Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Литература:: - Наш ГагаринНаш ГагаринАвтор: Микробиолог хуев Решил разбавить, так сказать, обстановку и направить еще один эпизод из своего нивротебательского и эпохального творения "Пиар и его команда".Последняя разработка советских конструкторов, призванная защитить мирное небо от капиталистических коршунов, уже воплощенная в металле с гордым названием УТИ МиГ-15, была выкачена на взлетно-посадочную полосу. Возле нее продолжали копошиться механики, напоминавшие лилипутов, пытающихся как-то воздействовать на спящего Гулливера. Глядя на них, Гагарин саркастически и по-диссидентски подметил про себя, что не президента же везти, обычный испытательно-тренировочный полет новой машины. В общем, Гулливера звали «Борт №18» и через несколько минут он должен оторваться от земли и совершить свой первый полет. По традиции, на первые полеты всего, что хоть как-либо летало или имело к этому какое-то отношение, обязательно приглашался Гагарин. Время было ранневесеннее, конец марта, и по этой причине на Гагарине были одеты теплые оленьи унты и утепленный же лётный костюм. Серегин все нее появлялся. Что бы излишне не раздражаться и не заводиться из-за этого факта, Юрий Алексеевич нацепил на голову наушники и включил плеер. Как всегда, во время нахождения на аэродроме, он слушал Жана Мишеля Жара. По обыкновению, после 10 минут прослушивания «Oксигена», Гагарин начинал медитировать и погружаться в сомнамбулическое состояние, покачивая головой и издавая звуки, хоть и отдаленно, но все же напоминающие голос северного шамана, просящего богов помочь племени с моржами. Однако, на сей раз медитация не достигла апофеозной точки. Сильный, но по-дружески нежный удар ладони по его плечу возвратил его из холодного Сиэтла сюда, во Владимирскую область. - Привет. Давно ждешь? А я, признаться, по сайтам плавал, потом, бах, смотрю, блин, опаздываю. Но, успел. – как-то радостно, с оптимизмом поздоровался с ним Серегин. Он уже был одет в такой же летный утепленный костюм. Только на голове была шапка-ушанка. - Здравствуй, - изнуренно выдавил из себя Юрий Алексеевич, разглядывая прищуренные глаза напарника, - Ну, пойдем. Не говоря больше ни слова (Гагарин еще окончательно не вышел из медитационного транса, а Серегин был под впечатлением виденных ним сайтов), оба пилота направились к руководителю полетами. Сорок метров по открытой местности, обильно простреливаемой холодными ветрами, быстро растаможили летчиков и привели их в нормальное рабочее годное состояние и в диспетчерскую. В диспетчерской находился руководитель полетами полковник Синюхин. Он сидел в низком глубоком кресле спиной к окну, его большой живот был плотно затянут тканью футболки с девчонками из «Shampoo». Он, Синюхин, был прекрасно осведомлен, что Гагарин на дух не переносил этих накрашенных малолеток (откровенно говоря, и сам Синюхин тоже) и даже привез ему из Японии футболку «Dog eat dog», но Синюхин, как и все люди, был завистлив и никогда не упускал случая досадить первому космонавту на планете. В диспетчерской было основательно натоплено, поэтому руководитель полетов был в темно-синих шортах-бермудах и желтых вьетнамках. На голове были огромные ди-джейские наушники с микрофоном, шнур от которой просто валялся на полу возле кресла и, надо полагать, волочился бы за Синюхиным, когда он решался вдруг пройтись. - Вот оно, Рио-де-Жанейро, - попытался сострить, засмеявшись, Серегин. - Ну, значится так. – не обратив внимание на ремарку Владимира Сергеевича, голосом, в котором проскакивало сходство с интонациями клонированной Долли, пробурчал Синюхин. – Вчера в штабе вы получили запечатанный конверт для выполнения спецзадания. Конверт вскроете на высоте по получении сигнала с земли. Конверт проверен в биологической лаборатории нашей части, так что можете не опасаться – порошка нет. Задача ясна? Выполняйте – бесцветным голосом закончил Синюхин, не отрывая взгляда от телевизора, по которому шел очередной фильм бессмертного и нестареющего Залмана Кинга. - Так точно, - с радостью и облегчением, развернувшись на 90 градусов вокруг своих собственных осей и упершись глазами в