Двойник президента

Автор: Дима Клейн Двойник президента

авантюрно-сатирическая повесть

(избранные главы из повести)

Основы гламурной жизни

В наипрестижнейшем московском ночном клубе «Ап-энд-Даун», что расположен эхо-вдоль-да-по Марксистcкой улице, в лихие девяностые годы кому попало двери принципиально не открывали. Да и сегодня не открывают.

- Ты не напирай, не напирай! – привычно шумел на толпу у входа дважды герой Советского Союза, бывший майор ВДВ, швейцар клуба Егорыч. – У нас надысь автоматический фейсконтроль поломался. Так что сёдня сам лично буду всех вас, блядей, прошшупывать на предмет недозволенного.

И Егорыч ловко выхватывал из толпы самых легко-полуодетых дам на свой вкус, одновременно точечно отпинывая наглых отбракованных претенденток своими натренированными мозолистыми ногами, обутыми в армейские ботинки швейцарской фирмы Маттехорн. Толпа покорно морщилась, ойкала, хихикала, тёрла ушибы, разочарованно вздыхала и изо всех сил пыталась выстроить из себя более-менее равнодушную очередь. Все ждали заявленную на сегодня в программе клуба знаменитость. Наконец, глубоко за полночь над входом в клуб повисла напряжённая предзвёздная пауза. Послышался шорох натуральных каучуковых ручной выделки шин и, тихо давя спящих бомжей и обкуренных панков, к дверям клуба непосредственно по тротуару для пешеходов подъехал тонированный по самый кончик радиоантенны «Астон-Мартин Загато» с номером «а001мр97» Администрации Президента РФ. Из двери авто вышел охранник размером в два с половиной Егорыча и мощным движением плеча разломил толпу пополам. Вослед за ним из авто вышла ослепительная красавица в прозрачной, расшитой золотом парандже до пят и решительно проследовала в «Ап-энд-Даун».

- Да здравствует балерина Анастасия Облачкова! – завыла толпа, в неистовстве протягивая руки к божественному ночному видению.

- Храждане, вощем, клуб считай что закрылся. Для особо тупых повторяю — местов нет! – грозно объявил обер-швейцар-майор Егорыч. — Которые нонеча не прошли фейсконтроль, просьба разойтися по-хорошему, а то хуже будет. – И показал толпе внушительный волосатый кулак в форме кукиша.

Под свадебный марш Мендельсона дверь в лучший мир навсегда закрылась до второго пришествия Егорыча. Недопущенная толпа разочарованно расходилась, кокаиново прихлюпывая носами и сморкаясь в скомканные стодолларовые купюры.

Войдя в клуб, Алина Ступина-Арбузова — а это была, несомненно, она — решительно сбросила защитную паранджу и прошла к стойке бара, отделанной африканским чёрным палисандром семейства бобовых.

- Коктейль «блэк-рашен». И побыстрее, пожалуйста. Я тороплюсь выпить, — сообщила она бармену.

Бармен в ответ вспотел от волнения, перестал жонглировать серебряными шейкерами, и они с мелодичным колокольным звоном посыпались на пол. Алина ободряюще ему улыбнулась и повернулась лицом к залу. Здесь собрался весь цвет свободной Москвы, а также скорбно зависимых от столицы, но гордых региональных элит. На сцене ритм-оп-арт группа «Джага» мощно нащупывала пробные аккорды римэйк-минус-один композиции «Чижик-пыжик, где ты был?» в честь новоприбывшей высокой (и стройной) знаменитости из Питера.

- Алиночка, попрошу к нам, – жену подполковника Ступина подхватили опытные руки стилист-визажиста, заслуженного мастера авангард-макияжа международной категории, обладателя чёрного пояса по скоростному подбриванию висков по-корсикански, маэстро Артёмия Птицына. – Мы тебя ждём с самого утра. Все голодают, но терпят.

Крепко взятая под локоть, Алина практически добровольно прошла к центральному подиуму для супер-VIP-гостей и послушно возглавила небольшую компанию представителей Культурной Элиты России (КЭР), нервно ёрзающую за развратно-позолоченным столиком.

