Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Рекомендовано:: - Ночь в окрестностях МанежаНочь в окрестностях МанежаАвтор: Француский самагонщик Где он, бронзы звон или гранита грань? В.МаяковскийОстановись, мгновенье! В.Гёте Отзвенел одинокий удар курантов, и Москва вдруг словно обратилась в гранит и бронзу – в центре города, цемент и гипс – на окраинах, да ещё мрамор – это в основном в метро. В окрестностях Манежа случилось так же: всё стало гранитным и бронзовым. И неподвижным. Враз замерли немногочисленные уже автомобили, только что летевшие к Лубянке и дальше – одни в сторону Сретенки, к бульварам и Садовому кольцу, другие – мимо Политехнического, к Китай-городу, Кремлю, на набережные, в Замоскворечье. Мгновенно остановилось мельтешение мелкой мороси, а лучи фар, выхватывавших её из полутьмы, сделались как будто твёрдыми, осязаемыми. Перестали полоскаться на ветру, но не опали бессильно, а застыли, точно изваяния, огромные флаги над Большим Кремлёвским дворцом и над Думой. Люди, ещё бродившие в этот час по площадям и улицам, тоже превратились в статуи. Даже лейтенант милиции Макеев, несший службу на углу Никитской и Манежной, у светофора, собравшегося было переключиться на зелёный, но застрявшего на жёлтом, и тот окаменел. Опустил веки, моргнувши, да так их и не поднял. Словом, замерло всё до рассвета. Но не до рассвета. И не всё. Всадник медленно поднял руку, коснулся козырька фуражки. Не поворачивая головы, лишь поводя глазами, посмотрел направо, где когда-то стояла¬ гостиница «Москва», – неопределённо дёрнул уголком жёсткого рта, – потом налево, на развесёлую компанию мишек и зайчиков. Упёрся тяжёлым взглядом в пародию на самого себя, – в некрупного карикатурного Победоносца верхом на чём-то вроде морского конька. Затем всадник моргнул – наблюдатель услышал бы негромкий, но чёткий каменный стук, – потрепал своего жеребца по мощной шее, вытянул губы дудочкой, причмокнул. Конь тронулся неспешным шагом, вынес седока на мостовую. – Левее, Серко, – отрывисто скомандовал всадник, чуть натянув узду. Конь послушно повернул и, аккуратно огибая машины, двинулся наискосок через площадь. Некто в парике, камзоле, штанах до колен и башмаках с пряжками сидел на скамье в позе, говорившей о сильной усталости и явном желании выпить с устатку чего-нибудь крепкого. Короткоштанный почувствовал покалывание в затекших ягодицах. Он выпрямил спину, вытянул ноги, разминая их. Потом встал со скамьи, спустился, прихрамывая, во двор красивого здания, выстроенного в стиле классицизма, близоруко всмотрелся в ночь. До слуха обладателя камзола донеслись мерные удары. Из тумана появился всадник. – Смиррр-на! – гаркнул он. – Ррравнение! на! знамя! Короткоштанный вздрогнул, вытянулся в струнку, затем пробормотал что-то про себя, расслабился и сварливо ответил, сильно окая: – Здорóво живёшь, Егорушко! Всё шутишь… Всадник остановил коня, грузно спешился, протянул руку для пожатия. – Здорóво, Василич. Как сам? – Вот хромаю, – сообщил короткоштанный. – Выпить есть? Всадник коротко гоготнул, за ним негромко ржанул конь. – А как же! Егор вытащил из кармана галифе приличных размеров фляжку, свинтил колпачок, приложился, протянул Васильичу. – Благодарствую, – слегка поклонился Михайло Васильевич Ломоносов и сделал хороший глоток. – Да уж будь, – отозвался Георгий Константинович Жуков. – Хорошо, – оценил Ломоносов, прислушиваясь к своим ощущениям. – А то