дверь, изрядно пропотевшие пилоты, сначала Серегин, а за ним Гагарин, покинули это гавайское бунгало. Военные люди, в отличии от их жен, привыкли не обсуждать приказы и поведение командования, вследствие чего Серегин и Гагарин в молчании дошли до самолета, благо дистанция была не стайерской, хотя Серегин и успел ушатать батончик «Сникерса». Количество механиков возле самолета уже начало уменьшаться, Гагарин ловко, как человек-паук по Эйфелевой башне, забрался по приставной лестнице в кабину. Серегин зачем-то походил под самолетом, постучал по плоскостям, а уж затем присоединился к Юрию Алексеевичу. Пристегнули ремни, закрыли фонарь, потом проверили внутреннюю связь и запустили двигатели. Чтобы дыхание сохраняло свою приятность после тошноты от перегрузок и, в принципе, совершенно ненужных виражей и поворотов с петлями, оба сунули себе в рот по подушечке жвачки. Прогрев двигатели, самолет разогнался по ВПП, плавно взлетел и начал набор высоты. Примерно через 20 минут полета с земли поступил сигнал о начале выполнения спецзадания, хотя и Серегин, и Гагарин прекрасно понимали, что это, на самом деле, закончилась кинговская эротика, и Синюхин решил хоть как-то развлечься. Влетев в зону повышенной облачности (на карте это был квадрат 14), Гагарин распечатал конверт, вынул содержимое себе на колени, а в него, уже пустой, конверт, выплюнул ставшую безвкусной жвачку. (Просто при выполнении задания, да еще и спец, ничего не должно отвлекать пилота, а равно, и мешать ему. Простой кусок резины во рту явно мешал). У Серегина конверта не было. Но он был опытный летчик, со стажем. Жвачку он закатал в обвертку от «Сникерса», употребленного еще на аэродроме. Гагарин взял в руки сложенную вчетверо бумажку, на которой густо сидели жирные пятна. «Сало резали, что ли?», - пронеслось шутливо в голове. С этой мыслью он развернул пакет со спецзаданием и принялся очень внимательно его изучать. Чем дольше он его читал, тем меньше понимал, потом даже стал отказываться понимать. В это время, откуда-то сверху, со стороны Ярославля, чуть не зацепив борт №18 своей плоскостью, пронесся Ме-109, именуемый в простонародии «Мессершмитт», со змеем на борту, который собирался заглотить пару тузов, высовывающихся из его пасти. - Э, земля, вы че там, не можете развести самолеты? Тут у нас какой-то Талалихин чуть свой выход на бис не совершил, - с изрядной долей сарказма, но все-таки обиженно связался Серегин с Синюхиным. - Ну что за народ, ну елки-палки, два Героя Советского Союза в воздухе, полковники, а они…, - уже обращаясь к напарнику, высказал он свое огорчение. На это замечание Гагарин ни коим образом не отреагировал. Между тем, МиГ-15 с бортовым номером 18, снижаясь, постепенно терял набранную высоту, что было обусловлено тем, что воздушной волной залихватского «нарушителя спокойствия Героев Советского Союза» были несколько сбиты и нарушены его настройки и регулировки. Внезапно стало светло. Это самолет, ведомый двумя отважными летчиками-испытателями, вывалился их облаков в чистое небо, на оперативный, так сказать, простор. И Серегин с ужасом увидел, что расстояние до земли было просто рукой подать, метров 300. Совершенно ничего не соображая, он машинально бросил стеклянный взгляд на беспристрастный альтметр. Тот хладнокровно и спокойно выдавал 1100 метров. (Это уже потом члены Правительственной комиссии установили, что в УТИ МиГ-15 при быстром снижении показатели высотомеров запаздывают). Так как Серегин находился на месте второго пилота, то он был несколько ограничен в возможностях управления самолетом со своего места. Полноценный контроль борта осуществлял первый пилот, который в данный момент ровным счетом ничего не предпринимал. - Юра, до земли близко, - осторожно напомнил о себе Серегин. Видя, что по-прежнему ничего не происходит, а Гагарин продолжает сохранять молчание, ничем не уступающее, а может быть даже и превосходящее по своему уровню молчание Зины Портновой, Серегин неуверенно и даже не веря самому себе, предположил, что Гагарин запланировал отчебучить что-нибудь эдакое и сейчас резко рванет ввысь. Но самолет упрямо и даже с охотным желанием, как колосок к солнцу, неотвратимо