Миссия спасения (из романа

Автор: Бабука - Ну, а он что, сильно расстроился? – Ольга Зверева, полная девушка в больших очках, продолжала допрашивать свою элегантную соседку со всей тщательностью человека, привыкшего переживать приключения и страсти чужой жизни как свои, вследствие отзывчивости натуры, богатого воображения и покорной, с детства внушенной родителями, подругами и отражением в зеркале уверенности в безнадежной однообразности собственной судьбы. По наблюдениям Фреда, у красавицы любого масштаба непременно имелась такая простушка-подружка, всегда готовая выслушать рассказ об очередном романтическом зигзаге красавицыного пути, устланном, как полагается, цветами, подарками и осколками разбитых сердец. Выслушать почти без зависти, то и дело роняя искренне-восхищенные и такие лестные для слуха рассказчицы «Какая ты счастливая, Наташка!» или «Ну и сука же ты все-таки, Светка!»
- Игорь долго не мог поверить, что я серьезно говорю, думал, что я дразню его, - охотно ответила собеседница. - Когда он, наконец, понял, что я не шучу, он разозлился, начал кричать, что убъет Пьера.
- Это как не фиг на фиг, - встрял в разговор Фред, на минуту прервав процедуру выгрузки товара.
Почти два метра роста и больше центнера накаченных, что называется до безобразия, мускулов Игоря Новикова, в сочетании с разрядом по боксу, не оставили бы много шансов французскому избраннику Риты Денисовой присутствовать на собственной свадьбе, о неизбежности которой Рита, как порядочная девушка, поспешила известить Игоря сразу же по возвращении из двухнедельной поездки в город Париж. Кроме выдающейся физической мощи, Игорь Новиков был приятен лицом, излучал спокойную уверенность и обаяние, и, по общему мнению, имел замечательные перспективы как молодой специалист и жених. Больше года назад Рита и Игорь образовали красивую и абсолютно закономерную пару, будущее которой представлялось широкой ровной дорогой, уходящей за безоблачный горизонт. Фред допускал, что к охлаждению чувств со стороны своей девушки, произошедшему в столь непродолжительное время, Игорь мог оказаться несколько неготов.
Подружки не обратили на реплику Фреда никакого внимания и продолжали беседу. Фред уже привык к тому, что, оставаясь узнаваемым и даже вполне легендарным в общаге персонажем, он в последнее время, особенно после отчисления, все больше утрачивал актуальность, становился живым призраком недавнего, но уже безвозвратно ушедшего времени. Ему вполне искренне радовались, с ним было приятно поболтать, выпить, пробежаться по аллеям воспоминаний, населенным веселыми, прежними тенями приятелей и подружек, многие из которых изменились за какие-то три-четыре года до неузнаваемости. Но через час-другой, или на утро, нужно было возвращаться к сегодняшним делам и планам, в которых призракам, даже молоко приносящим, места не было.
- А ты что? А потом? – Оля наверно умерла бы, если бы не узнала продолжения драмы. От напряжения она наклонилась вперед, почти касаясь очками фотогеничного Ритиного лица. Еще бы! Прямо тут, перед ней разворачивалось действие захватываюшего романа, в котором было все – красивые герои, любовь, Париж (он действительно существует!), неожиданная встреча, обольщение, настоящий французский любовник, коварство, признание, буря ревности и океан страсти.
- Ну, что потом? – В голосе Риты слышалось, что она после продолжительной внутренней борьбы примирилась с выпавшей ей нелегкой долей роковой женщины. В конце концов, разве она виновата, что ее прекрасная и загадочная душа, заключенная в стройном теле и отражающаяся в глазах пронзительной голубизны неумолимо влекла мужчин разного возраста, национальности и социального положения? Да, в масштабах института и, возможно, города Игорь Новиков был очень неплохой партией с точки зрения экстерьера и социальной адаптированности. Однако на реализацию его немалого потенциала могли уйти драгоценные годы, и гарантии результата, как ни крути, все-таки не было. Появление Пьера, тридцатисемилетнего банковского служащего и парижанина, меняло ситуацию кардинально, переводило игру, так сказать в высшую лигу. Изысканной молодой леди, как редкому бриллианту, требовалась достойная оправа, и требовалась она немедленно. Сияющий, космополитичный Париж, с безупречным вкусом и галантностью его обитателей был не просто городом заветной девичей мечты. Париж должен был стать ареной Ритиного стремительного и легкого восхождения на Эйфелеву башню всеобщего восхищения, Триумфальной аркой ее уверенного шествия к жизни, исполненной красоты и гармонии, в которой комфорт и материальные блага по высшему разряду разумелись сами собой и не отвлекали от эстетических радостей, духовных исканий и общения с творческими и успешными людьми. Как раз накануне Рита подумала, что банк, в котором работает Пьер, наверняка устраивает балы или вечеринки - на Рождество уж точно - и что президент банка вполне может оказаться интересным и не старым еще мужчиной.