сидишь, сидишь… – Ну, раз хорошо, тогда – за Саню Рукавишникова! – провозгласил Жуков и снова приник к горлышку. – Молодчага, что в карман мне фляжку заваял! С пониманием мужик. А закон твой, Василич, – объявил он вдруг, – говно! – Отчего ж это говно?! – Да оттого. Это не иначе, как Лавуазье тебя с толку сбил. – Я первый открыл, – возмутился Ломоносов. – Это я сказал: если где чего убавится, то, стало быть, в другом месте столько же прибавится! Я сказал! А Лавуазье примазался! – Ну и дурак, – веско рубанул Жуков. Конь фыркнул и подтверждающе мотнул головой. – Вернее, оба дураки. Вот, гляди, – маршал потряс фляжкой. – Сколько было, столько и осталось. Хоть всю ночь пей. А нам с тобой веселее сделалось. Так-то. А ты говоришь. Погоди, сейчас закусим. Серко, сообрази-ка пожрать! Они вышли на тротуар, конь сильно топнул копытом по асфальту, отколов внушительный кусок. Жуков подобрал пластину, разломил её пополам, одну сунул Ломоносову, от другой откусил сам. – Не сахар, конечно, – произнёс он, жуя, – но ничего, жить можно. Точно, Василич? – Из нефти это делают, – пробормотал Ломоносов. – Дай-ко глотнуть, Егорушко. – Держи… А что из нефти, это да. А нефть у нас из Сибири. Тут ты, Василич, прав был – Россия, она Сибирью прирастает. – Маршал отобрал у академика фляжку и припал к ней. – На, Серко, и ты глотни, хороший мой. – Жуков с неожиданной нежностью погладил коня по широкому крупу. – И закуси, закуси, папа о тебе заботится, видишь… Да, Василич, нефть это, понимаешь, дело такое… Вот Менделеев сказанул-то, ты только подумай: топить нефтью, говорит, всё равно, что топить ассигнациями! А чем же ещё топить-то, кроме как нефтью, ну да газом ещё? Чем? Дровами, что ли? Маршал и конь синхронно заржали. – Хотя, – продолжил Жуков, – я его, Менделеева, уважаю. Водку изобрести – это, брат Василич, не шутка. Смиррр-на! – гаркнул он вдруг. Ломоносов дёрнулся. – Не ссы, матрос сиротку не обидит! Я ж тебя, Василич, ещё сильнее уважаю! Мы ж с тобой мужицкой породы! Вот Серко у меня благородных кровей, да. Но он конь, ему можно. – Да ну? – удивился академик. – А что ж кличешь-то по-простому? – Это я его так, ласково. По правде-то он Адреналин. – Скажи-ко! – восхитился Михайло Васильевич. – Адреналин… Эко… Да только ты, Егорий, знай – мы, Ломоносовы, старого роду будем. – Старого, да удалого, – невпопад ответил Жуков и хлопнул приятеля по плечу. – Ты ж, ядрёна табакерка, архангельский мужик! – Табачку бы… – Где ж его возьмёшь… У Иосифа если только. Да у него хрен допросишься, у гада. Выпили ещё, зажевали асфальтом. Помолчали. – Присесть не желаешь, Егорушко? – предложил учёный. – Да ну… Ты ещё не насиделся, что ли? И так жопа каменная. Это, – оживился маршал, – Ильич так Молотова звал: каменная, жопа, гагага! – Хе-хе, – неуверенно поддержал Ломоносов. – Который Ильич, Чайковский? – Ленин! – внушительно поднял палец Жуков. – Владимир Ильич. Он нынче на Калужской стоит, да ты знаешь. А вот Чайковский твой как раз самая каменная жопа и есть. У него вокруг очка, поди, мозоль каменная. Слышь, Василич, ну, выпили, закусили, про науку поговорили культурно, то, сё… Кураж у меня, пошли, что ли, на угол. Отколем что-нибудь лихое, а там и до баб дело дойдёт. Друзья двинулись к Большой Никитской, Адреналин-Серко цокал копытами чуть сзади. – Экое непотребство… – пробормотал Ломоносов, оглядывая застывшего рядом со светофором лейтенанта Макеева. – Точно так, – согласился