Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Маня на сносяхМаня на сносяхАвтор: gareev Ануфрий Тимофеевич Коромыслин был начальником средней руки в маленьком промышленном городишке Н. В подчинении у него была небольшая контора, занимающаяся непонятным для простых обывателей делом, да и для нас, дорогой читатель, это не столь важно, не в этом суть. Коллектив у него сложился в основном женский, что очень расстраивало Ануфрия Тимофеевича, потому как был он уверен, что все его проблемы от непонятного ему женского характера. Сам он был роста невысокого, но чрезмерно тучен, вдобавок на голове у него не было ни единого волоска, что делало его необычайно похожим на персонаж из сказки. Поэтому и называли его за глаза Колобок, и называли абсолютно все: друзья, сослуживцы и подчиненные, дети во дворе, и даже в семье, сыновья и супруга при беседе друг с другом нередко его называли Колобочек. Он об этом знал, но сильно не любил свое прозвище и требовал от всех уважительного обращения по имени и отчеству. Чтобы окончательно помочь тебе, читатель, представить себе облик нашего «героя», надо непременно описать его голос, а говорил Коромыслин необыкновенно тонким фальсетом, видимо так причудливо сложены его голосовые связки, что складывалось впечатление о его мужской неполноценности. Иной раз, случайный посетитель не знавший его, услышит голос за дверью и думает, что там девушка или молодая женщина, и как он удивляется, когда увидит этого писклящего колобка.Но вернемся к его коллективу, как уже было сказано выше, женщины приносили ему одни проблемы: то у одной ребенок заболел и сердобольная мамаша не вылезает с бюллетеня, то у другой проблемы семейные и доброжелательные коллеги-товарки собираются по углам и успокаивают, помогают словом-советом. А то и вообще: попадется болтушка-сплетница и боишься слова сказать, потому как тут же весь город узнает, что ты говоришь, и о чем думаешь. В общем, сплошной срыв рабочей обстановки. Кошмар, да и только. Но самое страшное: сильно боялся Коромыслин, что вдруг какая из его подчиненных забеременнеет, захочет, как говорится, исполнить свой материнский долг. Это чрезмерно злило начальника и каждый раз при удобном случае, обливаясь потом, учрежденно заявлял своим писклявым голосом: - Хватит, родили по одному ребенку и достаточно. Работать надо, деньги зарабатывать! Вот и в этот теплый вечер, после окончания рабочего дня, выйдя из кабинета и громко стуча каблуками по полу он направился по коридору к выходу. Навстречу ему попалась Маня Кривоногова, эта работница, несмотря на свою фамилию, отличалась исключительной красотой. Роста Маня была среднего и имела приличные женские формы, и Ануфрий Тимофеевич смотрел на нее как кот на сметану, обливаясь при этом крупным, соленым потом. Хотя никаких поводов для этого Маня не давала и вообще отличалась исключительной работоспособностью и добросовестностью, языком понапрасну не болтала и даже вызывала симпатию в коллективе и у своего начальника за свой спокойный, уравновешенный нрав. И сейчас, увидя своего начальника, она опустила голову и, прижавшись как можно ближе к стене, уступала дорогу Коромыслину, потому как тот по своему обыкновению ходил ровно по середине коридора и по вине своего телосложения не оставлял прохода случайно попавшимся подчиненным. Проходя мимо Мани, Колобок невольно стал оценивать взглядом ее фигуру, и какое-то неуловимое изменение, как ему показалось, произошло с ней. Всегда стройная и опрятно одетая, сегодня она показалась ему немного пополневшей. Остановившись в метре от подчиненной, он язвительно, как свекровь, спросил: - Что-то ты Маня, пополнела, похорошела даже. Ты случаем не беременная? Тут молодая женщина повернулась к нему боком и, кажется, опустив голову еще ниже, покраснев, сказала: - Ой, Ануфрий Тимофеевич, кажется, да. - Как это кажется? Скажи точно! - Наверное точно… - И что? Уже не рассосется? - Ой, наверное нет… - Ох, не ожидал я от тебя такого Маня, ты же серьезная женщина. Ты же, можно сказать, основа всего коллектива, на тебя же, можно сказать, все смотрят и равняются. И что теперь? Каждая начнет беременнеть, когда ей вздумается? В ответ Маня только качала головой, в глазах ее уже