Пуля - один

Автор: Саша Акимов Михаил Тимофеевич Калашников:
«Новый автомат хотелось сделать надежным в работе, компактным, легким и простым по конструкции. По какому пути пойти? Можно использовать для оружия силу отдачи затвора после выстрела, как у существовавших тогда автоматов ППШ и ППС. Это позволило бы создать достаточно простую конструкцию. Однако при новом патроне, под который создавался автомат, затвор получался массивным и соответственно возрастали вес и размеры оружия. Трудности создавала и длина гильз новых патронов по сравнению с пистолетными, поэтому я решил остановится на системе автоматики, основанной на использовании отвода части пороховых газов, образующихся при выстреле. Такая схема позволяла создать легкое, портативное, надежное и скорострельное оружие. Постепенно на ватмане стали вырисовываться контуры будущего автомата… Даже незначительное изменение формы или размеров одной детали вызывало необходимость в изменении всех уже сделанных чертежей. Но вот эскизный проект автомата готов. „Что скажут о нем специалисты?“ — думал я, с нетерпением ожидая ответа из Москвы. Вскоре пришло письмо. В нем сообщалось, что проект одобрен и решено изготовить опытный образец автомата. Снова закипела работа. С составлением рабочих чертежей отдельных узлов и деталей одному человеку было уже не справиться. Постепенно начал складываться небольшой конструкторский коллектив. В напряженном труде шли дни. С волнением осматривали мы каждую новую деталь, тщательно прилаживали их друг к другу. Наконец, пришло время, и мы уже могли держать в руках поблескивающий лаком и смазкой автомат...»


Сейчас в мире насчитывается более шестисот миллионов единиц легкого стрелкового оружия. Примерно по одной единице на каждых десятерых человек. При этом пятьдесят процентов, половина всего оружия в мире распространяется нелегально. Наиболее гнетущий вид принимает сейчас неконтролируемое распространение оружия в странах Северной Африки.
С распадом СССР автомат Калашникова (АК) стал активно распространятся по всему миру. Бывшие участники «Варшавского договора» устроили всемирную распродажу своих арсеналов. А многие арсеналы были банально разграблены и перепроданы. АК стали продаваться по очень низким ценам по всей Африке. Оружейные бароны знают свой сегмент рынка не хуже, чем маркетинговые исследователи разбираются в ценах на ценные бумаги. Во многих странах Африки крайне обострены межплеменные, межгосударственные, межэтнические, религиозные разногласия. Множество мелких локальных конфликтов с приходом АК затянулись на годы, а некоторые конфликты до сих пор не разрешены. В Либерии, Сьерра-Леоне, Сомали, Руанде, Эфиопии… — везде используют АК, как способ решения проблем, и лучший способ переговоров, при решении конфликтных ситуаций. Без автомата никто не выходит на улицу, настолько он влился в повседневную жизнь. АК в руках африканского ребенка — это так же обыденно, как леденец в руках европейского.
Всего было выпущено более ста миллионов АК. Калаш вошел в «Книгу рекордов Гиннеса» как самое распространенное оружие в мире.
Автомат Калашникова с примкнутым штык-ножом изображен на гербе и флаге Мозамбика. И на гербе Зимбабве тоже.
Африканцы умирают быстрее и рождаются чаще, чем европейцы, поэтому в их популяциях происходит больше качественных мутаций. Они быстрее эволюционируют, быстрее развиваются как вид. Они так часто друг в друга стреляют, что у них скоро выработается иммунитет к огнестрельному оружию.

Мне было десять лет тогда, но я помню тот случай настолько отчетливо, что могу его пересказать в мельчайших подробностях. Это похоже на легенду, сказку или мифологическую выдумку. Но это правда, самая обыкновенная правда, без каких-либо иносказаний.