Жуков. – Ух, не люблю мусоров! А вот сейчас мы ему и поднасрём. Серко! Он подвёл жеребца вплотную к постовому, засунул каменный палец коню под хвост. Серко согнул задние ноги, раскорячился. – Ну, давай, милый! – вскрикнул Жуков. – Серко ты или не Серко? Огонь! – И резко выдернул палец, как пробку из бутылки. Под ноги лейтенанту посыпалась мелкая щебёнка. – Серко, – меланхолично подтвердил Ломоносов. – Эх, – огорчился маршал. – Да что с тобой, родимый? Раньше, бывало, цельные булыжники вываливал! Захворал, что ли? Конь печально опустил голову. – Ну, не переживай, – проникновенно сказал Жуков. – Я ж к тебе один хер со всей душой. Болезный ты мой… Василич, отвернись-ка. Он поцеловал Серка в морду, потом обошёл его сзади, ухватился за круп, подтащил к бетонной тумбе, взобрался на неё, спустил до колен галифе и пристроился к коню. Ломоносов сплюнул. – Скотоложество, – пробормотал он, сильнее обычного налегая на «о», – есть богопротивное бесовство. Однако под ложечкой противно сосало, и голова шла кругом. Мог бы вспотеть – вспотел бы непременно. – Это, – сдавленно откликнулся маршал, – родная моя душа... Эх… Эх… Парад Победы с ним вместе… Эх… Эх… Эх… – Фляжку подай, – попросил Ломоносов тусклым голосом. – Тебе-то покуда без надобности… Через некоторое время Жуков глухо зарычал, а Серко душераздирающе заржал. – Всё, – услышал академик, – можешь поворачиваться. Ломоносов снова плюнул на тротуар. – Слышь, Василич, – сказал Жуков, слезая с тумбы, – а вот не пойму, чего ты теряешься. Ты глянь, в двух шагах целая орава. И мишки тебе, и зайки, и козлики разные. Зря, что ли, этот, как его, Церетели, трудился? Ты бы присмотрел кого-нибудь, да и того… – Скотоложество… – повторил Ломоносов. – Сказано: не возжелай осла ближнего твоего. – Серко не осёл, – возмутился Жуков. – Серко верный мой конь и товарищ, понял? А я считаю, что уж лучше зайку отодрать, чем пидараса какого-нибудь. – Мужеложество, – изрёк учёный, – тоже есть грех. Но меньший. – Тьфу! Упрямый ты, Василич, одно слово – Ломоносов. Ну, не хочешь зайку, так вон же сестрица Алёнушка с братцем Иванушкой. – Что ты, что ты! – замахал руками академик. – А Пётр Алексеевич?! Поблизости он тут, как придёт своим на выручку… Особливо отрокам да отроковицам. Они же все – братья во Зурабе, а государь зело велик и страшен! А коли в гневе – вовсе не приведи Господь! – А, это да, – согласился маршал. – Это понимаю. Отвесит, так уж отвесит. Не люблю грузин, – добавил он. – Зураб этот, Виссарионыч тоже… И немцев не люблю. Ну, выпьем! Поочерёдно приложились к фляжке. – Немцев и я не люблю, – сообщил Ломоносов. – Ох, в академии бился с ними! Палки о спины ломал! – Палки он ломал, – проворчал Жуков. – Ты бы повоевал с ними… Танковые колонны Гудериана видал? Группировки фон Рунштедта? Фон Бока? Клейста? А?! Дали они нам просраться… Да уж зато и мы, – он воздел крепко сжатый кулак, рубанул неподвижный воздух, – и мы потом… В собственном логове… Зверя… А грузин не люблю, – заключил маршал. – Пошли, что ли, на Красную площадь. Погуляем, покуролесим, а потом и тебе, Василич, кого-нибудь найдём. А то ты, неровен час, дрочить примешься, а это уж совсем не здóрово. Не по-нашему это. Ты уж потерпи, основоположник. Двинулись на Красную площадь. Серко трусил рядом. По пути посокрушались, что женских памятников в Москве ну совсем мало. – Фактически одна только Крупская неподалёку, – сказал Жуков. – Я бы