ПОСВЯЩЕНИЕ

Автор: philmore Первым словом, которое пишет любой человек, нашедший себя и свой ритм – ритм жизни, всегда будет ДА! И все, что будет им написано потом, – это Да, Да, Да! – Да, сказанное миллионами и миллионами способов
Генри Миллер. Тропик Козерога

***

Мне приснилась Кира Х. Мы просмеялись полночи.
До самого завтрака я пытался вспомнить, о чем шла речь в ночной беседе, но так и не вспомнил. Зато вспомнил «Парус», вспомнил Вову Б., вспомнил себя в то время и — непонятно почему — девочку, в которую влюбился в десятом классе.
…Как получилось, как оказалось, что огромный кусок моей жизни вместился в неполный год? На эти дни наложились другие события, мысли, чувства, временные и пространственные несовпадения, но для меня все они так и остались связанными с «Парусом». И не было же, вроде, ничего особенного, но люди, слова, поступки, мысли то и дело вспоминаются мне, заставляя заново проживать все то, что было и чего не было. Ведь что такое прошлое и что такое вся наша жизнь, если не то, что осталось?
И если бы кто-то спросил, что же осталось от «Паруса», я бы ответил: две вещи. Общее ощущение рождения заново и бабочки. Большие бабочки, нарисованные на стене нашей комнаты: алые, лимонные и малиновые. Бабочки, ставшие символом обновления, свободы, легкости и чистоты.

Следы февральской слякоти на полу, серо-голубые стены коридора. Наша дверь, третья слева. На уровне дверного глазка — почтовая марка с портретом Шолома Алейхема, чуть выше – номер комнаты (кажется, «9»). За дверью стойка-вешалка, пять столов со стульями и одно продавленное кресло: стол для рукописей, мой стол с пишущей машинкой, стол Киры Х. у окна; и второй ряд в глубине комнаты: стол Вовы Б., кресло, стол Юли С. На задней стене – за креслом для гостей, за спинами Вовы и Юли – бабочки. Те самые: алые, лимонные и малиновые. «Пасынки птиц» СашБаша и «Hotel California» Eagles, выплывающие из глубины памяти…

Обычно Кира и Юля уходили в двенадцать — полпервого. Редко когда засиживались позже. Кира отправлялась обедать к родителям, а поскольку Кира с бабушкой жили отдельно, то семейный обед и обмен новостями могли затянуться до вечера. А Юля… Юля была замужем за главным редактором толстой аналитической газеты, и ее муж дружил с шефом нашего журнала. Естественно, при таком раскладе Юлино отсутствие никого не беспокоило.
Мы с Вовой поступали по обстоятельствам. Порой уходили вместе с Кирой и Юлей, порой шли на пиво и возвращались в редакцию. И он, и я жили с родителями, без семьи. Поэтому время для нас не имело особого значения.

***

За окном звенела капель, в комнате было тихо. Так тихо, что хотелось как-нибудь растрясти эту тишину.
Мы с Вовой только что вернулись в редакцию после обеда, двух бокалов пива на каждого и разговоров о литературе. Душу переполняли эмоции.
- Что ты думаешь о Ницше? – продолжал Вова начатый за обедом разговор.
- Ницше захватывает, – начал я и посмотрел на Вову. Он молча кивнул. — Читать его интересно и приятно. Поневоле сравниваешь себя с Заратустрой, находишь некие общие черты и испытываешь чувство сопричастности к великим в целом и к сверхчеловекам в частности… Но мне ближе Новалис. Знаешь, как он говорит: «Не осуждай ничего человеческого. Все есть благо — только не везде, только не всегда, только не для всех». Или вот еще: «Так куда же идем мы? Все туда же – домой»… И вот где-то у Новалиса было высказывание о вреде идеи Сверхчеловека и прославление простого, обычного человека, любого из нас, такими, какие мы есть. И вовсе не надо меняться, кем-то становиться, куда-то отправляться – нужно только поменять взгляд на свою природу и природу вещей…
- Чувак, – подхватил Вова, – ты прорубаешь фишку. Именно здесь и сейчас, такими, какие мы есть… Похоже на дзэнское ощущение просветления.
- Что такое дзэн?
- Дзэн? О дзэн с наскока не расскажешь. Если в двух словах, то главная мысль дзэн в том, что просветление и достижение нирваны может наступить внезапно. Фишка в том, чтобы постоянно быть к этому готовым. В отличие от всех других религий, в дзэн не делают культа ни на чем. Здесь обращаются напрямую к своему сердцу, без всяких посредников, вроде папы, священника или священных книг. Обогреться, сжигая деревянную статую Будды, — реально разумный поступок.
- Да, это мудро. Не сравнить с европейским дрожанием над произведениями искусства.
- Еще бы!.. Прорубаешь, дзэн — религия внезапного просветления, которая призывает человека не оглядываться на авторитеты, но смотреть прямо в свое сердце… Слушай, давай сходим в «дабл», что-то пиво просится на выход…
- Стопом пойдем?
Вова посмотрел на меня недоуменно:
- Как?
- Проехали…
Все в порядке: бывает, я и сам своих шуток не понимаю…
- Прикинь, — продолжал Вова по дороге обратно, — дзэн-буддисты считают, что просветление настигает человека внезапно, в обычном трудовом дне. Мы не можем контролировать момент просветления, а значит, и не можем каким-то образом приблизить его. Но зато мы можем создать предпосылки для просветления. Поэтому монахи учатся медитировать и размышлять над коанами, вопросами, на которые невозможно дать логический ответ. Разгадывая такие вопросы, адепт учится освобождаться от логического постижения мира и пытаться решить вопрос интуитивно, всем сердцем. Причем это может быть даже не словесный ответ, ну, или не только словесный ответ. Вот пример коана: «Все мы слышали звук хлопка двух ладоней, а каков звук хлопка одной ладони?» Прорубаешь?
- Ну и каков звук хлопка одной ладони?
- Фишка в том, что каждый должен решить этот вопрос самостоятельно. В этом и есть главная суть коанов дзэн.
Я задумался. Не то, чтобы я пытался дать ответ на коан, но подход мне понравился. Просто и хорошо.
- В дзэн реальны не чувства, не знания и даже не опыт, но лишь быстрота и адекватность реакции. Послушай дзэнскую притчу: «Два монаха возвращались в свой монастырь. На перекрестке возле большой лужи они увидели улетную гейшу в белых носочках, которая никак не решилась ступить в воду. Один монах взял гейшу на руки и перенес через лужу. Гейша поблагодарила и пошла по своим делам, а монахи отправились дальше. И вот второй монах всю дорогу думал, что первому монаху было не в мазу прикасаться к гейше, что напрасно он переносил ее через лужу, что теперь тот монах растерял свою благодать, что он (второй монах) никогда бы так не поступил.… Когда монахи подходили к монастырю, первый монах спросил у второго, отчего тот такой загнобленный. «Ты не должен был к ней прикасаться! Ты не должен был переносить ее через лужу!» — выпалил тот. «Ах, вот оно что, — врубился первый, – обломись, чувак. Я нес ее десять секунд, а ты несешь уже второй час…»
- Да-а-а… — я даже не знал, что сказать. Наводило на размышления.
- А вот еще притча…
Дверь отворилась. Мы молча посмотрели на вошедшую девушку. Она выглядела улетно – совсем как гейша из Вовиного рассказа: небольшого роста, в стеганой синей куртке с пышным мехом по краю капюшона и сапогах до колен на высоких каблуках. Пряди волос выкрашены в разные оттенки рыжего цвета.
- Здесь редакция «Паруса»?
- Да, — ответил Вова. — В общем и целом.
Я не успел отреагировать.
- Хочу, кАроче, чтобы вы напечатали мой дневник, — продолжала девушка, доставая из сумочки помятую ученическую тетрадку.
- Для чего? (Любимый Вовин вопрос)
Она качнула головой, словно собиралась кого-то боднуть и ответила:
- Первым делом из-за гонорара…
- Первым делом? – удивился я. – А вторым?
Девушка недоуменно посмотрела на меня.
- Хорошо, — пришел на помощь Вова, — оставьте рукопись, мы почитаем.
Она положила тетрадь на Вовин стол и вышла, хлопнув дверью.
Некоторое время я сидел в оцепенении, пытаясь понять свои мысли. Ничего не лезло в голову, только обрывки каких-то несвязных воспоминаний: о гейшах, актрисах и прочем...
Вова раскрыл дневник. Некоторое время читал молча, потом начал посмеиваться. Минуты через две я не выдержал:
- Что там?
- Это, брат, словами не передашь. Чтобы врубиться, нужно читать…
Он все хмыкал и шелестел страницами. Я взял чье-то письмо со стола с рукописями и пытался читать, но никак не мог сосредоточиться. Наконец Вова отложил тетрадку.
- Да-а-а… Есть над чем подумать… Держи…
- Спасибо.
Я раскрыл тетрадь. И чуть было не закрыл снова. После Вовиных смешков и предвосхищения хорошего юмора было удивительно наткнуться на столь неряшливо написанный текст.
Рукопись называлась «Все Сережи моей жизни». И, по-моему, это было чуть ли не единственное предложение без орфографических ошибок. Итак (речь автора сохранена):