застыли слезы, она не знала куда себя деть. Исчезнуть, убежать, только бы не слышать этого бреда. И тут, будто услышав ее мольбы, начальник произнес: - Ну ладно, мне сейчас некогда, срочно надо к главе, вызывает, – произнеся это, с важным видом, Колобок покатился к выходу, только крикнул через плечо: - Завтра поговорим. Маня же из последних сил зашла в свой кабинет и, закрывшись на замок, села за стол. В голове все плыло, к горлу подкатился горький ком, и из глаз покатились горькие слезы, слезы незащищенной, обиженной женщины. Слезы безысходности. Многое пришло в голову. Вспомнился муж Ваня, как он уговаривал ее завести второго ребенка. Впрочем, зная своего начальника, Маня предполагала, что так все и будет, рано или поздно. И сегодняшний диалог окончательно подтолкнул ее к этому решению. Достав из стола чистый лист бумаги и вытерев двумя руками слезы из глаз, оставляя при этом черные полосы расплывшейся косметики, она ровным спокойным почерком написала заявление об уходе. Вернемся же к нашему Колобку. Ни к какому главе он конечно же не пошел, направился он напрямик к себе домой. Возвращение домой после работы было самым приятным делом для него. Только здесь он находил успокоение для себя, только среди обстановки своей квартиры ему становилось по настоящему тепло и уютно. Его окружали любимые вещи, которые он покупал всю свою жизнь, на которые копил деньги, иногда подолгу, лишая тем самым себя и свою семью многих удовольствий. Душа его на самом деле была поклонена этим вещам. Только предметы были на самом деле ему верны. Они никогда ничего не говорили ему против, не капризничали, ничего не просили, стояли и молчали, как ему казалось, они тоже отвечали ему любовью. Так вот, вернувшись с работы домой, Коромыслин закрылся у себя в комнате, отключил телефон и, не включая света, завалился на роскошный диван итальянской работы, обтянутый высочайшего качества кожей светло-коричневого цвета. Улегся и стал размышлять. Не давала ему покоя эта сцена в конце рабочего дня. Он не знал что ему делать. С одной стороны, замечательная работница Маня, которую уважал коллектив и которую, кажется, он даже ни разу не премировал, и не смотря на это, она продолжала добросовестно работать. С другой стороны эта ее беременность, ведь уже имеет ребенка. Что если, посмотрев на нее начнут все уходить в декрет, а ты им деньги плати. А кто работать будет? Ты же за них за всех и будешь работать, Ануфрий Тимофеевич, резонно размышлял Коромыслин. Взвесив все свои ЗА и ПРОТИВ, «колобок» пришел к единственному, по его мнению, разумному решению: УВОЛИТЬ! И на этом уснул. Снился ему кошмар: будто пришел он на работу, а весь его женский коллектив поголовно беременные, даже сухая и пожилая Анна Егорычна – его секретарь, прозванная среди коллег Нытик, за ее постоянное нытье по поводу и без оного, на свою неудавшуюся жизнь, с огромным пузом, врывалась к нему в кабинет и совала ему под нос зеленый больничный листок, завывая при этом невыносимо тоскливую песню. Кошмарная ночь не прибавила Колобку настроение, придя с утра на работу, он был решительно настроен: совершить задуманное во чтобы то ни стало. Проходя через приемную в свой кабинет, Коромыслин страшно крякнул: - Маню, как только придет, немедленно ко мне! Анна Егорычна (Нытик) от неожиданности даже подпрыгнула на стуле, на который только что села, придя на минуту раньше своего шефа, и когда громко хлопнула дверь за хозяином кабинета, нервно захныкала – предчувствуя нехорошее. Не успел Ануфрий Тимофеевич зайти, как зазвонил телефон: - Привет, Ануфришко! – послышалось в трубке. – Как спалось сегодня, кошмары не мучали? – это звонила его давняя подруга Алефтина Михайловна Тузова, женщина экстравагантная во всех отношениях, она занимала пост директора овощебазы, но по внешности ее можно было принять за актрису эпохи зарождения кинематографа. Вся она блистала бриллиантами, руки были ее усыпаны кольцами, а на голове неизменно шляпка. Ее ранний звонок не удивил его. Тузова звонила почти каждое утро, поразило другое: откуда она может знать про кошмары? - А ты, Алечка, откуда про ужасы знаешь? – нервным голосом спросил Коромыслин. - Ну я же вчера телевизор смотрела и, зная тебя, могу