VideoФрейм

Автор: Крошка Бу — Деда! Дедуля! Извини! Я знаю, что ты был прав! Теперь я всё поняла!
- Внученька, успокойся!
- Дедушка, какая же я дура! Я знала, что они бесконечны, знала!
- Внученька, успокойся! Все будет хорошо! Пойдем домой!

Больше всего на свете Наташе не хватало личного пространства. Она жила с родителями в типовой двушке, на шестом этаже, и та комната, в которой девушка проводила большую часть своего времени, являлась залом. Мама не разрешала портить обои плакатами, заставляла убирать вещи в шкаф и не раскидывать сумки у прохода. С переездом дедушки ситуация ухудшилась.
Дедуля ослаб мозгами несколько лет назад, и если в далеком 2000 году его мозги могли сравниться с жестким пюре, прилипшем к стенке, то к 2010 году они окончательно ослабли, и сползали вниз, как гороховая каша. Врачи констатировали болезнь Альцгеймера, иначе говоря, старческое слабоумие. Дедушка спокойно передвигался по квартире, он не был физически-дряхлым стариком, прекрасно обслуживал сам себя и даже иногда готовил. Но его речь… Наташа часто засыпала под странное бормотание о магнитных полях и прочих несусветных вещах, вытекающих из старческих уст. Речевой поток окончательно достал её во время подготовки к экзаменам. Именно тогда Наталья сгребла в охапку учебники и навсегда перешла в комнату родителей.
В пылу будничных дел дедушка не утомлял Наташу разговорами. Иногда он успокаивался, будто каша на стене его сознания застывала, не то от холода, не то ото сна. Но приходили и моменты срыва. В один их таких моментов дедуля поведал внучке абсурдную историю.
Всё началось с вопроса:
- Наташенька, а ты ходишь в кино?
Девушка мигом юркнула за учебники, хмурясь сама себе, она сделала вид, что готовиться к экзаменам, хотя они уже давно прошли, и настало время летней практики, дедуля едва ли знал об этом.
- Сколько людей смотрят на экран в темноте?! – сказал дедушка, не дождавшись ответа. – Пятьдесят, сто? Или сто пятьдесят?! Им бы запросто повозку тянуть по песку. Половина впряглись бы спереди, половина толкали б сзади. Но на самом деле, они действительно приводят в движение кое-что. Кое-что побольше повозки.
«Ну вот, началось» — подумала Наташа. Жить с дедуленым бредом на ты – непростая задача.
- Чтобы приводить в действие землю, людей сажают в бесконечный кинотеатр и заставляют смотреть один и тот же кадр. Яркий фон, на котором отпечатались круги ада, и одна надпись «Только не отводи взгляд!». Люди глупы. Они думают, что смотрят фильм, а когда сеанс заканчивается, они встают и уходят. Но это не так. Фильм продолжается вечно!
Даже цепкий яд никотина не заставил Наташу отвлечься. В пол оборота к однокурсникам, душным летним утром всё побоку, всё будто нереальное, расплавленное в надасфальтном мареве.
- А вы в какой лагерь едите?
- В «Космос». А ты?
- Я в «Тихие поляны». Там лучше всего. Собственный пляж, отдельные душевые для вожатых, раз в неделю – выходной. А ещё говорят, у них есть собственный кинотеатр.
Наташа вспомнила вчерашнюю историю о бесконечных кинозалах. Возможно, кому-нибудь со стороны могло показаться, что рыжеволосая третьекурсница прикусила язык, или обожгла угольком пальцы. Но причина лежала глубже. В конце концов, сегодня ей ничего не грозит, три часа лекций пролетят незаметно, а послезавтра она уедет в живописный городок Семиморск и проведет там целый месяц.

Работа вожатого в лагере – это День Сурка длинною в месяц.
На второй день Наташе захотелось покидать вещи в чемодан и сбежать через дыру в заборе. Днём они с Инной следили за легионом избалованных бесенят, а ночью рисовали плакаты, путёвки дня, распределяли между собой обязанности и постоянно смолили в душевой. Гадкий привкус табака преследовал даже во сне. Под утро голова девчонок являла собой жалкое зрелище, там было одиноко и уныло, как в Припяти после Чернобыльской аварии. Наташе стало некомфортно с самой собой, она все чаще вспоминала родную двушку, где у неё не было своего угла. Но в то же время, не было и дурацких обязанностей, невыполнение которых грозило отчислением из лагеря, и как следствие – неудом по практике.