ВСЕ СЕРЕЖИ МОЕЙ ЖИЗНИ
(гламурный дневник фотамодели)

Паимеющимся нато причинам именагероев изменены. Всякое сов-падение совиршенно случайно

Кароче с сигодняшнегодня я начинаю висти гламурный дневник своих воспоминаний. Такжекак Оксана Шопски описала все «изюминки» вжизни гламурной женшины погорячим следам я хочу рассказать всемумиру промою гламурную жизнь фотамодели.

Какизвестно канкретный успех наличномфронте вомногомзависит отсамой женщины. Что мы можемподелать если это ждут отнас музчины. Первымделом нужно чтобы внешность была какминимум сногсшибательна! Вэтом самое ниоспаримое преимущество женшины!
Как и для гламурной красавицы Ксении Чак-Чак туфли навысоком каблуке всегда имели для меня самоебольшое значение. Ведь именно благодаря туфлям навысоком каблуке подкаленые ноги приобретают тотсамый особо гламурный вид. Который так нравится окружающим музчинам. Может именно поэтому уменя никогда небыло отбоя отпоклоников.

Как и Оксана Шопски я всюжизнь мечтала написать толстую книгу мимуаров сфотаграфиями. Поэтому я пошла осваивать новыегоризонты наактерском факультете всамом достойном учреждении России.
Когда я начала учиться я несмотря на молодость, и красоту безумно переживала изза ехидных насмешек коренных москвичей наднесчастными провинциалками. Ужетогда я была красива, и ранима. Даже Ксения Чак-Чак отметила это «краснойнитью» вписьме комне (письмо будет опубликовано всвоевремя).
Кароче я такой, и осталась. Друзья, и поклонники, и посейдень отмечают мою ниобыкновенную чуткость, и красоту.

Сдетских лет я всегда искала такого человека которому моглабы доверить всюсвою жизнь. Каждой новой встречей я хочу заложить фундамент крепких взаимо-отношений навсю оставшуюся жизнь. Я обращаю внимание нато подставитли мой избранник крепкое мужскоеплечо вслучае жизненных бурь, и неудач.
Когда я училась мы вместе сдрузьями нередко ходили влучшие рестораны города пить пиво, и аперетивы. Кароче я дружила ссостоятельным московским кино-режисером (он покаеще мало-известен), и кино-режисер очень-часто практически всегда приглашал меня напиво после занятий. А однажды мы заперлись ваудитории содним прикольным студентом (помоему его звали Сережа) ссоседней группы. Он сделал мне несколько игривых намеков послечего ни-двусмысленно предложил заняться сексом.
Моя красота магнитом притягивала его взгляды. Однако я нестала принимать быстрые решения, и по-просила его подождать. Однако он хотел добиться своего нибрезгуя никакими средствами. Он говорил каксильно, и отчаянно меня любит что я – цель, и счастье всей егожизни.
Вначале я была шокирована столь откровеными при-знаниями. Но нимогла сним несогласиться. Низная какпоступить я позвонила папедомой. Мой папа самый умный, и гениальный человек вовселенной. Но катигорически ленивый. Больше всего вжизни он любит лежать сбутылкой пива надиване смотреть цветной теливизор «Горизонт». И толившутку толивсерьез отпускать остроумные коминтарии. Поскольку вбольшинстве случаев этикоминтарии непичатные, и они невыходят зарамкиприличий нашей квартиры.
Иногда я думаю порой что еслибы нимоя рукопись наверно вообщебыникто (кроме меня) незнал о папиной гениальности, и егогоризонте. Папа сказал: «Каждый хотелбы заняться любовью настоле преподавателя». И повесил трубку.
Я подумала: «А может это, и есть музчина моей мечты?» И моминтально согласилась. Нас тянуло другкдругу какмагнитом. Когда накалстрастей достиг своей высшейотметки медленными движениями мы начали снимать другсдруга наши одежды. И наши губы слились вдолгом поцелуе. Что поделаешь если это случай перивернул мне всюжизнь сног наголову.

