Любовь побеждает смерть

Автор: Ebuben Кристина погибла вчера. Попала под машину и сразу умерла, без мучений – медики утешили. Водитель укатил куда-то, пьяный был, наверное. Последний раз я говорил с Кристиной за пару часов до ее кончины. Целую, сказал я, осторожно. Это традиция у нас с ней такая была – в конце разговора «осторожно» добавлять. Даже когда в пух и прах ругались – все равно осторожничали на прощанье. В этот раз не помогло.
О смерти своей возлюбленной я узнал быстро, сразу после ее матери. К слову, от тещи своей несостоявшейся и узнал.
– Алло, – и в трубку рыдает.
– Да, – говорю, – что такое?
– Кристина, – рыдает, – Кристина…
Я тут неладное и почуял.
– Что Кристина?
– Доченька моя…
Ну, это я вроде как и без нее знал.
– Что, – кричу уже, – случилось?!
– Любимая моя умерла доченька-а-а!
Я трубку от уха отнял, чтобы криков этих не слышать, а у самого все перед глазами запрыгало, об голову словно бахнули чем-то. Осознать еще не могу, что произошло, но понимаю уже: трагедия, страшное что-то, чего все боятся.
– Где, – спрашиваю, – она?
А в трубке плач только.
Ох, ебаный в рот, – подумал я, – неужели со мной все это случилось? Неужели не откроет больше глаз Кристина?
Проснуться, конечно, захотелось. Мне, бывало, снились такие сны: умирает кто-то, я на похоронах слезы лью. И просыпаюсь – вот так облегчение. А тут действительно все, наяву. Жизнь мою разом перепахало.
Опять спрашиваю, громко, сам на грани:
– Где она?!
– Задавили…
– Где задавили?! – ору опять.
– На перекрестке, водитель сказали виноват, а девочка моя не при чем… за что…
– Где, блядь, задавили, скажи мне?
Впервые так обратился к без пяти минут теще. Но ей-то не до этого сейчас было.
– Где Софийская с Пражской сходятся!
Тут меня вообще на месте качнуло, и пот прошиб. Перекресток этот вон, за углом. В минуте ходьбы.
– Я перезвоню, – бросил трубку.
На улицу выскочил, надежду тщетно оберегая. Прибегу, мол, сейчас, спасу любимую мою.
Прибежал. Плохо стало, как тело развороченное увидел. Не Кристина это уже была. Она во всем белом на учебу уходила, только с сумочкой красной, которую я ей подарил недавно. Теперь там все цвета сумочки этой было. Кровь, куски какие-то, как в лавке мясной.
– Отойдите, – полицай подошел, – отсюда, не надо смотреть.
– Я муж ее. – соврал. Не муж еще. И не буду уже.
– Мои соболезнования. Но смотреть не надо.
Я подошел все-таки поближе, но он остановить меня не пытался.
Смотрю, – а видеть не вижу ничего. Вспоминаю: голос Кристины, смешочки ее, как спал с ней, каюсь, вспоминал.
Так и простоял, пока меня полицай не увел. Сообщали потом подробности гибели ее, вопросы задавали. К вечеру я домой пришел, вусмерть нажрался, телефон отключил, спать лег. Не заснуть было – с ума, думал, сойду, охуел от масштаба произошедшего – словно не Кристина умерла, а я помер. Ужасно было.
К утру телефон включил, сразу затрезвонил. Юлия Алексеевна, недотеща звонила. Она отошла немного уже, мы с ней даже про похороны речь завели. Встретиться условились как можно скорее – она-то в пригороде жила сейчас, на даче своей, поэтому не смогла, как я, оперативно на место происшествия примчаться.
Про Юлию пару слов сказать стоит.
Во-первых, она вторую подобную трагедию в своей жизни переживает. До этого мужа похоронила, только того забили до смерти, пьяного. В канаве нашли. Ему тогда двадцать пять было, а ей – жене, а не канаве – только двадцать исполнилось. Кристина тогда уже первые шаги свои делать пыталась.
