Ин вина веритас

Автор: Kot_v_sapogah — Лучше всего в IT-технологии – так прибыльнее!
- Я вчера ужинала с Н. Он сделал мне предложение!
- Нам нужна фокус-группа. Я не доверяю его словам…
- Ты видела его новую коллекцию? Это что-то!
- Алый цвет, GPS, 500 лошадок под капотом! Класс!
- Нет, Бали – это отстой! В этом сезоне нужно ехать…
Галстуки от Gucci трутся у декольтированных лоскутов от Channel Coco. Стразы от Swarovski льнут к позолоте от Rochas. Дюжина лакированных нильских крокодилов увивается за парой выпотрошенных песцов. Соседка слева клюет 300 килокалорий. Ее сосед – лидер по продажам. Тот, что справа – нюхает кокс. Его соседка фригидная лесбиянка. Все знакомы с Ксюшей Собчак, все смотрели «Парфюмера», все читали Робски, все ненавидят всех. Я перевожу взгляд с блюдца с канапе на заморский салат, раздумывая, на что сблевать.
- Ты неважно выглядишь, – констатирует директор ДРП, подливая себе шампанского.
- А как должен выглядеть некрофил? — Балансирую я между серийным убийством и суицидом.
- Какой некрофил?
- Обожающий мертвечину.
- Мертвечину?
- Мертвых президентов.
- Что ты несешь?
- Джексон, Грант, Франклин. — Демонстрирую я вечнозеленые купюры.
Директор ДРП ретируется в глубину зала. Я усмехаюсь и опрокидываю рюмку коньяка. На декольтированный бюст своей соседки. Она увлечена лидером по продажам. Я смотрю на ее силиконовые сиськи и мне хочется пробить пенальти в ворота московского «Спартака». Ди-джей совокупляет Мадонну с хором Александрова. Я оглядываю залу: все эти двуногие – в шмотках и с аксессуарами «от» – 365 дней и ночей вербовали клиентов. 52 недели втюхивали им черт знает что. 12 месяцев подсиживали, прислуживали, засуживали – карабкались по карьерной лестнице.
На вершину пирамиды. И я. В том числе.
- У тебя дом на Рублевке?
- Йес.
- У тебя «Porsche Cayenne» Turbo?
- Йес.
- Ты летишь на Бали этим летом?
- Йес.
- У тебя счет в BONY?
- Йес! — Сосед-кокаинист пытается втянуть в ноздрю устрицу из раковины.
- И у меня… — мрачно отвечаю я.
И блюю в салат. Какой-нибудь гастарбайтер-таджик – кормящий на три сотни баксов в месяц себя самого в Москве и многодетную семью в Душанбе – полдня резал и крошил этот гребанный салат. Неизвестный мне пилот – рискуя рухнуть со своим тридцатилетним ИЛ-76 с высоты в 6 тысяч километров на многострадальную землю – вез этого омара в столицу. Еще раньше, бедняк Сунь Хунь Вчай нырял до потери пульса в Индийский океан за этим же омаром. А я сблевал, вместо того, чтобы уткнуться в салат пьяной физиономией.
Меня просто мутит от всех этих ублюдков.
И от себя. В том числе.
Я машу рукой на все. Бутылка из-под Hennessy раскидывает в разные стороны канапе и замирает на самом краю стола.
Буль.
- Семнадцать лет назад я ходил строем… Как все… Я ходил строем туда, куда укажут… Я мечтал, думал и говорил по команде… Как все… Я носил одинаковую одежду, слушал однообразную музыку и ходил в однотипную школу… Как все!
Буль.
- Семнадцать лет подряд мне твердили, что я не должен ходить строем… Мне вбивали в голову, что у меня свой собственный путь… Мне вдалбливали в душу, чтобы я мечтал, думал и говорил о своем, чтобы я имел свой стиль, слушал свою музыку…
Буль.
- Они думают, что я зажрался… У меня есть крыша над головой, деньги и тачка за 100000 у.е… Есть то, о чем многие мои сверстники и не мечтают… А вот, мечты-то у меня и нет… Раньше – была…
Буль.
- Они думают, что я нажрался… О чем мне мечтать-то сегодня? Ну, наколочу я капусты миллиардов 30 и что? Ученые выведут курицу, которая будет ради меня нестись омлетом?
- Буль… терьера заведи… — Икает сосед-кокаинист и падает физиономией в салат.