- Разреши тебе представить, — тряхнул своими густыми ресницами маэстро Птицын, — это вот — лично Гормон Филиппчук, национальное сокровище и народное достояние нашего самого малобюджетного в мире отечественного кинематографа. По правую руку виднеется Арбитрарий Перфильевич Смехалков, народный патриарх-мастер лицедейного жанра России, заслуженный гений бывшей Кабардино-Балкарской АССР. А вон там – прошу тебя, не хихикай! – супер-мега-звезда вокально-инструментального орально-вокального подискусства, трижды лауреатка премии «Мой магнитофон», примадонна всероссийского артистического движения «Ноты — народу», мадам Разина. Собирался было подойти ещё граф-баритон Иосиф Надсон, да только что звонил и отговорился ночным заседанием в Госдуме.

Алина улыбнулась собравшимся и в знак приветствия сложила из пальцев популярную в народе мудру «найбакукэн-ин» клана ниндзя Кудзикири.

- Выпейте с нами, дорогуша, — пробасила мадам Разина, крупными, щедрыми, подъездными бульками разливая водку по стаканам.

- А я лично сегодня есть буду, — запальчиво возразил ей Гормон Филиппчук. – Эй, официант, принесите чего-нибудь вегетарианского! Только кусками покрупнее!

- Как добрались из Питера? – хлебосольно улыбнулся Арбитрарий Смехалков, по-отечески обнял Алину, после чего широко перекрестился и прослезился. — Не случилось ли в пути терактов или, упаси Господи, чего похуже? Как здоровье Самого?

- Дамы и господа, – провозгласил первый тост маэстро Птицын, — позвольте поприветствовать за нашим скромным столиком таинственную бледно-лиловую звезду нашей Северной Пальмиры, загадочнейшую и очаровательнейшую боевую подругу прославленного резидент-подполковника Ступина, мадемуазель Алину! Гип-гип-ура!

На сцене встрепенулся женский бит-арт-хаус квартет «Секретки» и вприсядку исполнил физкультурную гимн-композицию «Боже, царя храни».

- Будем, — по-мужски коротко подтвердил режиссёр Филипчук и жадно налёг на жаркое из моркови.

Официант подал Алине долгожданный «блэк-рашен», и все срочно выпили у кого что было налито и закусили, чем было подано. Мадам Разина ловко отгрызла маленькому закусочному крабу его варёные выпученные глазки. Патриарх Смехалков шумно занюхал водку рукавом потёртого блейзера из позапрошлогодней миланской коллекции кутюрье Эрменеджильдо Зенья. Птицын и Филиппчук обошлись и так.

- Дорогая Алиночка, — вновь взял слово изящнейший маэстро Птицын, — мы с нетерпением ждём твоего взволнованного рассказа о том, что вы там в Питере решили по поводу спасения России. А то по Москве разные слухи ходят. Неспокойно как-то на душе. Бандиты стреляют. Борис Николаевич нездоров и отдыхает после путча красно-коричневых реваншистов. Невозможно же стало никого нормально причёсывать и стилизовывать! Кокс дорожает буквально ежедневно. Того и гляди в Париж придётся отъезжать, поближе к конкурентам. – Здесь Артёмий Птицын тревожно сморгнул.

Алина пожала великолепно развитыми плечами кандидата в мастера спорта по несинхронному плаванию:

- А я-то здесь при чем? Андрей с мэром Питера что-то там мутят, но мне вникать лень. Вы лучше газеты читайте, там всё есть.

- Газеты! – фыркнула мадам Разина, — Они понапишут. Я вон, недавно про себя прочитала, что петь не умею и старая. А это — наглая ложь!

- Дорогуша, а вы не читайте жёлтую прессу, — по-отечески усовестил её патриарх Арбитрарий Смехалков. – Нужно читать только «Кремлёвский новостник». Распространяется исключительно среди истинно-наших, по подписке. Вам принести свежий номерок по знакомству?

