Важное
Разделы
Поиск в креативах
Прочее
|
Трэш и угар:: - Я подарю тебе небо (часть 2. конец)Я подарю тебе небо (часть 2. конец)Автор: aka Сёко Асахара — Да ты не бойся, Павлик, – воскликнула девочка, успокаивая брата – Этот дядя не сделает тебе ничего плохого. Правда? – вопросительно взглянула она на вставшего рядом мужчину.- Не совсем. – Ответил Иван, подмигнул девочке и развернувшись к мальчугану с силой наотмашь ударил того по лицу тыльной стороной ладони. Пашка отлетел, упал на землю и заревел, прикрывая соединёнными «лодочкой» ладошками разбитые до крови нос и губы. Лик мужчины преобразился: в пустых бесцветных глазах его запрыгали вдруг дьявольские огоньки, густые чёрные брови изогнулись дугой, а рот исказился в страшной ухмылке! «Остановитесь! Прекратите! Что Вы делаете!» – должна была бы крикнуть сейчас Оля, но позабытое было, на время чувство нечеловеческого голода вдруг напомнило о себе с новой силой при виде крови на лице её брата. - А ну, давай-ка, наподдай щенку ещё разок! Да посильнее бей! – призвала вмиг осатаневшая девочка. - Смотри, Оленька, тебе это понравится! – демоническим голосом вскричал мужик и, подскочив к мальчику, врезал ему ногой в живот. Пашка скорчился, выкатил обезумевшие от боли глаза и, задыхаясь, принялся жадно ловить ртом воздух. - Я голоден, Оля! – прорычал Иван. – Да и ты, я знаю, голодна… Говоря это, он подтащил несчастного мальчика к пню, вырвал глубоко засевший в дерево топор и уложил на освободившееся место тонкую детскую ногу. Мальчик даже не пытался сопротивляться – он лишь с ужасом взирал на этого страшного дядьку. Коротко взмахнув топором, злодей со знанием дела вонзил его в лежащую на пне конечность: заточенное лезвие вошло в плоть и замерло в кости, разрубив её лишь наполовину. Мальчишка изогнулся мостиком и страшно заверещал, срываясь на визг! Иван поморщился и, похлопав ладонью по уху, которое заложило от звуков издаваемых жертвой, продолжил кромсать детскую ножку короткими быстрыми ударами, превращая её в кровавый мясной вперемешку с мелкими кусочками изрубленной кости фарш. Дойдя до колена, изувер одним сильным точным ударом разрубил ногу в суставе и, потрясая зажатой в руке отделённой конечностью, развернулся к девочке. - На вот, поешь. – Иван протянул Оле, всю искромсанную, часть ноги Павлика. Девчушка с готовностью приняла в подставленные руки предложенное угощение и впилась зубами в тёплую окровавленную плоть. Она яростно вгрызалась в иссечённую топором икру своего братишки, вырывала зубами куски мяса и торопливо глотала их. Оля жадно ела, поглядывая при этом на истошно вопящего маленького мальчика, который катался по земле, обхватив руками свою изувеченную культю, поливая землю хлещущей из разрубленных артерий кровью. - Ори, ори громче, зверёныш! – злобно приговаривая, Иван ухватил голосящего мальчишку за шею, оторвал от земли и взвалил его на пень вниз лицом. Плюхнувшись грудью и животом на покрытую выпирающими бороздками многочисленных зарубок плаху, Пашка сдавленно захрипел, а безжалостный палач, взяв обеими руками топор, взмахнул им над головой и с чудовищной силой обрушил остриё на вздрагивающую детскую спину. Лезвие почти целиком погрузилось в трепыхающееся тельце, с хрустом ломая кости и разрывая внутренние органы маленького человечка. Мучитель, пошатав из стороны в сторону, не без труда выдернул из жертвы своё орудие, и разверзнутая рана тут же заполнилась тёмной кровью, которая, выйдя за края, побежала ручейками по бокам вниз, собираясь стремительно ширящейся лужицей под мальчиком, и далее по трещинкам в пне струилась на землю. Тем временем Оля каким-то непостижимым образом сумела изжевать своими мелкими зубками и не оставив ровным счётом ничего – ни ноготка, ни малейшей косточки – полностью поглотить обрубок ноги своего брата и теперь облизывалась и вытирала ручки о платьице. Мужик оглянулся на неё: - Добавки хочешь? – он схватил конвульсивно вздрагивающего мальчика за запястье, вывернул его руку назад, прижал её к залитой кровью раненой спине ребёнка, затем коротко рубанул топором – и к ногам девочки упала маленькая детская кисть со скрюченными пальчиками, напоминающая куриную лапку. Оля тут