Как мы ставили на ноги с/х хозяйство. (Никитична)

Автор: белорусский жидофашист Ездили мы в 19.. в деревню …… картошку копать. Ну, за бабло. Я, Гусеница и его брат – по кличке Лось.
Ну, как – за бабло? Денег практически не давали. В основном картофаном рассчитывались. Плюс хавич бесплатно, бухло дешевое и телки сельские. А Гусенице с брательником вообще похуй. У них родители алкаши.
Побухать, мы короче ездили в основном. И тёлок поебать. У них - в ……… мужиков раз, два и обчёлся. Вымерли все от синьки. Да и баб не до хуя. Не справляются. А поля-то большие. Вот и увеличивают коэффициент полезного действия за счёт приезжих.
Собрали, значит, шмотки, сигарет купили и водки казённой пару литров – тёлок поить. Они - сельские, на водяру ведутся охуенно. Самогон видать подзаёб их, или чо.
Доехали до ………., к председателю зашли. Бумажки подписали какие-то, ну и насчёт проживания с питанием узнать. Председатель репу почесал и говорит:
- Бля, мужики, тут небольшая хуйня выходит. Мы вас думали в актовый зал поселить – там и переспать можно и телевизор есть. Только крыша там прохудилась, после дождя залило нахуй. А больше вас на территории поселить и негде. Так, что будете проживать у Никитичны.
- Какой такой Никитичны? – спрашиваем.
- Никитична. В аккурат возле поля живёт. Добираться не далеко и бабка душевная. Она у нас столб самодеятельности, так сказать. Голос у неё невьебический . Муж у ней в прошлом году помер, сама живёт.
- А хуле? – говорим – Похуй нам.
Сели мы в уазик и к Никитичной поехали.
Жила бабуля действительно где-то в ебенях, на самой окраине деревни. Дом вроде ничего так – ухоженный, с петухами резными. Колоритно, в общем. Никитична как раз во дворе копошилась. Обрадовалась нам страшно. Особенно Гусеницы брательник её порадовал. На, сына, мол, её похож. Он сейчас сидит. Бубуленция, кстати, действительно душевная оказалась. Горбатая такая, маленькая, без зубов и глазки хитрые. Сущая баба Яга.
Председатель руки нам пожал, пообещал завтра на поле заскочить и уехал. Стали мы, значит, располагаться. Никитична нас в дом провела, хату показала и в комнату заводит:
- Вот, – говорит - родненькие, вы здесь жить будете. Тут мой Гришенька жил. (сынок в смысле). И дедуля, мой родненький, на этой постельке и помер. Вы располагайтесь, а я вам поесть принесу.
И похуячила куда-то. А мы располагаться стали. Я на дедовой кровати, Гусеница напротив, а Лося на пол определили. Ему похуй. Он в армии служил.
Зачётная комнатушка, кстати. Интересная. Фотографии старые, радиола, пластинки, вырезки с журналов наклеены. Гусеница, как самый любопытный, шкаф приоткрыл позырить и говорит:
- Бля, поцаны. Нихуясе! Гляньте чо тут!
Смотрим и действительно – Нихуясе! Висит в шкафу самая натуральная немецкая форма. Фашистская. И каска с дырой.
«Ну» , думаю, «и Никитична!».
А тут как раз бабка и заходит. Яичницу тащит, капусту квашеную и хлеба буханку.
- Ну, спасибо Никитична. – говорю – А то мы голодные с дороги. Слушай, мы тут невзначай шкафчик открыли – вещички вешать, а там у тебя форма немецкая. Это чо?
Бабуля закряхтела и в слезы давай.
- Да это – говорит – деда моего. Верней не деда, а фашисткой падлы проклятой. Муж мой на память оставил после войны. Он ентого фрица убил под Брестом, а форму снял. При советской власти прятали в подвале. Времена такие были. Не хотел, мой то, выбрасывать. А как Горбачёв Советский Союз развалил, достали его. Тепереча боятся нечего.
- А.. – говорим - Понятно.
И Лось голос подает:
- Слышь, бабуля, а есть у тебя шнапс? Ну, самогон в смысле. Мы купим у тебя. Нам бы с дороги подогреется надо бы.
И рожу скорчил жалобную. Он умеет. В армии служил, хуле.
- Ой, сыночки, этого добра у меня хватает. Еще с похорон осталось. Там - за диванчиком в банках. Пейте сколько хотите. Только на роботу не проспите, а то председатель кричать на меня будет. Хорошие, какие вы. Прям как мой Гришенька. Вот выйдет скоро. Будет мне помощь. Ну, да ладно. Я спать пошла, время уже позднее. А вы ужинайте сынки, ужинайте.