- Не суть, – с досадой оторвался от моркови Гормон Филиппчук. – Брось ты, Арбитрарий, какие в Кремле нынче новости? Президент вечно занят, работает с документами. Скукота. Духовности народу не хватает! Из всех искусств важнейшим для нас является духовность!

- Духовность – это да, — насторожился патриарх Смехалков. Глаза его при этом хищно блеснули, и предгрозовая слеза неторопливой гусеницей-люциной отчётливо проползла по щеке. – Я, вот, к примеру, намедни играмши с президентом в теннис. Проигрываю вполне натурально. Во втором сете говорю, мол, побойтесь сами знаете кого, Борис Николаевич, духовности на вас нету, загоняли вы меня совсем! А он в ответ только ухмыляется, да ракеткой машет. Эх, куда же Россия катится? Дай ответ! – и патриарх-мастер пригорюнился, скорбно склонив голову долу.

Под утро от непривычно долгих речей Алина задремала в полуневинных материнских объятиях мадам Разиной. На сцене клуба бритоголовый эй-гей-стриптиз-коллектив «Весёлые ребята» отплясывал оптимистично-оздоровительный канкан. Из-за окон доносились приглушённые обивочным бархатом от Вивьен Вествуд утренние крики мальчишек-газетчиков: «Кошмарные жертвы преступного режима Пельтцера! Десять миллионов человек умерло от безденежья!».

Снаружи неумолимо светало.


Подмосковные вечера

Подполковник Андрей Ступин долго шёл след в след за своим проводником по сырому осеннему подмосковному лесу. Он уже слегка жалел, что ввязался в эту скверную историю, но обратно поворачивать было стыдно. После завтрака в Кремле он легко обманул часового у Спасской башни, сказав, что должен кое-где лично провести разведку боем. Потом по мобильному телефону выпросил у президента один день отгула за свой счёт, причём никому из своих заместителей не доложился, куда идёт. После этого Андрей два часа кружил на своём любимом «Майбахе» с тремя проблесковыми маячками на крыше и пронзительной сиреной по новостройкам Москвы, пока не оторвался от настырных сотрудников Федеральной службы охраны (ФСО). Однако, полдня пешей ходьбы на север от железнодорожной платформы «Фрязино» по промышленным свалкам и болотным кочкам с завязанными глазами оказались нелегким испытанием даже для тренированного директора ФСБ.

- Эй ты, Святорысь или как там тебя, долго ещё? У меня ботинки вконец промокли и повязка с глаз сполза, — не выдержал подполковник Ступин.

Его суровый проводник, одетый в купленную по случаю на рынке форму сержанта милиции и резиновые сапоги, остановился и покрепче завязал повязку на глазах Андрея:

- Потерпи, малой. Вон за той опушкой, вишь, полянка. А там уже наши поджидают, — ответил тот, кого звали Святорысь, и по-свойски подтолкнул Андрея в спину гиреобразным мужицким кулаком.

Ещё через час они куда-то пришли, и повязка с глаз Андрея была милостиво снята. Директор ФСБ Ступин огляделся. Он стоял на краю вытоптанной лесной поляны, заботливо расчищенной от битых бутылок, консервных банок и использованных старых газет «Народная Правда». Вокруг шумели жидковатые, недовырубленные под дачные участки ели, с обломанными внизу тяжелыми, мокрыми лапами. Вечерело. На поляне и вокрут переминалось с ноги на ногу около сотни человек. В основном это были взрослые, крепкие мужчины, одетые в прорезиненные комбинезоны, плащ-палатки и военную форму причудливого покроя. Многие присутствующие были вооружены охотничьми ружьями, табельными пистолетами Макарова и автоматическими карабинами Хуго Шмайссера времен Второй мировой войны. В центре поляны на обструганных шестах были приколочены художественно выписанные маслом портреты Адольфа Гитлера и Иосифа Сталина в стиле «наив». Третьим был представлен лик незнакомого плюгавого мужчины, похожего на средне-пьющего бухгалтера. Вокруг портретов горели четыре костра, образуя равноконечный крест. К Андрею Ступину подошел худенький, маленький, вертлявый человечек в до хруста перетянутой кожаными ремнями чёрной форме и отрывисто спросил:

- Это ты новенький? Исполать! Меня зовут Коромысль. Слежки за тобой не было?