Я нибуду как Моника Ливански описывать всех сексуальных партнеров хотя мне вотличие отнее есть оком, и очем порассказать. Когда меня показывали потеливизору вгламурно-пазнавательной программе посвященной юбилею трико-тажной фабрики. Все мои родственники, и знакомые были отменя простобезума.
Но всвоих мимуарах я хотелабы обойтись какминимумом музчин. Как это сделала гламурная писательница Ксения Чак-Чак. Правдивость, и откровеность ее «Тощих ляжек» просто потрясли меня, и открыли передомной новые горизонты.


- Ну, как, — спросил Вова, когда я оторвался от текста, — врубился, кАроче, как трудно быть женщиной и нравится людЯм?
- Да-а-а… Честно говоря, не ожидал… Такая клевая герла, и так голимо написано. Не зря говорят, если дается в одном месте, то в другом отнимается…
- Что ж ты хочешь, фотамодель…
- А как тебе новые горизонты «Тощих ляжек»?..
- И не скажи. Страшная сила!..
Я перелистнул несколько страниц:


Однажды волеюсудьбы я вышла покататься наперсональном автомобиле моегодруга (помоему его звали Сережа). И совершенно неожиданно мы с Сережем оказались назаднем сидение машины посереди леса.
Я сначала очень обрадовалась. Отдых наприроде – один излучших видов. Я каквсегда была безумно красивой мои шикарные волосы чудные глаза, и великолетная фигура просто сводили моегопарня сума. Моякрасота магнитом притягивала его. Сережа ни-двусмыслено предложил заняться сексом. От этого сообщения я испытала настоящий культурный шок.
Кароче представляете какая у меня былареакция! Я поняла что нашиотношения вышли зарамки дружеских, и переросли вбольшое чувство. Однако я нистала принимать быстрые решения, и по-просила его подождать. Он хотел добиться своего нибрезгуя никакими средствами. Он говорил каксильно, и отчаянно любит. Что я – цель, и счастье всей егожизни. Вначале я была шокирована столь откровеными при-знаниями. Но нимогла сним несогласиться. Забегая вперед отмечу что вначале я отказалась. А потом подумала, и согласилась.
Я позвонила папедомой. Папа сказал: «Вмашине насвежем воздухе это романтично». И повесил трубку.
Я подумала: «А может это и есть музчина моей мечты?» И моминтально согласилась. Нас тянуло другкдругу какмагнитом. Когда накалстрастей достиг своей высшейотметки отточеными движениями мы начали снимать другсдруга наши одежды наши губы слились вдолгом поцелуе. Было тесно, и неудобно. Новцелом очень, и очень ниплохо. Жальчто все закончилось такбыстро!

Как я ужениоднократно говорила омоей красоте вкругудрузей ходили многочисленые легенды. Что я тут моглаподелать если это такибыло. Знаменитый при-дворный художник Никас (нипомню его фамилию) трижды принимался писать мой автопортрет (лицо кароче) но никак нимог справиться сволнением, и шел писать очередной автопортрет члена-правительства.

Впоисках более оптимального варианта (какговорится «подсебя») я познакомилась сфутболистом (помоему его звали Сережа) который любил заниматься экс-тримальным сексом. Всех проблем он нерешал новсеже я имела унего громкий успех. Мои подруги просто падали отзависти.
Моя красота магнитом притягивала всееговзгляды. Мы встречались сним всвободное отработы время, и ниспешили торопить события. Но однажды Сережа сказал что хочет сделать мне сюр-приз. От этого сообщения я испытала настоящий культурный шок. Он предложил встретиться, и вресторане вспакойной обстановке все культурно обсудить. В предвкушении встречи я томилась застоликом.
Появившись вдверях он сразу какговорится «взял быка зарога». Кароче он приготовил мне потрясный сюр-приз! Сережа пригласил меня начастную квартиру навечеринку футбольной команды. Он предложил отпраздновать это вместесдрузьями вприятной компании! Представляете какая у меня былареакция! Невыпить потакомуслучаю оказалось просто нивозможно.
Я поняла что нашиотношения вышли зарамки дружеских, и переросли вбольшое чувство. «А может это, и есть музчина моей мечты?» — подумала я. И срадостью согласилась. На вечеринке все старались шутить, и веселиться. Потом всепары разошлись покомнатам. Нас тянуло другкдругу какмагнитом. А когда накалстрастей достиг своей высшейотметки. Мощными движениями мы начали снимать другсдруга наши одежды наши губы слились вдолгом страстном поцелуе. Когда наша любовь достигла наивысшей точки близости Сережа громко закричал «Гол!», и стал поддерживать себя неистовыми апладисментами. Мой мозг прямо «закипел» отвозмущения.
Елесдерживая слезы я спросила длячего он этоделает. Он ответил что это упражнение является необхадимым элементом спортивной карьеры, и средством для поддиржания командного духа. Каковоже было мое удивление когда скоро изразных концов квартиры начали раздаваться такиеже крики «Гол!», и бурные продал-жительные апладисменты периходящие в нисмолкаюшие оваци! Вобщем вечер удался.

Какговорится успех наличном фронте вомногомзависит впервом приближении отсамой женшины. Первымделом нужночтобы внешность была какминимум сногсшибательна! Как и гламурная красавица, и писательница Оксана Шопски ради своей красоты я готова налюбые подвиги. Я готова даже наделать пластических операций, и селиконовых вставок толькобы это пошло мненапользу.
Однажды я прочитала что Оксана Шопски всвоей жизни часто любит применять новые не-традиционые методы поддиржания себя видиальной форме. Поэтому когда волоски у меня наногах отросли я подобно Оксане Шопски решила васпользоваться новым не-традиционым методом китайской медицины, восковой свечой. Ивот именно впроцессе использования восковой свечи я поняла какэто кароче трудно: быть женщиной, и нравится людям.


…До самой ночи меня преследовало какое-то странное чувство. Все валилось из рук, мысли то и дело возвращались к девушке в синей куртке. В поисках причины этой задумчивости я вновь и вновь листал ее дневник.