приближался к жирному чернозему Средней полосы. - Юра, Юра, ты чего хочешь, мать твою? – нервно, а оттого зло и тихо, произнес Серегин в микрофон внутренней связи. Снова ответа не последовало. «Странно, может, не работает интерком, - пронеслось в голове Серегина. Проверив его, он вынужден был признать, что связь полностью исправна. «Какая к черту связь, - тут же осудил себя Серегин, - что он слепой, что ли? Не видит, что происходит? Абсурд какой-то». - Юра, выводи самолет, а то врежемся на хер, - будучи знакомым по сайтам с буддийскими методиками, Серегин знал, что нужно говорить в такие моменты тихо, но убедительно. Именно так, как ему показалось, он и произнес последнюю фразу. Земля не стремительно, а даже быстрей приближалась. Все! Даже если сейчас начать экстренно выводить самолет из пике ничего не получится! Это Серегин уже понял. Странно, но в эти секунды Владимир Сергеевич совершенно не думал о своей жизни, она не проносилась у него в голове в обратном хронологическом порядке, он не думал о жене, о семье, сайтах, не думал он также о том, что случилось с самолетом и почему упрямо молчит, не запрашивая данных полета, земля. Серегин думал только об одном, о Гагарине, о причине, которая полностью обесточила его сознание. Гагарин…А ведь он, Серегин, совершенно ничего о нем не знал. Ну, знал, конечно, что он из Гжатска, ну полковник, ну первый космонавт, орденов много, «Волга» есть, а что еще? Может быть, это произошло оттого, что мы сами ничего не знаем об этом симпатичном, улыбающимся, простоватом парне с акцентом… Быть может, и развязанный шнурок на ботинке от этого… Серегин зажмурился и приготовился. …А Гагарин все продолжал смотреть в развернутый лист бумаги формата А4 со спецзаданием, на котором на печатной машинкой с западающей буквой «о» была напечатана всего лишь одна фраза: «Житель из города Портленд Стивен Кинг интересуется: кто убил Лору Палмер? Время». Досрочного ответа не будет… Теги:
-1 Комментарии
#0 23:00 07-05-2004барыга
эт же на Козлова вопрос ! тема апсирания первых космонафтов не раскрыта уух.. падающий самолёт прямо таки увлек за собой здорово скушновато... Еше свежачок дороги выбираем не всегда мы,
наоборот случается подчас мы ведь и жить порой не ходим сами, какой-то аватар живет за нас. Однажды не вернется он из цеха, он всеми принят, он вошел во вкус, и смотрит телевизор не для смеха, и не блюет при слове «профсоюз»… А я… мне Аннушка дорогу выбирает - подсолнечное масло, как всегда… И на Садовой кобрами трамваи ко мне двоят и тянут провода.... вот если б мы были бессмертны,
то вымерли мы бы давно, поскольку бессмертные - жертвы, чья жизнь превратилась в говно. казалось бы, радуйся - вечен, и баб вечно юных еби но…как-то безрадостна печень, и хер не особо стоит. Чево тут поделать - не знаю, какая-то гложет вина - хоть вечно жена молодая, но как-то…привычна она.... Часть первая
"Две тени" Когда я себя забываю, В глубоком, неласковом сне В присутствии липкого рая, В кристалликах из монпансье В провалах, но сразу же взлётах, В сумбурных, невнятных речах Средь выжженных не огнеметом - Домах, закоулках, печах Средь незаселенных пространствий, Среди предвечерней тоски Вдали от электро всех станций, И хлада надгробной доски Я вижу.... День в нокаут отправила ночь,
тот лежал до пяти на Дворцовой, параллельно генштабу - подковой, и ему не спешили помочь. А потом, ухватившись за столп, окостылил закатом колонну и лиловый синяк Миллионной вдруг на Марсовом сделался желт - это день потащился к метро, мимо бронзы Барклая де Толли, за витрины цепляясь без воли, просто чтобы добраться домой, и лежать, не вставая, хотя… покурить бы в закат на балконе, удивляясь, как клодтовы кони на асфальте прилечь не... Люблю в одеяние мятом
Пройтись как последний пижон Не знатен я, и неопрятен, Не глуп, и невооружен Надевши любимую шапку Что вязана старой вдовой Иду я навроде как шавка По бровкам и по мостовой И в парки вхожу как во храмы И кланяюсь черным стволам Деревья мне папы и мамы Я их опасаюсь - не хам И скромно вокруг и лилейно Когда над Тамбовом рассвет И я согреваюсь портвейном И дымом плохих сигарет И тихо вот так отдыхаю От сытых воспитанных л... |