Я, маленький и тощий, пас коров недалеко от кладбищенского холма. Я вслушивался в перестук деревянных колокольчиков, надетых на шеи коров. Как только они пытались улизнуть, я щелкал бичом по их задницам. Коровы отбивали хвостами атаки мух и еще каких-то назойливых насекомых. Коровы поедали бедную растительность. Срывали жалкие клочки травы, и медленно их жевали. Они жевали жвачку и смотрели на меня своими пустыми глазами. В их глазах была жуткая бессмыслица тупого существования. Они смотрели только вниз, на землю. Жрали с нее. На нее же и гадили. Из их умиротворенных и спокойных задниц расслабленно валились лепешки. Мерный перестук копыт успокаивающе действовал и на меня.
Солнце припекало коровьи спины. Да и мою голову перегревало. Я решил пойти на кладбищенский холм, там была небольшая тень от редких, но высоких, кактусов. Я решил прилечь возле двух симпатичных могил. Тень меня порадовала прохладными объятиями. Могил там было великое множество. Всюду примитивные надгробия с крестами. Большинство умерших и лежащих там умерли далеко не от крестных мук. Многие умерли от СПИДа и других, чуть менее неизлечимых, но не менее смертельных заболеваний. Они сгнили внутри, еще до того как умерли и были положены во гроб. Остальные могилы принадлежали убитым при помощи огнестрельного оружия. Нынче не модно умирать от естественных причин, это же так банально, умирать от старости. В моем поселке всего один старик живет, несколько взрослых мужчин, чуть больше зрелых женщин, все остальные молодые парни и девчонки. Старик был совершенно свихнувшимся. Он постоянно нес всякий бред, бубнил себе под нос странные заклятия, читал видения в небе. Мне нравился этот безумный старик, мне нравилось слушать его речи, была в них мудрость. Бессилие и ярость — одновременно.

Мой дом — это поселение беженцев из Кении. Мой отец сбежал из Кении в Эфиопию. Из одной клоаки в другую. Мой отец хорошо говорит по-английски и меня он научил этому языку. Еще он немного преподал мне суахили, но его я понимаю меньше. Амхарский же он и сам с трудом воспринимал на слух. Но надо было приспосабливаться. Я не мог выучить амхарский алфавит, но говорил на этом языке вполне сносно.

Я услышал противный свист у себя над головой. Я вскочил на ноги. И тут же рухнул, сбитый острым ударом энергии, разряжающей разрушительные импульсы в мое плечо. Я скатился по склону кладбищенского холма. Пока кубарем катился вниз, зацепился за несколько кактусов и изорвал ветхую одежду, которая досталась мне от каких-то далеких родственников. Я не думал о коровах, а думал о столь неожиданном и странном ощущении в своем плече. Все тело ныло. Я поднялся, отряхнулся, оглядел себя. Несколько ссадин, синяков, мелких царапин. Ерунда. Но в плече что-то торчало. Что-то злое и смертоносное. Я достал это. Пуля калибра 7,62. Я сжал ее в кулаке и потерял сознание. Не от боли. Не от ранения, или истечения крови. А от осознания произошедшего.
В следующий раз я очнулся перед своим домом. Я валялся в пыли у порога. Какой-то мужик увидел меня потрепанного у могильного холма. Этот же мужик приволок меня к дому. Пока он меня нес, я пару раз упал с его плеча. Он меня ронял так небрежно, будто я мешок с высохшими коровьими лепешками. Он бросил меня перед порогом. Выругался. Кинул в мою сторону только одно слово. «Мфу». Мертвец — на суахили.
Со всей округи сбежались девушки. Одна из них даже догадалась постучать в дверь моего дома. Отец вышел с видом очень занятого человека, который не любит когда его отвлекают. Но увидев меня, валяющегося в грязи и кровоточащего, он изменился в лице. Отец подбежал ко мне и стал орать на всех вокруг. Он просил воды, омыть раны. Он взял меня за руки, а другой мужчина подхватил мои ноги. Меня внесли в дом, как безвольную куклу бросили на кровать. Отец срезал ножницами с меня футболку. Он плеснул воды на мою рану. Все девушки проследовали в дом за отцом, но толку от них не было никакого, они только толпились и что-то шептали друг другу. Я никогда ранее не привлекал столько внимания, поэтому мне это немного льстило. Но нужно было выкинуть что-нибудь на бис. Отец осмотрел мое левое плечо. Он не нашел там пули, рана была неглубокая, смехотворная. Он облегченно вздохнул, а я приподнялся на кровати и протянул ему пулю все это время бывшую зажатой в моем кулаке. Отец рассмеялся самым радостным, наполненным удовлетворением смехом. На пуле, которая лежала на моей ладони, были несколько бороздок по бокам. Следы от нарезки ствола. Одна из девушек воскликнула: «а куиши милеле». Бессмертный. Девушки стали развивать тему: «Пули его не берут», «Он сын оружейника — заговоренный», «Это чудо», и т.п.
Последним в помещение вошел сумасшедший старик. Он тихонько прошептал мне на ухо: «Теперь тебя будут звать Русаси. Тебя не берет силаха». Русаси — значит пуля. Силаха — оружие. Старик сказал это и ушел. Девушки вышли после него. Отец обнял меня и взял пулю у меня из руки.
Позже он просверлил ее насквозь, продел веревку в дырку, и подарил мне ту пулю, как талисман, оберег. С тех пор все зовут меня Русаси. Пуля.