- Я от ФСО ещё в Москве оторвался, — по-честному признался Андрей.

- Ну и ладушки, — обрадовался некто Коромысль. – Сейчас начнём. Эй, Заднеслав, дай-ка новичку хлебнуть с дороги, — и бесцеремонно вырвал алюминиевую походную фляжку из рук вблизипьющего крупного, грязного и небритого мужика.

На середину поляны под портреты вождей вышел невзрачный пузатый старичок, одетый в диковинный белый грязноватый кафтан до колен и плисовые полосатые шаровары. На голове его красовалась новенькая, расшитая золотом фуражка генерала сверхсрочной интендантской службы. Старичок принёс с собой кухонную табуретку. Потратив минут пять, кряхтя и отчётливо матерясь, он взобрался на неё, по-лекторски прокашлялся, вскинул правую руку в невнятном приветствии и довольно бодро обратился к присутствующим:

- Соратники! Братья! Товарищи! Мы, э-ээ… собрали наш священный арийский круг в эту вторую осьмицу месяца серпеня, чтобы, э-ээ… просить Дажьбога, Стрибога и Сварога об очищении святой Руси от скверны и мерзости запустения. Скверна американова, демократова, жидовинова и, э-ээ… — он незаметно заглянул в бумажку, зажатую в левом кулаке, — либералова, изыдь! – щеки старичка гневно покраснели.

- Слава Руси, — нестройно подхватили присутствующие.

- Налетели на нашу Русь вороны чёрные, наползли змеи, э-ээ… подколодные, напали супостаты, вороги и недруги, э-ээ… приватизировали наше богатство народное, веками копленное.

- Слава Руси, — хором откликнулись слушатели.

- Погодите, рано ещё, — недовольно тряхнул головой старичок. – Да поразит сила Белобогова и Чернобогова, Перунова и Велесова, э-ээ… всех нечестивых и неместных врагов наших! Вот здесь можно, — кивнул старичок.

- Слава Руси! — дружно пронеслось по поляне.

- Слава, – подтвердил старичок. – А сейчас слово для политинформации о текущем моменте имеет, э-ээ… депутат Государственной думы, наш соратник Яроволк.

Андрей Андреевич Ступин смотрел на этот маскарад с брезгливым недоумением. Когда-то давно, в свадебном путешествии с Алиной он посетил Стоунхендж — знаменитое языческое капище, расположенное в графстве Уилтшир. Там, среди огромных камней-трилитов бродили моложавые ряженые друиды и для многочисленных туристов занимались хорошо отрепетированными ритуальными хороводами, волхованиями и прочим бутафорским колдовством. На поляне же под Фрязиным всё было вполне серьёзно.

-… и поэтому коренная белая раса Руси должна сказать своё последнее слово! – донеслось до Андрея с табуретки, — Предатели русского арийского народа должны понести суровую кару. Банду Пельтцера под суд!

- Слава Руси! – орала поляна.

Крепкие мужики передавали друг другу водку по кругу и потрясали оружием. Небо потемнело. Костры выбрасывали вверх снопы пламени и искр. Пошел довольно сильный дождь, и поляна наполнилась густыми клубами белого дыма.

- Ядрило! Пусть скажет сам Ядрило! – пронеслось под елями.

В центр поляны вышел тот самый плюгавый мужчина с добрым хитроватым прищуром, чей портрет красовался на шесте рядом с ликами двух вождей. Шум голосов смолк, как по команде.

— А чё тут говорить, товарищи? – сказал мужичок, по-бабьи всплеснув руками. – Вы ж сами видите. Одним – всё, а другим – ничего. Несправедливо это.

- Слава Руси, – прошептали темно-зеленые ели.

- Надо готовиться к бою, — продолжил мужичок и весело подмигнул. – Начнем с козла Арчибайса, а там дело пойдет веселее. Награбленное дерьмократами вернем народу до полушки. С процентами. Они у нас дерьмом умоются. Ждите сигнала. Бодрите дух свой и члены. Тренировки на Большой Тульской, как обычно. Взносы сдавать сегодня Старополку. Да здравствует наш пролетарский красный Коловрат! С нами Бог!