Подъем в пять утра и бегом в ванную – умываться, рисовать глаза и будить легион. В два часа дня, когда детей постигал тихий час, вожатые собирались в главном конкурсе на планерку, где распределялись кружки и секции. У Инны разболелся живот, и Наташа пошла одна. Она как всегда заняла место под сплитсистемой и постаралась не привлекать к себе лишнего внимания. Так произошло, что её отряду впервые достался киносеанс. Наташа пометила это в блокнотике, и обозначила время – четыре часа дня.
Бессмысленность…
Наташа вспомнила, как на информатике их познакомили с замысловатым термином abstract layer — абстракцией прикрывающей реальные потребности. Ей показалось, что суть детского оздоровительного лагеря – это создание ширмы для родителей, типа дети ваши завалены счастьем, как машины январским снегом. На самом же деле детям, да и вожатым тоже, постоянно приходится думать о том, что им можно, а что нельзя. Дрожащие твари – воспитатели — денно и нощно кастуют новые слои, закрывающие глаза на происходящее. Получается своего рода кинотеатр, где за красивой картинкой и динамичным экшеном всегда скрывается лишь пустой белый экран.
По пути в корпус Наташа не выпускала из головы это слово. Abstract layer перекатывался во рту, будто леденец и саднил нёбо сигаретной сушью. Подходя к вопросу с несвойственным педантизмом и занудством, Наташа поняла, что полностью запуталась в своих ощущениях.
Настало время киносеанса.
Личинки почуяли развлечение и с радостным гоготом разбежались по кинозалу. Один мальчик толкнул другого, и заулыбался своему превосходству. Наташа прикрикнула на хулиганов. Иногда надо быть жесткой, иначе не удержишь детей в повиновении. Порой приходится выдавливать из себя несвойственные черты характера ради того, чтобы самой быть спокойной.
«Abstract layer» — думала Наташа, — просто накрой реальность слоем обмана, расслабься и получай удовольствие. Даже если маленькие вандалы разгромят экран, или вырвут с корнем дешевые кресла, платить за это будут их родители, а не ты».
Свет потух, в кабинке механика зажужжало оборудование, кинолента поползла по коричневым бобинами и сгинула в глотке допотопной аппаратуры. Начался фильм, рябая заставка, блеклые лица героев, будто спроецированные с пиратской копии могли удержать внимание детей, но не вожатой. Что-то летало, взрывалось и бомбило мирные города. Скучный фильм поверг Наташу в сладкие объятия дрёмы, и в какой-то момент она поняла, что засыпает. И хоть тело скрючилось в неудобной позе, а спинка кресла врезалась в шею, Наташа заснула.
Звук щедро лился из колонок, и мир постепенно исчезал, таял, как оборвавшийся кадр. Всё захватила темнота, смешанная с запахом дерматиновой обивки, остался только рой неугомонных детей и рваные фразы с корявым дубляжом.
Проснулась Наташа от желто-красного, квадратного света. Он ранил глаза даже сквозь закрытые веки. Девушке показалось, что фильм закончился и дети пошли в корпус, оставив её совершенно одну. То ли страх получить выговор за невнимательность, то ли послесонный инстинкт заставили Наташу широко открыть глаза. И то, что она увидела, повергло её в шок.
Видение длилось десятые доли секунды, но даже за эти мгновения она увидела психоделическое пятно, натянутое на экран и столбики тиров. Наташа вскочила и помотала головой, будто ей за шиворот плеснули ушат ледяной воды. Да нет же, ей точно показалось. На экране по-прежнему что-то летало и взрывалось, а желтый видеофрейм, скорее всего – глюк от жары и недосыпа.
Но, что-то всё равно было не так! Это чувство жгло нутро, Наташе показалось, что в момент пробуждения она увидела реальность! Именно реальность, такую, какой она должна быть, а не abstract layer. Впрочем, вернуться туда снова было простой и опасной задачей.
Наташа рискнула.
Она закрыла глаза и представила себе засыпание. Представила, как тело сползает в бездонную пропасть, вырытую мозгом, где сталкивались шумы разных частот, а в их ахроматическом коде зашифрованы адские кошмары.
Когда сознание помутнело, а взрывы и плохой дубляж слились в однородную звуковую кашу, Наталья заставила глаза открыться.
Реальность без abstract layer не поддавалась описанию. Дети не бегали, не кричали и не шумели. Они безотрывно смотрели вперед, на их восковых лицах не было эмоций, они будто умерли и покрылись мертвяще-желтой коростой.
