Охота на лоха

Автор: Fairy-tale Охота на лоха (одной знакомой дуре посвящается)
Вера вышла из здания главпочтампта, сияя, словно начищенное до блеска медное колечко. Незнающим девушку людям могло бы показаться, что та получила поздравительную телеграмму или крупный денежный перевод. Но все обстояло с точностью наоборот: Вера сама отправила в далекую Украину сумму, равную в пересчете на доллары двум тысячам. Для маленького городка Витебска, известного фестивалем «Славянский базар» и музеем Шагала, это была средняя зарплата за восемь месяцев. Человек, которому Вера отправила деньги, был девушке почти незнаком. Он сидел в тюрьме за мошенничество («несправедливо пострадал», как написал он в одном из пылких писем к Вере) и в феврале месяце собирался выйти на свободу с чистой, как свежекупленный подгузник, совестью, и пустыми карманами. Две тысячи долларов ему были необходимы для взятки начальству, не желавшему, по словам Санечки, расставаться со столь ценным заключенным на условно-досрочном.
Вера достала из сумки кошелек, где хранилось фото ее героя — слегка потрепанного жизнью мужчины средних лет с детской улыбкой. Именно это нежно-просящее выражение гладко выбритого лица заставляло лохов расставаться с наличностью, когда Саня протягивал им обручальное кольцо граммов в пять и сообщал, что это единственная память о жене и дочери, выгнавших его из дома на вольные хлеба. То, что кольцо не было золотым, лохи понимали через пару суток, когда неизвестный металл, изо всех сил пытавшийся казаться благородным, чернел. В криминальном кругу этот процесс назывался «ловить на гайку», но Вере это не стоило знать. Санечка, изгнанный из дома родными, по ее мнению, не мог поступать иначе, ведь ему приходилось выживать в этом суровом мире.
О своем рыцаре без страха и упрека, романтике с большой дороги и так далее Вера узнала из газеты, где его фото и пронзительно нежное письмо в разделе «Объявления» сразу же заинтересовали девушку, страдавшую от дефицита мужского внимания. Ее, в душе истинную декабристку, мужчины боялись как огня, справедливо подозревая в милой дурнушке с утиным носом будущую мегеру с претензиями «Я отдала тебе лучшие годы, а ты.....!» В анамнезе у Веры числился наркоман Костик, которого она попыталась вылечить, алкоголик Вадя, продавший мамины сережки и лузер Антон, два года отлежавший на Верином диване в надежде, что придет некто с предложением о денежной работе неудавшемуся выпускнику станкоинструментального техникума. Все трое бросили Веру сами, услышав пронзительный монолог про загубленную молодость.
Сане было идти некуда, поэтому он изъявил желание приехать к Вере сразу же после освобождения. Для этого требовалась небольшая сумма на билет и одежду, которую Вера обязалась выслать аккурат к февралю. После устройства на работу Саня пообещал вернуть деньги с процентами. Вера, работавшая кондуктором в трамвайном депо, собирала деньги на поездку в Париж, поскольку с детства мечтала выйти на Елисеевские поля, попить кофе с круассанами на рю Риволи и послать подальше какого-нибудь наглого французишку, пожелавшего облапать ее под Триумфальной аркой. А потом приехать в Витебск и сказать равнодушно соседке-баптистке с семью детьми, перебивающейся с хлеба на квас: «А Париж… Ничего интересного. Мужики все наглые, а в магазинах цены высокие». Для этого она учила язык на дорогих курсах и экономила на всем, что придется. Свою мечту Вера поведала Сане, который сам мечтал пройтись по Елисейским и поглазеть на Джоконду: а вдруг этот бесценный шедевр можно как-нибудь вынести и продать?
Сэкономленные две тысячи Вера отправила без сожаления, гордясь своим благородным поступком: ведь благодаря ей вчерашний зэк обретет скорую свободу и, безусловно, работу и жилье. Вера рассказала всем знакомым о своих будущих матримониальных планах, но поддержки не встретила. Подруги пробормотали что-то насчет детского дома, чьи обитатели заслуживают материальной поддержки больше, чем украинские зэки, но они, по мнению Веры, людьми были черствыми и ничего в мужчинах не смыслящими.
В начале февраля Вера выкрасила свои волосы в цвет «бешеный баклажан» и побрила ноги. В магазине «Товары для дома» она заказала новый раскладной диван и шкаф. Последнее письмо от Сани, в котором тот искренне радовался предстоящей встрече, Вера торжественно прочитала двум наиболее близким подругам и намекнула, что на свадьбу она хочет получить кухонный комбайн и шелковое постельное белье. Подруги, в душе считавшие, что путевка в дурдом была бы лучшим подарком для Веры, просто вздохнули.
Саня вышел на волю десятого февраля. У ворот зоны, бывшей последние четыре года его родным домом, его ждали молодая прилично одетая девушка, похожая на него как две капли воды и лопоухий паренек.
- Папа! — девушка подбежала к Сане и крепко его обняла.
- Что, дочка, сильно я изменился? — хихикнул Саня. — А я в тюрьме времени даром не терял. Поедешь теперь в Париж.
Он продемонстрировал дочке пакет в письмами от Веры. Дочка, пробормотав:«Эх, баба-дура!», мило согласилась, что на дураков нож не нужен.
- А я на Азовское море хочу, — отозвался лопоухий паренек.
Саня смерил его презрительным взглядом: он не мог понять выбора дочери. Зять его принадлежал к той распространенной породе «лох», которая с удовольствием велась на «гайки», жадно прикидывая истинную стоимость золотого кольца.
- Ты и поедешь на Азовское море, — ответил Саня, — а моя девочка в Париж. Может, найдет себе какого-нибудь барона.
Зять хотел было ехидно сморозить, что бароны не женятся на дочках уголовников, но решил промолчать. Вместо этого он поковырялся в ухе и изрек:
- А у нас, дядя Саша, грузчики требуются в цех.
- Вовчик! — тесть дружески потрепал лопоухого за чубчик. — Кто понял жизнь — работать бросил!
И махнув на прощанье охраннику у ворот, сел в такси.
А где-то за тысячу километров от города Донецка фиолетововолосая дура с утиным носом, словно греческая Пенелопа, посмотрела в запорошенное метелью окно и вздохнула.
Надежда, она же, блин, умирает последней!