- Молоко в холодильник ставить? – поинтересовался Фред.
В комнате действительно имелся холодильник, большая редкость и роскошь, приехавшая из прокатного пункта, вероятно, на широкой спине Игоря Новикова. Вопрос, разумеется, остался без ответа. Фред вздохнул и оставил бутылки на столе.

- Игорь умолял подумать еще раз, дать ему шанс, а потом как-то сник, замолчал, даже отвернулся от меня. Я сказала ему, что он еще встретит свою любовь, что у него все впереди, потом поцеловала в щечку и ушла. Он даже не прореагировал, так и остался сидеть, лицом к стене, представляешь? Знаешь, мне даже жалко его. Он ведь на самом деле очень чувствительный, и он меня всегда так любил!
- Слушай, Ритка! – драматически прошептала Оля. - А вдруг он глупость какую-нибудь сделает! Вдруг он... – и не смогла договорить от волнения: на стереоэкране воображения она совершенно ясно увидела упоительно-трагическую финальную сцену романа, впрочем, нет, скорее предпоследнюю сцену. Финалом должно было стать запоздалое и обильное слезами раскаяние героини, рыдающей на могучей груди героя, не сумевшего пережить измену любимой.
- Ты думаешь, он может... – Рита кинематографически всплеснула руками. На ее лице внезапное беспокойство сменил испуг, и тут же рассеялся, на мгновение уступив место торжествующей улыбке. Рита вдруг явственно ощутила всю печаль и тяжесть жизни женщины, невольно ставшей причиной чьей-то гибели, и поняла, что эта ноша ей по силам. Ореол трагической тайны шел ей как аромат дорогих духов. Эта тайна будет следовать за ней всю жизнь, туманить ее веселый взгляд задумчивой дымкой, порождать слухи, cводить с ума мужчин, заставлять женщин бессильно шипеть. Если подумать, в мире нет более эксклюзивного дамского клуба, и вступительный взнос, может быть, уже заплачен.
Приложив ладони к щекам, Рита придала лицу подобающее моменту озабоченное выражение.
– Ты думаешь, он может пойти на это?
- Ты же сама говоришь, что он чувствительный! Потом это молчание, апатия эта... Надо обязательно пойти проверить.
- Ты уверена?
- Сто процентов! Пока не поздно. Может, еще откачать можно!
- Вы че, девки, с ума посходили? – Фред попытался было умерить разыгравшееся воображение подружек, но быстро понял, что вступил в неравную схватку.
- Что ты в этом понимаешь, Фред! – закричала на него обычно флегматичная Ольга Зверева. - Лучше бы помог дверь выломать, в случае чего!
- Да куда ему с кислой-то жопой! – наложила неожиданно просторечную резолюцию обычно утонченная Рита. - Надо Рейнджера просить!
В считанные секунды обвиненный в душевной черствости и телесной немощи, Фред предпочел воздержаться от дальнейшей дискуссии, тем более что собеседницы уже переместились в коридор, оттуда на лестничную клетку и стремительно направлялись в сторону комнаты Новикова и его соседа Коли Афанасьева, располагавшейся тремя этажами выше. Фред последовал за ними в смутном беспокойстве.
Рита осторожно постучала в дверь. Молчание. Она постучала снова, уже громче и настойчивее.
- Игорь, открой, пожалуйста!
Тишина.
- Игорь, я знаю, что ты там! Открой сейчас же!
Рита стучала, уже не переставая. Оля Зверева решила, что настал ее час: она пододвинулась к двери и начала барабанить по ней обоими кулачками, а потом, развернувшись, несколько раз саданула по двери пяткой. Ответа не последовало.