Я с трудом поднимаюсь со стула и пьяным взором оглядываю элиту «Пирамиды». Все приехали на корпоративную вечеринку на «Porsche Cayenne» с Рублевки. Все, как и я. Все полетят на корпоративный уик-энд этим летом на Бали. Все, как он или она. Все – корпоративно – имеют счет в BONY и секретаршу босса. Секретаршу – по очереди. Все думают, говорят и делают – одно и то же. Все слушают одну и ту же музыку, носят одну и ту же одежду. Все вкалывают на благо корпорации, как Папа Карло, восемнадцать часов в сутки.
Все, как один. И я. В первую очередь.
- Эй! Ублюдки! Да вы хоть знаете о том, что Земля круглая, в Катманду говорят на диалекте кхас-кура, а я – смертен?
Ди-джей глушит текилу и зал. Зал глушит шампанское и мой вопль. Я глушу тоску в текиле, шампанском и Hennessy. Я – white Negro! Меня никто не любит, и я никого не люблю. На любовь не хватает времени. А time, как известно, money. Я прикуриваю от купюры с портретом Франклина. Дешевые понты а-ля «Дик Трейси». Тьфу! Сквозь толстое стекло тюнингованного по полной программе аквариума на меня глядит Carassius Cyprinus auratas.
Встав на колени, и прижавшись к стеклу горячим лбом, смотрю в глаза «золотой рыбке». Наверняка, моя пьяная физиономия, искривленная толщей воды, напоминает с той стороны аквариума автопортрет Пабло Пикассо. Некоторое время мы глядим друг на друга – человек и рыба – разделенные хрупким стеклом (этакое reality-show под названием «В мире животных»), глядим – каждый из своего мирка: я – вовнутрь, она – наружу.
- Кто ж тебя выдумал-то? — шепчу я, роняя крупные слезы. — Ну, зачем мне новое корыто? Мне бы это сегодня не раскокать на трассе… И «землянка» у меня такая, какую А.С., ни в сказке сказать, ни пером описать… Да и баб у меня – море. Но для всех я – банкомат с вибратором.
Вышвырнув омерзительные желтые цветы, я засучиваю рукав пиджака и, выловив божью тварь, запускаю ее в вазу. Прижав вазу к груди, словно урну с прахом, направляюсь к выходу из ресторана.
- Съехал парень.
- Верно. С катушек и с жилплощади.
- Ничего. Завтра протрезвеет и успокоится.
- Ну-ну.
- А кто это?
Я выхожу из ресторана и направляюсь к паркингу. Бережно притулив вазу на соседнем сиденье, завожу тачку и рву с места в карьер. Едва избежав столкновения с экскаватором на краю карьера, вылетаю на проспект. Проскочив на красный свет два или три полупустынных перекрестка, выжимаю из движка максимум и лечу в сторону Набережной. Добравшись до реки, выбираюсь из салона и, вновь прижав вазу к груди, пробираюсь впотьмах к ступеням, ведущим к воде.
Полупьяный бомж настороженно наблюдает за мной.
- Плыви отсюда, — шепчу я и опрокидываю вазу с золотой рыбкой в реку. – Это Москва, а не сказка…
Угостив бомжа сигаретой, я прикуриваю и сажусь рядом с ним на корточки. Москва, подрагивая и переливаясь, плывет перед глазами.
- Сдохнет она, — кряхтит бомж, поеживаясь в обносках.
- Как и все мы, — отвечаю я, спустя некоторое время.
Смотрю на часы. Половина третьего ночи.
- Чё, баба бросила?
Я отрицательно мотаю головой.
Бомж оживляется:
- Ничего, образумится. Жизнь-то она, сука… такая… сложная. Все норовит тебя мордой в грязь… Ты, главное, человеком оставайся… Я вот в свое время…
Пока он рассказывает историю своей жизни, я тупо смотрю в полумрак. На другом берегу реки – в устроенном в «Ракете» ресторане – пьют и поют припозднившиеся посетители.
- Слышь, мил человек, дай немного денег – башка трещит, — заканчивает свое повествование бомж и кутает сгнившую ступню в полуистлевшее одеяло.
- Что?
- Дай немного денежек… Совсем худо мне, браток.
200 или 300 долларов – мелкими купюрами – перекочевывают из моего портмоне в грязную ладонь бомжа.
- Как тебя зовут? — спрашиваю я, присоединяя к деньгам полупустую пачку сигарет.
- Георгий, — отвечает он после минутной заминки.
- Тебе сколько лет, Георгий?
- 52.
