Было дело:: - 19-й год

19-й год

   [ принято к публикации 17:19  14-04-2010 | я бля | Просмотров: 1418]

Утро переходило в полдень, день  обещал быть знойным, в сине-голубое летнее небо взмыл жаворонок.

            Справа на горизонте широко раскинувшейся ковыльной степи показался силуэт конного, подпоручик всмотрелся вдаль, приложив руку к козырьку выгоревшей полевой фуражки  — Вроде он….- протянул он, расстегивая кобуру.

Верховой приближался размашистой рысью, было видно, что едет он издалека,   взмыленная лошадь всхрапывала и тяжело поводила боками.

Подпоручик уже мог разглядеть всадника – еще нестарого, высокого человека, одетого в казачьи шаровары, зеленоватый френч без погон с перекинутой  через плече деревянной кобурой с маузером, шашкой и кавалерийским карабином за плечом. Верховой подъехал ближе, задорно блестевшими из-под лохматой папахи ярко-голубыми глазами зыркнул на подпоручика, заметив его руку на расстегнутой кобуре и широко улыбнулся: — Здорово дневал, твое благородие! Нешто сумлеваешься, в моей   особе?

Яковлев одернул руки от кобуры и отвел глаза – Здравствуй, Владимир, рад с тобой встретиться…

— Да что, ты как каменный, право-слово! Приехавший соскочил с лошади и ведя ее на поводу упруга ставя ноги на кочковатую землю подошел вплотную и обернувшись к переметной суме на крупе лошади вытащил флягу – Причастись  за встречу! – и первый сделал несколько глотков и протянул ее Яковлеву. Перегнувшись с седла подпоручик отпил из фляги и вернув ее владельцу спешился. Они пошли рядом, по напитанной зноем степи ведя за собой лошадей и отмахиваясь от слепней.

— Ничего про наших не знаешь?-

— Откуда, Саша? С тех пор как отца увели в 17-м, даже слухов не было…-

Помолчали.

— Может все таки поедешь, со мной – подпоручик положил руку на плече собеседника.

— Нее брат, миль пардон, как говорил приказчик из бакалейной лавки на Лиговке, помнишь?  – Владимир улыбнулся – Я убежденный последователь, князя Кропоткина и верный боец и товарищ, нашего Батьки, Нестор Иваныча. И будем мы бороться за нашу матушку-анархию отсель до самого Тихого окияну.

— Не юродствуй пожалуйста, Володя – подпоручик вздохнул – Я точно, знаю, что ни сегодня завтра  Вашу вольницу уничтожат, не наши так красные. Подумай, еще не поздно, скоро мы возьмем Одессу, вас затравят, поехали со мной, брат!

— Зачем, брат? – Владимир стал серьезным – А кто кого затравит, посмотрим!

            Вернувшись в село Володя, вошел в хату и не раздеваясь улегся на постель заложив руки за голову и глядя на фотографическую карточку пришпиленную к плохо выбеленной стене мазанки. С карточки на него смотрели строгий господин в форме капитана 2 ранга флота, красивая  дама в белом летнем платье и шляпке и два светловолосых мальчика в матросских костюмчиках.

              Он гаркнул – Тихо, черти! –  гоготавшие за стенкой бойцы попритихли и Владимир повернувшись к стене крепко заснул.

        Уже в сумерках недалеко от местечка, где дислоцировался штаб дивизии Добровольческой Армии подпоручик осадил коня у приметной ветлы и спешившись, спрятал под камнем у подножия дерева плотно перевязанный конверт.

* * *

     — Здесь и здесь –  пожилой мужчина в кожаной фуражке со звездой отер пот со лба и склонился над картой трехверсткой.

      — Это все пиздежь! Нас там выебут и высушат!!! – нервически жистикулируя выкрикнул парень иудейской наружности.

        — Не пиздите, товарищ комиссар. Источник информации проверенный и надежный. Да и выбора у нас, считай нет. Белые жмут отсюда, Петлюра здесь, а отряд атамана Яковлева из Повстанческой армии, пожалуй самый маленький из Махновских банд. Или прорываемся через них, или завтра нас раскатают на блюминг беляки – командир рабоче — крестьянского отряда имени Парижской комунны Петр Корнеев, из рабочих,  устало отвел глаза от карты и посмотрел на комиссара.  – Ты меня понял, Яков Самуилыч?-

        — Красные, красные, бля!!! – сначала вопли потом хлопки выстрелов. Володя вскочил  с постели и приник к окну. Мимо на неоседланной лошади проскакал его взводный – Митька, на белой рубахе расплывалось красное пятно.