тебя к ней отвёл, только там всё время Пушкин пасётся. Нервный, сука, чуть что, за пистолет хватается. – Знаю, Егорий, – печально молвил Ломоносов. – Ещё Гончарова поблизости, да она при храме, неловко. – Предрассудки, – отрезал маршал. – При храме, не при храме… А вот Серёга Есенин за Наталью и башку отвернёт. Серёга – это реальность, данная нам в ощущениях, как учил Владимир Ильич. Тут поперёк не попляшешь. Кстати, не знаешь, Василич, как он, Ильич-то, такое терпит, что к Крупской Пушкин всё время бегает? – Отдалённо стоит, – рассудительно сказал Ломоносов. – Ему до жены дойти, огулять и на место вернуться времени не хватит. А потом, у него на постаменте, сказывают, фигура аллегорическая – Революция. Вот он с ней и живёт. А то ли и не живёт, потому как не может. По-разному врут. Жуков засмеялся. – Ну, уж мы-то можем. Верно, Серко? Конь всхрапнул. – Во-во. Ну, Василич, пришли. Ты, если хочешь, вон с Мининым и Пожарским пообщайся. Шерочка с машерочкой, тьфу на них. А я пока слазию Лёньке Брежневу щелбана дам. Маршал изобразил мощный щелбан в воздухе. – С бюстом, конечно, не больно интересно. Но – надо. Порядок у меня такой. А то орденов со звёздами понацеплял себе, засранец. Давай только глотнём ещё по сто грамм фронтовых. Будь! Серко, а ты тут постой, сладкий мой. Возвращались тем же манером. Жуков был почти доволен проведённым временем, Серко выглядел беспокойным, Ломоносов оставался грустен и напряжён. По дороге отбивались от налетевшего и затеявшего кривляться Победоносца. Маршал зычно кричал «кыш!», жеребец храпел, становился на дыбы и молотил по воздуху копытами, академик осенял карикатурного святого крестным знамением, а тот вился вокруг на своём коньке, исполнял фигуры высшего пилотажа, дразнился иноземными словами и плевался. Потом, видать, соскучился и улетел. – Сейчас Калинину на голову нагадит, – отдуваясь, сказал Жуков. – Бог помощь, – откликнулся Ломоносов. – А вот, Егорушко, относительно женского полу… – Относительно женского полу… – передразнил маршал. – Я тебе, Василич, так скажу: я тебя уважаю, ты мужик правильный, но всё равно жалею, что тут меня поставили. Лучше бы на ВДНХ. – Неужто на Колхозницу позарился? – ехидно предположил академик. – Типун тебе! – возмутился Жуков. – Нет, в классовом смысле, оно конечно. Но уж больно здорова. И Рабочий же при ней, облом этакий… Нет, тут дело другое: есть на выставке фонтан – «Дружба народов» называется. А вокруг того фонтана пятнадцать кралей, по числу братских республик. Ммм… А поблизости и конные статуи разные, Серко бы тоже не обижался… Да вот стою тут, на Манежной, а туда и не добраться… – Жалеешь? – сухо осведомился Ломоносов. – Есть малость, – по-солдатски прямо ответил Жуков. – Но что ж делать? Куда Родина поставила, там мне и место. Вышли на площадь. С Тверской донеслось гулкое: «Возвеселимся, братие!» Серко пронзительно и жалобно заржал. Жуков быстро схватил его под уздцы и деловито бросил: – Ну-ка, шире шаг! Мне с Долгоруким делить нечего. И Серко на кобылу его всё время кидается. Ходу, ходу. – Время-то вроде бы ещё есть, – сказал Ломоносов. – Есть, – подтвердил маршал. – Пошли-ка к Чайковскому. А то ты, Василич, я смотрю, извёлся весь. – Эх! – вскричал академик, швырнув оземь парик. – Взыграло ретивое! Пошли! Дай глотнуть только! Напоследок! – Почему напоследок? – удивился маршал. – На реставрацию меня завтра ставят, – смущённо и гордо объяснил учёный. – Ишь