представить, как ты страдаешь. Причем тут телевизор? — этот ответ окончательно запутал Ануфрия Тимофеевича - А ну-ка солнышко, рассказывай все подробно, что ты там видела и что может заставить меня страдать, по-твоему, — взяв себя в руки, твердо сказал «Колобок». - А, ты что ничего не видел и не слышал? - Нет! – чуть не закричал он, окончательно выходя из себя. - Так вот, вчера наш президент сделал заявление, что каждая женщина, родившая второго ребенка будет получать очень кругленькую сумму. Странно, что ты этого не видел, представляешь теперь каждая твоя бабенка захочет родить по второму, а то и по третьему. Вот я подумала, как тебе сегодня тяжело… — но договорить не успела, ее собеседник вялой рукой положил трубку на аппарат. «Что же теперь? Как поступать? Уволю одну беременную, а все скажут, не уважаю президента», – оперативно мыслил Колобок – «Разотрут же, в порошок разотрут», до пенсии спокойно не дадут доработать», – пришел он к выводу. Пока он размышлял, в дверь тихо постучали и, не дожидаясь приглашения, к нему зашла Маня, на ней был просторный белый сарафан, особо подчеркивающий ее интересное положение, а в руке она держала листок бумаги. Ничуть не стесняясь, она твердой походкой подошла к столу и, ничего не говоря, положила заявление перед своим начальником. - Что это? – чуть не плача, спросил Коромыслин и, не дожидаясь ответа, бегло прочитал и тут же разорвал листок пополам. И уже нежно, по-отцовски продолжил: - Манечка, ты уж меня прости за вчерашнее, старого дурака, я же не со зла. На лице у него расплывалась искренняя, добрая улыбка. Пропорцинально ей расширялись и глаза Мани, никак не могла она ожидать такого поворота. - Ты сейчас иди домой, отдохни. А завтра выходи, спокойно работай, ну, а когда придет время, пойдешь в декрет, – сказав это, Ануфрий Тимофеевич встал и подойдя к ней взял за плечи и продолжал говорить всякие нежности, проводил ее до двери. Не успев до конца сообразить что происходит, не ответив ничего кроме невнятного «Спасибо», Маня оказалась в коридоре и, не заходя в свой кабинет, направилась домой. На улице ярко светило солнце, громко щебетали птицы. На душе у нее было невероятно спокойно и радостно. Кажется, даже природа радовалась вместе с ней. Вот токая история произошла в маленьком городишке Н совсем еще недавно. Осталось только заметить, дорогой читатель, что Маня скоро станет еще раз Мамой, а наш Колобок продолжает работать, но тихо ищет себе другое место. Что-нибудь поспокойнее. Куда-нибудь на склад, чтобы людей поменьше, побольше вещей, которые всегда молчат и не требуют к себе особого внимания. Теги:
-3 Комментарии
#0 00:09 26-04-2010X
а что, хороший росказ. отлично! хых, поднасрал путин колобкам )) Еше свежачок *
Занесли тут намедни в сарай души По ошибке цветные карандаши. Рисовал я дворец, и царя в заре, Пил, курил, а под утро сарай сгорел... Шут гороховый, - скажете? Спору нет. Вскормлен дух мой пшеницей на спорынье, Ядом кубомедузы в морях креплён, И Юпитер оплакал меня, и клён.... я бреду вдоль платформы, столичный вокзал,
умоляя Создателя лишь об одном, чтобы он красоту мне в толпе показал. нет её. мне навстречу то гоблин, то гном. красота недоступным скрутилась руном… мой вагон. отчего же так блекла толпа? или, люди проспали свою красоту?... В заваленной хламом кладовке,
Нелепо уйдя в никуда, В надетой на шею верёвке Болтался учитель труда. Евгений Петрович Опрятин. Остались супруга и дочь. Всегда позитивен, опрятен. Хотя и дерябнуть не прочь. Висит в полуметре от пола.... Синее в оранжевое - можно
Красное же в синее - никак Я рисую крайне осторожно, Контуром рисую, некий знак Чёрное и белое - контрастно Жёлтое - разит всё наповал Одухотворёние - прекрасно! Красное и чёрное - финал Праздник новогодний затуманит Тысячами ёлок и свечей Денег не предвидится в кармане, Ежели, допустим, ты ничей Скромно написал я стол накрытый, Резкими мазками - шифоньер, Кактус на комоде весь небритый Скудный, и тревожный интерьер Чт... Любовь моя, давно уже
Сидит у бара, в лаунже, Весьма электризована, Ответила на зов она. Я в номере, во сне ещё, Пока закат краснеющий, Над башнями режимными, Со спущенной пружиною, Вот-вот туда укроется, Где небеса в сукровице.... |