- Слава Руси, ура! – дружно грянула поляна.

Девчонки-пэтэушницы из группы поддержки, кашляя от дыма, затеяли прыжки через костёр. Мужики вокруг громко переговаривались, чокались фляжками и обнимались. Раздавали листовки. Вынесли живого жертвенного петуха и открутили ему голову. Два парня помоложе затеяли образцово-показательную драку. Они изо всех сил хлобыстали друг друга кулаками и предплечьями, сладострастно ухая, хакая и хекая при каждом ударе. У обоих скоро лица были разбиты в кровь, их ноги разъезжались на мокрой траве. Наконец, один из парней поскользнулся и упал, а второй начал с оттяжкой пинать его сапогом в солнечное сплетение.

- Давай, Карачун, покажи ему, как Родину любить! Бей своих, чтоб чужие боялись! – одобрительно донеслось из толпы.

Опершись рукой о тощую, дрожащую на ветру ёлку, подполковник Ступин наклонился к мокрой земле, усыпанной окурками. Его отчаянно и густо рвало. В точности, как много лет назад в ресторане «Ла Байта» на горнолыжном курорте Курмайор у подножия Монблана. Тогда молодой лейтенант КГБ Ступин по неосторожности объелся маринованными каперсами и маслинами, фаршированными сыром «рикотта».

- Что, браток, плохо тебе? – послышался за его спиной заботливый голос. – Это с непривычки. На-ка, выпей!

Андрей, не оглядываясь, кивнул, и его глаза наполнились слезами.

Его тело сотрясали конвульсии физической любви к Родине.


Глас народа

- Кусается, сука, — капитан милиции жёстко ткнул задержанного правым кулаком под дых и привычным рывком вниз с хрустом разбил ему нос и губы ударом о колено.

Андрей Ступин зевнул и отхлебнул глоток холодного кофе из грязноватой чашки с отбитой ручкой. Ещё курсантом ему приходилось бывать здесь на служебной экскурсии — в знаменитой исторической Центральной Подземной Пыточной Зале (ЦППЗ) НКВД имени сталинского наркома Петрова, комфортно расположенной на трёх охраняемых гектарах в историческом Серебряном Бору столицы.

- Вы давайте, полегче, капитан. У нас насилие, кажется, запрещено законом. Ведь он не террорист или шпион какой, — по-отечески укоризненно покачал головой директор ФСБ Ступин.

- А чего он кусается, товарищ подполковник? – злобно ответил капитан со слезами обиды на глазах.

- А кто его знает? Нервный, наверное. Вы где его взяли?

- Да, здесь, рядом. Он по Таманской улице в своём раздолбанном «Ауди» мимо третьего закрытого поста проезжал. Ну, ребята его тормознули и из тачки вытряхнули. Вы ж велели доставить случайного человека. Для конфиденциальной беседы. Это он и есть!

Андрей Ступин молча крутил на мизинце бриллиантовый перстень графа Орлова, купленный им по случаю в Гатчинском дворце, любуясь волшебной живой игрой луча света, разложенном в таинственном сердце перстня на тысячи оттенков.

- Ну ладно. Избавьте меня от подробностей, – он повернулся к задержанному: – Я пригласил вас, милейший, чтобы задать несколько вопросов, как типичному представителю нашего с вами народа. Статистическая выборка и всё такое.

Задержанный сидел в углу на полу, молча утирая разбитые в кровь губы и слегка покачиваясь из стороны в сторону, как очковый листонос в Московском ордена Трудового Красного Знамени зоопарке.

- Не имеете права, — наконец хмуро вымолвил он, обильно отплёвываясь.

- Ну-ну, — усмехнулся Андрей. – Как говаривал покойный товарищ Каганович, если человек, претендующий на звание марксиста, говорит всерьёз о правовом государстве и тем более применяет понятие правового государства к советскому государству, то это значит, что он отходит от марксистско-ленинского учения. Шучу я. Курить хотите? — и привычно протянул своему визави пачку «Беломорканала».