Однажды я познакомилась скитайцем (помоему его звали Сережа). Неожиданно для всех Сережа подошел комне наулице, и сделал несколько упражнений сшестом. Гимнасических. После чего китаец предложил мне экслюзивный массаж атакже услуги гламурного парих-махера, и маникюрши. Кароче он хотел добиться своего. Нибрезгуя некакимисредствами. Однако я нестала принимать быстрые решения, и по-просила его подождать.
Справляться струдностями, и праблемами это музжская работа. Я нимедлено позвонила папедомой. Папа сказал: «Настаивай напедекюре». И повесил трубку.
«А может это, и есть музчина моей мечты?» — подумала я. Послечего подошла к китайцу, и изложила свои требования: массаж маникюр педекюр, и фотаэпиляция. А отуслуг парик-махера я отказалась.

Втичение трехдней изучая труды всемирноизвестного московскогопсихолога Владимира Леви. Я пришла ктвердому убеждению что я ЖенщинаДочь. И кароче замной постоянно нужен достойныйуход, и чьянибудь мужская помощь.
Как и Оксана Шопски я тоже нелюблю, и неумею работать. Зато впостояном бизделье я пристрастилась кписанию мемуаров. Мне кажется чтоэто уменя должно получаться нихужечем у Оксаны Шопски или Ксении Чак-Чак.

Я долго искала такого музчину которому моглабы доверить своюжизнь. Каждой новой встречей я хочу заложить фундамент наших крепких взаимо-отношений навсю оставшуюся жизнь. Однажды когда я гуляла вгородском саду я была атакована неизвестным молодым человеком грузинской наружности (помоему его звали Сережа). Моя красота магнитом притягивала его. Чиста-па-русски он предложил мне рандеву.
«А может это и есть музчина моей мечты?» — подумала я. И кароче моминтально согласилась. Мы прошлись поулице немного посидели всквере налавочке потом зашли вбар выпить побокалу вина. Вскоре Сережа предложил заехать кнемудомой, и посмотреть повидику нимножко хороших фильмов навыбор. Он предложил мне какговорится выгодные условия продолжения наших взаимо-отношений, и попал вяблочко!
Однако я нестала принимать быстрые решения, и по-просила его подождать. Он хотел добиться своего нибрезгуя никакими средствами. Он говорил каксильно, и отчаянно меня любит. Что я – цель, и счастье всей егожизни. Вначале я была шокирована столь откровеными при-знаниями. Но нимогла сним нисогласиться.
Я даже забыла позвонить своему папе! Нас тянуло другкдругу какмагнитом. Когда накалстрастей достиг своей высшейотметки. Чувствеными движениями мы начали снимать другсдруга одежды наши губы слились вдолгомпоцелуе!


Вот и нет же в этих словах ничего особенного, обычные заметки в стиле «Космо», только неграмотно изложенные. Почему же я никак не могу перестать о ней думать? Почему снова и снова листаю тетрадку в 36 листов?


Вкоторыйраз прихожу кубеждению что моякрасота страшнаясила. Однажды когда меня наруках нес правительственый-пенсионер вшапке-бобриком (помоему его звали Сережа) он попросил чтобы я его погладила помохнатойшапке.
«А может это, и есть музчина моей мечты?» — подумала я. И моминтально согласилась. А когда я выполнила просьбу Сережи. Он так разволновался что чуть нипотерял правыйботинок.

Всем известны мои гламурные похождения в Москве на ежегодных тусовках фотамоделей. Даже гламурщица Оксана Шопски которую ниприглашают нанаши тусовки. Нашлавремя позвонить мне наперсональный мобильныйтелифон, и сказать несколько слов.
Однажды в Москве волеюсудьбы я познакомилась с солдатом (помоему его звали Сережа). Я шла паулице когда он ниожиданно выскочил изза угла, и сказал громкий камплимент:
- Какие увас красивые сапоги! А вы ещекрасивее! Давайте познакомимся.
Моякрасота притягивала его магнитом. «А может это, и есть музчина моей мечты?» — подумала я. И моминтально согласилась.
Мы встречались тридня: ровностолько — сколько длилас тусовка фротомоделей. Каждый раз Сережа смешил меня армейским юмором. Низнаю как наэто реагировать. В первыйже день я позвонила папедомой. Папа сказал: «Когда расказывают аникдоты нужно смеяться». И я смеялась. Моиподруги просто падали отзависти.
Кароче натретий день Сереша наконецрешился, и поцеловал меня вщечку. Однако я нестала принимать быстрые решения, и по-просила его подождать. Он хотел добиться своего нибрезгуя никакими средствами. Он говорил каксильно, и отчаянно менялюбит что я – цель, и счастье всей егожизни. Вначале я была шокирована столь откровеными при-знаниями. Но нимогла снимнесогласиться. После этого я пагарячимследам отвела солдата вгостиницу, и научила любви панастоящему.

Какизвестно успех наличном фронте вомногомзависит отсамой женшины. После того как я выступила сзаявлением вгламурнопазнавательной телипередаче «Ищу музчину моей мечты». Комне совсей России начали приходить откровеные письма снамеками. В основном от солдат, и заключенных взаконе. Было даже два эратичных письма из сумашедшегодома. Все эти письма я собираю вкоробку отобуви. Чтобы опубликовать всвоей новой книге «Днивники чорной туфельки».
Кароче вот какое трудноедело: быть женщиной, и нравиться людям.


Всю ночь я ворочался в постели, не в силах заснуть. Лишь под утро пришел короткий беспокойный сон. Мне снились бананы…