Ну и ушла, горбатая, а мы ужинать сели. Гусеница за диванчик заглянул, поворачивается и говорит довольно:
- Бля, поцаны! Да тут клад прям!
И банку трёхлитровую тащит. Обрадовались мы конечно. Давай по кружкам самогон разливать. Ядреный такой, аж горло обжигает. Ну, и под разговор душевный банку убрали.
Гусеница уже ели язык ворочает, Лось сказки армейские давай травить. Окна открыли, курим, воздухом дышим.
- А чё пацаны? – Лось спрашивает – Не открыть ли нам ещё одну, а? Тут этого добра навалом. Бабуле пофиг, она сама нам предложила.
Я, по правде говоря, отнекиваться не стал, но пить больше не хотелось. Тяжёлый самогон, с душком. А тут Гусеница спас.
- Я – говорит - бухать больше не хочу. Есть у меня другое предложение. Вот, зырьте.
В сумке порылся и пакетик достает. Бумажный, аккуратно свёрнутый.
- Ну… – говорим – Ебаный барабан! Чо раньше молчал-то? Это дело охуенное.
Вытрусили мы короче элемину, забили траву и возле форточки выкурили.
Ну, и впиздячило конечно. Меня так вообще, я к этой теме слабоват. Да и литр самогона не никуда не выкинешь.
Стало быть, курнули мы знатно. Сидим, ржём, отдыхаем перед трудовым сельскохозяйственным днём. Тут ещё Лось выгоняться начал. В шкаф залез, форму фашистскую на себя напялил и каску. Усы ручкой нарисовал как Гитлера и марширует по комнате.
- Зиг Хайль! Унтрер офицерент дзен шпикен шпикен айлюлю.
Гонит так, и салютует.
- Слушайте паца. – Гусеница вдруг говорит – А давайте бабку напугаем. Типа мы немцы. Гагага!
- Да ебанись. – говорю – Какие мы немцы? Да и не удобно как-то.
- Хуйня! В том и прикол, что не немцы. Мы к бабуле зайдем. Я и ты типа взрывы имитировать будем, а Лось вот так как сейчас зайдет и «Хэндэ Хох!» крикнет. То-то бабулька повеселится. Старой скучно, сама живёт. Какое тут нахрен веселье?
- А хуле. – говорю - Если повеселить, то, конечно, можно. Пошли.
И Лось, конечно, согласился. Ему похуй. Они в армии еще не так гнали.
Окрыли, мы, короче, тихонько дверь, через сени прошли, заходим к Никитичной в комнату. Там тихо и свет выключен.
Ну, мы Лося вперед запустили, а сами давай орать:
- ТАДАДАДАДАД! БАХАХБАХАХ!
Гусеница еще с собой ложку взял и сковороду из под яичницы. Хуярил – типа автомат.
Свет резко включаем, Лось вперёд руку выкинул и маршем:
- Зик Хайль! Зик Хайль! Хэндэхох!
Смотрю - бабуля с кровати вскакивает. Перепуганная вся, глаза на выкате да как заорёт:
- ААААААААА! И сознание давай терять. Глаза закатила, за сердце схватилась и на пол хуяк.
- Ебать! – кричу – Танунах! Она ёбнитцо сейчас.
И пацаны замолкли.
Смотрим – бабуля вообще бездыханная лежит.
Гусеница так тот вообще охуел. Его трясти начало. Лось тот поспокойней. Он ведь…. Да вы поняли.
- Блядь, – Гусеница говорит, и бабулю ногой хуяк – померла вроде. Точно померла.
- А действительно крякнула. – Меня аж в пот кинуло. Давай Никитичне пульс щупать, только не слышно ни чего. И какая-то холодная она сразу стала.
- Спокойно. – говорит Лось – Без паники. Сейчас я её проверю. – опустился на корточки, понюхал Никитичну чего-то, пощупал и со скорбным ебалом говорит:
- Да. Отмучалась старушка. Пиздец ей, к деду своему героическому оправилась. Неудобно как-то получилось.
- Да ну вас под хуй! – я ору – Мы ж её заебашили!
- Угу ……Гусеница вообще зелёный стал. Зубами клацает, дергается весь.