В коридор стали один за другим выходить привлеченные шумом соседи. «Новиков повесился!» – безаппеляционный тон Оли Зверевой и заплаканные глаза Риты придавали убедительность невероятной новости. Собственно сам факт самоубийства не был таким уж неслыханным: за последние несколько лет в институте произошло, по крайней мере, три подобных случая. Причины в каждом случае были разные, а именно - неожиданное отчисление в первом, ежедневная изобретательная травля со стороны однокурсников во втором и белая горячка в третьем. Тем не менее, сам факт, что на этот раз руки на себя наложил именно Игорь Новиков, красавец, любимец девушек и преподавателей и вообще шварценнегер, придавал печальному событию немалую пикантность. В считанные минуты скорбная весть облетела все девять этажей. Около трех десятков человек, отбросив дела, поспешили принять личное участие в миссии спасения и до отказа заполнили собой подступы к роковой комнате.
Общежите №2, как следовало из нумерации, было построено после общежития №1 и отличалось более современной блочной планировкой. На каждые четыре комнаты полагались раздельные душ и туалет. Именно на эти помещения и переключилось внимание обеспокоенной общественности после безуспешных попыток добиться ответа непосредственно из комнаты. Тулет был пуст. Дверь в душевую, однако, оказалась запертой изнутри. Никто не сомневался, что закрыться в столь узком пространстве Новиков мог только с одной целью.
- Игорь, умоляю тебя, не делай этого! У нас еще есть шанс! – Рита была прекрасна в своем горе и самоотверженной готовности пожертвовать новым недолгим счастьем для спасения жизни утратившего разум и смысл жизни влюбленного. Хотя, разумеется, было уже поздно. Бесстрашный Геркулес был повержен неумолимой силой любви, и его могучее тело безжизненно висело над фаянсовым днищем душевой, сообщая поперечной секции трубы сверхрасчетную механическую нагрузку.
Рейнджер оправдал возложенные на него надежды и репутацию знатока боевых искусств: под первым же эффектным, как у ван Дамма, ударом ноги дверь душевой выгнулась, как бы сопротивляясь атаке, а затем вдруг сорвалась с петель и с грохотом влетела внутрь. Невозможно было представить, чтобы Игорь Новиков - в земном или потустороннем воплощении - мог быть источником пронзительного, непрерывного верещания, от которого у спасателей заложило уши и стало тошно на душе. У Фреда сами собой подогнулись колени и мелькнула мысль, что именно так во время оно свистал на Киевской дороге Соловей Одихмантьевич Разбойник. На счастье собравшихся, через минуту визг сменился громкими причитаниями, уже на более привычной уху частоте, а затем Рейнджер, Рита, Оля Зверева, Фред и прочие действующие лица узнали, что именно думает девушка Аня о них всех вместе и каждом в отдельности. Речь Ани лилась широко и свободно, как река Днепр возле ее родного села, и изобиловала свежими оборотами, в которых всем понятные корни замысловато переплетались друг с другом, а также с украинскими и диалектальными южнорусскими словопостроениями. Отбросив сильной рукой дверь обратно на Рейнджера и кое-как прикрывшись полотенцем, Аня словно мокрая тигрица ринулась из душевой к своей комнате, щедро награждая тумаками любого, кто не успел убраться с ее пути.
Фред пытливо взглянул в мужественное лицо Рейнджера и прочел на нем горячую благодарнось судьбе, богу, расписанию занятий, и всей совокупности остальных факторов, поместивших Аню, а не одну из ее значительно менее крепких соседок с противоположной стороны двери, превратившейся под его тренированной ногой в разящий снаряд. В противном случае к суициду, вероятно уже произошедшему, добавилось бы непреднамеренное убийство. Многотрупно для одного дня.
- В комнате он! - прервала общее замешательство Оля Зверева. Впервые в жизни она была в самой гуще стремительно развивающихся событий, и даже отчасти руководила ими. - Чего стоишь, дубина? Надо дверь в комнате высаживать! – накинулась она на Рейнджера.
Рейнджер с сомнением посмотрел на уже произведенные разрушения, но встретившись с мечущими молнии глазами Оли, немедленно повиновался. В течение нескольких последующих минут присутствующие смогли убедиться еще в одном таланте Игоря Новикова, не востребованном привередливой Ритой Денисовой - гвоздь в доме забить он умел. Зная о непрекращающихся кражах, он укрепил дверь в комнате и сделал это на совесть. Под пушечными ударами ветерана каких-то очень крутых войск дверь дрожала, но держалась. Рейнджер, чувствуя сопротивление, распалялся все больше и колошматил дверь, издавая крики настолько грозные, что, как впоследствии выяснилось, одна из любопытных даже описалась.