же подняла её и припала губами к розоватому сочащемуся ровному срезу под основанием ладони. Вкусив крови, девочка принялась за пальчики – начав с мизинца, она отгрызала одну за другой фаланги и проглатывала их, почти не разжёвывая. Иван продолжал кромсать Павлика, нанося беспорядочные удары топором по его туловищу. Удивительно, но мальчик, несмотря на страшнейшие раны, был жив, и всё это время находился в сознании. Кричать, правда, он уже не мог, а только издавал булькающие звуки при толчкообразных выбросах тёмно-красной крови, шедшей горлом. Вскоре методично изрубив торс, а за тем и конечности своей жертвы, превратив её в кровавый винегрет, мужчина одним махом отделил детскую голову от всей этой смеси костей, мяса и внутренностей и отбросил её в сторону. Откатившись по земле, словно наполовину сдутый мяч, Пашкина голова, грязная от смешавшейся с пылью крови замерла на месте, удивлённо хлопая глазами. - А вот, Оленька, и главное блюдо. – Сказал Иван, жестом приглашая ребёнка к «столу». Беззвучно хлопая ртом словно рыба, выброшенная на сушу глазами, выражавшими невероятную муку, глядела отсечённая Пашкина голова на то, как сестра его и страшный мужик склонились над дымящейся кучей изрубленной плоти и принялись жадно пожирать то, что совсем ещё недавно было его, Пашкиным, телом. По-прошествии некоторого времени фарш из мяса, требухи и костей был поглощён ненасытными каннибалами, которые, утолив свой адский голод, вздумали вдруг поиграть: Иван подошёл к наблюдающей за ним с тревогой мальчишеской голове и, хитро подмигнув девочке, наподдал по ней внутренней частью стопы, переправляя «мяч» к Ольге. Тупой удар в затылок заставил Пашку взлететь, и в тот же миг земля с бешеной скоростью завращалась перед его глазами, стремительно меняясь местами с небом. Но вот вращение прекратилось и, укороченный до одной только головы, мальчик упал и замер, упёршись лбом в подставленную ножку своей сестры. Оля, озорно засмеявшись, приняла пас и ответно пнула носком сандалика голову брата, угодив ему прямо в глаз, который немедленно вытек. Впрочем, игра на этом и завершилась, так как живой «мяч» покатившись по земле, наткнулся на невесть откуда взявшуюся кочку и, сменив направление, вкатился в костёр. Пламя тут же охватило голову мальчика, лишив её волос, бровей и ресниц, а следом – и единственного оставшегося глаза который с ужасом таращился сквозь огонь, пока не взорвался и не вытек из глазницы. Отвернувшись от костра, Оля спросила вдруг: - А что же я? Как ты со мной поступишь? - Не бойся, тебя я не трону. – С живостью ответил Иван. – Ты мне сестрёнку мою напоминаешь,… похожа очень! - Что с ней стало, где она сейчас? – поинтересовалась Оля. - Ну, её больше нет,… я съел её. Она была первой. – Мужик отвёл глаза. – Впрочем, я тебе расскажу! Иван подошёл к девочке вплотную, схватил её за плечи и, приблизив своё бородатое лицо, глядя в глаза ребёнку, заговорил: - Это было давно. Я жил когда-то в той деревушке, у леса… Сейчас она опустела, конечно – только старики доживают, а молодёжь… ну, и вы вот, городские – дачники. А тогда ведь всё по-другому было, да! Народу много было. Так вот, жили мы с сестрой вдвоём – без отца и матери… – мужик смолк ненадолго, а затем продолжил: - Однажды ночью я зарубил сестрёнку топором; жрать больно хотелось – голодное время тогда было, и неделю потом питался ею. Когда мясо закончилось, я подкараулил соседского мальчика – с ним я проделал то же самое. И началось! Дети стали пропадать один за другим и вскоре все узнали, кто к этому причастен. Дом наш селяне подожгли – живьём спалить меня в нём удумали. Да только я в окошко-то выпрыгнул и дал стрекача огородами в сторону леса! Ну, стал я с тех пор здесь, в лесу этом, скрываться, вот. А чтоб прокормить себя как-то – ям-ловушек накопал, с кольями. Думал, дичь какая-нибудь попадётся. Но однажды сам в свою ловушку угодил нечаянно… Теперь я – дух не упокоенный, обречённый на вечное здесь пребывание. Самое ужасное то, что я постоянно испытываю чувство голода, который, оказалось, утолить можно лишь пожирая детские души. И вот что интересно: не только я, но и другие после смерти шибко кушать хотят. Во всяком