- Спасибо. Я курю только ментоловые «Вог». Здоровье берегу.

- Ментоловых здесь не держим, — ответил Андрей сухо. – Итак, внимание, первый вопрос, — он заглянул в блокнот. — Как вы относитесь к развитию демократии в России?

- Пошли они на хрен, эти рыночники вонючие! Я, к примеру, уже второй год на «Ауди» бампер не могу сменить. И жрать дома почти что нечего. Одними «Сникерсами» питаемся. Разве это дело?

Андрей удовлетворённо сделал пометку в блокноте.

- Спасибо. Второй вопрос. Как вы относитесь к политике действующего президента?

Задержанный поморщился, харкнул на пол и растер сукровицу ногой.

- Банду Пельтцера – под суд, — кратко ответил он. – Водички можно, гражданин следователь?

- Так я и думал, — Андрей сделал вторую пометку в блокноте. – Вода у нас сырая и нефильтрованная. Будете?

Задержанный помотал головой и угрюмо насупился, копаясь у себя в карманах.

- Последний вопрос, — Ступин снова заглянул в блокнот. – Что для вас является величайшей трагедией двадцатого века?

- М-мм?

- Отвечай, урод, когда тебя начальник спрашивает! — рявкнул капитан и толкнул бедолагу мраморной пепельницей в затылок.

- Распад Советского Союза! — громко ойкнул задержанный, застонал и схватился рукой за голову. – Отпустите, гражданин начальник. У меня дома дети малые. И жена волнуется. Мы сёдня в гости к свояку собирались. Можно я хоть на мобильник ей звякну?

- Идите уже, — махнул рукой Ступин, — и на досуге подумайте о своем поведении.

- Пошёл на выход, — заорал капитан, выталкивая задержанного из помещения. – Кому слово вякнешь, я тебя, падла, лично урою! Кусаться он ещё будет, чушок задроченный...

За дверью послышались глухие удары бейсбольной битой и возмущённые крики.

Андрей Ступин сладко потянулся всем своим хорошо тренированным телом и бросил блокнот на ржавый железный стол с привинченными к полу ножками.

- Фёдя, ты всё слышал? – обратился он к стене.

Обшарпанная влажная бетонная стена помещения для допросов номер три шевельнулась и скрипуче разъехалась на скрытых шарнирах, обнаружив в себе небольшую комнатку, напичканную старинной полуразобранной радиоэлектронной аппаратурой.

- Да, брат, всё как мы рассчитали, — сказал Фёдор Ступин, с трудом вылезая из тесной комнатки и отряхиваясь от многолетней пыли. – Правильные ответы у народа от зубов отскакивают. Торсионный генератор в Останкино можно выводить на полную проектную мощность в семьсот мегаватт. Никакие экстрасенсы Кошмаровский или Чувак со своими просроченными гипнозами даже рядом в кустах не валялись.

Оживлённо переговариваясь, братья вышли из помещения и направились по узкому и длинному коридору к выходу из ЦППЗ.

- Кстати, Федя, пошли вечером на премьеру в театр «Современник»? Мне там по блату три места в партере загнули. Если охрана тебя отпустит.

- Да нет, спасибо. Эти постмодернистские эксперименты с неореализмом меня не интересуют. К тому же, у меня дома третий том Достоевского уже год лежит недочитан.

- Тогда давай все вместе с Алиной сгоняем на выходные на Красное море? Нашего шейха тоже пригласим. Порыбачим!

- Что тебя так в эти пустыни тянет, я не понимаю?

- Так ведь нефть же где-то там.

- А-а… у нас в Тюмени тоже, говорят, добывают.

Голоса братьев удалялись. С потолка тускло освещённого коридора упал увядший лепесток штукатурки. Вдали гулко и тяжело хлопнула металлическая дверь. Послышался скрип заворачивающихся болтов. Погасли лампочки под потолком.

В коридор на прогулку вышел призрак с выдавленными на допросах глазами.