Пищевые цепи.

Автор: shushu



Аня очень любила рисовать. Часами выводила понятные только ей одной витиеватые узоры на белоснежных листах подаренного отцом толстущего альбома. День за днем, один исписанный каракулями лист сменялся другим. Навыки совершенствовались, а безобразные и бессмысленные загагулины постепенно трансформировались в узнаваемые черты и осмысленные черточки.

Зацикленность дочки на рисовании, Анатолий воспринимал, как Богом данный талант. Может эти каракули ровным счетом ничего для него и не значат, а может ничего не понимает он сам.
Пикассо и прочие там Малевичи – мазня, каша, винегрет! А стоят, как ни странно, целое состояние. К тому же, как вещают авторитетные СМИ — «дети индиго», как явление, в наше смутное и непростое время, — обыденность, как и непредсказуемость в той же мере…».Ну и кто их теперь разберет?..

Аня рисовала, пока альбом не закончился. Теперь, за недостатком материала, художества переместились на перламутровые обои в ее маленькой комнате. А вот этого Анатолий никак не мог вынести. Свой труд он ценил гораздо выше творческих экспериментов, после чего счел наиболее компромиссным определить Аню в художественную школу — там и талант ее оценят (если таковой имеет место быть), и квартира сохранит то великолепие, до которого смогли довести его грубые, но в меру умелые руки.

*

Крыса изо всех сил бежала по длинному темному коридору одной из канализационных веток, меняя траекторию с появлением поворотов, отводов труб, подозрительных дыр и щелей, свойственных этим местам.

По мере прохождения все большего расстояния сердце ее набирало темп, а онемевшие лапки с трудом семенили по сырому бетону. Но как только в темном коридоре появлялись светящиеся точки и странные запахи, смешивающиеся с привычными запахами городской канализации, из потайных резервов организма неожиданно появлялись новые силы… Страх – он движет всеми процессами на земле. Именно он и ускоряет движение, фокусируя зрение на мельчайших деталях.

Но и страх со временем уступает дорогу усталости. Усталости невыносимой настолько, что инстинкт самосохранения меркнет перед падающими навзничь конечностями.
Резерв жизненных сил на нуле, но крыса делает последний рывок, направляя свое изможденное тело в небольшую щель в бетонном перекрытии.

За этой щелью ничего, лишь пустота, воздушный мешок, образовавшийся из отколовшегося куска бетона и сплетенной арматуры. Места мало, брешь в бетонной плите она заполняет собственным телом.

Крыса сидит, не шелохнувшись, ей не хватает воздуха. Морда вытягивается навстречу многообразию запахов, Потоки сдавленного, дурнопахнущего, но уже не таящего в себе опасностей воздуха, проходя сквозь множество рецепторов попадают, наконец, в легкие, раздувают их как мешки, а затем вновь выходят наружу. Рецепторы расщепляют зловонии на множество составляющих: человеческое дерьмо, моча, мыло, протухшие продукты, плесень…

Уши и глаза также не выдают угрожающей жизни информации. Вокруг лишь тьма, дополняемая журчанием сточных вод, каплями конденсата, стекающего на бетон где-то совсем рядом и приглушенным гулом автострады наверху.

Крыса садится на задние лапы и, опершись на стену, часто дышит. Через пару минут сердце отбивает четкий и верный ритм, а по телу растекается волна блаженства и спокойствия. Можно немного передохнуть, а заодно и почистить шерсть. Не меняя положения, она перебирает немногочисленные складки на животе, по миллиметру очищая полоски шерсти от въевшейся грязи и мелких паразитов, которых на ее теле обнаруживается бесчисленное множество. Их укусы частые и хаотичные. По отдельности паразиты не наносят никакого вреда, лишь легкое неприятное покалывание и пренебрежительно малая часть крови, необходимая этому существу для жизни. Но все вместе они могут убить и без того ослабленный организм.

Поднимаясь все выше, скрупулезно избавляясь от надоедливых паразитов, она вдруг замечает тромб – густой, черный и сухой. Память выдает яркие предостерегающие картинки о безумно изголодавшем семействе крыс, которое осталось в трех часах непрерывного бега по витиеватым катакомбам городской канализации.

*

Наконец, ворота захлопнулись за ней. Огромные, с массивными кованными узорами, слегка проржавевшими, но тем самым внушающими уважение и трепет. День пролетел, как одно мгновение. Аня повернулась, провожая школу благодарной улыбкой. Сегодня, Алевтина Михайловна попросила всех новеньких нарисовать рисунок на свободную тему. Аня справилась с заданием лучше всех, а рисунок повесили на доску с лучшими работами в школьном коридоре. Невероятная удача в первый же день.

Впечатления переполняли девочку, ей поскорее хотелось поделиться ими с отцом. А его все не было. Остальных детей уже давно забрали домой, а она все стоит здесь, возле этих ворот.

Ждать уже нет сил, и Аня решает пойти домой одна. Дорогу она помнит хорошо. За школой есть парк, куда они с отцом бесчисленное множество раз ходили на прогулки.
Пройти каких-то две улочки – пятнадцать минут. Тем более погода такая замечательная: тишина, прохладный ветерок, до вечера еще далеко, и листья под ногами так весело шуршат.