ты... А радуешься чего? Это ж на год, не меньше. – Так-то оно так… Да только, Егорушко, пора уж почиститься, пора. Чешусь весь. Голуби замучили, спасу нет. – Ну, – решил Жуков, – тогда точно к Петушку двинем. Побалуешься перед реставрацией, гагага! На! Для храбрости! – Он протянул Ломоносову фляжку. – Да не ссы, из «Жизели» напоёшь чего-нибудь, и всё путём. А мы с Серком покараулим. Они свернули на Большую Никитскую и направились к Чайковскому. Примерно через час (по параллельному отсчёту) удовлетворённый, хотя и в треснувшем парике, Михайло Васильевич сел в приличествующей ему позе на постаменте перед зданием Университета; Георгий Константинович взобрался на верного Серка и замер вместе с ним на своём месте, подумав, что, раз Василича на реставрацию ставят, в следующий раз пить-гулять с Карлом придётся, а он дядька весёлый, хоть по-русски ни бум-бум; застыли зверюшки над торговым подземельем; устроился, где ему положено, всласть похулиганивший Победоносец. Время возобновило обычный ход. Снова заплескались флаги, и понеслись автомобили, и двинулись, куда им требовалось, прохожие. Светофор на углу Никитской и Манежной благополучно переключился на зелёный. Лейтенант милиции Макеев поднял веки, посмотрел под ноги, пожал плечами: непорядок, кучка щебёнки откуда ни возьмись. Надо будет дворников взгреть. А в остальном – всё как надо. Без происшествий. Теги:
1 Комментарии
#0 19:10 10-03-2008Юля Лукьянова
ФС! восхитительно! слог и манера повествования отдает толи Булгаковым, толи Мамлеевым. сюжет класный, как он тебе в голову пришел? "матрос РЕБЁНКА не обидит" а не сиротку к Ломоносову я в 97м году, в мои 17 лет ходил что-нибудь положыть - примета бля студенческая пока есть ассоциации с Бушковым про Пушкина читаю дальше хотя была скаска, там памятник гулял ночью. а вообще здорово конечно, так прям и видела как они совершали вояжъ вот признаюсь честно - ФСа я считаю самым вменяемым человеком на ЛитПроме. И ни одного текста не припомню, чтоб читался без удовольствия. Этот снова распечатаю и сложу в папочку к любимым текстам. По тексту - всегда радует читать, когда автор в теме. Ещё раз сказать, что тексты Самогонщега читаю с огромным удовольствием - наверно лишнее. Распечатаю и сложу в отдельную папочку - ибо зебест. Умопомрачительно. Ахуительно. Наконец-то, йоптъ. Соскучилсо по автыру. Такие вещи выделяются среди всего прочего. Как всегда интересная идея, мне почему-то вспомнилась серия ералаша, когда Долгорукий ожил. И как всегда мастерски сделанные диалоги - не устаю повторять с каждым креосом ФСа. Проста ШИКАРНЫЕ диалоги, я прям с них ваще прусь каждый рас. Ура-ура. Пиши. цинизм ниибический. как Самагонщику удается сочетать такой цинизм с несомненной любовью к людям и зверушкам - ну, воплощенным в памятниках на этот раз? такая трогательная мужская дружба, эх. ------------------ andreazz, а ты знаешь, какие слова на памятниках пишут? ну и наслушаешься всякого, пока стоишь - там же митинги постоянные, вот и нахватался. Как всегда. Обычно на каменты попозже реагирую, но в этот раз андреаз убилнах. ЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫЫ Чюваг, а што Жуков ебал лошадей - в этом не сомневаешься? *пацталом* Юся, проезжал на днях мимо - смотрю, Ломоносов. Усталый такой сидит... А дальше Жуков. Ну вот и пришло в голову. Спасибо. Написано отлично. Живо, образно. Как всегда. А сказка с гуляющим памятником называлась "Удивительное путешествие Нильса с дикими гусями" иличотам. Когда про Чайковского читал - ржал в голос! ФС - спасибо. Пиши чаще. Еще раз спасибо, но Нильс тут не при чом. Медный всадник уж скорее. И гуляющие статуи у АБС, в Граде обреченном очень понравилось э эх бля. завидую Пушкин щас небось во гробе пропеллером крутицца - от зависти)))) Евонный Медный - это те не ФСовы каменные))) С Победоносца на морском коньке, срущего на голову Калинину, просто в осадок выпамши. Ну ты и падонаг, дядькаааааа Классное крео...Ржал от души... *Зурик опущен вконец... Про Крупскую напомнило историю про знакомого художника Вову, который одевал бюст Ленина на голову и, стоя у окна, утробным, сука, голосом звал: "Надя, Надя, посмотри на меня..." ГоворилЪ потом , что на миг, бля, ему почудилось, что она повернулась в ответЪ У меня стишОк есть Ещё памятник Воровскому в начале Лубянки навевает нехорошие мысли...Такая, сука, раскоряка... Саша, Воровского хотел припрячь. И Первопечатника маниакально-депрессивного. И Маяковский с Горьким штоб друг с другом пИздились. Но решил, что это будет перебор Жаль Феликса убрали То же б за персонаж сошел... В Александровском саду Супротив Манежа Маршал Жуков на ходу Кушал битум свежий Конь его копытом бил Требуя кобылу Ломоносов матом крыл И кривился рылом Долгорукий бил мечом Маркса по ебалу Карл прикрывшись кумачом Жрал втихую сало Пил Есенин и рыдал Надрывая душу Гоголь молча рядом срал И Серёгу слушал... Сотрясал тяжелый шаг Стены Мавзолея Петр пьяный как мудак Шел из ассамблеи Вышел Ленин в неглиже С рожицей бесовской Он царя хотел уже А его - Чайковский! Минин хуй забил на всё И плевал с досады Князь Пожарский баб привёл Для своей услады Гренадеры возлегли Возле пушек Плевны И крутили фитили Под напев душевный Пушкин думал о пизде Закипая страстью Маяковский бил блядей И ебал отчасти Пил рабочий самогон С бабой из колхоза А Гагарин взял разгон В реактивной позе Горький выл, Калинил пел Клеил бюстом Сталин Каждый делал что хотел В общем - заебали!! YDD сжог! YDD 21:56 10-03-2008 +1 Практически здох. YDD, спасибо! И всем тоже. хорош...Илича жалко стало)) хорош...Илича жалко стало)) понравилось Празнек какой-та. (цэ) Билал, которого из Ильичей? Там их трое... Француский самагонщик 23:34 10-03-2008 почему-то вспомнилось: "От Ильича до Ильича Без инфаркта и паралича" (с) (про Микояна) Атлична! Colonel Согласен, всех жалко. заебись,а как же иначе Жуть, но здорово. Ну и фантазия у тебя! Замичательно, уважаемый автор. Угарный ист-фак; браво! Прекрасно воплотил и развил увиденную "грусть" Ломоносова, надо же. * "Молодчага, что в карман мне фляжку заваял!" это ведь ты молодчага, автор, ты заваял.. синхронно ржала спасибо, ФС, порадовал Вот и замерло всё до рассвета, Стихнет город, купаясь в огнях... Только слышно - на улице где-то Маршал Жуков пердолит коня. Только слышно - на улице где-то Маршал Жуков пердолит коня. . Не встревая, без глупых вопросов, Разогретый глотком первача, Академик эМ Вэ Ломоносов Всё желает Петра Ильича. Академик эМ Вэ Ломоносов Всё желает Петра Ильича. . Затянув задушевную песню, Пушкин Крупскую ставит рачком. Он хоть памятник, но не железный, К Гончаровой ему далеко... Он хоть памятник, но не железный, К Гончаровой ему далеко. . В центре первопрестольного града До утра не смолкает дебош ... Самагонщик, чего тебе надо????? Что ты статуям спать не даёшь??? Ты признайся, чего-о-о-о-о-о Тебе надо? Что