***

Прошло несколько дней. И хотя я перестал листать ее дневник в поисках ответов на свои мысли, девушка в синей куртке не выходила у меня из головы.
В тот день Вова предложил сходить куда-нибудь пообедать, но мне не хотелось.
- Пошли, чел, — настаивал он. – И так похудел уже…
- Похудел?
- Ну да. Похудел и бледный какой-то ты.… Пошли! Хотя бы воздухом подышишь!
- Ну ладно…
Мы вышли, перешли через полупустую улицу с припаркованными по обеим сторонам машинами. Мы шли дворами к столовой проектного института, когда Вова дотронулся до моего локтя: «Гляди…»
Я посмотрел в направлении его взгляда и увидел пьяного, привалившегося к дереву. Он обнимал дерево и, похоже, плохо понимал, где находится. Рядом стоял мальчик лет пяти, и, дергая мужчину за рукав, негромко приговаривал: «Пойдем, папа…. Пойдем…»
Сцена была такой пронзительной, что мы на мгновение остановились. Потом пошли дальше. Мы ничем не могли помочь мальчику. Разве только попытаться вылечить его отца от пьянства…
- Скажи, — вырвалось у меня, — почему в жизни так получается?..
- Как?
- Не знаю.… Как-то не правильно.… Хотелось бы одного, а получается совсем другое…
- Чувак, фишка в том, что нам не дано знать, что правильно в жизни, а что нет. Потому и сказано в «Нагорной проповеди»: «Не суди». Каждый играет свою роль в истории мира…
- …
- Вот смотри, — продолжал Вова, — у Борхеса есть рассказ, который называется «Три версии предательства Иуды». Прикинь, сначала Борхес предполагает, что для опознания Иисуса, который каждый день проповедовал и совершал чудеса при большом скоплении народа, не требовалось никакого предательства. А поскольку предательство совершилось, оно не было случайным; предательство было предопределено, занимало свое место в деле спасения: в ответ на жертву, понесенную Сыном Бога, необходима была такая же жертва от людей. Поэтому предательство и смерть Иуды явились своеобразным отражением жизни Иисуса. Врубаешься?.. Затем Борхес предположил, что Иисус, собственно, и не нуждался в сообщниках в деле спасения, и предательство было совершено Иудой по независимым от Иисуса причинам. Поскольку Иуда был одним из апостолов, избранным самим Иисусом, Борхес предложил найти в его поведении другие, более высокие причины, чем просто жадность. Борхес предположил, что основной причиной предательства стал аскетизм Иуды: Иуда не только умертвил свою плоть, но решил умертвить и свой дух, отречься от чести, добра, покоя. В каждом грехе присутствует некая добродетель, как, например, в прелюбодеянии присутствуют нежность и самоотверженность, в краже – храбрость и так далее. В своем аскетизме Иуда избрал такой грех, в котором нет ни одной добродетели. Он полагал, что блаженство, как и добро, — это принадлежность Бога и человек не достоин его. Вот так вот.… Потом Борхес пошел еще дальше. Взяв за основу цитату из евангелия от Иоанна «В мире был, и мир чрез Него начал быть, и мир Его не познал», Борхес предположил, что Бог, решивший спасти человечество, должен был совершить самую великую жертву, загнобить себя до конца, до самой низости. Бог мог выбрать себе любую судьбу, стать Александром Македонским, Платоном или Иисусом, но Он выбрал самую голимую судьбу – стал Иудой-предателем и отправился в Ад…
- Да-а-а… — я не знал, что сказать.
- Так что, чувак, все может быть совсем не тем, чем кажется.
- Это я понял…
После обеда (обедал в основном Вова, а я так, слегка потыкал вилкой овощной салат) отправились обратно.
- А вот еще.… Борхес предполагает, что вся жизнь – это повторение, бесконечные вариации одних и тех же тем. Врубаешься? Например, в каждой любовной истории вновь и вновь повторяются судьбы Ромео и Джульетты, Орфея и Эвридики, Париса и Прекрасной Елены…
- Это ты к чему?
- К тому, чел, что наши жизни вполне могут быть вариациями чьих-то иных жизней. Вот так вот…

После обеда работать совсем расхотелось. Мы уже подумывали уходить, когда снова пришла она: девушка с разноцветными волосами. Мое сердце полетело куда-то вниз…
- Я хотела, кАроче, узнать, на каком свете поживает моя рукопись, – сказала девушка, слегка расстегивая замок на куртке.
Вова посмотрел на меня. В его глазах блеснула улыбка.
- Ваша рукопись поживает хорошо. Мы с коллегой, — жест в мою сторону, — тщательно изучили текст и сочли его весьма занимательным и поучительным. Очень здорово, что Вы наконец решились опубликовать подробности Вашей удивительной жизни.
Вова развлекался вовсю. Мне даже стало ее жалко. Хотелось толкнуть Вову, чтобы он замолчал. Хотелось, но я почему-то этого не сделал.
Опустив голову, я вдруг заметил свои грязные ногти. «Странно, — удивился я, — как я раньше этого не замечал…» Спрятав руки под стол, я стал украдкой очищать ногти уголком сложенной бумажки.
- Но знаете, мне кажется, в своем дневнике Вы допустили одну незначительную ошибку. По-моему, «Тощие ляжки» написаны вовсе не Ксенией Чак-Чак, а великой и гламурной Оксаной Шопски. Однако художественная ценность произведения от этой ошибки в общем и целом не пострадала.
- Так мой дневник будет напечатан? – совершенно серьезно спросила девушка.
- К сожалению, наш журнал не сможет этого сделать. По своему художественному уровню дневник значительно перешагнул уровень нашего издания. Попробуйте отправить его в журнал «Молодая гвардия». Или скажем, в «Космополитен». Возможно, там Ваш дневник оценят по достоинству, так, как он этого заслуживает. В общем и целом.
Девушка с разноцветными волосами тряхнула головой и взяла дневник. Я глядел на нее, не в силах оторвать взгляд. Мое сердце стучало как сумасшедшее.
Она повернулась и вышла. Я сидел, разрываясь между желанием бежать за ней и боязнью показаться глупцом в Вовиных глазах. И все же не выдержал: вскочил со стула и бросился следом.
Я догнал ее у крыльца.
- Девушка, подождите, я хотел Вас спросить...
Она обернулась, окинула меня оценивающим взглядом.
- Что?
- У Вас не найдется времени сегодня вечером?
- Для чего?
- Я хотел бы поговорить по Вашей рукописи…
Она на мгновение задумалась, потом кивнула.
- Короче, позвони мне после четырех. Номер…
- А как Вас зовут?
- Диана.
- А меня — Филмор…

Я возвращался в редакцию в восторге. Сердце пело от радости. Пело и плясало.
Вова встретил меня улыбкой:
- Ну что? Познакомился?..
Я кивнул.
- Молодец, чувак. Клевая герла…
- Да, но я даже не знаю, о чем с ней разговаривать…
- А ты не парься. Все пойдет само собой. Знаешь поговорку «Лови миг!»? Вот так и действуй. При любом раскладе ты ничего не теряешь.… Кстати, вот еще пословица, на всякий случай: «Спать можно с кем угодно, лишь бы не стыдно было просыпаться».
- Ну, утешил…
Мне и в самом деле стало немного легче.

***

Мы договорились встретиться в пять часов. На Берестянской, у нее дома. Я переоделся, купил чайную розу, бутылку белого вина и побежал на трамвай.