Целый зал мёртвых детей, выпитых изнутри экраном, сотканным из цветов, ещё не известных человечеству!
Эти оттенки лежат за гранью миров, за пределами восприятия. Желтое на красном, кровяная шкура в недрах застывшего трупа. Фразы, написаны не на языке людей. Знакома лишь одна, перечеркивающая экран, словно эпитафия – «Только не отводи взгляд!».
Наташе показалось, что она сошла с ума. Психологический фермент внутри беспомощного тела заставлял её упорно исторгать множество жалобных криков. А твердые, будто поведенные артритом пальцы утонули в мягких подлокотниках. Девушка угадывала смысл остальных слов! Он приходил к ней постепенно, будто поёзд, мчащийся по рельсам вечности, или убийца, стоящий за дверью в тиши подъезда.
«Лица! По экрану растянуты лица! Тысячи, миллионы лиц, превратившиеся в слова».
Вскочив, Наташа едва не шлёпнулось на пол. Экран будто бы говорил с ней страшными фразами, адресованными всем и никому одновременно:
- Ты болен… Я покажу тебе реальный мир… Твой мир испортился… В нём все мертвы… Что ты видишь?.. Родит огромный труп… Кто смотрит на тебя из угла… Рогатые раны… Я покажу тебе реальный мир… Ты просто потерялся… Видишь углы?.. Гнить… Кто в них прячется?..
Сильно рябящие частицы лиц копировали сами себя, «Только не отводи взгляд» управляло ими, словно рабами, посланными спасти человечество.
Наташа бросилась к выходу, но столкнулась с глухой стеной. Двери больше нет!
Если бы человек представлял собою только тело, потеря последнего означала бы конец непрерывности его личности. Но Наташа чувствовала, что сейчас она теряет больше, чем просто тело. Фразы запускали реакцию страха, механизм паники привел девушку в кабинку киномеханика.
Никакого проектора внутри не оказалось. Вместо этого Наташа попала в другой кинозал, чуть больше предыдущего. Она с ужасом обходила кресла, и не могла отвести взгляд от сотен загипнотизированных лиц.
Следующая дверь вывела Наташу в необычайно огромный кинозал, которого, скорее всего, вообще не существует. Размером он бы с футбольный стадион, и вмещал в себя тысячи зрителей. Все они думают, что ушли из зала после окончания фильма, вернулись домой или гуляют с возлюбленными, смотрят телевизор или готовят еду.
Наташа беспомощно обняла себя за плечи. В этом безумии даже собственная кожа показалась ей холодной и липкой. Зыбкий стук сердца едва слышим в темноте, да и он терялся в грозном молчании, среди одинаковых сидений, среди тех, кого больше нельзя называть людьми. Наташа толкнула парня в фиолетовой футболке. Парень никак не отреагировал на удар, и в припадке бессильной злобы девушка стала трясти его сильнее. Но ни один мускул на лице не дрогнул. Парень продолжал пялиться в экран. Наверное, он думает, что сидит дома или гоняет мяч с друзьями. Эту идею внушил ему дьявольский экран, от которого не в коем случае нельзя отворачиваться.
Неужели все эти люди – лишь механизмы, приводящие в действие землю. Сдернув покровы abstract layer Наташа поняла, а вернее, почувствовала, что земная жизнь – это лишь ширма, мираж, скрывающий от людей правду. Может, правы эти чёртовы надписи – и все люди копошатся в огромном трупе, где гонка порождает саму себя, а все события кажутся бессмысленными лишь потому, что на самом деле их не существует. Сходящие с ума люди заглядывают в этот мир, мир без покровов, и их бред, их шизофазия складывается из слов на квадрате непонятного цвета.
Очень скоро разум покинул и Наташу. Она поняла, что даже если вернется в мир где властвуют abstract layer, то за каждой закрытой дверью её будет ожидать бескрайний кинозал и мертвяще-желтый свет. Девушка будто провалилась в пропасть, а когда пришла в себя, то почувствовала холод.
Она сидела на ступеньках училища, прикрыв руками голову. Ноябрьский ветер хлестал по веснушчатому лицу, а мир обратился в реальную галлюцинацию. Напротив ступенек стоял дедушка, в черном пальто и белом кашне.
- Деда! Дедуля! – закричала Наташа.
Старик молча смотрел на внучку. Запутавшиеся в ветре волосы и старость от сих до сих делала его похожим на херувима.