- Так. Я ж сказал – без паники. – Лось уверенно так излагает – Мы её пиздили? Нет. Кровяха есть? Нет. С какого хуя все поймут, что мы её хуйнули. Умерла бабуля и умерла. Лет-то ей до ебени матери. Даже если докажут, что от испугу, то мы тут при чём? Не слышали ни хуя. Может она таракана испугалась, или мыши? Давайте её в кровать уложим, завтра на картошку пойдём, а когда вернемся, хай подымем. Пришли, мол, с работы, а бабуля того. А ежели для успокоения совести, так ей может этого и хотелось. Хуле ей делать самой-то? Скучно.
- Точняк! – Гусеница обрадовался прям. – Ну, ты Лось и голова.
- А хуле. – говорит – Я, бля, не даром два года кирзаки топтал.
Ну, и я, конечно, согласился. А, что делать?
Взяли бабулю, на кровать затащили, в позу положили естественную. Одеялом сверху укрыли, свет в комнате вырубили, и в свою комнату пошли.
С мандражу достали ещё банку самогона и по грамм двести уебали. Никитичне сэм теперь ведь не нужен.
Лось тот сразу вырубился, а я с Гусеницей ещё по пару слов перекинулись, пока он храпеть не начал. Про телок там, про бригады и понятия.
Ну, и я засыпать начал. Заебался за день.
Только дремать стал - Гусеница как заорёт:
- ААААААААААА ЕБААААААААТЬ!
Я глаза открываю. Мама родная! Стоит в дверях Никитична, в рубашке ночной, волосы взъерошены, глаза смотрят зловеще и в руках свечка горит. Босыми ногами по полу медленно ступает, и хрипит так злобно:
- Заааааччеем вы меняяяя схоооороониить решшиииилиии!!!!!????
У меня мороз по коже пошел, башка крутиться начала. Я зубами в одеяло вцепился, постель теплая и мокрая сразу стала. Вссался короче.
Гусеница тоже на ноги вскочил, к стене прижался, и орать не перестаёт.
Тут и Лось проснулся.
- Чё за хуйня? - говорит. Голову подымает, бабку увидел, как схватится и в окно с разбегу. Стекло вышиб, как десантник какой, и побежал куда-то. Ну, и я Гусеницу за бары схватил и в окно тащу. Только Гусеница идти не хочет, в руку мне вцепился и трясётся.
«Пизда нам» - думаю, и тут слышу - Никитична хохотать начинает.
Поворачиваюсь, а она уселась на диван, за живот держится и со смеху заходится.
- Ой, – говорит – не могу. Ой, умора, какая! Хахахахаха!
Я сразу и не понял ничего. Гусеницу отпустил. Стою обоссаный, на бабулю смотрю. И Гусеница вроде успокоился. Глазами клацает, но молчит.
А Никитична не перестаёт.
- Что работяги? Испугались? Да ладно, ладно. Не мёртвая я. Я вас городских проходимцев знаю. Не первый год у меня ночуют. Я еще как вы наркотики курить начали - всё поняла. Что ни какие вы не работяги, а городские тунеядцы. А как о задумке вашей услыхала, сама испугать решила. Что б не повадно было старух пугать и хоронить раньше положенного. Я, хлопцы, при советских временах руководителем драматического кружка была в Гомеле. Слыхали, нет? Да откуда вам знать-то. Время сейчас не то. Вот так-то. Так, что идите друга своего ловите, досыпайте и утром оправляйтесь в город. А то председателю скажу, он участкового вызовет.
Еще раз засмеялась и в свою комнату пошла.
«Вот те на!» - думаю – «Вот, тебе и бабуля зачётная!».
Гусеницу под мышку взял и Лося пошли искать. К рассвету в канаве нашли, в кустах. Он на коленях стоял, крестился и башкой о землю бился. Десантник хуев! Порезанный весь и усраный.
Короче мы к Никитичне и не возвращались. Сразу на остановку и пошли. И водку у неё оставили. Нас ещё в автобус брать не хотели. Куда меня уссаного, а Лося в гавнище и фашистском кителе возьмешь? Он его, кстати, так и не снял когда спать ложился. Ну, правда водилу всё-таки уговорили и до города доехали.
Больше на заработки не ездили. Правда, вот, что положительного, так это китель. Мы его барыге знакомому сдали за нормальные бабки. Висели потом недели три.
А через два месяца я себе кабылу нашел из интеллигентной семьи. Художники или библиотекари – не помню. Мы с ней на концерт ездили в Гомель. Так там - во дворце культуры с правой стороны фотография висит. Я как подошел чуть не охуел. Бабуля из ……….. Только молодая.
«Веснова Дарья Никитична. Заслуженный работник…..» Ёбта!