За жизнь:: - Н(е)ИЗМЕННОСТЬ

Н(е)ИЗМЕННОСТЬ

   [ принято к публикации 10:11  01-04-2010 | я бля | Просмотров: 302]

Никто, кроме меня, не хочет пить чай. Денис курит ментоловую сигарету и гладит полированную дверцу холодильника — я знаю, какая она приятная на ощупь. Свет приглушен специальной функцией люстры. Кухонная утварь режет глаза своей незаменимостью. Из другой комнаты слышны звуки "Go to 80". Чайник никак не хочет закипать. Миша трет ладонями щеки, взъерошивает пышные волосы и рассказывает:

- Я жил в то время в аквариуме с рыбками. Мы делили куб с водой, и эти мерзавки постоянно заплывали на мою территорию. Устав делать им замечания, я раздобыл кусок стекла, подходящего размера, и перегородил аквариум пополам. Рыбки бились-бились о прозрачную поверхность, но вскоре привыкли. Тогда я вытащил стекло и зажил с комфортом: они даже близко не приближались к моей вотчине. Моя половина была не совсем "половиной": территория казалась шире, чем у соседей, к тому же, в углу на некрупной гальке стоял замок, оливкового цвета, с аркой воротами. Я полюбил зарываться в соленые камни, чувствовать воду и подолгу облизывать стены замка. Но вскоре заскучал и бросил это занятие.

А вот рыбкам скучать было некогда: они начали нереститься и откладывать икринки. Они игриво крутили хвостами и стукались друг о друга безыскусными губами — готов поклясться, что я слышал их смех. Через день в аквариуме произошло пополнение — мальки, покинув бисер икринок, сбились в кучку, над которой потянулись ввысь пузырьки. В тот миг чешуя родителей засверкала особенно ослепительно. Мальки искрились запалом жизни и фыркали в стенки аквариума, призывая внешний мир разглядеть их. На мою сторону они даже не смотрели.

Однажды, я решил заглянуть на их половину. Но не смог — невидимое стекло не пускало меня. Бам! Бам! Я несколько раз сильно ударился об него головой. Вода начала мутнеть. Рыбки смотрели на меня с той стороны: удивление и не понимание сочилось в их стеклянных глазах. Я запаниковал и поспешил забиться в самый дальний угол своего замка, и просидел там до наступленья темноты, звучно рыдая. Выплыв, я осторожно прокрался к чужой территории. Рыбки спали, дрейфуя у дна; мальки, держась за хвостики друг друга искусными губами, образовывали длинную цепочку, спиралью поднимавшуюся к поверхности воды. Я достал припасенный корм, посыпал их территорию, потом неуклюже выбрался из аквариума. Поменял воду, проверил термометр. Затем, подцепил рукой оливковый замок и переставил его на другую сторону. Как только пластиковая фигурка коснулась дна, все рыбки и мальки вмиг исчезли. И я понял, что я наделал — рыбешки ушли в небытие, так как не могли помыслить, представить себя, на той, моей, половине аквариума, а с перемещением замка стороны просто поменялись местами. Но и на той территории, которая раньше была моей, они тоже не могли существовать — мои слезы сделали воду соленой. Бедные, бедные, мои существа. Я оградил себя от контактов с вами, а вы освободили меня от лицезрения вас. Вы оказались порядочнее меня. Я сплюнул в воду и вышел. Впереди был следующий водоем -

Миша закрывает лицо руками, я вижу, как он пытается выдать свой подавленный смех за стенания об упущенном времени. Денис встает со стула наливает себе стакан воды из-под крана, медленно пьет, затем ставит его на стол. И мебель и посуда — все куплено в магазине Икеа. "Интересно созерцать вещь, но страшно быть ею" — подумал Будда, зайдя в Икею. Миша встает со своей софы и уходит в комнату. "Go to 80" прекращаются, слышны шорохи пластинок по ковру, затем начинается трек "Икеа" проекта "Самое Большое Простое Число". Миша возвращается и садится на прежнее место. Если бы я подумал, что было бы не плохо услышать "Жираф" Гумилева, Миша бы с готовностью откликнулся. Денис прочищает горло и начинает говорить, подражая интонации Миши:

- Никто не называл его по имени, а ведь ему было уже 32 года. За это время он так и не нашел себе друзей, так как не был уверен, что их нужно именно "искать". Был женат, но разошелся с супругой, ибо не был уверен, что это именно "та, самая". Он обладал уверенностью только в одном: все будет хорошо, пусть потом, но будет, обязательно.

Он работал продавцом-консультантом в мульти-брендовом магазине одежды. Снимал комнату в 3х комнатной квартире. Выплачивал кредит за iMac. Тщательно чистил зубы перед сном. Сохранял целибат от одной девушки до следующей. Мечтал о героической смерти, как у его бывшего одноклассника, убитого в Сомали, завезенного туда миссией Красного Креста. Или как у мальчика-антифашиста,  зверски зарезанного в центре города — сюжет увиденный в вечерних новостях. Он был бы рад найти достойную, оправдывающую его амебную жизнь, смерть. Чтобы потом сказали: да, он был не такой тряпкой, как мы думали. Вот только никак не подворачивался подходящий случай. Вообще, поиски смерти ни к чему хорошему не приводят (а самое главное — редко приводят к самой смерти): ты просто зависаешь между "быть" и "не быть", как мерный камешек на весах в поликлинике.