ты статуям спать не даёшь?.. щас спою (с) Хренни, вот же ты сцуко, ыыы Написано складно, но не мое, увы... Ну нет, Бля! Всё самое святое обосрал. Нельзя же так! мастер, хуле.. Чистая работа. Высокий класс (с) Архитрэш-угарно! А подле Ломоносова не токмо Жуков коня ебет, там еще студиозусы обкуренные трахаются летними вечерами. Собственными глазами видела. Неожиданно так. И как всегда - мастерски. А я, с вашего позволения, порекомендую эту вещицу читатетелям. зер гуд Бывалому зочод оба молодцы ) Ух ты! Спасибо - и за каменты, и за рубрику! Это не только я. Я никогда единолично не рекомендую. Нам с Шы очень понравилось. Думал не дождусь этого волнующего момента.Свершылось Согласен тыщу раз, по заслугам. Сильно УРА. Рекоменд бесспорный! Нарештi.. Аббалденна. Замираю в хлубокам пардоне. Хренни +1 Неординарно и красиво. Кстати, у автора в первом предложении шестого абзаца "замерло всё до рассвета" написано без копирайта и подробной справки кто автор фразы, в каком году и какими певцами исполнялась и прочей хуйни. В "Спизженое" нах. Талантливо. А главное -- дитям пользительно дюже. Будут знать, засранцы, каки в столице статУи есть! elkart Дитям вапще в Литпром фтыкать пользительно ироничъно и очень талантливо. есть небольшие нюансы в диалогах, но мне проще их отнести к замыслу автора, нежели к его ошибкам, ибо креотив был прочитан за секунду. очень мастеровито. спасибо, автор кумиръ, хуле тут еще сказать... Ыы.. требую продолжения. Турандот отлизывает у Гончаровой пока Пушкин окучивает Крупскую, Окуджава ебёт корову из МУ-МУ. Неплохо, хотя и не уверен насчет рубрики. Кстати, Нильс налицо, чево уш тут атмазываца? Какащенко 11:40 11-03-2008 +1 детали мы уже апсудили. а фцэлом - конская жопоебля шыдевров москфскава скульптурнава творчества - это не моё, не моё... вот такой тебе мой чмок. ФС тебе бы посерьезнее что-нибудь писать: ты выше всей этой озабоченности. Хотя Пушкин и др. тоже баловались и тебе можно (с). должен быть ещё один раздел: Потерянное время -1 за рекомендацию правильно, Юрген. лучше бы в Лунопарк сходил. вы охуели, критеги. умный, тонкий, стильный стёб. КК-литература как всегда порадовал ФС. а с коммента "Чюваг, а што Жуков ебал лошадей - в этом не сомневаешься? " - долго ржал) Розка + 1 охреневаю от такого редактирования, место этому однозначно в спиженном по исвесным причинам, от автора не ожидал подобной мерзости и долбоебизма ... по одному только чаку томпсону "исвесным" причинам ... 2чак томпсон "место этому однозначно в спиженном по исвесным причинам"(с) Извольте объясниться, коллега. жость... если это литпром а не проза.ru то нужно обязательно кого-нибудь выебать в жопу, хоть коня. пидарасы, идите на гей.ru! заебало да это всё понятно, почему спизженое-то, ты объясни? чак томпсон Просил бы объясниться насчет "исвесных" причин. спизжено начиная от мультиков, названия не помню, заканчивая извесными всему миру авторами и кстати, уёбывай на прозуру а ведь чак томпсон прав. в мультике "ежик в тумане" тоже про лошадку было. в мультике про Простоквашино кот Матроскин корову ебал, ага. в мультике про щелкунчика музыка Чайковского была. ну и про всемирно известных авторов все верно, по "исвесным" причинам. Долго перечислять. Да и ваще все буквы из Азбуки спизжены. чак томпсон. а иди ка ты, милок, просто нахуй. по исвесным причинам, конечно-же. теперь осталось написать на листке бумаге слово "исвесным" и можно подрочить на него в туалете заябись А на каком листке следует писать бумаге? Заранее спасибо за ответ. кто небыл ночью на Манеже? тот нихуя и не видал путь Руставеллии будь безбрежен! да только Moscow нету там... Отлично...