- Деда! Я знаю, что ты был прав! Теперь я всё поняла!
- Внученька, успокойся!
Наташа кинулась к дедушке, руки оплели сутулый силуэт.
- … какая же я дура! Я знала, что они бесконечны, знала!
- Внученька, успокойся! Все будет хорошо! Пойдем домой!
Дедушка положил руку на плечи. Наташа вздрогнула. За вечность в темноте она отвыкла от прикосновений, отвыкла от стелющего листопада и ветра в волосах. Сомнительный прорыв на свободу, в империю abstract layer, постепенно возвращал данные о тех ощущениях, которые она забыла. Хотелось только плакать, и обнимать деда, будто спасательный круг.
- Прости меня, прости, — шептала она.
- Ну всё, поплакала и будет! Пойдем, я куплю тебе мороженное. Хочешь? В детстве ты любила мороженное!
- Да…
На самом деле Наташе не хотелось есть. Она взяла старика за руку, и пошла по улице, сгорбившись и едва осознавая, что происходит с неё сейчас. Каждый шаг отдавался болью, воздух мягко пульсировал под ногами.
Пара остановилась около киоска и дедушка сдержал слово. Он купил два вафельных рожка себе и Наташе, а затем предложил пройти в парк. На промозглых лавках сидели птицы, но и они разлетелись, когда из-под корявых веток ивы выплыли два силуэта. Тени под их ногами начали удлиняться, солнце клонилось к закату.
- Дедушка, я запуталась! Я не знаю, что с мной происходит, не знаю где я была, и как попала сюда. Почему на улице осень? Почему они бесконечны?
Глаза старика обросли морщинками. Он откусил мороженное, взгляд блуждал по парку, а затем остановился на Наташе. Город впал в глобальное молчание, поток машин на трассе поредел, людей, обычно толпившихся у торгового центра, сегодня тоже было не много. Будто бы кто-то, вернув Наташу в привычный мир, забыл накрыть его несколькими abstract layer. Картинка выглядела слишком общей и тусклой, не хватало деталей и звуков. И сей факт породил в душе девушки ещё больше волнения.
- Дело вот в чём, Наташенька, — сказал дед. – Пока решаешь ты – жизнь продолжается, когда решают за тебя – жизнь стоит на месте.
- Я не совсем понимаю, о чём ты?
Когда дед начал говорить, Наташа заметила у него во рту ровные зубы чудесной белизны, что было совершенно не характерно в его возрасте. Да и вообще, дедушка омолодился. Но молодость эта была не внешней, а скорее внутренней, словно старик сбросил несколько тонких шкур.
- В этом мире всё решают за нас. Нам показывают лишь то, что мы должны видеть. Нам разрешают понимать то, что нам можно понимать. Всмотрись в глубь вещей! Тебе вот нравятся мальчики, а ты можешь себе представить что каждый красавец – это мешок пропитанных кровью потрохов? Руки – отвратительные мясные культи, нет, кроме шуток внученька, кроме шуток! Даже полный светлых мыслей мозг – это всего лишь мерзкий зефир, плавающий в кровавом бульоне.
Язык Натальи застыл и застучал по зубам. Она была готова крикнуть, но по какому-то внутреннему мотиву сдержалась. Хотя ещё немного, и выстиранный парк содрогнулся бы от звенящего вопля.
- Дедушка, хватит! – лицо Наташи упало в ладони. Она сидела так до тех пор, пока не исчезли мучительный страх и отвращение. – Я всё равно ничего не понимаю, я знаю лишь то, что они бесконечны. Эти чертовы кинозалы с желтым экраном.
- Ты болен, внученька, и мир болен вместе с тобой.
Дедушка выкинул остатки мороженного в урну и ушел прочь.
Несколько часов Наташа просидела в одиночестве. Она то плакала, то смеялась, разрываясь между этими эмоциями, как между жаждой и голодом. Перед глазами всё ещё стоял черный кинозал, квадратное пятно, излучающие смерть и люди, эту смерть впитавшие.
- Пока решаешь ты, — прошептала Наташа, — жизнь продолжается.
Смысл этой фразы дошел до неё спустя несколько месяцев, проведенных в приюте для бомжей. Домой девушка не пошла, потому что знала, что в этой реальности у неё больше нет дома. А злые фразы гонялись за ней каждую ночь. Каждая клеточка мозга пропиталась ужасом и отвращением, а сны сделались патологически-одинаковыми.