Я много раз пускался в размышления насчет того, как я мог выжить, и так мало пострадать, при пулевом ранении. Конечно, было здорово верить в чудеса и мистику, но я был сыном оружейника, поэтому предпочитал чуть более сложные объяснения. Очень просто сказать: «это чудо». Восхитится этим, и оказаться в плену у примитивной суеверности. Гораздо сложнее разобраться в первопричине чудесного случая. А именно этим я и был занят большую часть детства, выуживал у отца информацию об оружии, просил его найти для меня книги по физике. Отец находил книги. А я находил в них многие ответы на мучавшие меня вопросы.
Критерий огнестрельности означает использование энергии взрывчатого разложения пороха для сообщения снаряду кинетической энергии. Боевой заряд патрона состоит из бездымного пороха. Современные пороха представляют собой коллоидальные смеси пироксилина (нитрат целлюлозы) с растворителями различных типов — летучими (эфирный спирт с серным эфиром, ацетоном) и труднолетучими (нитроглицерин). Большинство автоматных патронов такие мощные, что пуля вылетает из ствола со скоростью превосходящей скорость звука. Начальная скорость пули у АК — 715 метров в секунду. Но не стоит забывать, что пуля — это стальной сердечник, одетый в свинцовую рубашку и оболочку. Благодаря силе трения об воздух пуля замедляется, благодаря силе притяжения она падает. Пуля летит примерно так же, как стрела, только дальность ее полета выше. То есть пуля летит сначала прямо, а потом, теряя скорость, падает по дуге вниз. Видимо, та пуля, которая меня поразила, была уже на излете. Она уже потеряла всю свою убойную энергию и не нанесла мне серьезных ран, только воткнулась в мое плечо. Только на это ей и хватило сил.