— В ружье! Коня мне! – Яковлев выскочил на крыльцо босой и вскочив на подведенную лошадь и ударив ее пятками под бока поскакал к околице.

            — Назад! Назад, еб Вашу мать соколики! —  Он грудью бросал лошадь на бегущие ему навстречу фигуры, заставляя их вернутся. По дороге к нему присоединялись пешие и конные бойцы.

Неровная, плотная цепь красных широко растянулась по степи охватывая село полукольцом.

— Конные за мной, к балке, пехота держите центр! – атаман повел небольшой отряд всадников в обход цепи, надеясь разорвать окружение и ударить с тылу.

— Еще чуть, чуть, сейчас обойдем…- он пустил коня в карьер.

            Резкий удар в плече, заставил Володю выпустить узду и он неловко цепляясь одной рукой за гриву, стал сползать с коня, из за балки в лоб группе всадников застрекотал пулемет.

            Падая на землю атаман уже не видел как конники красных с гиканьем врубились в бегущую махновскую пехоту.

            Командир отряда красных въехал в село в сопровождении комиссара.

            Он поморщился когда, из-за плетня раздался визг и выскочила молодая девка в разорванной ночной рубахе, за ней с гоготом растопырив руки гналось трое красноармейцев.

— Тату!!! Тату!!! – истошно закричала она, когда  заломав  руки  ее повалили на землю и содрали рубаху.

            Из хаты выбежал мужик, сжимая в руке колун. Один из бойцов выхватил шашку и уклонившись от занесенного топора с хеканьем рубанул мужика вкось по жилистой шее.               

  — Давай уже собирай отряд, дальше пойдем – командир обернулся к комиссару, который приоткрыв рот наблюдал как бьется под красноармейцем молодое белое тело.

            Шелест раздался в мареве полуденной жары и через мгновенье оглушительные разрывы подняли комья земли, вывороченные плетни и стены хат и снова бросили их на землю.

 Стена серой пыли поднялась над селом, а взрывы продолжали гулко бухать, смешивая хаты с землей. Потянуло гарью.

-Приступим, господа! – молодцеватый полковник, махнул в сторону горящего села рукой и  рассредоточившиеся доброармейцы уверенно двинулись вперед.

— Прекратить огонь! – гаркнул командир артиллерийского дивизиона и полевые орудия, дымя затворами перестали посылать снаряды в противника.

— Есаул, отсекайте отступающих – ражий дядька с лампасами на штанах гаркнул:

– Потрудимся,  станишные! – и повел за собой лаву завывающих по волчьи казаков.

 Ошарашенные обстрелом, выбитые с фронта пехотой белых, красные бежали из села, попадая под шашки казаков.

 Рабоче – крестьянский отряда имени Парижской комунны был уничтожен.

            Поручик Яковлев перешагнул, через поваленный плетень, выстрелил в лежавшего на земле под сломанной яблоней раненого красноармейца и вошел в покосившуюся от  разрыва снаряда хату, прошел через горницу  и увидел на стене фотографию флотского офицера с семьей. Покривив побелевшими губами, он аккуратно снял карточку со стены и бережно спрятал в карман кителя.

            Поручик Яковлев гнал коня галопом, припав к шее и немилосердно нахлестывая лошадь ногайкой, конь хрипел и засекался, клочья пены падали с морды лошади.

— Успеть до реки, только успеть до реки… — билось в голове поручика в так лошадиному намету. Лошадь всхрапнула и с стала валиться набок, Яковлев выдернул ноги из стремян и перелетев через голову коня упал на землю, от удара захватило дыхание, он попробовал вскочить, но резкая боль заставила его вскрикнуть…

            Поручик очнулся когда солнце уже перевалило к закату и покраснело, он лежал около загнанной лошади, ужасно болела голова, поручик дотронулся до виска и поморщился.

            Хромая он побрел к броду, возможно за рекой он найдет своих.  Неожиданный удар Повстанческой армии по тылам остановил наступление белых, а штаб контр-разведки дивизии попал на марше под сокрушительный огонь махновских тачанок и мало кому удалось остаться в живых.

            Около брода он осмотрелся и стал переходить реку.

— Ваше благородие, не спеши нас покидать! – как выстрел в спину прозвучал насмешливый голос.

            Якушев медленно обернулся стоя по колено в воде. Те же ярко-голубые глаза, лохматая папаха, только прищур глаз суровый и нет больше ничего бесшабашно-мальчишеского в чертах лица.

— Володька! Как я рад, что ты живой, брат! – поручик сделал пару шагов к атаману.

— Стой где стоишь, Сашка… — тихо сказал  махновец и вынул наган.