В тот день, в его магазине был сезонный завоз. Он заметил стильную кожаную куртку и, плюнув на остатки кредита, купил ее, используя небольшую скидку работника. Куртка сидела второй кожей, он был похож в ней на человека из тусовки Нью-Йоркской богемы 70х. В тот же вечер он задержался на работе, отмечая водочкой свою покупку, или удавшуюся жизнь, или что-то еще. Пытался обольстить упрямую, как таксист, кассиршу. Ни что не разочаровало его. Домой он плыл в невесомости, капли из его бутылки разлетались на многие метры вокруг. Проходя под мостом, он увидел двоих мужчин у дорожки, которые били лежащее тело. Подойдя ближе, он разглядел задранную мини-юбку и бледные, почти молочные ягодицы. Мужчины стояли с двух сторон и пинали тело поочередно: в живот, в почки, в грудь, в почки, в живот, в почки, в грудь, в почки, в живот, в почки, в грудь, в почки. Тело сгибалось и разгибалось, сгибалось и разгибалось. Лица девушки видно не было. Он засунул руку в карман, достал мобильный и заговорил с несуществующим собеседником. Нападавшие не обратили на него внимания, продолжая наносить удары. Он прошел мимо, содрогаясь при мысли, что агрессия этих двоих может перекинуться на него. Прошел, говоря что-то очень веселое в пустую трубку. Сидя дома за "просроченным" Маком, он смотрел на свою обновку, которую, за неимением вешалки, повесил на спинку кресла. Он не осуждал себя, только вспоминал Камю и Шемякинский садик. С утра он позвонил на работу и сказал, что плохо себя чувствует. Ему дали отгул. Все. Звали. Его по. Фамилии. -

Денис закрывает лицо руками, я вижу, как он пытается выдать свой подавленный смех за стенания об упущенном времени. Я трогаю босыми ступнями жесткие ворсинки паласа под столом. Денис закуривает очередную длинную ментоловую сигарету. Миша накидывает на голову свой капюшон, натягивает его до самых бровей: он подражает Псу-Призраку. Я подаю голос:

-Они пили Лонгайленд в местном баре. Из тех баров, где в этот коктейль добавляют больше колы, нежели алкоголя. Но им все равно удалось напиться: главное ведь не заморачиваться по поводу выпивки, а довериться ей. Алкоголизм является болезнью только потому, что алкоголь стоит денег. А в питейных заведениях не всегда опрятно и несет немытыми шеями. А контингент? Но неоспоримые плюсы кабаков компенсируют все минусы.

Юра не хотел давиться коктейлями, поэтому после первого разноцветного бокала перешел на водку. Он как раз опрокидывал рюмку, когда заметил ее затылок. Она повернулась, и он заказал еще водки. Подошла, когда Юра пожелал повторить еще раз. Забрала со стойки его зажигалку, прикурила. Они назвали свои имена и выпили по рюмке. Мигом слетелись Юрины друзья и ее товарки. Возникло множество, неизвестных в нем не было. Опять кокакольные коктейли и водка, флирт и негарантированная возможность соития — на этом официальная часть знакомства кончилась. Все живые существа (из тех, что еще могли позвать гарсона из-под стола) хотели любви. Неживые — мечтали о внимании. Вторые были честнее.

Девушки были в ассортименте, то бишь разными. Этакий герлс-бэнд: была тупая блондинка, загадочная брюнетка, высокомерная шатенка и тусовщица со светло-русыми прядями (не хватало лысой-алкоголички-матери-одиночки). Юрина компашка тянула скорее на группировку "Ленинград", чем на мальчуковую группу. Спустя полчаса, уже окончательно освоившиеся в новой среде, девушки предложили поехать к ним, в пригород, где они вчетвером помирали от скуки в мамопапином коттедже. Никто не воспротивился. Поймали две машины, заехали в магазин, купили все самое необходимое: алкоголь, контрацептивы, алкоголь и сигареты. Девушки смеялись и пили из горлышка. К месту прибыли довольно быстро. Девушки выбрались из машины раньше мужчин и юркнули (если бы вы видели, как это было, вы бы тоже сказали — они юркнули) в дом. Один из Юриных друзей, оглядывая дом, смеясь, заметил: — Эти сучки живут даже не в конуре, а в супер-собачьей будке! Посмеялись, в меру своего ассоциативно-визуального ряда.

На крыльце возникло больше десяти мужчин тяжелой весовой категории. Они нехотя забрали у оторопевшей Юриной компании пакеты, после чего препроводили их в дом и заставили вымыть посуду. Мужчины были масштабны в телосложении, суровы во взгляде, так что отказы не принимались. После опускалова, Юру сотоварищи поблагодарили, вручили мешки с мусором и выкинули из дома в лучших традициях рестлинга. Время было позднее и машину обратно ловили долго. В салоне никто не разговаривал: всем было стыдно за острый приступ инстинкта самосохранения. Женщины в разы опасней мужчин, так как ловят на живца. Мужчины ловят на хлеб. И зрелища. Кто же честнее?

Денис и Миша смеются. Я дотрагиваюсь кончиком носа до глади стола. Миша выключает, а затем снова включает свет: за эту секунду все на кухне меняется. Свет люстры обновляет нашу подкожную пленку, "засветив" старую. Кухня перестает быть исповедальней и здесь снова можно жарить мясо. Миша повзрослеет и станет океанологом. Денис найдет себя в съемках snuff''''a. Я буду жить недолго, но счастливо, и умру в один день. Все заканчивается. У всех все заканчивается. Нет, вру, не у всех. Хотя… да, все заканчивается у всех. Всеравнодушие берет верх.