Разгадав к четырнадцати годам причины моей мнимой «неуязвимости», я не стал никому объяснять ничего. Мне нравилось внимание девушек, верящих в то, что я особенный. Одна девушка из живущего по соседству племени так была мною заинтересована, что стала приходить ко мне вечерами и ласкать моего змея. Брючную черную мамбу. Она вытаскивала его из моих штанов и брала его в рот. Мне это нравилось, а ей, похоже, тоже доставляло удовольствие. Мы с ней не имели сношений обычным способом. Она ела мое семя, и ее это устраивало, а уж меня это устраивало вообще по всем статьям. Она была из племени сурма. Они раскрашивают свои тела оранжево-красной охрой и природным мелом. Ее тело имело красивый рисунок. Пятнышки и волнистые полоски. Ее рисунок многое говорил. В то время как ее соплеменники, юноши и мужчины, боролись на палках-донга, и на их телах были рисунки, говорившие: «я тебя ненавижу, сдохни, победа будет за мной». Ее рисунок говорил: «Я очень хочу стать плодородной. Я боюсь умереть». Соседние племена мурси и каро тоже красили тела, но не так выразительно. Да и забавные дощечки себе в нижнюю губу сурма вставляют самые большие по диаметру.
Болезненно тощая, разукрашенная девочка, с оттянутыми мочками ушей и нижней губой, приходила ко мне и отсасывала. Оказалось, что она так хотела исцелиться от болезни матки. Она решила, что я святой и мое семя сможет ее очистить.
Но вскоре инфекция ее доконала, та девушка умерла.
Я грустил, мне не хватало ее ласки. Но не только это меня расстраивало. Она так надеялась на чудодейственное воздействие моей спермы, а я подвел ее. Хотя это от меня не зависело, я чувствовал некий гнет над своей душой. Я откопал книгу по астрофизике. Мне стало это интересно. Я попросил отца раздобыть какие-нибудь книги по астрономии. Он их, не без труда, нашел. И я погрузился в эти знания, отвлекаясь от горечи потери своей первой женщины. Я в то время погрузился в самообразование с головой. Ближайшее учебное заведение было от нас на расстоянии двадцати километров, и идти туда подразумевалось пешком. Пешком, но не по дороге, а по отвесным скалам и каменистым почвам, по грязи и иссушенным красноземам моей новой родины. Моему отцу было нелегко находить для меня учебники, просто книги, которые я выискивал по ссылкам в конце книг мною уже прочитанных. Количество книг в моей библиотеке неумолимо росло. Я легко читал английские издания, которые были в этой местности на вес золота только для меня. Все используют книги как растопку для печи или костра. Большинство соседних племен относится к деньгам, как к фантикам. Там котируется только строгий бартер. Ты мне — я тебе.

Отец чинил автоматы всем соседям, он уже был оружейником, когда я родился, а что до этого, я даже не подозреваю чем он занимался. Я не спрашивал его никогда. А он не был многословен. Он всегда был занят, возился с поломками. Все звали его Мжуму. Оружейник. Серьезных поломок было немного, в основном были ерундовые. У АКМС чаще всего разбалтывается болтик в складном прикладе. Этот приклад был позаимствован у немецкого MP40 вместе со всеми его недостатками. У некоторых Калашей заклинивало затворную раму, что приводило к выходу из строя всей системы. Подобная осечка могла любому из наших клиентов стоить жизни. Иногда отверстия на стенках газоотводного канала забивались грязью.
Многие относились к Калашу, как к чему-то невероятно выносливому, но ведь и он изнашивался со временем. Стирались узлы, слабели пружины. Мой отец, например, убедительно наказывал клиентам не заряжать в обойму Калаша больше двадцати патронов. Он объяснял это тем, что подающая пружина может лопнуть в самый неподходящий момент, если постоянно заряжать по тридцать патронов.
Отец чинил Калаши, а я взбирался на горные уступы и смотрел на звезды через оптический прицел ПСО-1. Четырехкратное увеличение позволяло мне рассматривать луну, отличать на ее поверхности кратеры. Но прицел давал очень узкий обзор, да и слегка подрагивающие руки не давали мне нормально смотреть на звездное небо. А отец, увидев мое увлечение, выменял у кого-то телескоп. В 1609 году Галилей самостоятельно построил свой первый телескоп с трехкратным увеличением. Потом он сделал телескоп получше, с увеличением в тридцать два раза. Через свой новый телескоп он смог различить на поверхности луны горы. Он обнаружил четыре спутника у Юпитера. Он смог, наконец, понять, что Млечный путь — это множество звезд. Галилей открыл фазы Венеры, солнечные пятна и вращение Солнца.

Я смог наблюдать за небесными телами, я обратил свой взор ввысь, в то время как внизу смотреть было, в общем-то, не на что. Да и видеть то, что творится внизу, было невыносимо больно.
Молодежь спивалась, ходила на танцы у костра, бесконечно совокуплялась, умирала — а сумасшедший старик все шептал свои странные слова.

Частокол рябит, если быстро бежишь. Я не виноват ни в чем. Решетки всегда отбрасывают странные тени. А стены и двери умеют сливаться. Окна перетянуты колючей проволокой. Свиньи правят всеми. Деньги гниют в смрадных утробах. А обезьянки онанируют. Глаза боятся — руки делают. Крылья несут падения. Погружения веселят утопленников. Бляди сосут члены. Такова жизнь.

