Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Сосуд зла. Пятый рассказ Василия СеменычаСосуд зла. Пятый рассказ Василия СеменычаАвтор: Бабука Это пятый рассказ серии «Василий Семеныч и другие. Похабные рассказы». Предыдущие части называются: «Впечатлительный», «Пятьсот веселый», «Пчелы и минометы» и «Триппер-дача».В середине июня в город пришла жара. Горячее вязкое желе растеклось по улицам, до верху, как банки, заполнило дома, замедлив движения и приглушив звуки. Ходить, разговаривать, думать было лень. Мы с Ромкой целые дни проводили на пляже, часами не вылезая из воды. Моя сессия только что закончилась, Ромкина еще продолжалась. В нижнем ящике стола, подальше от глаз, лежали две повестки из военкомата. Вечером накануне очередного экзамена Ромка садился зубрить, бурча себе под нос. – Ну, и хули ты целую ночь свет жег? – спросил Василий Семеныч моего приятеля однажды утром. – К языкознанию готовился, – ответил Ромка, протирая красные от недосыпа глаза. – Всё выучил? – поинтересовался я. – Ага, щас, – Ромка вздохнул. – В башке все перемешалось. Помню только, что в классификации Реформатского есть нахская группа языков. А больше, хоть убей, ничего не помню... – Нахская? – переспросил Семеныч и вдруг захохотал. Мы с Ромкой вздрогнули – от звукового удара, и от неожиданности. Семеныч изредка ухмылялся, но на нашей памяти по-настоящему смеялся он впервые. – Нахский язык – вещь полезная, – продолжал между тем дядя Василий. – У нас в депо по нему специалистов до жопы, через одного – кандидат наук. А уж Никодимыч из вагоноремонтного – тот, бля буду, академик... – Неужели и вас превзошел, дядя Василий? – не поверил Ромка. Семеныч посмотрел на моего приятеля как на слабоумного. – Никодимыч-то? Да он по нахской части любого наха покроет как бык овцу. Талант у человека, да.... Экзамен Ромка сдал на тройку и был очень доволен результатом. Когда вечером с работы пришел Семеныч, его желтая лысина блестела от пота, словно натертая воском. – Вот ведь, жара–то, распроеб ее мать, – сказал хозяин квартиры, отдуваясь. – У нас ведь как? Десять месяцев в году жопу морозишь, ждешь тепла. А как жара придет, так заебывает за два часа. Уффф, бля! – Квасу холодного не хотите, дядя Василий? – предложил я. – Квасу? – прогудел Семеныч и нахмурился. – Покупной что ль? Из бочки на углу? – Конечно. Откуда же еще? – Не, паря. Из бочки, ну его нахуй. – Семеныча поморщился… – Ты знаешь, чё в той бочке было, до того, как в нее квас налили? – Не знаю, – согласился я. – И знать не хочу. – И правильно, что не хочешь, – одобрил Семеныч. – Если узнать, охуеть можно. Такая в жизни случается поебистика да ебанистерия, что нарочно придумать нельзя. Вот взять хотя бы случай с Феликсом... Семеныч вдруг замолчал, будто спохватившись. Но мы с Ромкой почувствовали приближение истории и в один голос сказали: – А что было с Феликсом? Расскажите, дядя Василий! Внутренняя борьба отразилась на лице Семеныча колебаниями исполинских усов. Но уже через несколько секунд усы выровнялись по горизонтали, между ними вспыхнул огонек «Астры», и Семеныч начал рассказ. – Есть возле нашего депо заводик один. «Физприбор» называется. Хуевины разные мелкие делает для школ. Не «Уралмаш», в общем, и не «Камаз», так пиздюлинка малая. И был у меня на том заводе один знакомый. Феликсом звали. Хуевое, честно сказать, имя. Пидористическое какое-то немного. Хотя имя – это дело такое, от человека не зависит, тут уж как повезет… Работал Феликс этот – по великому своему трудолюбию – ночным сторожем. Мы со Швариком, корешем моим, с Никодимычем и другими деповскими мужиками иногда заходили к Феликсу после вечерней смены. За жизнь поговорить, ну и выпить, само собой.