- Вот ты 52 года живешь на свете, наверно, повидал много…
- Много. На две жизни хватит, — важно отвечает бомж.
- На две? И в чем смысл?
- Смысл?
- Ну, да – смысл, суть, истина…
- Истина? — Бомж чешет в грязном затылке. — В вине – истина…
- В каком?! — удивляюсь я.
- Не в каком, а в какой… — отвечает бомж. И усмехается.
Отдав ему еще и пальто, я бреду обратно на Набережную. Сев в салон своего «Porsche Cayenne» и, отыскав на диске «Thousand Foot Krutch», врубаю на всю катушку «Move». Скрутив номера, шмонаю бардачок на предмет наличия самого важного и, рассовав все по карманам, быстрым шагом иду по Набережной. Вложив ключи в ладонь первого же попавшегося прохожего с авоськой пустых бутылок в руках, я еще раз оглядываюсь на реку и, широко размахнувшись, швыряю мобильник куда-то во мрак.
- Мужик! — окликаю я, мгновенье назад осчастливленного мной, прохожего. — Где тут спортивный магазин?
Прохожий указывает направление рукой. Сориентировавшись, я направляюсь по указанному маршруту. Спустя минут двадцать, покупаю в отделе спортинвентаря круглосуточного супермаркета биту, в отделе алкогольных напитков – бутылку Hennesy, пластмассовые стаканчики, сигареты и выхожу на улицу. Выпив сам на сам граммов 300 коньяка на скамье у супермаркета, вновь смотрю на часы. Четыре часа утра. С четвертью. Совсем скоро начнется рассвет, и нужно торопиться – до офиса «Пирамиды» минут сорок езды на такси.
- Ну и погодка. Вчера еще лето было. А сегодня – дождь с переходом в снег, — пытается разговорить меня скучающий таксист. – Все через жопу! Бензин с каждым часом дорожает. И это в России, где нефть добываем миллионами тонн?! А все почему? Все нахапаться не могут, олигархи хреновы!
Я закрываю глаза. Из динамиков, словно бы в унисон резонерству таксиста, льется «Стриптиз». Надо же, думаю я, понадобилось всего два десятка лет, чтобы прежние слова обрели новый смысл.
- Бабки уже девать не куда, а все хапают! — продолжает бубнить таксист. — В Куршавель по 20 шалав возят с собой. Гиганты, блин, половые! Что ни бандит, то на «Бумере»! Что ни хапуга, то на «Porsche»!
Я открываю глаза и молча смотрю на мелькающий за окном мегаполис. Можно, конечно, плюнуть на все и позвонить завтра утром директору ДРП – послать его к черту, купить путевку, сесть на самолет и через 7-8 часов кайфовать на пляже с какой-нибудь мадам Вонг: этакой статуэткой – живой, исполнительной и всегда готовой к сексу. Да, именно, так: слушать прибой, шептать ей в маленькое ушко всякие пошлости, покусывать ее мочку на глазах у туристов и не думать о фокус-группе, маркетинговой политике, о доходах и расходах, скидках и налогах, о начавшем расти брюшке.
Твою мать! С чего же я так нажрался-то? Хотя нет, вру. Потому-то и нажрался, что мутило меня от всех этих успешных и преуспевающих ублюдков – ударников капиталистического труда. И от себя. От себя – более всего.
Добравшись до офиса «Пирамиды» и расплатившись с таксистом, пару раз обхожу огороженное декорированной оградой многоэтажное здание. Секьюрити спят крепким сном младенца. Выпив пол-стаканчика коньяка, снимаю с себя пиджак и рубашку. Мелкий накрапывающий дождь остужает разгоряченное алкоголем тело. Опорожнив бутылку Hennessy на пиджак и рубашку, обматываю ими биту.
- Мясники слопали горы сала… Мясники трахнули целый город… — шепчу я задумчиво себе под нос и щелкаю Zippo. С третьей попытки язычок пламени, лизнув смоченную качественным алкоголем ткань, превращает биту в импровизированный факел.
Я размахиваю им и ору во всю глотку:
- Эй! Человеки! Я сошел с ума! Я иду поджигать «Пирамиду»! К черту фараонов! Долой рабство!
Пустынная улица отвечает мне невнятным гулом, эхо мечется в железобетонных закоулках. Я перемахиваю через ограду и, замерев с воздетым над головой факелом перед камерой наружного наблюдения, ору что есть мочи:
- Эй! Сукины дети! Смотрите на меня! Я ваша новая Статуя Свободы!

2007г.