случае, все пойманные мною здесь детишки – а их за многие годы было немало! – все они мученически издохнув на колу, после безумно хотели жрать. Иногда для собственного развлечения я их кормил – отрубал от них что-нибудь и им же и скармливал! Дааа, очень весело было смотреть на это… – засмеялся Иван. – Кстати, ты тоже сегодня была «на высоте»: эк поедать собственного брата, да ещё потом голову его срубленную пинать! Тут Оля прервала рассказчика: - Так значит, я тоже мертва? - Да. Твоё тело сейчас рядом с матерью – на соседнем колу, а в нескольких метрах от вас, в другой такой же ловушке труп твоего братика. Он кстати, как и ты, даже не догадывался, что умер: ведь души тех, кто застрял здесь, тел своих видеть не могут, так-то! - А где же мама,… то есть, душа её? – удивилась девочка. - Не знаю. – Пожал плечами Иван. – Может, на небесах… Мне только, вот, души детей достаются. Взрослые-то как помрут, так сразу куда-то отчаливают, а вот дети – те остаются и меня дожидаются. - Ну, а меня, меня ты тоже съешь? – вопросительно взглянула на него Оля. - Нет. Я же говорил, что ты мне сестру мою напоминаешь. – Улыбнувшись, ответил Иван. – И знаешь,… я подарю тебе небо! Сказав это, он поднял валявшийся на земле мешок, набросил его на девочку и машинально, сам того не желая, вдруг ударил её кулаком в висок, лишив ребёнка сознания. - Ухх, чёрт! Ведь не хотел же… – расстроился мужик. – Ну да ладно, что уж теперь! Подхватив мешок с обмякшей девочкой, Иван взвалил его себе на плечо и направился к месту гибели этого ребёнка.... Приведённая в чувство лёгкими шлепками ладонью по её щеке, Оля открыла глаза и увидела наклонившегося над ней Ивана. - Что… что произошло? – слабым голосом спросила девочка. - Пришли, вот. – Сказал мужчина. – Сама посмотри. Оля приподнялась на локтях и сразу поняла, где находится – возле той самой ямы. Она поднялась на ноги, подступила к краю, заглянула вниз и отшатнулась: вместо неподвижных мёртвых глаз, засевших в памяти Оли, в голове её мамы зияли теперь два чернеющих провала. - Это птицы постарались. – Пояснил вставший сзади Иван и, помедлив, добавил: – Тебе пора, Оля – прощай! Людоед подтолкнул девочку в спину – та, вскрикнув, сорвалась с края и в следующую секунду очутилась рядом со своей матерью пронзённая насквозь деревянным колом. Душа Оли вернулась в своё невидимое ей до поры тело ненадолго: лишь чтобы заставить его затрястись в мучительных предсмертных судорогах, а затем снова покинуть эту свою физическую оболочку – теперь уже навсегда. Стоя у края ямы, Иван наблюдал, как от трупика девочки – от груди её, отделилась маленькая едва приметная глазу искорка и, взметнувшись ввысь, вскоре исчезла из виду. Теги:
-3 Комментарии
Еше свежачок За час до нового года мама покончила с собой. Остались только я и батя. В комнате повисло гнетущее молчание. Затем батя подошёл ко мне и водрузил меня жопой прямо на ёлку. - Гори, звезда, гори,- сказал он. А я заплакал. Нет, не от боли, а от понимания того, что до нового года осталось меньше часа.... В ее пизде два червяка встречали Новый год впервые…
Один был выпивший слегка, присев на губы половые, О чём-то бойко рассуждал… Другой, обвив лениво клитор, скучая, первому внимал, Курил, подтягивая сидр, и размышлял когда и где Прийти могла пизда пизде Опустим эту болтовню беспозвоночных.... Летели домой проститутки, летели домой не спеша
Летели с Дубаи, с Алупки, две шлюхи летели из США Сбиваясь, летели с окраин в забытый давно Армавир Крича, наподобие чаек, волнуя небесный эфир На Родине встречу смакуя, их смех растекался, как мёд, И тень самолётного хуя стремилась за ними в полёт!... Осенняя пастораль
Ворох огудины в мятой посудине Нёс я с налыгачем, сдвинув башлык Вижу: елозится жопа колхозницы: – Рая, за тютину хапни на клык! Смачные ляжки в синей упряжке Жиром лучились в порватом трико Мягким манулом спину прогнула, Ловко смахнувши с очка комбикорм.... Я всегда чувствовал себя гением. Но это было так.. предвестие. Я писал стихи, очень хорошие, про жизнь... Про любовь тоже писал. Любви у меня не было, но я знал, что она существует где-то там... Только гений мог это знать, мне казалось.
Я крутился в среде поэтов.... |