Все что я рассказал ранее — всего лишь вступление. История моей жизни по-настоящему началась меньше года назад. Меньше года назад я начал жить по-настоящему. До этого я только готовился. Только сейчас я это понимаю. Тогда мне были невдомек всяческие рассуждения. Я не видел ничего, что было за пределами моей деревушки.
А началось все с того, что я убежал. Убежал. Это слово слишком резкое. Я покинул свою деревню. По радио сообщили, что эфиопские войска вступили на территорию Сомали. И из деревень стали набирать дополнительные силы. Некоторые ребята из деревни взяли свои АК, и пошли за ними. Женщины и дети стали покидать приграничную местность, они почувствовали, что там скоро будет жарко. Беженцы убегали. А я не знал, что мне делать. Я не поддерживал власть, но и не был активным противником власти. Я просто презирал весь этот военный бред. Я столько оружия в своей жизни перевидал, столько раз вдыхал запах пороха и оружейной смазки, что меня уже тошнило от вида солдат идущих на очередную бессмысленную резню. Милитаризм — это сильная штука. Правда, только на бумаге и в объявлениях по радио. Там говорят красивые циферки. «Тысячи воинов. Они защитят неприкосновенность нашей родины (хотя на самом деле они сами вторгаются на чужую территорию). Огромное количество единиц оружия. Вперед! В бой!»
Но на практике, в бой идут толпы неорганизованных юнцов, которые только и знают жать на курок с дикими выкриками проклятий в сторону врага. Но проклятия не помогают, тут нужна меткость и опыт ведения боевых действий. Те глупые солдатики громыхают беспорядочными очередями в предполагаемое местоположение вражеских сил.
Примитивный милитаризм можно развенчать теми же красивыми циферками. Возвратно-поступательные движения затворной рамы АК приводят к тряске автомата, при стрельбе очередями без жесткой фиксации прицел неизбежно сбивается. Вверх и вправо. Из-за этого эффективная дальность стрельбы падает до мизерных циферок. Триста метров. Неужели кто-то из тех солдат догадается стрелять одиночными выстрелами, аккуратно держа автомат, прижимая его приклад к плечу. Нет. Они стреляют-не-глядя из ветхих укрытий. Они стреляют с одной руки. Эффективность подобных войск вызывает явное и небезосновательное сомнение.

Единственными достойными вояками на поле боя оказывались русские наемники. Эфиопия активно вербовала в ряды своей армии бывших офицеров из России. Конфликт с Эритреей был, по сути, между русскими и украинскими наемниками. Ведь Эритрея предпочитала нанимать в свои ряды граждан Украины. За два года той войны были потрачены миллионы долларов. И убиты более ста сорока тысяч людей. При этом Эфиопия так и не получила выхода к морю, хоть и практически разгромила Эритрею. Вмешались миротворцы и… война стала бесконечной.

Насмотревшись на могилы убитых в прошлых конфликтах с Сомали и Эритреей, я решил не прибавлять на кладбищенский холм еще одну могилу. Могилу с моим именем. Я упаковал свой телескоп — положил его в футляр. Я взял немного еды. Сложил все необходимое в кожаную сумку. Попрощался с отцом. Принял из его рук АК74 с оптическим прицелом ПСО-1. Папа специально для меня его готовил, пристреливал, улучшил затворный механизм и газоотводный поршень, тем самым увеличив мощность и скорострельность автомата. Отец поцеловал меня на прощание, и вложил мне в руки несколько коробочек с патронами калибра 5,45. Отходя от дома, я положил патроны в сумку.
Вот так и началось мое путешествие. Мое имя Русаси. Это особое имя. А особые имена дают только астероидам, имеющим необычные орбиты или форму. Небесные странники, космический сброд — получают свои имена из-за своей необыкновенности. К примеру, астероид Икар приближается к Солнцу даже ближе чем Меркурий. А Эрос имеет своеобразную форму, он похож на фаллос. А я земной странник, получивший имя от сумасшедшего старика, неуязвимый к пулям, прокладывал свой путь за горы. Я хотел просто бежать подальше от войны, от разрушений и ужасов. Пусть это несмело, или даже трусливо выглядит со стороны. Но когда ты знаешь, что твоя смерть не имеет значения, тогда и понимаешь, что нет смысла умирать ради чужих идей. Только видя каждый день последствия войны можно осознать ее бессмысленность. А от гордости званиями и наградами у вояк вырабатывается ощущение их значимости. Но они, какое бы у них не было звание и сколько бы у них на груди не блестело красивых медалей, все равно остаются пушечным мясом.

