2007 | Saddam | Просмотров: 1325]
Привит иммунитет… Совет врачей был строг… И, сняв очки, небрежно глаз прищурив, нравоучительно гнусавил мне, что бы 2 дня не трогала где сердце, и что бы избегала нервных срывов… Потом, заклеив пластырем мне рану, зашитую какими-то там швами (один студент так долго восхищался искусством выполнения работы!), мне повторили полный инструктаж о том, что мне не трогать и не мыть… А я покорно головой кивала… В регистратуре выписали справку о том, что мне трудиться, в общем, вредно (и я была согласна!!!), и поставив, слегка размазав круглую печать, меня впустили в мир, велев явиться через 4 дня, чтобы проверить – как там сердечко… , долго ли протерпит… и вообще протерпит ли хоть сколько…. Я вышла в мир подопытной зверушкой. Болело. Ныло. В общем, было скверно. И в лужах отражалась проза жизни, но я тогда была и прозе рада… Дошла до дома, вскипятила чаю, оставив стынуть, слушала кассеты, смотрела телевизор, и под вечер случайно, мимоходом позвонила кому-то из друзей мужского пола… Ну, не уверена, что друг звучит уместно, но в общем, одному из прежних кадров… И напросилась в гости… Пригласили… Я долго феном голову сушила, и перед зеркалом час внешность улучшала при помощи румян, помады, туши – всего, к чему привыкла в эти годы… Копалась в тряпках, злилась-что же выбрать… Казалось – не к одной из прежних пассий иду, а на свидание с судьбою…. Настолько нервы были все на взводе. И наконец найдя любимый – черный (цвет траура, я от него балдею), почувствовав, что выгляжу отлично, я закурила – с кайфом и с ментолом… Одно другому, впрочем, не мешало. Повязку можно было и в помойку. Что я и сделала… Дверь заперев ключами, я цокала по улице сердито. Дошла. Пила потом сухое, рассказывала, что совсем не больно, режим больничный по часам тянула, и в общем, что почти ж то не жалею…. И что вот Анька… Слышал? Ну а..? Тоже? Так вроде новостей других и нету… И он, целуя на прощанье руку, просил звонить и заходить почаще…А вечер плыл зеленым пластилином, и воздух лип к накрашенным ресницам…На черный бархат падали снежинки и притворялись тополиным пухом… Но, впрочем, было лето… Это точно… И я из телефона-автомата автоматически твой накрутила номер… А ты взял трубку… Как ни странно – дома…И я решилась медиков проверить, и, отряхнув налипшие сугробы, зацокала к ближайщей остановке. Через минуту подошел автобус, и мне досталось место у окошка…Я ехала к тебе, прекрасно зная, чем кончится печальный этот вечер. Шаги считая до твоей квартиры, звонка нажала выпуклую кнопку и стала ждать, что вот-вот сердце дрогнет… Но все молчало под тугими швами… Ты дверь открыл, совсем не удивившись, и бросив мне – Привет! Пошли, покурим, - небрежным жестом отодвинул маму, которая пыталась разглядеть, отобразив дежурную улыбку… Она меня не видела ни разу, но очень мило «здравствуй» говорила, когда по телефону отвечала… Ты закурил и поглядел в пространство. В пространстве были крашеные стены, исписанные матерным фольклером… Потом сказал – «Ты извини конечно…»…. Я перебила, и ответив – «Что ты…» чуть-чуть помяла Winston, чиркнув спичкой, пускала дым и слушала твой голос… А сердце не стучало и не ныло, как было раньше… Медики – вы боги!!! Я первая смогла все пересилить и ровно час и 45 минут я на столе лежала под наркозом, пока мне сердце от тебя спасали, одновременно с этим и рискуя, и ставя опыт для научных целей… И вот пожалуйста… Пощипывает рана, но скоро заживет… Пожалуй, стоит с тобою попрощаться… Докурила, и,выбросив окурок, обернулась… Ты все молчал, и, сидя на ступеньках, болтал ногою в тапочке потертом… И я в глаза твои безбожные взглянула, и все слова простые позабыла… Как рыба рот беззвучно открывала… Ты понял все… И, странно улыбнувшись, к моей груди поднес свои ладони, и пуговка за пуговкой расслабил мой черный бархат…. Сердце заломило,и застучало, и опять заныло… И я подумала – сознание теряю… Но, облизнув накрашенные губы, я сжала кулаки… Ну нет, довольно… И собралась на место все поставить. И пуговицу первую нащупав, увидела, как бьёт в твоих ладонях моё заштопанное, маленькое сердце… А на груди остался только шрамик, как будто опытов и не было в помине… А ты, ладонь сжимая в такт пунктирам, живой, стучащий, огненный комочек для подстраховки пальцем прижимая, смотрел все с той же странною улыбкой… Потом ты повернулся и ушел, вернувшись быстро, потирая руки, сказал – Была бутылка водки. Я вылил в банку, так ведь будет лучше… До следущего раза сохраниться, когда ты вздумаешь опять со мною спорить…
Тоска-убийца целится в висок за гранью глаз, где мир зеркально-странен стозвучным эхом шепчут губы строк, а конь чужой все бьет копытом в камень.
Безмолвный крик, и в тишине ответ что обретёшь лишь серость и унылость. Смысл ускользает, тает словно свет, а нежить - грусть царит, набравшись силы....
В первый класс меня привели насильно. Всю дорогу я вырывался, пытаясь укусить руку тащущую меня в школу. Но рука, вернее её пальцы, крепко сжимали моё ухо, ставшее малиновым. Войдя в школьный двор, пальцы крепкие отпустили моё ухо и я остался один на один с неизвестностью....
Был бы у меня не раз рисованный враг и наши отношения дошли до стадии кто кого, если враг любимый, то снимать с него кожу должна сама. И конечно зачем мне его тату-летопись только. Мне бы его уничтожение не разовое, а на всю как минимум мою жизнь. И скелет его нужен, и мясо, и всё в нестерпимой, но терпимой благодаря обезболу боли, чтобы видел и слышал....
Сегодня распахнул день новый крылья, Он над землей парит, как шар воздушный, И с неба смотрит на свою планету. И вместе с ним лечу я без усилья Подняв, как с плахи, голову с подушки, Став неотъемлемой дня компонентой.