Во-вторых, как можно догадаться, она весьма молода была даже для того, чтобы тещей становиться, не говоря уже о том, чтоб дочь свою хоронить. Не дай бог такое родителям пережить – ребенку своему на могилу землю бросать. Бывал я на похоронах, где матери сыновей своих хоронили. И не на войне погибших, а так – жизнь распорядилась. Трагичное, конечно, зрелище. Особенно когда причитать начинают: почему не я, зачем его, молодого? Уверен, что предложи им кто-нибудь обмен совершить – согласятся, не задумываясь, и вместо ребенка своего в могилу лягут. На то и родители они. Не надо им детей своих мертвыми видеть, противоестественно это.
В общем, тяжелая жизнь выдалась у Юлии. Святой она, конечно, не была, – особенно по части мужчин. Даже Кристина ее упрекала, что слишком часто у нее «опора» меняется. Но с ее-то внешностью трудно было от навязчивых самцов, почуявших одинокую мадам, отбиваться. Красивая была, как дочь. Только лицо строже.
Накатил я еще сто грамм, воспоминаниям придаваясь, и на дачу поехал к Юлии. За руль не сел, конечно, поэтому по пути еще коньяка угробил. Топил горе в вине, как говорится.
Юлия (она настаивала, чтобы я ее только так называл) меня плачем встретила. Она, по-моему, только и плакала все это время. Лицо ее строгое опухло, глаза на щелки стали похожи. И пахло от нее, конечно, похлеще, чем от меня. Она, правда, мне предложила сразу: выпей, говорит, со мной, совсем мне плохо. Она виски глушила, которое ей кто-то из бойфрендов видать притащил. Ну, я и виски выпил. Говорить, понятное дело, Юлия не могла и только в плечо мне плакала, а я пошевелиться боялся, сидел все и виски потихоньку прям из бутылки вливал в себя.
Через какое-то время она отцепилась от меня.
– Оставайся здесь, завтра все нужно будет обсудить и похоронами заняться.
Я кивнул только и в комнату пошел, на которую она мне указала. В доме приятно пахло – свежим деревом и смолой. Заснул я быстро и только иногда из сна меня выдирал звук захлопывающейся двери. Это Юлия к очередной бутылке прикладывалась и к себе в спальню возвращалась.
Утром она выглядела на удивление бодрой. Подняла меня с восходом солнца, накормила чем-то – чем, не помню, потому что больно худо мне было – и принялась составлять план будущих похорон: куда звонить, сколько будет стоить и так далее. Заплакала только тогда, когда я заикнулся, что гроб закрытым должен быть. Решили мы с ней на словах все нюансы и теперь к делу приступили. Я морг вызвонил, она автобус заказала и с местом на кладбище мгновенно проблемы решила – нашелся какой-то мужчина у нее высокопоставленный, который еще и оплатить все обязался.
Скорбно было всем этим заниматься, но хоть как-то отвлекало от горя и пьянства. К обеду мы со всем управились, оставалось только съездить подписать всякие бумаги. Это взял на себя я, а Юлия обязалась обзвонить родственников-знакомых, чтобы сообщить им, что юную девочку господин Б-г по каким-то причинам взял к себе неожиданно рано. На похороны, то бишь, она пригласить их вызвалась. От странной традиции поминок мы как-то синхронно отказались. Решили отложить на потом, понимая, что никакого потом не будет.
Ни я, ни Юля (я стал называть ее так – проще) не ели, а ограничились лишь кофе. После этой скудной трапезы я отправился завершать дела. Эта ебаная похоронная круговерть жутко раздражала меня. Еще недавно я был озабочен тем, что разыскивал Кристине подходящую работу, а теперь…
К вечеру управился, по пути к Юле не удержался и пропустил пару рюмочек, чтобы снять напряжение. Помогал мне алкоголь, серьезно помогал. В трезвом уме я злым был и все чаще об этом водителе хуевом думал, план мести строил. На первых порах я об ублюдке забыл, но поездка через весь город освежила мои воспоминания. На переходе же, сука, девочку мою задавил. И если сначала я скорбел, что Кристина мертва и никогда-никогда больше мы слова друг другу не скажем, то теперь я думал о той твари, что все это вытворила и прочь унеслась. Больше об убийце думал, чем о Кристине, вот я к чему. Но, выпивши, как-то все это забывалось, улетучивалось. Плакать только хотелось, а мыслей и не было толком.