У него там ночью раздолье. Завод пустой. Никто мозги не ебет. Выпивку с собой приносили. А вот пожрать сообразить – это посложнее. Магазины-то закрыты. Не хватало закуски. Поэтому мужики часто запивали водой. Нальют в ковшик из бака эмалированного, такого с кранчиком, и по кругу пускают... Семеныч сделал паузу и добавил – Я, правда, не запивал. Потому как вредно это. – Ну, посидим, вмажем. Начальство поматерим. Отведем душу. Бывало, кто и бабу свою в сердцах помянет. А Феликс только того и дожидается. Больно он на баб был сердитый. А все почему? А потому, паря, что он Нинку, жену свою бывшую, с армяном каким-то застукал. И с той поры в голове у него возмущение произошло. Стоило кому чего про женщин сказать, Феликс уж слюной брызжет. Мол, бляди они все. И рассказывает свою историю. Во всех разрезах… И чего куда хачик этот совал. И как Нинка визжала да подмахивала, и как сиськи ее тряслись. И как она армянские мохнатые яйца пальцами перебирала. Срамота одна... Я как-то говорю ему: «Совсем охуел ты, Феликс, один как сыч в пустом заводе сидючи. Кадому встречному-поперечному выкладываешь как твою жену ебали. На хуя, а?» А тот аж пятнами пошел: «Это я вас, дураков, предупреждаю. От баб в мире все беды. Послушайте, дурни неграмотные, что умные люди-то говорят». И понес, как по писанному, чего какой мудрец про женский пол хуевого сказал. Всех помянул. И Платона греческого. И этого, который теорему главную придумал, Пифагора что ли. И Гоголя – не того, который Тараса Бульбу написал, а который немец… – Может, Гегеля? – поправил Ромка. – А пёс его знает, может и его, – согласился Семеныч. – Мол, в бабах разумения нету совсем, одна ебля да свара на уме. А, хули, оно и понятно: дурная баба и Платона заебет. Делать-то Феликсу совсем нехуй было, вот он книжки разные мудреные и читал, да в тетрадку себе херь разную заносил. А всего чаще вспоминал он святых угодников да монахов разных, какие в старину жили. И прописали, мол, те божьи люди, что баба – это сосуд зла. И что чертовщина разная в мире – вся от них. И потому, мол, женщин надо в сугубой строгости держать, а лучше бы их вообще всех ебнуть. – Как это «ебнуть»? – не понял я. – А так. Перепиздить к едреней фене. Извести как клопов или там мышей. Чтоб в мире соблазна не было, и люди вместо того, чтоб ебаться, богу бы молились. Ну, я возразил ему, что совсем-то без баб нехорошо будет. Только Феликс слушать не хочет. И говорит мне, сукин сын, при мужиках: «Вот ты, Семеныч, сидишь тут с нами, бухаешь, а жена твоя в это время, может, два хуя в рот берет, да еще и свистит». Хотел я Феликсу промеж рогов въебать. А он вскочил, шустро так, отбежал в сторону и руками машет:«Чё ты, мол, Василий, я для примера только, пошутил». Шутник, бля… Ну, плюнул я и домой ушел. Иду по улице и мысли у меня в башке нехорошие шевелятся. А что если в самом деле Офелия Тимофеевна, царство ей небесное – того, на стороне поебывается? А потом рассудил маленько: я жену свою зазря не обижаю, в доме всё делаю чего надо, получку, опять же, не пропиваю всю подчистую… И случись, не дай бог, такая хуйня, совесть