- Что за хрень среди бела дня?! Рейнджер, тебе что, совсем мозги отбили?! Иди в свою дверь башкой постучи! – Длинный, носатый, отдаленно похожий на худого индюка Коля Афанасьев в ступоре наблюдал, как тридцать с лишним человек с Рейнджером в авангарде пытаются вломиться в их с Новиковым комнату.
- Какого лешего вы тут штурм Зимнего устроили? – раздвигая толпу плечом, Коля начал пробираться к своей комнате. Вряд ли когда-нибудь будет издан толковый словарь, который определит понятие «недоумение» лучше, чем выражение колиного лица в эту минуту.
- Афоня, не мешай! – решительно преградила ему дорогу Оля Зверева.
- Шшшто значит не ммммешай?! - К Коле от неожиданности вернулось с трудом исправленное в детстве заикание. -Кккак это не мешай?! Вы че, офанарели тут все?! Вы же, бббляди, мою дддверь ломаете!!
- Дверь он пожалел! Там человек повесился!!
- Где?! - Афанасьев понял, что одна из основных аксиом, на которых до этого момента строилось его мировосприятие, вдруг перестала действовать. Теперь было возможно все, что угодно: параллельные пересекались, тишайшая Зверева предводительствовала толпой вандалов, громящих его жилище и смежные удобства, а в само жилище через закрытую дверь проникали неведомые люди с единственной целью - сразу же там удавиться.
- Где, где – в Караганде! – Горькая ирония Оли была убийственна. Новиков повесился! Ритка его бросила, ну он и того, не перенес!
Коля открыл рот и некоторое время беззвучно, как рыба, глотал воздух.
- Мммму, – произнес он наконец – мммммммуу!
- Что с ним разговаривать, с тормозом – видите, на родной язык перешел. Давай, Рейнджер, продолжай!
- Мммудаки, стойте! - Коля вновь обрел дар речи. - Новиков в столовой, я только оттуда, сам видел. Жрать он пошел, ясно?
Тишина упала, как бархатный занавес, быстро и тяжело. Представление окончилось. Немая сцена длилась несколько секунд и была прервана облегченным хихиканием Фреда и шарканьем первой пары тапочек, уносящих сконфуженного владельца прочь от места несостоявшейся трагедии. За ней зашуршала вторая пара, потом третья...
Коля, наконец, протиснулся к комнате и дрожащими руками достал ключ. Наиболее горячие головы по инерции момента пожелали убедиться, что внутри действительно нет трупа. Трупа не оказалось. Черед минуту толпа добровольцев растворилась как предутренний кошмар, оставив неприкаянную дверь поперек прохода и привкус чего-то жуткого и слегка неприличного, чему Фред не смог найти названия. Действительно, как назвать это чувтсво, этот непреодолимый инстинкт, что заставляет случайных прохожих забыть о делах, к которым они только что спешили, и, встав на цыпочки, отталкивая друг друга, подолгу смотреть на искореженный корпус автомобиля, на бурые пятна на асфальте, на очертания тела под простыней: любопытство, кровожадность, сострадание? Фред смутно чувствовал, что доля последнего обычно не велика. Почему каждый раз, когда ему доводилось слышать рассказ о том, как кто-то погиб, получил непоправимое увечье, спился, лишил себя жизни в голосе, рассказчика то и дело звенели нотки возбуждния, а слушатели с явным удовольствием предвкушали плохой финал? Если же окончание истории оказывалось недостаточно ужасным, аудитория бывала разочарована, как были разочарованы многочисленные носители тапочек, в мгновение ока слетевшиеся посмотреть на чужую беду.
Бурдастый Коля Афанасьев все еще не мог прийти в себя от перенесенного шока и продолжал что-то бормотать и громко фыркать. Фред понял, что в этот момент Коле были необходимы две вещи: выпить и компания. Со своей стороны Фред был готов предложить второе в обмен на первое. В том, что выпивка в комнате имелась, Фред не сомневался: оба жильца достигли 21 года и, как люди образованные и разумные, не могли не отоваривать вино-водочные талоны. В то же время, усилия, направляемые друзьями на достижение новых высот в учебе и спорте, давали основание надеяться, что между покупкой и употреблением огненной воды мог существовать некоторый временной интервал. Взглянув Фреду в глаза, хозяин понял гостя без слов и полез в заначку.