Поздравляю. задумка и исполнение - всё понравилось. малацца! Чото памоиму чилавег с ником чак томпсон изрядно прихуел говорить уважаемым товарищам, куда им итти. Срочна принять меры. а чо ты ни сказал, ГовЛов, ничего про слово "исвесным"? а то еще ни все протупили Мне понравилось не столько содержание, сколько исполнение текста. Произведения ФС - это всегда стихи в прозе, но тут он просто жжет напалмом, восхищен до глубины души! Клёво. Что курил,перед созиданием ?!:) Хорошо! А мы недавно несколько бутылок под Ломоносовым выпили. И пох на Макеевых. Jazz-bazz. Сигаретку разве что выкурил, гыгы. ДП. Ломоносова пленкой какой-то укрыли, тагшта под ним теперь нескоро выпьешь. чак томпсон. Хотел тебе кое-что сказать - спокойно, без эмоций. Но передумал. Только одно скажу: коверкать чужие ники (ГовЛов) есть бездарное и беспонтовое уебанство. па ходу чака пракатили ыыыыыы ФС - ты ни держи в себе, говори, а то так и до инсульта не далеко! А вообще как на партсобрании - один спизднул: круто! и все подгавкивают 100 Написано охуенно, а вот сюжетец... хуй знаит четаеццо нелегко,сюжэд заезжэнный какого хуя в рекоменде?!патамушта ФС? боянист наконец -то хоть еще один нормальный человек, объективный Очень хорош русский язык произведения. гаф! а чё, куранты больше четверти не бьют? Бандераснах Это пробило час ночи раньше били четверти, потом часы....четыре перезвона, потом одиночные часы.....щас уже не так? Бандераснах Перезвоны уже отзвенели. Потом идут удары, по количеству часов. Один час - один удар. Два часа - два удара. И тэдэ, вплоть до двенадцати. Отлично! Просто - супер! Прямо, живые картинки перед глазами. Ёбля Жукова с Серко, на грани, но без перебора. По доброму, как то, блять! Заебись, автор... сорри, Юр, чот я как-то не воткнул. Еше свежачок «Мне уже многое поздно…» Юрий Лоза *** Я не стану уже королем рок-н-ролла И владельцем заводов не стану уже Ни певцом, ни звездой мирового футбола С парой сотен авто дорогих в гараже Не открою музей, ресторан на Монмартре, И научных открытий я не совершу, Не сыграю ведущие роли в театре Потому, что на дядю чужого пашу!... Однажды брёл сентябрьским жарким днём,
на запад, в направлении пивнухи. Свистели птички, твари, ниочом и эти звуки мне влетали в ухи. По сторонам хвостами шевеля, валялись кисы, томные ,как Тома. Палило солнце как конфорка, бля, Мир замер в ожидании облома.... Пьяный отец смог доползти только от калитки до середины двора. Там окончательно выдохся и уснул праведным сном, оглашая округу оглушительным храпом. Дети решили на всякий случай обвести тело папы мелом. Так всегда делали следователи в их любимой передаче "следствие вели".... ПОРНО ПРОЛОГ
В яростном ритме движеньями сильными на перепутье реликтовых троп мощно владел Зинаидой Васильевной доисторический питекантрóп. С рыжей копной запрокинувши голову, плотный крепыш, коренаст, невысок, даме в ладошки с коленками голыми больно втирал плейстоценский песок.... Время свое Берроуз. Проходит Летов.
На подоконнике Цветаева растёт об этом. Стану ночным, лежачим, одиночным пикетом, Смотря как Хлебников черствеет, прикрывшись пакетом. От чашечки Прокофьева в висках Войнович. Долька Лимонова на дне порабощает горечь.... |