моя будет чистая… А так, конечно, гарантию никто не выдаст. Это уж как повезет. Потому как баба. Разумения нету ни хуя. Так-то Феликс вроде и неплохой мужик был. Рыбачили, бывало, вместе. На футбол ходили «Локомотив» смотреть. И не жадный. На ихний завод иногда материалы дефицитные завозили, так он спиздить давал... Василий Семеныч затянулся «Астрой». – Как-то часа в два ночи звонит у меня телефон. Бздынь– бздынь–бздынь… Ну, снимаю я трубку и слышу: «Семеныч? Это я, Феликс. Беда у меня. Спасай. Христом–богом умоляю». Ну, я глаза продрал кое-как. «Да чё случилось-то?» А он: «Потом объясню, ты только ко мне на завод сейчас приходи, с инструментом». Так я нихуя и не понял, но ящик свой слесарный взял и пошел. Минут за двадцать добрался. Дверь на проходной открыта. Захожу. И тут мне на встречу выбегает Феликс и лопочет чего-то. Глаза дикие совсем. И, главное, несет перед собой бачок эмалированный, для питьевой воды. «Ты че, мудильник, – говорю, – до белой горячки допился? Хули ты с кастрюлей как ебнутый бегаешь? Поставь бак на место и объясни по-человечески, чё у тебя стряслось». А тот только мычит чего-то и глазами в разные стороны вращает. И еще посудиной этой перед ебальником трясет. Ну, надоело мне. Взялся я за бак, рванул на себя и на пол хотел поставить. Только тут Феликс заорал как, блядь, маневровый тепловоз – у меня аж уши заложило. Присел и в бак этот вцепился. И тут замечаю я такое, что и в сказке сказать.нельзя. Да и ну их в пизду, такие сказки. Вижу я, паря, что Феликс к баку животом вроде как приклеился. Портки спереди спущены. Заглядываю в бак, а там, в том месте, где отверстие для крана с резиновой прокладкой по краям – залупа из стенки торчит, сине–черная уже, как баклажан. – Как… залупа? – прошептал Ромка. – Чья залупа? – Чья, чья… – передразнил Семеныч. – Гегеля залупа, бля… Феликс кран-то вынул и в дырку, в муфту резиновую, федора своего засунул… И еще, паря, вижу я, что бак снаружи весь мелом разукрашен… Сзади – вроде как жопа. Спереди – рожа и титьки бабские. Хуево нарисовано, похабно – как на заборе. А с левого боку написано «Нина». Феликс ревет белугой и ебургу какую-то при этом несет: «Завхоз, сука, бачок заменил. Старый не понравился ему, подтекал, видите ли. Козел, бля! Пиздатый был бачок!»... Тут у меня перед глазами картинки разные мелькать стали. Как мужики воду пили… И что бачок и в правду тёк немного, надо было ведро снизу ставить… Я вот вам, салабоны, скажу, а вы крепко запомните: любая емкость, или там сосуд, если его ебать в технологические отверстия, рано или поздно начинает течь. Это, бля, такой закон природы... Сначала я Феликса просто прибить хотел. Потом охолонул и говорю: «Где у тебя, скобяной ты ебака, тут телефон? Надо Шварика с Никодимычем на подмогу звать, и остальных тоже. Репку тянуть будем. А уж опосля...». Тут Феликс взмолился: «Не губи, Семеныч! Я ж знаю, ты не злой человек. Спаси меня. Чего хочешь забирай, только спаси. И никому не говори ничего. А то не жилец я на этом свете». Посмотрел я на Феликса – в слезах да соплях, в обнимку с железякой, разрисованной под Нинку, которую он как только не костерил – и стало у меня на душе… не знаю, как вам сказать… Хуево, в общем, стало... Завел я чудо это в угол, поставил так, чтоб бак с двух сторон в стенку уперся. Достал из ящика зубило подлиннее, прицелился и начал молотком ебашить. Грохот стоит аж ёб