Диана встретила меня в бирюзовом топике без рукавов и обтягивающих розовых шортах. На плечи накинут розовый джемпер того же тона, что и шорты, на ногах – полосатые носочки.
- Красивые носочки, — вырвалось у меня.
- Я знаю, — ответила девушка. – У меня все самое лучшее.
- Видишь эту шляпку? – взмах рукой в сторону вешалки, где над знакомой синей курткой висела бирюзовая шляпа с цветами. – Короче, я переторговала ее у Ксении Чак-Чак. Сучка!.. Что-то мелет мне за спиной, а мне до барабана…
«По барабану», — крутилась на языке поправка, но я сдержался. Показалось, что Диана может говорить так, как ей захочется.
- Это тебе, — протянул розу я и бутылку вина.
- Спасибо. Проходи …
Следом за Дианой я прошел на кухню. На стене в коридоре висели две ее фотографии размером с тетрадный лист: в одежде и без оной. Красивые.
- Хочешь чаю?.. Это чай Оксаны Шопски. Она мне накрывала поляну. Всю душу обосрала.… Заходит, короче, вся на измене, а я: «Остынь, детка!» И тут же притихла…
Она что-то говорила, а я чувствовал, что совершенно не в состоянии что-нибудь ответить. Сидел на стуле и глядел на нее в каком-то отупении. Больше всего на свете мне хотелось бы сидеть так, слушать ее голос и касаться ее кончиками пальцев, касаться хотя бы ее одежды…
Диана заварила чай, поставила кружки на стол. Села напротив и поднесла к моему лицу правую руку:
- Тебе нравятся мои нохти? Этот лак идет моему лицу. Я сама выбрала…
Я не знал, что ответить. Честно говоря, мне было все равно. До барабана.
Девушка убрала руку и сладко потянулась, обнажив два легких облачка волос под мышками. Неожиданно для самого себя я испытал возбуждение.
- Короче, пускай чай остынет. Пойдем в комнату?
- Пойдем, — согласился я. С ней я готов был идти куда угодно.
В комнате висели еще две ее фотографии в рамках. Прямо у двери стоял прислоненный к стене холст с портретом какого-то плешивого дядьки.
- Эту картину, — небрежно кивнула Диана, — мне подарил известный притворный художник, мастер гламура. Это — портрет члена правительства?.. Или директора магазина?.. Не помню.
Мы сели в кресла, накрытые плюшевыми накидками. Между нами стоял журнальный столик с разбросанными номерами «Космополитена». Помолчали.
- Ты интересно рассказываешь, — выдавил я. — Кем бы ты хотела стать?
- Я хочу стать гламурной певицей. Как бывшая теннисистка. Не помню фамилию. Банщикова, что ли. Я не в теме…
Она поерзала в кресле, потом переменила позу, гламурно сев в кресло с ногами. На левой пятке у нее обнаружилась маленькая дырочка. Подняла глаза на свои фотографии.
- А когда я отдыхала в Италии, то выучила итальянский язык. Немного. Может, я стану гламурной перевозчицей. Буду, короче, заниматься устными переводами с иностранцами…
Я нервничал. Не знал, что сказать. Ерзал в кресле, не в силах оторвать от нее взгляд, но никак не мог решиться «перейти на ты». От нервного возбуждения меня даже начало немного трясти.
- Можно, я вымою руки? – сказал я, когда пауза затянулась.
- Конечно!
Прошел в ванную комнату и прикрыл за собой дверь.
Здесь царил хаос: баночки из-под косметики со следами жирных пальцев, полупустые тюбики с засохшими потеками, разжеванные зубные щетки. На полке свалены как попало полотенца, майки и шорты. На полу – в спешке брошенные носки…
Такой же хаос царил у меня в голове: смятение, бесстыдство, страсть, обожание, похоть и отчаяние причудливо перемешивались в гремучий коктейль. Как назвать получившуюся смесь? Не знаю.
Включил воду и вымыл руки. Ополоснул лицо и вдруг в зеркале над умывальником увидел насколько я бледный. Белый как бумага. Но мне было все равно.
Умывшись, присел на край ванной. Поискал чистое полотенце, вытер руки. Зачем-то поднял ее розовый носочек. «Что я делаю?» — мелькнула непрошенная мысль, сменившаяся неожиданно сладкой истомой. Поднес к губам и поцеловал. Хотелось даже положить его в карман и забрать с собой. Но я сдержал себя. Это лишнее.
Но, боже, как стучало мое сердце!

Пытаясь унять колотящееся сердце, вернулся к Диане. Поправил в кресле сползшую плюшевую накидку, но не стал снова туда садиться. Опустился прямо на пол, рядом с креслом Дианы. Девушка посмотрела на меня сверху вниз и ничего не сказала.
Я чувствовал, что схожу с ума. Мучительно хотелось прикоснуться к ней, прижаться губами к ее лодыжке.
- Ты мне нравишься, — вырвалось у меня. И вдруг родилось ощущение, словно я сказал слова, предназначенные другой девушке.
Она снова посмотрела на меня сверху вниз.
- Остынь, детка! – сказала она с каким-то пренебрежением. — У тебя есть персональный автомобиль? Нету?.. Так что ты меня лечишь? У тебя нет даже ни малейшего шанса!..
«Да не очень-то, собственно, и хотелось», — подумал я, но промолчал. Хотелось, конечно, хотелось. Только я и сам не знаю, чего. Секса, общения или просто возможности быть рядом с ней, восхищаться ей, дышать ей?
- Я пойду?.. – сказал я больше самому себе, чем ей.
Еще раз взглянув на Диану, всю такую гламурную и высокомерную, поднялся и пошел в прихожую. Оделся, стараясь не глядеть на синюю куртку с мехом на капюшоне.
Что ж, есть время встреч и время расставаний. Похоже, время наших встреч прошло, и между нами все было кончено.
Так мы расстались.

***

На улице было темно. Шел дождь. Мелкий дождь без конца и начала. Рыхлый снег потемнел и набряк от воды, по асфальту пополам с песком бежали грязные ручьи, тут и там тянулись в небо серые деревья.
Я уходил тихой улицей, размышляя о нас с Дианой. Что было не так с моей стороны? Что я должен был сказать или сделать, чтобы сохранить ее? А главное, действительно ли это было мне нужно?
В памяти возникли два облачка волос у нее под мышками, и я вновь испытал возбуждение. И тут же кольнуло какое-то неприятное чувство.
Я подумал, что для меня важно почувствовать нечто в любимом человеке, понять что-то. Не знаю, что…. Знаю только, что в Диане этого не было. Это я понял совершенно точно.
Вспомнился рассказ институтского приятеля про вечер латиноамериканской диаспоры. Там студенты (даже те, кто пришел со своей девушкой) подходили сфотографироваться вместе с венесуэльской фотомоделью. Сфотографироваться, чтобы иметь возможность похвастаться перед друзьями: «Моя подруга. Смотри, какая красивая». Вот и у меня с Дианой было нечто в том же роде…
Конечно же, все в жизни происходит не спроста! И наша встреча так же была для чего-то необходима. Но для чего?..
Я уходил все дальше и дальше. Что еще мне оставалось делать? И так было достаточно, хватит на целый роман. «Страдания юного Вертера».