Аня накидывает рюкзачок на плечи и бодро шагает, сметая хрустящие лопухи кленовых листьев своими маленькими ножками. Похвала ее творчества даже в столь юном возрасте приносит ей неимоверную радость. Она бежит, не чувствуя почвы под ногами, бежит с полным рюкзаком радости за спиной, пока солнечный сентябрьский пейзаж в один миг не сменяет густая затхлая тьма…

Какую-то долю секунды она не чувствует опоры, тело становится невесомым. А потом резкая парализующая боль, уничтожающая все возможные попытки крикнуть, заплакать или просто пошевелиться…

Сквозь далекое, круглой формы отверстие, она наблюдает за ясным сентябрьским небом, а рот ее наполняется неведомой доселе густой и теплой жижей.

*

Страх, который держал крысу в ее маленьком убежище вот уже несколько часов, слабеет, а затем и вовсе уступает место всеобъемлющему голоду.

Она решает высунуться наружу.

Обоняние не находит в воздухе ничего нового. Это и радует и пугает одновременно. Поблизости нет других крыс, как нет и ничего съедобного.

Лапки бесшумно семенят по сырому бетону, оставляя позади все большее расстояние. Крохотные ноздри судорожно захватывают стремительные потоки влажного воздуха, в надежде обнаружить хоть какой-нибудь новый запах.

Она бежит все быстрее и вскоре чувствует…

Отвращение вкупе с обильным выделением слюны — крайняя мера, когда нет больше плюсов, как нет и минусов, есть всеобъемлющий голод. жизнь и смерть разделяют мгновения. Запах смерти, пусть даже трудноразличимый, тяжело с чем-то спутать.

Крыса на мгновение останавливается, что позволяет внешним органам восприятия работать в полном режиме. Тончайший слух в глубокой тишине различает шевеление… кишащий клубок….

В крохотном подобии мозга, на ассоциативном уровне, вырисовывается образ будущей трапезы. Трапезы, желанной всей ее серой сущностью, спрятанной под землей, за сотнями тонн прокисшего бетона, смрада и сырости.

.*

Анатолий вздрагивал каждый раз, когда звонил телефон. Две недели, разжигаемые неиссякаемым спиртовым потоком переживаний, позади. За столь долгий срок ожиданий, он передумал, как ему казалось, все мысли, которые только могли возникнуть у него в голове. Мысль достигла и юношеского максимализма, и ранних половых связей с алкоголем и наркотиками, и даже покойной жены, которая будто бы умчалась на юга и должна непременно вернуться. Он простил бы все, лишь бы серп не достиг усохших и любимых всем сердцем гениталий.

Каждый раз, снимая трубку, он надеялся услышать хоть какие-нибудь новости о пропавшей дочери. Пусть они будут самыми страшными. Пусть судьба убьет его сразу, одним выстрелом! Но она предпочитает постепенно вытягивать из него жилы, медленно и со скрипом наматывая их на невидимый механизм…
Он ждет новостей. но сталкивается только с одним и тем же ответом,
«Мы делаем все возможное» — сухо отвечают они. После многочисленных просьб, мольбы и рыданий он все-таки опускает руки, понимая, что всю жизнь делал для них примерно то же самое…
Он не помнит, сколько раз уже клал трубку, безвольно обрушивая вес на мягкий диван в гостиной, наливал «горькую» в стакан и долго вглядывался в рисунок, мастерски исполненный простым карандашом. Авторский, единственный, неподражаемый. Украдкой сорванный со школьной доски почета.
На нем была изображена крыса, готовящаяся к прыжку. В крайней степени отчаяния она, словно сжатая пружина, вот-вот должна была выбросить свое тело вперед.


*

Образ, так ярко запечатлевшийся в сознании крысы, служил мощнейшим катализатором для ее лап. Считанные минуты, необходимые на преодоление расстояния растягиваются в вечность. Запахи и звуки, исходящие от добычи с каждой секундой становятся все сильнее.

В жаждущих безумных глазах уже отражается образ будущей кормушки — небольших размеров человеческое существо, кишащее жирными изворотливыми созданиями.

Их нужно жрать, пока у них не отрасли крылья!

Изогнувшись в отчаянном прыжке, крыса с остервенением набрасывается на долгожданную добычу….

До отказа набив желудок, перепачканная кровью и продуктами гниения, крыса тяжко сопит. Полный блаженного спокойствия взор устремлен сквозь, круглой формы отверстие, прямо в нескончаемые просторы осеннего звездного неба.

Там, за этим отверстием много опасностей, как много и манящих, но не менее опасных запахов. Но сейчас они волнуют крысу меньше всего. Совсем скоро желудочный сок переварит пищу, превратив питательные вещества в чистую энергию, в жизненную силу.

Ведь сила – это все, что ей нужно в этом непростом мире для того, чтобы выжить. А пока можно просто отдохнуть, насладиться моментом…


©alco® Zimenkov.2008