твою мать – как в кузне. Феликс визжит тихонько, но смирно стоит, понимает, мудень, что все его хозяйство напрочь оттяпать могу. Ну, короче, чтоб кота за яйца не тянуть, раздолбал я кастрюлю, и муфта резиновая из нее выпала, вместе с содержимым. Дал я Феликсу нож сапожный: «Дальше ты уж сам действуй. Ножик себе оставь. А всего лучше –отрежь федора к ебеням, все равно тебе без надобности». И пошел к выходу. Потом вернулся, поднял жбан расписной с развороченной пиздищей и говорю: «Нинке отнесу. На память о любимом муже». А Феликс скулит только и ножиком промеж ног туда сюда возит. А на улицу когда вышел, выбросил сосуд этот срамной под первый куст. Сейчас жалею – надо было Нинке отдать. Она бы его в красный угол поставила и показывала всем своим хахалям. Какая-никакая, а статУя. Каждой бабе, паря, нужна статУя. Хотя бы даже и мудаком сработанная. Сам мудак не нужен, а статуя нужна. Зачем нужна – сами не знают. Одно слово – бабы. Разумения у них нету. Тут этот хуильник бородатый, Платон, прав был... Семеныч раздавил сигарету в пепельнице. – И с тех самых пор, паря, у меня недоверие образовалось к бакам да бочкам. Мало ли чего... Ромка поперхнулся квасом. Прокашлявшись, он спросил: – Дяда Василий, а вы точно из ковшика водичку не пили? А то странно получается: все пили, а вы нет... Семеныч зашевелил усами и пророкотал: – А иди–ка ты, Ромка, нахский язык учи. Он тебе в армейке ох, как пригодится. Любопытный, блядь… Сколько дней-то вам гулять осталось, салабоны? Восемь? И, подмигнув притихшим слушателям, Василий Семеныч затянул басом: «Шла с учений третья роооота...» ***** 24 июня 2010 г. Теги:
2 Комментарии
#0 15:55 25-06-2010кольман
Как всегда высший класс! Талантище!!! чотко. Очень хорошо. Хорошо. Образованный какой, слесарь Семёныч-то, и за Гегеля, и за Платона… И речь грамотная. Хороший мужик Балдю (с) А слог то, слог то каков! ммм… А где романтика? Не верю про бачок, но всё равно смешно. Мелом, говоришь? Кхххее Очень хорошо. Просто здорово даже! атличненько. Мощно задвинул. Молодец. Василий Семеныч благодарит за внимание. всплакнул мощна — очень улыбнула, страна чё так коментав мало Еше свежачок Мастера медведь съел. Натурально. Белый медведь . Потому что не нужно ходить туда, куда не нужно. Табличка висит. "Не ходить". Теперь где нового мастера искать. Медведь за него работать будет что ли. Услили ограждение. Периметр обнесли колючей проволокой.... ПРОДЫРЕЦ
(сказка о чём-то) Сюр&Треш Встретились как-то в лоханке постирушечной 2 дырки-отверстия носочные, принюхались друг к дружке и очень обрадовались.... Крутит событий Чёртово колесо
Время. На гребне выси стареют дети. Осень включает дворника - пылесос, Самый простой и мощный в своём сигменте. Странный чувак. Расхлыстан да нетверёз. Жадина - через трубочку губ влюблённо Тянет в режиме "турбо" печаль берёз, Силу и вдохновенную нежность клёнов.... Сейчас печалью выводить печаль,
как пятнышко от кофе на рубахе. На завтрак - дождь и жареный миндаль, и длинный день, заваренный на страхе ночных, отчаянных, неведомых тревог, запястий, лезвий, подоконников, таблеток. Уябывай скорее за порог.... Она впилась в него после пары дежурных фраз. Приехала с новым мужем к своячнице и его с "законной" позвали за компанию. "Я вдова", подчёркивала она непреклонно на его "разведёнка". Покойный муж был директором атомной станции и сгорел от рака желудка едва за сорок....
|