Пытаясь сократить путь, отправился через Военное кладбище. Все так же моросил дождь. Среди могильных плит русско-турецкой войны, подстелив кусок оранжевого покрывала, прямо на земле сидел парень. Одет он был в светло-серую куртку, из-под которой торчал воротник розового свитера, темно-синие брюки и потрепанные кроссовки. Он сидел, погруженный в медитацию, и негромко играл на флейте.
Стараясь не мешать, хотел пройти мимо, но что-то заставило меня остановиться. Парень поднял глаза, и неожиданно громко сказал: «Кто тебе сказал, что путь через кладбище короче?» Затем он снова погрузился в игру, а я отправился домой в полном недоумении. И все-таки мне стало легче.
Теперь, после стыда, после смирения и раскаяния, я почувствовал нечто новое в моей жизни. Что-то очень важное, хотя и не знаю, что именно…

***

Был вечер, и было утро. О, с каким нетерпением ждал я утра!
Чтобы избежать Кириных вопросов, вызвал Вову в коридор.
- Ну, как прошло?
- А… – махнул я рукой. – Голимо.
- Не парься, чувак, я с самого начала просек, что эта герла безмазовая.
- Почему?
- Да по манерам. Понтов много, а на душе пустота.
- Так что ж ты мне не сказал?
- А ты бы послушал? Обломись, все путем. Учиться никогда не поздно…
Мы вернулись в комнату. Полистали чужие рукописи.
Не читалось. Мысли то и дело возвращались к Диане. Даже не столько к ней, сколько к ситуации в целом. Когда Кира ушла обедать, я вернулся к начатому разговору.
- Скажи, почему так получается: познакомишься с девушкой, может быть, даже влюбишься в нее и захочешь встречаться. Но она или безмазовая, или любит другого, или уезжает, или еще что-нибудь.… Почему бывают такие несовпадения?
- Врубаешься…. Мы, конечно, сами строим свою судьбу, но и судьба управляет нами. В жизни полно всякого рода обломов. Я отношусь к этому спокойно: что ж, обломался здесь, значит, выпадет фишка в другом месте. Все будет путем! В общем и целом. А с такими безмазовыми лучше дела вообще не иметь – только время потеряешь…
Помолчали. Каждый о своем. Как здорово, когда рядом есть человек, с которым можно помолчать! Просто помолчать о своем.
- Пошли выпьем кофе! – предложил Вова.
По дороге Вова вспомнил случай с той поры, когда он был подростком.
- Однажды я совершенно реально влюбился в продавщицу. В то время я вообще был довольно влюбчивым. Прикинь, чуть ли не каждый день приходил в кафетерий и, взяв чашку безвкусного растворимого кофе, становился так, чтобы ее можно было видеть. И смотрел, пока не выпивал кофе…
- И чем закончилось?
- Да ничем не закончилось. Все прошло...
- А разве нельзя было попробовать?
- Попробовать что?.. Так, как ты попробовал с фотомоделью?
- Ну да.
- Расслабься, – Вова остановился. – Ты попробовал, и что получилось в результате?.. Просекаешь, ты хотел смоделировать ситуацию. Но где гарантия, что эта ситуация стала бы развиваться по-твоему?.. Ты еще дешево отделался. Вы с ней – совершенно разные люди.
- Конечно, все люди разные. Одному нравится одно, другому другое. Мы не можем ожидать, что все будут думать так же, как и мы…
- Чел!.. Фишка в том, что легче найти человека, который будет тебя понимать, чем пытаться изменить того, кто тебя не понимает. Ну их на фиг, этих фотомоделей! Найди себе хорошую девушку, которая бы тебя любила, и живите с ней дружно и счастливо.
Мы отправились дальше. Взяли по чашке кофе с пирожными.
- Смотри, – сказал я, – что я встретил у Торо: «Большинство людей живет в тихом отчаянии». Может, мы потому и ищем в случайных встречах отголоски большой любви, чтобы не впасть в отчаяние.
- Может и так, – кивнул Вова. – Фишка в том, чувак, почему ты предлагаешь этот вопрос мне. Есть дзэнская причта: «Монах подошел в учителю и спросил, как обрести просветление. Тот сказал, что ответит во время вечерней проповеди. Вечером учитель вышел перед монахами и сказал: «Где монах, у которого был вопрос?» Монах вышел вперед. «Ты все еще хочешь знать ответ?» Монах кивнул. «Смотрите монахи, – громко сказал учитель, – у этого монаха есть проблема!» — и ушел в свою комнату».
- Это ты к чему?
- К тому, что каждый должен отвечать на свои вопросы сам. Чужие ответы не помогут…
В общем-то, Вова был прав. Чужие ответы, действительно, не помогут.
Мы выпили кофе и поднялись из-за стола.
- Пойдем в редакцию?
- Что-то не хочется. Пойду лучше домой, подумаю над своими вопросами.
- Главное не парься…
- Да я и не парюсь…
- Помнишь, как у Уитмена: «В чем же смысл этой жизни? В этом бесконечном повторении от рождения до смерти? В том, что Великая Игра продолжается, и ты можешь внести свой вклад, свою строчку стихов!» Играй, твори, наполняй жизнь событиями!..
- Если бы знать, как…

Вечером я читал Пастернака. И вдруг нашел ответ на свои вопросы: «Терять в жизни более необходимо, нежели приобретать. Зерно, павши в землю, не прорастет, пока не умрет… Грусти до конца, не останавливайся на полпути. Пусть из твоей грусти родятся великие произведения…»

***

Мне снился сон. Странный сон о еврейской слободе на окраине украинского поселка. Одноэтажные домики возле дороги, ожидающие тепла деревья с голыми ветками, плетни с горшками на прутьях…. Снилось, будто живу я в еврейской семье, где старшей является ворчливая старуха. У старухи – сыновья и невестки, много внуков и внучек разного возраста. Несколько внуков постарше, у кого еще нет своей семьи, переселились в заброшенный дом в поселке. Сапожник, писарь поселковой управы и поэт. Поэт, не имеющий постоянного заработка, но настоящий любимец не только семьи, но и всей слободы…
И хотя во сне я видел себя не поэтом, но тем самым писарем поселковой управы, сон оставил очень радостное ощущение. Я словно увидел мир глазами Франциска Ассизского…

Все утро это ощущение было со мной. Хотелось дерзать, петь, писать стихи!..
По дороге на работу я любовался окружающим миром, лицами людей, солнечными бликами в окнах, ручьями, проталинами, фактурой весенних деревьев и мокрых крыш. И практически на выходе из метро записал стихотворение «Утренний блюз». Строчки рождались легко и свободно: все в мире казалось простым и понятным.