К Юле я как приехал – сразу спать отправился. Она меня поужинать заставить пыталась, но есть мне совсем не хотелось. Я только выпил еще, да и заснул. Завтра тяжелый день, похоронный.
– Поддержи ты меня хоть как-то, – говорит утром, тщетно пытаясь накраситься. От слез весь макияж по лицу растекается.
– Нечего поддерживать. Плачешь – плачь.
– Не смогу же я все время проплакать. Я о ней все время думаю!
– Так и должно быть.
– Ты почему не плачешь тогда?!
– Еще наплачусь.
Замолчала, носом захлюпала, и ресницы подводить принялась. Точь-в-точь как Кристина это делала. Вот и заплакал я…
На кладбище много народа собралось. Из института ее студенты с преподавателями вместе пришли: мужчины руку жали, по плечу хлопали и банальности говорили, а девушки плакали просто и обнимать пытались неловко как-то. Красивые все были, молодые, как Кристина. Живые только. А моя любовь в свои двадцать уже в гробу закрытом лежала. Вот так бывает – и не у меня одного, к сожалению.
На отпевании простояли. Я-то против этой процедуры был, потому что к богу, мягко говоря, охладел, после произошедшего, но Юля настояла. Кристина набожной девочкой была, по ее словам, молилась даже в детстве по утрам. Не знаю, набожной-не набожной, но в церковь свечки ходила ставить – это мне известно.
Когда уже непосредственно прощание началось – люди подходили, руку на крышку гроба клали, слова красивые сказать пытались – Юле совсем тяжело стало. У нее и слезы уже не лились, она только всем телом дрожала и за меня держалась, чтобы не упасть. К гробу даже подойти не смогла. Я тоже не подошел, чтобы ее не отпускать.
Попрощались все. Могильщики с суровыми и запитыми лицами опустили гроб в яму и застыли в ожидании, пока мы исполним последний похоронный обычай. Я наклонился и взял горсть земли перемешанной с песком. Только в этот момент у меня выступили слезы. За время всех похорон. Я осознал, что девочка моя сгниет там, скрытая от всего мира, спрятанная в темноте.
Замахали лопатами могильщики, стараясь как можно быстрее закопать яму, словно там лежало что-то очень постыдное, и они стремились скорее скрыть это от мира.
Церемония похорон закончилась. Люди стали расходиться. Мы решили обойтись без привычной в таких ситуациях кутьи и водки. Память чтить таким образом – не самый красивый обряд, прямо скажем, неправильно это как-то, кощунственно даже.
По пути к остановке мы с Юлей выслушали еще множество добрых слов, от которых ни ей, ни мне лучше не становилось. Не способны такие вещи утешить. Не сгладить боль всем этим пусть и искренним сочувствием. Что там в библии? Любовь смерть побеждает?
Сорок лет, ты подумай, а уже дочь свою похоронила, да и мужа еще. И красивая ведь, ухоженная, не пьянь какая-то. Не повезло женщине просто, крупно в жизни этой не повезло. Понимаю я ее стремление со мной побыть подольше. Я же не чужой человек дочери ее был. И ей тоже не чужой.
Вечером, ночью даже, мы говорили все, Кристину вспоминали. Я глядел на Юлию, и Кристина мне чудилась.
Спонтанно все как-то получилось, непредсказуемо. Не удержался я и Юлию в губы поцеловал, а она на мой поцелуй ответила. От нее алкоголем слегка пахло и парфюмом сладким. Темно вокруг было, тихо, за окном – природа. Я ей руки гладил, волосы и целовал всю. Ночь мы вместе провели, она после всего плакала долго, но меня не винила.
Я от нее уехал потом, но через пару дней вызвонила она меня, назад позвала. Я вернулся и уже надолго остался.
Сначала, когда я с ней спал, то Кристину представлял, но потом и ее тело меня всецело захватило. Красивая Юля была, и годы ее не испортили.