Сначала я прошел мимо маленького поселения сурма. Парни смотрели на меня с невозмутимыми лицами, но глаза выдавали их. Да и рисунок их тел говорил: «Мы не хотим здесь видеть чужаков». Они бы вполне могли меня побить, если бы у меня за плечом не покачивался АК74. Прелестные девочки сидели на земле и улыбались мне. Их разрисованные лица были похожи на солнышки. Яркие и улыбчивые. А еще те девочки были прелестны потому, что на них из одежды были только ожерелья. Маленькие грудки соблазнительно торчали ничем не прикрытые. Я с трудом отвел от них взгляд. А ожерелья из ракушек были очень красивы.
Я шел дальше, все дальше удаляясь от дома. Идти стало тяжелей, я шел по пологому склону, усеянному камнями. Из земли повсюду торчали кривые деревца, усердно оплетающие корнями камни. Ветки этих деревьев цеплялись за мою сумку, будто пытались отобрать у меня еду и воду.
Под вечер я уже карабкался по резким уступам. Камешки осыпались у меня под ногами. Мелкий сор, сдуваемый ветром со склона, падал мне в глаза. Я взбирался все выше и выше. Было тяжело, приходилось обходить многие особенно крутые участки, отвесные стены. Об острые камни я ободрал себе колени и ладони. К закату солнца я уже был на плоскогорье, шел по кривой холмисто-горной местности, испещренной расщелинами, усыпанной валунами, поросшей редкими полумертвыми кустиками. Солнце уже не жарило, камни остывали. Когда солнце начало закатываться за горные хребты передо мной, я увидел небольшой домик с соломенной крышей на некотором расстоянии от меня. Я подошел к домику. Вокруг него был высокий забор из камней. Я остановился у ворот. Что-то в этом домике меня пугало, но деваться было некуда, надо было где-то ночевать. Я стеснялся зайти в ворота и попросить у хозяина ночлега. Боялся получить отказ. Хотя, что за гад откажет в ночлеге одинокому путнику. Солнце уже скрылось из виду, лишь неясное красноватое марево выглядывало из-за гор. Было темно. Я вошел в ворота. Что-то яростное и рычащее бросилось на меня. Но этот порыв ярости был оборван, так и не завершившись. Челюсти не стиснули мое горло, они только клацнули рядом с моим лицом. Звякнула цепь, которая натянулась и сотряслась. Мне в нос ворвался запах подпорченного мяса, безумия и страха. Рядом со мной, натянув толстую цепь, скалилась гиена. Из пасти животного капала мрачная слюна. Шерсть на загривке твари вздыбилась. Меня передернуло, испуг скользнул по спине, щекоча нервы.
Из дома, услышав шум, вышел хозяин. Он сказал мне:
-Не бойся, эта сука тебя не тронет. Проходи в дом.
Я, запинаясь, ответил:
-Хорошо… Сейчас…
Пока я шел к входным дверям дома, гиена не сводила с меня глаз. Она жадно и голодно на меня смотрела, будто я еда, мясо.
Мужчина лет пятидесяти сидел на стуле и курил. Дымная вата заволокла его лицо на несколько секунд. Но в свете масляной лампы на его лице вырисовались морщинки. Скорбные, глубокие. По этим морщинам можно было судить: он много горюет, редко смеется, почти не удивляется. У сумасшедшего старика из моей деревни были другие морщины. Морщины улыбающегося человека. Я представился:
-Здравствуйте, меня зовут Русаси.
Мужчина выдыхал сладковатый дым в пространство единственной комнатушки. Он вывалил на меня вместе с дымом:
-Странное у тебя имя. Хочешь остановиться у меня на ночь? Ты откуда, кстати?