Когда выходишь
из дома очередной подружки
и чувствуешь
что только даром потерял время
(ноги заплетались
когда ты шел сюда
и бегут без оглядки отсюда
ветки сирени бьют по лицу)
ты задумчив и грустен
но груз с души спал
ты свободен
тебя ничего не держит
и все еще впереди

Когда выходишь
из своего прошлого
настоящего и будущего
ты возвращаешься домой
к самому себе
и все еще впереди

В редакции я перечитал стихотворение и напечатал на письменной машинке.
Потом пришел Вова. Я показал стихотворение.
- Ну, что, чел, поздравляю!
- С чем?
- С возвращением. Ты снова в Пути!..
- Спасибо. Хотя, может быть, нужно было сказать спасибо Диане…
- Чувак, даже если стихотворение родилось благодаря кому-то, написал его ты сам.
Я задумался. Может, Вова и прав. В конце концов, стихи – это только попытка, попытка выразить невыразимое. Именно от автора зависит то, насколько эта попытка удалось...
- Но ведь все равно, каждое произведение все же каким-то образом связано с конкретной ситуацией. Или нет?
- Конечно связано! А с другой стороны, ты не думал о том, что смысл, который автор выражает в своих произведениях, может сам по себе иметь некую ценность, которую невозможно уменьшить или увеличить реальностью? Скажем, как артефакт…
Честно говоря, никогда не думал о литературных произведениях в таком контексте. Вспомнилась суфийская идея со-Творчества, со-Участия в построении мира: каждым поступком, каждым словом, каждой мыслью…
- Если продолжить рассуждения, то получится, что все, что мы делаем, остается артефактом в истории мира: и работа врача, и работа дворника…
- Еще бы! А я тебе что говорю!
- Так значит, и моя встреча с Дианой была для чего-то важна. Помнишь суфийскую поговорку «Неважно, кто принес весть, важна сама весть»…
- Ты так хочешь найти смысл своей встречи? Не сомневайся, смысл был. Но то, каков этот смысл, ты должен найти сам. Помнишь, мы говорили…
Я помнил.
Мы вернулись на то же самое место. Я размышлял, рассеянно рисуя на полях какой-то газеты, Вова читал редакционные материалы.
Через какое-то время он окликнул меня:
- Ты какую музыку любишь?
- Не знаю… разную…
- Высоцкого?
- М-м-м… — задумался я. — Люблю. Хотя Галич мне нравится больше.
- «Машину времени»?
- Раньше да. Теперь больше «Воскресение».
- Чувак, ты просекаешь фишку. Давай споем?
- Споем?.. Здесь?..
- Ну да. А что тебя смущает?
Я задумался. И правда, что меня смущает?..
- Давай споем.
- Знаешь эту песню «По дороге разочарований»? «По дороге разочарований снова очарованный иду…»
Я кивнул.
- Хотя нет. Давай лучше «От любви к любви». Знаешь: «От вопроса до ответа через пропасти невзгод…»
- Знаю.
- Так поем?..
- Поем!
И мы запели песню Никольского. Вполголоса. Глядя куда-то внутрь себя.

От вопроса до ответа
Через пропасти невзгод,
По ветру и против ветра,
То назад, а то вперед.
От истока до итога,
То в довольстве, то в нужде,
То за Богом, то от Бога
Вслед блуждающей звезде.
Из причин и из сплетений,
Части мыслей, дел и слов,
Из уступок и ступеней,
Из развилок и узлов.
Вниз и вверх,
Крута – полога,
Вся в обмане, суете –
Всех достанет нас дорога
От беды к беде.

И больше не было времени, не было ничего внешнего. Только внутреннее пространство песни, только наше собственное внутреннее пространство. Вовино и мое…

Сколько можно, Боже правый,
Упиваясь и коря,
Кто во имя, кто во славу –
Все впустую, все зазря.
Понапрасну словом красным
Мы дела свои вершим
Понапрасну пламень ясный
Во спасение души.
По одной дорожке бродим:
Этот слеп, а этот зряч.
Жизнь – не жизнь, а что-то вроде
В свете призрачных удач.
Память – грош, судьба на ветер,
Мысль — кругами по воде,
Все на свете, все на свете –
От беды к беде.
Может кто-то, я не знаю,
Смысл иной во всем постиг.
Может, истина иная
Всех помирит и простит.
Пусть терпение продлится
До скончания веков,
Пусть запомнят наши лица
У последних берегов.
Каждый день – подарок неба,
Каждый миг – игра судьбы,
Стань таким, каким ты не был,
И останься тем, кем был.
В вечный путь, не зная срока
Сам себя благослови –
Есть же где-нибудь дорога
От любви к любви…

- И еще раз припев!
И мы еще раз спели последний припев:

Каждый день – подарок неба,
Каждый миг – игра судьбы,
Стань таким, каким ты не был,
И останься тем, кем был.
В вечный путь, не зная срока
Сам себя благослови –
Есть же где-нибудь дорога
От любви к любви…

Песня закончилась, и стала слышна тишина. Я сидел, прислушиваясь к этой тишине, нарушаемой лишь чьими-то негромкими шагами по коридору. «Вот так и жизнь уходит…» — мелькнула неожиданная мысль.


Да… Вот и прошло время, и нет больше старых друзей, и даже не с кем спеть песню...
Мы не умеем дружить, не умеем дорожить минутами искреннего общения, не умеем жить. Потому что жить – это и значит ценить каждый миг своей жизни...


А потом я нашел ответ на свои вопросы. Я вдруг понял, что все, что с нами случается, и есть посвящение. Посвящение – и больше ничего другого.