-Я издалека. Целый день шел. Уже собирался спать под открытым небом, а тут увидел ваш домик. Вот и решил спросить у вас разрешения переночевать. К сожалению, у меня ничего нет, поэтому я смогу только сказать спасибо за ночлег.
-Ладно, можешь провести ночь здесь. А завтра с утра иди дальше. Там выйдешь на дорогу.
-Спасибо вам!
-Да не надо так нервничать. Все отлично.
Мужчина улыбнулся и указал мне на кровать в углу.
-Там жена моя спит, но сейчас она уехала за продуктами в столицу. Правда, слегка порвана москитная сетка, но ты ведь переживешь несколько укусов.
Я кивнул пару раз, в подтверждение того, что мне не страшна мошкара. Мужчина сказал:
-Можешь не раздеваться, ложись и спи. Ты, видать, утомился с дороги.
Я улегся в кровать и закрыл глаза. Я обнял автомат, а сумку положил перед собой. Действительно, усталость одолевала все мои члены. Руки и ноги ныли, было такое ощущение, что я все еще лезу по склону вверх. Мужчина тихонько заговорил:
-Ты слышал о Попобаве?
Я впервые слышал подобное слово, но это было как-то связано с летучими мышами.
-Это же на суахили, да?
-Да. Это значит — крыло летучей мыши.
-И что это такое?
-Это карлик. Одноглазый. Он насилует мужчин в зад, пока они спят. Если кто-то сомневается в его существовании, то он приходит к ним ночью. Попобава может становится невидимым, но его можно обнаружить по резкому запаху и клубам дыма. Живет этот монстр на острове Занзибар. Ты веришь в существование Попобавы?
Этот разговор мне показался крайне странным. Я не очень-то верю в дурацкие сказки и мифы, но мне вдруг стало не по себе. Мужчина курил и разговаривал со мной о таких странных вещах. Я ответил:
-Я не знаю. Может быть. Он чем-то напоминает демона-суккуба в особо извращенном виде?
-Я не знаю кто такой суккуб. Но Попобава страшен. Когда он выходит на охоту за теми, кто в него не верит. Частенько мужчины из страха быть изнасилованными уходят из дома и спят на улице.
Я решил закончить этот разговор, и мне вдруг захотелось выбежать из этого дома. Морщинистый мужик пугал меня своими речами.
-Я очень устал. Если мы будем говорить о демонах, мне кошмар может присниться.
Мужчина замолчал. А я решил не спать, только притворится спящим. Я закрыл глаза и стал ими быстро двигать. Будто мне снятся сны. Через час я услышал шорох ткани. Затем почувствовал своеобразный резкий запах. Запах человеческого пота, семени и дерьма. Я резко открыл глаза. Мужчина все так же сидел посреди комнаты и курил. Он улыбнулся мне, когда заметил, что я не сплю. Я покрепче сжал в руках цевье автомата и сумку. Я вскочил с кровати и выбежал из домика. Я рванул оттуда прочь, а мерзкая гиена смеялась мне вослед. Я убегал в темноте и постоянно спотыкался об камни. Через некоторое время я решил остановиться, лечь под куст и там спать до утра. Лежа на холодной земле, с жесткой сумкой под головой, и мелкими камешками впивающимися в бока, я размышлял. Сквозь тонкие ветки куста я видел звезды, такие яркие, какие можно увидеть только в очень дикой местности, в полной темноте. Дерьмом и спермой пахло от матраса, на котором я лежал в том домике. Зачем мне тот мужик рассказывал всякие странные мифы? Я вымотался тогда и не мог найти никаких здравых объяснений тому случаю, да и сейчас я не могу понять, зачем было меня до смерти пугать. Отшельники — любители одиночества, не любители незваных гостей. В ту ночь я на удивление крепко спал, хотя условия не были комфортными, скорее напротив, экстремальными.